Страница:
Хотя из других книг маркиз тоже почерпнул немало полезного, он снова и снова возвращался к «Духам богов».
Ему казалось, что он вновь чувствует аромат ладана, знакомый ему по католическим церквам, только теперь этот запах приобрел для него совершенно иной смысл.
К тому времени, когда «Морской Ястреб» пришвартовался к заброшенной пристани Каны, маркиз уже мог вполне сносно изъясняться по-арабски и понимать, что говорят другие.
Он щедро заплатил своему преподавателю, а потом отправился на берег, искать друга Ричарда Бертона, Идя по городу, он ощущал небывалый душевный подъем и волнение.
Это было похоже на то, что он испытывал на скачках, когда до финиша оставались считанные ярды и можно было надеяться на победу в очень сложном заезде.
Спускаясь по узкой улочке, ведущей к дому Селима Маханы, маркиз не замечал, что те немногие люди, которые наблюдают за ним, смотрят на него так, словно с трудом верят, что это не пришелец с другой планеты.
Чужеземец в Кане был весьма редким явлением.
А те, кого заносило сюда, не слишком интересовались полунищими торговцами и женщинами под паранджой, снующими по маленькому городскому базару.
Заручившись обещанием Селима подыскать ему хорошего проводника, маркиз вернулся на яхту, радуясь, что преодолел первое препятствие на пути в Священный Город.
Пока все шло даже лучше, чем ожидалось, и маркизу оставалось только молиться, чтобы не оказаться разочарованным, когда он придет к Махане на следующий день.
Маркиз хорошо знал, что на Востоке все делается без спешки, и понимал, что ему, вероятно, придется задержаться в Кане на неделю, а то и дольше.
Однако он с первого взгляда почувствовал, что Селим Махана — человек исключительный. Он был не из тех, кому маркиз мог бы отдать приказ и ждать, что его воля будет исполнена «с особым усердием».
Он отдавал себе отчет в том, что Селим сам обладает правом требовать подчинения, и он должен уважать это право, если не хочет уйти с пустыми руками.
Маркиз был достаточно проницателен, чтобы понять: в этом деле главную роль играют не деньги.
Было в Селиме что-то такое, что отличало его от других арабов, с которыми маркизу довелось за это время встречаться, а также от большинства англичан, да и вообще от обычных людей.
Маркизу пришло в голову, что, помогая тому ил» иному человеку. Селим Махана руководствовался какими-то своими, недоступными другим людям соображениями, Он напоминал художника-ковродела, ткущего замысловатый узор, или писателя, как Ричард Бертон.
Маркиз не сомневался, что Селим верит, будто его направляет рука Аллаха.
Поэтому он заранее был готов к тому, чтобы всецело доверить свою судьбу Махане и согласиться на любые его предложения.
От маркиза не укрылось, что пока он прощупывает Селина с помощью своей интуиции, тот делает то же самое ют отношению к нему.
Позже, ночью, лежа у себя в каюте, маркиз подумал, что это — часть тайного знания Востока.
Здесь человек судил человека, основываясь на своем впечатлении от него, а не, на том, что мог прочесть о нем на клочке бумаги.
Возвращаясь на следующий день к дому Маханы, маркиз чувствовал, что перед ним открылись новые горизонты.
И хотя в этом он не был так уж уверен, в душе его тоже зарождалось что-то новое, распускаясь, как «цветок лотоса».
Маркиз нашел Селима в той же комнате и в той же позе, что накануне.
Он сел напротив хозяина на шелковые подушки, и молодой араб принес чая в пиалах — низких широких чашках без ручек.
Когда слуга ушел, маркиз был уже не в силах сдерживать любопытство.
— Вы нашли мне проводника? — спросил он.
— Я нашел вам, милорд, самого лучшего и самого опытного проводника во всей Аравии!
Маркиз понимающе кивнул, зная, что это обычная восточная склонность к преувеличениям. , — Он юн, — продолжал Селим, — но Аллах наделил его свойствами мудреца.
Маркиз удивленно поднял брови, а Селим, нимало не смущаясь, уже говорил дальше:
— Али — сын шейха, и поэтому перед ним откроются двери, закрытые для других. Вы можете всецело доверять ему и без страха отдать свою жизнь в его руки!
— Я понимаю, — сказал маркиз, — и очень вам благодарен. Когда я смогу увидеть этого юношу?
— Али Мурад здесь. Я пошлю за ним.
Селим хлопнул в ладоши, и занавеска, прикрывающая одну из дверей, слегка пошевелилась, выдавая присутствие за ней человека.
Селим отдал отрывистое распоряжение, и занавеска пошевелилась еще раз.
— Как вы думаете, у меня есть надежда попасть в Мекку? — спросил маркиз.
Задавая этот вопрос, он думал, как поступить, если Селим, как и Ричард Бертон, скажет, что это невозможно.
Но араб просто ответил:
— Кейр иншалла.
Маркиз знал, что это значит: «Если будет на то воля Аллаха». Это был типично восточный уклончивый ответ, и маркиз мог предполагать, что Селим ответит именно так.
Занавеска открылась, и в комнату вошла Медина.
Даже отец с трудом бы узнал ее в этом юноше, одетом, как одеваются арабы знатного происхождения.
Селим дал ей «аби»— белую накидку, которую носят шейхи и принцы.
Под аби на Медине была рубашка из чистого шелка и легкий розовый кафтан, перехваченный на поясе кушаком, за который был заткнут кинжал, украшенный драгоценными камнями.
Наряд довершали шаровары, стянутые у щиколоток, и желтые сандалии.
В одной руке она держала перламутровые четки, а в другой — жасминовую трубку с янтарным мундштуком.
Когда Медина, переодевшись, взглянула на себя в зеркало, ей стало смешно, но она понимала, что Селим был прав, говоря:
— Нужно сразу дать англичанину понять, что ты равна ему по происхождению и не являешься просто слугой, которому ты служишь.
Для пущей маскировки она надела большой белый тюрбан и очки в уродливой стальной оправе.
Никто не догадался бы, что перед ним — женщина.
Медина не раз видела шейхов, и для нее не составляло труда держаться так же властно, как они, и копировать их величавые жесты.
Селим низко поклонился ей, она же в ответ лишь слегка кивнула.
Потом она кивнула маркизу; он не встал, когда она вошла, но сделал это сейчас и протянул ей руку.
— Вот Али Мурад, милорд, — сказал Селим. — Но вы оба будете выглядеть совсем по-другому, когда выступите в путь со своим караваном.
— Он уже составлен? — спросил маркиз.
— Этим займется Али, — ответил Селим. — Он знает, кому из погонщиков можно доверять и у кого самые лучшие верблюды. — Он помолчал и спокойно добавил:
— Никто не должен знать, кто вы такой, поэтому в полдень ваша яхта покинет Кану и пойдет вдоль побережья на юг.
Маркиз не отвечал, но слушал очень внимательно.
— Примерно в двух милях отсюда, — продолжал Селим, — есть бухта, где можно остановиться. Потом вы вернетесь и будете гостем в моем доме.
— Я понял! — воскликнул маркиз. — Это для того, чтобы погонщики не заподозрили во мне иностранца!
— Для них будет несчастьем сделать такое предположение, — согласился Селим.
— Тогда кто же я? — с улыбкой спросил маркиз.
— Вы — товарищ Али, торговец ладаном и миррой, и у вас есть покупатель, который ждет вас в Медине.
Глаза маркиза вспыхнули. Теперь план Селима стал ему ясен.
— Все, что от вас требуется, — продолжал араб, — это предоставить действовать Али. Путь, которым вы отправитесь, использовался на протяжении сотен лет и известен под названием «Тропа благовоний».
— Вы увидите много интересного, — сказала Медина.
Это была первая фраза, которую она произнесла за это время.
Она заставила себя говорить низким голосом, что было не так уж трудно, потому что, хоть она и проспала всю ночь, усталость еще не покинула ее.
— Я хочу, Али, — сказал Селим, — чтобы вы вернулись с его светлостью на яхту, взяв с собой только Нура.
— Кто такой Hyp? — спросил маркиз.
— Это особо доверенный слуга Али, которому вы можете поведать свою тайну, потому что он будет заботиться о вашей маскировке и станет вашим телохранителем на время путешествия.
— Понимаю, — сказал маркиз.
— Больше никто, милорд, и это крайне важно, не должен заподозрить, что вы не араб.
— Очень удачно, — вставила Медина, — что у него темные волосы. Хна сделает его кожу смуглой, а через несколько дней солнце избавит нас от необходимости пользоваться краской.
Селим засмеялся:
— Это так. Он должен быть арабом и говорить как араб, или молчать.
— Я немного изучил арабский язык, — сказал маркиз по-арабски, — но я понимаю, что мои знания несовершенны.
Медина издала восхищенное восклицание.
Его произношение было гораздо лучше, чем она думала.
Зная от Селима, что маркиз учил язык только то время, которое требовалось, чтобы доплыть сюда из Каира, Медина сделала вывод, что он, несомненно, очень талантлив.
А едва войдя в комнату, она была поражена его внешностью.
Она ожидала, что у него будет такой же скучающий и высокомерный вид, как у большинства англичан.
Но Медина была совсем не готова к тому, что он окажется самым красивым мужчиной из всех, кого она когда-либо видела.
Ее отец пренебрежительно отзывался о своих английских родственниках, а также о родных ее матери.
Все они были ограниченные, подозрительные и замкнутые люди, поэтому она не надеялась, что маркиз будет чем-то от них отличаться.
Ее поразили целеустремленность и энергия, исходящие от этого человека, который, как она думала, окажется очередным богачом, который пресытился жизнью и ждет новых ощущений.
Она чувствовала, и была уверена, что не обманывается, что маркиз хочет попасть в Мекку не только затем, чтобы потом иметь возможность этим похвастаться.
Медина не сомневалась, что духовный центр всего мусульманского мира означает для него что-то большее.
Ей захотелось его испытать.
Без всяких предисловий она села перед ним, скрестив ноги, и, глядя ему в глаза, чтобы удостовериться, что он понимает ее, спросила:
— Что вы ищете?
У маркиза был наготове десяток разных ответов, но он выбрал тот, который, вероятно, дал бы на этот вопрос и отец Медины:
— Знаний!
На мгновение Медина была так поражена, что не могла вымолвить ни слова.
Потом в голове у нее мелькнуло, что, возможно, Селим посоветовал ему так сказать.
Однако она видела по его глазам, что он говорит честно и не притворяется, чтобы заслужить ее одобрение.
— Вы найдете их, — сказала она. — Но, быть может, не совсем тех, которых вы ждете.
— Я сам не знаю, чего жду, — ответил маркиз. — Но я хочу учиться, и вот я — прилежный ученик у ваших ног!
Он говорил на арабском языке, и потому эти слова не прозвучали двусмысленно, как если бы маркиз сказал их по-английски.
Селим хлопнул в ладоши.
— Хорошо, очень хорошо! — похвалил он. — Вы быстро учитесь, милорд!
— У меня был хороший учитель, — ответил маркиз. — Теперь он покинул меня, но я надеюсь, что если этот юноша продолжит со мной заниматься, то, когда мы достигнем Мекки, я буду говорить по-арабски, как любой из вас.
— Если будет на то воля Аллаха, — пробормотал Селим.
Они еще немного побеседовали, а потом Али и маркиз пошли к пристани.
Увидев «Морского Ястреба», Медина была восхищена.
Она часто жалела, что они с отцом не могут позволить себе путешествие на каком-нибудь из тех фешенебельных океанских лайнеров, которые плавали через Красное море в Индию.
Однако она никогда не стремилась к роскоши и не мечтала иметь что-нибудь такое же дорогое или красивое, как эта яхта.
Когда она поднималась на борт с маркизом, матросы бросали на нее удивленные взгляды, но делали это украдкой, потому что были хорошо вышколены.
Салон с зелеными стенами и ситцевыми шторками тоже привел ее в восторг.
Медина не могла вспомнить, когда в последний раз сидела в настоящем кресле.
Капитан повел яхту вдоль побережья к бухте, о которой говорил Селим.
Когда «Морской Ястреб» вновь встал на якорь, Медина выглянула в иллюминатор, но, как и ожидала, не увидела ни домов, ни людей — только желтый песок до самого горизонта.
Она предложила маркизу поесть перед дорогой, потому что с наступлением сумерек они должны были ехать обратно в Кану.
— Конечно, Селим предложит вам угощение, — сказала она, — но с этого дня вам долго не придется пробовать английских блюд, и вам, вероятно, будет трудно привыкнуть к нашей еде, тем более что во время путешествия она станет довольно однообразной.
Маркиз рассмеялся:
— Я обещаю не жаловаться слишком часто и надеюсь, Али, вы оцените искусство моего кока, потому что по требованиям английского вкуса он считается очень хорошим.
Он сказал это, думая, что Медина незнакома с английской едой.
Медина едва удержалась, чтобы не сказать маркизу, что они с отцом знакомились с кухнями многих народов и пришли к выводу, что им обоим больше по душе французская.
Пока длился обед, солнце постепенно клонилось к горизонту, превращаясь из ослепительно белого шара в багровый, и первые звезды уже начали зажигаться на небосводе.
Медина ела не торопясь, наслаждаясь каждым кусочком.
Когда стюарды вышли из салона, маркиз сказал:
— Я жду, что вы расскажете мне о себе. Признаться, я поражен, что в вашем возрасте вы удостоились чести быть рекомендованным Селимом Маханой в качестве лучшего проводника.
— У нас еще будет время поговорить обо мне, — уклончиво сказала Медина. — Я вижу, у вас много книг. Они принесли вам пользу?
— Огромную пользу! — воскликнул маркиз. — И особенно одна, которую дал мне Ричард Бертон.
— Я весьма уважаю мистера Бертона, — сказала Медина. — Какую же книгу он дал вам?
— Она называется «Духи богов», — ответил маркиз, — и с ее автором я надеюсь встретиться, пока нахожусь в Аравии. Его зовут Эдмунд Тевин, он профессор.
Медина затаила дыхание.
К этому она была не готова и не сразу нашла в себе силы сказать:
— Я… читал книгу, о которой вы говорите, и… нашел ее весьма увлекательной.
— Вы умеете читать по-английски?
— Да.
— Тогда вам будет легче меня понять, — сказал маркиз. — По моему мнению, это одна из самых интересных и необычных книг, которые я когда-либо читал!
Медина подумала, что она почувствовала то же самое, когда впервые прочла эту книгу отца.
Она знала, что отец гордился ею больше, чем всеми остальными.
— Наверное, — продолжал маркиз, словно размышляя вслух, — мне не следует брать ее с собой. Людям может показаться подозрительным, что арабский купец читает английские книги.
— В крайнем случае вы всегда можете сказать, что она принадлежит мне, — улыбнулась Медина.
— Тогда я непременно должен ее взять, — твердо сказал маркиз. — Но, вероятно, мне пора переодеваться?
Медина видела, что ему не терпится отправиться в путь.
— Hyp будет ждать вас в вашей каюте, — сказала она. — И я был бы благодарен вашей светлости, если, когда он закончит, вы прислали бы его ко мне.
— Вы тоже собираетесь изменить внешность? — с удивлением спросил маркиз.
— Селим скажет вам, что люди в Кане чересчур любопытны, — отвечала Медина. — Завтра утром в доме Селима будут два обычных араба, которыми вряд ли кто-нибудь заинтересуется.
— И кем буду я? — поинтересовался маркиз.
— Ваше имя — Абдул Мурид, — сказала Медина. — Вы наполовину араб, наполовину патан. Бертон тоже пользовался такой маскировкой.
— Тогда я могу лишь надеяться, что мне повезет так же, как ему! — ответил маркиз. — И раз он совершенно уверен, что я не добьюсь успеха, вы должны помочь мне доказать, что он ошибается!
— Мы можем только пробовать, — сказала Медина, — надеясь на милость Аллаха.
Маркиз показал ей каюту рядом со своей, где она могла бы переодеться, и Медина принялась терпеливо ждать Нура, Обстановка каюты ей тоже очень понравилась.
У одной стены помещался туалетный столик, возле другой находились стенные шкафы и гардеробы, куда гости маркиза могли убирать одежду.
Пол был укрыт толстым пушистым ковром, большая кровать была мягкой, а белье на ней — с кружевными прошивками.
Она подумала — и не ошиблась, — что эта каюта предназначалась для дам.
Медина не знала, сколько женщин здесь побывало, но ей казалось, что она ощущает их присутствие и сейчас.
У нее было чувство, что она может увидеть их как бы наяву — в вечерних платьях с глубоким вырезом, с тщательно сделанными прическами и руками, затянутыми в длинные перчатки.
Она подумала, что именно так ей придется выглядеть, вернувшись в Англию, и содрогнулась.
Медина была маленькой девочкой, когда отец увез ее после смерти матери, но она слышала, как он жаловался на скуку, которую неизменно испытывал в обществе своих родственников.
Он в весьма красочных выражениях описывал узость их взглядов и привычку ругать все новое и непохожее на то, что было принято сто лет назад.
И разумеется, его образ жизни тоже вызывал у них сильное неодобрение.
»Как я могу вернуться в Англию?»— в отчаянии спрашивала себя Медина.
Но пока, во всяком случае, она была очень рада быть сыном неизвестного шейха, а также проводником и учителем купца — наполовину араба, наполовину патана.
Дверь каюты открылась, и вошел Hyp.
— Его светлость готов? — спросила Медина.
— Он готов.
Нуру было около сорока. Он оставался, с отцом Медины с тех пор, как профессор начал свои скитания по Аравии.
Hyp напоминал Медине нянюшку, которая была у нее в детстве: он так же заботился о ней, баловал ее и так же был непреклонен в своих запретах делать то или это.
Он всегда боялся, что погонщики узнают, что на самом деле она не мальчик, а девочка.
Медина настолько привыкла притворяться мужчиной, что уже не задумываясь вела себя как обычный арабский юноша.
Сейчас она сняла дорогую одежду и надела взамен длинную полосатую рубашку, черный бурнус и красную махрану.
В качестве уступки своему предполагаемому высокому происхождению она заткнула за кушак украшенный драгоценными камнями кинжал.
Hyp поднял одежду, которую она сняла, и убрал ее в мешок.
Потом он открыл дверь, и Медина увидела, что маркиз ждет ее в дверях своей каюты.
Он улыбнулся ей, и она с трудом удержалась, чтобы не сказать ему, каким красивым и изящным он выглядит в своем новом облике.
Hyp выкрасил ему лицо хной и подвел брови и веки сурьмой.
Медина подумала, что маркиз может легко сойти за араба.
Многие из туземцев отличались красотой, и частенько оказывалось, что их предками были древние греки, которые приплыли сюда исследовать эту страну и остались здесь, потому что полюбили ее.
Если маркиз будет молчать, решила Медина, никто не догадается, кто он такой на самом деле.
— Что дальше? — спросил он.
— Мы сходим на берег, — ответила Медина. — Нас ждут лошади, Без лишних слов маркиз пошел на палубу и вместе с Мединой и Нуром спустился по веревочному трапу в шлюпку.
Два матроса сели на весла и повели шлюпку к берегу.
Маркиз уже отдал капитану распоряжения, согласно которым сразу после их отъезда он должен был сняться с якоря и курсировать вдоль побережья.
Через две недели ему предстояло привести яхту в Аден и там ждать дальнейших инструкций.
Маркиз надеялся, что из Мекки ему удастся послать гонца.
Он намеревался передать капитану «Морского Ястреба», чтобы тот встречал его в Джидде или, если это будет слишком опасно, плыл дальше на север.
Если будет невозможно и то и другое, то яхту следовало бы отвести назад в Кану.
Какой из этих трех вариантов будет реализован, маркиз, разумеется, мог только гадать и решил, что время покажет.
Главное, чтобы в конце концов яхта оказалась там, где он мог бы сесть на нее и вернуться в Англию.
Как и говорила Медина, три чистокровных игривых арабских скакуна, присланные Селимом, ждали их на берегу.
Пустив свою лошадь рысью по мягкому песку, маркиз подумал, что он покидает обычный мир и вступает в сказочную страну.
Разумеется, эта сказка могла оказаться и страшной, но сейчас маркиз был счастлив попасть в мир, столь отличный от того, какой он знал прежде.
Он заметил, что Али на редкость хорошо держится в седле, и подумал, что если случится так, что этот юноша приедет когда-нибудь в Англию, то, конечно, он оценит конюшни маркиза.
Однако сейчас было важно лишь то, что Али действительно оказался, как и говорил Селим, превосходным проводником.
Маркиз, честно сказать, боялся, что это будет какой-нибудь пожилой араб, угрюмый и необразованный.
Таких проводников можно нанять в любом восточном городе. Они берут проценты с каждой покупки, сделанной нанимателем, но в общем толк от них есть, как маркиз уже имел возможность убедиться в Индии.
Но он и на мгновение не мог предположить, что проводник окажется таким юным.
Он поражался, как этот юноша, по существу еще мальчик, удостоился столь высокой рекомендации от Селима, которому Бертон велел доверять всецело.
— Надеюсь только, он знает, что делает, — пробормотал маркиз себе под нос.
Звезды сверкали ярко, и дорога была хорошо различима.
Тысячи лет по этим пескам брели верблюды, нагруженные миррой и ладаном.
Но сейчас вокруг не было ни малейшего признака ни человека, ни животного.
Только мерцание звезд и ночная прохлада.
Когда наконец впереди показались огни Каны, маркизу стало жаль, что их поездка закончилась.
Ему хотелось бы ехать и ехать в ночи, ощущая вокруг незримое присутствие призраков ушедших цивилизаций.
Внезапно он почувствовал еще кое-что.
В первое мгновение маркиз не понял, что это такое.
Но потом он узнал этот волнующий, пряный аромат ладана.
Он ступил на Тропу благовоний, которая должна была привести его в Мекку.
Маркиз непроизвольно придержал лошадь; Медина сделала то же самое.
Она вопросительно взглянула на него, и звездный свет блеснул на стальной оправе ее очков.
В ответ на ее взгляд маркиз сказал:
— Для меня это начало большого приключения, и я с нетерпением жажду узнать, чем оно закончится.
— Могу лишь надеяться, милорд, что желание вашего сердца будет удовлетворено, — ответила Медина.
Она сказала это не раздумывая и с опозданием поняла, что оба они говорят по-английски.
— Желание моего сердца! — в раздумье повторил маркиз. — Это весьма маловероятно. Но по крайней мере я отправляюсь в путь с надеждой.
— Что ж, я могу только сказать «кейр иншалла», — сказала Медина.
— Если будет на то милость Аллаха! — слегка язвительно повторил маркиз. — Но если он откажет мне в своей милости?
— Тогда для вас, — сказала Медина, — всегда открыт путь назад, и, конечно, вас ждет Англия.
Она не смогла скрыть насмешки в своем голосе.
Потом, словно испугавшись, что сказала слишком много, Медина ударила пятками лошадь.
Маркизу ничего не оставалось, как только ехать за нею.
Слова Али показались ему весьма странными.
Он гадал, откуда арабский юноша мог узнать, что Англия ждет его, — а главное, известно ли ему зачем?
Глава 4
Ему казалось, что он вновь чувствует аромат ладана, знакомый ему по католическим церквам, только теперь этот запах приобрел для него совершенно иной смысл.
К тому времени, когда «Морской Ястреб» пришвартовался к заброшенной пристани Каны, маркиз уже мог вполне сносно изъясняться по-арабски и понимать, что говорят другие.
Он щедро заплатил своему преподавателю, а потом отправился на берег, искать друга Ричарда Бертона, Идя по городу, он ощущал небывалый душевный подъем и волнение.
Это было похоже на то, что он испытывал на скачках, когда до финиша оставались считанные ярды и можно было надеяться на победу в очень сложном заезде.
Спускаясь по узкой улочке, ведущей к дому Селима Маханы, маркиз не замечал, что те немногие люди, которые наблюдают за ним, смотрят на него так, словно с трудом верят, что это не пришелец с другой планеты.
Чужеземец в Кане был весьма редким явлением.
А те, кого заносило сюда, не слишком интересовались полунищими торговцами и женщинами под паранджой, снующими по маленькому городскому базару.
Заручившись обещанием Селима подыскать ему хорошего проводника, маркиз вернулся на яхту, радуясь, что преодолел первое препятствие на пути в Священный Город.
Пока все шло даже лучше, чем ожидалось, и маркизу оставалось только молиться, чтобы не оказаться разочарованным, когда он придет к Махане на следующий день.
Маркиз хорошо знал, что на Востоке все делается без спешки, и понимал, что ему, вероятно, придется задержаться в Кане на неделю, а то и дольше.
Однако он с первого взгляда почувствовал, что Селим Махана — человек исключительный. Он был не из тех, кому маркиз мог бы отдать приказ и ждать, что его воля будет исполнена «с особым усердием».
Он отдавал себе отчет в том, что Селим сам обладает правом требовать подчинения, и он должен уважать это право, если не хочет уйти с пустыми руками.
Маркиз был достаточно проницателен, чтобы понять: в этом деле главную роль играют не деньги.
Было в Селиме что-то такое, что отличало его от других арабов, с которыми маркизу довелось за это время встречаться, а также от большинства англичан, да и вообще от обычных людей.
Маркизу пришло в голову, что, помогая тому ил» иному человеку. Селим Махана руководствовался какими-то своими, недоступными другим людям соображениями, Он напоминал художника-ковродела, ткущего замысловатый узор, или писателя, как Ричард Бертон.
Маркиз не сомневался, что Селим верит, будто его направляет рука Аллаха.
Поэтому он заранее был готов к тому, чтобы всецело доверить свою судьбу Махане и согласиться на любые его предложения.
От маркиза не укрылось, что пока он прощупывает Селина с помощью своей интуиции, тот делает то же самое ют отношению к нему.
Позже, ночью, лежа у себя в каюте, маркиз подумал, что это — часть тайного знания Востока.
Здесь человек судил человека, основываясь на своем впечатлении от него, а не, на том, что мог прочесть о нем на клочке бумаги.
Возвращаясь на следующий день к дому Маханы, маркиз чувствовал, что перед ним открылись новые горизонты.
И хотя в этом он не был так уж уверен, в душе его тоже зарождалось что-то новое, распускаясь, как «цветок лотоса».
Маркиз нашел Селима в той же комнате и в той же позе, что накануне.
Он сел напротив хозяина на шелковые подушки, и молодой араб принес чая в пиалах — низких широких чашках без ручек.
Когда слуга ушел, маркиз был уже не в силах сдерживать любопытство.
— Вы нашли мне проводника? — спросил он.
— Я нашел вам, милорд, самого лучшего и самого опытного проводника во всей Аравии!
Маркиз понимающе кивнул, зная, что это обычная восточная склонность к преувеличениям. , — Он юн, — продолжал Селим, — но Аллах наделил его свойствами мудреца.
Маркиз удивленно поднял брови, а Селим, нимало не смущаясь, уже говорил дальше:
— Али — сын шейха, и поэтому перед ним откроются двери, закрытые для других. Вы можете всецело доверять ему и без страха отдать свою жизнь в его руки!
— Я понимаю, — сказал маркиз, — и очень вам благодарен. Когда я смогу увидеть этого юношу?
— Али Мурад здесь. Я пошлю за ним.
Селим хлопнул в ладоши, и занавеска, прикрывающая одну из дверей, слегка пошевелилась, выдавая присутствие за ней человека.
Селим отдал отрывистое распоряжение, и занавеска пошевелилась еще раз.
— Как вы думаете, у меня есть надежда попасть в Мекку? — спросил маркиз.
Задавая этот вопрос, он думал, как поступить, если Селим, как и Ричард Бертон, скажет, что это невозможно.
Но араб просто ответил:
— Кейр иншалла.
Маркиз знал, что это значит: «Если будет на то воля Аллаха». Это был типично восточный уклончивый ответ, и маркиз мог предполагать, что Селим ответит именно так.
Занавеска открылась, и в комнату вошла Медина.
Даже отец с трудом бы узнал ее в этом юноше, одетом, как одеваются арабы знатного происхождения.
Селим дал ей «аби»— белую накидку, которую носят шейхи и принцы.
Под аби на Медине была рубашка из чистого шелка и легкий розовый кафтан, перехваченный на поясе кушаком, за который был заткнут кинжал, украшенный драгоценными камнями.
Наряд довершали шаровары, стянутые у щиколоток, и желтые сандалии.
В одной руке она держала перламутровые четки, а в другой — жасминовую трубку с янтарным мундштуком.
Когда Медина, переодевшись, взглянула на себя в зеркало, ей стало смешно, но она понимала, что Селим был прав, говоря:
— Нужно сразу дать англичанину понять, что ты равна ему по происхождению и не являешься просто слугой, которому ты служишь.
Для пущей маскировки она надела большой белый тюрбан и очки в уродливой стальной оправе.
Никто не догадался бы, что перед ним — женщина.
Медина не раз видела шейхов, и для нее не составляло труда держаться так же властно, как они, и копировать их величавые жесты.
Селим низко поклонился ей, она же в ответ лишь слегка кивнула.
Потом она кивнула маркизу; он не встал, когда она вошла, но сделал это сейчас и протянул ей руку.
— Вот Али Мурад, милорд, — сказал Селим. — Но вы оба будете выглядеть совсем по-другому, когда выступите в путь со своим караваном.
— Он уже составлен? — спросил маркиз.
— Этим займется Али, — ответил Селим. — Он знает, кому из погонщиков можно доверять и у кого самые лучшие верблюды. — Он помолчал и спокойно добавил:
— Никто не должен знать, кто вы такой, поэтому в полдень ваша яхта покинет Кану и пойдет вдоль побережья на юг.
Маркиз не отвечал, но слушал очень внимательно.
— Примерно в двух милях отсюда, — продолжал Селим, — есть бухта, где можно остановиться. Потом вы вернетесь и будете гостем в моем доме.
— Я понял! — воскликнул маркиз. — Это для того, чтобы погонщики не заподозрили во мне иностранца!
— Для них будет несчастьем сделать такое предположение, — согласился Селим.
— Тогда кто же я? — с улыбкой спросил маркиз.
— Вы — товарищ Али, торговец ладаном и миррой, и у вас есть покупатель, который ждет вас в Медине.
Глаза маркиза вспыхнули. Теперь план Селима стал ему ясен.
— Все, что от вас требуется, — продолжал араб, — это предоставить действовать Али. Путь, которым вы отправитесь, использовался на протяжении сотен лет и известен под названием «Тропа благовоний».
— Вы увидите много интересного, — сказала Медина.
Это была первая фраза, которую она произнесла за это время.
Она заставила себя говорить низким голосом, что было не так уж трудно, потому что, хоть она и проспала всю ночь, усталость еще не покинула ее.
— Я хочу, Али, — сказал Селим, — чтобы вы вернулись с его светлостью на яхту, взяв с собой только Нура.
— Кто такой Hyp? — спросил маркиз.
— Это особо доверенный слуга Али, которому вы можете поведать свою тайну, потому что он будет заботиться о вашей маскировке и станет вашим телохранителем на время путешествия.
— Понимаю, — сказал маркиз.
— Больше никто, милорд, и это крайне важно, не должен заподозрить, что вы не араб.
— Очень удачно, — вставила Медина, — что у него темные волосы. Хна сделает его кожу смуглой, а через несколько дней солнце избавит нас от необходимости пользоваться краской.
Селим засмеялся:
— Это так. Он должен быть арабом и говорить как араб, или молчать.
— Я немного изучил арабский язык, — сказал маркиз по-арабски, — но я понимаю, что мои знания несовершенны.
Медина издала восхищенное восклицание.
Его произношение было гораздо лучше, чем она думала.
Зная от Селима, что маркиз учил язык только то время, которое требовалось, чтобы доплыть сюда из Каира, Медина сделала вывод, что он, несомненно, очень талантлив.
А едва войдя в комнату, она была поражена его внешностью.
Она ожидала, что у него будет такой же скучающий и высокомерный вид, как у большинства англичан.
Но Медина была совсем не готова к тому, что он окажется самым красивым мужчиной из всех, кого она когда-либо видела.
Ее отец пренебрежительно отзывался о своих английских родственниках, а также о родных ее матери.
Все они были ограниченные, подозрительные и замкнутые люди, поэтому она не надеялась, что маркиз будет чем-то от них отличаться.
Ее поразили целеустремленность и энергия, исходящие от этого человека, который, как она думала, окажется очередным богачом, который пресытился жизнью и ждет новых ощущений.
Она чувствовала, и была уверена, что не обманывается, что маркиз хочет попасть в Мекку не только затем, чтобы потом иметь возможность этим похвастаться.
Медина не сомневалась, что духовный центр всего мусульманского мира означает для него что-то большее.
Ей захотелось его испытать.
Без всяких предисловий она села перед ним, скрестив ноги, и, глядя ему в глаза, чтобы удостовериться, что он понимает ее, спросила:
— Что вы ищете?
У маркиза был наготове десяток разных ответов, но он выбрал тот, который, вероятно, дал бы на этот вопрос и отец Медины:
— Знаний!
На мгновение Медина была так поражена, что не могла вымолвить ни слова.
Потом в голове у нее мелькнуло, что, возможно, Селим посоветовал ему так сказать.
Однако она видела по его глазам, что он говорит честно и не притворяется, чтобы заслужить ее одобрение.
— Вы найдете их, — сказала она. — Но, быть может, не совсем тех, которых вы ждете.
— Я сам не знаю, чего жду, — ответил маркиз. — Но я хочу учиться, и вот я — прилежный ученик у ваших ног!
Он говорил на арабском языке, и потому эти слова не прозвучали двусмысленно, как если бы маркиз сказал их по-английски.
Селим хлопнул в ладоши.
— Хорошо, очень хорошо! — похвалил он. — Вы быстро учитесь, милорд!
— У меня был хороший учитель, — ответил маркиз. — Теперь он покинул меня, но я надеюсь, что если этот юноша продолжит со мной заниматься, то, когда мы достигнем Мекки, я буду говорить по-арабски, как любой из вас.
— Если будет на то воля Аллаха, — пробормотал Селим.
Они еще немного побеседовали, а потом Али и маркиз пошли к пристани.
Увидев «Морского Ястреба», Медина была восхищена.
Она часто жалела, что они с отцом не могут позволить себе путешествие на каком-нибудь из тех фешенебельных океанских лайнеров, которые плавали через Красное море в Индию.
Однако она никогда не стремилась к роскоши и не мечтала иметь что-нибудь такое же дорогое или красивое, как эта яхта.
Когда она поднималась на борт с маркизом, матросы бросали на нее удивленные взгляды, но делали это украдкой, потому что были хорошо вышколены.
Салон с зелеными стенами и ситцевыми шторками тоже привел ее в восторг.
Медина не могла вспомнить, когда в последний раз сидела в настоящем кресле.
Капитан повел яхту вдоль побережья к бухте, о которой говорил Селим.
Когда «Морской Ястреб» вновь встал на якорь, Медина выглянула в иллюминатор, но, как и ожидала, не увидела ни домов, ни людей — только желтый песок до самого горизонта.
Она предложила маркизу поесть перед дорогой, потому что с наступлением сумерек они должны были ехать обратно в Кану.
— Конечно, Селим предложит вам угощение, — сказала она, — но с этого дня вам долго не придется пробовать английских блюд, и вам, вероятно, будет трудно привыкнуть к нашей еде, тем более что во время путешествия она станет довольно однообразной.
Маркиз рассмеялся:
— Я обещаю не жаловаться слишком часто и надеюсь, Али, вы оцените искусство моего кока, потому что по требованиям английского вкуса он считается очень хорошим.
Он сказал это, думая, что Медина незнакома с английской едой.
Медина едва удержалась, чтобы не сказать маркизу, что они с отцом знакомились с кухнями многих народов и пришли к выводу, что им обоим больше по душе французская.
Пока длился обед, солнце постепенно клонилось к горизонту, превращаясь из ослепительно белого шара в багровый, и первые звезды уже начали зажигаться на небосводе.
Медина ела не торопясь, наслаждаясь каждым кусочком.
Когда стюарды вышли из салона, маркиз сказал:
— Я жду, что вы расскажете мне о себе. Признаться, я поражен, что в вашем возрасте вы удостоились чести быть рекомендованным Селимом Маханой в качестве лучшего проводника.
— У нас еще будет время поговорить обо мне, — уклончиво сказала Медина. — Я вижу, у вас много книг. Они принесли вам пользу?
— Огромную пользу! — воскликнул маркиз. — И особенно одна, которую дал мне Ричард Бертон.
— Я весьма уважаю мистера Бертона, — сказала Медина. — Какую же книгу он дал вам?
— Она называется «Духи богов», — ответил маркиз, — и с ее автором я надеюсь встретиться, пока нахожусь в Аравии. Его зовут Эдмунд Тевин, он профессор.
Медина затаила дыхание.
К этому она была не готова и не сразу нашла в себе силы сказать:
— Я… читал книгу, о которой вы говорите, и… нашел ее весьма увлекательной.
— Вы умеете читать по-английски?
— Да.
— Тогда вам будет легче меня понять, — сказал маркиз. — По моему мнению, это одна из самых интересных и необычных книг, которые я когда-либо читал!
Медина подумала, что она почувствовала то же самое, когда впервые прочла эту книгу отца.
Она знала, что отец гордился ею больше, чем всеми остальными.
— Наверное, — продолжал маркиз, словно размышляя вслух, — мне не следует брать ее с собой. Людям может показаться подозрительным, что арабский купец читает английские книги.
— В крайнем случае вы всегда можете сказать, что она принадлежит мне, — улыбнулась Медина.
— Тогда я непременно должен ее взять, — твердо сказал маркиз. — Но, вероятно, мне пора переодеваться?
Медина видела, что ему не терпится отправиться в путь.
— Hyp будет ждать вас в вашей каюте, — сказала она. — И я был бы благодарен вашей светлости, если, когда он закончит, вы прислали бы его ко мне.
— Вы тоже собираетесь изменить внешность? — с удивлением спросил маркиз.
— Селим скажет вам, что люди в Кане чересчур любопытны, — отвечала Медина. — Завтра утром в доме Селима будут два обычных араба, которыми вряд ли кто-нибудь заинтересуется.
— И кем буду я? — поинтересовался маркиз.
— Ваше имя — Абдул Мурид, — сказала Медина. — Вы наполовину араб, наполовину патан. Бертон тоже пользовался такой маскировкой.
— Тогда я могу лишь надеяться, что мне повезет так же, как ему! — ответил маркиз. — И раз он совершенно уверен, что я не добьюсь успеха, вы должны помочь мне доказать, что он ошибается!
— Мы можем только пробовать, — сказала Медина, — надеясь на милость Аллаха.
Маркиз показал ей каюту рядом со своей, где она могла бы переодеться, и Медина принялась терпеливо ждать Нура, Обстановка каюты ей тоже очень понравилась.
У одной стены помещался туалетный столик, возле другой находились стенные шкафы и гардеробы, куда гости маркиза могли убирать одежду.
Пол был укрыт толстым пушистым ковром, большая кровать была мягкой, а белье на ней — с кружевными прошивками.
Она подумала — и не ошиблась, — что эта каюта предназначалась для дам.
Медина не знала, сколько женщин здесь побывало, но ей казалось, что она ощущает их присутствие и сейчас.
У нее было чувство, что она может увидеть их как бы наяву — в вечерних платьях с глубоким вырезом, с тщательно сделанными прическами и руками, затянутыми в длинные перчатки.
Она подумала, что именно так ей придется выглядеть, вернувшись в Англию, и содрогнулась.
Медина была маленькой девочкой, когда отец увез ее после смерти матери, но она слышала, как он жаловался на скуку, которую неизменно испытывал в обществе своих родственников.
Он в весьма красочных выражениях описывал узость их взглядов и привычку ругать все новое и непохожее на то, что было принято сто лет назад.
И разумеется, его образ жизни тоже вызывал у них сильное неодобрение.
»Как я могу вернуться в Англию?»— в отчаянии спрашивала себя Медина.
Но пока, во всяком случае, она была очень рада быть сыном неизвестного шейха, а также проводником и учителем купца — наполовину араба, наполовину патана.
Дверь каюты открылась, и вошел Hyp.
— Его светлость готов? — спросила Медина.
— Он готов.
Нуру было около сорока. Он оставался, с отцом Медины с тех пор, как профессор начал свои скитания по Аравии.
Hyp напоминал Медине нянюшку, которая была у нее в детстве: он так же заботился о ней, баловал ее и так же был непреклонен в своих запретах делать то или это.
Он всегда боялся, что погонщики узнают, что на самом деле она не мальчик, а девочка.
Медина настолько привыкла притворяться мужчиной, что уже не задумываясь вела себя как обычный арабский юноша.
Сейчас она сняла дорогую одежду и надела взамен длинную полосатую рубашку, черный бурнус и красную махрану.
В качестве уступки своему предполагаемому высокому происхождению она заткнула за кушак украшенный драгоценными камнями кинжал.
Hyp поднял одежду, которую она сняла, и убрал ее в мешок.
Потом он открыл дверь, и Медина увидела, что маркиз ждет ее в дверях своей каюты.
Он улыбнулся ей, и она с трудом удержалась, чтобы не сказать ему, каким красивым и изящным он выглядит в своем новом облике.
Hyp выкрасил ему лицо хной и подвел брови и веки сурьмой.
Медина подумала, что маркиз может легко сойти за араба.
Многие из туземцев отличались красотой, и частенько оказывалось, что их предками были древние греки, которые приплыли сюда исследовать эту страну и остались здесь, потому что полюбили ее.
Если маркиз будет молчать, решила Медина, никто не догадается, кто он такой на самом деле.
— Что дальше? — спросил он.
— Мы сходим на берег, — ответила Медина. — Нас ждут лошади, Без лишних слов маркиз пошел на палубу и вместе с Мединой и Нуром спустился по веревочному трапу в шлюпку.
Два матроса сели на весла и повели шлюпку к берегу.
Маркиз уже отдал капитану распоряжения, согласно которым сразу после их отъезда он должен был сняться с якоря и курсировать вдоль побережья.
Через две недели ему предстояло привести яхту в Аден и там ждать дальнейших инструкций.
Маркиз надеялся, что из Мекки ему удастся послать гонца.
Он намеревался передать капитану «Морского Ястреба», чтобы тот встречал его в Джидде или, если это будет слишком опасно, плыл дальше на север.
Если будет невозможно и то и другое, то яхту следовало бы отвести назад в Кану.
Какой из этих трех вариантов будет реализован, маркиз, разумеется, мог только гадать и решил, что время покажет.
Главное, чтобы в конце концов яхта оказалась там, где он мог бы сесть на нее и вернуться в Англию.
Как и говорила Медина, три чистокровных игривых арабских скакуна, присланные Селимом, ждали их на берегу.
Пустив свою лошадь рысью по мягкому песку, маркиз подумал, что он покидает обычный мир и вступает в сказочную страну.
Разумеется, эта сказка могла оказаться и страшной, но сейчас маркиз был счастлив попасть в мир, столь отличный от того, какой он знал прежде.
Он заметил, что Али на редкость хорошо держится в седле, и подумал, что если случится так, что этот юноша приедет когда-нибудь в Англию, то, конечно, он оценит конюшни маркиза.
Однако сейчас было важно лишь то, что Али действительно оказался, как и говорил Селим, превосходным проводником.
Маркиз, честно сказать, боялся, что это будет какой-нибудь пожилой араб, угрюмый и необразованный.
Таких проводников можно нанять в любом восточном городе. Они берут проценты с каждой покупки, сделанной нанимателем, но в общем толк от них есть, как маркиз уже имел возможность убедиться в Индии.
Но он и на мгновение не мог предположить, что проводник окажется таким юным.
Он поражался, как этот юноша, по существу еще мальчик, удостоился столь высокой рекомендации от Селима, которому Бертон велел доверять всецело.
— Надеюсь только, он знает, что делает, — пробормотал маркиз себе под нос.
Звезды сверкали ярко, и дорога была хорошо различима.
Тысячи лет по этим пескам брели верблюды, нагруженные миррой и ладаном.
Но сейчас вокруг не было ни малейшего признака ни человека, ни животного.
Только мерцание звезд и ночная прохлада.
Когда наконец впереди показались огни Каны, маркизу стало жаль, что их поездка закончилась.
Ему хотелось бы ехать и ехать в ночи, ощущая вокруг незримое присутствие призраков ушедших цивилизаций.
Внезапно он почувствовал еще кое-что.
В первое мгновение маркиз не понял, что это такое.
Но потом он узнал этот волнующий, пряный аромат ладана.
Он ступил на Тропу благовоний, которая должна была привести его в Мекку.
Маркиз непроизвольно придержал лошадь; Медина сделала то же самое.
Она вопросительно взглянула на него, и звездный свет блеснул на стальной оправе ее очков.
В ответ на ее взгляд маркиз сказал:
— Для меня это начало большого приключения, и я с нетерпением жажду узнать, чем оно закончится.
— Могу лишь надеяться, милорд, что желание вашего сердца будет удовлетворено, — ответила Медина.
Она сказала это не раздумывая и с опозданием поняла, что оба они говорят по-английски.
— Желание моего сердца! — в раздумье повторил маркиз. — Это весьма маловероятно. Но по крайней мере я отправляюсь в путь с надеждой.
— Что ж, я могу только сказать «кейр иншалла», — сказала Медина.
— Если будет на то милость Аллаха! — слегка язвительно повторил маркиз. — Но если он откажет мне в своей милости?
— Тогда для вас, — сказала Медина, — всегда открыт путь назад, и, конечно, вас ждет Англия.
Она не смогла скрыть насмешки в своем голосе.
Потом, словно испугавшись, что сказала слишком много, Медина ударила пятками лошадь.
Маркизу ничего не оставалось, как только ехать за нею.
Слова Али показались ему весьма странными.
Он гадал, откуда арабский юноша мог узнать, что Англия ждет его, — а главное, известно ли ему зачем?
Глава 4
Проснувшись, Медина почувствовала себя гораздо лучше отдохнувшей, чем накануне.
В то же время она была рада, что не надо выезжать с раннего утра, о чем, кстати, мечтал маркиз.
Накануне, когда они вернулись, Селим сказал маркизу:
— Надеюсь, вы не будете слишком разочарованы, милорд, но найти для вас самых лучших погонщиков и самых резвых верблюдов оказалось сложнее, чем я ожидал. Вам Придется подождать. Поэтому я предлагаю вам пока остаться здесь, в моем доме, и изучать с Али арабский язык.
Медина поняла, что самыми надежными погонщиками он считает тех, с кем она вернулась в Кану.
Но им нужно было дать хотя бы трехдневный отдых.
Медина знала этих людей и любила их. Она подумала, что Селим принял правильное решение.
Кроме того, она считала, что маркизу действительно не помешает лишнее время для упражнений в языке.
Она была поражена тем, как бегло он уже говорил, хотя прекрасно видела, что в его речи еще много ошибок, которые могут стать для него роковыми.
Она как раз размышляла над тем, как лучше организовать занятия, когда пришел Hyp и принес ей еду.
— Все идет хорошо! — сказал он довольным тоном. — Английский господин спал на крыше и проснулся в прекрасном настроении.
Медина рассмеялась.
Она получила ответ на вопрос, который задавала себе накануне: воспользуется ли маркиз предложением Селима забраться на крышу или предпочтет спать в отведенной для него комнате.
Она знала, что у арабов принято ночью спать на крышах своих домов.
Медина подумала, что маркиз, вероятно, впервые ночует под открытым небом.
Торопливо съев то, что принес Hyp, она быстро оделась, что было нетрудно, учитывая, что арабский костюм состоит из немногих предметов.
Надев махрану и очки, Медина спустилась вниз.
Селим, очевидно, куда-то вышел; в его комнате она увидела только маркиза.
Он расхаживал вдоль стен, разглядывая коллекцию одежды и оружия, и, когда Медина вошла, как раз любовался кинжалом, который, как ей было известно, был найден в могильнике в Аль-Джубе.
Услышав ее шаги, маркиз повернулся.
Он был без головного убора, и Медина, глядя на него, вновь подумала, что он очень красив и сильно отличается от того человека, которого она нарисовала в своем воображении, когда Селим в первый раз рассказал ей об англичанине, желающем посетить Мекку.
В то же время она была рада, что не надо выезжать с раннего утра, о чем, кстати, мечтал маркиз.
Накануне, когда они вернулись, Селим сказал маркизу:
— Надеюсь, вы не будете слишком разочарованы, милорд, но найти для вас самых лучших погонщиков и самых резвых верблюдов оказалось сложнее, чем я ожидал. Вам Придется подождать. Поэтому я предлагаю вам пока остаться здесь, в моем доме, и изучать с Али арабский язык.
Медина поняла, что самыми надежными погонщиками он считает тех, с кем она вернулась в Кану.
Но им нужно было дать хотя бы трехдневный отдых.
Медина знала этих людей и любила их. Она подумала, что Селим принял правильное решение.
Кроме того, она считала, что маркизу действительно не помешает лишнее время для упражнений в языке.
Она была поражена тем, как бегло он уже говорил, хотя прекрасно видела, что в его речи еще много ошибок, которые могут стать для него роковыми.
Она как раз размышляла над тем, как лучше организовать занятия, когда пришел Hyp и принес ей еду.
— Все идет хорошо! — сказал он довольным тоном. — Английский господин спал на крыше и проснулся в прекрасном настроении.
Медина рассмеялась.
Она получила ответ на вопрос, который задавала себе накануне: воспользуется ли маркиз предложением Селима забраться на крышу или предпочтет спать в отведенной для него комнате.
Она знала, что у арабов принято ночью спать на крышах своих домов.
Медина подумала, что маркиз, вероятно, впервые ночует под открытым небом.
Торопливо съев то, что принес Hyp, она быстро оделась, что было нетрудно, учитывая, что арабский костюм состоит из немногих предметов.
Надев махрану и очки, Медина спустилась вниз.
Селим, очевидно, куда-то вышел; в его комнате она увидела только маркиза.
Он расхаживал вдоль стен, разглядывая коллекцию одежды и оружия, и, когда Медина вошла, как раз любовался кинжалом, который, как ей было известно, был найден в могильнике в Аль-Джубе.
Услышав ее шаги, маркиз повернулся.
Он был без головного убора, и Медина, глядя на него, вновь подумала, что он очень красив и сильно отличается от того человека, которого она нарисовала в своем воображении, когда Селим в первый раз рассказал ей об англичанине, желающем посетить Мекку.