Страница:
В изуродованной до неузнаваемости рубке не осталось ни одной целой переборки, но каким-то чудом уцелевшая консоль пульта управления все еще функционировала в окружении россыпей битого стекла и искореженного металла. Тело капитана Ли Юньчэня, наполовину засыпанное обломками, неподвижно скорчилось рядом с иссеченным осколками перевернутым пластиковым креслом. Широко раскрытые глаза на искаженном агонией лице невидяще уставились в звездное небо. Не обнаружив на трупе пятен крови и видимых повреждений, Питт пришел к заключению, что причиной летального исхода явилась контузия, вызванная близким разрывом снаряда. Второй мертвец стоял за штурвалом, сжимая медные рукоятки сведенными предсмертной судорогой пальцами. «Всадник без головы», — вспомнилось Питту название прочитанной в детстве книжки при виде обезглавленного туловища рулевого, продолжающего нести посмертную вахту.
Бросив взгляд в иллюминатор переднего обзора, от которого остался лишь голый прямоугольный каркас, Питт с беспокойством отметил, что до перемычки, отделяющей Миссисипи от Призрачного канала, остается пройти меньше мили. Откуда-то снизу доносился топот ног по палубе. Остатки поредевшего воинства спешили собраться на корме, откуда их должен был эвакуировать уже появившийся над горизонтом вертолет. Второй геликоптер начальник службы безопасности Сангари решил не посылать, памятуя о регулярно повторяющемся наказе господина всемерно соблюдать режим строжайшей экономии. Забирать снаряжение и частично израсходованные боеприпасы планом операции не предусматривалось, а сорок человек без груза как-нибудь втиснутся и в одну машину. Громоздкие зенитно-ракетные комплексы и тяжелые пулеметы боевики выбросили за борт, сохранив лишь личное оружие. Стрельба давно прекратилась, и только мерный гул судовых турбин нарушал безмятежное спокойствие окутанной ночной тишиной реки.
Пальцы Питта лихорадочно забегали по клавишам пульта в попытке застопорить машины и остановить лайнер, но корабль больше не реагировал на поступающие из рулевой рубки команды. После того как мостик был практически уничтожен гаубичным снарядом, управление судном переключилось на дублирующую систему в машинном отделении. Механик-оператор, прежде чем покинуть свой пост у мониторов, нажатием нужной клавиши в заранее рассчитанный момент ввел в действие программу, обеспечивающую автоматический режим разворота судна поперек русла. То была аварийная программа, рассчитанная как раз на тот случай, если лайнер будет атакован. Основной вариант предусматривал произвести все подготовительные маневры спокойно и без спешки, убедиться, что развернутое судно зафиксировано должным образом, и только после этого покинуть его и подать радиосигнал на взрыватели уже с борта вертолета. Запасной же возлагал завершение операции на датчики, которые должны были, зарегистрировав контакт форштевня и ахтерштевня «Юнайтед Стейтс» с правым и левым берегами соответственно, привести в действие детонаторы мин, установленных по периметру в нижнем трюме. Одновременный взрыв шестидесяти одинаковых зарядов пластита — самого мощного взрывчатого вещества двадцатого столетия — должен был, в свою очередь, как бы отстрелить днище лайнера, открыв тем самым доступ забортной воде во все без исключения изолированные водонепроницаемыми переборками отсеки. Десятки тысяч тонн мутной миссисипской водички неудержимым потоком хлынут в беззащитные трюмы, минимум вдвое увеличив и без того внушительную собственную массу судна. И тогда уже никакая сила в мире не сдвинет с места «Юнайтед Стейтс», глубоко зарывшийся в рыхлый слой придонного ила и перегноя толщиной в несколько футов.
За пятьсот ярдов до цели нос лайнера начал неуловимо смещаться к правому берегу. Питт со злостью стукнул кулаком по бесполезной клавиатуре и обреченно уставился в пространство, машинально отсчитывая в уме оставшиеся до катастрофы секунды. И тут его осенило — как не раз уже случалось в критические минуты, когда жизнь самого Питта или близких ему людей висела на волоске. С детства привыкший безоговорочно доверяться интуиции, он бросился к штурвалу и, позабыв о брезгливости, принялся отдирать вцепившиеся в него мертвой хваткой по локоть обагренные кровью руки покойного Лин Миня. Подметки башмаков Питта из толстой микропористой резины то и дело оскальзывались в кровавой луже, натекшей из перерезанных шейных артерий, но он уже не обращал внимания на такие мелочи, побуждаемый одним лишь всепоглощающим стремлением успеть осуществить родившийся в гениальной вспышке прозрения замысел.
Отшвырнув наконец в сторону хилое, почти невесомое тельце рулевого, Питт ухватился за неприятно липнущие к ладоням рукоятки и торопливо закрутил штурвал влево. Тот поддавался неохотно, и ему приходилось налегать на него всем телом, чтобы вращать в нужную сторону. Триста ярдов... двести пятьдесят... Ни вспухший над дамбой огненный шар, в мгновение ока поглотивший перегородившие шоссе трейлеры и разросшийся до умопомрачительных размеров, ни циклопической мощи гром взрыва, словно кувалдой ударивший по барабанным перепонкам, не отвлекли его внимания, полностью сконцентрированного на выполнении главной задачи. «Успеть!... Успеть!... Успеть!» — отстукивал в голове невидимый метроном. Успеть до того, как отвалится опоясанное пластитом днище и перестанет подчиняться рулю разом отяжелевшее судно.
Проверив магазин помповика и насчитав в нем всего семь патронов, итальянец недовольно покачал головой, перевалился на живот и дотянулся до «Калашникова», валяющегося рядом с мертвым китайцем, которому Питт размозжил череп. Отщелкнув магазин, оказавшийся на три четверти полным, Ал вставил его обратно и одобрительно хмыкнул. Затем, морщась от боли и закусив губу, чтобы ненароком не застонать, подполз к ограждению, отжался на руках, подобрал здоровую ногу и оперся на правое колено, перенеся на него основную тяжесть тела, а перебинтованную левую осторожно подтянул и поставил на всю ступню с таким расчетом, чтобы максимально ослабить давление на рану. В качестве дополнительной опоры Джордино обхватил рукой леерную стойку, прижавшись к ней левым боком и ощущая под мышкой холодящее прикосновение металла. Положив трофейный автомат справа от себя, он вскинул ружье, приставил к плечу укороченное ложе приклада, прицелился и замер в ожидании.
Погрузка заканчивалась, но застывшая, как мраморное изваяние, коленопреклоненная фигура итальянца оставалась недвижимой, словно и в самом деле обратилась в бесчувственный камень. Ни тени эмоций не отражалось в его немигающем взоре, ни одна жилка не пульсировала на окаменевшем лице. Без малого три десятка китайцев, оккупировавшие вместительное чрево грузового вертолета, наперебой смеялись, пожимали друг другу руки и по-детски радовались успешному завершению задания, мысленно предвкушая заслуженный отдых и фантастически щедрые отпускные, обещанные господином. Казалось бы, люди как люди, ничего особенного, но пылающему холодной рассудочной ненавистью Джордино они представлялись кем-то вроде злобных пришельцев из космоса, непрошеными гостями, высадившимися на чужую планету, чтобы убивать, грабить, жечь и насиловать. Когда-то, наверное, они были нормальными людьми, однако, взяв в руки оружие и забыв о морали, давно утратили человеческий облик и превратились в кровожадных хищников, не заслуживающих ни снисхождения, ни пощады. Он не имел права оставить их безнаказанными. В понимании Джордино, позволив убийцам беспрепятственно уйти, он сам совершил бы тяжкий грех, обрекая на смерть от их рук множество невинных людей в будущем. Даже случайное напоминание о тысячах жертв, замученных по приказу Шэнь Циня его не ведающими жалости и сострадания подручными, приводило итальянца в такое неистовство, что он напрочь забывал о Женевской конвенции, презумпции невиновности и других правах человека, которыми так любят прикрываться закоренелые преступники и защищающие их бессовестные адвокаты.
— Ну погодите, твари, — прошептал он одними губами. — Собакам — собачья смерть!
Как только последний боевик поднялся на борт и задвинул за собой люк, пилот поднял машину в воздух, одновременно разворачивая ее на восток. Перегруженный геликоптер на несколько томительных секунд завис над палубой, и в этот момент внезапно оживший Джордино открыл беглый огонь по газотурбинному двигателю. Набитые картечью разрывные патроны двенадцатого калибра рвали в клочья обшивку, но вертолет продолжал подниматься и уже начал смещаться и уходить, заваливаясь в вираже, в сторону западного берега.
Магазин опустел. Автоматически выбросив последнюю стреляную гильзу, помповик замолчал. Отбросив бесполезное ружье, итальянец схватил трофейный автомат и навел луч лазерного прицела на удаляющийся геликоптер. Тоненькая струйка дыма начала выбиваться из-под обшивки двигателя, однако никаких других признаков серьезной неполадки Джордино не заметил. Переведя «Калашникова» на стрельбу очередями, он придавил спуск указательным пальцем, и автомат послушно затрясся в его руках, выплевывая свинец и пламя вдогонку набирающей скорость вертушке. Расстреляв за несколько секунд весь рожок, итальянец приник к окуляру ночного прицела, провожая взглядом отливающую зеленью и желтизной в инфракрасном диапазоне машину, уже миновавшую береговую линию и продолжающую полет на сравнительно небольшой высоте, едва не задевая колесами шасси макушки деревьев.
Сердце его дрогнуло, на миг замерло и забилось с удвоенной частотой, когда первые языки пламени вырвались из фюзеляжа, неопровержимо свидетельствуя о том, что по крайней мере одна из выпущенных им пуль поразила жизненно важный узел. Сам налетавший не одну сотню часов за штурвалом стальных стрекоз всевозможных типов, Джордино отчетливо представлял, что сейчас творится над лесом. Побледневший пилот, трясясь от страха, пытается набрать высоту и выровнять теряющую управление машину, но пожар разгорается, двигатель начинает стучать и глохнуть, и вертолет, задрав хвост, окончательно выходит из-под контроля и срывается в глубокое пике. Лопасти разлетаются вдребезги, задев толстый ствол векового дуба, и лишившийся опоры в воздухе корпус, ломая сучья, камнем врезается в землю. Кабина сминается в гармошку, оба пилота мертвы, уцелевшие в грузовом отсеке тщетно пытаются открыть дверь, но ее перекосило, и намертво заклинило от удара, и все их старания напрасны. Унявшийся было огонь вспыхивает с новой силой, все ближе подбираясь к топливным бакам. Рев пламени заглушает крики и стоны раненых, и вот наконец апофеоз: мощный взрыв сотрясает почву, разбрасывая во все стороны пылающие обломки и обгоревшие до неузнаваемости тела.
Скривившись от боли в растревоженной ране, итальянец выронил автомат, отпустил стойку ограждения и неуклюже, но довольно мягко завалился на правый бок, не отрывая глаз от маленького квадратика ночного неба, в котором исчез из виду подбитый его метким огнем вертолет. Мысленно смоделировав воображаемую картину его гибели вместе с экипажем и пассажирами, теперь он с нетерпением ожидал подтверждения своих догадок в реальном режиме времени и воспринял как должное взметнувшийся над лесом огненный смерч, сопровождаемый гулким раскатом сильнейшего взрыва. С нескрываемым удовольствием созерцая это приятное зрелище, Джордино вдруг нахмурился и огорченно пробормотал себе под нос:
— Черт, кажется, я все-таки облажался! Лес-то не виноват. У кого бы спросить телефончик пожарной охраны?
45
Бросив взгляд в иллюминатор переднего обзора, от которого остался лишь голый прямоугольный каркас, Питт с беспокойством отметил, что до перемычки, отделяющей Миссисипи от Призрачного канала, остается пройти меньше мили. Откуда-то снизу доносился топот ног по палубе. Остатки поредевшего воинства спешили собраться на корме, откуда их должен был эвакуировать уже появившийся над горизонтом вертолет. Второй геликоптер начальник службы безопасности Сангари решил не посылать, памятуя о регулярно повторяющемся наказе господина всемерно соблюдать режим строжайшей экономии. Забирать снаряжение и частично израсходованные боеприпасы планом операции не предусматривалось, а сорок человек без груза как-нибудь втиснутся и в одну машину. Громоздкие зенитно-ракетные комплексы и тяжелые пулеметы боевики выбросили за борт, сохранив лишь личное оружие. Стрельба давно прекратилась, и только мерный гул судовых турбин нарушал безмятежное спокойствие окутанной ночной тишиной реки.
Пальцы Питта лихорадочно забегали по клавишам пульта в попытке застопорить машины и остановить лайнер, но корабль больше не реагировал на поступающие из рулевой рубки команды. После того как мостик был практически уничтожен гаубичным снарядом, управление судном переключилось на дублирующую систему в машинном отделении. Механик-оператор, прежде чем покинуть свой пост у мониторов, нажатием нужной клавиши в заранее рассчитанный момент ввел в действие программу, обеспечивающую автоматический режим разворота судна поперек русла. То была аварийная программа, рассчитанная как раз на тот случай, если лайнер будет атакован. Основной вариант предусматривал произвести все подготовительные маневры спокойно и без спешки, убедиться, что развернутое судно зафиксировано должным образом, и только после этого покинуть его и подать радиосигнал на взрыватели уже с борта вертолета. Запасной же возлагал завершение операции на датчики, которые должны были, зарегистрировав контакт форштевня и ахтерштевня «Юнайтед Стейтс» с правым и левым берегами соответственно, привести в действие детонаторы мин, установленных по периметру в нижнем трюме. Одновременный взрыв шестидесяти одинаковых зарядов пластита — самого мощного взрывчатого вещества двадцатого столетия — должен был, в свою очередь, как бы отстрелить днище лайнера, открыв тем самым доступ забортной воде во все без исключения изолированные водонепроницаемыми переборками отсеки. Десятки тысяч тонн мутной миссисипской водички неудержимым потоком хлынут в беззащитные трюмы, минимум вдвое увеличив и без того внушительную собственную массу судна. И тогда уже никакая сила в мире не сдвинет с места «Юнайтед Стейтс», глубоко зарывшийся в рыхлый слой придонного ила и перегноя толщиной в несколько футов.
За пятьсот ярдов до цели нос лайнера начал неуловимо смещаться к правому берегу. Питт со злостью стукнул кулаком по бесполезной клавиатуре и обреченно уставился в пространство, машинально отсчитывая в уме оставшиеся до катастрофы секунды. И тут его осенило — как не раз уже случалось в критические минуты, когда жизнь самого Питта или близких ему людей висела на волоске. С детства привыкший безоговорочно доверяться интуиции, он бросился к штурвалу и, позабыв о брезгливости, принялся отдирать вцепившиеся в него мертвой хваткой по локоть обагренные кровью руки покойного Лин Миня. Подметки башмаков Питта из толстой микропористой резины то и дело оскальзывались в кровавой луже, натекшей из перерезанных шейных артерий, но он уже не обращал внимания на такие мелочи, побуждаемый одним лишь всепоглощающим стремлением успеть осуществить родившийся в гениальной вспышке прозрения замысел.
Отшвырнув наконец в сторону хилое, почти невесомое тельце рулевого, Питт ухватился за неприятно липнущие к ладоням рукоятки и торопливо закрутил штурвал влево. Тот поддавался неохотно, и ему приходилось налегать на него всем телом, чтобы вращать в нужную сторону. Триста ярдов... двести пятьдесят... Ни вспухший над дамбой огненный шар, в мгновение ока поглотивший перегородившие шоссе трейлеры и разросшийся до умопомрачительных размеров, ни циклопической мощи гром взрыва, словно кувалдой ударивший по барабанным перепонкам, не отвлекли его внимания, полностью сконцентрированного на выполнении главной задачи. «Успеть!... Успеть!... Успеть!» — отстукивал в голове невидимый метроном. Успеть до того, как отвалится опоясанное пластитом днище и перестанет подчиняться рулю разом отяжелевшее судно.
* * *
Привалившись спиной к окрашенной белой огнестойкой краской металлической переборке у основания задней дымовой трубы лайнера, Джордино пребывал в довольно-таки оптимистичном настроении и грезил, прикрыв глаза, о большом бифштексе с кровью, обложенном подрумяненными ломтиками картофеля и колечками жареного лука. Туго перетянутая толстым слоем бинтов нога по-прежнему не слушалась, но боль почти отступила, сменившись вполне терпимым жжением и покалыванием где-то в области колена. Ал уже начал подумывать, что ошибся в диагнозе и кость не задета, когда мимо него, грохоча каблуками по палубе, пробежали трое китайцев в пятнистой камуфляжной форме, а следом за ними еще с полдюжины. На трупы коллег они даже не взглянули, да и на него внимания не обратили, видимо посчитав тоже мертвым. Заинтригованный Джордино, выждав немного, открыл глаза и повернул голову в направлении удаляющихся боевиков. Топот смолк, а через несколько секунд чуткие уши итальянца уловили характерный шум вращающихся лопастей вертолетного винта. Звук приближался, быстро нарастая до оглушительного крещендо, и вдруг оборвался на высшей ноте, когда стремительной тенью вынырнувший из мрака черный транспортный геликоптер завис на мгновение над кормовой вертолетной площадкой и опустился на то же место, куда десять минут назад приземлились на своих парапланах Питт и Джордино. Не дожидаясь, пока колеса машины коснутся палубы, легионеры Шэня вцепились в ручку раздвижной панели грузового отсека, совместными усилиями отодвинули ее до отказа и один за другим начали забираться внутрь.Проверив магазин помповика и насчитав в нем всего семь патронов, итальянец недовольно покачал головой, перевалился на живот и дотянулся до «Калашникова», валяющегося рядом с мертвым китайцем, которому Питт размозжил череп. Отщелкнув магазин, оказавшийся на три четверти полным, Ал вставил его обратно и одобрительно хмыкнул. Затем, морщась от боли и закусив губу, чтобы ненароком не застонать, подполз к ограждению, отжался на руках, подобрал здоровую ногу и оперся на правое колено, перенеся на него основную тяжесть тела, а перебинтованную левую осторожно подтянул и поставил на всю ступню с таким расчетом, чтобы максимально ослабить давление на рану. В качестве дополнительной опоры Джордино обхватил рукой леерную стойку, прижавшись к ней левым боком и ощущая под мышкой холодящее прикосновение металла. Положив трофейный автомат справа от себя, он вскинул ружье, приставил к плечу укороченное ложе приклада, прицелился и замер в ожидании.
Погрузка заканчивалась, но застывшая, как мраморное изваяние, коленопреклоненная фигура итальянца оставалась недвижимой, словно и в самом деле обратилась в бесчувственный камень. Ни тени эмоций не отражалось в его немигающем взоре, ни одна жилка не пульсировала на окаменевшем лице. Без малого три десятка китайцев, оккупировавшие вместительное чрево грузового вертолета, наперебой смеялись, пожимали друг другу руки и по-детски радовались успешному завершению задания, мысленно предвкушая заслуженный отдых и фантастически щедрые отпускные, обещанные господином. Казалось бы, люди как люди, ничего особенного, но пылающему холодной рассудочной ненавистью Джордино они представлялись кем-то вроде злобных пришельцев из космоса, непрошеными гостями, высадившимися на чужую планету, чтобы убивать, грабить, жечь и насиловать. Когда-то, наверное, они были нормальными людьми, однако, взяв в руки оружие и забыв о морали, давно утратили человеческий облик и превратились в кровожадных хищников, не заслуживающих ни снисхождения, ни пощады. Он не имел права оставить их безнаказанными. В понимании Джордино, позволив убийцам беспрепятственно уйти, он сам совершил бы тяжкий грех, обрекая на смерть от их рук множество невинных людей в будущем. Даже случайное напоминание о тысячах жертв, замученных по приказу Шэнь Циня его не ведающими жалости и сострадания подручными, приводило итальянца в такое неистовство, что он напрочь забывал о Женевской конвенции, презумпции невиновности и других правах человека, которыми так любят прикрываться закоренелые преступники и защищающие их бессовестные адвокаты.
— Ну погодите, твари, — прошептал он одними губами. — Собакам — собачья смерть!
Как только последний боевик поднялся на борт и задвинул за собой люк, пилот поднял машину в воздух, одновременно разворачивая ее на восток. Перегруженный геликоптер на несколько томительных секунд завис над палубой, и в этот момент внезапно оживший Джордино открыл беглый огонь по газотурбинному двигателю. Набитые картечью разрывные патроны двенадцатого калибра рвали в клочья обшивку, но вертолет продолжал подниматься и уже начал смещаться и уходить, заваливаясь в вираже, в сторону западного берега.
Магазин опустел. Автоматически выбросив последнюю стреляную гильзу, помповик замолчал. Отбросив бесполезное ружье, итальянец схватил трофейный автомат и навел луч лазерного прицела на удаляющийся геликоптер. Тоненькая струйка дыма начала выбиваться из-под обшивки двигателя, однако никаких других признаков серьезной неполадки Джордино не заметил. Переведя «Калашникова» на стрельбу очередями, он придавил спуск указательным пальцем, и автомат послушно затрясся в его руках, выплевывая свинец и пламя вдогонку набирающей скорость вертушке. Расстреляв за несколько секунд весь рожок, итальянец приник к окуляру ночного прицела, провожая взглядом отливающую зеленью и желтизной в инфракрасном диапазоне машину, уже миновавшую береговую линию и продолжающую полет на сравнительно небольшой высоте, едва не задевая колесами шасси макушки деревьев.
Сердце его дрогнуло, на миг замерло и забилось с удвоенной частотой, когда первые языки пламени вырвались из фюзеляжа, неопровержимо свидетельствуя о том, что по крайней мере одна из выпущенных им пуль поразила жизненно важный узел. Сам налетавший не одну сотню часов за штурвалом стальных стрекоз всевозможных типов, Джордино отчетливо представлял, что сейчас творится над лесом. Побледневший пилот, трясясь от страха, пытается набрать высоту и выровнять теряющую управление машину, но пожар разгорается, двигатель начинает стучать и глохнуть, и вертолет, задрав хвост, окончательно выходит из-под контроля и срывается в глубокое пике. Лопасти разлетаются вдребезги, задев толстый ствол векового дуба, и лишившийся опоры в воздухе корпус, ломая сучья, камнем врезается в землю. Кабина сминается в гармошку, оба пилота мертвы, уцелевшие в грузовом отсеке тщетно пытаются открыть дверь, но ее перекосило, и намертво заклинило от удара, и все их старания напрасны. Унявшийся было огонь вспыхивает с новой силой, все ближе подбираясь к топливным бакам. Рев пламени заглушает крики и стоны раненых, и вот наконец апофеоз: мощный взрыв сотрясает почву, разбрасывая во все стороны пылающие обломки и обгоревшие до неузнаваемости тела.
Скривившись от боли в растревоженной ране, итальянец выронил автомат, отпустил стойку ограждения и неуклюже, но довольно мягко завалился на правый бок, не отрывая глаз от маленького квадратика ночного неба, в котором исчез из виду подбитый его метким огнем вертолет. Мысленно смоделировав воображаемую картину его гибели вместе с экипажем и пассажирами, теперь он с нетерпением ожидал подтверждения своих догадок в реальном режиме времени и воспринял как должное взметнувшийся над лесом огненный смерч, сопровождаемый гулким раскатом сильнейшего взрыва. С нескрываемым удовольствием созерцая это приятное зрелище, Джордино вдруг нахмурился и огорченно пробормотал себе под нос:
— Черт, кажется, я все-таки облажался! Лес-то не виноват. У кого бы спросить телефончик пожарной охраны?
45
Взрыв почти ста тысяч фунтов тринитротолуола хотя и не дотягивает до тактического ядерного, но вполне сопоставим с ним по мощности и разрушительным последствиям, в чем пришлось на собственном опыте убедиться людям шерифа и национальным гвардейцам, достигшим южного кордона оцепления и высыпавшим из машин по команде начальства. Они едва успели рассредоточиться и залечь за колесами грузовиков и патрульных автомобилей, когда небо над дамбой озарилось чудовищной вспышкой ярче тысячи солнц. Почва в радиусе полумили от эпицентра вздыбилась и задрожала, как при сильном землетрясении. Те, кому не хватило ума вовремя зажмуриться или прикрыть глаза руками, временно ослепли и надолго вышли из строя. Вслед за световой, с интервалом в несколько секунд, на позицию обрушились звуковая и ударная волны. Над уничтоженной перемычкой бушевал огненный смерч, втягивая, как в воронку, сотни тонн грунта, гравия, расплавленного гудрона и металла, бетонной крошки и воды. Пылающий шар циклопических размеров устремился ввысь, одновременно раздаваясь вширь и быстро формируя то самое грибовидное облако, хорошо знакомое каждому по картинкам в школьных учебниках гражданской обороны и десяткам фантастических фильмов о третьей мировой войне.
Адмирал Сэндекер, Руди Ганн и шериф Маршан скорчились на обочине под прикрытием джипа, уткнувшись лицами в щебень и зажав уши ладонями, чтобы уберечь зрение и слух. В наэлектризованном, как после сильнейшей грозы, воздухе ощутимо пахло озоном. Лишь когда все стихло и град горящих обломков и других твердых фрагментов, разбросанных взрывом на огромное расстояние, перестал сыпаться сверху дробно стуча по крышам машин и асфальту шоссе, они рискнули покинуть убежище. Сэндекер, пошатываясь, как пьяный, с трудом поднялся на ноги и повернулся на север, щуря глаза и пытаясь визуально оценить масштаб катастрофы. Руди и шериф присоединились к нему с секундным запозданием. Маршан брезгливо отряхнул свой щегольской мундир, вполголоса выругался по-французски и поднес к глазам бинокль, висевший у него на груди.
Открывшееся их взорам зрелище затмевало кошмары апокалипсиса. Достигшая верхней границы тропосферы шляпка адского гриба почти перестала светиться и уже потеряла четкие очертания, расплываясь на небосводе гигантской черной кляксой, затмевающей звезды. Пыль над эпицентром постепенно оседала в огромный зияющий кратер диаметром около сотни ярдов. От дамбы и двух трейлеров осталось одно воспоминание. Эхо взрыва еще не успело замолкнуть в ушах горстки солдат и полицейских, когда на смену ему пришел глухой, нарастающий рокот, сопровождаемый громким шипением и гулким уханьем. Никому из присутствующих не нужно было объяснять, что означают эти зловещие звуки. Воды Миссисипи, хлынувшие в провал, с чавканьем всасывались в подземные пустоты и вскипали, обращаясь в пар, при соприкосновении с оплавленными и раскаленными до двух тысяч градусов дном и стенами кратера. С каждой секундой набирающая мощь и размах волна-цунами, ворочая и расталкивая массивные железобетонные плиты и размывая остатки насыпи, с бешеным ревом ринулась в новое рукотворное русло — Призрачный канал, проложенный по приказу Шэнь Циня.
Миллионы галлонов изливались сквозь прорванную перемычку, обрушиваясь вниз неудержимым водопадом. На глазах у потрясенных очевидцев разбушевавшаяся стихия наглядно демонстрировала действие физического закона сообщающихся сосудов. Искусственно поддерживаемая на протяжении многих десятилетий разность уровней Миссисипи и Атчафалайи сыграла злую шутку с потомками строителей первого шлюза, в очередной раз доказав самонадеянным людям, как опасно и недальновидно насиловать природу в своих сиюминутных интересах. И дело тут даже не в чьем-то злом умысле — рано или поздно то же самое все равно бы произошло естественным путем, — а в общечеловеческой тенденции только брать и брать у своей родной матери, ничего не давая взамен.
Лишь ночные лягушки и жабы да с полдюжины аллигаторов воочию увидели несущуюся вниз по каналу водяную стену почти в тридцать футов высотой. В отличие от штормовых океанских волн, за пенистым гребнем этой не было ни провала, ни ложбинки — одна сплошная бурлящая плоскость, разливающаяся все шире и шире по заболоченным берегам.
Первыми жертвами потопа стали четверо пассажиров прогулочного катера, подхваченного течением и ввергнутого в водоворот, образовавшийся на месте взорванной перемычки. Отправляясь на романтическую вечернюю прогулку по Миссисипи, две влюбленные парочки из Батон-Ружа даже не догадывались, что она станет последней в их жизни. Следующим в очереди оказался покинутый жителями Колзас. Сотни тысяч тонн воды захлестнули мертвые городские кварталы, с одинаковой легкостью смывая и унося прочь разрушенные бульдозерами дома и уцелевшие здания, бензоколонку, старую церковь, гостиницу, гранитные и мраморные надгробья и даже человеческие останки в вывороченных из-под могильных плит полусгнивших гробах. Меньше восемнадцати миль отделяли этот бурный поток, несущий смерть и неисчислимые разрушения, от густонаселенной долины Атчафалайи.
Десятки пар глаз свидетелей катаклизма, оказавшихся по воле судьбы в этот поздний час на перекрытом шоссе, проходящем вдоль западного берега Отца-реки, не могли оторваться от фантастического зрелища. Увидеть нечто подобное за всю историю цивилизации доводилось немногим; еще меньше насчитывается тех, кто выжил и смог донести свои впечатления до современников и будущих поколений. Оно притягивало и завораживало, оно буквально гипнотизировало людей, обращая их лица в застывшие маски, а тела — в неподвижные изваяния. Ганн оказался единственным, кто сумел самостоятельно выйти из оцепенения, хотя для этого ему пришлось приложить значительное волевое усилие. Мысль о друзьях по-прежнему не давала ему покоя, что и заставило его в конце концов отвести взгляд и оглянуться в сторону реки.
— Лайнер! — возбужденно закричал Руди, дернув за рукав стоящего рядом адмирала. — Лайнер идет!
Теперь уже все собравшиеся, как по команде, повернули головы и обратили взоры на вынырнувшую из темноты и почти поравнявшуюся с тем местом, где они находились, непостижимо огромную махину «Юнайтед Стейтс». Пока судно проходило мимо, казалось, ему не будет конца. Даже ночной мрак не мог полностью скрыть ужасающих повреждений, полученных в результате массированного обстрела, которому подвергся лайнер, выглядевший так, будто его сначала пропустили через мясорубку, а потом кое-как слепили в прежнем виде. Палубы и надстройки от носа до кормы напоминали руины Ковентри. Цилиндрические колонны дымовых труб и борта выше ватерлинии зияли множеством пробоин, мостик и рулевая рубка лежали в развалинах, вся электропроводка висела клочьями, бортовые огни давно погасли, и только могучие турбины, надежно укрытые в глубине стального чрева, продолжали все так же уверенно и безотказно, не снижая оборотов, вращать исполинские винты, придающие судну невероятную для такой массы скорость.
Сэндекер, Ганн, Маршан и присоединившийся к ним генерал Олсон, провожая тоскливыми взглядами уходящий лайнер, неудержимо рвущийся к цели, утратили последнюю надежду на благополучный исход. До взорванной перемычки ему осталось пройти каких-то две сотни ярдов. Вот сейчас он развернется и перегородит русло по диагонали, направив в прорыв уже не жалкие десять процентов, а практически весь сток Миссисипи. И тогда никакие усилия гидростроителей — как гражданских, так и военных из Инженерного корпуса — не смогут восстановить разрушенную дамбу. Много лет служивший на благо людям, «Юнайтед Стейтс», повинуясь злой воле нового владельца, последний свой рейс заканчивал в качестве средства массового уничтожения. И все-таки, несмотря на бесчисленные раны и жуткие разрушения, невзирая на его смертоносное назначение, лайнер по-прежнему вызывал восхищение и поражал воображение своими потрясающими размерами, величественной статью и титанической мощью. И можно было не сомневаться, что ни один из тех, кто видел той памятной ночью столь драматично закончившийся финишный рывок легендарного судна, не забудет этого до своего последнего часа.
Поверхность реки вокруг лайнера неожиданно вспучилась, и по всему периметру корпуса ударили ввысь мощные гейзеры, окутав на миг «Юнайтед Стейтс» сплошной завесой из водяных струй.
— Матерь божья! — пробормотал упавшим голосом Олсон. — Они взорвали трюмы. Сейчас он затонет!
Питт стоял за штурвалом, выкрученным до отказа. Больше он сделать ничего не мог — только ждать и надеяться, что не опоздал с маневром и подсказанный ему интуицией выход окажется спасительным. Компьютерная программа, запущенная оператором дублирующей системы в машинном отделении за минуту до сигнала к общей эвакуации, привела в действие механизм автоматического разворота, но не заблокировала ручное управление судном. В противном случае штурвал превратился бы в бесполезную железку, которую сколько ни крути, все бесполезно. Когда командный пульт в рубке не сработал, Питт, естественно, решил, что руль тоже не действует, и только в последний момент догадался проверить, так ли это. Истекали последние секунды, потому он и стал так поспешно и бесцеремонно оттаскивать от штурвала обезглавленного рулевого, чтобы занять его место. В результате физическая сила Питта вступила в противоборство с автоматикой, побуждающей лайнер к повороту в противоположную сторону. Электроника не выдержала первой. Нарвавшись на неожиданное неповиновение, программа дважды зафиксировала сбой в исполнении команд, а на третий попросту отключилась. Питт в тот момент даже не удивился, отчего это вдруг штурвал, только что проворачивавшийся чуть ли не с зубовным скрежетом, сделался таким послушным и податливым, и лишь много позже, просматривая материалы экспертизы, понял, что же тогда произошло на самом деле.
Сердце его дрогнуло и радостно забилось, когда нос лайнера — сначала едва уловимо и страшно медленно, а затем все быстрее и быстрее — начал смещаться влево. Со стороны могло показаться, что сам «Юнайтед Стейтс» взбунтовался против преступных замыслов своего нового хозяина, обрекшего былую славу и гордость Америки на незавидную участь навеки прослыть самым массовым в истории судном-убийцей. Моряки верят, что у кораблей тоже есть душа, и можно только догадываться, что творилось на душе у последнего из могикан давно минувшей эпохи, надолго пережившего своих собратьев, когда он преодолевал финишный отрезок дистанции. Как быть? Смириться с позорной смертью? Или, наперекор судьбе, восстать и погибнуть героем?
Как бы то ни было, судно покорилось наконец воле своего последнего капитана и на полном ходу устремилось к прорыву в дамбе на западном берегу. И в то же самое мгновение сработали детонаторы трюмных зарядов. Шестьдесят одновременно забивших фонтанов взметнулись над бортами на высоту девятиэтажного дома, образовав вокруг обреченного лайнера некое подобие водяного саркофага, удивительно похожего на мавзолей Тадж-Махал. Днище «Юнайтед Стейтс» отсекло начисто, словно взмахом исполинского скальпеля. Тысячи тонн забортной воды хлынули в обнажившиеся трюмы и машинное отделение. Турбины захлебнулись и заглохли.
Судно резко сбавило скорость и стало быстро погружаться, но все еще продолжало двигаться по инерции. Миновав точку прорыва, оно преодолело еще футов двести и окончательно остановилось, уткнувшись форштевнем в вязкий ил левобережья. Однако кормовая часть лайнера, оставшаяся на быстрине, пока не коснулась дна и сохранила остатки плавучести. Под колоссальным давлением воды, рвущейся к бреши в перемычке, она начала быстро смещаться влево, пока тоже не увязла. Последние кубометры воздуха, еще сохранявшиеся в чреве судна, с шумом вырвались наружу, как последний вздох умирающего, и «Юнайтед Стейтс» удобно и прочно улегся в мягкое илистое ложе Миссисипи, обретя последнее пристанище, а заодно залепив своим тысячефутовым корпусом, словно пластырем, зияющую рану во взорванной дамбе.
Адмирал Сэндекер, Руди Ганн и шериф Маршан скорчились на обочине под прикрытием джипа, уткнувшись лицами в щебень и зажав уши ладонями, чтобы уберечь зрение и слух. В наэлектризованном, как после сильнейшей грозы, воздухе ощутимо пахло озоном. Лишь когда все стихло и град горящих обломков и других твердых фрагментов, разбросанных взрывом на огромное расстояние, перестал сыпаться сверху дробно стуча по крышам машин и асфальту шоссе, они рискнули покинуть убежище. Сэндекер, пошатываясь, как пьяный, с трудом поднялся на ноги и повернулся на север, щуря глаза и пытаясь визуально оценить масштаб катастрофы. Руди и шериф присоединились к нему с секундным запозданием. Маршан брезгливо отряхнул свой щегольской мундир, вполголоса выругался по-французски и поднес к глазам бинокль, висевший у него на груди.
Открывшееся их взорам зрелище затмевало кошмары апокалипсиса. Достигшая верхней границы тропосферы шляпка адского гриба почти перестала светиться и уже потеряла четкие очертания, расплываясь на небосводе гигантской черной кляксой, затмевающей звезды. Пыль над эпицентром постепенно оседала в огромный зияющий кратер диаметром около сотни ярдов. От дамбы и двух трейлеров осталось одно воспоминание. Эхо взрыва еще не успело замолкнуть в ушах горстки солдат и полицейских, когда на смену ему пришел глухой, нарастающий рокот, сопровождаемый громким шипением и гулким уханьем. Никому из присутствующих не нужно было объяснять, что означают эти зловещие звуки. Воды Миссисипи, хлынувшие в провал, с чавканьем всасывались в подземные пустоты и вскипали, обращаясь в пар, при соприкосновении с оплавленными и раскаленными до двух тысяч градусов дном и стенами кратера. С каждой секундой набирающая мощь и размах волна-цунами, ворочая и расталкивая массивные железобетонные плиты и размывая остатки насыпи, с бешеным ревом ринулась в новое рукотворное русло — Призрачный канал, проложенный по приказу Шэнь Циня.
Миллионы галлонов изливались сквозь прорванную перемычку, обрушиваясь вниз неудержимым водопадом. На глазах у потрясенных очевидцев разбушевавшаяся стихия наглядно демонстрировала действие физического закона сообщающихся сосудов. Искусственно поддерживаемая на протяжении многих десятилетий разность уровней Миссисипи и Атчафалайи сыграла злую шутку с потомками строителей первого шлюза, в очередной раз доказав самонадеянным людям, как опасно и недальновидно насиловать природу в своих сиюминутных интересах. И дело тут даже не в чьем-то злом умысле — рано или поздно то же самое все равно бы произошло естественным путем, — а в общечеловеческой тенденции только брать и брать у своей родной матери, ничего не давая взамен.
Лишь ночные лягушки и жабы да с полдюжины аллигаторов воочию увидели несущуюся вниз по каналу водяную стену почти в тридцать футов высотой. В отличие от штормовых океанских волн, за пенистым гребнем этой не было ни провала, ни ложбинки — одна сплошная бурлящая плоскость, разливающаяся все шире и шире по заболоченным берегам.
Первыми жертвами потопа стали четверо пассажиров прогулочного катера, подхваченного течением и ввергнутого в водоворот, образовавшийся на месте взорванной перемычки. Отправляясь на романтическую вечернюю прогулку по Миссисипи, две влюбленные парочки из Батон-Ружа даже не догадывались, что она станет последней в их жизни. Следующим в очереди оказался покинутый жителями Колзас. Сотни тысяч тонн воды захлестнули мертвые городские кварталы, с одинаковой легкостью смывая и унося прочь разрушенные бульдозерами дома и уцелевшие здания, бензоколонку, старую церковь, гостиницу, гранитные и мраморные надгробья и даже человеческие останки в вывороченных из-под могильных плит полусгнивших гробах. Меньше восемнадцати миль отделяли этот бурный поток, несущий смерть и неисчислимые разрушения, от густонаселенной долины Атчафалайи.
Десятки пар глаз свидетелей катаклизма, оказавшихся по воле судьбы в этот поздний час на перекрытом шоссе, проходящем вдоль западного берега Отца-реки, не могли оторваться от фантастического зрелища. Увидеть нечто подобное за всю историю цивилизации доводилось немногим; еще меньше насчитывается тех, кто выжил и смог донести свои впечатления до современников и будущих поколений. Оно притягивало и завораживало, оно буквально гипнотизировало людей, обращая их лица в застывшие маски, а тела — в неподвижные изваяния. Ганн оказался единственным, кто сумел самостоятельно выйти из оцепенения, хотя для этого ему пришлось приложить значительное волевое усилие. Мысль о друзьях по-прежнему не давала ему покоя, что и заставило его в конце концов отвести взгляд и оглянуться в сторону реки.
— Лайнер! — возбужденно закричал Руди, дернув за рукав стоящего рядом адмирала. — Лайнер идет!
Теперь уже все собравшиеся, как по команде, повернули головы и обратили взоры на вынырнувшую из темноты и почти поравнявшуюся с тем местом, где они находились, непостижимо огромную махину «Юнайтед Стейтс». Пока судно проходило мимо, казалось, ему не будет конца. Даже ночной мрак не мог полностью скрыть ужасающих повреждений, полученных в результате массированного обстрела, которому подвергся лайнер, выглядевший так, будто его сначала пропустили через мясорубку, а потом кое-как слепили в прежнем виде. Палубы и надстройки от носа до кормы напоминали руины Ковентри. Цилиндрические колонны дымовых труб и борта выше ватерлинии зияли множеством пробоин, мостик и рулевая рубка лежали в развалинах, вся электропроводка висела клочьями, бортовые огни давно погасли, и только могучие турбины, надежно укрытые в глубине стального чрева, продолжали все так же уверенно и безотказно, не снижая оборотов, вращать исполинские винты, придающие судну невероятную для такой массы скорость.
Сэндекер, Ганн, Маршан и присоединившийся к ним генерал Олсон, провожая тоскливыми взглядами уходящий лайнер, неудержимо рвущийся к цели, утратили последнюю надежду на благополучный исход. До взорванной перемычки ему осталось пройти каких-то две сотни ярдов. Вот сейчас он развернется и перегородит русло по диагонали, направив в прорыв уже не жалкие десять процентов, а практически весь сток Миссисипи. И тогда никакие усилия гидростроителей — как гражданских, так и военных из Инженерного корпуса — не смогут восстановить разрушенную дамбу. Много лет служивший на благо людям, «Юнайтед Стейтс», повинуясь злой воле нового владельца, последний свой рейс заканчивал в качестве средства массового уничтожения. И все-таки, несмотря на бесчисленные раны и жуткие разрушения, невзирая на его смертоносное назначение, лайнер по-прежнему вызывал восхищение и поражал воображение своими потрясающими размерами, величественной статью и титанической мощью. И можно было не сомневаться, что ни один из тех, кто видел той памятной ночью столь драматично закончившийся финишный рывок легендарного судна, не забудет этого до своего последнего часа.
Поверхность реки вокруг лайнера неожиданно вспучилась, и по всему периметру корпуса ударили ввысь мощные гейзеры, окутав на миг «Юнайтед Стейтс» сплошной завесой из водяных струй.
— Матерь божья! — пробормотал упавшим голосом Олсон. — Они взорвали трюмы. Сейчас он затонет!
* * *
«Юнайтед Стейтс» медленно разворачивался в направлении берега. Но не восточного, как предусматривалось программой, а западного. Форштевень лайнера начал смещаться в сторону водопада, с угрожающим ревом низвергающегося в Призрачный канал сквозь прорыв в разрушенной дамбе.Питт стоял за штурвалом, выкрученным до отказа. Больше он сделать ничего не мог — только ждать и надеяться, что не опоздал с маневром и подсказанный ему интуицией выход окажется спасительным. Компьютерная программа, запущенная оператором дублирующей системы в машинном отделении за минуту до сигнала к общей эвакуации, привела в действие механизм автоматического разворота, но не заблокировала ручное управление судном. В противном случае штурвал превратился бы в бесполезную железку, которую сколько ни крути, все бесполезно. Когда командный пульт в рубке не сработал, Питт, естественно, решил, что руль тоже не действует, и только в последний момент догадался проверить, так ли это. Истекали последние секунды, потому он и стал так поспешно и бесцеремонно оттаскивать от штурвала обезглавленного рулевого, чтобы занять его место. В результате физическая сила Питта вступила в противоборство с автоматикой, побуждающей лайнер к повороту в противоположную сторону. Электроника не выдержала первой. Нарвавшись на неожиданное неповиновение, программа дважды зафиксировала сбой в исполнении команд, а на третий попросту отключилась. Питт в тот момент даже не удивился, отчего это вдруг штурвал, только что проворачивавшийся чуть ли не с зубовным скрежетом, сделался таким послушным и податливым, и лишь много позже, просматривая материалы экспертизы, понял, что же тогда произошло на самом деле.
Сердце его дрогнуло и радостно забилось, когда нос лайнера — сначала едва уловимо и страшно медленно, а затем все быстрее и быстрее — начал смещаться влево. Со стороны могло показаться, что сам «Юнайтед Стейтс» взбунтовался против преступных замыслов своего нового хозяина, обрекшего былую славу и гордость Америки на незавидную участь навеки прослыть самым массовым в истории судном-убийцей. Моряки верят, что у кораблей тоже есть душа, и можно только догадываться, что творилось на душе у последнего из могикан давно минувшей эпохи, надолго пережившего своих собратьев, когда он преодолевал финишный отрезок дистанции. Как быть? Смириться с позорной смертью? Или, наперекор судьбе, восстать и погибнуть героем?
Как бы то ни было, судно покорилось наконец воле своего последнего капитана и на полном ходу устремилось к прорыву в дамбе на западном берегу. И в то же самое мгновение сработали детонаторы трюмных зарядов. Шестьдесят одновременно забивших фонтанов взметнулись над бортами на высоту девятиэтажного дома, образовав вокруг обреченного лайнера некое подобие водяного саркофага, удивительно похожего на мавзолей Тадж-Махал. Днище «Юнайтед Стейтс» отсекло начисто, словно взмахом исполинского скальпеля. Тысячи тонн забортной воды хлынули в обнажившиеся трюмы и машинное отделение. Турбины захлебнулись и заглохли.
Судно резко сбавило скорость и стало быстро погружаться, но все еще продолжало двигаться по инерции. Миновав точку прорыва, оно преодолело еще футов двести и окончательно остановилось, уткнувшись форштевнем в вязкий ил левобережья. Однако кормовая часть лайнера, оставшаяся на быстрине, пока не коснулась дна и сохранила остатки плавучести. Под колоссальным давлением воды, рвущейся к бреши в перемычке, она начала быстро смещаться влево, пока тоже не увязла. Последние кубометры воздуха, еще сохранявшиеся в чреве судна, с шумом вырвались наружу, как последний вздох умирающего, и «Юнайтед Стейтс» удобно и прочно улегся в мягкое илистое ложе Миссисипи, обретя последнее пристанище, а заодно залепив своим тысячефутовым корпусом, словно пластырем, зияющую рану во взорванной дамбе.