Товарищ лектор, в чем цель жизни?

Г. Шенгели

 
   На эстраду провинциального клуба вылез громадный небритый человек в зловещем фраке.
   Он громко откашлялся и затем сиплым шепотом спросил:
   – А где же аккомпаниатор?
   – Помилуйте, товарищ лектор, – встревожился Саша, – лекция ведь! Самогон ведь. И борьба с ним. Какая же может быть тут музыка?
   – Лекция? Гм… А может быть, спеть все-таки что-нибудь, а? Из «Демона», а?
   – Хе-хе! Лекция ведь.
   – А я, ей-богу, лучше спою! Чесc… слов… Этакое что-нибудь…

 
Н… на земле весь р-р-род людской
Ча-тит адин кум-м-мир свящ… е-э-ээ…
 

   – Что вы, что вы! Лекция ведь. Самогон ведь и, так сказать, борьба. Так у нас и на афише написано.
   – Разве? Ну ладно! Гм… гм…
   Человек во фраке густо откашлялся, взялся руками за шею, мотнул головой и стал в позу. Председатель позвонил.
   – Товарищи, призываю вас к порядку! Сейчас товарищ из центра будет докладать на тему о самогоне и так и далее. Тема очень важная в общественном смысле трудящихся, и которые, может, предпочитают танцы, то те могут покинуть аудиторию. Слово представляется товарищу из центра.
   Докладчик посмотрел вокруг голубоватыми глазами, качнулся и сказал:
   – Товарищи! В этот грозный час, когда Республика Советов стонет перед кознями наемников мирового капитализма, мы не можем оставаться индифферентными. Все, как один! Верно я говорю?
   – Верно, – одобрительно подтвердили из зала.
   – Да, товарищи! Мы все, как один, должны встать на борьбу с самогоном! Тысячи людей пьют самогон, и тысячи людей отравляются ежедневно этим злостным ядом, который разрушает организм. Верно я говорю?
   – И даже слепнут, – сказал из зала деловитый бабий голос.
   – В-в-верно, гражданка! Оч-чень дельное замечание! Именно – слепнут. Бывает. И глохнут. Чесc… слово… Итак, товарищи, мы видим, что самогон – это страшный яд, который бич. А почему?
   Докладчик обвел притихшую аудиторию грозным взглядом.
   – А па-а-чему?
   Он выдержал эффектную паузу и, в достаточной мере насладившись тишиной, повысил голос:
   – А потому, дорогие товарищи, самогон приносит вред, что очищать его как следует до сих пор не научились… А что может быть проще – очистить самогон? Пара пустяков. На одно ведро самогона берется три фунта простой, обыкновенной, ничем не замечательной соли.
   – Крупной или мелкой? – быстро спросили из зала.
   – Лучше всего мелкой. Но, конечно, можно и крупной. Ну-с, затем насыпают эту соль в самогон и сверху ведро прикрывают чем-нибудь теплым. Одеялом, например.
   – Аподушкой, товарищ лектор, можно?
   – Можно и подушкой! Даже подушкой лучше. Да, дорогие товарищи! Затем надо взять фунтов пять-шесть простой, примитивной клюквы…
   – Клюквы! – восторженно взвизгнула баба из третьего ряда, хлопая себя по бедрам. – Ах ты ж боже ж мой! Клю-у-квы!
   – Именно – клюквы! – торжествующе воскликнул лектор. – Обыкновенной что ни на есть клюквы. И варить вышеупомянутую клюкву на медленном огне, подмешивая туда квасцов, мелу, соды…
   – А квасцов-то много?
   – А соды-то?
   – Товарищ лектор, а как же, ежели…
   – Тише! Тише! Дайте слушать! Не напирайте! Квасцов-то много надо подмешивать?
   В зрительном зале начался шум. Задние напирали на передних. Женщины пищали. На кафедру летели записки.
   – Товарищи, не все сразу! Прошу по порядку. Вот тут поступила записка с вопросом: «Можно ли для крепости в самогон подмешивать перцу и табаку?» Отвечаю: ка-а-а-нечно, нет! Перец и табак, подмешанные в самогон, действительно создают впечатление крепости, но в действительности никакой крепости не увеличивают, а голова потом болит как проклятая. Ну-с… Итак, я продолжаю. А когда, дорогие товарищи, клюква уварится и пустит сок, надо взять сито, простое, наипримитивнейшее кухонное сито, которое…
   Председатель побледнел.
   – Товарищ докладчик, прошу держаться ближе к теме! Публика заревела:
   – Пущай выскажет! Просим, просим! Не мешай докладчику! Соды-то сколько? Мел толченый аль куском? Да пущай еще раз про сито скажет!
   Докладчик же, склонив голову и полузакрыв глаза, продолжал говорить:
   – Засим, дорогие товарищи, всю эту музыку надо протереть сквозь сито в сосуд…
   – Сосут?! Ах ты ж боже ж мой, и уже сосут? А?
   – Вот так здорово!
   …– в глиняный сосуд, в который перед этим положить…
   Председатель схватился за голову и бросился за кулисы. Саша стоял, прислонившись холодным потным лбом к боковому софиту.
   – Саша, – тоскливо провыл председатель, – он деморализует аудиторию! И на доктора не похож! Может, ты ошибся, кого другого привез?
   – Ничего не ошибся, – глухо сказал Саша. – Сам в гостиницу ездил, в номер восьмой.
   Председатель затрясся:
   – Восемнадцатый, а не восьмой! Зарезал! Тащи его с эстрады! Не восьмой, а восемнадцатый! Занавес! Занавес! Перепутал! В восьмом актер. Шляпа!
   Саша судорожно задергал занавес.
   Но было уже поздно. Лектор стоял посредине зала, окруженный восторженной аудиторией, и отвечал на записки.
   Председатель припал к щелке занавеса. Минуту его лицо выражало отчаяние. В следующую минуту оно слегка прояснилось. Затем председатель озабоченно покачнулся и вдруг хриплым голосом крикнул в зал:
   – Товарищ лектор! Ну а как же, ежели, например, в закваску слишком много дрожжей положишь, а она и загустеет, подлая?…
   И с этими словами ринулся в самую гущу любознательной аудитории.