Страница:
Казанцев Александр
Шахматы на дне колодца
Александр Казанцев
ШАХМАТЫ НА ДНЕ КОЛОДЦА
(Повесть написана совместно с Мариавом Сияниным.)
"Любовь это и есть одно из самих
удивительных чудес Света!"
Глава первая
РАСКОПКИ
Археолог Детрие стоял на берегу Нила и кого-то ждал, любуясь панорамой раскопок. Кожа его от загара так потемнела, что не будь на нем светлого клетчатого костюма и.пробкового шлема, его не признали бы европейцем. Впрочем, черные холеные усы делали его похожим на Ги де Мопассана. Непринужденность гасконца и знание местных диалектов позволяли ему быстро сходиться здесь с людьми. Особенно помогало знание арабского языка и наречия, на котором говорили феллахи.
Трудно ладить было лишь с турками. Кичливый паша в неизменной феске, от которого зависело разрешение на раскопки в Гелиополисе, неимоверно тянул, потчуя Детрие черным кофе, сносно болтая по-французски и выпытывая у него о парижских нравах на плас Пигаль. Он не преминул похвастаться, что знает наизусть весь Коран, хотя и не понимает ни одного арабского слова, что, впрочем, не мешает ему править арабами. В душе он, конечно, презирал неверных гяуров за их постыдный интерес к развалившимся капищам старой ложной веры, но и обещал европейцу, обещал, обещал... Однако разрешение на раскопки было получено лишь после того, как немалая часть банковской ссуды, выхлопотанной парижским другом археолога графом де Лейе, перешла от Детрие к толстому паше. Таковы уж были нравы сановников Оттоманской империи, по владениях которой скрещивались интересы надменных англичан и алчных немецких коммерсантов, требовавших под пирамидами пива и привилегий, обещанных в Константинополе султаном.
Детрпе мало интересовался этим соперничеством. Как чистый ученый, он больше разбирался в борьбе фараонов и жрецов бога Ра, древнейший храм которого ему удалось раскопать.
В 1912 году отмечалось это выдающееся достижение археологии. Храм был огромен. Казалось, кто-то намеренно насыпал здесь холм, чтобы сохранить четырехугольные колонны и сложенные из камней стены с бесценными надписями на них. Но сохранили их не разум, а забвение и ветры пустыни.
Археолога Детрие заинтересовали некоторые надписи, оказавшиеся математическими загадками. Жрецы Pa - и математика!
Это открывало много.
Об одной пз таких надписей, выбитой иероглифами на гранитной плите в большом зале, и написал Детрие в Париж своему другу, математику, пообещавшему в ответ самому приехать на место раскопок.
Его и ждал сейчас Детрие. Но меньше всего думал он увидеть всадника в белом бурнусе, подскакавшего на арабском скакуне в сопровождении туземного проводника в таком же одеяпии.
Впрочем, но его ли друга можно было встретить в Булонском лесу во время верховых прогулок в весьма экстравагантном виде?
То он был в цилиндре, то в турецкой феске, то в индийском тюрбане. Ведь он прослыл тем самым чудаковатым графом, который сменил блеск парижских салонов на мир математических формул.
Кстати, в этом он был не так уж одинок, достаточно вспомнить юного герцога де Бройля, впоследствии ставшего виднейшим физиком (волны де Бройля!).
Детрпе и граф де Лейе подружились в Сорбонне. Разные специальности. выбранные ими, разъединяли, но не отдаляли их друг от друга. Они всегда вместе гуляли по бульвару Сен-Мишель и встречались на студенческих пирушках, пили вино, пели песни и веселились с девушками.
Но главное, что связывало их, была "масонская ложа шахматистов", как в шутку говорили они. Оба были страстными шахматистами. Играли они примерно в равную силу, по граф де Лейе увлекался шахматными этюдами и не без успеха составлял их сам, получал призы на международных конкурсах. И если они не играли очередную партию, то, собравшись вместе, рассматривали этюды Лейе плп классиков шахматной композиции. Эта общая привязанность к мудрой игре сделала само собой разумеющейся взаимную выручку. Вот почему граф де Лейе помог археологу добыть необходимые средства для раскопок и теперь сам по просьбе собрата по "шахматной ложе" примчался сюда.
Граф осадил коня и ловко соскочил на землю, восхитив тем проводника, подхватившего поводья.
Друзья обнялись и направились к раскопкам.
- Тебе придется все объяснить мне. как в лицее, - говорил граф, шагая рядом с Детрие в своем развевающемся на ветру бурнусе. Его тонкое бледное лицо, так не вязавшееся с восточным одеянием, было возбуждено.
- Раскопки ведутся на месте одного пз древнейших городов Египта, методично начал археолог. - Гелиополис - город Солнца. В древности его называли Ону плп Ей-н-Ра. Здесь был религиозный центр бога Ра, победителя богов, который "пожирал их внутренности вместе с их чарами". Так возвещают древние надписи: "Он варит кушанье в котлах своих вечерних... Их великие идут на его утренний стол, их средние идут на его вечерний стол, их малые идут на его ночной стол..." - декламировал цитаты археолог.
- Прожорливый был бог! - рассмеялся граф.
- Эти религиозные сказания отражают не только то, что Солнце всходит над горизонтом, "пожирает." звезды, но и отражают, пожалуй, реальные события древности.
- Битву богов с титанами?
- Нет. Воевали между собой не столько сами боги, сколько жрецы, им поклонявшиеся. Так, с жрецами бога Ра всегда соперничали жрецы бога Тота-Носатого (его изображали с головой птицы ибиса), сыном которого считался фараон Тутмос I. Любопытно, граф, что наследование престола у египтян, как пережиток матриархата, шло по женской липпи.
- Постой, великий древнечет. Я в невежественной своей темноте слышал лишь о двух египетских царицах Нефертити и Клеопатре. Обе украсили бы собой бульвар Сен-Мишель.
- Жила и другая, как раз дочь Тутмоса I, и, быть может, даже более прекрасная, чем эти прославленные красавицы. Однако Клеопатра, как известно, была гречанкой (по линии Птолемея, соратника Александра Македонского). А Нефертити не правила страной. Она была лишь женой фараона Эхнатона. Ее изображали даже сидящей на коленях у мужа...
- Какая непростительная добродетель!
- А вот жившая много раньше Хатшепсут (или Хатазу), та была единовластной правительницей, женщиной-фараоном, едва ли но единственной за всю историю Египта.
- Постой, постой! Не о ней ли говорят, что она была ослепительно красимой?
- Видимо, о ней.
- Как же она воцарилась? Как королева красоты?
- На ней и сказалась матриархальная традиция наследования престола, который передавался не сыну. а дочери фараона. И чтобы стать фараоном (влияние побеждающего патриархата), этот сын должен был жениться на собственной сестре, которая уступит ему трон.
- Высшая форма аристократизма! - воскликнул граф. - Прямой путь к вырождению через кровосмешение. Недаром я до с их пор холост!
- Хатшепсут - дочь Тутмоса I, раздвинувшего границы своего царства Та-Кем за третьи пороги до страны Куш и доходившего до Cиpии, до берегов Евфрата. Она наследовала от отца власть фараона и передала ее по традиции своему супругу и брату Тутмосу II. Он был болезнен и царствовал лишь три года. А вот после его смерти Хатшепсут не пожелала передать при жизни власть фараона своей дочери и ее юному мужу, впоследствии Тутмосу III, и стала царствовать сама. За двадцать лет властвования она прославилась как мудрая правительница и тонкая художница.
- Так это про нее говорили, - воскликнул граф, - что она красивее Нефертити, мудрее жрецов, зорче звездочетов, смелее воинов, расчетливее зодчих, точнее скульпторов и ярче самого Солнца?
- Пожалуй, это не такое уж преувеличение. Действительно, эта женщина глубокой древности должна была обладать необыкновенными качествами, чтобы удержать за собой престол. Ей пришлось изображать себя на нем в мужской одежде с приклеенной искусственной бородкой.
- Фу, какая безвкусица! - возмутился граф. - Дама в усах!
Ярмарка!
- Ты не сказал бы этого, увидев ее скульптурные изображения. Они прекрасны!
- Рад был бы полюбоваться. Где их найти?
- Это нелегко. Большинство ее изображений уничтожено мстительным фараоном Тутмосом III, захватившим трон после Хатшепсут и прославившимся как жестокий завоеватель. Но все равно тебе стоит посмотреть поминальный храм Хатпгспсут в Фивах, грандиозное здание с террасами, на которых при ней рос сад ДПКОВПНЕЫХ деревьев, привезенных из сказочной страны Пунт.
Увы, теперь вместо деревьев можно увидеть лишь углубления в камне для чернозема, в котором росли корни, да желобки орошенпя. Но все равно зрелище великолепное - гармонические линии на фоне отвесных Ливийских скал высотой в сто двадцать пять метров. Такой же высоты был здесь и холм: мы раскопали его, чтобы освободить под нпм храм бога Ра. Его ты и видишь перед собой. Учти - в нем бывала сама Хатшепсут. Быть может, она здесь боролась с врагами престола, отстаивая свои права фараона и...
- И?
- И женщины, - улыбнулся археолог.
- Снимаю шляпу перед древней красавицей. А что, если она касалась рукой вот этой колонны? - и граф погладил шершавый от времени камень, потом стал оглядывать величественные развалины, пытаясь представить среди них великолепную царицу.
Глава вторая
ЗАДАЧА ЖРЕЦОВ БОГА РА
Археолог пропел друга в просторный зал с гранитной стеной и остановился перед выбитой на камне четыре тысячи лет назад надписью.
- Я переведу тебе странную надпись. Оказывается, жрецы не только сажали на трон фараонов, вели счет звездам, годам и предсказывали наводнения Нила. Они были и математиками! Слушай:
"Эти иероглифы выдолбили жрецы, бога Ра. Это стена. За стеной находится колодец Лотоса, как круг солнца, возле колодца положен, один камень, одно долото, две тростинки, одна тростинка имеет три меры, вторая имеет две меры. Тростинки скрещиваются всегда над поверхностью воды в колодце Лотоса, и эта поверхность является одной мерой выше дна. Кто сообщит числа наидлиннейшей прямой, содержащейся в ободе колодца Лотоса, возьмет обе тростинки, будет жрецом бога Ра.
Знай: каждый может стать перед стеной. Кто поймет дело рук жрецов Ра, тому откроется стена для входа. Но знай: когда ты войдешь, то будешь замурован. Выйдешь с тростинками жрецом Ра. Помни, замурованный, ты выбей на камне цифры, подай камень светом-воздухом камеры. Однако помни: подать надо только один камень. Верь. Жрецы Ра будут наготове, первосвященники подтвердят, таковы ли на самом деле выбитые тобой цифры. Но верь.
Сквозь стену колодца Лотоса прошли многие, но немногие стали жнецами бога Ра. Думай. Так. советуют тебе жрецы Ра".
- Как это понять? - спросил граф.
- Ради этого я и просил тебя приехать. Очевидно, здесь проходили испытания претенденты на сан жреца бога Ра. Их замуровывали за этой стеной до тех пор, пока те или решали задачу, передавая через отверстие для спета и воздуха камень с выдолбленным ответом, или умирали там от истощения и бессилия.
- И вы откопали эту экзаменационную аудиторию?
- Конечно. Мы можем пройти в нее. Тростинок там не сохранилось, так же, как и колодца, но камень для ответа и даже медное цилото лежат на месте. Пройдем, для пас это не так опасно, как для древних испытуемых.
- Прекрасно! - отозвался граф и храбро шагнул в пролом стьны.
Они оказались в нс-большом каземате, напоминавшем каменный ьющок. Свет проникал через пройденный ими проем и маленькое отверстие, сделанное как раз по размеру лежащего на полу камня из мягкого известняка. Рядом лежало и медное долото.
- Должно быть, маловато верных ответов было выбито этим долотом, сказал археолог, поднимая его с полу.
- Почему ты так думаешь?
- Я бился над этой задачей несколько дней. Но я завтракал, обедал, ужинал регулярно. Боюсь, что в этой камере жрецов остались бы мои кости.
- Прекрасно! - задумчиво повторил граф. - Попробуем перевести твою надпись еще раз. На математический язык и сопроводим чертежом на этой тысячелетней ныли.
И граф, взяв у Детрие долото, нарисовал на ныльном полу камеры чертеж, говоря при этом:
- Колодец - это прямой цилиндр. Два жестких прута (тростинки), один длиной два метра, другой - три, приставлены к основанию цилиндра, скрещиваясь на уровне предполагаемой воды в одном метре от дна. Легко понять, что сумма проекций на дне цилиндра мокрых или сухих частей тростинок будет равна его диаметру - наидлиннейшей прямой, содержащейся в ободе колодца Лотоса, как говорится на языке жрецов.
- Мы обнаружили остатки ободов колодца, но сами они, увы, не сохранились.
- А жаль! Можно было бы вычислить длину царского локтя, которая поныне остается загадкой.
- Ты можешь вычислить?
- Если ты меня замуруешь ЗДРСЬ.
- Ты шутишь? Это нс шахматный этюд! Замуровать себя?
- Конечно! Я уже считаю себя замурованным. Я мысленно возвожу в проеме каменную стену. Ты можешь оставить меня здесь.
Я не проглочу ни крупинки еды, не выпью ни каплп влаги, даже вина... пока не решу древней задачи. Жди моего сигнала в окошечке "свет - воздух". Считай, здесь написано: кто не думает, тот не ест... ни фигур, ни пешек, и он весело подмигнул.
Детрие знал чудачества своего друга и не стал с ним спорить.
Он оставил математика в древнем каземате, напоминавшем склеп, наедине с древней задачей жрецов. Интересно, имел ли шансы шахматист и математик двадцатого века пройти испытание на сан жреца Ра четырехтысячелетней давности?
Выйдя в просторный зал, Детрие оглянулся. Ему показалось, что вынутые его рабочими гранитные плиты каким-то чудом снова водрузились на место, превратив стену зала в сплошной монолит.
Археолог даже затряс головой, чтобы отогнать видение.
Во всяком случае, математик имел право на уединение для решения, быть может, сложной задачи, которая археологу оказалась не по плечу.
Детрие вышел на воздух.
Пахнуло жарой. Солнце стояло пад головой. До обеда было еще далеко. Детрио вздохнул, представляя накрытый стол.
Проводник в бурнусе держал под уздцы двух лошадей, укрыв их в тени. По Нилу плыли лодки с высоко поднятой кормой и загнутым носом. В небе - ни облачка.
Детрие сел в тени колонны и погрузился в раздумье. В его воображении вставали жрецы Ра, владевшие математическим аппаратом лучше, чем он, человек двадцатого века, окончивший Сорбонну.
Что происходило в каменном склепе колодца Лотоса с замурованными там претендентами на служение богу Ра? Сначала из окошечка просовывался камень с выбитыми на нем цифрами, может быть, неверными. Потом через это отверстие до слуха проходивших мимо жрецов могли доноситься крики, стоны, мольбы умирающим с голоду испытуемых, которым не суждено было стать служителями храма. Не суждено? Нет! Они не могли ими стать, как не смог бы стать жрецом Ра сам Детрие.
Археолог так живо представил все это себе, что передернул плечами.
Тень переместилась. Археологу пришлось пересесть, чтобы спастись от палящих лучей.
Несколько раз он возвращался в зал, граничивший с камерой колодца Лотоса, - ни звука.
Мучительно хотелось есть. Детрие, как истый француз, был гурманом. Он рассчитывал вкусно пообедать со своим гостом и никак не ожидал его новой эксцентричной выходки - лишить себя, да и его, обеда из-за решения древней задачи!
Они должны были поехать во французский ресторан мадам Шпко. Турки особенно любили посещать его из-за пленительной полноты (в их вкусе) хозяйки. Она, верно, уже заждалась, исхлопоталась. Вчера она согласовывала с Детрио замысловатое меню, которое должно было перенести друзей на бульвар Сен-Мишель идп на Монмартр. Креветки, нежнейшие креветки, доставленные в живом виде из Нормандии, устрицы. И белое вино к ним. Спаржа под соусом из шампиньонов. Буайбссс - несравненный рыбный суп. Бараньи котлеты с луком и картофель по-савойски или бургундские бобы. И вина! Топкие французские вина, для каждого блюда свои: белые или красные. Наконец, сыры. Целый арсенал сыров, радующих сердце француза! Это на тот случай, если господа не наелись и хотят закрепить ощущение сытости в желудке.
И, наконец, кофе и сигары во время задушевного послеобеденного разговора.
Ждать уже не было сил. Детрие решил любым способом вызволить друга из заточения и решительно направился к каземату. Однако насилия не понадобилось. Еще не войдя в зал Стены, он услышал стук. Из окошечка выпал камень и лежал теперь перед ним на полу. Он нагнулся, чтобы поднять его.
О боже! На нем медным зубилом были нацарапаны (кощунственно нацарапаны на бесценной реликвии!) какието цифры...
Детрие, возмущенный до глубины Души, поднял камень и прочитал!
"d=1,231 меры!"
В "замурованном" проеме стоял сияющий граф де Лейе. Его узкое бледное лицо, казалось, помолодело.
Археолог с упреком протянул ему камень:
- Ты исцарапал реликвию!
- Иначе мы не смогли бы обедать, - обескураживающе заявил математик и улыбнулся совсем по-мальчишески.
- Но я не могу проверить, - развел руками Детрие.
- Боюсь, что ты, археолог, не больше древних жрецов разбираешься в аналитической геометрии. Но все же смотри (рис. 01).
PIC-01.GIF
Обозначим длину мокрой части короткой тростинки через "J", теперь представим, что тростинка скользит одним концом по вертикали, а другой по горизонтали (по дну колодца). Из высшей математики известно, что точка на расстоянии d будет описывать эллипс. Я записал уравнение этого эллипса. Вот оно:
FORM-01.GIF
- Теперь все очень присто, - продолжал граф де Лейе. - Нужно решить это уравнение для Y=1 и Х=r^2-1 - величина проекции мокрого отрезка длинной тростинки. Получаем уравнение. Правда, четвертой степени, к сожалению:
5r^4-20r^3-20r^2-16r-16=0
Как тебе нравится? Красивое уравнение? Если узнаем величину, то легко получить и диаметр из зависимости.
FORM-02.GIF
Детрие почесал затылок, рассматривая чертеж на пыльном полу и написанные формулы:
- И такие уравнения решали древнеегипетские жрецы?
- Ничего не могу сказать. Совершенная загадка! Нам, математикам двадцатого века, решить такие уравнения под силу только потому, что, к нашему счастью, формулы для корней такого уравнения были получены в XVI веке итальянским математиком Феррари, учеником Кордано.
- И ты решил?
- Конечно! Считай меня отныне жрецом бога Ра. Диаметр колодца равен = 1,231 метра, то есть меры. Мы не знаем, какая она была! Дай мне найденные здесь ободы, и я скажу тебе, какова была эта мера, скорее всего царский локоть древних египтян.
- Увы, я уже признался тебе, что ободы не сохранились, так же как и тростинки. Именно поэтому ты не сможешь стать жрецом Ра.
- Как так? - возмутился граф де Лeйe.
- В надписи сказано, что жрецом станет тот, кто, решив задачу и сообщив ее ответ, выйдет из камеры с тростинками. А тростинок у тебя нет. Какой же ты жрец.
И оба француза расхохотались.
Проводник уступил свою лошадь археологу, и учение поехала к ресторану мадам Шико.
- Дорого бы я дал за то, чтобы узнать, - сказал математик, - как они умудрялись три с половиной тысячи лет назад решать уравнения четвертой степени?
- А может быть, у них был какой-то другой способ? - усомнился археолог.
- Ты шутишь! - рассмеялся граф де Лейле, - Это невозможно! - и он пришпорил коня.
Глава третья
ИЗБРАННИК ПРЕКРАСНЕЙШЕЙ
Когда жрецы с бритыми головами без париков ввели черноволосого юношу в зал Стены, его охватила дрожь.
На гранитной плите грозной преградой перед ним вставала надпись.
Он познавал жуткий смысл иероглифов, и колени его подгибались. Если бы Прекраснейшая знала, на что он обречен! Своей божественной властью она спасла бы его, отвратила бы от пего неизбежную гибель, уготованную бессовестными жрецами, так обманувшими ее!..
"Сквозь стену колодца Лотоса прошли многие, но немногие стали жрецами бога Ра. Думай. Цени, свою жизнь. Так советуют тебе жрецы Ра".
Совет жрецов! Совет нечестивости! Удар копьем в сшшу, а не совет!
Если бы знала Прекраснейшая о существовании зала Стеньг, о колодце Лотоса, об этой надписи и неизбежной теперь судьСе ее юного друга, которого через три тысячи ударов сердца заживо замуруют в каменном колодце Смерти!
Юноша туно смотрел, как жрецы вынимали из стены тяжелые камни, чтобы потом, когда он "пройдет сквозь стену", водворить пх на место, отрезав его от всего мира, оставив без еды и питья в каменном мешке его, живого, сильного, ловкого, которого любила сама Прекраснейшая, подняв его из пыли, когда он целовал следы ее ног!
Могла ли подумать живая богипя, что жрецы Амопа-Ра предадут ее? нe они ли по воле оо отца, Тутмоса I, после кончины се супруга и брата Тутмоса II возложили на голову Прекраснейшей бело-красные короны страны Кемпт? Не они ли присвоили ей мужское имя "Видящего истину Солнца" - "Маат-ка-Ра", которое не смел произнести вслух ни один смертный? И не они ли отвергли притязания на престол юного мужа ее дочери, которая при жизни матери не могла наследовать фараонову власть и передавать ее супругу? И не жрецы ли Амона-Ра объявили святотатством богослужение жрецов Тота-Носатого, провозгласивших самозванца фараоном Тугмосом III?
И вот теперь...
Ужель жрецы Амона-Ра устрашились женской любви Божестнной к низкорожденному, поднятому его из праха, в котором надлежало лежать, распластавшись на земле, каждому неджесу или роме, свободному или коренному жителю страны Та-Кем?
О чем можно передумать за три тысячи ударов сердца? Какие картины короткой своей жизни снова увидеть?
Дом родителей, простых нечиновных роме на берегу царицы рек Хапи. Ночи на плоской кровле с любимой звездой Сотис на черном небе, по которой жрецы предсказывают наводнение. Пыль окраин Белой Стены (Мемфиса), где только улицы перед дворцами и храмами были залиты вавилонской смолой, чтобы глушила студ копыт и шум колес. Тайная дружба с детьми домашних рабов, в рабы в каменоломнях, измученные, безучастно-терпеливые к побоям и окрикам надсмотрщиков. Детские игры с щенком гиены в каменоломне предков, из которой уже взяли весь ценный камень.
Уединение в заброшенном каменном карьере, где он, еще мальчишка, пробовал высечь голову прекрасной женщины. Она жила в его незрелой мечте. И когда уже юным атлетом, способным перегнать быстрейшего из эфиопских скороходов, что бегут впереди колесницы властителя, побороть сильнейшего из его стражей или соперничать с ваятелем любого храма, он увидел ее, Прекраснейшую, узнав в ней свою Мечту. Она снизошла до того, чтобы посмотреть состязания юношей, и отметила его среди победителей.
Он лежал в пыли у ее ног и надеялся поцеловать след ноги несравненной, изваять которую достоин лишь лучший из оживляющих камень.
Сначала она сделала его своим скороходом. Однажды жрецы Носатого пытались перехватить его, несшего царский папирус.
Получив несколько ран, он все же отбился от нападающих и доставил послание в храм Амона-Ра. И тогда в одной из комнат хра"
ма, где жрецы Ра пытались спасти ему жизнь, она удостоила его светом своих глаз. Она была живой богиней, Видящей Истину, а пришла в келью к раненому юноше как женщина. Он попросил у жрецов мягкой глины и к следующему ее приходу сделал ее лицо, пообещав перевести его на камень, Прекраснейшая смеялась, говоря, что она словно смотрится в зеркало. И в знак своего восхищения работой юноши подарила ему отшлифованную пластинку редчайшего нетускнеющего металла - железа, оправлентого в золотую рамку. В нее можно было смотреться, как в поверхность гладкой воды.
Царица сделала его потом ваятелем при Великом Доме, как иносказательно надлежало говорить об особе фараона.
Прекраснейшая сама владела тайной глаза. Ее руки были безошибочны. И они были еще и нежны, что узнал Сененмот в самый счастливый день своей жизни. Он делал одно изваяние царицы за другим и не переставал восхищаться божественной, не смея даже и помышлять о земной любви. Но живой богине было дозволено все. Однако она стала нс только божественной возлюбленной сильного и талантливого юноши, но и его заботливой наставницей.
Она не уставала учить его премудростям знания, доступным только ей и жрецам.
Жрецы встревожились. Слишком большую власть мог получить этот новоявленный избранник Прекраснейшей. Однако удалить его от божественной ни у кого не было средств. Ни у кого, кроме тех, кто... обладал хитростью и лукавством. А эти свойства высечены на оборотной стороне Знания.
Жрецы, советники Прекраснейшей, льстиво хвалили Сенепмота, одобряя внимание к нему Хатшепсут. Они поощряли даже ее занятия с ним, уверяя, что высшее Знание может оправдать близость низкорожденного к ярчайшему Светилу, каким была властительница.
И тогда царица Хатшепсут согласилась, чтобы ее ваятель стал жрецом бога Ра. Казалось, в этом нет ничего плохого. Обретая жреческий сап, Сепенмот входил в высший круг, очерченный вокруг золотого трона.
Сененмот тоже согласился на посвящение. Ему еще не побрили наголо, как предстояло, голову, а лишь подстригли его черные кудри и повели в священный город храмов "Ей-н-Ра", расположенный к северу от Мемфиса, столицы владык Кемпта.
Великий храм бога Ра не просто потряс Сененмота. Он пробудил в нем страстное желание создать храм еще более величественный и прекрасный, посвященный Прекраснейшей, ее неумирающей красоте. П не из холодного камня создал бы он его, не мрачными статуями и колоннами внушал бы преклонение перед Прекраснейшей, а перенесенным в храм лесом живых растений, которые террасами спустятся с холма, по высоте равного величайшей из пирамид. И не голый камень пустыни, тысячелетия отражающий солнечные лучи, а живая зелень благоухающих деревьев, поглощающая эти лучи, журчание ручьев и птичий гомон говорили бы всегда не о смерти и величии почившего, а о неумирающей красоте живого!
ШАХМАТЫ НА ДНЕ КОЛОДЦА
(Повесть написана совместно с Мариавом Сияниным.)
"Любовь это и есть одно из самих
удивительных чудес Света!"
Глава первая
РАСКОПКИ
Археолог Детрие стоял на берегу Нила и кого-то ждал, любуясь панорамой раскопок. Кожа его от загара так потемнела, что не будь на нем светлого клетчатого костюма и.пробкового шлема, его не признали бы европейцем. Впрочем, черные холеные усы делали его похожим на Ги де Мопассана. Непринужденность гасконца и знание местных диалектов позволяли ему быстро сходиться здесь с людьми. Особенно помогало знание арабского языка и наречия, на котором говорили феллахи.
Трудно ладить было лишь с турками. Кичливый паша в неизменной феске, от которого зависело разрешение на раскопки в Гелиополисе, неимоверно тянул, потчуя Детрие черным кофе, сносно болтая по-французски и выпытывая у него о парижских нравах на плас Пигаль. Он не преминул похвастаться, что знает наизусть весь Коран, хотя и не понимает ни одного арабского слова, что, впрочем, не мешает ему править арабами. В душе он, конечно, презирал неверных гяуров за их постыдный интерес к развалившимся капищам старой ложной веры, но и обещал европейцу, обещал, обещал... Однако разрешение на раскопки было получено лишь после того, как немалая часть банковской ссуды, выхлопотанной парижским другом археолога графом де Лейе, перешла от Детрие к толстому паше. Таковы уж были нравы сановников Оттоманской империи, по владениях которой скрещивались интересы надменных англичан и алчных немецких коммерсантов, требовавших под пирамидами пива и привилегий, обещанных в Константинополе султаном.
Детрпе мало интересовался этим соперничеством. Как чистый ученый, он больше разбирался в борьбе фараонов и жрецов бога Ра, древнейший храм которого ему удалось раскопать.
В 1912 году отмечалось это выдающееся достижение археологии. Храм был огромен. Казалось, кто-то намеренно насыпал здесь холм, чтобы сохранить четырехугольные колонны и сложенные из камней стены с бесценными надписями на них. Но сохранили их не разум, а забвение и ветры пустыни.
Археолога Детрие заинтересовали некоторые надписи, оказавшиеся математическими загадками. Жрецы Pa - и математика!
Это открывало много.
Об одной пз таких надписей, выбитой иероглифами на гранитной плите в большом зале, и написал Детрие в Париж своему другу, математику, пообещавшему в ответ самому приехать на место раскопок.
Его и ждал сейчас Детрие. Но меньше всего думал он увидеть всадника в белом бурнусе, подскакавшего на арабском скакуне в сопровождении туземного проводника в таком же одеяпии.
Впрочем, но его ли друга можно было встретить в Булонском лесу во время верховых прогулок в весьма экстравагантном виде?
То он был в цилиндре, то в турецкой феске, то в индийском тюрбане. Ведь он прослыл тем самым чудаковатым графом, который сменил блеск парижских салонов на мир математических формул.
Кстати, в этом он был не так уж одинок, достаточно вспомнить юного герцога де Бройля, впоследствии ставшего виднейшим физиком (волны де Бройля!).
Детрпе и граф де Лейе подружились в Сорбонне. Разные специальности. выбранные ими, разъединяли, но не отдаляли их друг от друга. Они всегда вместе гуляли по бульвару Сен-Мишель и встречались на студенческих пирушках, пили вино, пели песни и веселились с девушками.
Но главное, что связывало их, была "масонская ложа шахматистов", как в шутку говорили они. Оба были страстными шахматистами. Играли они примерно в равную силу, по граф де Лейе увлекался шахматными этюдами и не без успеха составлял их сам, получал призы на международных конкурсах. И если они не играли очередную партию, то, собравшись вместе, рассматривали этюды Лейе плп классиков шахматной композиции. Эта общая привязанность к мудрой игре сделала само собой разумеющейся взаимную выручку. Вот почему граф де Лейе помог археологу добыть необходимые средства для раскопок и теперь сам по просьбе собрата по "шахматной ложе" примчался сюда.
Граф осадил коня и ловко соскочил на землю, восхитив тем проводника, подхватившего поводья.
Друзья обнялись и направились к раскопкам.
- Тебе придется все объяснить мне. как в лицее, - говорил граф, шагая рядом с Детрие в своем развевающемся на ветру бурнусе. Его тонкое бледное лицо, так не вязавшееся с восточным одеянием, было возбуждено.
- Раскопки ведутся на месте одного пз древнейших городов Египта, методично начал археолог. - Гелиополис - город Солнца. В древности его называли Ону плп Ей-н-Ра. Здесь был религиозный центр бога Ра, победителя богов, который "пожирал их внутренности вместе с их чарами". Так возвещают древние надписи: "Он варит кушанье в котлах своих вечерних... Их великие идут на его утренний стол, их средние идут на его вечерний стол, их малые идут на его ночной стол..." - декламировал цитаты археолог.
- Прожорливый был бог! - рассмеялся граф.
- Эти религиозные сказания отражают не только то, что Солнце всходит над горизонтом, "пожирает." звезды, но и отражают, пожалуй, реальные события древности.
- Битву богов с титанами?
- Нет. Воевали между собой не столько сами боги, сколько жрецы, им поклонявшиеся. Так, с жрецами бога Ра всегда соперничали жрецы бога Тота-Носатого (его изображали с головой птицы ибиса), сыном которого считался фараон Тутмос I. Любопытно, граф, что наследование престола у египтян, как пережиток матриархата, шло по женской липпи.
- Постой, великий древнечет. Я в невежественной своей темноте слышал лишь о двух египетских царицах Нефертити и Клеопатре. Обе украсили бы собой бульвар Сен-Мишель.
- Жила и другая, как раз дочь Тутмоса I, и, быть может, даже более прекрасная, чем эти прославленные красавицы. Однако Клеопатра, как известно, была гречанкой (по линии Птолемея, соратника Александра Македонского). А Нефертити не правила страной. Она была лишь женой фараона Эхнатона. Ее изображали даже сидящей на коленях у мужа...
- Какая непростительная добродетель!
- А вот жившая много раньше Хатшепсут (или Хатазу), та была единовластной правительницей, женщиной-фараоном, едва ли но единственной за всю историю Египта.
- Постой, постой! Не о ней ли говорят, что она была ослепительно красимой?
- Видимо, о ней.
- Как же она воцарилась? Как королева красоты?
- На ней и сказалась матриархальная традиция наследования престола, который передавался не сыну. а дочери фараона. И чтобы стать фараоном (влияние побеждающего патриархата), этот сын должен был жениться на собственной сестре, которая уступит ему трон.
- Высшая форма аристократизма! - воскликнул граф. - Прямой путь к вырождению через кровосмешение. Недаром я до с их пор холост!
- Хатшепсут - дочь Тутмоса I, раздвинувшего границы своего царства Та-Кем за третьи пороги до страны Куш и доходившего до Cиpии, до берегов Евфрата. Она наследовала от отца власть фараона и передала ее по традиции своему супругу и брату Тутмосу II. Он был болезнен и царствовал лишь три года. А вот после его смерти Хатшепсут не пожелала передать при жизни власть фараона своей дочери и ее юному мужу, впоследствии Тутмосу III, и стала царствовать сама. За двадцать лет властвования она прославилась как мудрая правительница и тонкая художница.
- Так это про нее говорили, - воскликнул граф, - что она красивее Нефертити, мудрее жрецов, зорче звездочетов, смелее воинов, расчетливее зодчих, точнее скульпторов и ярче самого Солнца?
- Пожалуй, это не такое уж преувеличение. Действительно, эта женщина глубокой древности должна была обладать необыкновенными качествами, чтобы удержать за собой престол. Ей пришлось изображать себя на нем в мужской одежде с приклеенной искусственной бородкой.
- Фу, какая безвкусица! - возмутился граф. - Дама в усах!
Ярмарка!
- Ты не сказал бы этого, увидев ее скульптурные изображения. Они прекрасны!
- Рад был бы полюбоваться. Где их найти?
- Это нелегко. Большинство ее изображений уничтожено мстительным фараоном Тутмосом III, захватившим трон после Хатшепсут и прославившимся как жестокий завоеватель. Но все равно тебе стоит посмотреть поминальный храм Хатпгспсут в Фивах, грандиозное здание с террасами, на которых при ней рос сад ДПКОВПНЕЫХ деревьев, привезенных из сказочной страны Пунт.
Увы, теперь вместо деревьев можно увидеть лишь углубления в камне для чернозема, в котором росли корни, да желобки орошенпя. Но все равно зрелище великолепное - гармонические линии на фоне отвесных Ливийских скал высотой в сто двадцать пять метров. Такой же высоты был здесь и холм: мы раскопали его, чтобы освободить под нпм храм бога Ра. Его ты и видишь перед собой. Учти - в нем бывала сама Хатшепсут. Быть может, она здесь боролась с врагами престола, отстаивая свои права фараона и...
- И?
- И женщины, - улыбнулся археолог.
- Снимаю шляпу перед древней красавицей. А что, если она касалась рукой вот этой колонны? - и граф погладил шершавый от времени камень, потом стал оглядывать величественные развалины, пытаясь представить среди них великолепную царицу.
Глава вторая
ЗАДАЧА ЖРЕЦОВ БОГА РА
Археолог пропел друга в просторный зал с гранитной стеной и остановился перед выбитой на камне четыре тысячи лет назад надписью.
- Я переведу тебе странную надпись. Оказывается, жрецы не только сажали на трон фараонов, вели счет звездам, годам и предсказывали наводнения Нила. Они были и математиками! Слушай:
"Эти иероглифы выдолбили жрецы, бога Ра. Это стена. За стеной находится колодец Лотоса, как круг солнца, возле колодца положен, один камень, одно долото, две тростинки, одна тростинка имеет три меры, вторая имеет две меры. Тростинки скрещиваются всегда над поверхностью воды в колодце Лотоса, и эта поверхность является одной мерой выше дна. Кто сообщит числа наидлиннейшей прямой, содержащейся в ободе колодца Лотоса, возьмет обе тростинки, будет жрецом бога Ра.
Знай: каждый может стать перед стеной. Кто поймет дело рук жрецов Ра, тому откроется стена для входа. Но знай: когда ты войдешь, то будешь замурован. Выйдешь с тростинками жрецом Ра. Помни, замурованный, ты выбей на камне цифры, подай камень светом-воздухом камеры. Однако помни: подать надо только один камень. Верь. Жрецы Ра будут наготове, первосвященники подтвердят, таковы ли на самом деле выбитые тобой цифры. Но верь.
Сквозь стену колодца Лотоса прошли многие, но немногие стали жнецами бога Ра. Думай. Так. советуют тебе жрецы Ра".
- Как это понять? - спросил граф.
- Ради этого я и просил тебя приехать. Очевидно, здесь проходили испытания претенденты на сан жреца бога Ра. Их замуровывали за этой стеной до тех пор, пока те или решали задачу, передавая через отверстие для спета и воздуха камень с выдолбленным ответом, или умирали там от истощения и бессилия.
- И вы откопали эту экзаменационную аудиторию?
- Конечно. Мы можем пройти в нее. Тростинок там не сохранилось, так же, как и колодца, но камень для ответа и даже медное цилото лежат на месте. Пройдем, для пас это не так опасно, как для древних испытуемых.
- Прекрасно! - отозвался граф и храбро шагнул в пролом стьны.
Они оказались в нс-большом каземате, напоминавшем каменный ьющок. Свет проникал через пройденный ими проем и маленькое отверстие, сделанное как раз по размеру лежащего на полу камня из мягкого известняка. Рядом лежало и медное долото.
- Должно быть, маловато верных ответов было выбито этим долотом, сказал археолог, поднимая его с полу.
- Почему ты так думаешь?
- Я бился над этой задачей несколько дней. Но я завтракал, обедал, ужинал регулярно. Боюсь, что в этой камере жрецов остались бы мои кости.
- Прекрасно! - задумчиво повторил граф. - Попробуем перевести твою надпись еще раз. На математический язык и сопроводим чертежом на этой тысячелетней ныли.
И граф, взяв у Детрие долото, нарисовал на ныльном полу камеры чертеж, говоря при этом:
- Колодец - это прямой цилиндр. Два жестких прута (тростинки), один длиной два метра, другой - три, приставлены к основанию цилиндра, скрещиваясь на уровне предполагаемой воды в одном метре от дна. Легко понять, что сумма проекций на дне цилиндра мокрых или сухих частей тростинок будет равна его диаметру - наидлиннейшей прямой, содержащейся в ободе колодца Лотоса, как говорится на языке жрецов.
- Мы обнаружили остатки ободов колодца, но сами они, увы, не сохранились.
- А жаль! Можно было бы вычислить длину царского локтя, которая поныне остается загадкой.
- Ты можешь вычислить?
- Если ты меня замуруешь ЗДРСЬ.
- Ты шутишь? Это нс шахматный этюд! Замуровать себя?
- Конечно! Я уже считаю себя замурованным. Я мысленно возвожу в проеме каменную стену. Ты можешь оставить меня здесь.
Я не проглочу ни крупинки еды, не выпью ни каплп влаги, даже вина... пока не решу древней задачи. Жди моего сигнала в окошечке "свет - воздух". Считай, здесь написано: кто не думает, тот не ест... ни фигур, ни пешек, и он весело подмигнул.
Детрие знал чудачества своего друга и не стал с ним спорить.
Он оставил математика в древнем каземате, напоминавшем склеп, наедине с древней задачей жрецов. Интересно, имел ли шансы шахматист и математик двадцатого века пройти испытание на сан жреца Ра четырехтысячелетней давности?
Выйдя в просторный зал, Детрие оглянулся. Ему показалось, что вынутые его рабочими гранитные плиты каким-то чудом снова водрузились на место, превратив стену зала в сплошной монолит.
Археолог даже затряс головой, чтобы отогнать видение.
Во всяком случае, математик имел право на уединение для решения, быть может, сложной задачи, которая археологу оказалась не по плечу.
Детрие вышел на воздух.
Пахнуло жарой. Солнце стояло пад головой. До обеда было еще далеко. Детрио вздохнул, представляя накрытый стол.
Проводник в бурнусе держал под уздцы двух лошадей, укрыв их в тени. По Нилу плыли лодки с высоко поднятой кормой и загнутым носом. В небе - ни облачка.
Детрие сел в тени колонны и погрузился в раздумье. В его воображении вставали жрецы Ра, владевшие математическим аппаратом лучше, чем он, человек двадцатого века, окончивший Сорбонну.
Что происходило в каменном склепе колодца Лотоса с замурованными там претендентами на служение богу Ра? Сначала из окошечка просовывался камень с выбитыми на нем цифрами, может быть, неверными. Потом через это отверстие до слуха проходивших мимо жрецов могли доноситься крики, стоны, мольбы умирающим с голоду испытуемых, которым не суждено было стать служителями храма. Не суждено? Нет! Они не могли ими стать, как не смог бы стать жрецом Ра сам Детрие.
Археолог так живо представил все это себе, что передернул плечами.
Тень переместилась. Археологу пришлось пересесть, чтобы спастись от палящих лучей.
Несколько раз он возвращался в зал, граничивший с камерой колодца Лотоса, - ни звука.
Мучительно хотелось есть. Детрие, как истый француз, был гурманом. Он рассчитывал вкусно пообедать со своим гостом и никак не ожидал его новой эксцентричной выходки - лишить себя, да и его, обеда из-за решения древней задачи!
Они должны были поехать во французский ресторан мадам Шпко. Турки особенно любили посещать его из-за пленительной полноты (в их вкусе) хозяйки. Она, верно, уже заждалась, исхлопоталась. Вчера она согласовывала с Детрио замысловатое меню, которое должно было перенести друзей на бульвар Сен-Мишель идп на Монмартр. Креветки, нежнейшие креветки, доставленные в живом виде из Нормандии, устрицы. И белое вино к ним. Спаржа под соусом из шампиньонов. Буайбссс - несравненный рыбный суп. Бараньи котлеты с луком и картофель по-савойски или бургундские бобы. И вина! Топкие французские вина, для каждого блюда свои: белые или красные. Наконец, сыры. Целый арсенал сыров, радующих сердце француза! Это на тот случай, если господа не наелись и хотят закрепить ощущение сытости в желудке.
И, наконец, кофе и сигары во время задушевного послеобеденного разговора.
Ждать уже не было сил. Детрие решил любым способом вызволить друга из заточения и решительно направился к каземату. Однако насилия не понадобилось. Еще не войдя в зал Стены, он услышал стук. Из окошечка выпал камень и лежал теперь перед ним на полу. Он нагнулся, чтобы поднять его.
О боже! На нем медным зубилом были нацарапаны (кощунственно нацарапаны на бесценной реликвии!) какието цифры...
Детрие, возмущенный до глубины Души, поднял камень и прочитал!
"d=1,231 меры!"
В "замурованном" проеме стоял сияющий граф де Лейе. Его узкое бледное лицо, казалось, помолодело.
Археолог с упреком протянул ему камень:
- Ты исцарапал реликвию!
- Иначе мы не смогли бы обедать, - обескураживающе заявил математик и улыбнулся совсем по-мальчишески.
- Но я не могу проверить, - развел руками Детрие.
- Боюсь, что ты, археолог, не больше древних жрецов разбираешься в аналитической геометрии. Но все же смотри (рис. 01).
PIC-01.GIF
Обозначим длину мокрой части короткой тростинки через "J", теперь представим, что тростинка скользит одним концом по вертикали, а другой по горизонтали (по дну колодца). Из высшей математики известно, что точка на расстоянии d будет описывать эллипс. Я записал уравнение этого эллипса. Вот оно:
FORM-01.GIF
- Теперь все очень присто, - продолжал граф де Лейе. - Нужно решить это уравнение для Y=1 и Х=r^2-1 - величина проекции мокрого отрезка длинной тростинки. Получаем уравнение. Правда, четвертой степени, к сожалению:
5r^4-20r^3-20r^2-16r-16=0
Как тебе нравится? Красивое уравнение? Если узнаем величину, то легко получить и диаметр из зависимости.
FORM-02.GIF
Детрие почесал затылок, рассматривая чертеж на пыльном полу и написанные формулы:
- И такие уравнения решали древнеегипетские жрецы?
- Ничего не могу сказать. Совершенная загадка! Нам, математикам двадцатого века, решить такие уравнения под силу только потому, что, к нашему счастью, формулы для корней такого уравнения были получены в XVI веке итальянским математиком Феррари, учеником Кордано.
- И ты решил?
- Конечно! Считай меня отныне жрецом бога Ра. Диаметр колодца равен = 1,231 метра, то есть меры. Мы не знаем, какая она была! Дай мне найденные здесь ободы, и я скажу тебе, какова была эта мера, скорее всего царский локоть древних египтян.
- Увы, я уже признался тебе, что ободы не сохранились, так же как и тростинки. Именно поэтому ты не сможешь стать жрецом Ра.
- Как так? - возмутился граф де Лeйe.
- В надписи сказано, что жрецом станет тот, кто, решив задачу и сообщив ее ответ, выйдет из камеры с тростинками. А тростинок у тебя нет. Какой же ты жрец.
И оба француза расхохотались.
Проводник уступил свою лошадь археологу, и учение поехала к ресторану мадам Шико.
- Дорого бы я дал за то, чтобы узнать, - сказал математик, - как они умудрялись три с половиной тысячи лет назад решать уравнения четвертой степени?
- А может быть, у них был какой-то другой способ? - усомнился археолог.
- Ты шутишь! - рассмеялся граф де Лейле, - Это невозможно! - и он пришпорил коня.
Глава третья
ИЗБРАННИК ПРЕКРАСНЕЙШЕЙ
Когда жрецы с бритыми головами без париков ввели черноволосого юношу в зал Стены, его охватила дрожь.
На гранитной плите грозной преградой перед ним вставала надпись.
Он познавал жуткий смысл иероглифов, и колени его подгибались. Если бы Прекраснейшая знала, на что он обречен! Своей божественной властью она спасла бы его, отвратила бы от пего неизбежную гибель, уготованную бессовестными жрецами, так обманувшими ее!..
"Сквозь стену колодца Лотоса прошли многие, но немногие стали жрецами бога Ра. Думай. Цени, свою жизнь. Так советуют тебе жрецы Ра".
Совет жрецов! Совет нечестивости! Удар копьем в сшшу, а не совет!
Если бы знала Прекраснейшая о существовании зала Стеньг, о колодце Лотоса, об этой надписи и неизбежной теперь судьСе ее юного друга, которого через три тысячи ударов сердца заживо замуруют в каменном колодце Смерти!
Юноша туно смотрел, как жрецы вынимали из стены тяжелые камни, чтобы потом, когда он "пройдет сквозь стену", водворить пх на место, отрезав его от всего мира, оставив без еды и питья в каменном мешке его, живого, сильного, ловкого, которого любила сама Прекраснейшая, подняв его из пыли, когда он целовал следы ее ног!
Могла ли подумать живая богипя, что жрецы Амопа-Ра предадут ее? нe они ли по воле оо отца, Тутмоса I, после кончины се супруга и брата Тутмоса II возложили на голову Прекраснейшей бело-красные короны страны Кемпт? Не они ли присвоили ей мужское имя "Видящего истину Солнца" - "Маат-ка-Ра", которое не смел произнести вслух ни один смертный? И не они ли отвергли притязания на престол юного мужа ее дочери, которая при жизни матери не могла наследовать фараонову власть и передавать ее супругу? И не жрецы ли Амона-Ра объявили святотатством богослужение жрецов Тота-Носатого, провозгласивших самозванца фараоном Тугмосом III?
И вот теперь...
Ужель жрецы Амона-Ра устрашились женской любви Божестнной к низкорожденному, поднятому его из праха, в котором надлежало лежать, распластавшись на земле, каждому неджесу или роме, свободному или коренному жителю страны Та-Кем?
О чем можно передумать за три тысячи ударов сердца? Какие картины короткой своей жизни снова увидеть?
Дом родителей, простых нечиновных роме на берегу царицы рек Хапи. Ночи на плоской кровле с любимой звездой Сотис на черном небе, по которой жрецы предсказывают наводнение. Пыль окраин Белой Стены (Мемфиса), где только улицы перед дворцами и храмами были залиты вавилонской смолой, чтобы глушила студ копыт и шум колес. Тайная дружба с детьми домашних рабов, в рабы в каменоломнях, измученные, безучастно-терпеливые к побоям и окрикам надсмотрщиков. Детские игры с щенком гиены в каменоломне предков, из которой уже взяли весь ценный камень.
Уединение в заброшенном каменном карьере, где он, еще мальчишка, пробовал высечь голову прекрасной женщины. Она жила в его незрелой мечте. И когда уже юным атлетом, способным перегнать быстрейшего из эфиопских скороходов, что бегут впереди колесницы властителя, побороть сильнейшего из его стражей или соперничать с ваятелем любого храма, он увидел ее, Прекраснейшую, узнав в ней свою Мечту. Она снизошла до того, чтобы посмотреть состязания юношей, и отметила его среди победителей.
Он лежал в пыли у ее ног и надеялся поцеловать след ноги несравненной, изваять которую достоин лишь лучший из оживляющих камень.
Сначала она сделала его своим скороходом. Однажды жрецы Носатого пытались перехватить его, несшего царский папирус.
Получив несколько ран, он все же отбился от нападающих и доставил послание в храм Амона-Ра. И тогда в одной из комнат хра"
ма, где жрецы Ра пытались спасти ему жизнь, она удостоила его светом своих глаз. Она была живой богиней, Видящей Истину, а пришла в келью к раненому юноше как женщина. Он попросил у жрецов мягкой глины и к следующему ее приходу сделал ее лицо, пообещав перевести его на камень, Прекраснейшая смеялась, говоря, что она словно смотрится в зеркало. И в знак своего восхищения работой юноши подарила ему отшлифованную пластинку редчайшего нетускнеющего металла - железа, оправлентого в золотую рамку. В нее можно было смотреться, как в поверхность гладкой воды.
Царица сделала его потом ваятелем при Великом Доме, как иносказательно надлежало говорить об особе фараона.
Прекраснейшая сама владела тайной глаза. Ее руки были безошибочны. И они были еще и нежны, что узнал Сененмот в самый счастливый день своей жизни. Он делал одно изваяние царицы за другим и не переставал восхищаться божественной, не смея даже и помышлять о земной любви. Но живой богине было дозволено все. Однако она стала нс только божественной возлюбленной сильного и талантливого юноши, но и его заботливой наставницей.
Она не уставала учить его премудростям знания, доступным только ей и жрецам.
Жрецы встревожились. Слишком большую власть мог получить этот новоявленный избранник Прекраснейшей. Однако удалить его от божественной ни у кого не было средств. Ни у кого, кроме тех, кто... обладал хитростью и лукавством. А эти свойства высечены на оборотной стороне Знания.
Жрецы, советники Прекраснейшей, льстиво хвалили Сенепмота, одобряя внимание к нему Хатшепсут. Они поощряли даже ее занятия с ним, уверяя, что высшее Знание может оправдать близость низкорожденного к ярчайшему Светилу, каким была властительница.
И тогда царица Хатшепсут согласилась, чтобы ее ваятель стал жрецом бога Ра. Казалось, в этом нет ничего плохого. Обретая жреческий сап, Сепенмот входил в высший круг, очерченный вокруг золотого трона.
Сененмот тоже согласился на посвящение. Ему еще не побрили наголо, как предстояло, голову, а лишь подстригли его черные кудри и повели в священный город храмов "Ей-н-Ра", расположенный к северу от Мемфиса, столицы владык Кемпта.
Великий храм бога Ра не просто потряс Сененмота. Он пробудил в нем страстное желание создать храм еще более величественный и прекрасный, посвященный Прекраснейшей, ее неумирающей красоте. П не из холодного камня создал бы он его, не мрачными статуями и колоннами внушал бы преклонение перед Прекраснейшей, а перенесенным в храм лесом живых растений, которые террасами спустятся с холма, по высоте равного величайшей из пирамид. И не голый камень пустыни, тысячелетия отражающий солнечные лучи, а живая зелень благоухающих деревьев, поглощающая эти лучи, журчание ручьев и птичий гомон говорили бы всегда не о смерти и величии почившего, а о неумирающей красоте живого!