Мэг Кэбот
Королева сплетен

   Посвящается Бенджамину

   Огромная благодарность всем, кто искренне помогал мне в написании этой книги, в том числе Бет Адер, Дженнифер Браун, Меган Фарр, Кэрри Ферон, Мишель Джаффе, Лоре Ленгли, Лоре МакКей, Софии Тревис и особенно Бенджамину Эгнатцу.

Часть 1

   Одежда. Зачем мы носим ее? Многие полагают, из скромности. Но в древности одежду придумали не столько для того, чтобы скрывать что-то от посторонних взглядов, сколько для того, чтобы согревать тело. Одежду носили также для защиты от магии или как украшение, а еще чтобы выделиться из общей массы и привлечь к себе внимание.
   В данной работе я собираюсь исследовать историю одежды и моды – от древних людей, носивших шкуры животных для защиты от холода, до современников, точнее – женщин, некоторые из которых, кстати, носят небольшие лоскуты материи между ягодиц (читай – шнурок) по причинам, которые пока никому не удавалось вразумительно объяснить.
История моды. Дипломная работа Элизабет Николс

1

   Сомнения – предатели: они
   Проигрывать нас часто заставляют
   Там, где могли б мы выиграть, мешая нам пытаться.
Уильям Шекспир (1564–1616), английский поэт и драматург

   Не могу поверить. Просто поверить не могу, что не помню, как он выглядит! Ведь мы же целовались с ним взасос. Как можно забыть человека, с которым целовалась? Не так уж много парней удостоилось этой привилегии. Всего трое.
   Первый был еще в школе. Второй оказался геем. Боже, мне было тогда так тяжело! Ну ладно, сейчас не об этом.
   Нельзя сказать, что мы давно не виделись. Прошло всего три месяца! Ведь можно же запомнить, как выглядит парень, с которым встречаешься ТРИ МЕСЯЦА.
   Даже если большую часть из этих трех месяцев мы провели в разных странах.
   Ладно. У меня есть его фото. Ну да, на нем не очень-то видно лицо. Вообще-то, если честно, лица там совсем не видно, поскольку это фото его – о боже! – голой задницы.
   Зачем посылать такое! Я лично об этом не просила. Может, он считает это эротичным? Если так, он сильно ошибается.
   Хотя, может, все дело во мне. Шери права, мне пора перестать зажиматься.
   Просто я остолбенела, обнаружив в своей почте фото голой задницы моего парня.
   Да знаю я, что они с друзьями просто дурачились. Шери говорит, это вопрос различия культур. Британцы не так щепетильны насчет наготы, как большинство американцев, поэтому нам нужно стремиться к большей открытости и раскрепощаться, как они.
   А еще он, наверное, как большинство мужчин, считает, что задница – самая привлекательная часть тела.
   Но все равно.
   Ладно, хватит. Не буду больше думать об этом, а лучше пойду разыскивать его самого. Он должен быть где-то здесь. Клялся и божился, что встретит меня…
   Господи, это же не он, правда? Конечно, нет. С какой стати ему напяливать такой пиджак? Как ВООБЩЕ можно надеть такой пиджак? Разве что в шутку или в знак протеста. В крайнем случае, если ты Майкл Джексон. По-моему, только эта известная личность может вырядиться в красный кожаный пиджак с эполетами, не будучи при этом профессиональным танцором брейка.
   Это НЕ МОЖЕТ быть он. Господи, пожалуйста, пусть это будет не он…
   О, нет! Он смотрит в мою сторону!.. Опусти глаза, не встречайся взглядом с парнем в красном пиджаке с эполетами. Уверена, он очень милый молодой человек. Только жаль, что ему приходится одеваться в Армии спасения.
   Не хочу, чтобы он заметил мой взгляд. Вдруг он подумает, что понравился мне.
   Не то чтобы у меня были предубеждения против бездомных, нет. Я знаю, что многих из нас всего пара чеков отделяет от банкротства. Некоторых даже меньше. А кое-кто вообще настолько несостоятелен, что до сих пор живет со своими родителями.
   Но об этом я сейчас думать не буду.
   Просто я не хочу, чтобы Эндрю увидел меня с каким-то бездомным в красном кожаном пиджаке. Это совсем не то первое впечатление, которое мне хотелось бы произвести на него. Правда, это не совсем уж ПЕРВОЕ впечатление, ведь мы встречались три месяца. Но я очень изменилась, поэтому можно считать, это будет первое впечатление. Такой он меня еще не знал…
   Ну все, все – опасность миновала, больше не смотрит.
   Господи, это ужасно! Как они встречают людей, прибывающих в их страну?! Гонят нас, как стадо, по проходу, а все ГЛАЗЕЮТ на нас… Прямо-таки ощущаю, как разочаровываю всех и каждого тем, что я не та, кого они встречают. Это так негуманно по отношению к людям, находившимся шесть часов в самолете. А в моем случае – восемь, если считать перелет из Анн-Арбора в Нью-Йорк. Десять – с учетом задержки рейса в аэропорту…
   Погоди-ка. Уж не меня ли высматривает сейчас «красный пиджак»?
   О господи! ТОЧНО! «Красный пиджак» с эполетами совершенно определенно выискивает взглядом меня!
   Боже, какой ужас! Это все из-за моего белья, Я ЗНАЮ. Но как он смог определить? Ну, что его на мне нет? Да, конечно, явной линии от трусиков не просматривается, но ведь на мне могли быть стринги. Надо было надеть стринги. Шери права.
   Но это так неудобно, когда они врезаются в…
   Знала ведь, что не следует выбирать такое облегающее платье для выхода из самолета – даже если я сама лично укоротила его по колено, чтобы не путаться в нем.
   Во-первых, я замерзла – неужели в августе бывает так холодно?
   Во-вторых, этот шелк особенно липнет к телу, отсюда проблемы с контуром трусов.
   А вот в магазине меня уверяли, что выгляжу в нем потрясающе… Никогда бы не подумала, что платье оранжевого цвета – пусть даже и строгое – пойдет мне, ведь я довольно смуглая.
   Он давно не видел меня, и я хочу поразить его. Я похудела на двенадцать килограммов, а если бы на мне был свитер, то это достижение могло бы остаться незамеченным. Да, кое-кто из знаменитостей выходит из самолета в обвисшем свитере, старых джинсах и с растрепанными волосами. По-моему, если уж ты собрался стать знаменитым, то надо и ВЫГЛЯДЕТЬ достойно, даже когда выходишь из самолета.
   Я, конечно, не знаменитость, но все равно хочу выглядеть хорошо. Столько перенести, три месяца не есть хлеба и…
   Погодите. А что если он меня не узнает? Нет, серьезно. Я похудела на двенадцать килограммов, и у меня новая стрижка…
   Неужели он здесь и просто не узнаёт меня? Неужели я уже прошла мимо? Может, развернуться и пройти еще разок? Но тогда я буду выглядеть полной идиоткой. Что же делать? Господи, ну за что такая несправедливость? Я всего лишь хотела понравиться ему, а не потеряться в чужой стране из-за того, что мой молодой человек меня не узнает! Он может подумать, что я не прилетела, и уедет домой. У меня и денег-то нет – ну, есть полторы тысячи долларов, но это нужно растянуть до возвращения домой в конце месяца…
   «КРАСНЫЙ ПИДЖАК» ВСЕ ЕЩЕ СМОТРИТ В МОЮ СТОРОНУ!!! Господи, что ему от меня нужно?
   А что если он как-то связан с аэропортовской мафией, торгующей белыми рабами? Что если он все время болтается здесь, выискивая наивных молодых туристок из Анн-Арбора, штат Мичиган, чтобы похитить их и отправить в Саудовскую Аравию в качестве семнадцатой жены какого-нибудь шейха? Я как-то читала книжку об этом… правда, надо признать, там главная героиня осталась довольна. Но только потому, что в конце концов шейх развелся со всеми своими женами ради нее.
   А вдруг он не продает девушек, а держит их ради выкупа? Но я-то не настолько богата! Да, мое платье выглядит дорого, но я купила его на распродаже за двенадцать долларов (у меня есть скидка сотрудника)!
   И у моего отца нет денег. Ведь он работает на циклотроне, откуда им взяться!
   Не надо похищать меня, не надо похищать меня, не надо похищать меня!
   Погодите, а это что за будка? Если вы не встретились… Отлично! Служба объявлений – то, что нужно! Так и сделаю – дам объявление для Эндрю. Если он здесь, то подойдет и заберет меня. И я спасусь от «красного пиджака». Думаю, он не посмеет похитить меня на глазах у служащего…
   – Привет, красотка. Потерялась? Чем могу помочь? Какой милый парень с приятным акцентом. Вот только галстук выбран неудачно.
   – Привет, я Лиззи Николс. Меня должен был встретить мой молодой человек, Эндрю Маршалл. Его здесь нет и…
   – Дать для него объявление?
   – О, да, пожалуйста! А то меня преследует какой-то тип. Думаю, или похититель, или сотрудник мафии по белой работорговле…
   – Где?
   Не хотелось бы показывать на него рукой, но мой долг – сообщить о «красном пиджаке» властям или хотя бы сотруднику службы объявлений. Этот подозрительный тип нагло смотрит в мою сторону, как будто собирается похитить именно меня.
   – Вон там, – говорю я. – Вон тот в чудовищном пиджаке с эполетами. Видите? Смотрит в нашу сторону!
   – Да, верно. – Служащий кивает. – И правда опасный тип. Минутку, сейчас разыщем вашего парня, а этот мерзавец получит по заслугам. ЭНДРЮ МАРШАЛЛ. ЭНДРЮ МАРШАЛЛ, МИСС НИКОЛС ОЖИДАЕТ ВАС У ОКНА ОБЪЯВЛЕНИЙ. ЭНДРЮ МАРШАЛЛ, ВЫ МОЖЕТЕ ВСТРЕТИТЬ МИСС НИКОЛС У ОКНА ОБЪЯВЛЕНИЙ. Ну вот, все в порядке.
   – Спасибо, – сказала я, чтобы немного подбодрить молодого человека. Трудно, наверное, целый день сидеть в будке и орать в микрофон.
   – Лиз?
   Эндрю! Наконец-то!
   Когда я обернулась, передо мной стоял «красный пиджак».
   Вот только это действительно был Эндрю.
   А я не узнала его, потому что меня сбивал с толку пиджак – самый чудовищный из тех, какие мне доводилось видеть. К тому же Эндрю подстригся. Не очень удачно. Точнее, совсем неудачно.
   – О, – сказала я. Трудно было скрыть растерянность и испуг. – Эндрю. Привет.
   За стеклом будки объявлений служащий согнулся пополам, но даже это не заглушило его громкий хохот. И до меня дошло, что я снова опростоволосилась.
   Первые ткани изготавливали из растительных волокон, таких как кора, хлопок, пенька. Животные волокна стали использовать только в эру неолита теми культурами, которые – в отличие от своих кочевых предков – перешли к оседлому образу жизни и строили постоянные поселения, возле которых паслись овцы и где сооружались ткацкие станки.
   Тем не менее древние египтяне отказывались носить шерсть вплоть до падения Александрии, очевидно, потому что в жарком климате от шерсти все чешется.
История моды. Дипломная работа Элизабет Николс

2

   Сплетни – это не скандал, и в них нет ничего злонамеренного. Это всего лишь болтовня о человеческой расе поклонников таковой.
Филлис Мак-Гинли (1905–1978), американская поэтесса и писательница

    Двумя днями ранее в Анн-Арборе
    (или тремя – погодите, сколько сейчас времени в Америке?)
   – Ты забыла о своих феминистских принципах, – твердит мне Шери.
   – Прекрати, – говорю я.
   – Я серьезно. Ты сама на себя не похожа. С тех пор как встретила этого парня…
   – Шери, я люблю его. Разве плохо, что я хочу быть рядом с любимым человеком?
   – Это вполне нормально, – отвечает Шери, – но вот ставить под угрозу свою карьеру, дожидаясь, пока он получит диплом, – это уже ни в какие ворота не лезет.
   – И что это будет за карьера, Шер? – Господи, неужели она опять втянула меня в этот спор да еще встала возле тарелки с чипсами и соусами, хотя прекрасно знает, что мне нужно сбросить еще пару килограммов.
   Ну ладно. По крайней мере, она надела ту черно-белую мексиканскую юбку, купленную по моему совету. Хотя в магазине утверждала, что эта юбка увеличивает ее зад.
   – Ты прекрасно знаешь, – говорит Шери, – что я имею в виду карьеру, которая у тебя могла бы быть, если бы ты поехала со мной в Нью-Йорк.
   – Я уже сказала, что не собираюсь обсуждать эту тему сегодня. В конце концов, это мой выпускной вечер, Шер. Можно мне насладиться им?
   – Нет, – говорит Шери. – Потому что ты упрямая ослица, и сама это понимаешь.
   К нам подходит парень Шери, Чаз. Он берет картофельные чипсы со вкусом барбекю и макает в луковый соус.
   Ммм. Чипсы со вкусом барбекю. Может, если я съем один ломтик…
   – По какому поводу Лиззи сегодня тупит? – спрашивает он, жуя.
   Но никогда не получается ограничиться одним чипсом. Никогда.
   Чаз высокий и тощий. Держу пари, ему никогда в жизни не приходилось думать о том, как сбросить еще пару килограммов. Он даже ремень носит, чтобы поддержать джинсы. Это плетеный кожаный ремень, но на нем он смотрится вполне прилично.
   Вот что совсем не смотрится, так это бейсболка Мичиганского университета. Но мне так и не удалось убедить его, что бейсболка в качестве аксессуара не идет никому. Кроме детей и собственно бейсболистов.
   – Она по-прежнему планирует, вернувшись из Англии, остаться здесь, – поясняет Шери, макая кусочек картофеля в соус, – вместо того чтобы отправиться с нами в Нью-Йорк и начать настоящую жизнь.
   Шери тоже не нужно следить за тем, что и сколько она ест. Она всегда отличалась хорошим обменом веществ. Когда мы были еще детьми, у нее в ранце на завтрак всегда были припасены три бутерброда с арахисовым маслом и пачка печенья, и она при этом не набирала ни грамма. А мои завтраки? Яйцо вкрутую, один апельсин и куриная ножка. И при этом я была толстушкой. О, да.
   – Шери, – говорю я. – У меня и здесь настоящая жизнь. Мне есть, где жить…
   – С родителями!
   – …и работа, которая мне нравится…
   – Помощницы продавца в магазине одежды ретро. Это не карьера!
   – Я собираюсь пожить здесь и скопить денег. Потом Эндрю получит диплом, и мы поедем в Нью-Йорк. Это всего лишь еще один семестр.
   – Напомните мне, кто такой Эндрю? – интересуется Чаз. Шери пихает его в плечо.
   – Ты его знаешь, – говорит она. – Аспирант из «Мак-Крэкен Холла». Лиззи о нем все лето болтает без умолку.
   – Ах, да, Энди. Британец. Тот самый, что устраивал нелегальные сеансы покера на седьмом этаже.
   Меня разбирает смех.
   – Это не тот Эндрю! Он не игрок. Он учится на преподавателя, мечтает сберечь наш самый драгоценный ресурс… будущее поколение.
   – Тот парень, что выслал тебе фото своей голой задницы?
   Я судорожно глотаю.
   – Шери, ты ему рассказала?
   – Хотелось узнать мужскую точку зрения, – пожимает плечами Шери. – Мало ли, может, он знает, что за человек мог сделать такое.
   Для Шери, специалиста по психологии, это вполне резонное объяснение. Я выжидающе смотрю на Чаза. Он знает много разных полезных вещей. Сколько кругов по стадиону Падмера составляют милю (мне это нужно было, когда я каждый день занималась ходьбой, чтобы похудеть); почему многим парням кажется, что шорты очень лестно подчеркивают их фигуру…
   Но Чаз тоже только пожимает плечами.
   – Тут от меня пользы мало, – говорит он. – Я никогда в жизни не делал фото своей голой задницы.
   – Эндрю тоже не делал фото свой задницы, – возражаю я. – Это его друзья сняли.
   – Как гомоэротично, – комментирует Чаз. – А почему ты зовешь его Эндрю, хотя все остальные зовут Энди?
   – Потому что Энди – разгильдяйское имя, а Эндрю далеко не разгильдяй. Он скоро получит диплом по педагогике. Когда-нибудь он станет учить детей читать. Есть ли в мире работа важнее, чем эта? И он не гей. На этот раз я проверяла.
   У Чаза брови ползут вверх.
   – Проверяла? Как? Нет, стой… я не хочу этого знать.
   – Ей просто нравится представлять его принцем Эндрю, – говорит Шери. – Так на чем я остановилась?
   – Лиззи – упрямая ослица, – услужливо подсказывает Чаз. – Погоди. И как давно ты его не видела? Три месяца?
   – Около того, – отвечаю.
   – Боже, – говорит Чаз, качая головой, – значит, вы изрядно погремите костями, как только ты сойдешь с трапа.
   – Эндрю не такой, – с теплотой говорю я. – Он романтик. Он, скорее всего, даст мне акклиматизироваться и отдохнуть после такого перелета на шелковых простынях своей огромной кровати. Он принесет мне завтрак в постель – настоящий английский завтрак с… с чем-нибудь очень английским.
   – Типа тушеных помидоров? – с притворным простодушием спрашивает Чаз.
   – Хорошая попытка, но не угадал, – отвечаю я. – Эндрю знает, что я не люблю помидоры. В последнем письме он спрашивал, что из продуктов я не люблю, и я просветила его насчет помидоров.
   – Будем надеяться, что в постель он принесет тебе не только завтрак, – загадочно говорит Шери. – Иначе какой смысл лететь к нему через полмира? Ради того, чтобы только повидаться?
   Вот в чем беда Шери – она совершенно неромантична. Удивительно еще, что они с Чазом встречаются так долго. Два года для нее – настоящий рекорд.
   Вообще-то, она говорит, их тяга друг к другу чисто физическая. Чаз только что получил диплом по философии. По мнению Шери это означает, что он потенциальный безработный.
   «Ну и какое с ним будущее? – частенько спрашивает она меня. – Да, у него есть фонд в доверительном управлении, но он мечтает о карьере философа. И если она не сложится, он будет чувствовать себя ущербным. А значит, пострадает его производительность в спальне. Лучше уж буду держать его рядом, как мальчика для забав, пока у него все в порядке».
   В этом смысле Шери очень практична.
   – И все же я не понимаю, зачем тебе ехать в Англию, чтобы повидаться с ним, – говорит Чаз. – С парнем, с которым ты даже не спала. Он совсем не знает тебя. Не догадывается о твоем отвращении к помидорам и считает, что тебя порадует фотография его голой задницы!
   – Ты сам прекрасно знаешь зачем, – говорит Шери. – Все дело в его акценте.
   – Шери!
   – Ах, да, верно, – говорит Шери, закатывая глаза. – Он же спас тебе жизнь.
   – Кто кому спас жизнь? – послышался рядом голос Анджело, моего зятя.
   – Новый ухажер Лиззи, – говорит Шери.
   – А у Лиззи новый ухажер? – Держу пари, Анджело тоже сидит на диете – он макает в соус только сельдерей. Может, он пытается избавиться от брюшка? – Почему я об этом ничего не слышал? Должно быть, «ЛБС» вышла из строя.
   – «ЛБС»? – удивленно переспрашивает Чаз.
   – «Лиззи бродкаст систем», – поясняет Шери. – Ты что, с луны свалился?
   – Ах, да, – говорит Чаз и отхлебывает пиво.
   – Я говорила Розе об этом, – отвечаю я, недобро поглядывая на всех троих. В один прекрасный день я припомню своей сестре Розе эту ее «Лиззи бродкаст систем». Это было смешно, когда мы были детьми, но сейчас мне уже двадцать два! – Разве она не рассказала тебе, Анджело?
   – Что именно? – Анджело смущается.
   – Одна первокурсница с третьего этажа готовила рагу на электроплитке (что строго запрещено), и оно полилось через край, залив всю плитку. Дыму было столько, что объявили эвакуацию. – Я всегда охотно пересказываю историю нашего с Эндрю знакомства. Это было так романтично! Когда-нибудь мы с Эндрю поженимся. Жить мы будем в собственном доме в Вестпорте, штат Коннектикут, с золотым ретривером Ролли и четырьмя нашими детьми, Эндрю-младшим, Генри, Стеллой и Беатрис. Я буду знаменита, а Эндрю будет директором соседней школы для мальчиков, где он будет учить детей читать. Вот тогда у меня будут брать интервью для журнала «Вог», и мне придется поведать эту историю. Я угощаю репортера кофе на задней веранде, отделанной и обставленной с безупречным вкусом – белым ситцем и плетеной мебелью. Я вызывающе прекрасна в классической «Шанели» с ног до головы. С легкой улыбкой рассказываю об этом.
   – А я в это время принимала душ, – продолжаю я, – и не слышала ни запаха дыма, ни сигнализации, ничего. Пока Эндрю не примчался в женскую душевую и не закричал: «Пожар!» и…
   – А правда, что в женской душевой в «МакКрэкен Холле» нет кабинок? – уточняет Анджело.
   – Правда, – информирует его Чаз. – Им приходится мыться всем вместе. Иногда они намыливают друг другу спинки, сплетничая о том, как повеселились накануне ночью.
   – Ты мне лапшу на уши вешаешь? – Анджело смотрит на Чаза вытаращенными глазами.
   – Не слушай его, Анджело, – говорит Шери, беря еще чипсов. – Он все выдумывает.
   – Такое все время происходит в «Борделе Беверли-Хиллз», – говорит Анджело.
   – Мы не моемся все вместе, – поясняю я. – То есть мы с Шери иногда, конечно…
   – О, вот об этом подробнее, – просит Чаз, открывая бутылку пива.
   – Не рассказывай, – говорит Шери. – Ты его только раззадоришь.
   – И какие именно части ты мыла, когда он вошел? – расспрашивает Чаз. – Там в этот момент был еще кто-нибудь из девушек?
   – Нет, там была только я. И естественно, увидев парня в женской душевой, я закричала.
   – Ну, естественно, – соглашается Чаз.
   – Я хватаю полотенце, а этот парень – мне его почти не видно из-за пара и дыма – с прекраснейшим британским выговором сообщает: «Мисс, здание горит. Боюсь, вам придется эвакуироваться».
   – Погоди-ка, – останавливает меня Анджело. – Так этот парень видел тебя неодетой?
   – В трусиках, – подтверждает Чаз.
   – К тому времени уже все было в дыму, и я ничего не видела. Он взял меня за руку и по лестнице вывел на улицу, к спасению. Там мы заговорили – я в полотенце и вообще… Тогда я и поняла, что он – любовь всей моей жизни.
   – Основываясь на одном разговоре, – скептически замечает Чаз. Закончив философский факультет, он ко всему относится скептически. Их так учат.
   – Нет, – говорю я, – мы еще и всю ночь занимались любовью. Вот откуда я знаю, что он не гей.
   Чаз чуть не подавился пивом.
   – В общем, – говорю я, пытаясь вернуть разговор в нужное русло, – мы занимались любовью всю ночь. А на следующий день ему нужно было уезжать к себе в Англию, поскольку семестр закончился…
   – И теперь Лиззи, покончив с учебой, летит в Лондон, чтобы провести остаток лета с ним, – заканчивает Шери за меня. – А потом возвращается сюда, чтобы загнивать.
   – Шер, – тут же перебиваю я. – Ты обещала. Но Шер лишь корчит мне рожицу.
   – Послушай, Лиз, – говорит Чаз и тянется за новой бутылкой пива. – Я понимаю, что этот парень – любовь всей твоей жизни. Но тебе еще целый семестр с ним куковать. Может, все же поедешь с нами во Францию до конца лета?
   – Брось, Чаз, – говорит Шери. – Я уже ее сто раз об этом спрашивала.
   – А ты сказала, что мы будем жить в настоящем шато семнадцатого века, на вершине холма в зеленой долине, по которой лениво змеится река? – интересуется Чаз.
   – Шери мне говорила, – сообщаю я. – Очень мило с твоей стороны пригласить меня. Но ведь шато принадлежит не тебе, а твоему школьному приятелю?
   – Несущественная деталь, – говорит Чаз. – Люк будет только рад тебе.
   – Ха, – говорит Шери, – надо думать. Еще один бесплатный работник для его свадебного бизнеса.
   – О чем это они? – растерянно спрашивает меня Анджело.
   – У школьного приятеля Чаза, Люка, есть небольшой замок во Франции, доставшийся им от предков, – объясняю я. – Отец Люка иногда сдает его на лето под проведение свадеб. Шери с Чазом завтра летят туда на месяц. Они поживут там бесплатно, а взамен будут помогать на свадьбах.
   – Проведение свадеб, – эхом повторяет Анджело. – Это как в Вегасе?
   – Точно, – кивает Шери. – Только гораздо стильнее. И билет туда стоит не двести долларов. И бесплатных завтраков нет.
   – Какой тогда смысл? – Анджело озадачен.
   Кто-то дергает меня за подол платья. Это первенец моей сестры Розы, Мэгги, протягивает мне бусы из макарон.
   – Тетя Лиззи, – говорит она, – это вам. Я сама сделала. Это на ваш выпускной.
   – Ой, спасибо, Мэгги, – говорю я и приседаю, чтобы Мэгги могла надеть мне бусы на шею.
   – Краска еще не высохла, – говорит Мэгги, показывая на красно-синие пятна, отпечатавшиеся на моем шелковом розовом платье от Сюзи Перетт (которое обошлось мне совсем не дешево, даже с учетом скидки).
   – Ничего, Мэг, – говорю я. В конце концов, ей всего четыре года. – Как красиво!
   – Вот ты где! – шаркает к нам бабушка Николь. – А я тебя везде ищу, Анна-Мари. Пора смотреть «Доктора Куин».
   – Бабуля, – говорю я, выпрямляясь и хватая ее за тонкую ручку, пока она не кувыркнулась. Тут я замечаю, что она уже успела пролить что-то на зеленую крепдешиновую блузу шестидесятых годов, которую я раздобыла для нее в магазине. К счастью, пятна от макаронового ожерелья, которое Мэгги сделала и для нее, хоть как-то скрывают эти следы. – Я Лиззи, а не Анна-Мари. Мама у стола с десертами. А что ты пила?
   Я забираю бутылку «хайнекена» у нее из рук и нюхаю ее содержимое. По предварительному соглашению всей семьи, в бутылку должны были налить безалкогольное пиво. Бабулю от алкоголя моментально развозит, и это приводит, как любит говорить моя мама, к небольшим «инцидентам». Мама надеялась избежать каких бы то ни было «инцидентов» на моем выпускном, подсунув бабуле безалкогольное пиво – но, естественно, не говоря ей об этом. Потому что иначе та подняла бы бучу и жаловалась бы всем, что мы испортили старой леди праздник и все такое.
   Но я не могу понять, какое сейчас в бутылке пиво, безалкогольное или нет. Мы поставили поддельный «хайнекен» на отдельную полочку в холодильнике. Но она вполне могла найти где-нибудь и настоящее пиво. Она в этом деле мастер.
   Или она может ДУМАТЬ, что пьет настоящее пиво, и поэтому считает себя уже пьяной.
   – Лиззи? – Бабушка смотрит на меня подозрительно. – Что ты тут делаешь? Разве ты не в колледже?
   – Колледж я закончила в мае, бабуля, – говорю я. Если, конечно, не считать двух месяцев, что мне пришлось прозаниматься на летних курсах, чтобы ликвидировать хвосты по языку. – Это мой выпускной вечер. То есть выпускной-проводы.
   – Проводы? – Бабушкина подозрительность сменяется негодованием. – И куда же это ты направляешься?