Дождь все еще шел, он даже усилился. Свинцово-серое небо провисло совсем низко. Раньше я как-то не осознавала, что Фишер-холл – самое высокое здание по западную сторону парка, и с террасы пентхауса, со всех четырех сторон, открывается захватывающий вид на Манхэттен. На севере сквозь пелену дождя едва просматривается Эмпайр-Стейт-Билдинг, на юге – заполненная туманом пустота на том месте, где когда-то стояли башни-близнецы Всемирного торгового центра, на востоке и на западе видны Ист– и Вест-Виллидж.
   Великолепное место для съемок фильма. Например, «Ниндзя-черепашки тинейджеры».
   Вот только мы не в кино, это реальная жизнь. Моя жизнь, сколько бы ее ни оставалось.
   На двадцатом этаже ветер был довольно сильный, и в лицо била мелкая дождевая пыль. Было трудно понять, куда я бегу, потому что куда бы я ни посмотрела, кругом стояли только горшки с геранью, установленные на низкой каменной балюстраде в опасной близости от края. Глядя на эту балюстраду, я без труда могла представить, как падаю через нее и лечу вниз. Не зная, куда деваться, я пригнула голову и побежала вокруг квартиры Эллингтонов, на другую сторону террасы. Рейчел не было видно, поэтому я на минутку остановилась, сняла со спины рюкзак и поискала в нем перечный баллончик. Я точно знала, что он там. Я понятия не имела, действует ли эта штука до сих пор, но сейчас, чтобы не встречаться с электрошокером, я была готова испробовать любое средство.
   Нашла, наконец. Я сняла баллончик с предохранителя и тут же услышала оглушительный треск – это Рейчел вломилась на террасу в облаке осколков стекла и дерева, не потрудившись отпереть стеклянные двери. Прямо как Гойя, черепашка-ниндзя. Она налетела на меня, и мы обе свалились на мокрые плитки пола.
   Падая, я так сильно ударилась больным плечом, что у меня перехватило дыхание. Но я попыталась откатиться подальше от Рейчел, прямо по осколкам стекла и щепкам от рам.
   Рейчел поднялась на ноги раньше и стала надвигаться на меня. При этом она ухитрилась не выпустить из рук электрошокер. А я сжимала в руке баллончик. Когда Рейчел склонилась надо мной, ее темные волосы уже намокли и липли к лицу. Она ощерилась прямо как Люси, когда та злится на теннисный мячик или на каталог белья «Секрет Виктории».
   – Ты такая слабачка, – глумливо процедила она, размахивая перед моим носом электрошокером. – Куда тебе тягаться с брюнеткой!
   Я попыталась принять такое положение, чтобы струя жидкости из баллончика попала Рейчел в лицо. Мне совсем ни к чему, чтобы ветер послал облако спрея на меня.
   – Не знаю, о чем ты, – прохрипела я, все еще не отдышавшись после падения.
   Господи, неужели я когда-то покупала этой женщине цветы?! Правда, они были из ближайшего магазина, а не от флориста, [17]но все равно.
   – Знаешь, как предугадать, что сделает брюнетка? – Злобно усмехающееся лицо Рейчел было в какой-нибудь паре дюймов от моего. – Переверни блондинку вверх ногами.
   Она сделала выпад, собираясь послать в мое правое бедро заряд в 120 000 вольт. Я подняла руку и выпустила ей в лицо струю жидкости из баллончика. Рейчел взвизгнула и отпрянула, заслоняя лицо рукой.
   Но только головка аэрозоля не нажалась до конца, и вместо того, чтобы плюнуть струей едкой жидкости в глаз Рейчел, баллончик зашипел и выпустил пену, которая стекла по его стенкам на мои раненые пальцы. Защипало так сильно, что я вскрикнула. Рейчел, поняв, что в нее ничего не попало, засмеялась.
   – О господи, Хизер, ты такая жалкая, что дальше некуда!
   Она снова нацелилась, но на этот раз я сумела вскочить на ноги и была готова к нападению.
   – Рейчел, я давно хотела сказать тебе одну вещь. Двенадцатый размер… – Я крепко обхватила баллончик, хотя пальцы нещадно щипало, и изо всей силы ударила Рейчел кулаком в лицо. – …это нормальный размер, я не толстая.
   Боль в костяшках пальцев была такая, будто они взорвались. Рейчел с визгом отшатнулась и схватилась обеими руками за нос, из которого хлынула кровь.
   – Мой нос! Ты сломала мне нос, дрянь!
   Я едва держалась на ногах: плечо пульсировало от боли, руки горели, будто я сунула их в костер, вся спина была в осколках стекла, костяшки пальцев правой руки онемели, из раны на лбу потекла кровь. Я заморгала, стряхивая с ресниц кровь, смешавшуюся с дождевой водой. Сейчас мне хотелось только одного: попасть под крышу, лечь куда-нибудь… ну и, может, посмотреть кулинарный канал. Но такой возможности у меня не было, нужно было разбираться с моей начальницей-психопаткой.
   Рейчел стояла передо мной, одной рукой зажимая нос, в другой держа наготове электрошокер. Я применила прием борьбы: обхватила ее за талию (тонкую, надо сказать) и бросила на пол, как стодвадцатифунтовый мешок модных тряпок. Она упала, пытаясь вырваться, а я отчаянно старалась отобрать у нее электрошокер.
   И все это время она всхлипывала. Не от страха – хотя ей надо было бы бояться, потому что я была полна решимости ее убить, – а от злости. Ее темные глаза горели такой ненавистью, что я только удивлялась, как не замечала этого раньше.
   – Говоришь, хорошие девочки приходят к финишу последними? – Я изо всех сил ударила ее ногой по колену. – Тогда как тебе вот это? Как, по-твоему, я хорошая?
   Но бить ногами Рейчел – все равно, что бить ногами манекены, которые используют в краш-тестах [18]автомобилей. Казалось, Рейчел нечувствительна к боли. А еще она, оказывается, очень сильная, гораздо сильнее меня, несмотря на мою убийственную ярость и преимущество в росте и весе. Мне не удавалось вырвать у нее оружие. Я где-то читала, что в минуты отчаяния у некоторых людей появляется невероятная сила, не соответствующую их размерам, например, мать может поднять автомобиль, который наехал на ее ребенка, а конный полицейский – вытащить свою любимую лошадь из провала в земле. Рейчел стала сильной, как мужчина – мужчина, который видит, что жизнь рушится у него на глазах.
   И Рейчел явно не сдастся до тех пор, пока кто-нибудь из нас не умрет.
   Подозреваю, что этим человеком буду я. Мои пальцы стали скользкими от дождевой воды и крови. Как я ни пыталась сбить Рейчел с ног пинками, она все-таки сумела подняться, и теперь мы боролись за обладание оружием. В пылу драки мы придвинулись опасно близко к краю террасы.
   Рейчел каким-то образом изловчилась повернуться так, что к горшку, из которого свисали стебли вьющегося растения, оказалась прижата я. Этот горшок мало отличался от того, который чуть не убил Джордана. Мое лицо было задрано вверх, и из-за дождя я почти ничего не видела. Я закрыла глаза и сосредоточилась на недостижимой задаче: на том, чтобы удерживать руки Рейчел наверху, так, чтобы металлические штыри шокера были подальше от моего тела. Не открывая глаз, я почувствовала, как цветочный горшок покачнулся и упал, и через несколько секунд далеко внизу раздался громкий треск – это горшок разбился о тротуар.
   Но самым страшным было то, что между моментом, когда горшок накренился, и этим звуком прошел довольно заметный промежуток времени – я успела сосчитать до десяти. Десять секунд свободного падения. Десять секунд на размышления о смерти.
   Мои руки ослабели, я заплакала – царапины на лице защипало от соленых слез.
   Видя, что я слабею, Рейчел захохотала.
   – Ну вот, видишь, Хизер. Ты слишком хорошая девочка, чтобы победить. Слишком слабая. В неважной форме. Потому что иметь двенадцатый размер – значит, быть толстой. Ну да, я знаю, что ты скажешь. Это размер среднестатистической американки. А знаешь, что я тебе скажу, Хизер? Среднестатистическая американка – толстая.
   – О боже! – Я выплюнула дождевую воду и кровь. – Рейчел, ты больна, тебе нужно лечиться. Если хочешь, я найду тебе специалиста…
   Рейчел меня как будто не слышала.
   – Зачем тебе вообще жить? – усмехнулась она. – Твоя музыкальная карьера полетела к черту. Твой парень тебя бросил. Родная мать нанесла удар в спину. Тебе нужно было умереть еще вчера, в лифте. Или за день до этого, только я промахнулась. Сдавайся, Хизер. Хорошие девочки никогда не побеждают.
   На слове «побеждают» Рейчел начала медленно сгибать мои руки. Я не могла ей помешать, она была намного сильнее. Теперь я плакала, не таясь. Плакала и боролась, стараясь не слушать ее голос. А она убеждала:
   – Подумай хорошенько. О твоей смерти расскажут в новостях по каналу «Эм-Ти-Ви». напечатают в газетах. Ну, в «Таймс» ты вряд ли попадешь, но в «Пост» – наверняка. Кто знает, может, про тебя еще сделают передачу из цикла «Правдивые голливудские истории» – расскажут о певичке одного хита, которая не дожила до тридцати лет.
   Я открыла глаза и посмотрела на нее с яростью. Говорить я не могла, потому что все силы сосредоточила на борьбе. Но вот мои руки начали дрожать от невероятного напряжения, и я услышала победный смех Рейчел и ее финальную издевку:
   – Хизер! – радостно сказала она. Ее голос доносился как будто издалека, хотя она нависала прямо надо мной. – Ты знаешь, сколько нужно блондинок, чтобы ввернуть лампочку?
   И тут вдруг ее голова словно взорвалась. Честное слово! Только что она смеялась мне в лицо, а в следующее мгновение исчезла, какая-то сила отбросила ее от меня, удар был настолько мощный, что из раны на ее голове тотчас же брызнула кровь и попала мне в глаза. Электрошокер погас, тело Рейчел с глухим стуком шлепнулось на мокрый пол террасы.
   Я прильнула к стене террасы и стала вытирать лицо тыльными сторонами ладоней – только эти части моего тела не пострадали. Я слышала шорох дождя и чье-то шумное дыхание. До меня не сразу дошло, что это дыхание не мое. Наконец я смогла нормально видеть. У моих ног лежала Рейчел, из раны на ее голове лилась кровь, смешиваясь с дождевой водой на полу. А передо мной с окровавленной бутылкой «Абсолюта» стояла миссис Эллингтон. Ее розовый спортивный костюм промок, грудь часто вздымалась, глаза горели презрением. Она посмотрела на распростертое тело Рейчел и покачала головой.
   – Я ношу двенадцатый размер, – сказала она.

32

   Ну, давай же, вперед,
   Выбирай же дорогу,
   Не смотри на границу
   Вчерашнего дня.
   Ничего наперед
   Не гадай и не трогай.
   Не ищи чуда в лицах,
   Ты в начале одна.
   Ты в начале пути.
   Но если долго идти,
   Если долго идти,
   Ты окажешься дома.
Хизер Уэллс, без названия

   Все швы разошлись, я получила множество ушибов и порезов осколками стекла и провела ночь в больнице. Но по мне и одна ночь – это слишком много. Вы знаете, что в больнице дают на десерт? Джел-о. С фруктом внутри. Не могли дать хотя бы маленькую зефирину! Всем известно, что Джел-о – это салат, а не десерт. Кроме того, в больнице нет ванн, и можно только принять душ или обтереться губкой.
   Конечно, я попыталась потратить это время с пользой. Я имею в виду, время, проведенное в больнице. Я удрала со своего этажа и навестила Хулио, было приятно узнать, что он выздоравливает, и в следующем месяце должен уже выйти на работу.
   Заглянула я и к Джордану. Он очень смутился, увидев меня. А знаете, как отреагировала его невеста? Очень враждебно. Пожалуй, я бы даже подумала, что она видит во мне какую-то угрозу. Не понимаю, с чего бы это. Ее последний сингл «Потаскушка» недавно занял в чартах десятое место. Я пожелала им обоим всего хорошего и сказала, что, по-моему, они смотрятся идеальной парой.
   И даже не соврала.
   Меня положили в больницу только на одну ночь, но на работе дали отпуск на две недели, причем оплачиваемый. Наверное, так в Нью-Йорк-колледже полагается награждать работника, которому случилось уличить босса в двойном убийстве.
   На свое рабочее место я вернулась уже глубокой осенью. Листья на деревьях в парке Вашингтон-сквер сменили цвет с зеленого на желтый, красный и оранжевый, но смотрелись довольно бледно по сравнению с оттенками, в которые красят волосы первокурсники в Фишер-холле в преддверии родительского дня. Честное слово. Иногда кажется, что работаешь в колледже клоунов.
   Пока меня не было, в Фишер-холле кое-что изменилось. Прежде всего, не стало Рейчел: она в тюрьме и ждет суда. У меня будет новый босс, только я пока не знаю кто – собеседования еще продолжаются. Но доктор Джессап предоставил мне право выбора. Думаю, будет неплохо для разнообразия поработать под началом мужчины. Не поймите меня превратно, я ничего не имею против женщин-начальников, но все-таки не прочь отдохнуть от эстрогенов в офисе.
   Сара со мной согласна. Между прочим, и она, и работающие студенты стали относиться ко мне гораздо лучше. Как-никак, я рисковала жизнью, чтобы схватить убийцу их соседей по резиденции. Я больше не слышу про Джастин. Только один раз Тина повернулась ко мне и сказала:
   – Вот ты носишь на работу джинсы, а Джастин никогда не носила. Она говорила, что просто не может найти джинсы такого маленького размера, чтобы они ей подошли. И я ее за это почти ненавидела.
   Даже Гевин в конце концов стал ко мне прислушиваться и бросил лифт-серфинг. Вместо этого он решил заняться исследованием городских канализационных колодцев. Но, думаю, и это дело он скоро бросит, потому что запах канализации не прибавит ему популярности у девушек.
   Ах да, еще одна новость. Эллингтоны переехали. Теперь они живут в соседнем здании, прямо напротив нашего – в том самом, на которое в фильме про черепашек-ниндзя перепрыгивал Донателло или кто-то из его друзей, точно не помню. Но все равно миссис Эллингтон считает, что там ей и ее птичкам уютнее. К тому же теперь они не делят здание с семью сотнями студентов колледжа и персоналом резиденции.
   Эти самые студенты не жалели, что Эллингтоны переехали, чего нельзя сказать об их сыне. Крис стал своего рода знаменитостью – об одержимости Рейчел Кристофером Эллингтоном кричали заголовки всех газет. И Крис решил использовать это обстоятельство для поддержки своей идеи открыть ночной клуб в Сохо. По-видимому, о том, чтобы Крис закончил юридический факультет, мечтал не он сам, а его отец. И теперь, когда его историю захотели купить канал «Лайфтайм» и журнал «Плейбой», Крис, наконец, смог освободиться от родительских оков и пойти своим собственным путем. Не удивлюсь, если на этом пути его довольно скоро арестуют.
   Жильцы Фишер-холла, студенческое правительство и персонал выдвинули идею, как нам всем показалось, достойного способа отдать дань памяти Элизабет и Роберты – мы посадили в симпатичном районе парка два кизиловых деревца, и под каждым установили таблички, на которых указали имена девушек и даты рождения и смерти. Миллионы людей увидят и таблички, и деревца, которые, как мне сказали ребята с сельскохозяйственного факультета, весной будут цвести, да еще мы учредили стипендии имени Бет и Бобби.
   Мне не терпится увидеть деревца в цвету, пожалуй, это единственное, чего я сейчас жду с нетерпением, ведь о том, что думает обо мне Купер, я уже узнала. Наконец. Хотя он не знает, что я знаю. Наверное, он даже не догадывается, что я помню тот разговор. Это случилось, когда он влетел на террасу пентхауса – через несколько секунд после того, как миссис Эллингтон оглушила Рейчел ударом бутылки по голове, и та рухнула без сознания. Он прослушал сообщение, которое я оставила на автоответчике его мобильного, примчался вместе с детективом Канаваном в Фишер-холл и узнал от Пита, что Рейчел жива и что мы с ней, по всей вероятности, поднялись по какому-то делу к миссис Эллингтон – он видел, как мы шли к лифту, а потом заметил нас на экране монитора. К сожалению, качество изображения на мониторе неважное (над исправлением этого недостатка мы как раз сейчас работаем), поэтому Пит не разглядел, что Рейчел прижимала к моему горлу электрошокер.
   Пока детектив Канаван разбирался с пошатывающейся миссис Эллингтон и лежащей без сознания Рейчел, Купер опустился передо мной на колени и спросил, как я себя чувствую.
   Помню, я тогда заморгала, удивляясь, не галлюцинации ли у меня. Я была совершенно уверена, что умираю. Наверное, именно поэтому я все повторяла и повторяла – насколько помню – «Пообещай, что позаботишься о Люси, когда меня не станет. Когда я умру, позаботься, пожалуйста, о Люси».
   Купер снял кожаную куртку – ту самую, которую я перепачкала кровью – и накрыл меня. Куртка еще хранила тепло его тела, это я хорошо помню. И пахла Купером.
   – Конечно, позабочусь, – сказал Купер, – но ты не умроешь. Хизер, я знаю, тебе больно, но «скорая» уже едет. Обещаю, все будет хорошо.
   – Нет, – ответила я, поскольку была уверена, что умираю. Позже врачи объяснили, что у меня был шок – от боли, холода и всего прочего. Но в тот момент я этого не знала.
   – Я умру в двадцать восемь лет, – сказала я, думая, что обращаюсь к галлюцинации Купера. – Звезда одного хита, вот кто я такая. Проследи, чтобы на моем надгробном камне написали «Здесь лежит звезда одного хита».
   – Хизер! – Купер улыбался, я точно это видела. – Ты не умрешь. И ты не звезда одного хита.
   – Ну да, – сказала я и расхохоталась. А потом заплакала и никак не могла остановиться.
   Оказалось, это довольно распространенный симптом шока. Но тогда я и этого не знала.
   – Рейчел права! – сказала я с горечью. – У меня все было, а я все испортила, все упустила. Я – самая большая неудачница на свете.
   Тогда Купер посадил меня, обнял и очень твердо сказал:
   – Хизер, ты не неудачница. Ты самая храбрая. Любой другой на твоем месте, доведись ему столько пережить – я имею в виду твою мать, моего брата, крах карьеры и прочее, – давно бы сломался. Но ты устояла и продолжила путь. Ты начала все сначала. Меня всегда восхищало, что ты идешь вперед, несмотря ни на что.
   Мне стыдно в этом признаться, но тогда я уточнила:
   – Как розовый кролик с барабаном?
   Надеюсь, я сказала это только потому, что была в шоке. Купер мне подыграл:
   – Точно, как маленький розовый кролик с барабаном. Хизер, ты не неудачница. Ты хорошая девочка, и все у тебя будет прекрасно.
   В моем затуманенном шоком мозгу эта фраза вызвала не очень приятные ассоциации. Я сказала:
   – Но… хорошие девочки всегда приходят к финишу последними.
   – А мне нравятся хорошие девочки, – сказал Купер.
   И тут он меня поцеловал. Всего один раз. И только в лоб. Он поцеловал меня, как старший брат моего бывшего парня, после того, как на меня напала маньячка, он думал, что я все равно все забуду.
   Но я помню.
   Он считает, что я храбрая.
   И я ему нравлюсь. Потому что, как выяснилось, ему нравятся хорошие девушки.
   Да, я понимаю, это не так уж много, но мне этого достаточно. Пока.
   Ах да, и еще одно. Я так и не вернулась в тот магазин, где могла бы купить джинсы восьмого размера. Во-первых, потому что нет ничего плохого в том, что носишь двенадцатый размер. А во-вторых, потому что у меня не было времени. Я очень занята. Я прошла шестимесячный испытательный срок и с января начинаю учиться на первом курсе Нью-Йорк-колледжа.
   Я специализируюсь на криминальном правосудии.
   А что, надо же с чего-то начинать…