– Ну, хватит, – сказала она. – Надеюсь, на этом я остановлюсь. Я и так уже в дверь не пролезу. Зачем только я так много выпила!
   Увы! было уже поздно; она все росла и росла. Пришлось ей встать на колени – а через минуту и этого оказалось мало. Она легла, согнув одну руку в локте (рука доходила до самой двери), а другой обхватив голову. Через минуту ей снова стало тесно – она продолжала расти. Пришлось ей выставить одну руку в окно, а одну ногу засунуть в дымоход.

 

 
   Дальше расти было некуда.
   – Больше я ничего не могу сделать, что бы там ни случилось, – сказала она про себя. – Что-то со мной будет?
   Но, к счастью, действие волшебного напитка на этом кончилось. Больше она не росла. Правда, легче от этого ей не стало. Особых надежд на спасение не было, и немудрено, что она загрустила.
   – Как хорошо было дома! – думала бедная Алиса. – Там я всегда была одного роста! И какие-то мыши и кролики мне были не указ. Зачем только я полезла в эту кроличью норку! И все же… все же… Такая жизнь мне по душе – все тут так необычно! Интересно, что же со мной произошло? Когда я читала сказки, я твердо знала, что такого на свете не бывает! А теперь я сама в них угодила! Обо мне надо написать книжку, большую, хорошую книжку. Вот вырасту и напишу…
   Тут Алиса замолчала и грустно прибавила:
   – Да, но ведь я уже выросла… По крайней мере здесь мне расти больше некуда.
   – А вдруг я на этом и остановлюсь? – думала Алиса. – Пожалуй, это неплохо – я тогда не состарюсь! Правда, мне придется всю жизнь учить уроки. Нет, не хочу!
   – Ах, какая ты глупая, Алиса! – возразила она себе. – Как здесь учить уроки? Тебе самой-то места едва хватает… Куда же ты денешь учебники?
   Так она разговаривала и спорила сама с собой, беря то одну сторону, то другую. Беседа получалась очень интересная, но тут под окнами послышался чей-то голос. Она замолчала и прислушалась.
   – Мэри-Энн! Мэри-Энн! – кричал голос. – Неси-ка сюда перчатки! Да поторапливайся!
   Вслед за тем на лестнице послышался топот маленьких ног. Алиса поняла, что это Кролик ее ищет, и, забыв о том, что она теперь в тысячу раз его больше и бояться ей его нечего, так задрожала, что весь дом зашатался.
   Кролик подошел к двери и толкнул в нее лапкой. Но дверь открывалась в комнату, а так как Алиса уперлась в нее локтем, она не поддавалась. Алиса услышала, как Кролик сказал:
   – Что ж, обойду дом кругом и залезу в окно…
   – Ну, нет! – подумала Алиса.
   Подождав, пока он по ее расчетам должен был подойти к окну, она наугад высунула руку и попробовала его схватить. Послышался крик, что-то шлепнулось, зазвенело разбитое стекло. Видно, он упал в теплицы, в которых выращивали огурцы.

 

 
   Потом раздался сердитый крик.
   – Пат! Пат! – кричал Кролик. – Да где же ты?
   А какой-то голос, которого Алиса раньше не слыхала, отвечал:
   – Я тут! Яблочки копаю, ваша честь!
   – Яблочки копаю! – рассердился кролик. – Нашел время! Лучше помоги мне выбраться отсюда!
   Снова зазвенело разбитое стекло.
   – Скажи-ка, Пат, что это там в окне?
   – Рука, конечно, ваша честь!
   (Последние два слова он произносил как одно – получалось что-то вроде «вашчсть!»)
   – Дубина, какая ж это рука? Ты когда-нибудь видел такую руку? Она же в окно едва влезла!
   – Оно, конечно, так, вашчсть! Только это рука!
   – Ей там во всяком случае не место! Иди и убери ее, Пат!
   Наступило долгое молчание, лишь время от времени слышался шепот:
   – Вашчсть, не лежит у меня сердце… Не надо, вашчсть! Прошу вас…
   – Трус ты эдакий! Делай, что тебе говорят!
   Тут Алиса снова пошевелила пальцами в воздухе. На этот раз послышалось два вопля. И снова посыпались стекла.
   – Какие большие там теплицы! – подумала Алиса. – Интересно, что они теперь будут делать! «Убери ее, Пат!» Я бы и сама была рада отсюда убраться! Вот бы они мне помогли!
   Она еще немножко подождала, но все было тихо. Немного спустя послышался скрип колес и гул голосов. Их было много, и все говорили наперебой.
   – А где вторая лестница?
   – Я должен был привезти только одну. Вторую Билль привезет!
   – Эй, Билль! Тащи-ка ее сюда!
   – Ставьте их с этого угла!
   – Надо сначала их связать! Они и до середины не достают!
   – Достанут, не бойся!
   – Эй, Билль! Лови веревку!
   – А крыша выдержит?
   – Осторожно! Эта черепица шатается…
   – Сорвалась! Падает!
   – Головы береги!
   Послышался громкий треск.
   – Ну вот, это кто же наделал?
   – Сдается мне, что Билль!
   – Кто полезет в трубу?
   – Я не полезу! Сам полезай!
   – Ну уж нет! Ни за какие коврижки!
   – Пусть лезет Билль!
   – Эй, Билль! Слышишь? Хозяин велит тебе лезть!
   – Ах, вот оно что! – сказала про себя Алиса. – Значит, лезть приходится Биллю? Все на него сваливают! Я бы ни за что не согласилась быть на его месте. Камин здесь, конечно, невелик, особенно не размахнешься, а все же лягнуть его я сумею!
   Алиса просунула ногу подальше в камин и стала ждать. Наконец, она услышала, что в дымоходе прямо над ней кто-то шуршит и скребется (что это был за зверек, она не могла догадаться).
   – А вот и Билль! – сказала она про себя и изо всех сил поддала ногой. – Интересно, что теперь будет!

 

 
   Сначала она услышала, как все закричали:
   – Билль! Билль! Вон летит Билль!
   Потом голос Кролика:
   – Эй, там, у кустов! Ловите его!
   Потом молчание и снова взволнованные голоса:
   – Голову, голову держите!
   – Дайте ему бренди!
   – Не в то горло…
   – Ну как, старина?
   – Что это было, старина?
   – Расскажи, что случилось, старина!
   Наконец, раздался тоненький, слабый голос. («Это и есть Билль», – подумала Алиса.)
   – Сам не знаю… Спасибо, больше не нужно. Мне уже лучше… Вот только с мыслями никак не соберусь. Чувствую, что-то меня снизу поддало – и р-раз в небо, как шутиха!
   – Вот уж точно, как шутиха! – подхватили остальные.
   – Нужно сжечь дом! – сказал вдруг Кролик.
   Алиса крикнула во весь голос:
   – Попробуйте только – я натравлю на вас Дину!
   Мгновенно наступила мертвая тишина.
   – Интересно, что они теперь будут делать? – подумала Алиса. – Если бы они хоть что-нибудь соображали, они бы сняли крышу!
   Минуты через две внизу опять началось движение. Алиса услышала, как Кролик сказал:
   – Для начала хватит одной тачки.
   – Тачки чего? – подумала Алиса.
   Недоумевала она недолго. В следующую минуту в окно посыпался град мелких камешков. Некоторые попали ей прямо в лицо.
   – Сейчас я это прекращу, – подумала Алиса.
   – Перестаньте! – крикнула она во весь голос. – А то хуже будет!
   Снова наступила мертвая тишина.
   Алиса меж тем с удивлением заметила, что камешки, упав на пол, тотчас превращаются в пирожки. Тут Алису осенило.
   – Если я съем пирожок, – подумала она, – со мной обязательно что-нибудь случится. Расти мне больше некуда, так что, скорее всего, я стану меньше!
   Она проглотила один пирожок и с радостью заметила, что росту в ней поубавилось. Как только она настолько уменьшилась, что смогла пройти в дверь, она тотчас выбежала из дому и увидала под окнами целую толпу птиц и зверюшек. В середине лежал на земле бедный Ящерка Билль; две морские свинки поддерживали ему голову и чем-то поили из бутылки. Увидев Алису, все бросились к ней, но она пустилась наутек и вскоре оказалась в дремучем лесу.
   – Прежде всего нужно принять прежний вид, – сказала Алиса, пробираясь меж деревьев. – А потом – найти дорогу в тот чудесный сад. Так и поступлю – лучше плана не придумаешь!
   И вправду, план был замечательный – такой простой и ясный. Одно только плохо: Алиса не имела ни малейшего представления о том, как все это осуществить. Она с тревогой вглядывалась в чащу, как вдруг прямо у нее над головой кто-то громко тявкнул. Она вздрогнула и подняла глаза.
   Гигантский щенок смотрел на нее огромными круглыми глазами и тихонько протягивал лапу, стараясь коснуться ее.
   – Бе-е-дненький, ма-а-ленький! – сказала заискивающе Алиса и попробовала посвистать ему, но губы у нее дрожали, и свист не получился. А что, если щенок голоден? Чего доброго, еще съест, как перед ним ни заискивай!
   Алиса нагнулась, подняла с земли палочку и, не отдавая себе отчета в том, что делает, протянула ее щенку. Щенок взвизгнул от счастья, подпрыгнул всеми лапами в воздух и ухватился за палку. Алиса увернулась и спряталась за куст чертополоха, испугавшись, как бы щенок на радостях ее не затоптал. Только она показалась из-за куста, как щенок снова бросился на палку, но не рассчитал силы и полетел кувырком. Играть с ним, подумала Алиса, все равно, что играть с ломовой лошадью – того и гляди, погибнешь под копытами! Алиса снова юркнула за чертополох. А щенок не мог оторваться от палки: отбегал подальше, с хриплым лаем бросался на нее, а потом снова отбегал. Наконец, он устал и, тяжело дыша, уселся поодаль, высунув язык и полуприкрыв свои огромные глаза.

 

 
   Время улизнуть было самое подходящее. Алиса не стала терять ни минуты. Она бежала, пока совсем не задохнулась от усталости и лай щенка не затих в отдалении. Тогда она остановилась и, прислонясь к стеблю лютика, стала обмахиваться его листом.
   – А щенок-то какой чудесный! – сказала задумчиво Алиса. – Я бы могла его научить разным фокусам, если б… если б только я была нужного роста! Да, кстати, чуть не забыла – мне бы надо еще подрасти! Дайте-ка вспомнить, как это делается? Если не ошибаюсь, нужно что-то съесть или выпить. Только вот что?
   И вправду, что? Алиса поглядела кругом на цветы и травы, но не увидела ничего подходящего. Неподалеку стоял гриб – большой, почти с нее ростом. Она заглянула за него, и под него, и по обе стороны от него. Тут ей пришло в голову, что, если уж на то пошло, можно посмотреть, нет ли у него чего-нибудь на шляпке?
   Она поднялась на цыпочки, заглянула наверх – и встретилась глазами с огромной синей гусеницей. Та сидела, скрестив на груди руки, и томно курила кальян, не обращая никакого внимания на то, что творится вокруг.

 

 



Глава V


СИНЯЯ ГУСЕНИЦА ДАЕТ СОВЕТ


   Алиса и Синяя Гусеница долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Наконец, Гусеница вынула кальян изо рта и медленно, словно в полусне, заговорила:
   – Ты ... кто… такая? – спросила Синяя Гусеница.
   Начало не очень-то располагало к беседе.
   – Сейчас, право, не знаю, сударыня, – отвечала Алиса робко. – Я знаю, кем я была сегодня утром, когда проснулась, но с тех пор я уже несколько раз менялась.
   – Что это ты выдумываешь? – строго спросила Гусеница. – Да ты в своем уме?
   – Не знаю, – отвечала Алиса. – Должно быть, в чужом. Видите ли…
   – Не вижу, – сказала Гусеница.
   – Боюсь, что не сумею вам все это объяснить, – учтиво промолвила Алиса. – Я и сама ничего не понимаю. Столько превращений в один день хоть кого собьет с толку.
   – Не собьет, – сказала Гусеница.
   – Вы с этим, верно, еще не сталкивались, – пояснила Алиса. – Но когда вам придется превращаться в куколку, а потом в бабочку, вам это тоже покажется странным.
   – Нисколько! – сказала Гусеница.
   – Что ж, возможно, – проговорила Алиса. – Я только знаю, что мне бы это было странно.
   – Тебе! – повторила Гусеница с презрением. – А кто ты такая?
   Это вернуло их к началу беседы. Алиса немного рассердилась – уж очень неприветливо говорила с ней Гусеница. Она выпрямилась и произнесла, стараясь, чтобы голос ее звучал повнушительнее:
   – По-моему, это вы должны мне сказать сначала, кто вы такая.
   – Почему? – спросила Гусеница.
   Вопрос поставил Алису в тупик. Она ничего не могла придумать, а Гусеница, видно, просто была весьма не в духе, так что Алиса повернулась и пошла прочь.
   – Вернись! – закричала Гусеница ей вслед. – Мне нужно сказать тебе что-то очень важное.
   Это звучало заманчиво – Алиса вернулась.
   – Держи себя в руках! – сказала Гусеница.
   – Это все? – спросила Алиса, стараясь не сердиться.
   – Нет, – отвечала Гусеница.
   Алиса решила подождать – все равно делать ей было нечего, а вдруг все же Гусеница скажет ей что-нибудь стоящее? Сначала та долго сосала кальян, но, наконец, вынула его изо рта и сказала:
   – Значит, по-твоему, ты изменилась?
   – Да, сударыня, – отвечала Алиса, – и это очень грустно. Все время меняюсь и ничего не помню[47].
   – Чего не помнишь? – спросила Гусеница.
   – Я пробовала прочитать «Как дорожит любым деньком…», а получилось что-то совсем другое, – сказала с тоской Алиса.
   – Читай «Папа Вильям»[48], – предложила Гусеница.
   Алиса сложила руки и начала:

 
– Папа Вильям, – сказал любопытный малыш, —[50]
Голова твоя белого цвета.
Между тем ты всегда вверх ногами стоишь.
Как ты думаешь, правильно это?
– В ранней юности, – старец промолвил в ответ, –
Я боялся раскинуть мозгами,
Но, узнав, что мозгов в голове моей нет,
Я спокойно стою вверх ногами.
– Ты старик, – продолжал любопытный юнец, –
Этот факт я отметил вначале.
Почему ж ты так ловко проделал, отец,
Троекратное сальто-мортале?
– В ранней юности, – сыну ответил старик, –
Натирался я мазью особой.
На два шиллинга банка – один золотник,
Вот, не купишь ли банку на пробу?
– Ты немолод, – сказал любознательный сын, –
Сотню лет ты без малого прожил.
Между тем двух гусей за обедом один
Ты от клюва до лап уничтожил.
– В ранней юности мышцы своих челюстей
Я развил изучением права,
И так часто я спорил с женою своей,
Что жевать научился на славу!
– Мой отец, ты простишь ли меня, несмотря
На неловкость такого вопроса:
Как сумел удержать ты живого угря
В равновесье на кончике носа?
– Нет, довольно! – сказал возмущенный отец. –
Есть границы любому терпенью.
Если пятый вопрос ты задашь, наконец,
Сосчитаешь ступень за ступенью!

 

 

 

 

 

 
   – Все неверно, – сказала Гусеница.
   – Да, не совсем верно, – робко согласилась Алиса. – Некоторые слова не те.
   – Все не так, от самого начала и до самого конца, – строго проговорила Гусеница.
   Наступило молчание.
   – А какого роста ты хочешь быть? – спросила, наконец, Гусеница.
   – Ах, все равно, – быстро сказала Алиса. – Только, знаете, так неприятно все время меняться…
   – Не знаю, – отрезала Гусеница.
   Алиса молчала: никогда в жизни ей столько не перечили, и она чувствовала, что теряет терпение.
   – А теперь ты довольна? – спросила Гусеница.
   – Если вы не возражаете, сударыня, – отвечала Алиса, – мне бы хотелось хоть капельку подрасти. Три дюйма – такой ужасный рост!
   – Это прекрасный рост! – сердито закричала Гусеница и вытянулась во всю длину. (В ней было ровно три дюйма.)
   – Но я к нему не привыкла! – жалобно протянула бедная Алиса. А про себя подумала: «До чего они тут все обидчивые!»
   – Со временем привыкнешь, – возразила Гусеница, сунула кальян в рот и выпустила дым в воздух.
   Алиса терпеливо ждала, пока Гусеница не соблаговолит снова обратить на нее внимание. Минуты через две та вынула кальян изо рта, зевнула – раз, другой – и потянулась. Потом она сползла с гриба и скрылась в траве, бросив Алисе на прощанье:
   – Откусишь с одной стороны – подрастешь, с другой – уменьшишься![51]
   – С одной стороны чего? – подумала Алиса. – С другой стороны чего?
   – Гриба, – ответила Гусеница, словно услышав вопрос, и исчезла из виду.
   С минуту Алиса задумчиво смотрела на гриб, пытаясь определить, где у него одна сторона, а где – другая; гриб был круглый, и это совсем сбило ее с толку. Наконец, она решилась: обхватила гриб руками и отломила с каждой стороны по кусочку.
   – Интересно, какой из них какой? – подумала она и откусила немножко от того, который держала в правой руке. В ту же минуту она почувствовала сильный удар снизу в подбородок: он стукнулся о ноги!
   Столь внезапная перемена очень ее напугала; нельзя было терять ни минуты, ибо она стремительно уменьшалась. Алиса взялась за другой кусок, но подбородок ее так прочно прижало к ногам, что она никак не могла открыть рот. Наконец, ей это удалось – и она откусила немного гриба из левой руки.
   * * * * * * * * * * * * * * * * * *
   * * * * * * * * * * * * * * * * *
   * * * * * * * * * * * * * * * * * *
   – Ну вот, голова, наконец, освободилась! – радостно воскликнула Алиса. Впрочем, радость ее тут же сменилась тревогой: куда-то пропали плечи. Она взглянула вниз, но увидела только шею невероятной длины, которая возвышалась, словно огромный шест, над зеленым морем листвы.
   – Что это за зелень? – промолвила Алиса. – И куда девались мои плечи? Бедные мои ручки, где вы? Почему я вас не вижу?
   С этими словами она пошевелила руками, но увидеть их все равно не смогла, только по листве далеко внизу прошел шелест.
   Убедившись, что поднять руки к голове не удастся, Алиса решила нагнуть к ним голову и с восторгом убедилась, что шея у нее, словно змея, гнется в любом направлении. Алиса выгнула шею изящным зигзагом, готовясь нырнуть в листву (ей уже стало ясно, что это верхушки деревьев, под которыми она только что стояла), как вдруг послышалось громкое шипение. Она вздрогнула и отступила. Прямо в лицо ей, яростно бия крыльями, кинулась горлица,
   – Змея! – кричала Горлица.
   – Никакая я не змея! – возмутилась Алиса. – Оставьте меня в покое!
   – А я говорю, змея! – повторила Горлица несколько сдержаннее.
   И, всхлипнув, прибавила:
   – Я все испробовала – и все без толку. Они не довольны ничем!
   – Понятия не имею, о чем вы говорите! – сказала Алиса.
   – Корни деревьев, речные берега, кусты, – продолжала Горлица, не слушая. – Ох, эти змеи! На них не угодишь!
   Алиса недоумевала все больше и больше. Впрочем, она понимала, что, пока Горлица не кончит, задавать ей вопросы бессмысленно.
   – Мало того, что я высиживаю птенцов, еще сторожи их день и ночь от змей! Вот уже три недели, как я глаз не сомкнула ни на минутку!
   – Мне очень жаль, что вас так тревожат, – сказала Алиса.
   Она начала понимать, в чем дело.
   – И стоило мне устроиться на самом высоком дереве, – продолжала Горлица все громче и громче и наконец срываясь на крик, – стоило мне подумать, что я наконец-то от них избавилась, как нет! Они тут как тут! Лезут на меня прямо с неба! У-у! Змея подколодная!
   – Никакая я не змея! – сказала Алиса. – Я просто… просто…
   – Ну, скажи, скажи, кто ты такая? – подхватила Горлица. – Сразу видно, хочешь что-то выдумать.
   – Я… я… маленькая девочка, – сказала Алиса не очень уверенно, вспомнив, сколько раз она менялась за этот день.
   – Ну уж, конечно, – ответила Горлица с величайшим презрением. – Видала я на своем веку много маленьких девочек, но с такой шеей – ни одной! Нет, меня не проведешь! Самая настоящая змея – вот ты кто! Ты мне еще скажешь, что ни разу не пробовала яиц.
   – Нет, почему же, пробовала, – отвечала Алиса. (Она всегда говорила правду.) – Девочки, знаете, тоже едят яйца.
   – Не может быть, – сказала Горлица. – Но, если это так, тогда они тоже змеи![52] Больше мне нечего сказать.
   Мысль эта так поразила Алису, что она замолчала. А Горлица прибавила:
   – Знаю, знаю, ты яйца ищешь! А девочка ты или змея – мне это безразлично.
   – Но мне это совсем не безразлично, – поспешила возразить Алиса. – И, по правде сказать, яйца я не ищу! А даже если б и искала, ваши мне все равно бы не понадобились. Я сырые не люблю!
   – Ну тогда убирайся! – сказала хмуро Горлица и снова уселась на свое гнездо.
   Алиса стала спускаться на землю, что оказалось совсем не просто: шея то и дело запутывалась среди ветвей, так что приходилось останавливаться и вытаскивать ее оттуда. Немного спустя Алиса вспомнила, что все еще держит в руках кусочки гриба, и принялась осторожно, понемножку откусывать сначала от одного, а потом от другого, то вырастая, то уменьшаясь, пока, наконец, не приняла прежнего своего вида.
   Поначалу это показалось ей очень странным, так как она успела уже отвыкнуть от собственного роста, но вскоре она освоилась и начала опять беседовать сама с собой.
   – Ну вот, половина задуманного сделана! Как удивительны все эти перемены! Не знаешь, что с тобой будет в следующий миг… Ну ничего, сейчас у меня рост опять прежний. А теперь надо попасть в тот сад. Хотела бы я знать: как это сделать? Тут она вышла на полянку, где стоял маленький домик, не более четырех футов вышиной.
   – Кто бы там ни жил, – подумала Алиса, – в таком виде мне туда нельзя идти. Перепугаю их до смерти!
   Она принялась за гриб и не подходила к дому до тех пор, пока не уменьшилась до девяти дюймов.



Глава VI


ПОРОСЕНОК И ПЕРЕЦ


   С минуту она стояла и смотрела в раздумье на дом. Вдруг из лесу выбежал ливрейный лакей и забарабанил в дверь. (Что это лакей, она решила по ливрее; если же судить по его внешности, это был просто лещ.) Ему открыл другой ливрейный лакей с круглой физиономией и выпученными глазами, очень похожий на лягушонка. Алиса заметила, что у обоих на голове пудреные парики с длинными локонами. Ей захотелось узнать, что здесь происходит, – она спряталась за дерево и стала слушать.
   Лакей-Лещ вынул из-под мышки огромное письмо (величиной с него самого, не меньше) и передал его Лягушонку.

 

 
   – Герцогине, – произнес он с необычайной важностью. – От Королевы. Приглашение на крокет.
   Лягушонок принял письмо и так же важно повторил его слова, лишь слегка изменив их порядок:
   – От Королевы. Герцогине. Приглашение на крокет.
   Затем они поклонились друг другу так низко, что кудри их смешались.
   Алису такой смех разобрал, что ей пришлось убежать подальше в лес, чтобы они не услышали; когда она вернулась и выглянула из-за дерева, Лакея-Леща уже не было, а Лягушонок сидел возле двери на земле, бессмысленно уставившись в небо.
   Алиса робко подошла к двери и постучала.
   – Не к чему стучать, – сказал Лакей. – По двум причинам не к чему. Во-первых, я с той же стороны двери, что и ты. А во-вторых, они там так шумят, что никто тебя все равно не услышит.
   И правда, в доме стоял страшный шум – кто-то визжал, кто-то чихал, а временами слышался оглушительный звон, будто там били посуду.
   – Скажите, пожалуйста, – спросила Алиса, – как мне попасть в дом?
   – Ты бы еще могла стучать, – продолжал Лягушонок, не отвечая на вопрос, – если б между нами была дверь. Например, если б ты была там, ты бы постучала, и я бы тогда тебя выпустил.
   Все это время он, не отрываясь, смотрел в небо. Это показалось Алисе чрезвычайно невежливым.
   – Возможно, он в этом не виноват, – подумала она. – Просто у него глаза почти что на макушке. Но на вопросы, конечно, он мог бы и отвечать.
   – Как мне попасть в дом? – повторила она громко.
   – Буду здесь сидеть, – сказал Лягушонок, – хоть до завтра…
   В эту минуту дверь распахнулась, и в голову Лягушонка полетело огромное блюдо. Но Лягушонок и глазом не моргнул. Блюдо пролетело мимо, слегка задев его по носу, и разбилось о дерево у него за спиной.
   – …или до послезавтра, – продолжал он, как ни в чем не бывало.
   – Как мне попасть в дом? – повторила Алиса громче.
   – А стоит ли туда попадать? – сказал Лягушонок. – Вот в чем вопрос.
   Может быть, так оно и было, но Алисе это совсем не понравилось.
   – Как они любят спорить, эти зверюшки! – подумала она. – С ума сведут своими разговорами!
   Лягушонок, видно, решил, что сейчас самое время повторить свои замечания с небольшими вариациями.
   – Так и буду здесь сидеть, – сказал он, – день за днем, месяц за месяцем…
   – Что же мне делать? – спросила Алиса.
   – Что хочешь, – ответил Лягушонок и засвистал.
   – Нечего с ним разговаривать, – с досадой подумала Алиса. – Он такой глупый!
   Она толкнула дверь и вошла.