Дей Кин
Миссис убийца
Глава 1
Когда такие вещи случаются с вами, вы реагируете на них совершенно иначе. Патриция сидит очень спокойно, скрестив руки на коленях. Только глаза ее возмущаются. Время от времени она вскидывает их на меня, потом переводит на окно комиссариата, за которым уже спустилась ночь. Итак, она меня обманула. Но по ее лицу этого не заметно. Ее волосы по-прежнему такие же рыжие, а глаза синие. Она, так же как и я, продолжает дышать. Это все та же очаровательная женщина, которую я подцепил между двумя вальсами на одном из балов, устроенных в нашем квартале, когда ей минуло восемнадцать лет, а я только начинал свою деятельность в полиции.
Мы соединились и обещали друг друга уважать и беречь наш священный союз. Ну а теперь она все затоптала в грязь. Губы ее дрожали, рыжие волосы были в беспорядке, а глаза распухли от лживых слез.
«Шлюха! Я должен был бы надавать ей пощечин», – думал я.
Толпа вновь прибывших устраивается в кабинете капитана Карвора: полицейские в форме, помощники прокурора, детективы отдела. Большинство из них действительно опечалены тем, что произошло со мной, а некоторые выражают фальшивое сочувствие.
Убитый меня не беспокоит. Убитые нередко встречаются по ходу моей работы. Но мысль, что Пат предала меня, вызывает у меня тошноту. Я повернулся к ней спиной и стал смотреть в окно. Сейчас около часу ночи, но это не мешает некоторым людям прогуливаться по улицам. Некоторые прислонились к запертым дверям. Мы тоже когда-то так делали: Пат и я. В нескольких домах еще горит свет: поздно вернувшиеся мужчины или супруги, занимающиеся любовью, или родители, успокаивающие проснувшегося ребенка. Крадущимися шагами проходят бродяги, в одиночку или компанией. Вон прошел пьяный. Вероятно, ищет какой-нибудь ресторанчик, который поздно закрывается и не слишком разборчив в клиентах. Доллар направо, доллар налево, и у него уже есть выпивка и девица.
Я смотрел на целующихся влюбленных и думал, как все-таки скверно зарабатывать себе на жизнь детективом. Все равно, на какой должности ты находишься. Всю жизнь флик копается в грязи. В течение многих лет не видишь ничего, кроме мошенничества и мерзости. С людьми встречаешься только тогда, когда они попадают в беду: кражи, шантаж, наркотики, убийства, рэкет... Замужние женщины предлагают свое тело. Мужчины предлагают своих сестер и дочерей.
Я глубоко вздохнул. И вот неожиданно все, что имело для меня смысл, заколебалось, и только вера, которую я потерял, могла бы сейчас помочь мне. Я подошел к окну и уселся на подоконник. Маленького роста, недавно окончивший гарвардский колледж, маменькин сыночек, с розовыми щеками и очка-ми, сидящими на носу, помощник прокурора Хаверс выглядел очень современно, об этом же свидетельствовала и его манера разговаривать.
– Сделайте над собой усилие и войдите в наше положение, миссис Стен. Это тяжелая обязанность, но мы ее должны выполнить.
Зря он это говорит. Я знаю, как мне себя держать. Хаверс же думает только о своей карьере, и это дело кажется ему подходящим случаем. Он, конечно, поступит по всем правилам. Это такой парень, который, не задумываясь, осудит собственную мать, если ему покажется, что это логично и по правилам.
– Мы знаем все, – продолжал он. – Лил Кери вступал в связь с замужними женщинами, чтобы потом использовать их в своих целях. Его смерть не является потерей для общества. – Хаверс замолчал и аккуратно протер стекла очков. – К тому же, если вы будете благоразумной и подпишите заявление, что стреляли в него, я могу вас заверить, как член прокуратуры, что, установив причину убийства, мы будем требовать для вас наказания в виде принудительных работ.
Пат отрицательно качнула головой.
– Нет.
– Что нет? – удивился Хаверс.
Пат вновь повторила то, что говорила раньше.
– Я не стреляла в Кери и не была его любовницей. И совершенно не знаю, каким образом очутилась в его квартире.
Хаверс взглянул на капитана Карвора, стоявшего позади нее.
– Не знаете ли вы случайно, капитан, люди на той машине с рацией, которые совершили арест, все еще здесь?
Джим Пурвис ответил раньше, чем Карвор успел открыть рот.
– Конечно! Я сказал им, чтобы они не уходили.
– Отлично.
И Хаверс послал за ними Монта.
Пат посмотрела на меня глазами, полными слез. Я ответил ей безразличным взглядом, дав тем самым понять, что все это меня не волнует: она перестала быть моей женой. Всего лишь курочка, которая длительное время спала в моих объятиях. Это было давно – прошлой ночью. Я сделал вид, что интересуюсь револьвером, который рассматривал Джим. Самый обычный, никелированный, серийного производства. Джим взял его в руки и засунул в дуло карандаш.
– Тем не менее, в этом необходимо разобраться.
– Насколько я знаю, это уже сделано, – сказал я.
Я нервно закурил. Выходит, Пат была любовницей Кери, и он пытался ее шантажировать. Почему она ничего мне не рассказала? Почему не рассказала Джиму? Я был ее мужем, Джим был ее другом. Я работаю детективом, а Джим – шеф уголовной бригады восточного Манхэттена. Чем больше я думал над создавшейся ситуацией, тем ужаснее она мне казалась.
Або Фитцел, парень из «Дейли Мирор», первый назвавший меня Большим Германом и всерьез считавший, что я обнаруживаю убийц при помощи черной магии, подошел к нам и спросил меня:
– Что ты обо всем этом думаешь, Герман?
Я проглотил добрую порцию дыма.
– Что ты хочешь, чтобы я думал?
– Ты попробуешь сделать что-нибудь для Пат?
– Еще не знаю.
Я внимательно посмотрел на Пат. Она постаралась по мере возможности привести в порядок свои волосы. Длинные локоны ниспадали ей на плечи. С такими локонами изображали на портретах пажей итальянского Ренессанса. Пат могла сделать из своих волос что угодно, и все было красиво. Но сейчас лицо у нее опухло, а глаза были красными и заплыли слезами. Она перемазалась губной помадой, и красивое платье больше не шло ей. У нее был совершенно потерянный вид, и она была мало похожа на ту девчонку, с которой я познакомился на балу.
«Добрый день, малютка!» – бросил я ей тогда.
«Вот как, полиция! – улыбнулась она. – Салют, дружок!»
Это смешно, когда в голову приходят такие воспоминания. Прогулка по Вашингтон-скверу. Вишневый торт и кофе в баре. Пощечина, которую я заслужил в первый же вечер, когда захотел выглядеть слишком современным. А потом она начала плакать из-за этого – она была уверена, что я больше не приглашу ее. И никогда никакой нечестности.
Я постарался представить себе, что она должна сейчас чувствовать. Она была совершенно одна среди большой толпы.
Толпы людей, которых она называла по именам, с которыми кутила сотни раз в течение десяти лет нашего супружества, типы, которые с удовольствием поедали ее блюда. А теперь они чужие. И она ждет чего-то, потрясенная, по другую сторону барьера, у которого она меня видела столько раз с того времени, как я стал располагать машиной с рацией, прикрепленной к этому комиссариату.
Монт вернулся вместе с Жилем и Маком. Хаверс бросил взгляд на рапорт, лежавший возле его локтя.
– Агенты Жиль и Мак?
– Да, сэр! – отрапортовал Жиль за двоих.
– Вы отправились узнать, что произошло, потому что вам сообщили, что слышали, как в 22.05 кричала женщина?
– Да, сэр.
– На последнем этаже трехквартирного дома, расположенного позади клуба «Флибустьеры» на Гроув-стрит?
Тут Жиль обнаружил, что в комнате присутствуют высокие чины, и снял фуражку.
– Совершенно верно, сэр.
– И там вы обнаружили миссис Герман Стен?
– Да, сэр.
– И как оказалось, кричала она?
– Да, сэр.
– В каком состоянии она находилась?
Жиль бросил на меня растерянный взгляд.
– Жиль, – сказал я, – помощник прокурора задал тебе вопрос.
– Она была без одежды и в состоянии опьянения, – выдавил он.
– Значит, она была голая и пьяная?
– Да, сэр.
Хаверс посмотрел в свои записи.
– Я вижу, что вам пришлось взломать дверь?
– Совершенно верно, дверь была заперта изнутри. – Сначала (Жиль указал на своего товарища) Боб и я стали спорить, что нам делать, но потом все же решили взломать дверь и посмотреть, кто кричит и почему.
– Какова была реакция миссис Стен, когда вы взломали дверь? Что она сказала?
Жиль вертел фуражку в руках.
– Я хочу сказать, что она была на грани истерики. Она все время кричала: «Герман, Герман, на помощь! Умоляю тебя, уведи меня отсюда!» И страшно стонала. А потом она пыталась выбежать на лестницу как была, совсем голая.
– А потом?
– Боб снял куртку и накинул ей на плечи, а потом держал ее, пока я не обошел все помещение. Вот тогда я и обнаружил этого типа мертвым. Он находился в другой комнате.
– Как выглядело помещение?
Жиль не долго останется простым фликом. От него ничего не ускользало.
– Так вот, там была небольшая вечеринка на две персоны. Одна пустая бутылка из-под спиртного и два стакана на низеньком столике возле дивана. Сам диван был опрокинут, то есть почти опрокинут. Но, в общем, гостиная была в порядке, не считая того, что я нашел белье миссис Стен, а также ее обувь и платье. Они валялись на ковре, но не так, как если бы их с нее сорвали, а как будто она торопилась снять их.
Пат принялась кричать:
– Он врет! Я никогда бы не смогла поступить так, никогда бы ничего не сделала во вред Герману! Ведь ты это отлично знаешь, ты ведь знаешь, Герман? – добавила, она повернувшись ко мне.
Я остался безмолвным. Миссис Андерс, работающая в полиции, погладила ее по плечу и протянула чистый платок.
– Ну, малютка, успокойтесь, – сказала она.
– А как выглядела другая комната? – осведомился Хаверс у Жиля.
– Настоящий бордель.
Жиль снова надел фуражку, но, вспомнив о присутствующих, опять снял ее.
– По всей кровати брызги крови. Постель в таком состоянии, как будто на ней боролись, понимаете? На трупе одни ботинки и ничего больше. Он лежал, наполовину свесившись с кровати. Возле окна на полу валялся плащ. А стена возле кровати была вся запачкана – ну так, как будто кому-то было плохо.
– Это я, – всхлипнула Пат. – Мне было очень плохо, когда я пришла в себя. Мне было невероятно плохо.
– Вы взяли эту массу на исследование? – спросил Хаверс у Пурвиса.
– Да. В лаборатории этим как раз сейчас и занимаются, – сказал Джим.
Хаверс взял фотографию Пат, стоявшую на письменном столе капитана Карвора. Это была одна из шести фотографий, которые она сделала у очень хорошего фотографа, чтобы подарить мне на день рождения. На ней красовалась надпись:
"Лилу, моей любви. На всю жизнь,
Патриция".
– Нет! – категорически воскликнула Пат. – Нет!
Хаверс сделал вид, что ничего не слышал.
– Где вы нашли это фото, как вас там?
– Жиль, сэр, – подсказал тот. – На камине. Но я не дотрагивался до него, как и вообще ни до чего в комнате. Как только я обнаружил этого типа мертвым, я спустился на нижний этаж, чтобы позвонить в участок. Дежурный сразу же сказал, что высылает наряд.
– Вы разговаривали с соседями, пока дожидались наряда?
– Да, сэр, с теми, от которых я звонил.
Жиль вытащил из кармана записную книжку.
– Пожилой мужчина, некто Чарлз Свенсон. Я разговаривал с ним и с его женой.
– И что они вам сообщили?
– Они сказали, что ждали, что случится что-нибудь подобное.
– Почему?
– Потому что они с женой думали, что молодая рыжая женщина замужем. Она приходила к Кери потихоньку два или три раза в неделю в течение примерно шести месяцев.
– Следовательно, со слов мистера Свенсона, эта молодая женщина и миссис Стен одно и то же лицо?
– Он не знал ее имени, но я попросил его подняться вместе со мной. Боб в это время караулил миссис Стен, которая не переставала вопить во все горло. И он признал в ней ту молодую женщину, которая приходила в квартиру Кери.
Помощник прокурора повернулся к Пат.
– Что вы на это скажете, миссис Стен?
– Он лжет, – заявила она. – Можете не сомневаться: он лжет.
– Опять двадцать пять...
– Я не знала никакого Лила Кери. И никогда раньше его не видела. Я увидала его впервые, когда пришла в себя в его квартире, совершенно голая и больная.
– И вы продолжаете настаивать на своем, хотя есть свидетельства обратному?
– Да.
Пат вновь уставилась на меня сквозь слезы. Я больше не знал, как держать себя. Все доказательства налицо, но она-то не из таких. А если все-таки из таких? Кровь бросилась мне в голову. В сущности, я совершенно не знал, чем она занималась после полудня и вечерами, когда я работал.
Распухшие губы Пат снова задрожали. Она опустила глаза. Ее грудь бурно поднималась и опускалась в такт дыханию.
Хаверс закурил сигарету.
– Последний вопрос, сержант... Как вела себя миссис Стен, пока вы ждали наряд?
Жиль положил свою записную книжку в карман.
– О! Как все женщины, когда слишком много выпьют. Временами была неподвижна, потом неожиданно приходила в себя. Она пыталась оттолкнуть нас, кричала, что ей нужно вернуться домой, чтобы накормить Германа обедом. Но, должен сказать, ничего грубого она не говорила.
– Спасибо, – проронил Хаверс. – Это все, сержант... как вас там?
– Жиль, – терпеливо напомнил тот.
Хаверс пересек кабинет и подошел к Пурвису и ко мне.
– Я вас покидаю, – сказал он Джиму. – Постарайтесь вести дело как можно деликатнее: это в наших же интересах. – Затем он снизошел до меня. – Я очень огорчен, Стен. По-моему, ее виновность не вызывает сомнения. Я считаю, что будет лучше, если вы уговорите ее признаться. Тогда она хоть не вызовет недовольства судей и присяжных.
Я не произнес ни слова. Хаверс вышел из кабинета. Джим вопросительно посмотрел на меня.
– Ты хочешь поговорить с ней, Герман?
– Нет, – ответил я, качнув головой.
Мы соединились и обещали друг друга уважать и беречь наш священный союз. Ну а теперь она все затоптала в грязь. Губы ее дрожали, рыжие волосы были в беспорядке, а глаза распухли от лживых слез.
«Шлюха! Я должен был бы надавать ей пощечин», – думал я.
Толпа вновь прибывших устраивается в кабинете капитана Карвора: полицейские в форме, помощники прокурора, детективы отдела. Большинство из них действительно опечалены тем, что произошло со мной, а некоторые выражают фальшивое сочувствие.
Убитый меня не беспокоит. Убитые нередко встречаются по ходу моей работы. Но мысль, что Пат предала меня, вызывает у меня тошноту. Я повернулся к ней спиной и стал смотреть в окно. Сейчас около часу ночи, но это не мешает некоторым людям прогуливаться по улицам. Некоторые прислонились к запертым дверям. Мы тоже когда-то так делали: Пат и я. В нескольких домах еще горит свет: поздно вернувшиеся мужчины или супруги, занимающиеся любовью, или родители, успокаивающие проснувшегося ребенка. Крадущимися шагами проходят бродяги, в одиночку или компанией. Вон прошел пьяный. Вероятно, ищет какой-нибудь ресторанчик, который поздно закрывается и не слишком разборчив в клиентах. Доллар направо, доллар налево, и у него уже есть выпивка и девица.
Я смотрел на целующихся влюбленных и думал, как все-таки скверно зарабатывать себе на жизнь детективом. Все равно, на какой должности ты находишься. Всю жизнь флик копается в грязи. В течение многих лет не видишь ничего, кроме мошенничества и мерзости. С людьми встречаешься только тогда, когда они попадают в беду: кражи, шантаж, наркотики, убийства, рэкет... Замужние женщины предлагают свое тело. Мужчины предлагают своих сестер и дочерей.
Я глубоко вздохнул. И вот неожиданно все, что имело для меня смысл, заколебалось, и только вера, которую я потерял, могла бы сейчас помочь мне. Я подошел к окну и уселся на подоконник. Маленького роста, недавно окончивший гарвардский колледж, маменькин сыночек, с розовыми щеками и очка-ми, сидящими на носу, помощник прокурора Хаверс выглядел очень современно, об этом же свидетельствовала и его манера разговаривать.
– Сделайте над собой усилие и войдите в наше положение, миссис Стен. Это тяжелая обязанность, но мы ее должны выполнить.
Зря он это говорит. Я знаю, как мне себя держать. Хаверс же думает только о своей карьере, и это дело кажется ему подходящим случаем. Он, конечно, поступит по всем правилам. Это такой парень, который, не задумываясь, осудит собственную мать, если ему покажется, что это логично и по правилам.
– Мы знаем все, – продолжал он. – Лил Кери вступал в связь с замужними женщинами, чтобы потом использовать их в своих целях. Его смерть не является потерей для общества. – Хаверс замолчал и аккуратно протер стекла очков. – К тому же, если вы будете благоразумной и подпишите заявление, что стреляли в него, я могу вас заверить, как член прокуратуры, что, установив причину убийства, мы будем требовать для вас наказания в виде принудительных работ.
Пат отрицательно качнула головой.
– Нет.
– Что нет? – удивился Хаверс.
Пат вновь повторила то, что говорила раньше.
– Я не стреляла в Кери и не была его любовницей. И совершенно не знаю, каким образом очутилась в его квартире.
Хаверс взглянул на капитана Карвора, стоявшего позади нее.
– Не знаете ли вы случайно, капитан, люди на той машине с рацией, которые совершили арест, все еще здесь?
Джим Пурвис ответил раньше, чем Карвор успел открыть рот.
– Конечно! Я сказал им, чтобы они не уходили.
– Отлично.
И Хаверс послал за ними Монта.
Пат посмотрела на меня глазами, полными слез. Я ответил ей безразличным взглядом, дав тем самым понять, что все это меня не волнует: она перестала быть моей женой. Всего лишь курочка, которая длительное время спала в моих объятиях. Это было давно – прошлой ночью. Я сделал вид, что интересуюсь револьвером, который рассматривал Джим. Самый обычный, никелированный, серийного производства. Джим взял его в руки и засунул в дуло карандаш.
– Тем не менее, в этом необходимо разобраться.
– Насколько я знаю, это уже сделано, – сказал я.
Я нервно закурил. Выходит, Пат была любовницей Кери, и он пытался ее шантажировать. Почему она ничего мне не рассказала? Почему не рассказала Джиму? Я был ее мужем, Джим был ее другом. Я работаю детективом, а Джим – шеф уголовной бригады восточного Манхэттена. Чем больше я думал над создавшейся ситуацией, тем ужаснее она мне казалась.
Або Фитцел, парень из «Дейли Мирор», первый назвавший меня Большим Германом и всерьез считавший, что я обнаруживаю убийц при помощи черной магии, подошел к нам и спросил меня:
– Что ты обо всем этом думаешь, Герман?
Я проглотил добрую порцию дыма.
– Что ты хочешь, чтобы я думал?
– Ты попробуешь сделать что-нибудь для Пат?
– Еще не знаю.
Я внимательно посмотрел на Пат. Она постаралась по мере возможности привести в порядок свои волосы. Длинные локоны ниспадали ей на плечи. С такими локонами изображали на портретах пажей итальянского Ренессанса. Пат могла сделать из своих волос что угодно, и все было красиво. Но сейчас лицо у нее опухло, а глаза были красными и заплыли слезами. Она перемазалась губной помадой, и красивое платье больше не шло ей. У нее был совершенно потерянный вид, и она была мало похожа на ту девчонку, с которой я познакомился на балу.
«Добрый день, малютка!» – бросил я ей тогда.
«Вот как, полиция! – улыбнулась она. – Салют, дружок!»
Это смешно, когда в голову приходят такие воспоминания. Прогулка по Вашингтон-скверу. Вишневый торт и кофе в баре. Пощечина, которую я заслужил в первый же вечер, когда захотел выглядеть слишком современным. А потом она начала плакать из-за этого – она была уверена, что я больше не приглашу ее. И никогда никакой нечестности.
Я постарался представить себе, что она должна сейчас чувствовать. Она была совершенно одна среди большой толпы.
Толпы людей, которых она называла по именам, с которыми кутила сотни раз в течение десяти лет нашего супружества, типы, которые с удовольствием поедали ее блюда. А теперь они чужие. И она ждет чего-то, потрясенная, по другую сторону барьера, у которого она меня видела столько раз с того времени, как я стал располагать машиной с рацией, прикрепленной к этому комиссариату.
Монт вернулся вместе с Жилем и Маком. Хаверс бросил взгляд на рапорт, лежавший возле его локтя.
– Агенты Жиль и Мак?
– Да, сэр! – отрапортовал Жиль за двоих.
– Вы отправились узнать, что произошло, потому что вам сообщили, что слышали, как в 22.05 кричала женщина?
– Да, сэр.
– На последнем этаже трехквартирного дома, расположенного позади клуба «Флибустьеры» на Гроув-стрит?
Тут Жиль обнаружил, что в комнате присутствуют высокие чины, и снял фуражку.
– Совершенно верно, сэр.
– И там вы обнаружили миссис Герман Стен?
– Да, сэр.
– И как оказалось, кричала она?
– Да, сэр.
– В каком состоянии она находилась?
Жиль бросил на меня растерянный взгляд.
– Жиль, – сказал я, – помощник прокурора задал тебе вопрос.
– Она была без одежды и в состоянии опьянения, – выдавил он.
– Значит, она была голая и пьяная?
– Да, сэр.
Хаверс посмотрел в свои записи.
– Я вижу, что вам пришлось взломать дверь?
– Совершенно верно, дверь была заперта изнутри. – Сначала (Жиль указал на своего товарища) Боб и я стали спорить, что нам делать, но потом все же решили взломать дверь и посмотреть, кто кричит и почему.
– Какова была реакция миссис Стен, когда вы взломали дверь? Что она сказала?
Жиль вертел фуражку в руках.
– Я хочу сказать, что она была на грани истерики. Она все время кричала: «Герман, Герман, на помощь! Умоляю тебя, уведи меня отсюда!» И страшно стонала. А потом она пыталась выбежать на лестницу как была, совсем голая.
– А потом?
– Боб снял куртку и накинул ей на плечи, а потом держал ее, пока я не обошел все помещение. Вот тогда я и обнаружил этого типа мертвым. Он находился в другой комнате.
– Как выглядело помещение?
Жиль не долго останется простым фликом. От него ничего не ускользало.
– Так вот, там была небольшая вечеринка на две персоны. Одна пустая бутылка из-под спиртного и два стакана на низеньком столике возле дивана. Сам диван был опрокинут, то есть почти опрокинут. Но, в общем, гостиная была в порядке, не считая того, что я нашел белье миссис Стен, а также ее обувь и платье. Они валялись на ковре, но не так, как если бы их с нее сорвали, а как будто она торопилась снять их.
Пат принялась кричать:
– Он врет! Я никогда бы не смогла поступить так, никогда бы ничего не сделала во вред Герману! Ведь ты это отлично знаешь, ты ведь знаешь, Герман? – добавила, она повернувшись ко мне.
Я остался безмолвным. Миссис Андерс, работающая в полиции, погладила ее по плечу и протянула чистый платок.
– Ну, малютка, успокойтесь, – сказала она.
– А как выглядела другая комната? – осведомился Хаверс у Жиля.
– Настоящий бордель.
Жиль снова надел фуражку, но, вспомнив о присутствующих, опять снял ее.
– По всей кровати брызги крови. Постель в таком состоянии, как будто на ней боролись, понимаете? На трупе одни ботинки и ничего больше. Он лежал, наполовину свесившись с кровати. Возле окна на полу валялся плащ. А стена возле кровати была вся запачкана – ну так, как будто кому-то было плохо.
– Это я, – всхлипнула Пат. – Мне было очень плохо, когда я пришла в себя. Мне было невероятно плохо.
– Вы взяли эту массу на исследование? – спросил Хаверс у Пурвиса.
– Да. В лаборатории этим как раз сейчас и занимаются, – сказал Джим.
Хаверс взял фотографию Пат, стоявшую на письменном столе капитана Карвора. Это была одна из шести фотографий, которые она сделала у очень хорошего фотографа, чтобы подарить мне на день рождения. На ней красовалась надпись:
"Лилу, моей любви. На всю жизнь,
Патриция".
– Нет! – категорически воскликнула Пат. – Нет!
Хаверс сделал вид, что ничего не слышал.
– Где вы нашли это фото, как вас там?
– Жиль, сэр, – подсказал тот. – На камине. Но я не дотрагивался до него, как и вообще ни до чего в комнате. Как только я обнаружил этого типа мертвым, я спустился на нижний этаж, чтобы позвонить в участок. Дежурный сразу же сказал, что высылает наряд.
– Вы разговаривали с соседями, пока дожидались наряда?
– Да, сэр, с теми, от которых я звонил.
Жиль вытащил из кармана записную книжку.
– Пожилой мужчина, некто Чарлз Свенсон. Я разговаривал с ним и с его женой.
– И что они вам сообщили?
– Они сказали, что ждали, что случится что-нибудь подобное.
– Почему?
– Потому что они с женой думали, что молодая рыжая женщина замужем. Она приходила к Кери потихоньку два или три раза в неделю в течение примерно шести месяцев.
– Следовательно, со слов мистера Свенсона, эта молодая женщина и миссис Стен одно и то же лицо?
– Он не знал ее имени, но я попросил его подняться вместе со мной. Боб в это время караулил миссис Стен, которая не переставала вопить во все горло. И он признал в ней ту молодую женщину, которая приходила в квартиру Кери.
Помощник прокурора повернулся к Пат.
– Что вы на это скажете, миссис Стен?
– Он лжет, – заявила она. – Можете не сомневаться: он лжет.
– Опять двадцать пять...
– Я не знала никакого Лила Кери. И никогда раньше его не видела. Я увидала его впервые, когда пришла в себя в его квартире, совершенно голая и больная.
– И вы продолжаете настаивать на своем, хотя есть свидетельства обратному?
– Да.
Пат вновь уставилась на меня сквозь слезы. Я больше не знал, как держать себя. Все доказательства налицо, но она-то не из таких. А если все-таки из таких? Кровь бросилась мне в голову. В сущности, я совершенно не знал, чем она занималась после полудня и вечерами, когда я работал.
Распухшие губы Пат снова задрожали. Она опустила глаза. Ее грудь бурно поднималась и опускалась в такт дыханию.
Хаверс закурил сигарету.
– Последний вопрос, сержант... Как вела себя миссис Стен, пока вы ждали наряд?
Жиль положил свою записную книжку в карман.
– О! Как все женщины, когда слишком много выпьют. Временами была неподвижна, потом неожиданно приходила в себя. Она пыталась оттолкнуть нас, кричала, что ей нужно вернуться домой, чтобы накормить Германа обедом. Но, должен сказать, ничего грубого она не говорила.
– Спасибо, – проронил Хаверс. – Это все, сержант... как вас там?
– Жиль, – терпеливо напомнил тот.
Хаверс пересек кабинет и подошел к Пурвису и ко мне.
– Я вас покидаю, – сказал он Джиму. – Постарайтесь вести дело как можно деликатнее: это в наших же интересах. – Затем он снизошел до меня. – Я очень огорчен, Стен. По-моему, ее виновность не вызывает сомнения. Я считаю, что будет лучше, если вы уговорите ее признаться. Тогда она хоть не вызовет недовольства судей и присяжных.
Я не произнес ни слова. Хаверс вышел из кабинета. Джим вопросительно посмотрел на меня.
– Ты хочешь поговорить с ней, Герман?
– Нет, – ответил я, качнув головой.
Глава 2
Клубы дыма в кабинете сгущались, без конца звонил телефон. Телетайп продолжал отбивать дробь. Большинство полицейских начальников удалились после ухода помощника прокурора Хаверса. Женщина изменила мужу и убила своего любовника? Ну и что?
Джим взял стул и уселся напротив Пат.
– Как дела, малышка?
Она попыталась улыбнуться.
– Не очень-то хорошо, Джим.
– Хочешь что-нибудь выпить?
– Нет. – Она отрицательно качнула головой.
Джим Пурвис был худой, слегка поседевший мужчина. О чем-то задумавшись, он провел по волосам своими желтыми от никотина пальцами. Я не представлял себе, о чем он в данный момент думает. Джим очень любит меня, но он любит и Пат. Все это ему ужасно неприятно, ему бы очень хотелось, чтобы кто-то другой прикончил Кери. Он предпочел бы сейчас быть простым патрульным на полицейской машине или кем-нибудь еще, только бы не заниматься тем, чем он, шеф уголовной бригады Восточного Манхэттена, должен был сейчас заниматься.
– А если мы начнем с самого начала, детка? – предложил он Патриции.
Она вытерла щеки рукавом своего платья.
– Как хотите, Джим. – Она снова попыталась улыбнуться и добавила: – Ведь это ваша обязанность.
– О да, – прошептал Джим.
Он взял со стола Карвора записи ее показаний.
– По вашим показаниям вчера в полдень вы отправились сдавать кровь, и у вас взяли пятьсот граммов крови. После этого вы пошли по своим делам... в универсам.
– Да, это так.
– Вы сделали покупки и решили вернуться к себе, а по дороге остановились у закусочной, чтобы купить Герману сигареты.
– Да.
– Там не было «Кэмела», но Майерс сказал вам, что ожидает их с минуты на минуту, и вы решили подождать. В ожидании сигарет вы выпили у прилавка «кока-колы». – Он бросил взгляд на рапорт. – Один вишневый «кока-кола», как здесь сказано. И после этого единственное, что вы можете вспомнить, то, что вы оказались в совершенно незнакомом месте и вдобавок совершенно обнаженной. С Кери, лежащим мертвым на своей кровати.
Преодолевая комок в горле, она выдавила чуть слышно:
– Да.
– Вы поехали к Кери на своей машине?
– Нет! – возмутилась Пат. – Как бы я могла это сделать?
– Ах да, конечно! Последнее воспоминание, оставшееся у вас, то, что вы сидели за прилавком Майерса.
– Да.
– А в тот вечер вы впервые были в квартире Кери?
– Да.
Пурвис посмотрел на портрет Пат с дарственной надписью.
– Я не могу объяснить этого. И не представляю себе, каким образом фотография оказалась там.
– Но надпись на фото сделана вашим почерком...
Пат взглянула на надпись со слезами на глазах.
– Да, похоже на мой почерк.
– А чулки, пеньюар, щетки, пудра, белье, духи, которые мы обнаружили в квартире Кери, они, без сомнения, принадлежат вам.
Пат с трудом удерживалась от истерики.
– Я не знаю, – рыдала она, – я не знаю, как все это там очутилось.
Джим похлопал ее по коленям.
– Послушайте, моя дорогая, не приходите в такое отчаяние. У нас случаются совершенно невероятные вещи. Я хочу вам помочь. И Герман тоже. Ведь я ваш друг, мы все ваши друзья. Но нужно, чтобы вы нам тоже помогли, Пат. Необходимо, чтобы вы сказали правду.
Пат посмотрела на меня.
– Я говорю правду. Я не знаю, каким образом мои вещи очутились в комнате этого мужчины. Я не знаю, каким образом очутилась у него моя фотография. И я никогда не была его любовницей. Я была девушкой, когда вышла замуж за Германа. И никогда в жизни у меня не было другого мужчины.
Джим продемонстрировал необыкновенное терпение и выдержку.
– Но послушайте, Нат, – он поискал глазами заключение полицейского врача и громко прочитал: «Кровь на правом бедре, на руке и на животе. И хотя молодая женщина это отрицает, но осмотр неоспоримо свидетельствует, что она имела сношение с мужчиной, возможно, даже, не один раз. По моему мнению, не позже двух часов назад. И никаких следов насилия».
Пат неожиданно вскочила с места, взмахом руки откинула волосы назад, гордо выставила вперед подбородок, но не смогла сдержать рыданий.
– Мне наплевать на этот паршивый рапорт. Я не обманывала Германа. Я бы предпочла лучше умереть. И если меня изнасиловали, то это тогда, когда я потеряла сознание.
– Осторожнее, – вмешалась миссис Андерс, – сейчас она потеряет сознание.
Я бросился вперед и подхватил ее безвольное тело. Я ощутил знакомое тепло и понял совершенно определенно: что бы ни сделала Пат, я не переставал любить ее и буду любить всегда.
– Итак? – вмешался Або Фитцел.
Я взорвался.
– Великий Боже! Тебе не надоело без конца задавать вопросы? Убирайся отсюда, иди писать свою чепуху! А что буду делать я, я еще сам не знаю.
Фитцел скорчил обиженную физиономию.
На письменном столе Карвора затрезвонил телефон. Он взял трубку, а потом передал ее Джиму.
– Это вас. Полицейский врач.
– Пурвис слушает. Понимаю... – Он сделал знак Монту. – Пишите: выстрел в голову с близкого расстояния, пуля вышла через левое ухо. Калибр – 6,35. Около восьми часов или часом раньше. О'кей. Большое спасибо, старина. Это соответствует найденному револьверу.
Джим повесил трубку и набрал другой номер. Я обнаружил, что все еще держу Пат в своих руках, и посадил ее на стул.
Миссис Андерс положила ей на затылок салфетку, смоченную водой.
– Вы знаете, – призналась она мне, – я иногда рада, что уродилась некрасивой.
Действительно, это так. Пат же очень красива. И к тому же она моя жена.
– Понимаю, – сказал Пурвис по телефону. – Никаких следов хлорала, но 0,17 миллиграмма алкоголя в крови. А его рука в оспинах от пороха? Да, я ожидал этого. Один из дешевых револьверов, которые легко купить.
Пат открыла глаза.
– Я ничего такого не делала, – слабым голосом проговорила она. – Я не смогла бы сделать такое Герману.
Миссис Андерс похлопала ее по плечу.
– Спокойнее, малютка.
«Какая противная баба эта Андерс со своей фальшивой жалостью», – подумал Герман.
Пурвис повесил трубку и подал знак мужчине, сидящему возле двери.
– Теперь поговорим с вами.
Человек встал.
– Да, сэр.
– Ваша фамилия Свенсон? – обратился к нему Джим.
– Да, сэр, Чарлз Свенсон.
– Ваш аппарат хорошо работает? Вы хорошо слышите?
– Отлично! – удивился Свенсон.
– Это вы предупредили нас, что слышали, как в квартире Кери кричит женщина?
– Да, сэр. И я сказал Бен, это моя жена, когда мы услышали крик: «Слышишь, кричат? Наверно, там происходит что-то страшное, в квартире наверху. Я позвоню в полицию». И я позвонил.
– Вы слышали звук выстрела?
– Нет, сэр, мы слышали только крики.
– Что дало вам повод думать, что там происходит что-то особенное?
Свенсон развел руками.
– Это должно было случиться раньше или позже. При такой жизни, которую вел мистер Кери. Он принимал у себя женщин в любое время суток и очень похвалялся этим.
Пурвис указал на Пат.
– Вы уже видели эту даму, мистер Свенсон?
Тот надел очки с сильными стеклами.
– Да, сэр. Она ходила к мистеру Кери. И очень часто.
Немного подумав, он добавил:
– В общем, я не видел, как она входила к нему, но видел, как она поднималась по лестнице этажом выше.
– Вы видели ее на лестнице в этот день?
– Да, сэр.
– С Кери?
– Нет, сэр, она была одна.
– А что, вид у нее был совершенно нормальный? Я хочу сказать, она не была под действием наркотиков или алкоголя?
Свенсон отрицательно покачал головой.
– Нет, сэр. Могу сказать, что у нее был совершенно естественный вид. Как обычно. – Тон у старика был почти извиняющийся. – Все это нас совершенно не касается. Но миссис Свенсон и я не могли не замечать ее. Она так часто проходила мимо нашей двери, когда поднималась выше...
– Она часто бывала у Кери?
– Два-три раза в неделю.
Пурвис стал перелистывать досье, пока не нашел то, что искал.
– Вы сказали сержанту, что вы и миссис Свенсон думали, что это замужняя женщина, обманывающая своего мужа. Что дало вам повод так думать, мистер Свенсон?
– Ну, во-первых, на ней было обручальное кольцо. А однажды, когда она целовала Кери на пороге квартиры – наша дверь была тогда случайно открыта, – мы слышали, как она сказала, что с радостью осталась бы с ним подольше, но ей необходимо вовремя приготовить Герману обед, чтобы он ничего не заподозрил.
– Вы лжете, лжете! – закричала Пат голосом, дрожащим от возмущения. – Старый дурак! Вы лжете!
Мистер Свенсон вежливо возразил Пат:
– Простите меня, миссис, но зачем мне лгать?
Пурвис решил закончить со стариком.
– Благодарю вас. Вы свободны.
Мистер Свенсон бросил боязливый взгляд в темноту за окном.
– Очень не люблю находиться на улице в такое время.
Джим вышел из кабинета вместе с ним. Что ж – он был действительно очень доброжелателен по отношению ко мне и Пат. Он действительно сделал все, что было возможно. Теперь ему оставалось сделать только одно: отправить Пат в тюрьму и предъявить ей обвинение в убийстве. Но Джим хотел, чтобы у меня не было сомнений.
Фитцел горел желанием передать по телефону свое сообщение, но ему хотелось иметь законченную историю...
– Итак, мадам? – снова спросил он.
Я встал на колени возле стула, на котором сидела Пат, и одним пальцем приподнял ее лицо за подбородок. Она пыталась улыбнуться, но губы ее еще дрожали. Неверной рукой она провела по губам и залитым слезам щекам и попыталась поправить волосы. Даже в состоянии ужасной паники она все же хотела быть для меня красивой.
Я прикурил сигарету и сунул ей в губы. Это добавило ей пикантности. Мне она всегда нравилась – во всех видах и позах. А потом? Потом вы женитесь на красивой девушке, и начинаются ваши переживания. Ваше счастье летит к черту, и беда сваливается вам на голову.
– Это ты, Пат, убила Кери?
Она энергично покачала головой.
– Нет!
– Ты спала с этим типом?
Ее сигарета дрожала когда она отвечала мне:
– Ты отлично знаешь, что нет. Герман... – Слезы вновь потекли по ее щекам. – Как я могла пойти к другому, когда ты для меня все?
– Последнее, что ты помнишь, это то, что ты сидела у прилавка Майерса и пила «кока-колу»?
– Да.
– Ты раньше никогда не бывала у Кери?
Дым попал ей в глаза, и я вынул сигарету у нее изо рта. Она взглядом умоляла меня, чтобы я ей поверил.
– Я никогда не была у него.
– И ты не давала ему свое фото?
– Нет.
Я проглотил дым, потом выпустил его, не спуская с нее пристального взгляда. Если Пат лжет, то делает это так искусно, как мне еще не случалось видеть.
«Добрый день, малютка!» – бросил я ей.
«Вот как, полиция! – ответила она мне. – Салют, дружок!»
На горе и радость соединил я свою жизнь с ее. И вот теперь такой случай. Случай, когда я должен слепо верить в нашу любовь, так же слепо, как я верю в Бога.
– Скажи-ка мне...
Она дотронулась кончиком пальчика до моей щеки.
– Это не я, – твердила она, – это не я. Можешь мне верить, Герман.
В кабинет возвратился Джим Пурвис.
– Ну, что она сказала? – осведомился он.
Я встал с колен и решительно ответил:
– Я принимаю сторону Пат.
– Но доказательства, Герман... – начал он.
Я резко оборвал его:
– К черту доказательства! Пат не была любовницей Кери! И она не убивала его. Все это было подстроено.
– Кем?
– Не знаю.
– А зачем? И почему это нужно было проделывать именно с Пат?
– Не знаю, как ты понимаешь.
– А фотография?
– Я не знаю, как она туда попала.
Джим Пурвис умолк, затем холодно, как представитель власти, проговорил:
Джим взял стул и уселся напротив Пат.
– Как дела, малышка?
Она попыталась улыбнуться.
– Не очень-то хорошо, Джим.
– Хочешь что-нибудь выпить?
– Нет. – Она отрицательно качнула головой.
Джим Пурвис был худой, слегка поседевший мужчина. О чем-то задумавшись, он провел по волосам своими желтыми от никотина пальцами. Я не представлял себе, о чем он в данный момент думает. Джим очень любит меня, но он любит и Пат. Все это ему ужасно неприятно, ему бы очень хотелось, чтобы кто-то другой прикончил Кери. Он предпочел бы сейчас быть простым патрульным на полицейской машине или кем-нибудь еще, только бы не заниматься тем, чем он, шеф уголовной бригады Восточного Манхэттена, должен был сейчас заниматься.
– А если мы начнем с самого начала, детка? – предложил он Патриции.
Она вытерла щеки рукавом своего платья.
– Как хотите, Джим. – Она снова попыталась улыбнуться и добавила: – Ведь это ваша обязанность.
– О да, – прошептал Джим.
Он взял со стола Карвора записи ее показаний.
– По вашим показаниям вчера в полдень вы отправились сдавать кровь, и у вас взяли пятьсот граммов крови. После этого вы пошли по своим делам... в универсам.
– Да, это так.
– Вы сделали покупки и решили вернуться к себе, а по дороге остановились у закусочной, чтобы купить Герману сигареты.
– Да.
– Там не было «Кэмела», но Майерс сказал вам, что ожидает их с минуты на минуту, и вы решили подождать. В ожидании сигарет вы выпили у прилавка «кока-колы». – Он бросил взгляд на рапорт. – Один вишневый «кока-кола», как здесь сказано. И после этого единственное, что вы можете вспомнить, то, что вы оказались в совершенно незнакомом месте и вдобавок совершенно обнаженной. С Кери, лежащим мертвым на своей кровати.
Преодолевая комок в горле, она выдавила чуть слышно:
– Да.
– Вы поехали к Кери на своей машине?
– Нет! – возмутилась Пат. – Как бы я могла это сделать?
– Ах да, конечно! Последнее воспоминание, оставшееся у вас, то, что вы сидели за прилавком Майерса.
– Да.
– А в тот вечер вы впервые были в квартире Кери?
– Да.
Пурвис посмотрел на портрет Пат с дарственной надписью.
– Я не могу объяснить этого. И не представляю себе, каким образом фотография оказалась там.
– Но надпись на фото сделана вашим почерком...
Пат взглянула на надпись со слезами на глазах.
– Да, похоже на мой почерк.
– А чулки, пеньюар, щетки, пудра, белье, духи, которые мы обнаружили в квартире Кери, они, без сомнения, принадлежат вам.
Пат с трудом удерживалась от истерики.
– Я не знаю, – рыдала она, – я не знаю, как все это там очутилось.
Джим похлопал ее по коленям.
– Послушайте, моя дорогая, не приходите в такое отчаяние. У нас случаются совершенно невероятные вещи. Я хочу вам помочь. И Герман тоже. Ведь я ваш друг, мы все ваши друзья. Но нужно, чтобы вы нам тоже помогли, Пат. Необходимо, чтобы вы сказали правду.
Пат посмотрела на меня.
– Я говорю правду. Я не знаю, каким образом мои вещи очутились в комнате этого мужчины. Я не знаю, каким образом очутилась у него моя фотография. И я никогда не была его любовницей. Я была девушкой, когда вышла замуж за Германа. И никогда в жизни у меня не было другого мужчины.
Джим продемонстрировал необыкновенное терпение и выдержку.
– Но послушайте, Нат, – он поискал глазами заключение полицейского врача и громко прочитал: «Кровь на правом бедре, на руке и на животе. И хотя молодая женщина это отрицает, но осмотр неоспоримо свидетельствует, что она имела сношение с мужчиной, возможно, даже, не один раз. По моему мнению, не позже двух часов назад. И никаких следов насилия».
Пат неожиданно вскочила с места, взмахом руки откинула волосы назад, гордо выставила вперед подбородок, но не смогла сдержать рыданий.
– Мне наплевать на этот паршивый рапорт. Я не обманывала Германа. Я бы предпочла лучше умереть. И если меня изнасиловали, то это тогда, когда я потеряла сознание.
– Осторожнее, – вмешалась миссис Андерс, – сейчас она потеряет сознание.
Я бросился вперед и подхватил ее безвольное тело. Я ощутил знакомое тепло и понял совершенно определенно: что бы ни сделала Пат, я не переставал любить ее и буду любить всегда.
– Итак? – вмешался Або Фитцел.
Я взорвался.
– Великий Боже! Тебе не надоело без конца задавать вопросы? Убирайся отсюда, иди писать свою чепуху! А что буду делать я, я еще сам не знаю.
Фитцел скорчил обиженную физиономию.
На письменном столе Карвора затрезвонил телефон. Он взял трубку, а потом передал ее Джиму.
– Это вас. Полицейский врач.
– Пурвис слушает. Понимаю... – Он сделал знак Монту. – Пишите: выстрел в голову с близкого расстояния, пуля вышла через левое ухо. Калибр – 6,35. Около восьми часов или часом раньше. О'кей. Большое спасибо, старина. Это соответствует найденному револьверу.
Джим повесил трубку и набрал другой номер. Я обнаружил, что все еще держу Пат в своих руках, и посадил ее на стул.
Миссис Андерс положила ей на затылок салфетку, смоченную водой.
– Вы знаете, – призналась она мне, – я иногда рада, что уродилась некрасивой.
Действительно, это так. Пат же очень красива. И к тому же она моя жена.
– Понимаю, – сказал Пурвис по телефону. – Никаких следов хлорала, но 0,17 миллиграмма алкоголя в крови. А его рука в оспинах от пороха? Да, я ожидал этого. Один из дешевых револьверов, которые легко купить.
Пат открыла глаза.
– Я ничего такого не делала, – слабым голосом проговорила она. – Я не смогла бы сделать такое Герману.
Миссис Андерс похлопала ее по плечу.
– Спокойнее, малютка.
«Какая противная баба эта Андерс со своей фальшивой жалостью», – подумал Герман.
Пурвис повесил трубку и подал знак мужчине, сидящему возле двери.
– Теперь поговорим с вами.
Человек встал.
– Да, сэр.
– Ваша фамилия Свенсон? – обратился к нему Джим.
– Да, сэр, Чарлз Свенсон.
– Ваш аппарат хорошо работает? Вы хорошо слышите?
– Отлично! – удивился Свенсон.
– Это вы предупредили нас, что слышали, как в квартире Кери кричит женщина?
– Да, сэр. И я сказал Бен, это моя жена, когда мы услышали крик: «Слышишь, кричат? Наверно, там происходит что-то страшное, в квартире наверху. Я позвоню в полицию». И я позвонил.
– Вы слышали звук выстрела?
– Нет, сэр, мы слышали только крики.
– Что дало вам повод думать, что там происходит что-то особенное?
Свенсон развел руками.
– Это должно было случиться раньше или позже. При такой жизни, которую вел мистер Кери. Он принимал у себя женщин в любое время суток и очень похвалялся этим.
Пурвис указал на Пат.
– Вы уже видели эту даму, мистер Свенсон?
Тот надел очки с сильными стеклами.
– Да, сэр. Она ходила к мистеру Кери. И очень часто.
Немного подумав, он добавил:
– В общем, я не видел, как она входила к нему, но видел, как она поднималась по лестнице этажом выше.
– Вы видели ее на лестнице в этот день?
– Да, сэр.
– С Кери?
– Нет, сэр, она была одна.
– А что, вид у нее был совершенно нормальный? Я хочу сказать, она не была под действием наркотиков или алкоголя?
Свенсон отрицательно покачал головой.
– Нет, сэр. Могу сказать, что у нее был совершенно естественный вид. Как обычно. – Тон у старика был почти извиняющийся. – Все это нас совершенно не касается. Но миссис Свенсон и я не могли не замечать ее. Она так часто проходила мимо нашей двери, когда поднималась выше...
– Она часто бывала у Кери?
– Два-три раза в неделю.
Пурвис стал перелистывать досье, пока не нашел то, что искал.
– Вы сказали сержанту, что вы и миссис Свенсон думали, что это замужняя женщина, обманывающая своего мужа. Что дало вам повод так думать, мистер Свенсон?
– Ну, во-первых, на ней было обручальное кольцо. А однажды, когда она целовала Кери на пороге квартиры – наша дверь была тогда случайно открыта, – мы слышали, как она сказала, что с радостью осталась бы с ним подольше, но ей необходимо вовремя приготовить Герману обед, чтобы он ничего не заподозрил.
– Вы лжете, лжете! – закричала Пат голосом, дрожащим от возмущения. – Старый дурак! Вы лжете!
Мистер Свенсон вежливо возразил Пат:
– Простите меня, миссис, но зачем мне лгать?
Пурвис решил закончить со стариком.
– Благодарю вас. Вы свободны.
Мистер Свенсон бросил боязливый взгляд в темноту за окном.
– Очень не люблю находиться на улице в такое время.
Джим вышел из кабинета вместе с ним. Что ж – он был действительно очень доброжелателен по отношению ко мне и Пат. Он действительно сделал все, что было возможно. Теперь ему оставалось сделать только одно: отправить Пат в тюрьму и предъявить ей обвинение в убийстве. Но Джим хотел, чтобы у меня не было сомнений.
Фитцел горел желанием передать по телефону свое сообщение, но ему хотелось иметь законченную историю...
– Итак, мадам? – снова спросил он.
Я встал на колени возле стула, на котором сидела Пат, и одним пальцем приподнял ее лицо за подбородок. Она пыталась улыбнуться, но губы ее еще дрожали. Неверной рукой она провела по губам и залитым слезам щекам и попыталась поправить волосы. Даже в состоянии ужасной паники она все же хотела быть для меня красивой.
Я прикурил сигарету и сунул ей в губы. Это добавило ей пикантности. Мне она всегда нравилась – во всех видах и позах. А потом? Потом вы женитесь на красивой девушке, и начинаются ваши переживания. Ваше счастье летит к черту, и беда сваливается вам на голову.
– Это ты, Пат, убила Кери?
Она энергично покачала головой.
– Нет!
– Ты спала с этим типом?
Ее сигарета дрожала когда она отвечала мне:
– Ты отлично знаешь, что нет. Герман... – Слезы вновь потекли по ее щекам. – Как я могла пойти к другому, когда ты для меня все?
– Последнее, что ты помнишь, это то, что ты сидела у прилавка Майерса и пила «кока-колу»?
– Да.
– Ты раньше никогда не бывала у Кери?
Дым попал ей в глаза, и я вынул сигарету у нее изо рта. Она взглядом умоляла меня, чтобы я ей поверил.
– Я никогда не была у него.
– И ты не давала ему свое фото?
– Нет.
Я проглотил дым, потом выпустил его, не спуская с нее пристального взгляда. Если Пат лжет, то делает это так искусно, как мне еще не случалось видеть.
«Добрый день, малютка!» – бросил я ей.
«Вот как, полиция! – ответила она мне. – Салют, дружок!»
На горе и радость соединил я свою жизнь с ее. И вот теперь такой случай. Случай, когда я должен слепо верить в нашу любовь, так же слепо, как я верю в Бога.
– Скажи-ка мне...
Она дотронулась кончиком пальчика до моей щеки.
– Это не я, – твердила она, – это не я. Можешь мне верить, Герман.
В кабинет возвратился Джим Пурвис.
– Ну, что она сказала? – осведомился он.
Я встал с колен и решительно ответил:
– Я принимаю сторону Пат.
– Но доказательства, Герман... – начал он.
Я резко оборвал его:
– К черту доказательства! Пат не была любовницей Кери! И она не убивала его. Все это было подстроено.
– Кем?
– Не знаю.
– А зачем? И почему это нужно было проделывать именно с Пат?
– Не знаю, как ты понимаешь.
– А фотография?
– Я не знаю, как она туда попала.
Джим Пурвис умолк, затем холодно, как представитель власти, проговорил: