Я не был твердо уверен в его виновности, но решительно продолжал:
   – Вы инсценировали все это, чтобы уничтожить Тода Хаммера и Марти Амато как конкурентов. Чтобы ваша фирма "Экзотик" могла заполнить те пробелы, которые оставили бы после себя "Стартайм" и "Блюзберд".
   – Нет, Джонни, – спокойно сказал Келли. – Вы поставили не ту пластинку. Конечно, я буду очень рад, если мои конкуренты передерутся, но я не убивал Мулдена, – я имею в виду морально – разве только за сегодняшний визит.
   – Значит, вы отрицаете, что в вечер убийства Мэй Арчер вы имели с ней продолжительный разговор в "Голден Четон"?
   – Нет, я этого не отрицаю, – ответил Келли. – Я разговаривал с ней больше часа. Она написала обо мне статью, и я признал ее как репортера. Ей удалось узнать, что я купил большинство акций "Экзотик". В то время оглашать это было еще рановато, и я попытался уговорить ее повременить со статьей.
   – Ловко!
   – Это сущая правда!
   – Вы сказали Мулдену, что она – репортер?
   – Нет, мы пришли к соглашению. Я пообещал ничего не говорить Мулдену, а она пообещала не давать хода этой статье. Правда, до этого она уже успела позвонить Гарри Голду и пообещать ему сенсационную статью для утреннего выпуска.
   – И сенсация эта заключалась в том, что вам принадлежит пятьдесят один процент акций фирмы "Экзотик"?
   – Да.
   – Но вы вышли из "Голден Четон" вслед за Мулденом и Мэй Арчер.
   – Просто вышел из этого заведения, но не пошел за ними в отель, где она была убита. Я сразу направился на студию, к моей утренней передаче. Я могу это доказать при помощи магнитной записи.
   – Эта запись могла быть заготовлена заранее.
   – Могла... Но не была. Это может подтвердить инженер на пульте управления.
   Платиновая блондинка присела на кровати.
   – Послушайте, – негодующе сказала она. – Хотя я и не понимаю, о чем вы там толкуете, – да мне это и безразлично, – но так не обращаются с дамой. Если вы немедленно не исчезнете, чтобы я смогла одеться, то я потребую возмещения убытков.
   Я потянул Келли из спальни.
   – Уважим просьбу юной дамы. Я решил было, что наконец-то разгрыз орешек, но, кажется, он тверже, чем я ожидал. Неплохо было бы нам хлебнуть из той бутылки, которую я оставил на кухне.
   Келли прошел впереди меня по коридору и, миновав скудно освещенную гостиную, вошел на кухню и зажег свет.
   Я вытянул пробку из бутылки шотландского виски двенадцатилетней давности и налил нам обоим по порции. Виски мне помогло, но немного. Еще никогда я не чувствовал себя таким усталым и разочарованным. Если Келли не был преступником, как я предположил после разговора с Нормой, то дело оказывалось еще более запутанным, чем в тот час, когда впервые, шелестя ресницами, появилась в моем бюро Ивонна и попросила меня попытаться освободить Мулдена.
   Келли облокотился на умывальник и с нескрываемым интересом посмотрел на меня.
   – Почему вы решили, Джонни, что это сделал именно я?
   Так как выхода у меня все равно не было, да к тому же я нуждался в человеке, которому мог бы выложить все свои неприятности, я пошел на риск и рассказал ему всю историю.
   Когда я закончил, Келли сказал:
   – Чертовски, здорово. Да, это был бы с моей стороны чертовски здорово придуманный план. Но, прошу вас, поверьте мне. Я и впрямь рад, что Тод Хаммер продал свою фирму Марти Амато, а последний в свою очередь сядет за решетку на несколько лет. Фирма "Экзотик" наверняка начнет процветать, если приберет к рукам этих двух бизнесменов, а вместе с ними и их "звезд". У меня просто нет необходимости идти на убийства и на шантаж.
   – Что верно, то верно, – ухмыльнулся я. – И я только что видел наглядный пример этому.
   Келли самодовольно хохотнул.
   – Вы были бы удивлены, если бы знали, сколько энергии тратит человек, владеющий фирмой грампластинок.
   Платиновая блондинка прервала наши разглагольствования. Теперь на ней были брюки в обтяжку и немного тесноватый для ее форм бюстгальтер. Она босиком проскользнула в кухню и ткнула в меня пальцем.
   – Теперь я знаю, кто вы, – сказала она тоном прокуратора Иудеи. – Вы – Джонни Алоха, частный детектив!
   Я сознался в этом своем грехе и предложил ей выпить виски.
   – Нет, спасибо, – брезгливо ответила она. – Я не пью. Мой супруг всегда бывает страшно взволнован, когда от меня пахнет спиртным. – Потом добавила с большим чувством. – И даже если вы явились сюда по поручению Сэма, моего мужа, вы ничего не сможете доказать. У вас даже нет с собой камеры. А без фотографии ваше слово ничего не значит. А я все буду отрицать. Я была тут только для делового разговора.
   Я был слишком разочарован исходом дела, чтобы обращать внимание на ее болтовню.
   А она продолжала:
   – У Сэма вообще нет никакого повода для ревности.
   Келли допил свою рюмку и снова наполнил ее.
   – Ну, что скажете, Алоха? Вы по-прежнему считаете, что я совершил все те преступления, в которых вы меня обвинили?
   – После того, что вы мне рассказали, – нет. Тем более что вы, по всей видимости, можете подтвердить свои показания. Я думаю, что вы не тот человек, который мне нужен, – сказал я с горечью.
   Внезапно Келли пришел в голову еще один факт, который свидетельствовал в его пользу.
   – Вспомните-ка еще об убийстве миссис Коннорс, Алоха!
   – А в чем дело?
   – Да, я видел, как вы уходили с Мейбл из "Севен Сис", но ведь она не могла вам рассказать ничего, что повредило бы мне. Кроме того, вы сообщили Хэнсону, что ранили преступника из своего револьвера. Ведь эксперты из управления действительно обнаружили кровь на полу в коридоре.
   – Все верно. Я попал в этого человека.
   Келли улыбнулся.
   – А когда вы проникли в спальню, вы имели возможность полюбоваться мной во всей, как говорится, красе. Вы видели на мне хоть малейшую царапину?
   Я уже вообще не думал об этом.
   – Нет, – сознался я. – Не видел.
   Келли хотел положить руку на бедро певицы. Она увернулась.
   – Прошу тебя, Джек, не надо! Во всяком случае, при свидетелях, – Она бросила на меня злой взгляд. – Я не доверяю частным детективам. А что, если он все-таки расскажет моему мужу? – Она посмотрела на свои часики, усеянные бриллиантами. – Кроме того, мне уже нужно идти. – Уголки ее рта опустились. – А когда я приду домой, мне еще, наверное, придется доказывать, что я его люблю. – С презрительной гримаской она выпалила: – Ох, уж эти мне мужчины!
   Она даже не повысила голоса, просто констатировала факт. И тем не менее фраза эта что-то затронула во мне. Я подумал, что ни один мужчина не сможет почувствовать неверность жены, пока не уличит ее в измене.
   Взволнованный внезапной догадкой, я поставил рюмку на самый край умывальника. Она упала и разбилась.
   – В чем дело? – спросил удивленно Келли.
   Я пропустил мимо ушей его вопрос и посмотрел на женщину.
   – Вы давно замужем?
   – Три года. А что?
   – И несмотря на эти, скажем, романтическо-икарийские игры, за которыми я вас только что застал, ваш супруг продолжает вас любить и твердо верит, что и вы его любите?
   Блондинка самодовольно улыбнулась.
   – Разумеется!
   – В таком случае, скажите мне вот еще что, – попросил я ее. – Чтобы произошло, если бы сейчас неожиданно вошел не я, а ваш супруг?
   Самодовольство как водой смыло с ее лица. Она нервно провела рукой по волосам.
   – О, боже ты мой! И зачем говорить о таких вещах! Насколько я его знаю, он бы нас обоих убил...
   – Да-да, – протянул я. – Вполне логично. Я тоже придерживаюсь такого же мнения. И мне кажется, Бальзак, описывая одну из таких историй, сказал, что нет ничего страшнее на свете, чем бунт ягненка.
   – О чем это мы, собственно? – спросил Келли.
   – О человеке, который убил Мэй Арчер и Мейбл Коннорс и трижды пытался убить меня. И при этом, сам того не желая, натравил друг на друга Тода Хаммера и Амато и выкинул их обоих из бизнеса. Где у вас тут телефон?

Глава 16

   Это была обычная окраинная улица с рядами однотипных домов по обе стороны. Лет через десять – пятнадцать маленькие деревца, украшавшие ее, превратятся в большие деревья, которые уже смогут давать тень. Когда-нибудь здесь будет очень даже неплохой район.
   Но и тогда ипотеки должны будут выплачиваться в течение пятнадцати лет.
   В пять часов утра на Акация-Драйв были освещены лишь немногие окна. Когда я остановился у дома 1742, мимо меня прошел молочник в белой форме, который нес плетеную корзину. В корзине стояли две большие бутылки молока, две маленькие бутылочки какао и одна – со свежим апельсиновым соком.
   – Доброе утро, сэр, – сказал молочник. – Вы – новичок в этом районе, не правда ли?
   – Да, – ответил я и направился к воротам нужного дома.
   На садовой дорожке перед воротами валялся детский трехколесный велосипед. Я сдвинул его на газон и открыл ворота. Черная дверь была двустворчатая, как в голландских крестьянских домах. Верхняя часть ее была не заперта. Я приоткрыл ее, просунул руку и, отодвинув задвижку на нижней части, открыл дверь полностью.
   Я очутился на кухне. Раковина была заполнена грязной посудой, молочными бутылками и остатками еды. Кухонный стол выглядел не намного лучше.
   Слабый свет проникал в коридор сквозь цветные витражи парадной двери. Я прошел по коридору и заглянул в первую попавшуюся на моем пути комнату. Там в кроватках крепко спали двое ребятишек. Одному было года два, другому – на годик больше. Ночью им, видимо, было слишком жарко, они скомкали одеяла и лежали на них. При моем появлении дети не проснулись. Заподозрив неладное, я прикоснулся рукой к их личикам. Кожа была влажная и прохладная, как это бывает у человека, принявшего снотворное. Факт этот мог бы многое объяснить.
   Детская и спальня соединялись большой ванной комнатой. У одной из кроваток горел ночник. В комнате пахло грязным бельем и специфическим детским запахом. А к этим запахам примешивался другой, сладковатый, с которым я слишком хорошо познакомился во фронтовых лазаретах в Корее. Ничто на свете не пахнет так, как кровь.
   Я поднял крышку плетеной корзины для белья и вынул оттуда пропитавшийся кровью платок. Тот, кто воспользовался им для перевязки, должно быть, потерял много крови. Я бросил платок обратно в корзину и оглядел спальню.
   За окном быстро светало. В полуоткрытое окно вливалось достаточно света, чтобы я мог все отчетливо разглядеть. Мебель была обычная, которую приобретают в рассрочку. Двуспальная кровать, большой платяной шкаф, два маленьких кресла и симпатичный шезлонг. Перед зеркалом на комоде для бритья стояло фото в рамке.
   Я прошел в комнату и долгое время смотрел на фотографию. Мэй Арчер была красивой женщиной. Во всяком случае, в то время, когда была сделана фотография. На миленьком личике, в обрамлении темных локонов, выделялись большие глаза.
   Наверное, эта женщина много требовала от жизни.
   Я поискал глазами мужскую половину этого брачного союза. Арчер, должно быть, спал так же беспокойно, как и его дети. У него вообще одеяло валялось на полу. На нем были только пижамные штаны, а на обнаженной груди красовался сложенный носовой платок, весь красный от крови и приклеенный пластырем.
   Я присел на пустую кровать и осторожно пошарил под подушкой. То, что я искал, я нашел почти сразу: короткоствольный револьвер того же калибра, что и пуля, которой была убита Мейбл Коннорс. Я вынул обойму, вытащил из нее патроны и сунул оружие обратно под подушку.
   Потом я потряс его за плечо.
   – Арчер! – позвал я его тихо. – Просыпайтесь! Это я, Алоха! – Несмотря на то что он был ранен и к тому же, видимо, принял дозу снотворного, реакция у него была, как у кошки. Он вскочил и в тот же миг в руке у него оказался револьвер.
   – Что вам здесь нужно? – потребовал он.
   – Собираюсь арестовать вас за убийство жены, – спокойно ответил я. – А так же за убийство Мейбл Коннорс.
   Какое-то мгновение он сидел на кровати и переваривал то, что я ему сказал.
   Сперва мне показалось, что он будет блефовать. Но потом он, видимо, отбросил эту мысль – понял, что уже прибыл на конечную остановку.
   – Я боялся вас, – тихо проговорил он. – С самого начала я боялся вас – когда эта француженка Тода Хаммера рассказала мне, что наняла частного детектива. И я испугался еще больше, когда узнал, что она наняла вас.
   – Вы следили за ней до моего бюро?
   – Да. А потом я проследил, как вы отправились в полицию.
   – И там вы подложили бомбу в мою машину?
   – Да.
   – Значит, у вас случайно оказалась в кармане бомба?
   – Нет. Конечно, не случайно. Она была в моей машине. Понимаете, я уже давно собирался покончить с собой. И хотел это сделать так, чтобы подозрение пало на банду "Пайола". Это дало бы моим детям двойную страховую сумму.
   – Но когда на сцене появился я, вы изменили свой план, украли ремонтную машину, отправились к зданию полиции и попытались меня убить.
   – Все так...
   – Почему именно меня?
   – Вы собирались освободить Мулдена.
   – А вы его так ненавидели?
   – Ненавижу, – уточнил Арчер с горечью в голосе. – Не было бы его и этого проклятого поручения из газеты, Мэй и сейчас бы еще спала вот на этой постели, на которой вы сидите. Вам не понравилось, если бы ваша жена влюбилась в другого человека? Если бы она отдала ему тело и душу, а до этого клялась вам любить вас до гроба, в горе и радости?
   – Пожалуй, я бы чувствовал себя не особенно счастливым, – согласился я.
   В комнате становилось все светлее. Через несколько минут совсем рассветет.
   – Ну, хорошо, – сказал я. – Вы хотели меня убить, потому что я собирался помочь Томми-Тигру выбраться из-за решетки.
   – Не называйте его так.
   – Пусть будет Мулден. Но это не объясняет, почему вы убили Мейбл Коннорс.
   Он провел по глазам тыльной стороной ладони, словно хотел избавиться от кошмара, который все еще преследовал его.
   – Это вышло по ошибке. Я не хотел этой женщине зла. И я горько об этом сожалею...
   – Это не возвратит ей жизнь. Вы хотели застрелить меня?
   – Нет...
   – Да, хотели!
   Он посмотрел на свое раненое плечо и хмуро сказал:
   – А вместо этого – вы меня подстрелили. И довольно серьезно. А я даже не мог пойти к врачу, чтобы он обработал мне рану. – Он печально усмехнулся. – Вообще-то я плохо владею оружием.
   – Нужно время, чтобы научиться владеть им... А потом вы хотели застрелить меня в третий раз, у загородного дома, куда меня вместе с мисс Сен-Жан затащил Амато?
   Теперь, когда уже стало совсем светло, я заметил, что глаза его лихорадочно блестят. Он кивнул.
   – Я последовал за вами от бара "Секвойя" и увидел, как эти преступники увезли вас. Я не предполагал, что мои действия вызовут вражду между этими двумя бандами. Я недостаточно опытен в таких делах. Но когда это случилось, я обрадовался. Я понадеялся, что Амато убьет вас и девчонку. Чтобы убедиться в этом, я и поехал следом.
   – А когда этого не случилось, вы выстрелили в меня?
   – Да.
   – Почему же не решились убить?
   – Я же вам сказал, что плохо обращаюсь с оружием. Я совершенно забыл, что пистолет нужно перезарядить, после того как стрелял в вас и в Мейбл Коннорс. Кроме того, я был настолько слаб, что едва держался на ногах. – Он холодно посмотрел на меня. – Но сейчас мой пистолет заряжен.
   Я не стал разуверять его. Ему предстояли трудные времена.
   – Если вы меня сейчас застрелите, вам это не поможет, Арчер. Дело в том, что я пришел не один. Я позвонил в полицию и в газету, где работала ваша жена. Вероятно, уже весь ваш сад кишит полицейскими и репортерами.
   Он не поверил мне.
   – Это вы просто так говорите... Вы все еще хотите спасти Мулдена.
   – А почему бы мне его и не спасти? Он ведь не убивал вашей жены. Это сделали вы. В припадке ярости вы убили ее тромбоном, потому что она собиралась покинуть вас... На следующее утро она хотела уехать с Мулденом на Гавайи.
   Я ожидал, что он станет отрицать. Но он этого не сделал.
   – Все верно, – после долгой паузы сказал он тихо. – Мэй убил я. – И в голосе его звучало какое-то удивление.
   Какое-то время мы молчали. Видимо, он вспоминал всю историю своих взаимоотношений с женой.
   Наконец он снова заговорил:
   – Все началось с того, что редакция поручила Мэй вскрыть связи Мулдена с "Пайолой". Нет, пожалуй, это началось раньше. Вскоре после того как родился второй ребенок. После рождения ребенка Мэй изменилась. И между нами никогда больше не было прежней теплоты.
   – Но ведь в кабинете капитана Хэнсона вы показали...
   – Я солгал, – откровенно признался Арчер. – Ни один мужчина не сознается добровольно в том, что он больше не удовлетворяет свою жену. Гордость не позволит... К тому же речь шла не только о сексуальной стороне. Мэй изменилась как личность.
   Она любила своих детей, но чувствовала, что они ее связывают. Она хотела получить от жизни больше, чем пеленки и грязные молочные бутылки... И дом, на котором лежит ипотека. Поэтому-то она и захотела обязательно работать. Хотела вновь быть среди людей.
   После небольшой паузы он сказал:
   – А потом она встретила Мулдена.
   Я зажег две сигареты и предложил одну из них ему. Он сунул ее в рот и продолжал говорить:
   – Я сразу понял, в чем дело, как только это началось. Мужчина всегда чувствует это. Я начал следить за ней. Каждый вечер она уходила из "Голден Четон" вместе с Мулденом в отель. Через два часа она возвращалась домой и рассказывала, глядя на меня своими преданными глазами, как у нее продвигаются дела. И пыталась успокоить свою совесть тем, что предлагала мне себя, как делала это два часа назад с Мулденом.
   – Вы упрекали ее в неверности?
   – Нет.
   – Почему?
   – Я боялся совсем потерять ее. Пришлось проглотить свою гордость в надежде, что увлечение ее временное и непрочное. Что в конце концов она вернется ко мне. А когда мистер Голд понял, что она ничего не может узнать определенного о Мулдене, и захотел ей дать другое задание, – вот тогда-то события и стали развиваться стремительно.
   – Откуда вы узнали об этом?
   – Она сама мне об этом рассказала. А потом еще солгала, что, хотя и не собрала против Мулдена обвинительного материала, но зато узнала, что Джек Келли скупил 51 процент акций фирмы "Экзотик", и она может дать мистеру Голду сенсационный материал.
   Он снова сделал паузу.
   – Это случилось в пятую годовщину нашей свадьбы. В тот вечер я пришел домой, сделал несколько сандвичей, поставил в холодильник бутылку вина и стал ждать Мэй. Не дождавшись ее, я уложил детей спать, дав им легкое снотворное. После этого поехал в "Голден Четон" с твердым намерением положить этому конец. Я подоспел в последний момент и видел, как она уходит с ним. Я последовал за ними и увидел, что они вошли в отель. После этого я решился на то, чего раньше никогда не делал. Я поднялся вслед за ними по лестнице и стал прислушиваться у двери.
   В голосе его появились хриплые нотки.
   – Они занимались любовью и говорили о том, чтобы уехать на Гавайи. Потом Мулден оделся и вышел, чтобы принести новую бутылку виски. Я вошел в комнату и хотел с ней спокойно поговорить. Но когда я увидел ее там, обнаженную и бесстыдную, влюбленную в другого человека, я потерял голову, схватил тромбон и ударил ее. А начав бить, я уже не мог остановиться.
   Да, так оно и было. На этот раз это была правда. Бунт слабого человека. Кровавый бунт ягненка. Я внезапно почувствовал тошноту.
   – Я хотел остаться в комнате и добровольно сдаться полиции, – прошептал Арчер. – Но потом мне пришло в голову кое-что другое. Я хотел увидеть, как страдает человек, похитивший мою жену. Он должен вынести те же страдания, которые перенес я. Я хотел, чтобы он умер за то зло, которое он мне причинил. Я быстро уехал домой. А когда ко мне пришла полиция, я убедил их в своей невиновности. Они мне поверили. А почему бы им было и не поверить. Судимостей у меня нет. Меня даже ни разу не наказывали за превышение скорости.
   Я поднялся с кровати.
   Он выхватил револьвер.
   – Нет, Алоха! Вы отсюда не уйдете! И никому не скажете, как было на самом деле. Мулден должен умереть за то, что он сделал с Мэй и со мной.
   Я даже не счел нужным ответить ему. Когда я выходил из комнаты, слышал, как щелкнул курок револьвера.
   Хэнсон привез с собой пожилую женщину-полицейского, которая забрала детей. В кухне и в гостиной уже было полно полицейских и репортеров. Толпились они и в саду. Весь участок был окружен кольцом любопытных соседей.
   Хэнсон стоял рядом с Гарри Голдом.
   – Вы слышали? – спросил я обоих.
   Они кивнули.
   Я хотел еще что-нибудь им сказать, но у меня в этот момент просто не нашлось подходящих слов. Зато они нашлись у Голда:
   – Неудивительно, что дело было таким запутанным. Неудивительно, что Арчер не смог опознать негодяев, которых Хаммер якобы натравил на него, чтобы заставить его изменить показания. Ведь этих людей вообще не было. А шишки и синяки он сам себе где-то наставил. В этом деле никто не был замешан, кроме Арчера и тех людей, которых он убил или пытался убить.
   Да, концовку расследования нельзя было назвать красивой. Но в жизни она редко бывает красивой.
   Я прошел через кухню, вышел в сад и добрался до своей машины. В мрачном настроении я поехал по освещенным утренним солнцем улицам к себе в контору. В кабинете я снял трубки с обоих телефонов, запер дверь и растянулся на кушетке.
   Я не хотел никого видеть. И мне было совершенно безразлично, увижу ли я в жизни хоть одного человека. В эти минуты я готов был возненавидеть все человечество.

Глава 17

   Судя по положению солнца и по теням, видимо, был уже второй час, когда я наконец проснулся. За это время Бетти успела переключить телефоны на приемную. Я слышал, как она что-то строчит на пишущей машинке. Машинка работала тихо, почти неслышно. Иногда раздавался приглушенный телефонный звонок.
   Наконец я услышал ее голос:
   – Нет, я не могу вас сейчас соединить с мистером Алоха. Если вы дадите свой номер телефона, он вам позвонит.
   Проснувшись, я какое-то время еще полежал на диване, пытаясь ни о чем не думать. Мне было приятно, что кто-то заботится о том, чтобы никто не нарушил моего покоя. И тем более было приятно, что этого человека звали Бетти.
   Словно почувствовав, что я проснулся, она осторожно приоткрыла дверь и заглянула в кабинет.
   Мгновением позже она принесла мне кружку с холодным апельсиновым соком.
   – Как вы себя чувствуете, Джонни?
   – Теперь, когда я немного поспал, сносно. Судя по всему, было много телефонных звонков?
   – Да. Звонили все утро. Причиной тому, наверное, утренние выпуски газет. Хотите взглянуть?
   – Думаю, что нет.
   – Я так и думала, – ответила она. – Там нет ничего, о чем бы вы не знали. За исключением того, что Мулден по решению суда выпущен из-под стражи. Он тоже звонил и просил меня передать вам его благодарность. Он надеется в скором времени выразить ее вам лично.
   Я хотел сказать, что роль Мулдена во всем этом деле мне совсем не нравится, но потом вспомнил изречение из Библии, в котором говорилось о стеклянном доме и камнях, которые нельзя бросать. Поэтому я промолчал.
   А Бетти продолжала бодрым голосом:
   – Мисс Сен-Жан уехала в свои апартаменты под крышей. Когда она прочитала в газете, что мистер Хаммер продал свою фирму Амато только ради нее, чтобы с ней ничего не случилось, она буквально разревелась и сказала, что такого ради нее еще никто не делал. И самое меньшее, чем она может отблагодарить этого человека, – это провести с ним остаток его жизни, постоянно выражая ему благодарность. Она сказала, что вы поймете, что она имела в виду. Вы поняли, Джонни?
   – Ничего я не понял, – пробормотал я себе под нос.
   Бетти испытующе посмотрела на меня.
   – А мистер Амато и два преступника, которые работали на него, сидят за решеткой. Им предъявлено обвинение в похищении вас и мисс Сен-Жан.
   "Таймс" напечатал на первой странице статью с огромным заголовком. В ней говорится, что в скором времени в Лос-Анджелесе больше не будет никакой "Пайолы". И что это ваша заслуга, Джонни!
   – Великолепно! – сказал я.
   Бетти поправила меня:
   – Это больше, чем великолепно! Ведь половина телефонных звонков исходила от людей, которые хотят дать вам поручения. В будущем вы сможете сами выбирать себе дело и зарабатывать большие деньги.
   Это напомнило мне о деньгах, которые все еще лежали у меня в кармане. Я дал ей эти три тысячи и попросил присовокупить их к первым двум, а потом послать чек в налоговое управление для уплаты всех моих долгов.
   – Я это сделаю, если успею в банк до трех часов, – с готовностью откликнулась Бетти. – Но тут есть еще одна деталь, Джонни, которую я не могу понять.
   – Какая?
   – Когда вы вчера вечером ушли от нас, я сделала так, как вы просили. Я постаралась быть гостеприимной хозяйкой по отношению к мисс Сен-Жан. Я напустила в ванну горячей воды и помогла ей вымыть спину. И знаете что, Джонни?
   – Что?
   У Бетти округлились глаза.
   – Все ее красивое тело было испачкано кровью. Я просто не могла понять, откуда у нее на теле столько крови, если она не имела ни малейшей царапины.
   Я мысленно поблагодарил врача с травматологического пункта, что он мне сделал такую аккуратную и плоскую повязку.
   – Этого я тоже не знаю, – солгал я. – Может быть, у нее было носовое кровотечение или еще какое... – Говоря это, я встал и подошел к окну.
   Отодвинув занавеску, я посмотрел на улицу.
   К моей радости, я сразу заметил, что есть другой, более приятный объект для разговора. Тод Хаммер не бросал свои слова на ветер. Когда он меня спросил, заказал ли я себе новую машину, а я ответил, что еще не нашел на это времени, он сказал, что мне не надо об этом беспокоиться и что все заботы он возьмет на себя. И он действительно взял на себя все заботы. Новый "мерседес", стоявший у моей двери, блестя всеми своими лакированными и металлическими частями, был настоящей игрушкой.
   Бетти протянула мне связку ключей.
   – Ах, да! Чуть не забыла... Эту машину доставил сюда час назад какой-то подозрительный субъект, назвавшийся Вирджилом...
   Бетти была упорной и любознательной, как и все женщины.
   – Но, послушайте, Джонни...
   – Да?
   – Вы уверены, что не знаете, почему мисс Сен-Жан была вся испачкана кровью? Ведь вы же были с ней вместе?
   Я сделал вид, будто только сейчас вспомнил об этом.
   – Ах да, конечно! Я был вместе с ней!
   После этого я поспешно вышел, чтобы избежать неприятной темы и полюбоваться моей новой машиной.
   Отсрочка была кратковременной. Если это вообще можно было назвать отсрочкой и если Бетти просто не издевалась надо мной. Рано или поздно, в одном из газетных сообщений, которые уже написаны и подготовлены к печати, наверняка какая-нибудь газета упомянет, что я был ранен в схватке с гангстерами в загородном доме на побережье. Бетти сложит два и два, получит в итоге определенную сумму и не будет со мной разговаривать в течение месяца. Но как мне объяснить ей свое "падение"? И как вообще можно объяснить душевный порыв? Или вообще законы жизни?
   Вблизи "мерседес" оказался еще более прекрасным, чем из окна. Хаммер не поскупился. Со всеми погремушками эта машина стоила не десять, а все пятнадцать тысяч. Я, только приподнял капот, чтобы полюбоваться мотором, как какой-то элегантно одетый человек с портфелем в руке остановился около меня и вместе со мной стал разглядывать "сердце бегуна на длинные дистанции".
   – Разве не красавец? – спросил я.
   – Очень красивый, – согласился он со мной. – Включая доставку в Лос-Анджелес, такая машина стоит четырнадцать тысяч восемьсот шестьдесят пять долларов.
   – Вы что, работаете в фирме "мерседес"?
   – Нет, – ответил он. – Я работаю в одной организации, очень полезной для общества. – Он протянул мне свою карточку. – Точнее говоря, в финансовом управлении. Насколько я помню, вы собирались еще вчера бросить чек в почтовый ящик, мистер Алоха?
   – И я действительно собирался это сделать, причем с самыми честными намерениями. Но буквально сразу после разговора с вами внезапно появились неотложные дела. Хочу вас уверить, что моя секретарша сегодня же будет в банке.
   – Я уверен, что она это сделает, – с улыбкой сказал элегантный господин. – Но чтобы не вышло никаких недоразумений, я, с вашего позволения, возьму вот это на хранение, пока чек не прибудет в банк. – С этими словами он протянул руку и взял у меня ключи от машины. На прощание он приподнял свою шляпу. – Ах, да, чуть не забыл, мистер Алоха. Не забудьте, пожалуйста, внести вашу машину в вашу ближайшую налоговую декларацию.
   – Не забуду, – кислым голосом сказал я. – Я редко что забываю. Но даже если и забуду, то уверен, что вы напомните мне об этом.
   Я подошел к белому переднему колесу машины, на которой мне наверняка не придется ездить в ближайшие сутки.
   В этот момент в дверях появилась Бетти. В новой весенней шапочке она казалась еще более миленькой и юной, совсем девочкой.
   – Джонни, – обратилась она ко мне спокойно.
   Я хмуро взглянул на нее.
   – Что случилось?
   Она встала на цыпочки и поцеловала меня.
   – Мне все равно, каким образом Сен-Жан все перепачкала кровью. Я все равно люблю вас. И вам сейчас лучше вернуться в кабинет. С минуты на минуту придет врач.
   – Какой врач?
   – Которого я вызвала. Он должен осмотреть ваше плечо. – С этими словами она повернулась на каблучках и пошла дальше, видимо, в банк.
   Ох, уж эти женщины! И кто только их может понять?
   Невольно я улыбнулся, и улыбка эта долго не сходила с моих губ. День этот был, может быть, даже лучше и солнечнее, чем обычно, а закончился двумя убийствами...
   Для меня же эта история завершилась благополучно. А впереди грядет новый день. Каким-то он будет?!