Том Клэнси
Зеркальное отражение

Пролог

   Пятница, 17.50, Санкт-Петербург
   – Павел, – сказал Петр Володин. – Я ничего не понимаю.
   Павел Одинцов, крепче стиснув руль микроавтобуса, неодобрительно посмотрел на мужчину, сидящего рядом с ним.
   – Что ты не понимаешь, Петя?
   – Ты прощаешь французов, – ответил Петр, теребя жесткие баки, – так почему же ты не можешь простить немцев? Ведь и те и другие вторгались в Россию.
   Павел нахмурился:
   – Если ты не видишь разницу, Петя, значит, ты полный дурак.
   – Это не ответ, – вмешался Иван, один из четверых, сидевших сзади.
   – Хоть это и соответствует действительности, – усмехнулся Эдуард, устроившийся рядом с ним, – но Иван прав. Это не ответ.
   Павел переключил передачу. Этот отрезок ежедневной получасовой дороги до жилого квартала на проспекте Непокоренных неизменно вызывал у него наибольшую ненависть. Не успев отъехать от Эрмитажа, они уже через пару минут вынуждены были сбрасывать скорость, воткнувшись в вечно забитое машинами узкое горло Дворцовой набережной. Вот и сейчас они застряли в плотном транспортном потоке, а тем временем его политическая Немезида несется на полной скорости.
   Павел достал из нагрудного кармана папиросу. Петр щелкнул зажигалкой.
   – Спасибо.
   – Ты мне так и не ответил, – напомнил Петр.
   – Отвечу, – упрямо промолвил Павел, – когда заедем на мост. Я не могу одновременно думать и ругаться.
   Павел резко выкрутил руль, перестраиваясь в левый ряд, и всех сидящих в микроавтобусе отбросило в противоположную сторону. Олег и Константин, успевшие заснуть сразу же после того, как сели в машину, встрепенувшись, проснулись.
   – Ты слишком нетерпелив, Павел, – заметил Иван. – Зачем тебе так спешить домой? К жене? С каких это пор ты так торопишься возвращаться к ней?
   – Очень смешно, – буркнул Павел. По правде сказать, он никуда не торопился. Он спешил удрать от давления, от приближающегося конечного срока, который вот уже несколько месяцев висел над ним дамокловым мечом. И сейчас, когда все уже почти закончено, Павел мечтал только о том, как бы поскорее вернуться на киностудию "Мосфильм", где он разрабатывал компьютерное программное обеспечение для мультипликационных фильмов.
   Снова переключив передачу, Павел принялся лавировать в сплошном потоке крошечных "Запорожцев", нещадно тарахтящих своими сорокатрехсильными двигателями, и большими, пятиместными "Волгами". Изредка встречались и иномарки, однако на них ездили только правительственные чиновники и воротилы "черного рынка"; позволить себе подобную роскошь больше не мог никто. Павел и его товарищи были обязаны за этот микроавтобус руководству телестудии. Эта мощная машина швейцарского производства – единственное, чего ему будет недоставать.
   "Нет, неправда", – подумал Павел, взглянув на запад, где на противоположном берегу Невы красовалась величественная Петропавловская крепость. Лучи заходящего солнца сверкали на ее высоком, изящном золоченом шпиле.
   Он будет скучать по Петербургу. По красоте пламенеющих оранжевых закатов над Финским заливом, по спокойному течению голубых вод Невы, Фонтанки и Екатерингофки, по скромной простоте множества каналов. Хотя водные артерии, опутавшие густой сетью сердце этого древнего города, русской Венеции, до сих пор оставались грязными – наследие многих лет пренебрежения нормами экологии, чем славился коммунистический режим, – по крайней мере, теперь они не были покрыты толстой пленкой зловонных промышленных отходов. Павел подумал о том, что будет скучать по величию рубиново-красного дворца Белосельских-Белозерских на Фонтанке, по позолоте внутреннего убранства Александро-Невской лавры, куда он иногда ходил помолиться, по высоким позолоченным луковкам Екатерининского дворца, по умиротворенным лужайкам и каскадам фонтанов Петродворца, детища Петра Великого. Он будет скучать по изящным белым "Ракетам" на подводных крыльях, скользящим по Неве, подобно кораблям будущего из научно-фантастических романов Станислава Лема, и по могучим боевым кораблям, огромным по сравнению с этими малютками, подходящим к Нахимовскому военно-морскому училищу, расположенному на Аптекарском острове на Неве.
   И, разумеется, он будет скучать по несравненному Эрмитажу. Хотя им не разрешалось разгуливать по музею, Павлу всегда удавалось выкроить время и побродить по залам, когда полковник Росский был занят. Даже если кто-то и обращал внимание на то, что он здесь бывает каждый день, считалось, что он является сотрудником Эрмитажа. Никто не придавал этому значения. Кроме того, нельзя поместить человека верующего в окружение таких шедевров, как "Снятие с креста" Рембрандта[1] и «Святые жены у гроба Христа» Карраччи или «Святой Винсент в темнице» работы мастера школы Рибальта Франсиско, любимого полотна Павла, и ждать, что он не будет на них смотреть. Особенно если он ощущает родство с плененным, но полным решимости святым Винсентом.
   Но он с радостью расстанется со своими компьютерами, отдохнет от стресса работы без выходных, под бдительным оком полковника Росского. Павлу довелось служить под началом этого ублюдка в Афганистане, и теперь он проклинал судьбу, которая снова свела их на последние полтора года.
   Подъезжая к Кировскому мосту через Неву, ведущему в северные районы города, Павел, как обычно, перестроился в левый ряд, отделенный от встречной полосы невысоким бетонным ограждением. По этому ряду двигались самые бесстрашные водители. Павел облегченно вздохнул, вливаясь в поток быстро едущих машин.
   – Вы хотите услышать ответ? – спросил он, делая глубокую затяжку.
   – На который из вопросов? – сострил Иван. – Про твою жену?
   Павел нахмурился.
   – Я объясню разницу между немцами и французами. Французы пошли за Наполеоном, потому что были голодны. Они всегда ставили личные удобства выше моральных принципов.
   – А как же движение Сопротивления? – спросил Петр.
   – Причуда. Рефлекторное подрагивание трупа. Если бы французское Сопротивление обладало хоть каплей стойкости советских войск под Сталинградом, немцы никогда не вошли бы в Париж.
   Павел надавил на педаль газа, не позволяя какому-то "Фольксвагену" подрезать его справа. Увидев за рулем легковушки угрюмую дамочку, он решил, что это спекулянтка. Бросив взгляд в зеркало заднего обзора, Павел отметил, как следом за микроавтобусом пристраивается выруливший из среднего ряда грузовик.
   – Французы по природе своей не злые, – продолжал Павел. – А вот немцы последовали за Гитлером, потому что в сердце своем они по-прежнему остаются вандалами. Дайте им время, и их заводы снова станут выпускать танки и бомбардировщики, это я вам обещаю.
   Петр покачал головой:
   – А что насчет Японии?
   – Тоже страна ублюдков, – ответил Павел. – Если Догин победит на выборах, он им покажет кузькину мать.
   – Неужели мания преследования является достаточным основанием для того, чтобы голосовать за человека, претендующего на президентский пост?
   – Относиться с опаской к давнишним врагам – это никакая не мания преследования. Это обыкновенная осторожность.
   – Это ведь провокация! – воскликнул Петр. – Нельзя поддерживать человека, потому что он поклялся во всеуслышание при малейших же признаках ремилитаризации всыпать Германии по первое число.
   – Это только одна из причин. – Дорога впереди стала свободной, и Павел увеличил скорость, въезжая на мост. Внизу показалась широкая полоса темной воды. Павел поднял стекло, спасаясь от пронизывающего ветра. – Догин обещает возродить космическую программу, а это укрепит всю российскую экономику. Он создаст еще много таких же студий, как наша, а строительство новых заводов вдоль Транссибирской железной дороги обеспечит страну дешевыми товарами и доступным жильем.
   – А где твой Догин возьмет деньги на все эти чудеса? – спросил Петр. – Наше маленькое гнездышко здесь обошлось в двадцать пять миллиардов рублей! Неужели ты действительно веришь, что, если Догин одержит победу на выборах, он срежет жирок с правительственных чиновников и с иностранных предпринимателей?
   Выпустив дым, Павел кивнул.
   Нахмурившись, Петр ткнул большим пальцем через плечо.
   – Я услышал там совсем другое. Номер два говорил со своим помощником о ворах в законе. Вот где он собирается доставать деньги, а это очень опасный путь...
   "Фольксваген" резко дернулся, перегораживая микроавтобусу дорогу. Павел инстинктивно, что есть силы, нажал на тормоз и выкрутил руль вправо. В этот самый момент послышался глухой хлопок, и из-под приборной панели повалил густой зеленый дым.
   – В чем дело?.. – закашлялся Петр.
   – Опустите стекло! – задыхаясь, крикнул один из сидящих сзади.
   Но Павел уже повалился на рулевое колесо, теряя сознание. В неуправляемый микроавтобус сзади врезался грузовик.
   Навалившись на него всей своей массой, грузовик швырнул микроавтобус на "Фольксваген", успевший перестроиться в правый ряд. Микроавтобус зацепил легковушку левым краем переднего бампера, царапая ей правый бок и высекая искры. Развернувшись поперек моста, он наскочил на невысокое бетонное ограждение и вздыбился вверх, подчиняясь неумолимому давлению грузовика. Правая покрышка взорвалась, ось перепрыгнула через ограждение, и микроавтобус повалился передом вниз, в покрытую рябью реку.
   Упав в воду, микроавтобус простоял довольно долгое время вертикально, затем с громким шипением завалился на крышу. Из всех щелей вырвались потоки пара и пузырьков воздуха, смешиваясь с редеющим зеленым дымом. Некоторое время перевернутый вверх колесами микроавтобус держался на поверхности, но в салоне уже вовсю хозяйничала вода.
   Коренастый водитель грузовика и молодая блондинка, сидевшая за рулем "Фольксвагена", были первыми, кто подбежал к сломанному ограждению. К ним присоединились другие водители, выскочившие из своих машин.
   Ни коренастый мужчина, ни женщина не сказали друг другу ни слова. Они лишь проводили взглядом микроавтобус, уплывающий на юго-запад. Его медленно кружило течением; пузырьки воздуха редели, а от дыма осталась лишь едва различимая пелена. Машину уже отнесло слишком далеко, так что нырять в реку и искать оставшихся в живых было бесполезно. Мужчина и женщина заверили всех, что с ними все в порядке. Затем вернулись к своим машинам и стали ждать приезда ГАИ.
   Никто не заметил, что водитель грузовика, отходя от края моста, бросил в реку маленькую прямоугольную коробочку.

Глава 1

   Суббота, 10.00, Москва
   Высокий, широкоплечий и мускулистый министр внутренних дел Николай Догин сидел за дубовым письменным столом, насчитывающим несколько сотен лет, в своем рабочем кабинете в Кремле. Середину массивной, потемневшей от времени столешницы занимал компьютер. Справа стоял черный телефон, слева – маленькая фотография родителей в рамке. Выцветший снимок был пересечен горизонтальным рубцом. Отец Догина, сложив пополам, проносил его в нагрудном кармане гимнастерки всю войну.
   Серебристо-седые волосы Догина были зачесаны назад. Щеки его впали, глаза выглядели усталыми. Простой коричневый костюм, купленный в ГУМе, был помят, а у светло-коричневых ботинок сбились носы: эта тщательная, старательно поддерживаемая неопрятность верой и правдой служила Догину уже много лет.
   "Так было до этой недели", – с горечью подумал он.
   Впервые за тридцать лет работы на государственной службе облик простого человека из народа его подвел. Со свойственной ему страстностью Догин обещал своему народу национальное возрождение, о чем народ, как уверяли его советники, давно мечтал. Он призывал снова начать гордиться своей армией и раздувал подозрительность в отношении прежних врагов. Однако народ от него отвернулся.
   И Догин, разумеется, понимал, почему это произошло. Его соперник Кирилл Жанин в последний раз закинул дырявые, залатанные сети, вылавливая золотую рыбку из сказки, способную выполнить любое желание.
   Капитализм.
   В ожидании помощника Догин окинул взглядом сидящих перед ним семерых человек, однако смотрел он не на них, а на стены у них за спиной, на которых были собраны свидетельства многовековой истории торжества тоталитаризма.
   Как и от письменного стола министра, от этих стен буквально исходил аромат древности. Они были увешаны картами в дорогих, красивых рамах, самые старые из которых насчитывали уже несколько столетий. Это были карты Российского государства при различных царях, начиная с Ивана Третьего. Догин устало обвел взглядом все карты, от выцветшего пергамента, изображение на котором, по преданию, было выполнено кровью тевтонских рыцарей, взятых в плен после Ледового побоища, до плана Кремля, выполненного на подкладочной ткани брюк обезвреженного германского убийцы.
   "Мир такой, каким он был", – подумал Догин, задерживая взгляд на карте Советского Союза, которая в августе 1961 года побывала в космосе вместе с космонавтом номер два Германом Титовым. Мир, каким он станет снова.
   Семеро мужчин, рассевшихся на диване и в креслах, также несли на себе следы возраста. Всем им уже было далеко за пятьдесят, кое-кто разменял седьмой десяток. Почти все были в костюмах, двое в военной форме. Все молчали. Тишину нарушал лишь шум вентилятора в корпусе компьютера. Наконец раздался стук в дверь.
   – Войдите.
   Дверь открылась, и в кабинет вошел молодой мужчина со свежим лицом. У Догина в груди все оборвалось. Глаза помощника были наполнены бесконечным огорчением, и министр сразу же догадался, что это означает.
   – Ну? – нетерпеливо спросил он.
   – Я очень сожалею, – тихо произнес молодой мужчина, – но это уже официальные данные. Я сам проверил цифры.
   Догин кивнул.
   – Благодарю вас.
   – Мне отдать необходимые распоряжения?
   Догин снова молча кивнул, и молодой мужчина, пятясь, вышел из кабинета и тихо закрыл за собой дверь.
   Наконец Догин посмотрел на собравшихся. Как и он сам эти люди внешне никак не отреагировали на известие.
   – Этого следовало ожидать, – произнес министр внутренних дел. Пододвинув фотографию родителей ближе, он провел по стеклу кончиками пальцев. Казалось, он обращается к ним. – Победу на выборах одержал министр иностранных дел Жанин. Сами понимаете, такое сейчас время. Все опьянены свободой, однако это свобода без ответственности, вседозволенность без здравого смысла, экспериментирование без осторожности. Россия выбрала президента, который хочет пустить в обращение новую валюту, заставить нашу экономику рабски и беспрекословно подчиняться тому, что можно продавать за границу. Этот человек собирается ликвидировать "черный рынок", полностью обесценив вращающиеся на нем деньги и товары. Ликвидировать политических соперников, лишив их возможности сместить его с поста без катастрофического обвала на всех международных рынках. Ликвидировать армию, как своего главного противника, выплачивая генералам огромные деньги не за то, чтобы они защищали Родину-мать, а за то, чтобы они прислуживали ему лично. "Подобно Германии и Японии, – говорит он нам, – сильная в экономическом плане Россия не должна бояться никаких врагов". – Прищурившись, Догин всмотрелся в лицо отца на фотографии. – На протяжении семидесяти лет мы не боялись абсолютно никого. Наш герой Сталин правил не только Россией – он правил всем миром! Недаром его фамилия происходит от слова "сталь". И наш народ в то время был выкован из стали. И подчинялся только силе и власти. А сегодня люди думают только о личном комфорте и верят пустым обещаниям.
   – Добро пожаловать в демократию, дорогой мой Николай, – протрубил генерал-полковник Виктор Мавик, широкоплечий вояка с зычным командирским голосом. – Добро пожаловать в мир, в котором НАТО обхаживает Чехословакию, Венгрию и Польшу, бывших участников Варшавского договора, уговаривая их присоединиться к альянсу, даже не проконсультировавшись с нами!
   Заместитель министра финансов Евгений Гровлев подался вперед, положив острый подбородок на оттопыренные большие пальцы.
   – Нам нужно следить за тем, чтобы не спешить без надобности, – сказал он. – Быстро осуществить свои обещанные реформы Жанин не сможет. Народ отвернется от него быстрее, чем в свое время отвернулся от Горбачева и Ельцина.
   – Мой соперник молод, но не глуп, – возразил Догин. – Он не стал бы давать обещания, не заключив предварительные договоренности. А когда он их выполнит, немцы и японцы получат то, что им не удалось получить в ходе Второй мировой войны. Соединенные Штаты получат то, что им не удалось получить в ходе "холодной войны". Тем самым они поделят между собой нашу Родину.
   Догин перевел взгляд еще на одну карту: на карту России и Восточной Европы на экране компьютера. Он нажал клавишу, и Восточная Европа стала крупнее. Россия исчезла.
   – Одно нажатие клавиши истории, и нас нет, – сказал министр.
   – Только если мы будем бездействовать, – возразил долговязый Гровлев.
   – Да, – согласился Догин. – Если мы будем бездействовать. – В кабинете становилось все более душно, и он промокнул носовым платком выступивший на верхней губе пот. – Народ отбросил подозрительное отношение к иностранцам, купившись на обещанное благосостояние. Но мы докажем, что это не выход. – Догин обвел взглядом присутствующих. – То обстоятельство, что вы или ваш кандидат проиграл выборы, демонстрирует, как сильно сбит с толку наш народ. Однако то, что сегодня утром вы пришли сюда, говорит, что вы не намерены с этим мириться.
   – Совершенно верно, – подтвердил генерал Мавик, проводя пальцем под воротником. – И мы в вас верим. Вы были сильным руководителем московского горкома партии и проявили себя в Политбюро с лучшей стороны. Но во время нашей первой встречи вы ни словом не обмолвились о том, что собираетесь делать, если старой гвардии не удастся вернуть Кремль. Мы, старая гвардия, потерпели поражение. И теперь мне бы хотелось услышать подробности вашего плана.
   – И мне тоже, – подхватил маршал ВВС Дайка, сверкнув серыми глазами из-под густых бровей. – Любой из нас сможет стать влиятельным лидером оппозиции. Почему мы должны поддерживать вас? Вы обещали нам совместные действия с Украиной. Пока же мы наблюдали лишь второстепенные сухопутные маневры рядом с границей, которые быстренько одобрил и сам Жанин. Но даже если бы совместные маневры состоялись, чего бы мы этим добились? Старые советские братья объединяются, и Запад дрожит. Но каким образом это поможет нам возродить Россию? Если вы хотите, чтобы мы последовали за вами, посвятите нас в детали.
   Догин посмотрел на маршала. Пухлые щеки Дайки раскраснелись, нависший подбородок скрывал туго затянутый узел галстука. Министр понимал, что, услышав эти самые детали, присутствующие сгрудятся вокруг Мавика или даже переметнутся к Жанину.
   Он осмотрел их, подолгу задерживая взгляд на каждом. Почти на всех лицах Догин увидел убежденность и силу, но на лицах Мавика и в особенности Гровлева лежала тень тревоги. Нерешительность ближайших соратников возмутила министра, потому что он был единственным, кто предлагал России спасение. Однако Догину удалось сохранить внешнее спокойствие.
   – Вам нужны детали? – спросил он.
   Догин набрал с клавиатуры команду, затем развернул компьютерный монитор так, чтобы его было видно всем присутствующим. Пока жужжал жесткий диск, министр внутренних дел смотрел на лицо своего отца на фотографии. С войны Догин старший вернулся увешанный наградами, а впоследствии он стал одним из самых преданных телохранителей Сталина. Однажды он сказал своему сыну, что на войне научился носить с собой только одно: знамя Родины. И где бы он ни находился, в какие бы переделки ни попадал, каким бы опасностям ни подвергался, это всегда позволяло ему найти друга и союзника.
   Когда дисковод наконец умолк, Догин и пятеро из присутствующих тотчас же встали. Мавик и Гровлев, подозрительно переглянувшись, также медленно поднялись на ноги. Оба вытянулись по стойке "смирно".
   – Вот как я намереваюсь возродить Россию, – объяснил Догин. Обойдя вокруг стола, он указал на изображение, заполнившее экран: золотые звезда и серп и молот на красном поле старого советского флага. – Напомним нашему народу о его долге. Истинные патриоты без колебаний выполнят все необходимое, не задавая вопросов и не считаясь с ценой.
   Все сели – все, кроме Гровлева.
   – Все мы являемся патриотами, – сказал заместитель министра финансов. – Но лично мне театральные эффекты не по душе. Если мне предстоит вложить в ваши руки те ресурсы, которыми я располагаю, я хочу знать, как будут они использованы. На подготовку военного переворота? На вторую революцию? Или вы не настолько нам доверяете, товарищ министр, чтобы по-настоящему раскрыть ваши планы?
   Догин смерил Гровлева взглядом. Он не может открыть ему все. Не может рассказать о своих планах в отношении армии и о связях с организованной преступностью. Большинство российских граждан до сих пор считают себя убогими, необразованными крестьянами. Узнав о планах Догина, Гровлев может пойти на попятную или поддержать Жанина.
   – Да, товарищ министр, я вам не доверяю, – подтвердил Догин.
   Гровлев напрягся.
   – А из вашего вопроса следует, – продолжал Догин, – что и вы мне также не доверяете. Я собираюсь завоевать ваше доверие своими поступками, и вы должны последовать моему примеру. Жанину известно, кто его враги, и теперь, став президентом, он получит в свои руки силу. Вполне вероятно, он предложит вам какую-нибудь должность или назначение, такие, что вам захочется согласиться. После чего, возможно, попросит вас действовать против меня. Я должен попросить вас в течение следующих семидесяти двух часов проявить терпение.
   – Но почему именно семьдесят два часа? – спросил молодой голубоглазый помощник директора Федеральной службы безопасности Скуле.
   – Столько времени потребуется на то, чтобы мой командный центр начал действовать.
   Скуле застыл.
   – Семьдесят два часа? Вы хотите сказать, что речь идет о Санкт-Петербурге?
   Догин молча кивнул.
   – И вы будете полностью контролировать работу центра?
   Догин снова кивнул.
   Скуле шумно выдохнул, и остальные вопросительно посмотрели на него.
   – Примите мои самые искренние поздравления, товарищ министр. В таком случае, в ваших руках весь мир.
   – В буквальном смысле, – улыбнулся Догин. – Как это было во времена генерального секретаря товарища Сталина.
   – Прошу прощения, – вмешался Гровлев, – но я опять оказался в положении постороннего, который заглядывает с улицы через запотевшее стекло. Николай Александрович, что именно вы полностью контролируете?
   – Операционный центр в Санкт-Петербурге, – объяснил Догин, – является самым современным и технически оснащенным центром связи и сбора разведывательной информации в России. Через него мы получим доступ ко всему, начиная от снимков любого уголка земного шара, сделанных со спутников, и до электронных линий связи. Кроме того, в центре имеется свой собственный персонал для проведения "хирургических" операций.
   Казалось, Гровлев сбит с толку.
   – Вы имеете в виду телевизионную станцию в Эрмитаже?
   – Да, – подтвердил Догин. – Но это только прикрытие, Евгений Сергеевич. Ваше министерство выделило средства для обустройства фасада – функционирующей телевизионной студии. Но деньги на создание секретного комплекса поступили от моего ведомства. И финансирование продолжает осуществлять Министерство внутренних дел. – Догин ткнул себя в грудь пальцем. – Лично я.
   Гровлев опустился в кресло.
   – Вы уже давно готовились к этому.
   – На протяжении двух лет, – ответил Догин. – Центр приступает к работе в понедельник ночью.
   – Ну а этот центр, – заговорил маршал Дайка. – Его задача ведь будет заключаться не только в том, чтобы в течение этих семидесяти двух часов следить за Жаниным.
   – Далеко не только в этом, – подтвердил Догин.
   – Но вы не хотите открыть нам, в чем именно! – возмущенно промолвил Гровлев. – Вы требуете нашей беспрекословной поддержки, но не собираетесь раскрывать нам свои карты!
   – Евгений Сергеевич, вы хотите, чтобы я был с вами откровенен? – зловещим тоном произнес Догин. – Что ж, это вполне справедливо. На протяжении последних шести месяцев мой человек в операционном центре использовал личный состав и уже установленное электронное оборудование для наблюдения не только за моими противниками, но и за потенциальными союзниками. Мы собрали большой объем информации о взятках, любовных связях и, – сверкнув глазами, он посмотрел на Гровлева, – о необычных личных пристрастиях. Я с радостью поделюсь с вами всем этим – как со всеми вместе, так и с каждым по отдельности, сейчас или позже.
   Кое-кто из присутствующих неуютно заерзал. Гровлев сидел, словно каменное изваяние.
   – Ублюдок!.. – наконец прорычал он.
   – Да, – согласился Догин. – Именно так. Я ублюдок, который доведет дело до конца. – Взглянув на часы, министр внутренних дел подошел к Гровлеву и, прищурившись, посмотрел ему в лицо: – Сейчас мне пора идти, товарищ министр. У меня назначена встреча с новым президентом. Надо будет поздравить его с победой на выборах, затем он подпишет кое-какие бумаги. Но уже через двенадцать часов вы сможете убедиться сами, что руководит моими действиями – тщеславие или, – он повернулся к красному флагу на экране компьютера, – или вот это.