Маленькая обезьянка испуганно обхватила Крокуса за шею. Какая-то девочка громко заплакала от страха.
   И тогда в первый раз в жизни что-то дрогнуло в сердце Капитана Крокуса.
   - Может, вам, дети, лучше вернуться? - с горечью проговорил Капитан. - Вы видите, нам не повезло. Сила на их стороне. У нас нет надежды прорваться к открытому морю!..
   Но, странным образом, дети почти не смотрели на бронированную <Матильду>, похожую на искусственного автоматизированного кита. Они, смеясь от радости, смотрели, запрокинув головы вверх, туда, где над баржей неслись листочки, с которых им как будто ободряюще помахивали своими обушками работяги гномики-рудокопы, так самоотверженно спасавшие свою Белоснежку, мчался, ныряя в воздухе, отчаянный Петрушка, ухватив свою дубинку, которой он дрался с полицейским и чёртом, а теперь, похоже, звал на бой с <Матильдой>. Доверчивые и добрые Иванушки-дурачки и одинокие рыцари, выходившие на бой с драконом, все слабые и маленькие девочки, которых не смогли запугать ведьмы, все смелые и добрые, побеждавшие злых, сильных и беспощадных, - все они, окружённые крикливыми чайками, летели к морю. И неопытные, доверчивые ребята на борту баржи, которые решили лучше погибнуть в море, чем выдать ещё более беспомощных и доверчивых друзей, тех, что сейчас тревожно лаяли, мяукали, хныкали и стонали в трюмах, эти несообразительные, несерьёзные дети в один голос нетерпеливо закричали Капитану:
   - Плывём за ними!.. Не спустим нашего паруса! К морю! И хотя сердце Капитана Крокуса разрывалось от горя и страха за детей, он твёрдым голосом подал команду, и Мухолапкин с Ломтиком и Щелкунчиком, разом ухватившись за верёвку, подняли флаг, увидев который командир <Матильды> не поверил глазам:
   УБИРАЙТЕСЬ С МОЕЙ ДОРОГИ!
   В ту же минуту на корабле был по радио принят приказ Суперкомандующего:
   - Открыть огонь! Уничтожить мятежную баржу! И сейчас же на городской площади грянула радостная и торжественная музыка, полицейские набрали полные лёгкие воздуха, чтобы приветствовать выход Генерал-Кибернатора, а он, стоя посреди зала, в последний раз осмотрел свой мундир в зеркало и вдруг радостно засмеялся.
   - Мятежный бывший клоун Коко! По вашему приказу! - отрапортовал командир Особой команды. - Взяли прямо с конвейера!
   У бедного Коко был довольно жалкий вид. Во рту его не было ни одной сосиски вот уже двадцать четыре часа, а без них он чувствовал себя всегда очень слабым. Ноги у него подгибались, в голове ещё шумели потрошильные ножи.
   От встречи с великим Генерал-Кибернатором, которого от души ненавидел, он не ожидал ничего, кроме лишних мучений.
   Спотыкаясь и глядя себе под ноги, он шёл или, скорее, тащился в руках молодцов из Особой команды. Потом он почувствовал под ногами пуховики и перины и понял, что его притащили в знаменитый Тайный Стёганый зал и услышал где-то рядом шипящее злобное хихиканье.
   Великий Генерал-Кибернатор в полной кибернаторской форме, с орденом Великого Автоматизатора на груди с наслаждением разглядывал клоуна и тихонько хихикал.
   - Готов? Будешь теперь знать? Смирненький стал, а? Не будешь больше безобразничать? - в каком-то странном восторге повторял он эти слова, слегка раскачиваясь и даже как-то непонятно шурша и посвистывая от злобного наслаждения.
   Коко остолбенел и тоже уставился с изумлением на Генерал-Кибернатора.
   Тайные советники покорно топтались на месте, ожидая начала шествия, с улицы неслась торжественная музыка, ковры в пять слоев были уложены от дверей до середины площади, откуда Великий Автоматизатор должен был произнести свою речь.
   Полицейские выпустили воздух из лёгких и снова набрали как можно больше, готовясь выкрикивать приветствия, а Коко всё стоял, вытаращив глаза и не моргая.
   - Почему? Молчит? Не моргает? - строго спросил Великий Автоматизатор. Разве его плохо автоматизировали?..
   Но Коко наконец заморгал, всплеснул руками и вдруг своим пронзительнейшим тонким голоском завопил:
   - Лю-у-уди! Опомнитесь! Что вы на него смотрите! Ведь это же мое собственное огородное Чучелище! Я тебя сразу узнал, прохвост! - И Коко, протянув руку, ткнул пальцем в самый нос Великому Генерал-Кибернатору. - Как ты сюда забрался?
   Со всех сторон на Коко накинулось двадцать молодцов из Особой команды, так что все они рухнули на мягкий пол, образовав барахтающийся холм, из самой глубины которого нёсся сдавленный голос Коко:
   - Чучело!.. Чучело!.. Ткните его пальцем и увидите, что внутри у него солома!..
   Но скоро крики его стихли: рот ему заткнули, а на руки надели и защёлкнули десять пар наручников.
   На улице затрубили фанфары, и полицейские запели Автоматический гимн.
   - Расплющить! - прошипел Генерал-Кибернатор голосом, напоминающим завывание ветра на огороде вокруг пугала на высоком шесте. - Утопить! Сжечь! Казнить! Тут же! Срочно! Вне очереди!
   Глава 42. КУЧКА СОЛОМЫ
   Все жители города, заткнув пальцами уши, с ужасом ждали выстрела пушки, которая должна была покончить с бунтующей баржей.
   Командир <Матильды>, стиснув зубы, вглядывался в приближающийся парус, в безумный сигнал: <Убирайтесь с моей дороги!>
   Он видел худого высокого человека с обезьянкой у штурвала и толпу радостных детей на палубе, и совершенно неизвестно почему ему стало вдруг не по себе.
   Может быть, он вспомнил, что сам когда-то был мальчиком? Едва ли! Но над одним вопросом командиру пришлось задуматься всерьёз: баржа была совсем близко, и командир знал, что если выпалит в неё большим снарядом, то на воздух неминуемо взлетит не только баржа, но и сама <Матильда> вместе с городом и самыми отдалёнными окрестностями.
   Командир повернулся к барже спиной, приказал кладовщику отыскать на складе какой-нибудь самый маленький снарядик и вызвал лучшего бомбардира.
   Бомбардир примчался бегом и, вытянувшись в струнку, стал у пушки.
   - На-во-ди! - скомандовал командир <Матильды>.
   - Навёл!
   - Куда?
   - А вон на тех ребятишек, что смеются и руками машут на барже!
   - Пошёл вон! - рявкнул командир. - Ты уже не годишься! Дать сюда второго бомбардира! Привести его с закрытыми глазами.
   Командир <Матильды> был опытный командир Сил Уничтожения и знал, что, если приходится стрелять в детей, лучше всего сначала крепко зажмуриться. Два матроса бегом притащили, поддерживая под мышки, второго бомбардира с зажмуренными глазами.
   - Стой и приготовься стрелять с зажмуренными глазами! - приказал командир.
   - Целиться прикажете тоже с закрытыми глазами?
   - Гм... - сказал командир. - Нет, это не годится. Можешь чуть-чуть приоткрыть один глаз. Но чтоб тебе не казалось никаких глупостей там, на барже! Понял?
   - Понял! Можно приоткрывать?
   - Давай! - скомандовал командир, и второй бомбардир приоткрыл один глаз. Ну, что ты там видишь? - нетерпеливо спросил командир.
   - Вижу цель для стрельбы - баржу и никаких глупостей!
   - Молодец! Значит, ты... не видишь их, этих...
   - Никак нет, не вижу!
   - А много их там, этих... Ну. кого ты не видишь?
   - Полным-полно, так и кишат на палубе!
   - Молчи, дурак, зажмурься! Я скажу, когда стрелять, тогда опять приоткроешь! Почему кладовщик до сих пор не несёт снаряда из кладовой?
   Прибежал кладовщик. Он долго рылся в своей кладовой, отыскивая самый маленький и слабенький снарядик, и вот наконец отыскал самый завалящий и теперь прибежал, неся его бережно, как маленького ребёночка.
   - Вот, пожалуйста, самый плохонький, какой у нас есть! Командир глянул на снаряд, и у него перед глазами побежали разноцветные кружочки:
   - Это самый слабенький?
   - Самый-самый, просто в углу завалялся, весь даже в пыли, я уж его тряпочкой обтёр!
   - Хорошенькое дело, - задумчиво сказал командир. - От этого снарядика тоже взлетает в воздух всё в окружности пятидесяти миль. Весь город. И мы сами. Собственно говоря, совершенно всё равно, выпалим мы этим снарядиком из пушки или просто сядем на него и взорвём под собой. Всё равно: пятьдесят миль в окружности фюить! Спрошу в последний раз Суперкомандующего, прежде чем взрываться... Бомбардир, можешь открыть глаза.
   Командир включил радио, вызвал Суперкомандующего и услышал звук, от которого у него перед глазами забегали, кроме кружочков, ещё и квадратики и кубики, и все они метались и пищали разными голосами так, что он ухватился за плечи бомбардира, чтобы не упасть... По секретному, особому, специальному служебному радио, которое соединяло <Матильду> с Суперкомандующим, вместо команды несся невероятный, невозможный, неслыханный звук: поросячий визг!..
   Вот как это случилось.
   Несчастный поросёнок Персик метался в клубах дыма и тащил за собой на поводке Малыша так яростно, точно сам изо всех сил стремился навстречу гибели!
   Напрасно Малыш пытался его удержать и оттащить в какой-нибудь тихий переулок. Поросёнок так и рвался на главную площадь. Его стали узнавать. Прохожие испуганно показывали на него пальцами, а он мчался всё дальше, прямо к зданию Тайного совета многоэтажников.
   - Ага! - произнёс чей-то грубый голос, и тяжёлая рука опустилась на плечо Малыша. - Это тот самый Персик? Ты с комбината? На, получи, и можешь идти. Да поживей!
   Два полицейских офицера из Особой команды отобрали у Малыша поводок, сунули ему в руку мелкую монетку и скомандовали поросёнку:
   - Марш!
   И поросёнок, к отчаянию Малыша, послушно сам побежал в дверь.
   По всему зданию кипела суматоха, беготня, одни постилали всё новые ковры, чтоб Великому Автоматизатору было мягче ступать при выходе на площадь к народу, полицейские в полной парадной форме выстраивались на лестнице, готовясь запеть гимн. а весь народ, заткнув уши, ждал выстрела из пушки.
   Поросёнка куда-то вели по коридорам, а он на ходу пытался обнюхать ковры, надеясь опять найти следы Коко, но каждый раз полицейские грубо пинали поросёнка сзади сапогами, заставляя скорее идти.
   Бедный Персик пробовал взвизгивать, но его за это пинали ещё больнее, и он, потеряв голову, мчался, уже сам не понимая куда, растерянный оттого, что не привык к такому скверному обращению.
   В одном из коридоров толпа полицейских, застёгиваясь, подтягивая на ходу брюки и обдёргивая парадные мундиры, налетела и столкнулась с конвоирами Персика. Воспользовавшись замешательством. поросёнок юркнул между ног людей, шмыгнул в какую-то дверь и спрятался в дальнем углу под диваном. В прятки-то он хорошо умел играть!
   Пока офицеры с проклятиями бегали и искали его по всем коридорам, Персик отсиживался под диваном и весь трясся от страха. Он совершенно упал духом, испугался, его нежная розовая кожа, за которую его и назвали когда-то Персиком, вся горела и ныла от ссадин, и бедняга решил лучше умереть в тишине под диваном, чем выйти снова в этот ужасный коридор.
   Ему смутно припомнилось, что где-то по пути ему послышался слабый знакомый запах следов Коко, он только не мог припомнить где. Потом ему показалось, что он слышал знакомый запах соломы, и почему-то припомнил старое время, цирковое представление... своего старинного недруга Чучелище с вилкой в руке. Всё это мелькало у него в голове в полном беспорядке и никак не складывалось вместе.
   И вдруг откуда-то издали едва слышно донёсся голос Коко.
   Несчастный поросёнок задрожал так. что затрясся весь диван, под которым он прятался. Казалось, ничто на свете не могло заставить его покинуть своё убежище и выйти опять в коридор, где его пинали сапогами и тащили куда-то отвратительные злые люди. Но Персик со слезами на глазах, хныкая от страха, выполз из-под дивана, встряхнулся. ударил копытцем о пол, точно горячий конь перед скачкой. Его маленькие глазёнки засверкали, и он зарычал так, как его учил Нерон, - львиным рыком. Правда, на льва это было ещё не очень похоже, но уже совсем не похоже на поросёнка!
   Издали донеслось в последний раз очень слабо:
   - Э-э... чучело!.. Э-ээ!.. - И голос Коко оборвался.
   Персик налетел на дверь, распахнул её настежь и, как бомба, помчался по коридору, сбивая с ног встречных полицейских. Он мчался на выручку Коко, и теперь его уже невозможно было испугать или остановить. Поросёнок, воспитанный среди львов, способен на подвиг, какого никогда не совершить льву. воспитанному среди поросят!
   С разбегу Персик влетел в Стёганый зал, где как раз распахнули все двери, готовясь к торжеству, подшиб ударом под колени Суперкомандующего Силами Уничтожения так, что тот шмякнулся в пуховики, уронив на пол свой радиопередатчик, и вот тут-то на <Матильде> вместо команды <открыть огонь> услышали отчаянный поросячий визг!
   Громадные толпы народа, собранные на площади в ожидании выхода Великого Автоматизатора, стояли, опустив руки по швам и без всякого выражения на лицах, чтоб как можно больше походить на автоматы. Когда через репродукторы на площади понёсся поросячий визг, все вздрогнули, и у некоторых на лице даже появилось кое-какое выражение, не совсем подходящее для добротных автоматов.
   Но это продолжалось всего несколько секунд: поросячий визг взвился вверх, точно взлетевшая штопором по спирали звуковая ракета, и в ответ послышалось какое-то нелепое завывание, гудение, точно тысяча мальчишек дули в пустые бутылки!
   Парадные двери в здание Совета многоэтажников стояли раскрытые настежь. Полицейские в разноцветных парадных мундирах, похожие на чучела громадных попугаев, выстроились шпалерами на ступеньках, устланных коврами. Вот-вот должен был появиться Генерал-Кибернатор и Великий Автоматизатор. Полицейские и военные музыканты ещё раз набрали как можно больше воздуху в лёгкие. Все глаза были устремлены на раскрытые двери, откуда нёсся визг и подвывание, и вдруг все увидели, как из двери, подпрыгивая на бегу и взмахивая длинными рукавами, вырвался бегом сам Генерал-Автоматизатор, подхватывая на бегу долгополый мундир и оглядываясь в ужасе на разъярённого поросёнка, который мчался за ним, свирепо отплёвываясь от соломы, попавшей в рот.
   У всех на глазах поросёнок догнал Автоматизатора и вырвал из него большущий клок соломы, и тот только загудел ещё отвратительнее и припустил дальше, оставляя за собой трухлявый соломенный след.
   Так они обежали по кругу всю площадь, и люди начали мало-помалу приходить в себя, зашевелились, и одно за другим разные выражения стали появляться у них на лицах: испуг, недоумение, удивление, радость!
   И вдруг все услышали восторженный вопль Малыша. Подпрыгивая. чтоб лучше видеть через головы столпившегося на площади народа, он орал:
   - Смотри, мама! Ведь это то самое чучело, которое в цирке обливали водой из спринцовки!.. Задай ему как следует. Персик!
   Тотчас же очень-очень многие узнали Чучелище, и. когда Малыш громко захохотал, вокруг него все засмеялись, потом хохот пошёл перекатываться по всей громадной площади, и через минуту смеялись даже полицейские и музыканты гоготали в свои трубы, отчего кругом стало разноситься гулкое и густое: <Ху-ху-ху!.. Бу-бу-бу!>
   Люди бросились разгонять пожарных и тушить поскорей костёр, на котором жгли сказки.
   Всё больше соломы оставалось следом за убегающим Чучелищем, а само Чучелище всё больше худело, и к тому моменту, когда Секретный Секретарь вышел объявить народу, что Тайный совет решил изгнать из города Генерал-Кибернатора, на его месте оказалась только куча соломы, из которой невнятно доносилось:
   - Всех очучи... очучу!.. Я вас очучу... - Батарейки его разговорной машинки уже кончались.
   А самый мудрый из Тайных многоэтажников поднял палец и произнёс:
   - Ну, я-то давно уже замечал, что у нас пахнет соломой! И все удивились его наблюдательности.
   Глава 43. ПОСЛЕДНЯЯ
   Если бы кит умел конфузиться, он выглядел бы в точности так, как <Матильда>, когда она при приближении мятежной баржи вдруг втянула обратно выставленную пушку и тихонько юркнула обратно под воду.
   Костёр на площади уже погасили, и люди бережно, страничку к страничке, собирали растрёпанные книжечки сказок.
   Вся набережная реки переполнена была людьми, которые бежали следом за баржей, махали руками и кричали так громко, что на барже было хорошо слышно:
   - Чучело рассыпалось! Возвращайтесь обратно! Женщина кричала со слезами, протягивая руки:
   - Мухолапкин, милый, возвращайся! А Мухолапкин, непреклонно стиснув руки, скрещённые на груди, отвечал:
   - Только вместе с ежом!
   И мужчина, бежавший рядом с женщиной, тотчас крикнул:
   - Да, да, с ежом! Возвращайся! Если там есть ещё парочка, прихвати с собой, мы будем рады!
   - Не уходите из города-а! - кричала толпа. - Ведь проклятое Чучелище рассыпалось!
   - Слышите, какая музыка играет на площади? Это награждают неустрашимого поросёнка, который растрепал Чучелище!
   - Не уплывайте в море, пожалуйста! Мы не позволим больше никого очучеливать!
   И тогда Капитан Крокус скомандовал:
   - Спустить все паруса!
   Он, конечно, знал, что парус всего один, но скомандовал так из уважения к барже, которая вела себя не хуже самого многопарусного корабля.
   Капитан повернул штурвал своего первого и последнего в жизни корабля, и баржа медленно подошла к берегу. Да, это было первое и единственное плавание в жизни Крокуса, но, право же, стоит всю жизнь прожить капитаном ради одного такого плавания!
   С берега перебросили сходни. Капитан Крокус, окружённый львами, суровый и грустный, первым ступил на мостки и обратился к жителям города:
   - Что сделали с моим другом Коко? Я не успокоюсь, пока не отомщу тому, кто причинил ему зло!
   И тут толпа поспешно расступилась, и в образовавшемся проходе появился запыхавшийся, сияющий и улыбающийся двойной улыбкой - нарисованной и своей собственной - Коко в своей полной парадной клоунской форме! Немного позади с широкой голубой лентой на шее бежал Персик и рядом с ним Малыш.
   - Коко! Ты жив? - воскликнул Капитан Крокус, и сердце в нём дрогнуло так, что он пошатнулся.
   Они бросились навстречу друг другу и хотели молча крепко пожать друг другу руки, но вместо этого крепко обнялись, и толпы народа сперва прокричали им обоим <ура>, а потом стали аплодировать. И только это заставило Коко оторваться от своего друга и вежливо раскланяться на все четыре стороны, как в прежние времена на арене цирка. Потом он сказал Капитану:
   - Мстить тебе совершенно некому. Паршивое Чучелище ведь теперь просто груда соломы. Да разве безмозглое Чучелище виновато, в том, что нашлись люди, которые болтовню его разговорной машинки принимали за мудрые приказы и изречения!
   Поросёнок Персик следом за Коко подошёл к мосткам. По пути он с удовольствием принимал поздравления и восторги толпы.
   Он потряхивал головой в знак благодарности, а самые приятные цветы даже пробовал на вкус. Малыш со своей мамой шёл с ним рядом, и поросёнок, чтобы показать, что он нисколько не зазнался, время от времени подталкивал Малыша рыльцем, как бы напоминая всем, кто его приветствовал: <Они тоже со мной! Это мои друзья!>
   И, только увидев на барже Нерона, Персик опрометью кинулся по мосткам к своему другу, прижался и стал тереться рыльцем о морду льва. И, странное дело. только теперь, когда все опасности были позади, Персик вдруг вспомнил, как его били сапогами и пугали. С жалобными стонами стал он показывать Нерону ссадины и синяки на своей нежной коже и до того расхныкался от жалости к самому себе, что рухнул на пол, откинув все четыре ножки на сторону, и, можно сказать, почти разрыдался, требуя от всех самого горячего сочувствия!
   Нерон терпеливо облизывал его языком. Мухолапкин и Ломтик гладили, жалели и хвалили его, и через несколько минут он почувствовал себя настолько окрепшим, что перестал визжать и опять встал на ноги.
   - Персика только что наградили очень большой медалью! - с гордостью объявил Коко. - На голубой ленте! Ему хотели дать золотую, но я попросил лучше шоколадную - она больше подходит к его характеру. Вот, посмотрите!.. Персик! Где твоя медаль? Ах, так я и знал! Уже слопал? Да?
   Действительно, все заметили, что морда у поросёнка испачкана в шоколаде. В ответ на вопросы Коко он только облизнулся раза два, показывая, что не только не раскаивается в своём легкомысленном поступке, но, напротив того, сохранил о нём наилучшие воспоминания.
   Теперь один за другим стали спускаться по мосткам с баржи на берег дети. Мухолапкин со своим возлюбленным ежом сошёл одним из первых. Близнецы бережно, как хрупкую хрустальную вазу, в четыре руки снесли на берег своего Тузика, хотя этот развесёлый, как будто сшитый из разноцветных лоскутов пёсик совсем не был похож на вазу, в особенности потому, что непрерывно вертелся, взмахивая длинными ушами, и норовил облизать сестру, брата, всех встречных, вероятно готовый от восторга облизать и весь остальной мир.
   Мальчики и девочки с собачонками, кошками, белками, кроликами и морскими свинками в руках непрерывным потоком сбегали по мосткам на набережную. Уже кто-то укутывал в тёплую тряпочку очкастого енота; белки забирались за орехами в карманы своих хозяев, встречавших на берегу; облезлый кот карабкался на руки хозяйке; стуча копытцами, с громким криком скакали ослики, встряхивая подстриженными чёлками; большими прыжками спрыгивали с борта крупные собаки, а львы на барже, хмуро усмехаясь, сторонились, снисходительно давая дорогу товарищам по несчастью, которые теперь становились товарищами по счастью!
   И, только когда все зверьки и дети до последнего нашли своих родных и хозяев, на берег медленно сошёл Капитан Крокус с обезьянкой на плече, окружённый четырьмя львами, и Коко со своим поросёнком.
   Им со всех сторон предлагали автомобили, автобусы и небольшие вертолёты, но они от всего отказывались. Медленно, осматриваясь по сторонам, они прошли через весь город, и до самого Шлакового пустыря люди им аплодировали, махали руками, и взрослые ласково чмокали львам издали, а дети подбегали и гладили их и шли рядом.
   На краю Шлакового пустыря Малыш, Мухолапкин и Ломтик, Щелкунчик и близнецы, и Мальчик, Который Хотел Принести Ливерную Колбасу, попрощались с Коко и Капитаном Крокусом.
   На прощанье Капитан Крокус крепко пожал всем по очереди руки и сказал:
   - Вам пора по домам. Плавание благополучно окончено! Не забывайте, что теперь опять, как прежде, стаканчик славного пиратского напитка с добрым морским сухарём всегда найдётся в нашем доме для старых друзей!
   - Придём!.. До завтра, Капитан!.. До свиданья, Коко!.. Будь здоров, Персик!.. Нерон! До завтра! - закричали ребята.
   Они долго ещё смотрели вслед уходившим. Впереди всех шёл, показывая другим львам дорогу, Нерон. Персик, слегка сгорбившись от усталости, потихоньку трусил с ним рядом, поднимая пыль.
   Медленно удалялась высокая фигура Капитана Крокуса, на плече у которого спала обезьянка, обхватив его за шею.
   Сгущались сумерки, и лягушки уже начали в своих болотцах вечерние концерты. Река плескалась о сваи на старых причалах, и на воде задрожали, растягиваясь и сжимаясь, разноцветные столбики сигнальных огоньков.
   Скоро уже никого из них нельзя было разглядеть, и только издалека доносилось посвистывание Коко и бодрое пощёлкивание его долгоносых башмаков-мухобоек.