Это-то и не понравилось штурману. Но Сашке тогда было всего десять
лет, и они - Сашка и штурман - не поняли друг друга. А тут еще
вмешался отец. Сашкины уши были докрасна надраны, а нож "ключиком"
ушел на дно гавани.
Сашка плакал от боли и еще больше от обиды. Ему хотелось
доставить удовольствие капитану: он собирался вырезать на поручне -
"Лена".
Лоцман Олтуфьев, облокотившись на стенку, переживал чувства
десятилетнего Сашки.
"Неужели это "Лена"?
Александр бросился к трапу, и... пальцы задержались на
шероховатости поручня. Олтуфьев наклонился и рассмотрел заполненную
краской, но все же заметную вырезанную букву "Л".
"Лена" числилась в списках судов, уведенных интервентами во время
гражданской войны за границу. Александр Олтуфьев знал об этом. И он
окончательно убедился теперь, что "Лена" и "Виктория" - один и тот же
пароход.
Судоремонтный завод уже остался позади. Судно подходило к городу.
Опоясанный зеленью бульвара, глядел Архангельск на гавань пожарной
каланчой, двумя-тремя башенками, портовой конторой. И дальше, где
начиналась торговая часть города, стояли у причалов под погрузкой и
разгрузкой суда: ледоколы, тральщики, веселые, с высокими мачтами
шхуны, парусно-моторные боты, чистенькие каботажники и всегда готовые
для кантовки буксиры. Здесь выкрики "вира" и "трави", шум лебедок,
узловатая брань и веселая песня. Запахом ворвани, рыбы и смолы густо
пропитан воздух. Город с гавани всегда встречает так.
"Встречай меня, город! Я веду тебе замечательный подарок!" -
хотелось закричать Александру.
"Лена-Виктория" поравнялась с портовой конторой.
- Остановите машину и отдайте якорь! - сказал Олтуфьев капитану
по-английски.
Капитан взглянул на лоцмана с недоумением.
- Зачем?.. Мое судно идет к лесобирже под погрузку... мое
судно...
- Все дело в том, что это как раз не ваше судно, - спокойно
возразил Олтуфьев.
Капитан, все еще ничего не понимая, усмехнулся:
- Оно, конечно, не мое собственное, а нашей пароходной компании,
но я - капитан "Виктории". Вам поручено, - продолжал капитан, но уже
без усмешки, сердито, - провести "Викторию" к лесобирже. В чем дело?
Вы лоцман...
- Да, я лоцман, - все так же спокойно и твердо отвечал Александр.
- Я хорошо знаю свои обязанности. Я привел судно туда, куда его
следует привести. Это судно не "Виктория" и не английское. Это наше,
русское судно! Отдайте якорь! Мне необходимо видеть капитана порта.
Пароход будет задержан.
- Это недоразумение, - вспылил капитан. - Я буду жаловаться!
Но... но мы все выясним...
- Отдайте якорь! - повторил Олтуфьев.
Металлическим перебором зазвенел телеграф. Шумно заработал
брашпиль, и якорь стремительно ринулся в воду.
Лоцман Олтуфьев не ошибся. Корабль, им возвращенный Родине, потом
еще долгие годы плавал под советским флагом.
---------------------------------------------------------------
OCR: Андрей из Архангельска (emercom@dvinaland.ru)
---------------------------------------------------------------
(Сборник "Мы поднимаем якоря")
Северо-Западное книжное издательство
1972
Шел ноябрь тысяча девятьсот двадцать девятого года. Настоящих
морозов еще не было, но тяжелая шуга плотно забила Северную Двину и
выход в Белое море. Последние транспорты давно покинули архангельский
порт. Все каботажные суда стояли уже на приколе. Маленькие буксиры, с
трудом пробиваясь в густом льдистом крошеве, спешили к своим затонам.
Вот-вот река должна была стать.
Это волновало всех. Только Гайдар, казалось, был спокоен. Он не
смотрел в окно и не замечал, снег ли на улице, дождь или светит
солнце. Он работал, писал новую повесть - повесть о своем детстве.
Утром, после сна, работалось особенно хорошо. Но его ждали в
редакции. Ведь он штатный корреспондент архангельской краевой газеты
"Правда Севера".
Расставаться с рукописью жалко, очень жалко. А идти нужно.
Аркадий Петрович оделся, засунул тетради в сумку и вышел из дому.
С секретарем редакции он дружил. Да впрочем, и со всеми другими
сотрудниками был в самых добрых отношениях.
- Творил? - спросил секретарь. - Новое, гениальное?..
- Творил. - Гайдар улыбнулся. - Хочешь, прочитаю страничку?
- Читай, - согласился секретарь, откинувшись в кресле, и
отодвинул в сторону макет газеты.
Гайдар вытащил из сумки рукопись и начал читать о тихом городке
Арзамасе, о мальчике Бориске Горикове.
Однажды мать Бориса просматривала тетради сына. Качая головой,
она говорила:
"- Бог ты мой, как наляпано! Почему у тебя на каждой странице
клякса, а здесь между страниц таракан раздавлен? Фу!
- Что, я нарочно таракана посадил? Сам он, дурак, заполз и
удавился, а я за него отвечай! И подумаешь, какая наука -
чистописание! Я в писатели вовсе не готовлюсь.
- А к чему ты готовишься? - строго спрашивает мать - Лоботрясом
быть готовишься?..
- Я буду матросом!
- Почему же матросом? - удивляется озадаченная мать..."
...Внезапно секретарь редакции вскочил.
- Матросом? Постой, Аркадий! Совсем забыл... Пойдем скорее к
редактору.
Недоумевая и придерживая секретаря за гимнастерку, Гайдар, словно
на буксире, втянулся в редакторский кабинет.
- Звонили из Совторгфлота, - взволнованно сказал секретарь
редактору. - В Белом море потерпел аварию французский лесовоз,
названия не помню. Спасательные суда уже вышли на помощь, и сегодня
выходят еще пароходы. Могут взять нашего человека. Будем посылать?
- Обязательно. Обязательно надо послать. Такой случай...
- Кого? - спросил секретарь.
- Кого?.. - редактор задумался. - Гайдар сдал очерк?
- Еще вчера, - сказал Аркадий Петрович и радостно подумал, что
ему интересно было бы поехать на спасение французского парохода.
- Хотите поехать?
- Конечно!
- Тогда берите командировочное удостоверение - и срочно в
пароходство!
- Вот ты и будешь матросом, - весело сказал секретарь, выходя
вместе с Гайдаром из кабинета. - По крайней мере, несколько дней или
часов. А повесть почитаешь потом...
Пароход "Кия" - маленький, пожалуй, самый маленький во всем
каботажном флоте. Но впереди идет мощный буксир "Совнарком" и смело
пробивает русло в густой, смерзающейся шуге. Скоро море, идти будет
легче. Лишь бы утихомирился шторм.
Аркадий Петрович стоял на капитанском мостике. Он уже знал:
французский лесовоз называется "Сайда". Во время шторма он потерял
управление и налетел на рифы.
Капитан "Кии" охотно отвечал на вопросы Гайдара о море,
судовождении, о спасательных работах. Аркадий Петрович ничего не
записывал. Он надеялся все вспомнить после, в каюте. Это нужно для
будущего очерка, а может быть, пригодится и для повести. Ведь все еще
впереди - и события, и встречи...
Капитан "Кии", пожилой, опытный моряк, отлично говорил
по-английски, но французского не знал.
- На "Сайде" были жертвы? - спросил Гайдар.
- Нет, жертв не было. Часть команды уже снята. Часть осталась на
борту "Сайды". У нее все и выясним, все подробности. С нами ведь есть
переводчик.
Гайдар обрадовался: значит, можно будет поговорить с командой
французского парохода.
...На другой день "Кия" вслед за "Совнаркомом" подошла к месту
аварии французского лесовоза, большого морского парохода. Еще издали
было видно, что "Сайда" основательно врезалась в рифы, заметно
повалилась на правый борт. А вокруг бесновались белоголовые волны от
все еще не утихающего шторма.
Поблизости стоял на якоре ледокол "Малыгин", известный всему миру
по поискам итальянской полярной экспедиции Нобиле.
К вечеру шторм стих. Барашки-белоголовцы пропали. Волна пошла
отлогая, мирная. В прогалинах туч зашевелились редкие звезды.
С "Кии" спустили шлюпку. По приглашению начальника спасательных
работ капитан выехал на "Сайду". На просьбу Гайдара взять его с собой
капитан ответил:
- Нет, не сегодня. Пока там еще нечего делать, да и опасно.
Потерпите, писатель, до завтра. А там все увидите и пишите сколько
угодно!..
Гайдару хотелось сказать, что он нисколько не боится, что ему
приходилось бывать в разных переделках. Но капитан уже спускался по
штормтрапу в шлюпку, и писатель решил ждать.
На французский лесовоз он попал утром следующего дня, когда море
совсем успокоилось.
Казалось, на палубе "Сайды" побывали пираты. Всюду хаос: валялись
доски, обрывки тросов и парусины, спасательные пояса, сломанные ящики,
бочки, битое стекло...
Гайдар обошел пароход. Его заинтересовала работа водолазов. Он
смотрел на поблескивающие стекла скафандров и с восхищением думал о
бесстрашии этих людей.
- Да, нужно срочно дать радиограмму!
Но радист-француз не знал русского языка.
- Напишите ваше сообщение по-русски, только буквами латинского
алфавита, - посоветовал Гайдару переводчик. - Радист ничего не поймет,
но передавать ему все же будет легко.
Гайдару эта мысль понравилась. Он вырвал из записной книжки два
листка и принялся сочинять информацию в газету.
Переводчик предупредил, что радист французского судна согласился
передать только очень короткую заметку. И, боясь, что он вдруг вообще
передумает что-либо передавать, Гайдар "сжимал" текст.
- Там, в редакции, разберутся, - сказал он, передавая заметку
переводчику.
Радист-француз бойко застучал телеграфным ключом. И гайдаровская
информация полетела в эфир:
СЕРЕДИНОЙ ТЧК ПРОИЗВЕДЕННОЙ ОТГРУЗКОЙ ВО ИЗБЕЖАНИЕ ПЕРЕЛОМА ПРИПОДНЯТА
КОРМА ТЧК УСТАНОВЛЕНЫ ДВЕ МОЩНЫЕ ПОМПЫ ДЛЯ ОТКАЧКИ ВОДЫ ИЗ МАШИННОГО
ОТДЕЛЕНИЯ ТЧК ВОДОЛАЗАМИ ОБСЛЕДОВАН ПРАВЫЙ БОРТ НАИБОЛЕЕ ПОВРЕЖДЕННЫЙ
ТЧК НОЧЬЮ ОТГРУЖАЕТСЯ БУНКЕР (СРЕДИНА) ТЧК РАБОТАЮТ ПАРОХОДЫ "КИЯ",
"СОВНАРКОМ" ТЧК "МАЛЫГИН" НАГОТОВЕ С ЗАВЕДЕННЫМ БУКСИРОМ ТЧК ЕСЛИ НЕ
ПОВТОРИТСЯ ВЧЕРАШНИЙ ШТОРМ СИЛЬНО УХУДШИВШИЙ ПОЛОЖЕНИЕ ЗАВТРА
ПОПЫТАЮТСЯ СНЯТЬ "САЙДУ" ТЧК
ГАЙДАР
"САЙДА" 13 НОЯБРЯ"
- Кажется, еще никогда не писал так коротко, - засмеялся Гайдар.
- В таком телеграфном тексте так и хочется в конце написать: "Целую".
В это время с "Кии" приехали матросы и занялись приборкой на
"Сайде". Гайдар помогал им: сбрасывал за борт доски, ящики, осколки
стекла. Водолазы надежно запластырили пробоины в днище. Воду из трюмов
и машинного отделения откачали и теперь ждали прилива.
- А почему не работают сами французы? - спросил Гайдар у
переводчика.
- Они не знают, согласится ли компания уплатить за спасение
парохода, - объяснил переводчик, - если нет, то зачем им зря
стараться? Все равно они ничего не получат за это. Так они рассуждают.
Ведь тогда "Сайда" останется у нас.
С приливом на корме "Сайды" закрепили буксирные тросы. "Малыгин"
и "Совнарком" приготовились к снятию "француженки", как называли в
шутку советские матросы "Саиду". Гайдар снова перебрался на "Кию". Она
тоже подняла якоря.
Буксирные тросы натянулись, как струны. Советские пароходы
работали на малом ходу. "Сайда" чуть покачнулась и медленно поползла
кормой вперед.
- Ура! - закричал Гайдар.
И на всех пароходах гремело это же победное слово "ура".
Вскоре "француженка" совсем сошла с рифа. Ее бережно поддерживали
понтоны.
- Трудновато бывает морякам. Пожалуй, не легче, чем бойцам на
фронте, - сказал Гайдар.
- Не легче, - согласился с ним переводчик.
В тот же день в редакцию архангельской краевой газеты прибыла еще
одна гайдаровская радиограмма:
МАТРОС ГАЙДАР".
---------------------------------------------------------------
OCR: Андрей из Архангельска (emercom@dvinaland.ru)
---------------------------------------------------------------
(Повести и рассказы)
Северо-Западное книжное издательство
1983
Теперь нет этого домика. На его месте стоит большое новое
двухэтажное здание.
В домике была сельская школа. Из нескольких деревень сюда
сходились по утрам ребята. И старый учитель Павел Иванович Котельников
обучал их грамоте. Первоклассники и второклассники учились вместе,
потому что классная комната была одна. И учитель был один в школе.
Школа, окруженная деревьями, стояла на горе и передними окнами
смотрела на Северную Двину. Казалось, гора бережно придерживала
маленький домик ласковыми руками берез и сосен.
Кроме двух рядов парт да щелявой доски на треножнике, серой от
меловой пыли, в классной комнате ничего не было. Несколько потрепанных
таблиц с изображением животных и два портрета без рамок украшали
стены.
Старый учитель Павел Иванович, указывая на один из портретов,
любил повторять стихи:
Скоро сам узнаешь в школе,
Как архангельский мужик
По своей и божьей воле
Стал разумен и велик.
И ребята глазами, полными восторга и изумления, смотрели на
Ломоносова, на своего великого земляка.
Когда ученики спрашивали о втором портрете, учитель отвечал:
- Это Исаак Ньютон, английский ученый. Он открыл закон всемирного
тяготения. Когда подрастете, узнаете об этом законе.
А однажды Павел Иванович принес в класс совсем маленький портрет
- вырезку из газеты. И рассказал ребятам о Ленине, о большевиках, о
Советской власти.
Отряд английских солдат появился в деревне глухой зимней ночью.
Никто из жителей не знал ни чина начальника отряда, ни его фамилии.
Офицер решил остановиться на ночь в школе. Узнав об этом, учитель
закрылся в своей маленькой комнатке и незваным гостям не показывался.
В ожидании ужина офицер с переводчиком и двумя сержантами сидели
в классной комнате у печки, обогревая руки и ноги. Школьная сторожиха
Маремьяна зажгла лампу.
- Так чертовски холодно может быть только в России, - сказал
офицер. - Меня предупреждали.
- Здесь есть золото? - спросил один из сержантов.
Переводчик отрицательно покачал головой.
- Уголь? Железо? Нефть?..
- Здесь есть снег и мороз, - пошутил другой сержант.
- Я бы оставил и то и другое большевикам. Не понимаю, что здесь
нужно нашим.
Офицер сумрачно взглянул на сержанта: "Не суйтесь не в свои
дела!"
- Здесь есть лес, - примирительно сказал переводчик. - Есть
пушнина. Кажется, есть уголь и нефть.
- И дорога на Москву, - добавил офицер. - Но я никак не
предполагал, что в таком диком месте у русских есть школа. Известно,
что у русских крестьян культуры не больше, чем у папуасов. Прививать
здесь культуру - то же самое, что обучать белых медведей хоровому
пению.
Закурив, один из сержантов поднялся и прошелся по комнате.
- У них тут какие-то картинки. Кто это нарисован?
Офицер взял лампу и подошел к стене, на которой висели портреты.
- Ньютон? - удивленно сказал он. - Как он сюда попал? В такой
глуши и дикости - и вдруг Ньютон.
- Какой Ньютон? - спросил сержант.
Офицер с презрением посмотрел на него:
- Вам стыдно не знать своего гениального соотечественника! Вы
приехали сюда, чтобы показать нашу британскую цивилизацию.
- Ньютон? Я знаю, он изобрел... - виновато начал сержант.
- Не изобрел, а открыл великий закон. По этому закону существует
мир, Вселенная. По закону Ньютона. По нашему британскому закону.
- Да, британские законы действуют везде, - согласился он. - Они
будут действовать и здесь.
- Не путайте, - строго заметил офицер и подошел к другому
портрету.
- А это кто? - спросил он.
- Ломоносов, - прочитал переводчик. - Тоже гениальный ученый.
Русский.
- Не слыхал, - сказал офицер с усмешкой. - У русских...
гениальный ученый.
- Да, - подтвердил переводчик, - и он родился на Севере, в
Архангельской губернии. Холмогоры...
С минуту длилось молчание. Маремьяна принесла кипящий самовар.
- А вот еще кто-то, - пробормотал сержант, останавливаясь у
доски.
- Тоже русский ученый? - спросил офицер.
Переводчик прочитал подпись под портретом и смущенно отступил.
- Несите сюда, посмотрим, - потребовал офицер, усаживаясь за стол
и принимаясь за ужин.
Он положил газетную вырезку перед собой. На него смотрели умные,
веселые и проницательные глаза незнакомого человека с бородкой, в
кепке.
- Кто? - спросил офицер, видя, как мнется переводчик.
- Я не знаю, - испуганно пролепетал переводчик. - Тут написано...
Ленин.
Офицер вскочил. Он слышал это имя. Он знал, кто такой Ленин.
Это слово вдруг как будто сожгло все, что отличало характер
английского офицера, - холодность, высокомерие, небрежный тон. Он
побледнел, весь словно сжался от испуга.
- Кто? - в приступе злобы закричал офицер. - Кто его здесь
вывесил?!
Не понимая, почему разгневался их начальник, сержанты стояли
молча. Переводчик предусмотрительно попятился.
- Разыскать! - опомнившись, сказал офицер и сел. И переводчик и
сержанты бросились к двери. Вскоре они привели Маремьяну. На вопрос,
кто здесь учитель, Маремьяна простодушно ответила:
- Павел Иванович.
И вот в классной комнате появился старый учитель.
- Вы? - коротко спросил офицер и указал на газетную вырезку.
- Ты вывесил портрет? - спросил переводчик.
- Я, - кивнул головой Павел Иванович.
Этого офицер не ожидал. Он не ожидал такого смелого и спокойного
ответа. Еще минуту назад он был уверен, что учитель будет ползать на
коленях, хныкать и оправдываться. А старик стоял и строго смотрел ему
в глаза.
Прямой и гордый взгляд смутил англичанина. Он отвернулся и увидел
портрет Ньютона.
- И это повесили тоже вы?
- Я.
- Это похвально, Ньютон - англичанин. Он открыл закон всемирного
тяготения.
Переводчик перевел.
- Но закон Ньютона и тяготение англичан к чужой земле - разные
понятия, - резко ответил Павел Иванович. - Ньютон не учил англичан
захвату чужой земли!
Переводчик со страхом посмотрел на офицера, потом - на учителя.
- Переводить? - спросил он боязливо.
- Конечно, - сказал учитель.
Англичанин снова вскочил. Едва сдерживая злобу, не сказал -
проскрежетал:
- За эти слова... за оскорбление... и за это тоже... - Он смял в
кулаке газетную вырезку и бросил ее на пол. - В таких случаях мы на
возраст не обращаем внимания!
И тут старик опустился на колени, но не перед англичанином.
Старый учитель стоял на коленях к англичанину спиной и разглаживал в
руках газетную вырезку с изображением Ленина.
Англичане расстреляли старика на рассвете, тут же, за школой.
Утром отряд покинул деревню.
Никто из жителей деревни не знает ни чина убийцы, ни его фамилии.
Но все знают, кто послал английские войска на Север России в 1918
году.
Теперь нет того домика. На его месте стоит новое двухэтажное
здание - школа имени П. И. Котельникова.
лет, и они - Сашка и штурман - не поняли друг друга. А тут еще
вмешался отец. Сашкины уши были докрасна надраны, а нож "ключиком"
ушел на дно гавани.
Сашка плакал от боли и еще больше от обиды. Ему хотелось
доставить удовольствие капитану: он собирался вырезать на поручне -
"Лена".
Лоцман Олтуфьев, облокотившись на стенку, переживал чувства
десятилетнего Сашки.
"Неужели это "Лена"?
Александр бросился к трапу, и... пальцы задержались на
шероховатости поручня. Олтуфьев наклонился и рассмотрел заполненную
краской, но все же заметную вырезанную букву "Л".
"Лена" числилась в списках судов, уведенных интервентами во время
гражданской войны за границу. Александр Олтуфьев знал об этом. И он
окончательно убедился теперь, что "Лена" и "Виктория" - один и тот же
пароход.
Судоремонтный завод уже остался позади. Судно подходило к городу.
Опоясанный зеленью бульвара, глядел Архангельск на гавань пожарной
каланчой, двумя-тремя башенками, портовой конторой. И дальше, где
начиналась торговая часть города, стояли у причалов под погрузкой и
разгрузкой суда: ледоколы, тральщики, веселые, с высокими мачтами
шхуны, парусно-моторные боты, чистенькие каботажники и всегда готовые
для кантовки буксиры. Здесь выкрики "вира" и "трави", шум лебедок,
узловатая брань и веселая песня. Запахом ворвани, рыбы и смолы густо
пропитан воздух. Город с гавани всегда встречает так.
"Встречай меня, город! Я веду тебе замечательный подарок!" -
хотелось закричать Александру.
"Лена-Виктория" поравнялась с портовой конторой.
- Остановите машину и отдайте якорь! - сказал Олтуфьев капитану
по-английски.
Капитан взглянул на лоцмана с недоумением.
- Зачем?.. Мое судно идет к лесобирже под погрузку... мое
судно...
- Все дело в том, что это как раз не ваше судно, - спокойно
возразил Олтуфьев.
Капитан, все еще ничего не понимая, усмехнулся:
- Оно, конечно, не мое собственное, а нашей пароходной компании,
но я - капитан "Виктории". Вам поручено, - продолжал капитан, но уже
без усмешки, сердито, - провести "Викторию" к лесобирже. В чем дело?
Вы лоцман...
- Да, я лоцман, - все так же спокойно и твердо отвечал Александр.
- Я хорошо знаю свои обязанности. Я привел судно туда, куда его
следует привести. Это судно не "Виктория" и не английское. Это наше,
русское судно! Отдайте якорь! Мне необходимо видеть капитана порта.
Пароход будет задержан.
- Это недоразумение, - вспылил капитан. - Я буду жаловаться!
Но... но мы все выясним...
- Отдайте якорь! - повторил Олтуфьев.
Металлическим перебором зазвенел телеграф. Шумно заработал
брашпиль, и якорь стремительно ринулся в воду.
Лоцман Олтуфьев не ошибся. Корабль, им возвращенный Родине, потом
еще долгие годы плавал под советским флагом.
---------------------------------------------------------------
OCR: Андрей из Архангельска (emercom@dvinaland.ru)
---------------------------------------------------------------
(Сборник "Мы поднимаем якоря")
Северо-Западное книжное издательство
1972
Шел ноябрь тысяча девятьсот двадцать девятого года. Настоящих
морозов еще не было, но тяжелая шуга плотно забила Северную Двину и
выход в Белое море. Последние транспорты давно покинули архангельский
порт. Все каботажные суда стояли уже на приколе. Маленькие буксиры, с
трудом пробиваясь в густом льдистом крошеве, спешили к своим затонам.
Вот-вот река должна была стать.
Это волновало всех. Только Гайдар, казалось, был спокоен. Он не
смотрел в окно и не замечал, снег ли на улице, дождь или светит
солнце. Он работал, писал новую повесть - повесть о своем детстве.
Утром, после сна, работалось особенно хорошо. Но его ждали в
редакции. Ведь он штатный корреспондент архангельской краевой газеты
"Правда Севера".
Расставаться с рукописью жалко, очень жалко. А идти нужно.
Аркадий Петрович оделся, засунул тетради в сумку и вышел из дому.
С секретарем редакции он дружил. Да впрочем, и со всеми другими
сотрудниками был в самых добрых отношениях.
- Творил? - спросил секретарь. - Новое, гениальное?..
- Творил. - Гайдар улыбнулся. - Хочешь, прочитаю страничку?
- Читай, - согласился секретарь, откинувшись в кресле, и
отодвинул в сторону макет газеты.
Гайдар вытащил из сумки рукопись и начал читать о тихом городке
Арзамасе, о мальчике Бориске Горикове.
Однажды мать Бориса просматривала тетради сына. Качая головой,
она говорила:
"- Бог ты мой, как наляпано! Почему у тебя на каждой странице
клякса, а здесь между страниц таракан раздавлен? Фу!
- Что, я нарочно таракана посадил? Сам он, дурак, заполз и
удавился, а я за него отвечай! И подумаешь, какая наука -
чистописание! Я в писатели вовсе не готовлюсь.
- А к чему ты готовишься? - строго спрашивает мать - Лоботрясом
быть готовишься?..
- Я буду матросом!
- Почему же матросом? - удивляется озадаченная мать..."
...Внезапно секретарь редакции вскочил.
- Матросом? Постой, Аркадий! Совсем забыл... Пойдем скорее к
редактору.
Недоумевая и придерживая секретаря за гимнастерку, Гайдар, словно
на буксире, втянулся в редакторский кабинет.
- Звонили из Совторгфлота, - взволнованно сказал секретарь
редактору. - В Белом море потерпел аварию французский лесовоз,
названия не помню. Спасательные суда уже вышли на помощь, и сегодня
выходят еще пароходы. Могут взять нашего человека. Будем посылать?
- Обязательно. Обязательно надо послать. Такой случай...
- Кого? - спросил секретарь.
- Кого?.. - редактор задумался. - Гайдар сдал очерк?
- Еще вчера, - сказал Аркадий Петрович и радостно подумал, что
ему интересно было бы поехать на спасение французского парохода.
- Хотите поехать?
- Конечно!
- Тогда берите командировочное удостоверение - и срочно в
пароходство!
- Вот ты и будешь матросом, - весело сказал секретарь, выходя
вместе с Гайдаром из кабинета. - По крайней мере, несколько дней или
часов. А повесть почитаешь потом...
Пароход "Кия" - маленький, пожалуй, самый маленький во всем
каботажном флоте. Но впереди идет мощный буксир "Совнарком" и смело
пробивает русло в густой, смерзающейся шуге. Скоро море, идти будет
легче. Лишь бы утихомирился шторм.
Аркадий Петрович стоял на капитанском мостике. Он уже знал:
французский лесовоз называется "Сайда". Во время шторма он потерял
управление и налетел на рифы.
Капитан "Кии" охотно отвечал на вопросы Гайдара о море,
судовождении, о спасательных работах. Аркадий Петрович ничего не
записывал. Он надеялся все вспомнить после, в каюте. Это нужно для
будущего очерка, а может быть, пригодится и для повести. Ведь все еще
впереди - и события, и встречи...
Капитан "Кии", пожилой, опытный моряк, отлично говорил
по-английски, но французского не знал.
- На "Сайде" были жертвы? - спросил Гайдар.
- Нет, жертв не было. Часть команды уже снята. Часть осталась на
борту "Сайды". У нее все и выясним, все подробности. С нами ведь есть
переводчик.
Гайдар обрадовался: значит, можно будет поговорить с командой
французского парохода.
...На другой день "Кия" вслед за "Совнаркомом" подошла к месту
аварии французского лесовоза, большого морского парохода. Еще издали
было видно, что "Сайда" основательно врезалась в рифы, заметно
повалилась на правый борт. А вокруг бесновались белоголовые волны от
все еще не утихающего шторма.
Поблизости стоял на якоре ледокол "Малыгин", известный всему миру
по поискам итальянской полярной экспедиции Нобиле.
К вечеру шторм стих. Барашки-белоголовцы пропали. Волна пошла
отлогая, мирная. В прогалинах туч зашевелились редкие звезды.
С "Кии" спустили шлюпку. По приглашению начальника спасательных
работ капитан выехал на "Сайду". На просьбу Гайдара взять его с собой
капитан ответил:
- Нет, не сегодня. Пока там еще нечего делать, да и опасно.
Потерпите, писатель, до завтра. А там все увидите и пишите сколько
угодно!..
Гайдару хотелось сказать, что он нисколько не боится, что ему
приходилось бывать в разных переделках. Но капитан уже спускался по
штормтрапу в шлюпку, и писатель решил ждать.
На французский лесовоз он попал утром следующего дня, когда море
совсем успокоилось.
Казалось, на палубе "Сайды" побывали пираты. Всюду хаос: валялись
доски, обрывки тросов и парусины, спасательные пояса, сломанные ящики,
бочки, битое стекло...
Гайдар обошел пароход. Его заинтересовала работа водолазов. Он
смотрел на поблескивающие стекла скафандров и с восхищением думал о
бесстрашии этих людей.
- Да, нужно срочно дать радиограмму!
Но радист-француз не знал русского языка.
- Напишите ваше сообщение по-русски, только буквами латинского
алфавита, - посоветовал Гайдару переводчик. - Радист ничего не поймет,
но передавать ему все же будет легко.
Гайдару эта мысль понравилась. Он вырвал из записной книжки два
листка и принялся сочинять информацию в газету.
Переводчик предупредил, что радист французского судна согласился
передать только очень короткую заметку. И, боясь, что он вдруг вообще
передумает что-либо передавать, Гайдар "сжимал" текст.
- Там, в редакции, разберутся, - сказал он, передавая заметку
переводчику.
Радист-француз бойко застучал телеграфным ключом. И гайдаровская
информация полетела в эфир:
СЕРЕДИНОЙ ТЧК ПРОИЗВЕДЕННОЙ ОТГРУЗКОЙ ВО ИЗБЕЖАНИЕ ПЕРЕЛОМА ПРИПОДНЯТА
КОРМА ТЧК УСТАНОВЛЕНЫ ДВЕ МОЩНЫЕ ПОМПЫ ДЛЯ ОТКАЧКИ ВОДЫ ИЗ МАШИННОГО
ОТДЕЛЕНИЯ ТЧК ВОДОЛАЗАМИ ОБСЛЕДОВАН ПРАВЫЙ БОРТ НАИБОЛЕЕ ПОВРЕЖДЕННЫЙ
ТЧК НОЧЬЮ ОТГРУЖАЕТСЯ БУНКЕР (СРЕДИНА) ТЧК РАБОТАЮТ ПАРОХОДЫ "КИЯ",
"СОВНАРКОМ" ТЧК "МАЛЫГИН" НАГОТОВЕ С ЗАВЕДЕННЫМ БУКСИРОМ ТЧК ЕСЛИ НЕ
ПОВТОРИТСЯ ВЧЕРАШНИЙ ШТОРМ СИЛЬНО УХУДШИВШИЙ ПОЛОЖЕНИЕ ЗАВТРА
ПОПЫТАЮТСЯ СНЯТЬ "САЙДУ" ТЧК
ГАЙДАР
"САЙДА" 13 НОЯБРЯ"
- Кажется, еще никогда не писал так коротко, - засмеялся Гайдар.
- В таком телеграфном тексте так и хочется в конце написать: "Целую".
В это время с "Кии" приехали матросы и занялись приборкой на
"Сайде". Гайдар помогал им: сбрасывал за борт доски, ящики, осколки
стекла. Водолазы надежно запластырили пробоины в днище. Воду из трюмов
и машинного отделения откачали и теперь ждали прилива.
- А почему не работают сами французы? - спросил Гайдар у
переводчика.
- Они не знают, согласится ли компания уплатить за спасение
парохода, - объяснил переводчик, - если нет, то зачем им зря
стараться? Все равно они ничего не получат за это. Так они рассуждают.
Ведь тогда "Сайда" останется у нас.
С приливом на корме "Сайды" закрепили буксирные тросы. "Малыгин"
и "Совнарком" приготовились к снятию "француженки", как называли в
шутку советские матросы "Саиду". Гайдар снова перебрался на "Кию". Она
тоже подняла якоря.
Буксирные тросы натянулись, как струны. Советские пароходы
работали на малом ходу. "Сайда" чуть покачнулась и медленно поползла
кормой вперед.
- Ура! - закричал Гайдар.
И на всех пароходах гремело это же победное слово "ура".
Вскоре "француженка" совсем сошла с рифа. Ее бережно поддерживали
понтоны.
- Трудновато бывает морякам. Пожалуй, не легче, чем бойцам на
фронте, - сказал Гайдар.
- Не легче, - согласился с ним переводчик.
В тот же день в редакцию архангельской краевой газеты прибыла еще
одна гайдаровская радиограмма:
МАТРОС ГАЙДАР".
---------------------------------------------------------------
OCR: Андрей из Архангельска (emercom@dvinaland.ru)
---------------------------------------------------------------
(Повести и рассказы)
Северо-Западное книжное издательство
1983
Теперь нет этого домика. На его месте стоит большое новое
двухэтажное здание.
В домике была сельская школа. Из нескольких деревень сюда
сходились по утрам ребята. И старый учитель Павел Иванович Котельников
обучал их грамоте. Первоклассники и второклассники учились вместе,
потому что классная комната была одна. И учитель был один в школе.
Школа, окруженная деревьями, стояла на горе и передними окнами
смотрела на Северную Двину. Казалось, гора бережно придерживала
маленький домик ласковыми руками берез и сосен.
Кроме двух рядов парт да щелявой доски на треножнике, серой от
меловой пыли, в классной комнате ничего не было. Несколько потрепанных
таблиц с изображением животных и два портрета без рамок украшали
стены.
Старый учитель Павел Иванович, указывая на один из портретов,
любил повторять стихи:
Скоро сам узнаешь в школе,
Как архангельский мужик
По своей и божьей воле
Стал разумен и велик.
И ребята глазами, полными восторга и изумления, смотрели на
Ломоносова, на своего великого земляка.
Когда ученики спрашивали о втором портрете, учитель отвечал:
- Это Исаак Ньютон, английский ученый. Он открыл закон всемирного
тяготения. Когда подрастете, узнаете об этом законе.
А однажды Павел Иванович принес в класс совсем маленький портрет
- вырезку из газеты. И рассказал ребятам о Ленине, о большевиках, о
Советской власти.
Отряд английских солдат появился в деревне глухой зимней ночью.
Никто из жителей не знал ни чина начальника отряда, ни его фамилии.
Офицер решил остановиться на ночь в школе. Узнав об этом, учитель
закрылся в своей маленькой комнатке и незваным гостям не показывался.
В ожидании ужина офицер с переводчиком и двумя сержантами сидели
в классной комнате у печки, обогревая руки и ноги. Школьная сторожиха
Маремьяна зажгла лампу.
- Так чертовски холодно может быть только в России, - сказал
офицер. - Меня предупреждали.
- Здесь есть золото? - спросил один из сержантов.
Переводчик отрицательно покачал головой.
- Уголь? Железо? Нефть?..
- Здесь есть снег и мороз, - пошутил другой сержант.
- Я бы оставил и то и другое большевикам. Не понимаю, что здесь
нужно нашим.
Офицер сумрачно взглянул на сержанта: "Не суйтесь не в свои
дела!"
- Здесь есть лес, - примирительно сказал переводчик. - Есть
пушнина. Кажется, есть уголь и нефть.
- И дорога на Москву, - добавил офицер. - Но я никак не
предполагал, что в таком диком месте у русских есть школа. Известно,
что у русских крестьян культуры не больше, чем у папуасов. Прививать
здесь культуру - то же самое, что обучать белых медведей хоровому
пению.
Закурив, один из сержантов поднялся и прошелся по комнате.
- У них тут какие-то картинки. Кто это нарисован?
Офицер взял лампу и подошел к стене, на которой висели портреты.
- Ньютон? - удивленно сказал он. - Как он сюда попал? В такой
глуши и дикости - и вдруг Ньютон.
- Какой Ньютон? - спросил сержант.
Офицер с презрением посмотрел на него:
- Вам стыдно не знать своего гениального соотечественника! Вы
приехали сюда, чтобы показать нашу британскую цивилизацию.
- Ньютон? Я знаю, он изобрел... - виновато начал сержант.
- Не изобрел, а открыл великий закон. По этому закону существует
мир, Вселенная. По закону Ньютона. По нашему британскому закону.
- Да, британские законы действуют везде, - согласился он. - Они
будут действовать и здесь.
- Не путайте, - строго заметил офицер и подошел к другому
портрету.
- А это кто? - спросил он.
- Ломоносов, - прочитал переводчик. - Тоже гениальный ученый.
Русский.
- Не слыхал, - сказал офицер с усмешкой. - У русских...
гениальный ученый.
- Да, - подтвердил переводчик, - и он родился на Севере, в
Архангельской губернии. Холмогоры...
С минуту длилось молчание. Маремьяна принесла кипящий самовар.
- А вот еще кто-то, - пробормотал сержант, останавливаясь у
доски.
- Тоже русский ученый? - спросил офицер.
Переводчик прочитал подпись под портретом и смущенно отступил.
- Несите сюда, посмотрим, - потребовал офицер, усаживаясь за стол
и принимаясь за ужин.
Он положил газетную вырезку перед собой. На него смотрели умные,
веселые и проницательные глаза незнакомого человека с бородкой, в
кепке.
- Кто? - спросил офицер, видя, как мнется переводчик.
- Я не знаю, - испуганно пролепетал переводчик. - Тут написано...
Ленин.
Офицер вскочил. Он слышал это имя. Он знал, кто такой Ленин.
Это слово вдруг как будто сожгло все, что отличало характер
английского офицера, - холодность, высокомерие, небрежный тон. Он
побледнел, весь словно сжался от испуга.
- Кто? - в приступе злобы закричал офицер. - Кто его здесь
вывесил?!
Не понимая, почему разгневался их начальник, сержанты стояли
молча. Переводчик предусмотрительно попятился.
- Разыскать! - опомнившись, сказал офицер и сел. И переводчик и
сержанты бросились к двери. Вскоре они привели Маремьяну. На вопрос,
кто здесь учитель, Маремьяна простодушно ответила:
- Павел Иванович.
И вот в классной комнате появился старый учитель.
- Вы? - коротко спросил офицер и указал на газетную вырезку.
- Ты вывесил портрет? - спросил переводчик.
- Я, - кивнул головой Павел Иванович.
Этого офицер не ожидал. Он не ожидал такого смелого и спокойного
ответа. Еще минуту назад он был уверен, что учитель будет ползать на
коленях, хныкать и оправдываться. А старик стоял и строго смотрел ему
в глаза.
Прямой и гордый взгляд смутил англичанина. Он отвернулся и увидел
портрет Ньютона.
- И это повесили тоже вы?
- Я.
- Это похвально, Ньютон - англичанин. Он открыл закон всемирного
тяготения.
Переводчик перевел.
- Но закон Ньютона и тяготение англичан к чужой земле - разные
понятия, - резко ответил Павел Иванович. - Ньютон не учил англичан
захвату чужой земли!
Переводчик со страхом посмотрел на офицера, потом - на учителя.
- Переводить? - спросил он боязливо.
- Конечно, - сказал учитель.
Англичанин снова вскочил. Едва сдерживая злобу, не сказал -
проскрежетал:
- За эти слова... за оскорбление... и за это тоже... - Он смял в
кулаке газетную вырезку и бросил ее на пол. - В таких случаях мы на
возраст не обращаем внимания!
И тут старик опустился на колени, но не перед англичанином.
Старый учитель стоял на коленях к англичанину спиной и разглаживал в
руках газетную вырезку с изображением Ленина.
Англичане расстреляли старика на рассвете, тут же, за школой.
Утром отряд покинул деревню.
Никто из жителей деревни не знает ни чина убийцы, ни его фамилии.
Но все знают, кто послал английские войска на Север России в 1918
году.
Теперь нет того домика. На его месте стоит новое двухэтажное
здание - школа имени П. И. Котельникова.