Страница:
Я захлопнул за ним дверь и вернулся в свою комнату, затем бросил взгляд на список матчей: хроника неизменных поражений. Собрал бумаги этой гнусной Федерации. Один из параграфов привлек мое внимание, и я сел, чтобы его прочитать.
Я вздрогнул: стенные часы в комнате пробили четыре часа. Самое время натянуть длинное шерстяное пальто и выйти из дома. Журналист из «Утра волшебника» дожидается меня на краю Колумбийского леса, чтобы взять интервью. Я люблю это место.
Здесь живут феи. Таинственно колышутся деревья. Приятное волнение. В былые времена мы гуляли здесь с Катей.
И вот в данный момент я возвращаюсь туда, сидя на скамеечке трясущегося мелкой дрожью фиакра — взгляд потерянный, испытывающий легкую грусть, оставивший сомнения, вопросы и мысли у себя за спиной, а вода, падающая с неба, стучит по крыше экипажа словно песня.
В парке Феникса моросит как никогда, на острове пеликанов под плакучими ивами большие птицы отрывисто разговаривают, делясь своими секретами, их пушистые крылья сложены на холоде.
Дождь идет и около Земляничного цирка, где уже много дней пустует детская площадка, а несколько непутевых нянек толкают перед собой внезапно ставшие слишком тяжелыми детские коляски, на мгновение они останавливаются перед качающейся и качающейся ни для кого прической леса.
Дождь потоками струится по сверкающей величием площади Греймерси, по статуе астронома, твердо стоящей в своей бронзовой меланхолии, по тяжелым Городским драконам, которые поставлены охранять древние ворота и не двигаются уже несколько веков. Он спустил свои нити на холмы, разорванные тучи плывут над возвышенностью.
Дождь поливает кладбище Верихайгейт, а затем медленно переходит на темные аллеи, предпочитая жестокие порывы ветра мшистому уюту вековых склепов.
Дождь падает на лавочки, расположенные на Башенном мосту, и на растерянных гномов, в который раз пересчитывающих полученную за неделю прибыль и размышляющих о смерти. Дождь льется на единорогов в королевском зоопарке и на открытые всем ветрам стадионы Квартека, на опустевшие верхние парки, засаженные кленами и орехами, и на нижние кварталы, и на кварталы буржуа, на переулочки и на альковы. Он ниспадает на нищих огров и астматических гоблинов, на прекрасных блуждающих эльфов и домашних драконов, на дуэлянтов и обнимающихся влюбленных, падает на беглецов, заливает колокола Ньюдона, которые терпеливо часами терпели удары бесконечного дождя.
Какой город…
— Эй!
Я с трудом сообразил, что мы уже на месте.
Извозчик повернулся ко мне.
— Приехали, мсье.
Колумбийский лес. Я вылез из фиакра, заплатил за проезд, и упряжка снова тронулась. Эхо стука копыт затихло в тумане. Оставшись в одиночестве под дождем, я подумал о Катей, представив себе свою возлюбленную: потерянный фантом идет под свисающими ветвями, и феи поспешно прячутся в подземных убежищах, пышные шевелюры развеваются у них за спиной, тысячи земляных светлячков буквально терроризируют их.
Я ощутил себя эдаким мрачным кретином.
Пока парень из «Утра волшебника» подходил ко мне, я промок, как суп, и чувствовал себя довольно странно: меня переполняла смутная, почти как лихорадка, гордость и распирала готовность разнести в пух и прах команды всех Квартеков мира.
— Андреас Тевксбури, — представился молодой человек и протянул руку, которую мне удалось не заметить.
— Пойдемте туда?
Движением подбородка я указал на пивной бар на другой стороне улицы и направился туда.
— Согласен, — он пустился за мною следом.
— Хорошее время для соревнований, да? — прокряхтел Андреас у меня за спиной.
Я пожал плечами. А что еще можно на это ответить?
Разложение, такова жизнь
Доверие
Четыре — ноль
Всегда слишком глубоко
«Мир такой, каким мы его и знаем: лишен всякого смысла. Наши жизни всего лишь игрушки в руках всемогущего создателя, скрывающего наше предназначение за огромным туманным экраном. Вот именно поэтому здесь всегда пасмурно, всегда туман, всегда такая плохая видимость: ниточки. Мы не можем разглядеть эти ниточки, а тем более спрятанный за всем этим механизм. Туман специально предназначен, чтобы скрывать шестеренки настоящего механизма. Наше хаотичное существование в лучшем случае походит на порочную литературную пародию. И все сделано так, чтобы мы не могли проникнуть в замысел Великого Кукловода».Великий Кукловод? Эти слова прозвучали как литания. Они постоянно звенели у меня в ушах и проникали в мои мечты.
Я вздрогнул: стенные часы в комнате пробили четыре часа. Самое время натянуть длинное шерстяное пальто и выйти из дома. Журналист из «Утра волшебника» дожидается меня на краю Колумбийского леса, чтобы взять интервью. Я люблю это место.
Здесь живут феи. Таинственно колышутся деревья. Приятное волнение. В былые времена мы гуляли здесь с Катей.
И вот в данный момент я возвращаюсь туда, сидя на скамеечке трясущегося мелкой дрожью фиакра — взгляд потерянный, испытывающий легкую грусть, оставивший сомнения, вопросы и мысли у себя за спиной, а вода, падающая с неба, стучит по крыше экипажа словно песня.
В парке Феникса моросит как никогда, на острове пеликанов под плакучими ивами большие птицы отрывисто разговаривают, делясь своими секретами, их пушистые крылья сложены на холоде.
Дождь идет и около Земляничного цирка, где уже много дней пустует детская площадка, а несколько непутевых нянек толкают перед собой внезапно ставшие слишком тяжелыми детские коляски, на мгновение они останавливаются перед качающейся и качающейся ни для кого прической леса.
Дождь потоками струится по сверкающей величием площади Греймерси, по статуе астронома, твердо стоящей в своей бронзовой меланхолии, по тяжелым Городским драконам, которые поставлены охранять древние ворота и не двигаются уже несколько веков. Он спустил свои нити на холмы, разорванные тучи плывут над возвышенностью.
Дождь поливает кладбище Верихайгейт, а затем медленно переходит на темные аллеи, предпочитая жестокие порывы ветра мшистому уюту вековых склепов.
Дождь падает на лавочки, расположенные на Башенном мосту, и на растерянных гномов, в который раз пересчитывающих полученную за неделю прибыль и размышляющих о смерти. Дождь льется на единорогов в королевском зоопарке и на открытые всем ветрам стадионы Квартека, на опустевшие верхние парки, засаженные кленами и орехами, и на нижние кварталы, и на кварталы буржуа, на переулочки и на альковы. Он ниспадает на нищих огров и астматических гоблинов, на прекрасных блуждающих эльфов и домашних драконов, на дуэлянтов и обнимающихся влюбленных, падает на беглецов, заливает колокола Ньюдона, которые терпеливо часами терпели удары бесконечного дождя.
Какой город…
— Эй!
Я с трудом сообразил, что мы уже на месте.
Извозчик повернулся ко мне.
— Приехали, мсье.
Колумбийский лес. Я вылез из фиакра, заплатил за проезд, и упряжка снова тронулась. Эхо стука копыт затихло в тумане. Оставшись в одиночестве под дождем, я подумал о Катей, представив себе свою возлюбленную: потерянный фантом идет под свисающими ветвями, и феи поспешно прячутся в подземных убежищах, пышные шевелюры развеваются у них за спиной, тысячи земляных светлячков буквально терроризируют их.
Я ощутил себя эдаким мрачным кретином.
Пока парень из «Утра волшебника» подходил ко мне, я промок, как суп, и чувствовал себя довольно странно: меня переполняла смутная, почти как лихорадка, гордость и распирала готовность разнести в пух и прах команды всех Квартеков мира.
— Андреас Тевксбури, — представился молодой человек и протянул руку, которую мне удалось не заметить.
— Пойдемте туда?
Движением подбородка я указал на пивной бар на другой стороне улицы и направился туда.
— Согласен, — он пустился за мною следом.
— Хорошее время для соревнований, да? — прокряхтел Андреас у меня за спиной.
Я пожал плечами. А что еще можно на это ответить?
Разложение, такова жизнь
Усадьба барона Мордайкена доминировала своей абсолютной чернотой над всем кладбищем Верихайгейт. Торчащие горгулии с гримасами на мордах и развернутыми крыльями, готовые вот-вот взлететь; нависающие башенки, казалось, покрытые жирной сажей.
В парке, заросшем буйной травой, расставлены несколько дьявольские на вид статуи из поросшего мхом камня, внезапно появляющиеся среди пней мертвых деревьев, где между полетами находили себе приют вороны. Предки барона! Могущественные и волевые, эти известные некроманты веками бросали вызов королевскому могуществу до тех пор, пока последний из Мордайкенов, охотно согласившись со злой судьбой, не поступил, в конце концов, на службу к дьяволу. Несмотря на решение и твердый запрет, они практиковали искусство проклятий и, в конце концов, целая армия мертвецов была определена на вечный покой, рисуя вытянутыми руками зигзаги на заплесневелых стенах ближайшего кладбища.
На заржавевшей решетке окружающей поместье Мордайкена, висела медная табличка, которая доверительно сообщала их семейный девиз:
Зомби становились его слугами. Он обладал полной командой Квартека, полностью состоящей из живых мертвецов, и оказался в хороших отношениях со всеми монстрами Ньюдона. Королева, к великому несчастью своих советников, сделала его официальным придворным астрологом. Кроме того, могущественные колдуны окружили поместье защитной аурой, и сама Смерть, несомненно по какому-то всеми забытому договору, держалась подальше от этого места. Власти кончили тем, что перед успешными проказами Мордайкенов начали целовать им ручки. Во всяком случае, суверены Ньюдона на все это выразили свою точку зрения, окрестив барона «весельчаком». Мордайкены ели крыс на завтрак, финансировали перевозку жизненно важных органов, устраивали вечеринки с водкой на могилах Гаарлема. Это были совсем не те персонажи, которым вы бы доверили свою молодую девственную дочку. Когда бароны гневались, то обрушивали на Ньюдон дождь из алых падающих лягушек. Когда они чувствовали себя счастливыми, то сажали на кол слуг без всяких на то причин и выставляли их на балконе своей усадьбы, мечтая о невероятных и убийственных происшествиях. В общем, в гуманитарном плане от них ничего хорошего ждать не приходилось. Точно так же большие проблемы вызывали своим поведением и собаки Мордайкенов, имевшие по две головы.
В этот день, как раз когда пробило пять часов и проливной дождь продолжал барабанить по крышам Ньюдона, барон Мордайкен, сто четырнадцатый по счету, предавался освежающей сиесте на своей кровати под балдахином, украшенным детскими черепами. Накануне вечером он участвовал в оргии, пребывая в пьяном и возбужденном состоянии, и теперь его скорбное тело требовало отдыха. Слугам был дан строгий и прямой приказ. Если кто-нибудь, каким-либо образом проявит свое присутствие, то будет немедленно уничтожен.
Около часа, завернувшись в грязное одеяло, барон предавался беспокойному сну.
Ему снилось, что Дьявол, собственной персоной, одетый в пурпурные одежды, обращается к нему, своему самому верному слуге. И он видел Князя Тьмы настолько, насколько вообще можно видеть его: водоворот магмы, бешеное движение звезд, но все же тело, одетое в широкий плащ с капюшоном, красный как гнев, и в пару таких же красных высоких кожаных сапог.
— Мордайкен, — прошептал Дьявол, — Мордайкен…
— Хозяин? — ответил барон, сжимая руки, веки его вздрогнули.
— Мордайкен, ты мой слуга, не так ли?
— Слуга, хозяин, слуга!
— Мой лакей.
— В том нет ни тени сомнения, хозяин.
— Мой раб.
Диалог начинал раздражать, но все это было во сне, кошмарном, беспокойном, вызывающем ручьи пота, и барон Мордайкен отвечал терпеливо на тот случай, если дискуссия происходит на самом деле, а не является тошнотворным плодом нездоровой трапезы.
Дьявол и барон находились на карнизе, висящем на склоне громадной горы. Каким-то чудом здесь оказалась установлена скамейка. Отсюда открывалась панорама на бесконечное море лавы.
— Прекрасно, — сказал Дьявол.
Они оба любовались пейзажем. Горы были отвесные, пепельного цвета, стаи кроваво-красных облаков и ни единого лучика солнца.
— Мы в… Мы в аду, хозяин?
Сидящий рядом с ним Дьявол оставался совершенно неподвижным.
— К сожалению, нет, — ответил он с печальной улыбкой, — мы всего лишь в твоем сне. Ты сам так изобразил ад. У тебя очень жалкое воображение.
Барон Мордайкен мысленно проглотил это. Разве его вина, что вся тарабарщина, которая описывает ад, вечно долдонит одну и ту же литанию?
— Что вы ожидаете от меня, о Носитель серного пламени?
— Носитель серного пламени? И где вы, сатанисты, только находите такие глупости.
— Я…
— Неважно. Все, что от тебя требуется, Мордайкен, так это только верная служба.
— Хозяин, я в полном вашем распоряжении.
— Действительно?
Мордайкен скромно, отведя полы своей накидки, кивнул головой. Несмотря на яростные волны лавы, разбивающиеся внизу о прибрежные утесы, его начал бить озноб.
— Разденься и прыгни в озеро.
— Что?..
— Это так, для смеха.
— А-а-а.
— Мордайкен?
— Да, хозяин?
— У тебя все еще есть команда в Квартеке, не так ли?
— Мы третьи в таблице классификации, хозяин.
— У меня на этот счет есть одна мысль, — сказал Дьявол, — но ты такого не сможешь себе представить. — Вы сегодня вечером хорошо сыграете против Огров Челси?
— Несомненно, хозяин.
— Великолепно. Именно так я и думал.
Дьявол на какое-то время уставился неподвижным взором на волны моря. Адское пламя сверкало в его злобных зрачках.
— Мордайкен, — сказал он наконец, после длительной паузы, — ты уже полностью пришел в себя после вчерашней попойки и отдаешь себе отчет в том, что забыл ключ от своих комнат?
В парке, заросшем буйной травой, расставлены несколько дьявольские на вид статуи из поросшего мхом камня, внезапно появляющиеся среди пней мертвых деревьев, где между полетами находили себе приют вороны. Предки барона! Могущественные и волевые, эти известные некроманты веками бросали вызов королевскому могуществу до тех пор, пока последний из Мордайкенов, охотно согласившись со злой судьбой, не поступил, в конце концов, на службу к дьяволу. Несмотря на решение и твердый запрет, они практиковали искусство проклятий и, в конце концов, целая армия мертвецов была определена на вечный покой, рисуя вытянутыми руками зигзаги на заплесневелых стенах ближайшего кладбища.
На заржавевшей решетке окружающей поместье Мордайкена, висела медная табличка, которая доверительно сообщала их семейный девиз:
Putrefactio Vita EstДля барона, как и для его предков, некромантия была искусством существования.
Зомби становились его слугами. Он обладал полной командой Квартека, полностью состоящей из живых мертвецов, и оказался в хороших отношениях со всеми монстрами Ньюдона. Королева, к великому несчастью своих советников, сделала его официальным придворным астрологом. Кроме того, могущественные колдуны окружили поместье защитной аурой, и сама Смерть, несомненно по какому-то всеми забытому договору, держалась подальше от этого места. Власти кончили тем, что перед успешными проказами Мордайкенов начали целовать им ручки. Во всяком случае, суверены Ньюдона на все это выразили свою точку зрения, окрестив барона «весельчаком». Мордайкены ели крыс на завтрак, финансировали перевозку жизненно важных органов, устраивали вечеринки с водкой на могилах Гаарлема. Это были совсем не те персонажи, которым вы бы доверили свою молодую девственную дочку. Когда бароны гневались, то обрушивали на Ньюдон дождь из алых падающих лягушек. Когда они чувствовали себя счастливыми, то сажали на кол слуг без всяких на то причин и выставляли их на балконе своей усадьбы, мечтая о невероятных и убийственных происшествиях. В общем, в гуманитарном плане от них ничего хорошего ждать не приходилось. Точно так же большие проблемы вызывали своим поведением и собаки Мордайкенов, имевшие по две головы.
В этот день, как раз когда пробило пять часов и проливной дождь продолжал барабанить по крышам Ньюдона, барон Мордайкен, сто четырнадцатый по счету, предавался освежающей сиесте на своей кровати под балдахином, украшенным детскими черепами. Накануне вечером он участвовал в оргии, пребывая в пьяном и возбужденном состоянии, и теперь его скорбное тело требовало отдыха. Слугам был дан строгий и прямой приказ. Если кто-нибудь, каким-либо образом проявит свое присутствие, то будет немедленно уничтожен.
Около часа, завернувшись в грязное одеяло, барон предавался беспокойному сну.
Ему снилось, что Дьявол, собственной персоной, одетый в пурпурные одежды, обращается к нему, своему самому верному слуге. И он видел Князя Тьмы настолько, насколько вообще можно видеть его: водоворот магмы, бешеное движение звезд, но все же тело, одетое в широкий плащ с капюшоном, красный как гнев, и в пару таких же красных высоких кожаных сапог.
— Мордайкен, — прошептал Дьявол, — Мордайкен…
— Хозяин? — ответил барон, сжимая руки, веки его вздрогнули.
— Мордайкен, ты мой слуга, не так ли?
— Слуга, хозяин, слуга!
— Мой лакей.
— В том нет ни тени сомнения, хозяин.
— Мой раб.
Диалог начинал раздражать, но все это было во сне, кошмарном, беспокойном, вызывающем ручьи пота, и барон Мордайкен отвечал терпеливо на тот случай, если дискуссия происходит на самом деле, а не является тошнотворным плодом нездоровой трапезы.
Дьявол и барон находились на карнизе, висящем на склоне громадной горы. Каким-то чудом здесь оказалась установлена скамейка. Отсюда открывалась панорама на бесконечное море лавы.
— Прекрасно, — сказал Дьявол.
Они оба любовались пейзажем. Горы были отвесные, пепельного цвета, стаи кроваво-красных облаков и ни единого лучика солнца.
— Мы в… Мы в аду, хозяин?
Сидящий рядом с ним Дьявол оставался совершенно неподвижным.
— К сожалению, нет, — ответил он с печальной улыбкой, — мы всего лишь в твоем сне. Ты сам так изобразил ад. У тебя очень жалкое воображение.
Барон Мордайкен мысленно проглотил это. Разве его вина, что вся тарабарщина, которая описывает ад, вечно долдонит одну и ту же литанию?
— Что вы ожидаете от меня, о Носитель серного пламени?
— Носитель серного пламени? И где вы, сатанисты, только находите такие глупости.
— Я…
— Неважно. Все, что от тебя требуется, Мордайкен, так это только верная служба.
— Хозяин, я в полном вашем распоряжении.
— Действительно?
Мордайкен скромно, отведя полы своей накидки, кивнул головой. Несмотря на яростные волны лавы, разбивающиеся внизу о прибрежные утесы, его начал бить озноб.
— Разденься и прыгни в озеро.
— Что?..
— Это так, для смеха.
— А-а-а.
— Мордайкен?
— Да, хозяин?
— У тебя все еще есть команда в Квартеке, не так ли?
— Мы третьи в таблице классификации, хозяин.
— У меня на этот счет есть одна мысль, — сказал Дьявол, — но ты такого не сможешь себе представить. — Вы сегодня вечером хорошо сыграете против Огров Челси?
— Несомненно, хозяин.
— Великолепно. Именно так я и думал.
Дьявол на какое-то время уставился неподвижным взором на волны моря. Адское пламя сверкало в его злобных зрачках.
— Мордайкен, — сказал он наконец, после длительной паузы, — ты уже полностью пришел в себя после вчерашней попойки и отдаешь себе отчет в том, что забыл ключ от своих комнат?
Доверие
(Отрывок из интервью, опубликованного в «Утре волшебника»)
Утро волшебника: Джон Винсент Мун, ваша команда на самом деле занимает последнее место в списке классификации, отставая от предпоследней команды на три очка. Сегодня вечером она выступает против Спиталфилдских Потрошителей в игре, которая объявлена решающей. Если вы проиграете, то будете дисквалифицированы. Какое у вас настроение перед матчем?
Джон Винсент Мун: У нас фантастически отличное настроение. За последние дни я очень много беседовал со своими игроками, и уверенность полностью вернулась к нам.
У. В.: Уверенность? Но ваша команда проиграла подряд серию из девяти матчей?
Дж. В. М.: Да, да, но вы сами знаете, как это делается: надо просто подождать, когда сработает тормоз. Такой трюк бывает очень практичным, понимаете? Все наши проигрыши не имеют никакого значения. На этот раз все будет отлично.
У. В.: А что по этому поводу думает Густус Оаклей, владелец команды?
Дж. В. М.: Он дал мне карт-бланш.
У. В.: Карт-бланш?
Дж. В. М.: Да. У вас плохо со слухом?
У. В.: Ну хорошо, я… Прекрасно. Джон, что вы можете сказать в отношении прогноза на этот вечер? За Спиталфилдскими Потрошителями тащится репутация чертовски…
Дж. В. М.: На данный момент тащатся члены этой команды (смеется). Гм-м.
Поверьте мне, мы их разделаем, как мясник ягненка.
У. В.: Правда? И какие же тактические приемы вы собираетесь для этого применить?
Дж. В. М.: Знаете ли, мой дорогой, такие вещи, в принципе, держатся в строгом секрете. Но я доверительно сообщу вам несколько намеков. Мы знаем, что Потрошители не обращают внимания на боль, поэтому отбросим в сторону обычную технику запугивания. Будем играть на нашей скорости. У нас есть для них сюрприз. Все что я вам хочу сказать, так это то, что мы преподнесем им этот сюрприз. И результат не заставит себя долго ждать.
У. В.: Большинство болельщиков Огров объявило: единственное, что их может удивить, так это ваша приличная игра. Что вы скажете на это?
Дж. В. М.: Спокойно, дети мои.
У. В.: А более серьезно?
Дж. В. М.: Я так похож на шутника?
У. В. (после недолгого замешательства): Джон Винсент Мун, за последнее время вы приобрели репутацию самого непопулярного тренера в лиге Квартека. Многие игроки, в особенности из команды Огров, желают вашего ухода, а о болельщиках и вообще нечего говорить. Вы можете сказать что-либо в опровержение этого факта?
Дж. В. М.: Когда я пришел в команду, она была на последнем месте. На сегодняшний день мы твердо занимаем восьмое место. Нельзя сказать, что дело приняло слишком печальный оборот. Настоящий ответ: мы положим соперников на обе лопатки. И я могу вам сказать, что с поля их унесут на носилках. Мы загоним Потрошителей обратно в могилы. Уже по кусочкам.
У. В.: Но ставки делают в размере один к шестьсот шестидесяти шести!
Дж. В. М. (ухмыляясь): Странно. Я предсказываю блестящую победу, все три тайма всухую. Мы разобьем их в пух и прах. Это будет настоящая мясорубка. Живым мертвецам из Спиталфилдса будет больше нечего делать на землях Квартека. Мы исправим ситуацию.
У. В. (ошеломленно): Я… Джон Мун, последний вопрос. Что бы вы хотели на прощанье сказать Спиталфилдским Потрошителям?
Дж. В. М.: Пусть готовятся к смерти!
У. В.: Хм-м, Джон. Мне кажется, что они… м-м-м, уже мертвые.
Дж. В.М.: Вы еще ничего в своей жизни не видели.
Джон Винсент Мун: У нас фантастически отличное настроение. За последние дни я очень много беседовал со своими игроками, и уверенность полностью вернулась к нам.
У. В.: Уверенность? Но ваша команда проиграла подряд серию из девяти матчей?
Дж. В. М.: Да, да, но вы сами знаете, как это делается: надо просто подождать, когда сработает тормоз. Такой трюк бывает очень практичным, понимаете? Все наши проигрыши не имеют никакого значения. На этот раз все будет отлично.
У. В.: А что по этому поводу думает Густус Оаклей, владелец команды?
Дж. В. М.: Он дал мне карт-бланш.
У. В.: Карт-бланш?
Дж. В. М.: Да. У вас плохо со слухом?
У. В.: Ну хорошо, я… Прекрасно. Джон, что вы можете сказать в отношении прогноза на этот вечер? За Спиталфилдскими Потрошителями тащится репутация чертовски…
Дж. В. М.: На данный момент тащатся члены этой команды (смеется). Гм-м.
Поверьте мне, мы их разделаем, как мясник ягненка.
У. В.: Правда? И какие же тактические приемы вы собираетесь для этого применить?
Дж. В. М.: Знаете ли, мой дорогой, такие вещи, в принципе, держатся в строгом секрете. Но я доверительно сообщу вам несколько намеков. Мы знаем, что Потрошители не обращают внимания на боль, поэтому отбросим в сторону обычную технику запугивания. Будем играть на нашей скорости. У нас есть для них сюрприз. Все что я вам хочу сказать, так это то, что мы преподнесем им этот сюрприз. И результат не заставит себя долго ждать.
У. В.: Большинство болельщиков Огров объявило: единственное, что их может удивить, так это ваша приличная игра. Что вы скажете на это?
Дж. В. М.: Спокойно, дети мои.
У. В.: А более серьезно?
Дж. В. М.: Я так похож на шутника?
У. В. (после недолгого замешательства): Джон Винсент Мун, за последнее время вы приобрели репутацию самого непопулярного тренера в лиге Квартека. Многие игроки, в особенности из команды Огров, желают вашего ухода, а о болельщиках и вообще нечего говорить. Вы можете сказать что-либо в опровержение этого факта?
Дж. В. М.: Когда я пришел в команду, она была на последнем месте. На сегодняшний день мы твердо занимаем восьмое место. Нельзя сказать, что дело приняло слишком печальный оборот. Настоящий ответ: мы положим соперников на обе лопатки. И я могу вам сказать, что с поля их унесут на носилках. Мы загоним Потрошителей обратно в могилы. Уже по кусочкам.
У. В.: Но ставки делают в размере один к шестьсот шестидесяти шести!
Дж. В. М. (ухмыляясь): Странно. Я предсказываю блестящую победу, все три тайма всухую. Мы разобьем их в пух и прах. Это будет настоящая мясорубка. Живым мертвецам из Спиталфилдса будет больше нечего делать на землях Квартека. Мы исправим ситуацию.
У. В. (ошеломленно): Я… Джон Мун, последний вопрос. Что бы вы хотели на прощанье сказать Спиталфилдским Потрошителям?
Дж. В. М.: Пусть готовятся к смерти!
У. В.: Хм-м, Джон. Мне кажется, что они… м-м-м, уже мертвые.
Дж. В.М.: Вы еще ничего в своей жизни не видели.
Четыре — ноль
Двадцать тысяч зрителей, не пожалевших усилий, чтобы добраться в этот вечер до Шадрон де Челсейи, и истративших от восьми до двенадцати ливров на покупку билета не ожидали ничего, кроме того, что мы осрамимся после нашего объявления. И все равно, думал я, определенные надежды на успех или, по крайней мере, на приличное поражение у нас есть.
В действительности матч превратился в такую бойню, которой еще не видел никто.
То же самое можно сказать и про трех арбитров, высокомерных эльфов, одетых, как и положено, в длинные черные пальто с поднятыми воротниками — они просто не верили своим глазам. Для того чтобы понять результат первого периода, было достаточно нескольких минут: именно столько времени потребовалось зомби барона Мордайкена, чтобы освободиться от висящей на их ногах пехоты, пробить себе дорогу к башне и выставить свои черные штандарты на всех четырех башенках. Наши игроки, несуществующие, парализованные, до гениальности неловкие, проделывали бесполезные маневры, сознательно проигрывая в тех редких случаях, когда им предоставлялась возможность сделать прорыв. Большинство из них бросалось на землю, даже не попытавшись что-нибудь сделать.
На самом деле, глядя на Огров, можно было с уверенностью сказать, что все члены команды пьяны как сапожники и единственное действие, какое они еще могут произвести должным образом — рухнуть на землю и не пытаться подняться. Сидя на традиционно отведенной для тренеров скамейке, по краям которой стояли две гигантские статуи (символизирующие былые местные победы и напоминающие о том, как они нынче далеки от нас), я занимался тем, что щипал себя, стараясь убедиться, что это не сон.
Расположившись рядом со мной, герцог Густус Оаклей, владелец команды, тщетно старался сохранить спокойствие.
— Прекратите нервничать, — сказал он после того, как я пять секунд изрыгал проклятья. — И так ясно, что они выиграли по всем правилам. Остается только выяснить, сколько времени Огры смогут продержаться.
— Ради Трех Матерей, — вздохнул я.
— Оставьте религию, — ответил герцог, — вы продули во всех отношениях.
— Знаю.
— Собирайте манатки. Обделались, по-другому не скажешь. И несмотря на то что у вас репутация тренера, не вздумайте больше приходить на работу.
— Согласен, — лаконично ответил я.
— Согласен? И это все, что вы можете мне сказать?
Шел бы ты к чертовой матери, подумал я в гневе и посмотрел на наших игроков, которые в данный момент уже спали по всему полю Квартека, напоминая щупальца севшей на мель медузы.
— Гляди-ка, слышишь, — продолжал герцог, — говорят, один из наших проснулся и… нет.
— Похоже, мы слишком понадеялись на ноги, — высказал я рискованное предположение.
Герцог повернулся ко мне, на его губах играла недоверчивая улыбка.
— Я хорошо расслышал то, что сказали мои уши?
Он провел рукой по лицу.
— Джон, вы могли бы мне объяснить, какие инструкции дали им перед матчем.
«Инструкции»? — растерялась честная половина моей души.
«Успокойся, — резонно заметила другая половина, — поступай, как обычно.
Придумай что-нибудь».
— Я им сказал, чтобы они…
— Чтобы что?
Не-е-е-ет! Воскликнул второй голос в моей голове.
— Чтобы они хорошенько расслабились.
Хорошая шутка.
— Расслабились? — переспросил герцог, который перед этим, очевидно, на несколько минут позабыл про дыхание. — Вы их попросили расслабиться?
«Ну что? — тихонько спросил прагматический голос, скрывавшийся в моей душе. — Ты удовлетворен?»
— Ну, одним словом… Я им советовал не драматизировать… не придавать важности сделанным ставкам.
Челюсть герцога отпала, и его лицо стала покидать та пунцовая краска, которая начала было заливать разгневанную физиономию.
— Таких болванов я еще не видел, — проворчал он.
«Думаю, радоваться здесь нечему», — проговорил голос в моей голове.
— Остается еще два тайма, — высказал я предположение, вопреки собственному желанию.
— И что?
— Возможно…
— Что возможно?
— Выиграть… два тайма против… одного? Разве никто…
Конец того, что я хотел сказать, превратился в неразборчивое бормотание.
— Вы когда-нибудь закрываете рот? — поинтересовался герцог.
Он повернулся, чтобы посмотреть на находящиеся за нашими спинами трибуны.
Большинство зрителей начали складывать свои плакаты с надписью «Смерть Джону Муну» и покидать свои места. Остальные откровенно и просто уснули. Вот так, несколько болельщиков, находясь на грани отчаяния, зажгли огни протеста, но на них, похоже, никто не обращал никакого внимания, и они, мало-помалу, начали отказываться от своих тщетных попыток. Меня это очень даже устраивало.
— Послушайте, — спросил герцог, — а что, если я вас прямо сейчас вышвырну на улицу?
«Послушайте, — подмывало меня ответить ему, — а что, если сейчас остановят матч?»
На площадке какой-то особенно рьяный зомби схватил за ногу гоблина из команды Огров, и тот закрутился вокруг него как волчок. Когда зомби отпустил игрока, тело гоблина описало великолепную параболу и рухнуло у наших ног. Не успевшая покинуть трибуны публика устроила ему сдержанную овацию. Но гоблин, совсем недавно принятый в нашу команду, все это спокойно пережил. Он поднял голову и его взгляд встретился с моим.
— Печально, — пробормотал игрок.
— Вы слышали, — восторженно воскликнул герцог Густус Оаклей, — вы это слышали? Ему печально.
На это я только прикусил губу.
— Это не смертельно, — объявил мой сосед, комментируя полет гоблина. — Как вас зовут, отважный боец?
— Гормод.
— Гормод? Дайте-ка вспомнить. Гормод… Ага, вспомнил. Из колумбийских демонов, не так ли? Да, теперь я припоминаю. Джон, бесценный, мой дорогой Джон, вы мне не можете сказать, сколько мы платим этому оборванцу?
— Двести франков, — мрачно пробормотал я.
— Патрон, мне очень печально, — нашел в себе силы продолжать настаивать на своем гоблин.
— Да, — мягко улыбнулся герцог, — вы нам уже говорили.
— Сэр Оаклей… — жалобно запричитал я.
— Но это, однако, и вам совершенно не мешает крутиться.
— Я…
— Конечно, никогда не поздно начать все с начала.
— Я…
— Нет, нет, нет, — запротестовал герцог, поднимая руку, — не надо ничего говорить, я вас прошу, не надо ничего усугублять. Чем вы занимались перед тем, как прийти на матч в Квартек?
— Я охотился… охотился на крыс, — тихо ответил гоблин, майка которого вся была выпачкана засохшей кровью.
— Прекрасно, — воскликнул герцог и сделал восторженную мину. — Гормод — акробат, который явно не стоит и выеденного яйца. Уверен, что вы вполне сумеете раскрыть свои таланты и стать отличным охотником на крыс. Наша раздевалка просто буквально кишит этими чертовыми существами. Я вас нанимаю на работу.
На площадке гоблины и огры продолжали борьбу.
— Охотник на крыс, — повторил герцог, его улыбка мало-помалу начала сходить с лица. — А вы, Мун, в какой интересной профессии вы раскрывали свой талант до того, как принялись топтать мое безоблачное существование? Молчите, попробую угадать…
Потрошитель трески?
— В яблочко, — вздохнул я.
— Первый раз за этот год мне удалось так сразу попасть в яблочко, — фыркнул герцог. — Возможно, действительно у нас есть шанс отыграться, вот только кажется, что они сейчас убьют нашего последнего игрока.
— Игроки не мертвые, — заметил я, — просто оглушенные.
Герцог повернулся ко мне. В его глазах плясали какие-то безумные огоньки.
— Никогда не думал, что возможно кого-нибудь так ненавидеть, как я ненавижу вас, Джон.
Я бы мог то же самое сказать про него.
В действительности матч превратился в такую бойню, которой еще не видел никто.
То же самое можно сказать и про трех арбитров, высокомерных эльфов, одетых, как и положено, в длинные черные пальто с поднятыми воротниками — они просто не верили своим глазам. Для того чтобы понять результат первого периода, было достаточно нескольких минут: именно столько времени потребовалось зомби барона Мордайкена, чтобы освободиться от висящей на их ногах пехоты, пробить себе дорогу к башне и выставить свои черные штандарты на всех четырех башенках. Наши игроки, несуществующие, парализованные, до гениальности неловкие, проделывали бесполезные маневры, сознательно проигрывая в тех редких случаях, когда им предоставлялась возможность сделать прорыв. Большинство из них бросалось на землю, даже не попытавшись что-нибудь сделать.
На самом деле, глядя на Огров, можно было с уверенностью сказать, что все члены команды пьяны как сапожники и единственное действие, какое они еще могут произвести должным образом — рухнуть на землю и не пытаться подняться. Сидя на традиционно отведенной для тренеров скамейке, по краям которой стояли две гигантские статуи (символизирующие былые местные победы и напоминающие о том, как они нынче далеки от нас), я занимался тем, что щипал себя, стараясь убедиться, что это не сон.
Расположившись рядом со мной, герцог Густус Оаклей, владелец команды, тщетно старался сохранить спокойствие.
— Прекратите нервничать, — сказал он после того, как я пять секунд изрыгал проклятья. — И так ясно, что они выиграли по всем правилам. Остается только выяснить, сколько времени Огры смогут продержаться.
— Ради Трех Матерей, — вздохнул я.
— Оставьте религию, — ответил герцог, — вы продули во всех отношениях.
— Знаю.
— Собирайте манатки. Обделались, по-другому не скажешь. И несмотря на то что у вас репутация тренера, не вздумайте больше приходить на работу.
— Согласен, — лаконично ответил я.
— Согласен? И это все, что вы можете мне сказать?
Шел бы ты к чертовой матери, подумал я в гневе и посмотрел на наших игроков, которые в данный момент уже спали по всему полю Квартека, напоминая щупальца севшей на мель медузы.
— Гляди-ка, слышишь, — продолжал герцог, — говорят, один из наших проснулся и… нет.
— Похоже, мы слишком понадеялись на ноги, — высказал я рискованное предположение.
Герцог повернулся ко мне, на его губах играла недоверчивая улыбка.
— Я хорошо расслышал то, что сказали мои уши?
Он провел рукой по лицу.
— Джон, вы могли бы мне объяснить, какие инструкции дали им перед матчем.
«Инструкции»? — растерялась честная половина моей души.
«Успокойся, — резонно заметила другая половина, — поступай, как обычно.
Придумай что-нибудь».
— Я им сказал, чтобы они…
— Чтобы что?
Не-е-е-ет! Воскликнул второй голос в моей голове.
— Чтобы они хорошенько расслабились.
Хорошая шутка.
— Расслабились? — переспросил герцог, который перед этим, очевидно, на несколько минут позабыл про дыхание. — Вы их попросили расслабиться?
«Ну что? — тихонько спросил прагматический голос, скрывавшийся в моей душе. — Ты удовлетворен?»
— Ну, одним словом… Я им советовал не драматизировать… не придавать важности сделанным ставкам.
Челюсть герцога отпала, и его лицо стала покидать та пунцовая краска, которая начала было заливать разгневанную физиономию.
— Таких болванов я еще не видел, — проворчал он.
«Думаю, радоваться здесь нечему», — проговорил голос в моей голове.
— Остается еще два тайма, — высказал я предположение, вопреки собственному желанию.
— И что?
— Возможно…
— Что возможно?
— Выиграть… два тайма против… одного? Разве никто…
Конец того, что я хотел сказать, превратился в неразборчивое бормотание.
— Вы когда-нибудь закрываете рот? — поинтересовался герцог.
Он повернулся, чтобы посмотреть на находящиеся за нашими спинами трибуны.
Большинство зрителей начали складывать свои плакаты с надписью «Смерть Джону Муну» и покидать свои места. Остальные откровенно и просто уснули. Вот так, несколько болельщиков, находясь на грани отчаяния, зажгли огни протеста, но на них, похоже, никто не обращал никакого внимания, и они, мало-помалу, начали отказываться от своих тщетных попыток. Меня это очень даже устраивало.
— Послушайте, — спросил герцог, — а что, если я вас прямо сейчас вышвырну на улицу?
«Послушайте, — подмывало меня ответить ему, — а что, если сейчас остановят матч?»
На площадке какой-то особенно рьяный зомби схватил за ногу гоблина из команды Огров, и тот закрутился вокруг него как волчок. Когда зомби отпустил игрока, тело гоблина описало великолепную параболу и рухнуло у наших ног. Не успевшая покинуть трибуны публика устроила ему сдержанную овацию. Но гоблин, совсем недавно принятый в нашу команду, все это спокойно пережил. Он поднял голову и его взгляд встретился с моим.
— Печально, — пробормотал игрок.
— Вы слышали, — восторженно воскликнул герцог Густус Оаклей, — вы это слышали? Ему печально.
На это я только прикусил губу.
— Это не смертельно, — объявил мой сосед, комментируя полет гоблина. — Как вас зовут, отважный боец?
— Гормод.
— Гормод? Дайте-ка вспомнить. Гормод… Ага, вспомнил. Из колумбийских демонов, не так ли? Да, теперь я припоминаю. Джон, бесценный, мой дорогой Джон, вы мне не можете сказать, сколько мы платим этому оборванцу?
— Двести франков, — мрачно пробормотал я.
— Патрон, мне очень печально, — нашел в себе силы продолжать настаивать на своем гоблин.
— Да, — мягко улыбнулся герцог, — вы нам уже говорили.
— Сэр Оаклей… — жалобно запричитал я.
— Но это, однако, и вам совершенно не мешает крутиться.
— Я…
— Конечно, никогда не поздно начать все с начала.
— Я…
— Нет, нет, нет, — запротестовал герцог, поднимая руку, — не надо ничего говорить, я вас прошу, не надо ничего усугублять. Чем вы занимались перед тем, как прийти на матч в Квартек?
— Я охотился… охотился на крыс, — тихо ответил гоблин, майка которого вся была выпачкана засохшей кровью.
— Прекрасно, — воскликнул герцог и сделал восторженную мину. — Гормод — акробат, который явно не стоит и выеденного яйца. Уверен, что вы вполне сумеете раскрыть свои таланты и стать отличным охотником на крыс. Наша раздевалка просто буквально кишит этими чертовыми существами. Я вас нанимаю на работу.
На площадке гоблины и огры продолжали борьбу.
— Охотник на крыс, — повторил герцог, его улыбка мало-помалу начала сходить с лица. — А вы, Мун, в какой интересной профессии вы раскрывали свой талант до того, как принялись топтать мое безоблачное существование? Молчите, попробую угадать…
Потрошитель трески?
— В яблочко, — вздохнул я.
— Первый раз за этот год мне удалось так сразу попасть в яблочко, — фыркнул герцог. — Возможно, действительно у нас есть шанс отыграться, вот только кажется, что они сейчас убьют нашего последнего игрока.
— Игроки не мертвые, — заметил я, — просто оглушенные.
Герцог повернулся ко мне. В его глазах плясали какие-то безумные огоньки.
— Никогда не думал, что возможно кого-нибудь так ненавидеть, как я ненавижу вас, Джон.
Я бы мог то же самое сказать про него.
Всегда слишком глубоко
А в этот самый момент, совсем недалеко оттуда, два зомби, недавно вылезшие из земли, по приказу барона Мордайкена рушили кирками старую дряхлую стену.
— Продвигается? — спросил барон через две минуты, его накидка цвета ночи колыхалась в холодном воздухе. — Ради самого ада, вы можете хоть немножко поторопиться!
Живые мертвецы старались изо всех сил. С совсем несвойственной для них силой, они по очереди ударяли по стене, каждый раз с периодичностью метронома отламывая от нее новый каменный кусок. Их зловещие тени в колеблющемся огне изогнутых фонарей разрезали окрестность. Работа продвигалась довольно быстро, но Мордайкен очень волновался. Он волновался и был нетерпелив. Сразу же после своего сна барон решил осуществить священное действо, и к этому желанию примешивалось чувство страха.
Освободить Дьявола из его склепа! Это была задача такой великой важности, о которой его предки не могли и мечтать.
С другой стороны, может быть, он просто вечера перепил. В последний раз кровь девственницы была очень странной на вкус, впрочем, очень много что нынче приобрело странный вкус, и барон задумался о том, не начал ли он потихоньку стареть, в конце концов, он уже отпраздновал свое стотридцатилетие. Может ли в этом возрасте начать проявляться старческий маразм?
— Ну, давайте, — подгонял Мордайкен двух живых мертвецов, — уже виден конец, черт вас побери, живее, матч закончится в ближайшие пять минут. Ноздрев! — повернулся он и схватил одного из зомби за руку, — ты в списке игроков на второй тайм, поэтому совершенно необходимо, чтобы работа была закончена именно сейчас и…
Монстр повернулся к нему и издал некое подобие бульканья. В его правой глазнице разместился огромный белый земляной червяк, а внутренняя часть челюсти почти полностью отсутствовала.
— Согласен, — махнул рукой барон.
Железные кирки снова с бешеной скоростью заколотили по камню. В полумраке засверкали искры, огромный кусок стены упал к ногам барона и его слуг. И тут же в стене образовалась дыра, через которую вполне мог проскользнуть человек среднего роста.
Лицо Мордайкена озарила широкая улыбка.
— Стоп! — приказал он и торжественно поднял руку.
Оба зомби обернулись.
— Вот ты, — сказал барон и протянул Ноздреву фонарь, — быстренько разведай обстановку внутри. И не надо уверять меня, что это сон, — добавил он уже ему в спину.
Живой мертвец исчез в проломе. В темноте свет его фонаря образовал нимб, и сердце у барона забилось сильнее.
— И что там?
Какое-то время эхо шагов слуги продолжало удаляться, затем послышался какой-то скрежет, за ним последовал восторженный шепот, после чего шаги начали приближаться, и тут же в дыре показалась голова зомби.
— Ждешь ждорово, — сообщил он, стараясь говорить как можно более разборчиво, — ошень большое помешение.
— Фантастика! — воскликнул барон и подпрыгнул. — Быстрее, быстрее. Дайте и мне взглянуть на это чудо! О, Князь Тьмы, Князь Тьмы, наконец-то я встречусь с тобой!
В восторге, взволнованный как блоха, Мордайкен присоединился к слуге, ожидающему его по ту сторону стены.
— Клянусь адом!
Барон так вытаращил глаза, что они готовы были выскочить из орбит. Он и его зомби оказались в зале титанических размеров. Подземелье. Наверху некоторые стены были покрыты наполовину стершимися надписями. Introdo ad altare dei, гласила одна из надписей.
Время сделало свое дело.
— Это на каком языке? — спросил Мордайкен. — Напоминает надпись в моем поместье.
— Ни малейшего понятия, — ответил Ноздрев.
— Гениально, — заявил барон. — Но кто мог знать, для чего создали это гнилое помещение в таком месте? Огры Челси, фу! Да здесь достаточно места, чтобы разместить целую армию.
— Продвигается? — спросил барон через две минуты, его накидка цвета ночи колыхалась в холодном воздухе. — Ради самого ада, вы можете хоть немножко поторопиться!
Живые мертвецы старались изо всех сил. С совсем несвойственной для них силой, они по очереди ударяли по стене, каждый раз с периодичностью метронома отламывая от нее новый каменный кусок. Их зловещие тени в колеблющемся огне изогнутых фонарей разрезали окрестность. Работа продвигалась довольно быстро, но Мордайкен очень волновался. Он волновался и был нетерпелив. Сразу же после своего сна барон решил осуществить священное действо, и к этому желанию примешивалось чувство страха.
Освободить Дьявола из его склепа! Это была задача такой великой важности, о которой его предки не могли и мечтать.
С другой стороны, может быть, он просто вечера перепил. В последний раз кровь девственницы была очень странной на вкус, впрочем, очень много что нынче приобрело странный вкус, и барон задумался о том, не начал ли он потихоньку стареть, в конце концов, он уже отпраздновал свое стотридцатилетие. Может ли в этом возрасте начать проявляться старческий маразм?
— Ну, давайте, — подгонял Мордайкен двух живых мертвецов, — уже виден конец, черт вас побери, живее, матч закончится в ближайшие пять минут. Ноздрев! — повернулся он и схватил одного из зомби за руку, — ты в списке игроков на второй тайм, поэтому совершенно необходимо, чтобы работа была закончена именно сейчас и…
Монстр повернулся к нему и издал некое подобие бульканья. В его правой глазнице разместился огромный белый земляной червяк, а внутренняя часть челюсти почти полностью отсутствовала.
— Согласен, — махнул рукой барон.
Железные кирки снова с бешеной скоростью заколотили по камню. В полумраке засверкали искры, огромный кусок стены упал к ногам барона и его слуг. И тут же в стене образовалась дыра, через которую вполне мог проскользнуть человек среднего роста.
Лицо Мордайкена озарила широкая улыбка.
— Стоп! — приказал он и торжественно поднял руку.
Оба зомби обернулись.
— Вот ты, — сказал барон и протянул Ноздреву фонарь, — быстренько разведай обстановку внутри. И не надо уверять меня, что это сон, — добавил он уже ему в спину.
Живой мертвец исчез в проломе. В темноте свет его фонаря образовал нимб, и сердце у барона забилось сильнее.
— И что там?
Какое-то время эхо шагов слуги продолжало удаляться, затем послышался какой-то скрежет, за ним последовал восторженный шепот, после чего шаги начали приближаться, и тут же в дыре показалась голова зомби.
— Ждешь ждорово, — сообщил он, стараясь говорить как можно более разборчиво, — ошень большое помешение.
— Фантастика! — воскликнул барон и подпрыгнул. — Быстрее, быстрее. Дайте и мне взглянуть на это чудо! О, Князь Тьмы, Князь Тьмы, наконец-то я встречусь с тобой!
В восторге, взволнованный как блоха, Мордайкен присоединился к слуге, ожидающему его по ту сторону стены.
— Клянусь адом!
Барон так вытаращил глаза, что они готовы были выскочить из орбит. Он и его зомби оказались в зале титанических размеров. Подземелье. Наверху некоторые стены были покрыты наполовину стершимися надписями. Introdo ad altare dei, гласила одна из надписей.
Время сделало свое дело.
— Это на каком языке? — спросил Мордайкен. — Напоминает надпись в моем поместье.
— Ни малейшего понятия, — ответил Ноздрев.
— Гениально, — заявил барон. — Но кто мог знать, для чего создали это гнилое помещение в таком месте? Огры Челси, фу! Да здесь достаточно места, чтобы разместить целую армию.