Йон Колфер
Артемис Фаул. Последний хранитель

Пролог
Эриу, наши дни

   Берсерки лежали спиралью под камнем с рунами, зарывшись в землю – сапоги наружу, головы внутрь, как требовало заклинание. Разумеется, спустя десять тысяч лет не осталось физически ни сапог, ни голов. Это была лишь плазма черной магии, сохраняющая в неприкосновенности свой разум, но даже он постепенно рассеивался, отравляя почву, вызывая появление странных растений и заражая животных необычной для них агрессией. Возможно, спустя дюжину полнолуний берсерки уйдут окончательно, и последняя капля их силы утечет в землю.
   «Но мы еще не до конца исчезли, – думал Оро из Дану, капитан берсерков. – Мы готовы поймать свой счастливый миг, когда он настанет, и навести на людей ужас».
   Он направил свою мысль по спирали и был горд, ощутив, что оставшиеся эльфийские воины разделяют его чувства.
   «Их воля так же крепка, как некогда были крепки их клинки, – подумал он. – Хотя мы мертвы и похоронены, но стоит лишь появиться перспективе кровавой схватки, и она как искра разожжет пожар в наших душах».
   Существование берсерков поддерживала их ненависть к людям и черная магия колдуна Брюна Фадды. Более половины воинов уже окончательно умерли и были унесены в посмертие, но оставались пять сотен бойцов, готовых исполнить свой долг, как только их призовут.
   «Помните о своем долге, – говорил им эльфийский колдун столетия назад, когда глина засыпала их тела. – Помните о тех, кто умер, и о людях, которые убили их».
   Оро это помнил и будет помнить всегда. Так же, как никогда он не забудет прикосновение земли и камней, перекатывающихся по его умершей, высыхающей коже.
   «Мы должны помнить, – посылал он сигнал своим воинам. – Мы будем помнить, и мы вернемся».
   Его мысль полетела вниз, в землю, и отразилась эхом от мертвых воинов, жаждавших выбраться из своей могилы и вновь увидеть солнце.

Глава 1
Сложная ситуация

   Из заметок доктора Жербала Аргона, Психиатрическое общество
   1. Артемис Фаул, некогда объявленный подростком с выдающимися криминальными способностями, теперь предпочитает скромно называться «юным гением». Очевидно, он изменился. (Примечание для самого себя: «Хм-м?»)
   2. В последние шесть месяцев Артемис проходил недельные сеансы терапии в моей клинике в Хэвен-сити с целью излечения от жестокого комплекса Атлантиды – психологического состояния, появившегося в результате погружения в эльфийскую магию. (Так ему и надо, Гадкому мальчишке.)
   3. Не забыть представить подробный отчет в Подземную полицию.
   4. В настоящее время Артемис выглядит полностью излечившимся. Так ли это? И возможно ли?
   5. Обсудить с Артемисом мою теорию относительности. Она может стать очень интересной главой для моей книги «Побежденный Фаул: Перехитрить хитреца» (издатели любят такие названия и хорошо за них платят).
   6. Заказать новые обезболивающие для моего поврежденного бедра.
   7. Заполнить свидетельство о психическом здоровье Артемиса. Последний сеанс сегодня.
 
   Кабинет доктора Аргона, Хэвен-сити, Нижние Уровни
   Артемис Фаул терял терпение. Доктор Аргон опаздывал. Этот последний сеанс был ему нужен не больше, чем предыдущие полдюжины. Артемис, слава небесам, полностью здоров, и был таким еще с восемнадцатой недели лечения. Его удивительный интеллект ускорил процесс, и он больше не собирался попусту тратить время на болтовню с каким-то жалким психиатром.
   Вначале Артемис мерил шагами кабинет, не желая, чтобы его успокаивал водопад с пульсирующими огоньками, затем посидел минутку в кислородной камере, которая, как он считал, приводит в состояние душевного равновесия намного лучше.
   «Да уж, камера», – подумал он, быстро выскакивая из застекленной кабины.
   Наконец дверь зашипела и откатилась на роликах в сторону, впуская доктора Жербаля Аргона в его собственный кабинет. Врач-коротышка сразу же вспрыгнул в свое кресло. Он погрузился в объятия его многочисленных подушечек, шлепая по кнопкам подлокотника, пока гелевая подушечка под его правым бедром не загорелась неярким светом.
   – Ох, – вздохнул он. – Мое бедро меня убивает. Ничто не помогает, честное слово. Люди думают, что знают, что такое боль, но они о ней и понятия не имеют.
   – Вы опоздали, – холодно заметил Артемис на беглом эльфийском.
   Аргон вновь блаженно вздохнул, когда разогревшаяся подушечка начала массировать его бедро.
   – Всегда спешишь, а, Гадкий мальчишка? Почему ты не дышишь кислородом или не медитируешь у водопада? Монахи Хей-Хей молятся у таких водопадов.
   – Я не эльфийский монах, доктор. Мне мало интересно, что они делают после первого гонга. Мы закончили с моей реабилитацией? Или вы желаете и дальше тратить попусту мое время?
   Аргон слегка нахмурился, затем подался вперед, раскрывая лежащую на столе папку.
   – Почему чем здоровее ты становишься, тем грубее разговариваешь?
   Артемис скрестил ноги и впервые позволил себе слегка расслабиться.
   – Подавленный гнев, доктор. Откуда он берется?
   – Давай не будем отклоняться в сторону, хорошо, Артемис? – Аргон вытащил из своей папки колоду карт. – Я покажу несколько чернильных пятен, а ты мне скажешь, что они тебе напоминают.
   Артемис испустил долгий театральный вздох.
   – Чернильные пятна. Нет, пожалуйста! Я проживу на свете намного меньше вашего, док, и у меня нет времени, чтобы тратить его на ваши шарлатанские тесты. С таким же успехом мы можем гадать о будущем на кофейной гуще или по внутренностям индюка.
   – Чернильные пятна – надежный показатель умственного здоровья, – обиделся Аргон. – Проверенный и испытанный.
   – Проверенный, – пробурчал Артемис. – Психами на психах.
   Аргон выложил на стол карту.
   – Что ты видишь в этом чернильном пятне?
   – Я вижу чернильное пятно, – сказал Артемис.
   – Да, но что-то это пятно тебе напоминает?
   Артемис раздраженно усмехнулся.
   – Карту номер пятьсот тридцать четыре.
   – Извини?
   – Карта пятьсот тридцать четыре, – повторил Артемис. – Из серии шестисот стандартных карт с чернильными пятнами. Я запомнил их за время наших сеансов. Вы даже не перемешали колоду.
   Аргон проверил номер на тыльной стороне карты: так и есть, 534.
   – Знание номера – не ответ. Что ты видишь?
   Артемис скривил губу.
   – Я вижу окровавленный топор. А также раненого ребенка и эльфа, завернутого в кожу тролля.
   – В самом деле? – заинтересовался Аргон.
   – Нет. Не совсем. Я вижу прочное здание, возможно, семейный дом, с четырьмя окнами. Верный пес провожает меня по мощеной дорожке к двери, которая видна вдали. Я думаю, что, сверившись со своим справочником, вы найдете, что этот ответ попадает в раздел «здоровые параметры психики».
   Проверка Аргону не требовалась. Гадкий мальчишка был прав – как всегда. Может быть, он сможет огорошить Артемиса своей новой теорией? Это не входило в программу, но могло принести доктору немного славы.
   – Ты слышал о теории относительности?
   – Это шутка? – моргнул Артемис. – Я путешествовал сквозь время, доктор. Полагаю, мне кое-что о ней известно.
   – Нет. Я не об этой теории. Моя теория относительности предполагает, что все вещи магически связаны между собой, и на них влияют древние заклинания или магические горячие точки.
   Артемис потер подбородок.
   – Интересно. Только я полагаю, что этот ваш постулат следует назвать скорее теорией соотносительности.
   – Итак, – сказал Аргон, стараясь игнорировать насмешливый тон Артемиса, – я провел ряд исследований и выяснил, что Фаулы на протяжении тысячелетий были источником неприятностей для волшебного народца. Десятки твоих предков искали под землей кувшины с золотом, хотя преуспел в этом только ты.
   Артемис выпрямился в кресле: это было действительно интересно.
   – И я никогда не знал об этом, поскольку вы стирали память у моих предков.
   – Точно, – сказал Аргон, довольный тем, что ему удалось завладеть вниманием Артемиса. – Когда твой дед был молодым, твой собственный отец своими руками связал гнома, который забрел к нему в поместье. Думаю, он до сих пор вспоминает тот день.
   – Пускай, – тут голову Артемиса внезапно посетила любопытная мысль. – А что, собственно, привлекло того гнома в нашем поместье?
   – То, что там сохранилось невероятно большое количество остаточной магической энергии. Некогда в поместье Фаулов произошло нечто грандиозное – в магическом смысле.
   – И эта сохранившаяся магическая сила зародила мысли в наших головах и подтолкнула Фаулов к вере в магию, – чуть слышно пробормотал Артемис.
   – Разумеется. Это ситуация гоблина и яйца. Что вернее: ты начинаешь думать о магии, а затем находишь ее? Или магия сама подталкивает тебя думать о ней?
   Артемис занес несколько пометок в свой смартфон.
   – А это колоссальное магическое событие, нельзя ли о нем поподробнее?
   – Наши хроники не уходят так глубоко в прошлое, – пожал плечами Аргон. – Я полагаю, мы говорим о том времени, когда эльфы жили на поверхности Земли, а это было более десяти тысяч лет назад.
   Артемис встал и склонился над сидящим эльфом. Он вдруг почувствовал себя должником перед доктором, открывшим теорию соотносительности, которую действительно стоит исследовать.
   – Доктор Аргон, вы вывихнули ногу в детстве?
   Аргон был настолько удивлен, что честно и сразу ответил на этот очень личный вопрос, что, в общем-то, нетипично для психиатра.
   – Да, именно так.
   – И вас заставили носить ортопедические башмаки со специальными толстыми вкладышами?
   Аргон был заинтригован. Он уже сто лет не вспоминал о тех чудовищных башмаках и, по правде, совсем забыл о них – до этой минуты.
   – Только один, на правой ноге.
   Артемис понимающе кивнул, и Аргону показалось, что они поменялись ролями, и теперь он сам стал пациентом.
   – Я предполагаю, что ваша нога была возвращена в правильное положение, однако в ходе лечения слегка была искривлена бедренная кость. Простая скобка решит проблему с вашим бедром, – Артемис вытащил из кармана сложенную салфетку. – Я набросал чертеж, пока вы заставляли меня ожидать нескольких последних сеансов. Фоули сумеет соорудить для вас такую скобку. Впрочем, я мог ошибиться на несколько миллиметров в размерах вашего тела, поэтому лучше перепроверить.
   Он оперся всеми десятью пальцами о столешницу.
   – Теперь я могу идти? Я выполнил свои обязательства?
   Доктор хмуро кивнул, подумав, что ему, пожалуй, придется умолчать о сегодняшнем сеансе в своей книге. Артемис широкими шагами прошел по кабинету и скрылся за дверью.
   Аргон изучил чертеж на салфетке и инстинктивно понял, что Артемис прав относительно его бедра.
   «Либо этот парень самое нормальное создание на всей Земле, – подумал он, – либо настолько закрыт, что все наши тесты не смогли даже поцарапать его броню».
   Аргон взял со стола резиновый штамп и большими красными буквами оттиснул на обложке папки с историей болезни Артемиса: «ЗДОРОВ».
   «Надеюсь, что так, – подумал он. – Надеюсь, что так».
 
   Телохранитель Артемиса, Батлер, ожидал своего хозяина в большом кресле у двери кабинета доктора Аргона. Это кресло подарил Батлеру кентавр Фоули, технический консультант Подземной полиции.
   – Я не могу стоять и смотреть, как ты втискиваешься на этот эльфийский стульчик, – сказал тогда Фоули. – Это утомляет мои глаза. Ты похож на обезьяну, пытающуюся расколоть кокосовый орех.
   – Спасибо, – сказал в ответ Батлер своим низким басом. – Я принимаю подарок, хотя бы ради безопасности твоих глаз.
   Но, по правде сказать, Батлер при своем двухметровом росте был безумно рад иметь большое кресло в городе, построенном для девяностосантиметровых карликов.
   Телохранитель встал и выпрямился, упершись ладонями в потолок, бывший здесь, по счастью, в два раза выше, чем обычно принято у эльфов. Как хорошо, что Аргон питал слабость к помпезности, иначе Батлер не смог бы выпрямиться, находясь в клинике. Своими сводчатыми потолками, усыпанными золотыми блестками гобеленами и скользящими, из искусственной древесины, дверями в стиле ретро здание скорее напоминало не медицинское заведение, а монастырь, монахи которого поклоняются богатству. Только установленные на стенах лазерные санитайзеры для рук и время от времени суетливо пробегающие мимо медсестры-эльфийки намекали на то, что это все же клиника.
   «Я так рад, что все это заканчивается». – В последнее время эта мысль посещала Батлера каждые пять минут. Ему не раз доводилось бывать в крутых переделках, но что-то в этом расположенном под землей городе впервые в жизни вызывало у него настоящую клаустрофобию.
 
   Артемис показался из кабинета Аргона с широкой самодовольной ухмылкой на губах. Когда Батлер увидел это выражение на лице своего босса, он понял, что тот успешно достиг своей цели и был признан излеченным от комплекса Атлантиды.
   «Конец бесконечным потокам слов. Конец иррациональному страху перед цифрой четыре. Больше никакой паранойи и галлюцинаций. Слава небесам за это».
   На всякий случай, чтобы быть уверенным, он спросил:
   – Ну, Артемис, как дела?
   Тот застегнул куртку своего морского шерстяного костюма.
   – Все в порядке, Батлер. Признано, что я, Артемис Фаул Второй, функционален на все сто процентов, то есть примерно в пять раз больше, чем обычный человек. Или, иначе говоря, как пять Моцартов. Или три четверти Да Винчи.
   – Всего три четверти? Ты слишком скромен.
   – Верно, – улыбнулся Артемис. – Такой уж я.
   Батлер слегка расслабил и опустил плечи. Непомерное самомнение, невероятная самоуверенность – да, Артемис, судя по всему, вновь стал прежним.
   – Отлично. Тогда прихватываем наш эскорт и поскорее сматываемся отсюда, а? Мне хочется вновь ощутить солнечный свет на своем лице. Настоящий солнечный свет, а не лучи этих ультрафиолетовых ламп, которые здесь повсюду натыканы.
   Артемис испытал прилив симпатии к своему телохранителю – чувство, которое все чаще посещало его в последние месяцы. Батлеру было весьма сложно оставаться незамеченным и среди людей, здесь же он не мог бы обратить на себя больше внимания, даже одевшись в клоунский костюм и начав жонглировать горящими шариками.
   – Хорошо, – согласился Артемис. – Мы заберем свой эскорт и смоемся. Где Холли?
   Батлер ткнул пальцем в направлении холла.
   – Там, где обычно. С клоном.
 
   Капитан Холли Шорт из Разведывательного отдела Подземной полиции смотрела на лицо своего злейшего врага, но чувствовала при этом только жалость. Конечно, если бы она смотрела на настоящую Опал Кобой, а не на ее клона, жалость бы оказалась если и не на последнем месте в списке ее чувств, то все же гораздо ниже гнева и отвращения, граничащего с ненавистью.
   Но это был клон, выращенный заранее, чтобы обеспечить страдающую манией величия пикси двойником тела, в которое ее можно пересадить с целью предупредительного заключения в клинике Ж. Аргона, если Подземная полиция когда-нибудь лишит ее свободы – а об этом ПП мечтала уже давно.
   Холли жалела клона, потому что та была жалким бессловесным созданием, которое, собственно, и не просило, чтобы его создавали. Клонирование было объявлено запретной областью медицины – как по религиозным соображениям, так и потому, что без жизненной силы, или души, управляющей их организмом, клоны были обречены на короткую жизнь при низкой активности головного мозга и с вечными сбоями в работе внутренних органов.
   В частности, вот этот клон провел большую часть своей жизни в инкубаторе, отчаянно сражаясь за каждый вдох с того момента, как его вынули из кокона, в котором он был выращен.
   – Еще немного, малышка, – прошептала Холли, касаясь лба эрзац-пикси стерильными перчатками, вставленными в стенку инкубатора.
   Холли и сама не могла точно сказать, почему она начала посещать клона. Возможно, потому, что, как сказал Аргон, никто этого никогда еще не делал.
   «Она явилась ниоткуда. У нее нет друзей».
   Теперь у нее было, по меньшей мере, двое друзей. Артемис тоже стал приходить вместе с Холли и мог подолгу молча сидеть рядом, что было совершенно необычно для него.
   Официально клон назывался Безымянный эксперимент 14, но один из остряков в клинике назвал его Нопаль, что было злой шуткой, сочетанием «не» и «Опал».
   Впрочем, жестокая это была шутка или нет, а имя прилепилось к клону, и теперь даже Холли пользовалась им, хотя и произносила его с некоторой нежностью.
   Аргон уверил ее, что Безымянный эксперимент 14 абсолютно не обладает мыслительными способностями, но Холли была уверена, что иногда молочные глаза Нопаль реагируют на ее появление. Может ли на самом деле клон распознавать ее?
   Холли смотрела на тонкие черты лица Нопаль, отчетливо напоминавшие о чертах лица ее генетического донора.
   «Эта пикси ядовита, – горько думала Холли. – Все, к чему она прикасается, увядает и гибнет».
   Артемис вошел в комнату, остановился рядом с Холли и легко положил руку на ее плечо.
   – Они ошибаются относительно Нопаль, – сказала Холли. – Она чувствует. Она понимает.
   – Я знаю, – кивнул Артемис. – На прошлой неделе я ее кое-чему научил. Смотри.
   Он положил руку на стекло и стал медленно выбивать ритм.
   – Это упражнение, которое разработал кубинский врач Парнассус. Он использует его для выработки ответной реакции у младенцев и даже шимпанзе.
   Артемис продолжал медленно стучать по стеклу, и вскоре Нопаль начала отвечать – она с трудом протянула к Артемису свою руку и начала неуклюже повторять его ритм.
   – Теперь видишь? – произнес Артемис. – Это проблески разума.
   Холли слегка прижалась плечом к плечу Артемиса – этот жест заменял у нее объятие.
   – Я знаю, что со временем твой мозг разовьется.
   Завибрировал датчик в форме желудя, прикрепленный на груди полицейского комбинезона Холли, и она притронулась к своему наушнику, принимая вызов.
   Быстрый взгляд на наручный компьютер сказал ей, что звонок поступил от технического консультанта ПП, Фоули, и что вызов кентавра помечен как «срочный».
   – Фоули, что случилось? Я в клинике, присматриваю за Артемисом.
   По беспроводной сети Хэвен-сити голос кентавра звучал кристально чисто:
   – Возвращайся на Полис-плаза, немедленно. Захвати Гадкого мальчишку.
   Кентавр говорил с актерскими интонациями в голосе – пожалуй, он сможет стать звездой театральной сцены, если вдруг оборвется его полицейская карьера.
   – Ты не прав, Фоули. Консультант не может отдавать приказы капитанам.
   – Мы принимаем со спутника изображение Кобой. Передача идет в прямом эфире, – парировал технический консультант.
   – Уже идем, – сказала Холли, прерывая связь.
 
   В коридоре они прихватили с собой Батлера. Артемис, Холли и Батлер – три товарища, прошедших огонь и воду, – давно выработали свою манеру разговаривать в кризисных ситуациях короткими репликами.
   – Положение? – спросил Батлер, увидев озабоченность на лице Холли.
   Та пронеслась вперед, увлекая остальных за собой.
   – Опал, – ответила она по-английски.
   Лицо Батлера напряглось.
   – Изображение?
   – Спутниковая связь.
   – Источник? – спросил телохранитель.
   – Неизвестен.
   Они побежали по оформленному в стиле ретро коридору к выходу из клиники. Батлер опередил остальных и придержал старомодную дверь на металлических петлях. На ее стекле был нарисован врач, заботливо утешающий плачущего пациента.
   – Едем на «палке»? – спросил телохранитель, и по его тону было ясно, что ему очень не хотелось бы ехать на этой самой «палке».
   – Прости, великан, – ответила Холли, проходя в дверь. – Придется.
   Артемис никогда не пользовался общественным транспортом, ни человеческим, ни эльфийским, поэтому он спросил:
   – Что такое «палка»?
   «Палками» прозвали здесь ременные петли, подвешенные к движущимся канатам, разбегавшимся параллельными рядами по всему Хэвен-сити. Это был древний и вполне пригодный вид транспорта, напоминавший чем-то багажные конвейеры в аэропортах. По всему городу были разбросаны посадочные площадки – пассажир должен был сделать шаг вперед, встать на петлю и ухватиться за торчащую из ремня палку из углеродного волокна. Отсюда, собственно, и название – «палка».
   Разумеется, и Артемис и Батлер много раз видели «палки», но Артемис не собирался когда-либо пользоваться столь унизительным, на его взгляд, видом транспорта, и потому даже не потрудился узнать, как он называется. Артемис знал, что со своей известной всем плохой координацией он может опозориться, промахнувшись. У Батлера не было проблем с координацией, но он знал, как сложно ему будет уместить свои огромные ноги в узкой ременной петле.
   – Ну, да, – сказал Артемис. – «Палка». А в такси не быстрее будет?
   – Нет, – ответила Холли, подталкивая Артемиса к краю площадки, а затем легонько ткнула его в почки в самый нужный момент, и Артемис невольно шагнул вперед, на ремень, ухватившись рукой за рукоятку на палке.
   – Вау! – воскликнул Артемис, возможно, всего в третий раз в жизни используя это жаргонное словечко. – Я сделал это!
   – Твое следующее выступление будет на Олимпийских играх, – прокомментировала Холли, вспрыгивая на следующую петлю, и бросила через плечо Батлеру: – Давай, твой босс направляется к туннелю.
   Батлер бросил на эльфийку взгляд, способный испепелить быка. Холли была его близкой подругой, но эти ее шуточки… Батлер втиснул ноги в петлю и сгорбился, чтобы ухватиться за тонкую палочку. Со стороны он стал похож на самую толстую в мире балерину, пытающуюся сорвать цветочек.
   Холли, наверное, рассмеялась бы, не будь ее голова забита мыслями об Опал Кобой.
 
   Ременная дорога несла своих пассажиров от клиники Аргона вдоль края площади в итальянском стиле к низкому туннелю, вырезанному лазером в толще скалы. При виде проносящейся мимо них троицы завтракавшие в уличных кафе эльфы застывали, не донеся до рта вилку с салатом.
   Собственно, видеть на «палке» эльфийку в форме Подземной полиции было делом обычным, но земной парень, одетый как гробовщик, в черное, и скрюченный человек-гора – это нечто…
   Высота туннеля была не больше метра, поэтому Батлеру пришлось вытянуться вперед, на длину трех ременных петель, сплющив сразу несколько палок. По пути Батлер, нос которого скользил всего в каком-нибудь метре от стены туннеля, заметил красивые светящиеся пиктограммы, изображавшие сцены из человеческой истории.
   «Таким образом, проезжающие здесь юные эльфы каждый раз узнают кое-что о своем собственном прошлом. Круто!» – удивился Батлер, но тут же вернулся мыслями к своим обязанностям телохранителя. Он не имеет права попусту разбрасываться мыслями, пока вместе с боссом находится здесь, под землей.
   «Просто нужно запомнить это, – сказал себе Батлер. – Вот вернемся, тогда можно будет спокойно обо всем вспомнить и подумать».
 
   Площадь Полиции – Полис-плаза – сверху выглядела как мощеный крест, в центре которого был аккуратно выложен позолоченный желудь – эмблема Подземной полиции. Возможно, такое украшательство являлось даже лишним, поскольку офицерам ПП, как правило, было не до того, чтобы любоваться из окон четвертого этажа на то, как переливается позолоченный желудь в лучах искусственного солнца.
   Сегодня все обитатели этого этажа сгрудились, словно пригоршня скатившихся с наклонной доски камешков, в Оперативном зале, к которому примыкал кабинет-лаборатория Фоули.
   Холли сразу направилась в самую гущу, пробиваясь своими острыми локотками сквозь странно молчаливую толпу. Батлеру достаточно было всего один раз громко прокашляться, и толпа мгновенно расступилась перед ним, словно утянутая в стороны от гиганта мощными магнитами. Артемис протолкался сквозь Оперативный зал к командору Траблу Келпу и Фоули, которые стояли возле большого, во всю стену, экрана, и неотрывно следили за разворачивающимися на нем событиями.
   Фоули услышал ахи, сопровождавшие Батлера, где бы он ни появлялся в Хэвене, и оглянулся.
   – Четверок с собой не притащил? – прошептал кентавр Артемису. Это была его обычная шутка на протяжении последних шести месяцев.
   – Я вылечился, и тебе это хорошо известно, – ответил Артемис. – Что здесь происходит?
   Холли расчистила себе местечко позади Трабла Келпа, который с годами начинал все больше походить на ее бывшего босса, командора Джулиуса Рута. Командор Келп настолько ревностно относился к своим обязанностям, что получил после выпуска из Академии имя Трабл – «Судорога». Известно, что однажды он, например, пытался арестовать какого-то тролля за разбрасывание мусора – задержание закончилось тем, что на кончике носа у Трабла появилась заплатка из искусственной кожи, которая, если взглянуть на нее под определенным углом, отсвечивала желтым.
   – У вас новая стрижка, командир, – заметила Холли. – Битрут сделал себе очень похожую.
   Командор Келп не оторвал глаз от экрана. Холли подтрунивала потому, что нервничала, и Трабл знал об этом. У нее были причины нервничать. Впрочем, в той ситуации, которая разворачивалась перед ними, более подходящим чувством был бы, пожалуй, смертельный ужас.
   – Взгляните на это шоу, капитан, – сурово сказал Келп. – Оно говорит само за себя.
   На экране были три фигуры – стоящий на коленях пленник и двое захватчиков. Холли не сразу рассмотрела Опал Кобой, потому что искала пикси среди тех двоих, что стояли на ногах, и только потом поняла, что Опал – это пленница.