Желтый и зеленый огни увеличивались в размерах. Появился и еще один, в центре. Ярко-белый, как галогенная лампа. Сара силилась рассмотреть детали в вихре снежинок. Вот появился серебристый купол, затем колеса. И еще – большие светящиеся буквы. Четыре буквы:
   НАСА.
   Она закашлялась. Странная штуковина надвигалась из снега прямо на нее. Какой-то небольшой движущийся аппарат, около трех футов в высоту, он походил на кары, на которых по воскресеньям разъезжают люди на поле для гольфа. Большие колеса, уплощенная кабина. И он, издавая частые гудки, движется прямо на нее.
   Да этот кар того гляди ее переедет. Но страха она почему-то не испытывала. Все равно она не в силах увернуться. Сара лежала на льду, равнодушная и обессиленная вконец. Колеса становились все больше, росли прямо на глазах. Последнее, что запомнилось, так это механический голос. Он говорил ей: «Привет. Привет. Пожалуйста, уйдите с дороги. Огромное спасибо. Привет. Привет. Пожалуйста, уйдите с дороги…»
   А потом она провалилась в пустоту.

СТАНЦИЯ ВЕДДЕЛА

Среда, 6 октября
8.22 вечера
   Тьма. Боль. Грубые резкие голоса.
   Боль.
   Растирание. Кто-то растирал все ее тело, руки, ноги. Жгло словно огнем.
   Она застонала.
   Затем в отдалении послышался хрипловатый голос. Он произнес нечто вроде:
   – Офе, молоты.
   Растирание продолжалось, чистая пытка. Точно все тело натирали наждаком. И звук такой ужасный, скребущий.
   Что-то ударило ей в лицо, в губы. Сара облизала их. Снег. Холодный снег.
   – Пдушк пдлючли? – спросил голос.
   – Ще не.
   Какой-то иностранный язык. Наверное, китайский. Теперь Сара слышала уже несколько голосов сразу. Пыталась открыть глаза, но не смогла. Веки были прикрыты сверху чем-то тяжелым, словно маской или…
   Она попробовала поднять руку, ощупать себя, тоже не получилось. Ее держали за руки и ноги. И продолжали растирать, растирать…
   Она застонала, уже громче. Пыталась говорить.
   – Жет пе и она ивнет?
   – Ока не нао.
   – Должай тирать.
   Господи, до чего же больно!
   Они продолжали растирать ее, кем бы они там ни были, а она недвижимо лежала в полной тьме. И вот медленно, постепенно начала ощущать свои конечности. А затем – и лицо. И была вовсе не рада этому. Боль усилилась, она была уже почти невыносима. Точно все тело было охвачено огнем.
   Голоса продолжали плавать вокруг, точно отделенные от тел. Теперь их было больше. Четыре или пять, точно она не знала. И все принадлежали женщинам, так ей, во всяком случае, казалось.
   И еще теперь они проделывали с ней что-то другое. Просто издевались над ней. Втыкали что-то в тело. Твердое и холодное. Впрочем, больно не было. Просто холодно.
   Голоса продолжали плавать над ней. То над головой, то над ногами. И кто-то трогал и теребил ее, так грубо…
   Это сон. Или смерть. «Может, я уже умерла?» – подумала Сара. Странно, но ей почему-то все равно. Это из-за боли ей стало все равно. Потому что терпеть такое невозможно. И тут вдруг она услышала женский голос прямо над ухом, и он произнес отчетливо:
   – Сара.
   Она слабо шевельнула губами.
   – Ты проснулась, Сара?
   Она слабо кивнула.
   – Сейчас я сниму лед с лица, хорошо?
   Она снова кивнула. Маска перестала давить на лицо.
   – А теперь попробуй открыть глаза. Только медленно.
   Сара открыла. Она находилась в комнате с белыми стенами. С одной стороны монитор, по нему бегает сплетение каких-то зеленых линий. Похоже на больничную палату. И склонившееся над ней лицо женщины, она смотрит так озабоченно. На женщине белый халат типа тех, что носят медсестры, сверху большой фартук. В комнате очень холодно. Сара видела пар от своего дыхания.
   – Говорить сейчас не надо, – сказала женщина. Сара не стала ничего говорить.
   – Ты обезвожена. Надо выждать еще несколько часов. Мы поднимаем температуру твоего тела, понемногу. Тебе очень повезло, Сара. Ты ничего не потеряешь.
   Ничего не потеряешь.
   Тут она встревожилась. Зашевелила губами. Язык был сухим, толстым и неповоротливым. Из горла донеслось лишь слабое шипение.
   – Тебе еще нельзя говорить, – сказала женщина. – Пока еще рано. Сильно болит? Да? Сейчас дам тебе что-нибудь. – В руке у нее появился шприц. – Знаешь, а твой друг спас тебе жизнь. Как-то умудрился встать на ноги и добраться до рации, вмонтированной в робот НАСА. Только после этого мы смогли вас найти.
   Сара снова шевельнула губами.
   – Он в соседней палате. Уверена, он тоже поправится. А теперь просто отдохни.
   Она ощутила прикосновение холодной иглы к вене.
   Глаза закрылись сами.

СТАНЦИЯ ВЕДДЕЛА

Четверг, 7 октября
7.34 вечера
   Питеру Эвансу надо было одеться, и медсестры вышли. Он начал медленно натягивать одежду. Чувствовал он себя в целом неплохо, вот только в ребрах отдавалась боль, стоило глубоко вздохнуть. На левой стороне груди красовался огромный синяк, еще один синяк – на бедре, и совершенно безобразный кровоподтек украшал шею и часть предплечья. На лицо и голову наложили несколько швов. Все тело ныло и казалось каким-то чужим. Даже натянуть носки и сунуть ступни в тапочки стоило немалых усилий.
   Но в целом он в порядке. Более того, он ощущал какую-то новизну, словно заново родился. Там, в ледяной пустыне, Эванс был уверен, что умрет. Он чувствовал, как Сара трясла его и пинала носком ботинка, но сил откликнуться, даже пошевелиться, не было. А потом он услышал какой-то писк или гудок. Поднял голову, открыл глаза и увидел четыре буквы: НАСА.
   Он смутно осознавал, что буквы эти находятся на каком-то движущемся механизме. Передние колеса с толстыми шинами остановились буквально в нескольких дюймах от него. И тогда он начал подниматься, цепляясь руками за эти шины. И никак не мог понять, отчего водитель не помогает ему. И вот наконец ему удалось встать на колени. Ветер бушевал с прежней силой. Только тут он как следует разглядел странную машину: приземистая, с корпусом округлой формы, она возвышалась над землей фута на четыре, не больше. Слишком мала, чтобы в ней мог разместиться человек. «Робот», – сообразил Эванс. И начал стряхивать снег с куполообразного корпуса. Показались буквы: «НАСА. Радиоуправляемое устройство для поиска метеоритов».
   Робот продолжал говорить с ним, монотонным механическим голосом произносил одни и те же слова. Но Эванс толком не мог расслышать, что именно он говорит, так выл и свистел ветер. Он смахивал снег с корпуса в надежде отыскать какое-нибудь средство связи, антенну или…
   И тут вдруг палец наткнулся на панель с небольшим углублением в центре. Он надавил и снял ее. И увидел внутри телефон. Самый обычный, телефон-трубку ярко-красного цвета. Поднес ее к замерзшему лицу. Из трубки не доносилось ни звука, и тогда он отчаянно хриплым голосом закричал:
   – Алло! Алло?..
   Он не успел ничего больше сказать.
   Рухнул на снег.
   Тем не менее медсестры уверяли, что он все же сумел послать сигнал на станцию НАСА, что находилась в Пэтриот-Хиллз. Люди из НАСА тут же связались со станцией Веддела. Уже оттуда был отправлен поисковый отряд, и их нашли буквально через десять минут. Оба они, и Сара, и Эванс, были к тому времени едва живы.
   С тех пор прошло уже больше суток.
   Врачи двенадцать часов работали над тем, чтобы повысить температуру их тел до нормальной. Одна из сестер объяснила Эвансу, что делать это надо медленно. И еще все в голос уверяли, что с ним все будет в порядке, вот только, возможно, придется ампутировать пару пальцев ноги. Они подождут несколько дней, посмотрят, как развивается процесс, а там решат.
   Ноги у него были перевязаны, между пальцами вставлены какие-то защитные пластинки. В обычную обувь ноги теперь не влезали, но сестры нашли и принесли ему пару шлепанцев огромного размера. Не иначе как принадлежали прежде какому-нибудь баскетболисту. На Эвансе они смотрелись просто смешно, он смахивал на клоуна. Что ж, придется пока походить в них, да и ногам не больно.
   Он осторожно встал. Ноги немного дрожали, но в целом все было нормально.
   И палату заглянула медсестра.
   – Проголодался?
   Он покачал головой:
   – Нет еще.
   – Что болит?
   Эванс снова покачал головой:
   – Все болит.
   – Может стать хуже, – заметила она. И протянула ему пузырек с пилюлями. – По одной каждые четыре часа, если будет невмоготу. И заснуть с ними легче. Так что, видно, придется попринимать несколько дней.
   – Что Сара?
   – Сможешь увидеть ее через полчаса.
   – А где Кеннер?
   – Кажется, в компьютерной комнате.
   – Где это?
   – Может, тебе лучше опереться на меня, – предложила сестра.
   – Да нет, – отмахнулся он. – Я в полном порядке. Вы только покажите мне, где это.
   Она показала, и он пошел. Но идти оказалось трудней, чем он предполагал. Мышцы не слушались, все тело сотрясала дрожь. Он едва не упал, хорошо, что медсестра вовремя подхватила его.
   – Ну, что я тебе говорила? Идем, провожу.
* * *
   Кеннер сидел в компьютерной комнате вместе с бородатым начальником станции Макгрегором и своим помощником Санджонгом Тапа. Лица у всех были мрачные.
   – Мы его нашли, – сказал Кеннер и указал на экран монитора. – Узнаете своего дружка, Эванс?
   Эванс взглянул на экран.
   – Да, – ответил он. – Тот самый ублюдок.
   На экране красовался снимок мужчины, выдававшего себя за Болдена. Рядом значилось его настоящее имя. Дэвид Р. Кейн и прочие данные. «Возраст двадцать шесть лет. Родился в Миннеаполисе, штат Миннесота. Степень бакалавра искусств в Нотр-Дам; степень магистра гуманитарных наук, Мичиганский ун-т.; в наст. время: кандидат в доктора философии по океанографии, Мичиганский ун-т, Анн-Арбор; исследовательский проект: „Динамика смещений шельфа Росса. Измерение с помощью датчиков джи-пи-эс“. Руководитель программы/супервайзер проекта: Джеймс Брюстер. Мичиганский ун-т».
   – Так, значит, фамилия его Кейн, – заметил начальник станции. – Он пробыл здесь неделю, работал с Брюстером.
   – Где он теперь? – мрачно осведомился Эванс.
   – Понятия не имею. На станцию сегодня не вернулся. Ни он, ни Брюстер. Думаю, они отправились в Макмердо, хотели захватить там какой-нибудь транспорт и удрать. Мы связались с Макмердо, просили их проверить, весь ли транспорт в наличии, но ответ до сих пор не получен.
   – А вы уверены, что его здесь нет? – спросил Эванс.
   – Уверен. Чтобы открыть внешние двери на станцию, нужна специальная карточка, удостоверяющая личность, так что мы в любой момент можем узнать, кто где находится. За последние двенадцать часов никто по имени Кейн или Брюстер дверей не открывал. Так что их здесь нет.
   – Думаете, они могут быть в самолете?
   – Люди из диспетчерской Макмердо не уверены. Надо сказать, они не слишком внимательно следят за перемещением повседневного транспорта. Если кто-то хочет улететь, садится и спокойно взлетает. Вообще, согласно условиям большинства грантов, ученые не имеют права покидать станцию в период проведения исследовательских работ. Но вы же сами понимаете. Все люди. У кого-то день рождения, у другого – семейный праздник. Вот они и мотаются на континент, туда и обратно. Улетают, прилетают, записи не ведутся.
   – Насколько мне помнится, – начал Кеннер, – Брюстер явился сюда с двумя студентами-выпускниками. Где второй? – Любопытно. Он вылетел из Макмердо вчера. В день вашего прилета.
   – Так что, думаю, всех их уже и след простыл, – сказал Кеннер. – Да, им следует отдать должное. Шустрые ребята и хитрые. – Он взглянул на часы. – Так, теперь давайте посмотрим, что они тут оставили.
* * *
   Табличка на двери гласила: «Дэйв Кейн, Мич. ун-т». Эванс толкнул ее и увидел небольшую комнатку, незастланную постель, небольшой стол с в беспорядке разбросанными по нему бумагами, четыре жестянки из-под диетической колы. В углу валялся открытый чемодан.
   – Итак, приступим, – сказал Кеннер. – Я займусь кроватью и чемоданом. Вы – письменным столом.
   Эванс принялся рыться в бумагах на столе. Вроде бы все до одной представляли собой распечатки научных статей. На некоторых был штамп «МИЧ УН ЛАБ ГЕО», далее значился номер.
   – Все это для прикрытия, – заметил Кеннер, когда он показал ему эти бумаги. – Он привез их с собой. Что-нибудь еще? Личное?..
   Но Эванс не видел ничего интересного. На некоторых распечатках были пометки желтым маркером. Была здесь и стопка библиографических карточек размером три на пять дюймов, на некоторых были сделаны записи, но все они выглядели подлинными и, казалось, имели самое прямое отношение к статьям.
   – А вы считаете, этот его помощник вовсе не был студентом-выпускником?
   – Как знать. Может, и был, но я сомневаюсь. Эти эко-террористы, как правило, не слишком образованные люди.
   Были здесь и снимки ледников, и снимки со спутников каких-то участков земли. Эванс быстро перебирал их и вдруг остановился на одном.
   Внимание его привлек подзаголовок.
   – Послушайте, – сказал он, – кажется, в том списке четырех разных точек было обозначено место под названием «Скорпион»?
   – Да…
   – Так это здесь, в Антарктиде, – сказал Эванс. – Вот, посмотрите.
   – Но это никак не может… – начал было Кеннер и тут же осекся. – А знаете, Питер, это очень любопытно. Молодец. Снимок лежал вот в этой стопке? Хорошо. Есть что-нибудь еще?
   К своему удивлению, Эванс вдруг почувствовал, что похвала Кеннера ему приятна. Он начал быстро перебирать снимки. И минуту спустя вдруг воскликнул:
   – Есть! Вот еще один.
   – Примерно то же самое расположение вкраплений камня в снег, – возбужденно продолжал Эванс. – И… я не знаю, что это за слабо прочерченные линии… возможно, дороги? Камни, запорошенные снегом?
   – Да, – кивнул Кеннер, – думаю, вы правы.
   – Если эти снимки сделаны с воздуха, наверняка есть способ проследить, как и кем. И эти цифры внизу, возможно, они указывают на какие-то ссылки?
   – Это не проблема. – Кеннер достал небольшое увеличительное стекло и начал всматриваться в снимки. – Да, Питер. Вы просто умница.
   Эванс так и просиял.
   – Нашли что-то интересное? – спросил стоявший уже в дверях Макгрегор. – Моя помощь нужна?
   – Нет, не думаю, – ответил Кеннер. – Справимся сами.
   – Но, может, он узнает по ним… – начал Эванс.
   – Нет, – сказал Кеннер. – Сделаем запрос в НАСА. Они помогут произвести идентификацию. А пока давайте поищем еще.
   Еще несколько минут они в полном молчании проводили обыск. Кеннер достал карманный нож, начал разрезать подкладку лежавшего в углу чемодана Брюстера.
   – Ага! – воскликнул он и выпрямился, держа в руке две изогнутые пластины из какого-то светлого материала, напоминающего резину.
   – Что это? – спросил Эванс. – Силикон?
   – Или что-то аналогичное. Похоже на мягкий пластик. – По лицу Кеннера было видно, что он очень доволен своей находкой.
   – А для чего эти штуковины? – спросил Эванс.
   – Понятия не имею. – Кеннер продолжал шарить в чемодане.
   «Интересно, – подумал Эванс, – с чего это он так обрадовался? И еще, Кеннер почему-то не захотел пускаться в объяснения в присутствии Макгрегора. Но для чего предназначены эти два куска резины? Как можно их использовать?»
   Сам Эванс между тем уже второй раз просматривал бумаги на столе, но ничего представляющего хоть какой-то интерес обнаружить не смог. Он приподнял настольную лампу, осмотрел ее подставку. Потом опустился на четвереньки и заглянул под стол, может, что-то приклеено снизу липкой лентой. Но не нашел ничего.
   Кеннер закрыл чемодан.
   – Как я и думал, там больше ничего нет. Еще повезло, что мы нашли хоть что-то. – Он обернулся к Макгрегору:
   – Где Санджонг?
   – В серверной комнате. Выполняет ваше распоряжение, исключает Брюстера и его команду из системы.
* * *
   Серверная комната представляла собой клетушку без окон. Он пола до потолка тянулись два одинаковых стеллажа с процессорами, решетчатый потолок был предназначен для протяжки кабелей. На металлическом столике стоял главный компьютер. Возле него примостился Санджонг, рядом стоял техник со станции Веддела, и лицо его отражало крайнюю растерянность.
   Кеннер с Эвансом встали у двери в коридоре, места в комнатушке им не хватало. Эванс чувствовал, что силы постепенно возвращаются к нему.
   – Это было непросто, – сказал Санджонг Кеннеру. – Здесь все было устроено так, чтобы обеспечить любому сотруднику Веддела возможность хранения материалов, а также прямой доступ к радиосвязи и Интернету. И самозванцы сумели найти способ этим воспользоваться. Очевидно, что третий прибывший с Брюстером парень был профессиональным компьютерщиком. В первый же день после появления на станции он влез в систему и внедрил тут повсюду «троянских коней». И прочие ловушки. Сколько именно, пока не знаю. Пытаемся их выявить.
   – Он также внедрил несколько фальшивых сайтов пользователей, – сказал технический сотрудник. – Да, около двадцати, – кивнул Санджонг. – Но не это меня беспокоит. Фальшивка, она и есть фальшивка. Этот парень, несомненно, умен, и, боюсь, ему удалось получить доступ к системе через уже существующего пользователя. С тем чтобы на него не смогли выйти. И вот как раз теперь мы ищем пользователей, которые за последнюю неделю обзавелись вторым паролем. Но эта система не самая мощная. Работает слишком медленно.
   – Ну а «троянские кони»? – спросил Кеннер. – На какое время действия рассчитаны? – В компьютерном сленге «троянским конем» называли невинную на первый взгляд и как бы «спящую» программу, внедренную в систему. Она «пробуждалась» в нужное время и выполняла определенные функции. Именовали ее так в честь греков, которым удалось выиграть войну с Троей, запустив в стан врага огромного деревянного коня. В качестве подарка. Как только конь этот оказался в крепости, прятавшиеся внутри солдаты выскочили из него и атаковали противника. Троя пала.
   Первый «троянский конь» был запущен в компьютер одной компании уволенным сотрудником. Он решил отомстить. Установка сработала через три месяца после его увольнения, все жесткие диски были уничтожены. С тех пор появилось множество разновидностей этих «коней».
   – Одного найти удалось, и время действия его ограничено, – ответил Санджонг. – Должен сработать через день-два. Еще один установлен на три дня, считая от сегодняшнего. Это все, что пока удалось выяснить.
   – Как мы и предполагали, – пробормотал Кеннер.
   – Да, – кивнул Санджонг. – Они собирались сделать это в самом скором времени.
   – Сделать что? – спросил Эванс.
   – Отколоть огромный айсберг, – ответил Кеннер.
   – Но почему вы решили, что в самом скором времени? Тогда сами они еще должны быть здесь.
   – В последнем не уверен. К тому же в любом случае время определялось чем-то другим.
   – Вот как? Чем же? – спросил Эванс. Кеннер многозначительно покосился на него.
   – Обсудим это позже. – Он обернулся к Санджонгу. – Ну а радиосвязи?
   – Все прямые связи мы сразу отключили, – ответил тот. – А вы, насколько я понимаю, поработали на том самом месте, верно?
   – Да, – кивнул Кеннер.
   – И что же вы там делали? – полюбопытствовал Эванс.
   – Кое-что разъединял. Практически наугад.
   – Но что?
   – Потом расскажу.
   – Мы не перестарались? – спросил Санджонг.
   – Нет. Потому что никогда не знаешь наверняка. Может, на том самом месте появится кто-то еще, и вся наша работа пойдет насмарку.
   – Черт, – пробормотал Эванс, – хотелось бы все же знать, ребята, о чем это вы толкуете.
   – Позже, – с нажимом произнес Кеннер. И на этот раз смотрел он сердито.
   Эванс умолк. Он чувствовал себя немного обиженным.
   – Мисс Джонс проснулась и одевается, – сообщил Макгрегор.
   – Вот и замечательно, – заметил Кеннер. – Что ж, думаю, здесь мы сделали все, что смогли. Через час вылетаем.
   – Куда? – удивился Эванс.
   – Мне казалось, что это очевидно. В Финляндию, в Хельсинки, – ответил Кеннер.

В САМОЛЕТЕ

Пятница, 8 октября
6.04 утра
   Самолет летел над грядой облаков в ослепительно ярком утреннем свете. Сара спала. Санджонг работал с ноутбуком. Кеннер молча смотрел в иллюминатор. – Может, все же расскажете, что это вы там разъединяли наугад? – спросил Эванс.
   – Те конусовидные заряды, – ответил Кеннер. – Они были размещены в определенном порядке на расстоянии примерно четырехсот метров один от другого. Я разъединил пятьдесят наугад, почти все они находились на восточном конце этой линии. Думаю, этого достаточно, чтобы предотвратить образование направленной волны.
   – Значит, никакого айсберга не будет?
   – К этому мы и стремились.
   – Ну а зачем теперь летим в Хельсинки?
   – Не туда. Я сказал это специально в присутствии техника. На самом деле мы летим в Лос-Анджелес.
   – Ясно. Тогда еще вопрос. Зачем мы летим в Лос-Анджелес?
   – Затем, что там НФПР проводит конференцию по резкому изменению климата.
   – Так все это имеет отношение к конференции? Кеннер кивнул.
   – Выходит, эти ребята собирались отколоть айсберг лишь с одной целью – чтоб это соответствовало идее конференции?
   – Именно. Это часть их рекламной кампании. Организовать какое-нибудь масштабное природное явление или катаклизм с целью наглядного подтверждения основных постулатов конференции.
   – Вы так спокойно рассуждаете об этом, – заметил Эванс.
   – Так уж в этом мире делаются дела, Питер, – пожал плечами Кеннер. – Информация, выгодная природоохранным организациям, далеко не случайно доходит до общественности.
   – Что вы хотите этим сказать?
   – Ну, возьмем, к примеру, вашу любимую и самую пугающую проблему. Глобальное потепление климата. О наступлении эпохи глобального потепления объявил в 1988 году известнейший климатолог, Джеймс Хансен. Он даже выступал на эту тему на объединенном заседании палаты общин и сенатского комитета, возглавляемом сенатором Виртом из Колорадо. Слушания были назначены на июнь, ну и неудивительно, что во время выступления Хансена стояла удручающая жара. Неплохой фон для столь драматичного заявления.
   – Это как раз меня не волнует, – заметил Эванс. – Использовать слушания для доведения каких-то фактов до широкой общественности вполне законно и…
   – Вот как? Вы что же, хотите тем самым сказать, что между правительственными слушаниями и обычной пресс-конференцией нет никакой разницы?
   – Я хочу сказать, что подобные слушания неоднократно проводились и раньше.
   – Верно. Но только в случае с Хансеном мы имеем яркий пример манипулирования общественным мнением. И случай этот далеко не единственный. Таких примеров в ходе развертывания кампании, связанной с глобальным потеплением, было немало. Достаточно вспомнить об изменениях, внесенных буквально в последнюю минуту в доклад МПККИ в 1995 году.
   – МПККИ? В 1995-м?..
   – В конце восьмидесятых ООН создала специальную Межправительственную комиссию по климатическим изменениям. Эта комиссия являла собой группу чиновников-бюрократов и ученых, находившихся под пятой у бюрократов. Идея создания ее сводилась к следующему: поскольку проблема признана глобальной, ООН обязана как-то отслеживать ее и каждые несколько лет публиковать отчеты. Первый отчет, составленный в 1990-м, говорил о том, что очень трудно отследить влияние человека на климат, хотя почти все признавали, что подобное влияние имеет место. А вот в 1995-м в докладе было отмечено «заметное влияние человека на климат». Помните?
   – Смутно.
   – Так вот, эта существенная поправка, «заметное влияние человека», была вписана в доклад уже после того, как все ученые разъехались по домам. Изначально и документе говорилось, что ученым не удалось выявить и доказать факты влияния человека на климат, что они далеко не уверены, что таковые имеют место. Они написали просто и ясно: «Мы не знаем». А затем эта фраза была вычеркнута, и вместо нее вписано другое утверждение. На тему того, что влияние это существует. Что, как понимаете, составляет большую разницу.
   – Это правда? – тихо спросил Эванс.
   – Да. Подлог в документе вызвал огромное возмущение у многих ученых, защитники и противники этой теории вступили в схватку. Но если прочесть все их доводы за и против, понятней не станет, кто из них прав. Мы живем в век Интернета. Можете найти там все эти материалы, оригинал документа, список изменений. И решайте сами. Подобные изменения в тексте официального документа говорят о том, что МПККИ – скорее политическая, а не научная организация.
   Эванс нахмурился. Он не знал, что на это сказать. Он, разумеется, слышал о МПККИ, но о деятельности ее мало что знал.
   – Хочу задать вам один очень простой вопрос, Питер. Если проблема реальна, если она требует самого срочного вмешательства, к чему понадобилось производить подмену? Разве не смахивает это на умело организованную рекламную кампанию? На манипулирование общественным мнением?
   – Ответ мой столь же прост, – сказал Эванс. – Средства массовой информации – это рынок, на котором стоит вечная толчея. Каждую минуту человек получает тысячи единиц информации. А потому приходится говорить громко, просто орать, чтобы докричаться, привлечь внимание. И уж затем попытаться мобилизовать весь мир на подписание Киотского протокола.
   – Ну что ж, будем это учитывать. Когда летом 1988 года Хансен объявил о глобальном потеплении, то, согласно его расчетам, температура должна была повышаться в среднем на 0,35 градусов Цельсия каждые десять лет. А насколько она повышается в действительности, вам известно?