Ребятишки слушали его, разинув рты, точно завороженные. Объективы камер были нацелены на Брэдли.
   – И вот теперь эти величественные деревья, пережившие угрозу пожаров, угрозу вырубок, эрозию почв, кислотные дожди, теперь эти деревья находятся, увы, перед лицом огромной опасности. Глобальное потепление. Вы, ребята, знаете, что это такое, глобальное потепление?
   Вверх взметнулся целый лес рук.
   – Я знаю! Я знаю! Я тоже!
   – Рад, что вы знаете, – сказал Брэдли. И жестом велел школьникам опустить руки. Похоже, сегодня собирался говорить исключительно он один. – Но вы можете не знать о том, что глобальное потепление таит в себе еще одну угрозу – резкое изменение климата. Пройдет несколько месяцев или лет, и здесь станет значительно жарче или холодней. И тогда на эти прекрасные деревья нападут полчища насекомых, разные болезни и уничтожат их.
   – Какие насекомые? – спросил кто-то из детишек.
   – Плохие, – решительно ответил Брэдли. – Те, которые пожирают деревья. Превращаются в червяков и пожирают их изнутри! – И он завертел кистями рук, демонстрируя, как коварные червяки будут заползать в деревья.
   – Но для того, чтоб съесть такое огромное дерево, червяку нужно очень много времени, – сказала одна из девочек. – Ничего подобного! – пылко возразил ей Брэдли. – В том-то и проблема. Из-за глобального потепления разведется великое множество этих насекомых, настоящее нашествие. И они набросятся на эти деревья и очень быстро будут их пожирать!
   Дженифер наклонилась и прошептала Эвансу на ухо:
   – Ты веришь во всю эту муть?
   Эванс зевнул. Он спал в самолете, немного подремал и в автомобиле, доставившем их из аэропорта в Национальный парк. И до сих пор пребывал словно в полудреме, глядя на Брэдли. Слушал его и зевал.
   Но ребятишки разволновались всерьез, расшумелись, и теперь Брэдли уже открыто говорил только в камеру. Причем говорил убедительно и властно, эта манера выработалась у него на протяжении многих лет, когда он играл президентов в телевизионных фильмах и постановках.
   – Резкие климатические изменения представляют такую огромную угрозу для всего человечества, для самой жизни на нашей планете, что сейчас по всему миру проводятся конференции. И ученые решают, как справиться с этой угрозой. К примеру, завтра в Лос-Анджелесе как раз открывается такая конференция, где ученые будут обсуждать способы свести эту угрозу к минимуму. Если мы будем сидеть сложа руки, катастрофа неизбежна! И эти могучие, изумительные, величественные деревья останутся лишь в нашей памяти, на снимках и открытках из прошлого, которые будут служить вечным напоминанием о том, как безжалостно относился человек к природе. Это мы ответственны за катастрофические изменения климата. Мы и только мы можем это остановить.
   Он закончил пылкое свое выступление, развернулся, чтоб показаться в камере в наиболее выгодном для себя ракурсе, продолжая смотреть в объектив по-детски чистыми голубыми глазами.
   – Писать хочу! – пропищала какая-то маленькая девочка.
* * *
   Самолет пробежал по взлетной полосе и поднялся в воздух. Они летели над лесом.
   – Простите, что вот так, бесцеремонно, сорвал вас с места, – сказал Эванс. – Но нам надо успеть в морг до шести.
   – Нет проблем, – доброжелательно улыбнулся Брэдли. После выступления он еще несколько минут раздавал автографы школьникам. Телевизионщики сняли и эту сцену. Брэдли обернулся к Дженифер и одарил ее самой ослепительной из своих улыбок. – А вы чем занимаетесь, мисс Хэдли?
   – Работаю в научно-исследовательской группе по изучению глобального потепления.
   – О, приятно слышать, так вы одна из наших! Как продвигается дело с подачей иска?
   – Спасибо, замечательно, – ответила она и украдкой покосилась на Эванса.
   – У меня ощущение, что вы не только красивы, но и потрясающе умны, – сказал Брэдли.
   – Вообще-то не слишком, – ответила она. Эванс заметил: актер ее явно раздражает.
   – Приветствую в женщинах скромность. Вы просто очаровательны.
   – Просто стараюсь отвечать на вопросы честно и искренне, – ответила она. – И еще хотела бы заметить, что терпеть не могу лести.
   – Ну, разве это лесть в вашем-то случае? – улыбнулся Брэдли.
   – И вряд ли это искренность в вашем случае, – парировала Дженифер.
   – Поверьте, я искренне восхищаюсь всем, что вы делаете. Проводите такую огромную и важную работу, – сказал Брэдли. – И еще жду не дождусь, когда, наконец, ваши люди вставят палки в колеса Агентству по защите окружающей среды. Ни в коем случае нельзя ослаблять давление. Вот почему я выступаю перед маленькими детьми. Прекрасная телевизионная реклама в защиту теории резких климатических перемен. Думаю, что все прошло просто отлично. Вы согласны? – Да, вполне прилично. Если не учитывать одного обстоятельства.
   – Какого именно?
   – Да того, что все это чушь собачья, – ответила Дженифер.
   Улыбка так и застыла на губах Брэдли, а глаза злобно сощурились.
   – Не уверен, что вы понимаете, о чем говорите, – пробормотал он.
   – Я говорю обо всем, Тед. Обо всей этой вашей пламенной речи. Секвойи – это мудрецы и стражи нашей планеты? У них для нас какое-то послание?
   – Но так оно и…
   – Послушайте, секвойи всего лишь деревья, Тед. Большие деревья. И не надо придумывать, что они несут какое-то там послание. Не больше, чем баклажан, уверяю вас.
   – Думаю, вы просто не понимаете…
   – И что они умудрились пережить лесные пожары? Вряд ли. На самом деле пожары им только на пользу, потому что именно так они размножаются. Семена калифорнийского мамонтового дерева обладают невероятно плотной и толстой кожурой, и раскрыться могут только под воздействием высоких температур. Пожары просто необходимы для существования и развития лесов мамонтовых деревьев.
   – Дело в том, что вы неверно меня поняли, упустили самое главное, – напряженно произнес Брэдли.
   – Вот как? Что именно я пропустила?
   – Я пытался подчеркнуть, пусть несколько поэтично, вечность и вневременье этих великих первобытных лесов, и…
   – Вечность? Первобытных? Вы вообще хоть что-нибудь знаете об этих лесах?
   – Да. Полагаю, что знаю. – Голос Брэдли звучал злобно. Он уже не скрывал раздражения.
   – Тогда взгляните. – Дженифер указала в иллюминатор, они как раз пролетали над лесом из секвой. – Как думаете, на протяжении какого периода времени ваши первобытные леса выглядели так, как сейчас?
   – Ну, на протяжении сотен тысяч лет, никак не меньше…
   – Это не так, Тед. Человек обитал здесь за тысячи лет до того, как появились эти деревья. Вы это знали?
   Брэдли стиснул зубы и промолчал.
   – Тогда позвольте рассказать, как все было на самом деле.
* * *
   – Двадцать тысяч лет тому назад настал конец ледникового периода. Ледники уходили из Калифорнии, словно паровым катком прошлись они по Йосемитской долине и прочим ныне прекрасным местам. Горы льда таяли и оставляли после себя заболоченную равнину со множеством озер и рек, подпитываемых остатками льдов. Но никакой растительности тогда там не было. То был практически сырой песок. Ничего больше.
   Прошло еще несколько тысяч лет, постепенно земля высохла, а ледники меж тем продолжали двигаться все дальше к северу. Этот район Калифорнии представлял в ту пору арктическую тундру. Она поросла высокой травой, а в траве водились мелкие животные, мыши, белки. Как раз к тому времени в этих краях появился человек. Он охотился на мелких животных, научился разводить костры, начались пожары. Пока все понятно? – спросила Дженифер. – И никаких вам первобытных лесов.
   – Слушаю вас внимательно, – пробормотал Тед. Он изо всех сил сдерживался, пытался укротить свой буйный нрав.
   – Поначалу, – продолжила свой рассказ Дженифер, – эти арктические травы и кустарники были единственными растениями, способными укорениться и произрастать на этих скудных песчаных почвах. Но, по мере того как все они подсыхали, состав их начал меняться, и на протяжении тысяч лет сформировался слой плодородной земли. И это открыло путь великой колонизации растений, начавших захватывать территорию Северной Америки послеледникового периода.
   Сперва появились гладкоствольные карликовые сосны. Было это примерно четырнадцать тысяч лет тому назад. Позже к ним присоединились ели, болиголов, ольха. В ту пору они мало чем напоминали нынешних своих сородичей. Эти деревья и составили так называемый «первичный» лес, и на протяжении последующих четырех тысяч лет именно они доминировали в пейзаже. Климат менялся, становился все теплей, все ледники Калифорнии растаяли. В лесах стало тепло и сухо, начались пожары, и весь первичный лес постепенно выгорел. И сменился другой растительностью, характерной для прерий, в том числе дубами и многообразием трав. Ну и еще появились первые дугласии тиссолистные, но было их не слишком много, климат суховат для вечнозеленых растений.
   Затем, примерно шесть тысяч лет тому назад, климат вновь начал меняться. Появилось больше влаги, и для дугласии тиссолитных, болиголова и кедра настало настоящее раздолье. Они захватывали все новые территории и создавали густые и высокие леса с почти непроницаемыми для света кронами, которые можно видеть теперь. Но в ту пору люди, должно быть, относились к этим лесам, как мы относимся к чрезмерно разросшимся сорнякам. Еще бы, эти леса оккупировали огромные территории, вытесняли растения, обитавшие здесь прежде. Их широкие кроны затеняли собой свет, и под пологом этих лесов было слишком темно, а потому другие деревья не выживали. И еще они обладали способностью быстро распространяться из-за частых пожаров. Так что секвойи никак нельзя назвать вечными и первобытными, Тед. Они просто последние в этой цепочке.
   Брэдли насмешливо фыркнул:
   – Бог ты мой, им же целых шесть тысяч лет. Только вдумайтесь!
   Но Дженифер была безжалостна.
   – И это неверно. Ученые доказали, что первичные леса постоянно менялись по составу. Примерно через каждую тысячу лет они становились другими. Леса постоянно пребывают в процессе изменения, Тед. Ну и потом, еще свою роль сыграли индейцы.
   – Индейцы? А они тут при чем?
   – Индейцы были великими знатоками и наблюдателями природы. И они поняли, что первичные леса по-своему вредны. Выглядят, конечно, впечатляюще, но мертвы, дичь в них почти не водится. И вот индейцы стали устраивать пожары, периодически выжигать огромные лесные массивы. Постепенно на месте старых лесов появлялись равнины, луга и прерии, лишь с отдельными вкраплениями лесных островков. И леса, что увидели европейцы, впервые попав на наш континент, уже мало походили на те, первичные. Они были культивированы, Тед. И неудивительно, что полторы тысячи лет тому назад таких лесов было меньше, чем теперь. Индейцы были реалистами. Сегодня все это из области романтической мифологии.[24] Дженифер откинулась на спинку кресла.
   – Что ж, речь просто замечательная, – сказал Брэдли. – Но есть ряд возражений чисто, так сказать, технического плана. Люди давно перестали интересоваться такими вещами. И это хорошо, потому что, если им сказать, что леса эти не такие уж и древние, отсюда неизбежно последует вывод: значит, и сохранять их не стоит. А я хотел лишь сказать, что они стали напоминанием о красоте и величии природы, и потому их следует беречь. Сохранить любой ценой. Особенно от смертоносной угрозы глобального потепления.
   Дженифер растерянно заморгала. А потом произнесла:
   – Надо бы выпить.
   – Вот тут я с вами согласен, – заметил Брэдли.
* * *
   Пока шел этот спор, Эванс пытался дозвониться детективу Перри и не особенно прислушивался к их беседе. Но кое-какие полезные выводы и открытия для себя все же сделал. Прежде ему и в голову не приходило, что индейцы жили здесь еще в ледниковый период. Нет, конечно, он не сомневался, что это так и есть. Он знал, что первобытные индейские племена охотились на мамонтов и других крупных млекопитающих, что привело к почти полному их уничтожению. Но ему и в голову не приходило, что индейцы могли жечь леса и изменять, таким образом, окружающую среду в своих интересах.
   Но так оно и было, он ничуть не сомневался в этом.
   Заинтересовал и встревожил его и тот факт, что леса были разными, сменяли друг друга. Он никогда не задумывался над тем, что было на месте, где теперь произрастали огромные секвойи. Он тоже считал их первобытными деревьями.
   Не задумывался он прежде о пейзаже, что сформировался после отступления ледников. Наверное, он походил тогда на землю Исландии, где довелось ему недавно побывать: голое каменистое и сырое пространство, и над ним царит жуткий холод. Потребовалось множество смен поколений растений, прежде чем на бесплодных почвах образовался плодородный слой земли.
   В глубине души он всегда представлял эту картину несколько иначе. У него она напоминала мультфильм. Вот ледники тают, отползают, и на их месте тут же вылезают из земли секвойи. Ледники ушли и оставили после себя лес из этих могучих деревьев.
   Теперь он понимал, как наивны и глупы были эти его представления.
   От внимания Эванса не укрылся и тот факт, что Дженифер во время своей «лекции» часто упоминала об изменениях климата. Сначала он был холодным и сырым, затем теплым и сухим. И ледники таяли. Затем снова наступал влажный период, и вместе с ним возвращались отступившие было ледники. Все время все менялось…
   Мир пребывал в постоянных переменах.
* * *
   Через некоторое время Брэдли извинился и ушел в головную часть салона позвонить своему агенту.
   – Откуда ты все это знаешь? – спросил Эванс Дженифер.
   – Да по той самой причине, о которой упомянул Брэдли. Когда говорил о «смертоносной угрозе глобального потепления». У нас была целая команда, исследующая риски и угрозы. Нам хотелось выяснить все, что помогло бы составить исковое заявление наиболее убедительно.
   – И что же?
   Она покачала головой.
   – Угрозы глобального потепления, – медленно произнесла она, – не существует. А если б и существовала, если б действительно началось глобальное потепление, это пошло бы только на пользу большинству стран мира.
   Тут раздался голос пилота, он призывал занять свои места и пристегнуть ремни. Они подлетали к Сан-Франциско.

САН-ФРАНЦИСКО

Вторник, 12 октября
6.31 вечера
   В приемной было холодно, сыро и пахло дезинфектантом. На мужчине, сидевшем за столиком, был накинут поверх одежды белый халат. Он работал с компьютером, пальцы бегали по клавиатуре.
   – Так. Мортон… Мортон… Ага, есть. Джордж Мортон. Ясненько. А вы?..
   – Питер Эванс. Поверенный в делах мистера Мортона, – ответил Эванс.
   – А я Тед Брэдли, – произнес актер. И уже собрался было протянуть руку для рукопожатия, но затем передумал и спрятал ее за спину.
   – О, то-то я смотрю, знакомое лицо, – сказал лаборант. – Вы государственный секретарь, верно?
   – Вообще-то я президент.
   – Да, точно, точно. Президент. Так и знал, что где-то видел вас прежде. И жена у вас пьяница.
   – Нет. Это у госсекретаря жена пьяница.
   – О… Наверное, просто видел не все серии.
   – Фильм идет как раз сейчас. – Теперь понятно, почему пропустил.
   – Вообще-то его закупили все крупнейшие телекомпании мира, – заметил Брэдли.
   – Если можно, давайте приступим к опознанию, – сказал Эванс.
   – Хорошо. Распишитесь вот здесь. И я выдам вам гостевые карточки.
* * *
   Дженифер осталась ждать в приемной. Эванс с Брэдли прошли в помещение морга. Брэдли обернулся:
   – А кто она вообще, эта дамочка?
   – Юрист. Работает в научно-исследовательской группе по глобальному потеплению.
   – А мне кажется, она работает на промышленников. Специально заслана в эту группу. Потому что взгляды у нее экстремистские.
   – Она работает под началом Болдера, Тед.
   – Ну, это я еще могу понять, – фыркнул Брэдли. – И не возражал бы, если б она работала подо мной. Но ты слышал, что она несла, Пит? О господи! О том, что старых лесов не существует! Типичная болтовня промышленников. – Он приблизился к Эвансу и прошептал ему на ухо:
   – Думаю, вам надо от нее избавиться.
   – Избавиться?
   – Она вас до хорошего не доведет. И вообще, зачем это она поперлась с нами, а?
   – Не знаю. Хотела поехать, вот и все. А вы почему здесь, может, скажете, Тед?
   – Есть одно дельце.
* * *
   Простыня, которой прикрыли тело, была в каких-то серых пятнах. Лаборант откинул ее.
   – О боже!.. – Тед Брэдли поспешно отвернулся. Эванс заставил себя взглянуть на тело. В жизни Мортон был довольно крупным мужчиной, теперь же казался еще крупней. Торс сильно распух и приобрел пурпурно-серый оттенок. В воздухе витал тошнотворный запах разложения. Запястье обхватывал специальный идентификационный браслет в дюйм шириной.
   – А где часы? – спросил Эванс.
   – Мы их сняли, – ответил лаборант. – С трудом смогли стянуть браслет с руки. Хотите на них взглянуть?
   – Да, хотелось бы, – сказал Эванс. Подошел поближе и весь напрягся, пытаясь побороть тошноту от этого ужасного запаха. Он хотел взглянуть на руки и ногти. В детстве Мортон поранил четвертый палец на правой руке, и ноготь деформировался. Но одна рука отсутствовала вовсе, а другая напоминала месиво из мышц и сухожилий. Эванс вовсе не был уверен, что перед ним тело Мортона.
   – Ну, вы скоро? – раздался за спиной голос Брэдли.
   – Погодите.
   – О господи!..
   – А повторный показ сериала будет? – спросил лаборант.
   – Нет. Его отменили.
   – Почему? Мне так нравился этот фильм.
   – Жаль, что не посоветовались с вами, – насмешливо заметил Брэдли.
   Теперь Эванс разглядывал грудь, пытаясь припомнить, как росли у Мортона там волосы. Он достаточно часто видел его в одних плавках. Но тело так чудовищно распухло и было сплошь покрыто какими-то полосами и разводами, что толком разглядеть ничего не удавалось. Эванс покачал головой. Он никак не мог быть уверен в том, что перед ним тело Мортона.
   – Ну, скоро вы? – нетерпеливо повторил Брэдли.
   – Да, уже закончил, – ответил Эванс.
   На труп снова накинули простыню, все вышли в коридор.
   – Его нашли спасатели из Писмо. Сразу же позвонили в полицию, – сказал лаборант. – Ну и полиция опознала его по одежде. – На нем сохранилась одежда?
   – Угу. Одна штанина и большая часть пиджака. Пошиты на заказ. Ну, тогда они связались с его нью-йоркским портным, и тот подтвердил, что шил этот костюм для Джорджа Мортона. Вы хотите забрать его вещи?
   – Не знаю, – ответил Эванс.
   – Ну, ведь вы были его адвокатом…
   – Да. Тогда, наверное, придется.
   – Вам надо за них расписаться.
   Они вернулись в приемную, где ждала Дженифер. Сидела и говорила по сотовому телефону.
   – Да, понимаю… Да. Хорошо, мы это сделаем. – Увидев их, она закрыла телефон пластиковой крышкой. – Закончили?
   – Да.
   – И это был…
   – Да, это Джордж, – ответил Тед.
   Эванс промолчал. Спустился вниз, в холл, и расписался за вещи. Лаборант принес пакет, протянул его Эвансу. Эванс порылся в нем и достал обрывки смокинга. К внутреннему карману был приколот маленький значок НФПР. Он запустил руку второй раз и достал часы. «Ролекс Субмарина». Те самые часы, что всегда носил Мортон. Эванс перевернул их, взглянул на крышку. Там было выгравировано: «ДЖ.М. 12-31-89». Эванс кивнул, положил часы обратно в пакет.
   Все эти вещи действительно принадлежали Джорджу. От одного только прикосновения к ним его охватила невыразимая печаль.
   – Что ж, думаю, мы закончили, – тихо произнес он. – Пора возвращаться.
   Они вышли из здания и направились к ожидавшему их автомобилю. Уселись, и тут Дженифер заявила:
   – Нам надо заехать еще в одно место.
   – Куда это? – спросил Эванс.
   – В муниципальный гараж Окленда.
   – Это зачем?
   – Там ждет полиция.

ОКЛЕНД

Вторник, 12 октября
7.22 вечера
   Это было огромное сооружение из бетона с просторной автостоянкой рядом. Располагалось оно на окраине Окленда. Стоянка была освещена большими галогенными лампами. Стоявшие за оградой автомобили в большинстве своем представляли сущий хлам, старые развалюхи, но было среди них и несколько «Бентли» и «Кадиллаков». Их машина подкатила к обочине.
   – Зачем мы здесь? – спросил Брэдли. – Что-то не понимаю.
   В окошке будки у входа возник полицейский.
   – Мистер Эванс? Питер Эванс?..
   – Да, это я.
   – Прошу сюда, пожалуйста.
   Все они начали вылезать из машины. Но тут полицейский сказал:
   – Только мистер Эванс.
   – Это почему? – возмутился Брэдли. – Мы все вместе…
   – Извините, сэр, но они хотят видеть одного мистера Эванса. Вам придется подождать здесь.
   Дженифер улыбнулась Брэдли:
   – Так и быть, составлю вам компанию.
   – Безмерно счастлив.
   Эванс вышел из машины и последовал за полицейским. Прошел через металлические двери в здание гаража. Все внутреннее пространство было поделено на продолговатые ремонтные боксы, в них стояли машины. Большая часть боксов была занята полицейскими автомобилями. В воздухе витал резкий запах ацетилена от горелок. Эванс перешагивал через маслянистые лужицы моторного масла на полу. Помолчав немного, он спросил полицейского:
   – А в чем, собственно, дело?
   – Они хотят вас видеть, сэр.
   В дальней части гаража находились наиболее разбитые машины. Груды искореженного металла, пятна крови на сиденьях, выбитые стекла, торчащие во все стороны провода. Вокруг одной из таких развалин стояли два техника в синих рабочих халатах и что-то измеряли. Еще одну разбитую вдрызг машину фотографировал мужчина с помощью фотоаппарата на треноге.
   – Он полицейский? – спросил Эванс.
   – Нет, адвокат. Приходится и их тоже пускать.
   – Так вы здесь занимаетесь машинами, побывавшими в авариях?
   – И ими тоже.
   Они свернули за угол, и тут вдруг Эванс увидел Кеннера в компании с тремя полицейскими в штатском и двумя техническими сотрудниками в синих халатах. Все они столпились вокруг разбитого «Феррари» Мортона. Корпус машины медленно поднимали с помощью гидравлического подъемника, со всех сторон на нее были направлены яркие лучи прожекторов.
   – А, Питер, – сказал Кеннер. – Ну что, вы опознали Джорджа?
   – Да.
   – Вот и молодец.
   Эванс подошел поближе и встал под брюхом «Феррари». Секции и детали были помечены желтыми тряпичными ярлычками.
   – Что здесь происходит? – спросил Эванс. Люди в штатском переглянулись. Затем один из них сказал:
   – Мы обследуем этот «Феррари», мистер Эванс.
   – Это я вижу.
   – Скажите-ка нам, именно эту машину мистер Мортон недавно приобрел в Монтрей?
   – Думаю, да.
   – И когда же он сделал эту покупку?
   – Ну, точно не знаю. – Эванс пытался вспомнить. – Недавно. Около месяца тому назад. Его секретарша Сара сказала мне, что Джордж купил новый «Феррари».
   – А кто именно оформлял сделку?
   – Она.
   – А вы как-то участвовали?
   – Нет. Просто Сара сказала мне, что Джордж купил машину, вот и все.
   – То есть сами вы покупкой и оформлением не занимались, страховку не оформляли?
   – Нет. Обычно всем этим занимаются бухгалтеры Джорджа.
   – И документов на эту машину тоже не видели?
   – Нет.
   – Ну а саму машину когда впервые увидели?
   – В тот вечер, когда Джордж отъехал на ней от отеля «Марк Хопкинс», – ответил Эванс. – В тот день, когда он погиб.
   – А до того вечера вы, значит, машину не видели?
   – Нет.
   – Машину транспортировали из Монтерея, доставили в частный гараж в Сонома. Там она простояла две недели, и уже затем ее перегнали в Сан-Франциско. Вы сняли в аренду этот частный гараж?
   – Нет.
   – Но документы на аренду выписаны на ваше имя.
   Эванс покачал головой:
   – Я ничего об этом не знал. Но Мортон часто оформлял арендные документы на одного из своих помощников или юристов. Просто, наверное, не хотел лишний раз светиться.
   – Но если б он так сделал, вас бы, наверное, уведомил?
   – Необязательно.
   – Стало быть, вы не знали, что он использовал ваше имя?
   – Нет.
   – А кто занимался этой машиной в Сан-Хосе?
   – Понятия не имею.
   – Дело в том, мистер Эванс, что кто-то очень обстоятельно поработал над этим «Феррари» до того, как Мортон сел в него. Рама ослаблена в тех местах, где помечено желтым, вон, видите? Была также выведена из строя система АБС. Довольно примитивная, но это объясняется возрастом машины. Ну и диски колес недожаты. Вот здесь, у переднего левого и правого заднего. Вы меня слушаете, мистер Эванс?..
   Эванс нахмурился.
   – Эта машина стала смертельной ловушкой, мистер Эванс. Кто-то использовал ее, чтобы убить вашего клиента. И все эти работы были проведены в гараже в Сонома. А ваше имя значится в арендных документах на этот гараж.
* * *
   Оставшись в машине наедине с Дженифер, Тед Брэдли устроил ей нечто вроде допроса с пристрастием. Может, она и хорошенькая, но что-то с ней явно не так. Манеры, эдакая почти мужская грубоватая прямолинейность, странные высказывания. Сказала, что работает над составлением иска и что зарплату получает от НФПР, но Тед не думал, что такое возможно. Ведь он, Тед Брэдли, самым тесным образом связан с НФПР, составляет рекламу фонду. И ей следовало бы это знать и относиться к нему с большим уважением.