Кривенко Виталий Яковлевич. Экипаж машины боевой

От автора

   Главное, что я хотел выразить в этом рассказе, так это те мелкие детали, которые происходили во взаимоотношениях между военнослужащими, сам диалог общения между ними, и постарался это выразить в более простой для понимания форме.
   То, что здесь описано, отчасти можно считать плодом моего воображения. Хотя, в общем, события эти происходили на самом деле. Но происходили они не в той последовательности, в которой написаны. Многое я почерпнул из своих воспоминаний, некоторые вещи из рассказов пацанов с других подразделений.
   По прошествии времени многие детали, конечно же, стерлись из памяти, и поэтому мне пришлось немного напрячь свое воображение, хотя большого труда это не составляло, потому что я был там, и знаю не понаслышке про службу в Афгане.
   Это рассказ о службе одного экипажа БТРа пехотной роты в провинции Герат. Многие фразы из диалогов я напечатал по их созвучию, а не так, как они должны быть в грамматическом написании. Попадаются и некорректные выражения, но это, извините, лишь капля в море, и если излагать полный диалог, то в этом случае прилично выглядеть будут лишь знаки препинания.

МОТОСТРЕЛКОВЫЙ ПОЛК

   Отжившие век свой,

   на лестницу в небо,

   проходят с парадного входа.

   А нас, совсем юных,

   сквозь пламя Афгана

   впускали из черного хода.

   Я уже часа два торчал в оружейке, и от безделья швырял штык— нож в деревянный столб.
   Было начало июня 1987 года, и до дембеля оставалось еще два месяца.
   Нас — дембелей — почти всех оставили до августа, так как не пришла замена из Союза, а те, что пришли, были еще желторотыми «чижами» и на боевые действия их первое время брать было нежелательно.
   А мне уже было на все наплевать: быстрее бы в Союз, и ничто другое в голову не лезло.
   Недавно вышел приказ «дембелей на боевые действия не привлекать». А все потому, что много писем приходит в министерство обороны от родителей, которые просят объяснить им одну вещь — почему они получают письма от сыновей, в которых те пишут: ждите, через неделю или месяц приеду, родители уже в надежде ждут со дня на день сына домой, и вдруг вместо сына приходит цинковый гроб?
   Приказ приказом, а из-за нехватки людей приказ этот, мягко говоря, обходили, да и дембеля не возражали: надо так надо, мы так воспитаны, да и время в рейде быстрей идет.
   В полку мы находились около недели, но скука уже одолела, и хотелось махнуть куда-нибудь в рейд, только бы подальше от полка и надоевших нарядов и караулов. Наряды-караулы тащишь через день, пока находишься в полку между боевыми операциями, если, конечно, рота не находится на пятнадцатиминутной готовности. А если рота находится на пятнадцатиминутной готовности, тогда ты вообще как прикованный, и отлучаешься от расположения роты только на расстояние слышимости. И если прозвучала команда «рота тревога!», то бросай все и со всех ног лети в оружейку, хватай автомат и патроны и бегом к машинам. А в соседнем полку, что находился в двух километрах от нас, караул не менялся уже две недели, днем они спали на постах, а ночью несли службу. Так что у нас было еще по-божески, за сутки между караулом или нарядом можно было какие— то свои движения сделать.
   В оружейку вошел Хасан, наш замкомвзвода, родом он был из Таджикистана, но по-русски говорил свободно, хотя и с заметным акцентом. Настоящее имя его было Хусейн, но я называл его Хасан, так созвучней, он не возражал, а со временем и все стали его так называть. Характер у него был дерзкий, и он не любил ни в чем никому уступать, хотя иногда был и не прав. Хасан говорил на всех азиатских языках, с духами базарил свободно, и частенько его применяли как переводчика, если вдруг возникали трудности в общении с коренным населением.
   У меня с ним сложились больше чем хорошие отношения, и я с уверенностью мог сказать, что Хасан был моим другом. Я, бывало, частенько с ним спорил по разной мелочи, но делал это ради хохмы, мне нравилось по «раскумарке» подразнить его, он воспринимал любой спор с неподдельной серьезностью, и было прикольно за ним в этот момент наблюдать.
   Я посмотрел на него и спросил:
   — Чего скажешь, Хасан?
   — Сразу после обеда, наверно, выезжаем в рейд, а может быть раньше, так что готовь свое отделение, — ответил он.
   — Да ну, неужели?! А кто тебе сказал такое? — с довольным удивлением спросил я.
   — К ротному заходил комбат, они о чем— то там базарили, потом ротный мне сказал, чтоб готовились.
   — Ну, наконец то, а то я уже запарился. А куда махнем, ротный не сказал?
   — Вроде в старый город, да ротный сам толком еще не знает.
   Старый город был для нас печально знакомым местом, частенько там приходилось бывать и кое— чего получать. Одна сторона города была советская, другая духовская, даже мосты через речку, которая протекала по окраине города, были у каждого свой. Наш был железобетонный, который примыкал к бетонке, а у духов глиняный, старинной конструкции, который находился на стороне старого города.
   По старому городу мы постоянно наносили артиллерийские удары и периодически прорабатывали его авиацией, происходило это и днем и ночью, и казалось, что там уже не может быть ничего живого. Но стоило только нашим военным туда сунуться, как обязательно они нарывались на засаду, а про мины и разговору нет, их там было понатыкано везде и всюду.
   Мы с Хасаном вышли из оружейки и направились к себе в палатку.
   Полк наш вошел в Афган в 1985 году, и личный состав располагался в палатках, в общем, до сих пор полк находился в полевых условиях, модульными были штаб, санчасть, магазин и частично офицерские казармы. Частично потому, что многие офицеры младшего состава жили также как и солдаты в палатках. Оружейки с оружием и боеприпасами тоже находились в палатках, в палатках находились склады и столовые, в общем, эдакий палаточный городок.
   Подходя к нашей палатке, я увидел невдалеке Серегу из батальонной разведки, и окликнул его:
   — Серый! Иди сюда, сказать что-то надо.
   Он медленно направился к нам, подойдя, поздоровался и спросил с растяжкой так:
   — Ну, ч-е-е?
   — Едрена мать, а накурился ты, как удав, — сказал я ему и спросил: — Чарс есть?
   — Да, есть тут кропалек от лепешки.
   — Ну так дай немного, а то сам нахапался и плаваешь между палаток.
   — На вот, бери весь, у меня в парке есть еще.
   Он достал из кармана кусок от лепешки и протянул нам.
   — Ну, ни фига себе кропалек, здесь почти пол лепешки, — удивился я, и протянул чарс Хасану.
   — Хасан, на, забей косяк в оружейке, а я сейчас подойду, мне тут надо кое-что сказать доблестной разведке.
   Хасан удалился, а я обратился к Сереге:
   — Серый, чего вы там паритесь?
   — А че такое? — удивился он.
   — В прошлом рейде вы кого обстреляли возле духовского моста?
   — Как кого? Духов вроде.
   — Я что, похож на духа? А тебе не показалось, что вы наш взвод обстреляли?
   — А что, это вы были да, вы да?
   — Мы да, мы да, — передразнил я его, — наш ротный сказал, что по башке настучит вашему летехе тормознутому за такие приколы.
   — А что вы сразу на нас, может, это духи были, — начал было возражать Серега.
   — Хасан выковырял из глины пулю, она была от КПВТ, и мы видали ваш БТР, который за сопкой крутился, а когда мы ракетницу пустили, вы поняли, что запарились и сквозанули оттуда.
   — Это Пипок начал орать: вон духи под мостом, духи под мостом, — оправдывался Серега.
   — Пипок ваш придурок, он как накурится, ему везде духи мерещатся, нашли, кого слушать. Ну ладно, я пошел, привет передай Пипку, и скажи, путь бинокль в «шары» себе вкрутит.
   Пипок, это парнишка из разведвзвода нашего батальона, родом он был из-под Кишинева, фамилия его Пипонин, отсюда и прозвище Пипок. Он был маленького роста, метра полтора, не знаю, как его только в армию взяли, суетной такой парнишка, но совершенно безобидный, белые волосы его постоянно торчали на макушке, и со стороны он был похож на одуванчик.
   Отслужил Пипок полтора года и по праву считался «дедом» Советской армии. Где бы Пипок не находился, везде разносился его звонкий смех, а улыбка никогда не сходила с лица. Даже когда его отчитывал, какой-нибудь офицер за провинность, он смотрел на этого офицера, и глупо улыбался, как будто ему было на все наплевать. По началу это злило командиров, но со временем все к этому привыкли и не обращали на его улыбку внимания.
   — Ну ладно, до встречи, — сказал Серега и собрался уходить, но потом замешкался и спросил:
   — Слушай, Юрка, а пистолетные патроны у вас есть?
   Я сразу задумался, мне стало интересно; а зачем Сереге пистолетные патроны? Серега был пацаном хитрым и скрытным, и так просто он ничего не спрашивал, и если он что-то ищет, то значит, это что-то имеет к чему-то какой-то выгодный интерес. У нас в оружейке была пара цинков патронов от «Макарова», но я решил Сереге о них ничего не говорить. Спросить, зачем ему патроны? Не имело смысла, все равно он не скажет, но я решил спросить, так просто, ради спортивного интереса:
   — А нафига тебе пистолетные патроны, застрелиться хочешь, что ли?
   — Да так, надо, в общем, скоро ты сам узнаешь, — ответил он и пошел дальше.
   Я еще больше задумался над его словами, теперь я был уверен, что патроны с оружейки надо прибарахлить, пока не поздно. Одного я понять не мог, зачем кому-то пистолетные патроны? Если духам за «бабки» сплавить, то духи в основном брали патроны калибра 7,62 для АКМ, гранаты брали и многое другое из боеприпасов, но чтобы пистолетные патроны брать, меня лично это удивляло. Так ничего и не придумав, я отправился в оружейку. Хасан сидел на ящике из-под гранат и крутил между пальцев косяк:
   — Ну что, побазарил с Серегой? — спросил он.
   — Да так, сказал ему насчет того раза под мостом, когда эти мудаки нас обхерачили из КПВТ.
   — Ну, а он че?
   — Да ниче, говорит, что это Пипок запарился.
   — Да они там все запаренные были, вместе со своим летехой, — произнес Хасан, и приготовился «взорвать» косяк.
   — Подожди Хасан, не «взрывай»! Блин, чуть не забыл. Ты слышал, что-нибудь про пистолетные патроны?
   — Нет. А что такое?
   Я направился к шкафам с оружием:
   — Серега интересовался, есть ли у нас пистолетные патроны, а ты ведь знаешь, Серега ничего зря не спрашивает, а я где-то видел у нас пару цинков.
   Проверяя по очереди шкафы, я нашел эти цинки, и вытащил их. Потом обратился к Хасану:
   — Ну, и куда мы их денем? Пока еще не поздно, их надо затарить.
   — Сапо-о-ог! А ну бегом сюда, — заорал Хасан.
   Сапог — это один «тормоз» из нашего взвода, он прослужил год, и единственное, на что был способен, так это на выполнение определенных команд, наподобие: пойди, принеси то-то или отнеси что-то, в общем, обычные припахивания, через которые прошли почти все по молодухе, только Сапог в этом качестве задержался. Со временем он опускался все больше и больше, его все гоняли, кому не лень, даже те, кто призвался позже его. Он перестал за собой следить и стал превращаться в немытого и грязного чмыря. И в один прекрасный момент Хасан взялся за его воспитание, и хотя Сапог туго поддавался дрессировке, но сдвиги все же были. Опуститься ведь намного легче, чем подняться, и я лично не встречал еще таких, кто бы поднялся из чмыря в человека.
   А мне ведь пришлось много таких повидать, еще по гражданке, сначала в детдоме города Алма-Аты, потом в спецшколе и, наконец, в детской колонии, куда меня угораздило залететь перед самой армией. А залетел за то, что сначала соблазнил дочь-малолетку директора спецшколы, а потом «бомбанул его хату». Просидел я в колонии год, по выходу меня сразу забрали в армию, и отправили в Афган, конечно не без участия того же директора спецшколы, как говорится, с глаз подальше.
   За безопасность данного Сапогу задания можно было не волноваться, мне иногда казалось, что Хасана Сапог боялся больше всего на свете, потому как все его указания он выполнял быстро и с удивительной сообразительностью. Хотя мне ни разу не приходилось видеть, чтобы Хасан Сапога хоть раз пальцем тронул, даже наоборот, Хасан иногда заступался за него.
   Спальная палатка была напротив оружейки, и не прошло и пяти секунд, как в дверях появился Сапог, будто джин из бутылки, готовый выполнить любое наше желание.
   — Слушай Сапог, вот два цинка, хватаешь их и относишь в наш БТР. Понял да? — Хасан в упор посмотрел на Сапога.
   Сапог сделал понятливое лицо, и усердно закивал, как китайский болванчик.
   — Только затарь их в рюкзак или замотай во что-нибудь, и чтоб никто не видел, а то я тебя жопой на пулемет натяну.
   Сапог подскочил к цинкам, скинул куртку и, замотав туда оба цинка, мгновенно сгинул.
   Только мы собрались спокойно раскумариться, как дверь оружейки открылась, и появился наш старшина роты, старший прапорщик Евфстафиади, мы за глаза называли его попросту, Грек.
   С Греком у нас были более чем нормальные отношения, мы с Хасаном, когда— то его очень выручили.
   Немного отвлекусь и опишу этот случай.
   Произошло это год назад, мы были тогда еще годками, а Грек только прилетел с Союза на замену нашему старшине роты. Прошло дня три, с тех пор как Грек принял должность и стал нашим новым старшиной.
   И вот как-то раз, мы с Хасаном зашли в каптерку за чем-то, мы часто бывали в каптерке, там хранились наши личные вещи. В каптерке мы увидели Грека, он сидел за столом, обхватив голову руками, и докуривал очередную папиросу, а на столе стояла пепельница с горой окурков от беломора, банка тушенки, сухари и бутылка, а по запаху, который доносился из кружки, это явно была кишмишовка. Увидев эту картину, Хасан спросил старшину:
   — Что-нибудь случилось, товарищ прапорщик?
   Грек поднял голову и посмотрел на нас, а потом заорал:
   — А вам чего здесь надо!? Берите то, за чем пришли, и валите отсюда к ибени матери.
   Мы с Хасаном переглянулись, поначалу старшина показался нам нормальным мужиком, веселый такой, общительный и по характеру вроде не «козел», и вдруг, на тебе. Мы прошли молча в каптерку, взяли то, за чем пришли, и собрались уходить. Вдруг старшина окликнул нас:
   — Ребята, подождите. Вы не обижайтесь на меня, так вырвалось с психу. Идите сюда, садитесь.
   Мы прошли к столу и сели.
   — Знаете, наверно, что это такое? — он показал на бутылку.
   — Да, знаем, это кишмишовка, — ответил я.
   — На аэродроме обменял, отдал пять пачек беломора, — сказал спокойно старшина, и спросил:
   — Вам налить?
   — Нет-нет, мы не будем, — замахал руками Хасан.
   Хотя от грамм пятидесяти мы бы не отказались, вчера были проводы дембелей, мы нахапались бражки лишку, и сегодня меня немного поташнивало.
   — Да ладно не стесняйтесь, чуть-чуть можно, я разрешаю, а то одному как-то не в жилу, хотя причина есть на этот случай.
   Он плеснул в кружку грамм, наверно, сто, и протянул мне.
   — Нет, товарищ прапорщик, лучше в следующий раз, — начал отпираться я.
   — На, держи! Мы в таком месте, где следующего раза может и не быть, — настоял старшина.
   Я взял кружку и подумал, да хрен с ним, чего тут такого, и выпил, закусив это пойло тушенкой.
   — Ну вот, а то «в следующий раз, в следующий раз», я ведь тоже был когда-то таким же бойцом, как и вы, и даже пришлось разгонять бунт в Чехословакии, а теперь вот Афган, будь оно все проклято.
   Грек налил еще и протянул Хасану, тот молча взял и выпил.
   — У меня тут проблема, в общем, и не знаю что делать, — немного помолчав произнес старшина и продолжил:
   — Старшина ваш бывший, меня крупно «кинул», короче говоря.
   Мы вопросительно посмотрели на Грека, а он продолжал:
   — Когда принимал дела, все было на месте, как и положено, я проверил все вещи по описи и накладным и сам лично убедился в их наличии. Потом мы немного обмыли мое вступление в должность и отъезд старого старшины, улететь в Союз он должен был утром. Вечером он ко мне подошел и попросил ключ от каптерки, сказал, что у него там вещи, надо приготовиться к отлету, и все такое. Я без задней мысли отдал ему ключ, а сам спать завалился в офицерской палатке. Утром он вернул мне ключ, мы попрощались, и он укатил в Шиндант, а оттуда в Союз. А вчера вечером я решил разложить шмотье, чтобы знать, что где лежит. И оказалось, что не хватает 30 комплектов летнего ХБ, десять комлектов зимнего ХБ, десять шапок и семь ящиков сухпайка. Я все перерыл, но чего толку искать то, чего нет. А в полку я пока никого не знаю, да и кому теперь доверять после такого. Вот такие-то дела, мужики, — сказал он обречено, и спросил:
   — Может, вы подскажете, что теперь делать?
   Мы с Хасаном сидели и молчали, лично я не знал, как помочь старшине. Молчание нарушил Хасан:
   — Я вчера слышал, как дембеля говорили про это.
   Мы со старшиной посмотрели на Хасана, а он продолжал:
   — Они помогали бывшему старшине провернуть это дело. Все эти шмотки давно в дукане. Ты ведь, Юра, знаешь бывшего старшину? — Хасан посмотрел на меня и продолжил:
   — Он барыга крученый, и вещи эти он еще за месяц до замены в дукан сбагрил. А те, что вы видели, товарищ прапорщик, он взял на время у старшины РМО, они с ним кореша были. А потом в последнюю ночь он выманил у вас ключ и с дембелями, которые сегодня укатили домой, они перенесли все вещи обратно в каптерку РМО. А дембелям за эту услугу бывший старшина обещал перевезти через таможню дукановские вещи. Каптерщика у вас, товарищ прапорщик, тоже нет, старый укатил на дембель.
   Было видно, что греку от этого рассказа не легче, он налил себе, вмазал, и со злостью сказал:
   — Да я сам дурак, не хрен было доверять этому козлу. А к РМО теперь какие претензии предъявлять? Этот прапор пошлет меня на х-й и будет прав. А каптерщика себе я попозже найду. Может из вас кто-нибудь хочет каптерщиком? Я поговорю с командиром роты, и все будет нормально.
   — Нет, товарищ прапорщик, я замкомвзвода, — ответил Хасан.
   Старшина посмотрел на меня.
   — А я командир отделения, — ответил я.
   — Командиры значит? Ну, давайте тогда выпьем за это.
   Старшина нам налил еще по пятьдесят грамм, мы выпили и стали чувствовать себя легко и непринужденно. Я обратился к Хасану:
   — В каптерке РМО каптерщик, по-моему, чижара, и он там, вроде как, ночует. Так да? — я посмотрел на Хасана.
   — Да, чиж, хохол из Львова, — ответил Хасан.
   У меня под хмелем созрела в голове одна идея, и я предложил вот что:
   — Можно поговорить с нашими чижами из Украины, надо чтоб они этого хохла каптерщика как-нибудь после отбоя из каптерки вытянули. Нальем нашим чижам браги пару фляжек, и пусть они его как земляка к себе подтянут, а мы этим временем бомбанем РМОшную каптерку, она же вот, рядом, напротив нашей. Хасан почесал макушку и сказал:
   — Ну что ж, давай попробуем, только браги надо найти литра три.
   Старшина, немного оживившись, сказал:
   — Мужики, если провернете это дело, я, ну не знаю, в общем, можете на меня всегда рассчитывать и все такое, помогу, короче, чем смогу.
   Мы посидели еще немного, покурили, поболтали и пошли готовиться к воплощению идеи. Я пошел побазарить с чижами, в роте было три чижа с Украины, двое из Николаева и один из Одессы (один парнишка — тот, что из Николаева, звали его Слава, позже погибнет в первом своем, и как окажется последнем рейде, его застрелит духовский снайпер: Слава ночью был наблюдающим, закурил сигарету в открытую, а снайпер выстрелил на огонек, и попал ему в голову).
   Чижи эти были парни с понятием, так что договорился я с ними без особых проблем, и они обещали все сделать как надо. А Хасан пошел к землякам в танковый батальон занять литра три браги. Вечером после отбоя мы отдали чижам два литра, а литр вмазали сами для храбрости.
   Чижи почти сразу вытянули этого каптерщика и уговорили пойти в нашу оружейку.
   Мы немного подождали, и когда хорошо стемнело, пошли к каптерке РМО. Действовать надо было осторожно, так как по полку все время кто-то шарахался, а рядом с каптеркой РМО находилась офицерская палатка саперной роты. Замок курочить мы не стали, это было слишком опасно, а прорезали крышу в палатке, так как стены были обиты досками. Я взял фонарик и залез вовнутрь, а Хасан остался снаружи. Долго шариться не пришлось, все было разложено по полкам, мы вытащили оттуда и шмотья и сухпая раза в два больше, чем было надо. А РМО беднее не стало, на то она и рота материального обеспечения.
   Грек был доволен страшно, и обещал нам всегда и во всем помогать, и все, что нужно, мы могли из каптерки брать, когда захотим.
   А позже оказалось, что Грек в неплохих отношениях с командиром полка, они вместе с полкачем частенько водку пили.
   По рассказу ротного, когда-то давно, лет 15 назад, Грек был начальником склада ГСМ, и к нему обратился один молодой лейтенант, который «пролетел» с горючим. Подробностей я не знаю, но висело, на этом летехе большое количество топлива, и Грек его выручил, а точнее, списал ему это топливо. А недавно оказалось, что этот летеха — уже полковник, и сидит в штабе Туркестанского военного округа и, ни много, ни мало, возглавляет политотдел. Этот полковник не забыл услугу, которую ему оказал когда-то Грек. И узнав, что Грек в Афгане, этот полковник связался с ним и обещал после замены назначить его командиром хозвзвода в округе, а это одно из «теплых» мест в армии. И командиру полка этот полковник слово за Грека замолвил, и Грек с полкачем после этого стали хорошими приятелями, а мы с Хасаном пользовались поддержкой Грека, который не раз вытаскивал нас из разных переделок. Вот такие отношения были у нас со старшиной…
   Старшина, после того как зашел в оружейку, сразу направился к шкафам, потом обернулся и увидел нас.
   — А вы что здесь сидите?
   — Готовимся, после обеда в рейд выезжаем, — ответил Хасан.
   — Я тоже еду, командира уболтал. А то в полку сидеть постоянно уже надоело.
   — Давайте в наш экипаж, товарищ прапорщик, — предложил я.
   — Да я бы не против, но на 470-й машине нет командира, я с ними еду.
   — Ну, дело хозяйское, — сказал Хасан.
   — Слушайте, мужики, а пистолетные патроны никто из вас не видел? — спросил старшина.
   Мы с Хасаном переглянулись.
   — Нет, не видели, тут валялся цинк, но его уже давно кто-то утащил, — ответил Хасан и спросил: — А вам зачем эти патроны, товарищ прапорщик?
   — Да так, надо, в общем. Ну, раз нету, так нету, — сказал старшина и вышел из оружейки.
   — Так, понятно. Значит все-таки эти патроны мы не зря прибрали, — сказал я, глядя на Хасана.
   — Да мне плевать на эти патроны. Мы косяк сегодня выкурим или нет? — начал возмущаться Хасан.
   — Пошли в палатку, там сядем в нашем проходе и накуримся, заодно и мафон послушаем, я кассету сегодня в разведроте взял, сам еще не слушал, — предложил я.
   — Давай, давай, Юра, пошли — в палатку, на палатку, только пошли, а то здесь нам не дадут посидеть, сейчас взводный придет патроны искать, потом ротный и так далее.
   Мы вышли с оружейки и направились в палатку. Вдруг перед нами нарисовался Пипок со своей вечной улыбкой.
   Хасан подошел к Пипку, посмотрел ему в лицо и сказал:
   — Пипо-о-о-к, нету у нас пистолетных патронов, не-е-ту. Понимаешь?
   — Какие еще патроны? Мне Серега сказал, что чарс вам дал хороший, с героином.
   Хасан достал кусок чарса и, повернувшись к солнцу, посмотрел на него, крутя туда сюда (так проверяют лепешки с гашишем, если есть отблески на солнце, значит, гашиш в вперемешку с героином).
   — Да, точно с героином, ну, сейчас накуримся ништяк, — сказал Хасан с довольным видом.
   Я помахал Пипку рукой и сказал:
   — Ну, давай, Пипок, пошли с нами в палатку, только давай шевели ногами, а то сейчас толпа соберется.
   Пипок постучал меня по плечу:
   — Юра, тебя искал, этот, ну, на прапора который отучился, эстонец, сейчас он в саперной роте.
   — А, Индрек. А что он хотел?
   — Афошки ищет вроде, точно не знаю.
   — Ну, кто ищет — тот всегда найдет. Давай, давай, Пипок, пошли быстрей, там поболтаем.
   Мы вошли в палатку и направились к своим кроватям. Кровати в палатке были двухъярусные, моя кровать была нижняя в углу, Хасана рядом. Я упал на свою кровать, а Хасан на свою, Пипок сел рядом с Хасаном.
   — Ну что, музон врубим, послушаем, чего там пацаны поют, — предложил я и достал с тумбочки кассету.
   На тумбочке стояла однокассетная магнитола LSHARP-666і, эта магнитола досталась мне как трофей. Полгода назад мы разбомбили духовский караван, в одной барбухайке я наткнулся на эту магнитолу и прихватил ее, больше в этом караване, кроме оружия, ничего ценного не было.
   В другом конце палатки раздавались голоса, судя по всему, там как всегда Носорог дрочил чижей.
   Носорог — это хохол из Львова, здоровый такой детина, на конце носа у него была бородавка и к тому же он немного сутулился и со стороны был похож на носорога, беспредельным был этот жлоб, до ужаса, и чижам проходу не давал, он отслужил год, а считал себя чуть ли не дембелем. Я раз как-то сказал ему: «плохо ты кончишь, Носорог, вот помяни мои слова», а ему плевать.
   Носорог орал на всю палатку:
   — Дэ хавка? Я же казав, шоб йсты принэслы, казав, чи не?
   — Нам старшина не разрешил, — раздался чуть слышно «прибитый» голос.
   — А мэнэ ебэ, цэ ващи проблэмы.
   Раздалось несколько ударов. Потом опять крик:
   — Вас шо, ебаты трэба бильше, чи шо?
   Мне это изрядно уже надоело, и я крикнул:
   — Носорог, а ну пошел на хер отсюда!
   — Шо тоби, Юра? — замычал Носорог.
   — Это чего тебе от чижей надо? — спросил я.
   — Воны мини хавкы на завтрик ни принэслы.
   — Че-е-го, чего? Ты че это, урод, припух ваще, я дембель, и то ходил на завтрак. А ну подойди сюда!