Страница:
И зачем только отец настоял на том, чтобы Волкан пошел в дружинники?!
– Хватайте их! – скомандовал судейский думец.
Ольгерд поднял кулаки, чтобы достойно встретить свою судьбу и затруднить супостатам их злодеяние, но Волкан принял другое решение.
– Бежим отсюда, – как можно более спокойным голосом сказал он по-карельски. – После вернемся и попросим у князя справедливого суда. А сейчас бежим.
Хвала Стрече, Рыжий Лют понял то, что втолковывал ему щуплый приятель. И слава Велесу, он осознал, что это станет единственно верным поступком, который они могут совершить в этом недобром случае.
– Куда? – спросил Олькша опять же по-карельски.
– За мной. Когда я крикну «пошел», – ответил Волькша и почти тут же крикнул: – Пошел!
И они побежали… Прямо на Ронунга-Костолома!
– Расступись! – кровожадно закричал норманн, предвкушая сладость внезапной мести. Раз воры бегут, значит, их вина доказана. Теперь их можно и в куски порубить.
Толпа дворян бросилась врассыпную, дабы не попасть под удар Костоломовой билы. В эту щель между норманном и дворней парни и проскочили.
– Хватайте их! – завопили судейский думец и оба сотника.
– Никуда они не денутся! – рычал Ронунг. – Кругом вода.
– Заприте ворота! – спохватился кто-то.
Воротную стражу никто не предупредил. Заговорщики и подумать не могли, что парни задумают бежать.
Стоявшие у ворот нарядники как есть ошалели, увидев своих бывших товарищей, которые неслись к ним со всех ног и кричали: «ЗАПИРАЙТЕ ВОРОТА!»
Окрик подействовал. Стражники начали закрывать тяжелые створки. За несколько мгновений до того, как те плотно сошлись, Волькша и Ольгерд выскочили из города.
Мокшева кудель
Алфавитный указатель устаревших слов и понятий
– Хватайте их! – скомандовал судейский думец.
Ольгерд поднял кулаки, чтобы достойно встретить свою судьбу и затруднить супостатам их злодеяние, но Волкан принял другое решение.
– Бежим отсюда, – как можно более спокойным голосом сказал он по-карельски. – После вернемся и попросим у князя справедливого суда. А сейчас бежим.
Хвала Стрече, Рыжий Лют понял то, что втолковывал ему щуплый приятель. И слава Велесу, он осознал, что это станет единственно верным поступком, который они могут совершить в этом недобром случае.
– Куда? – спросил Олькша опять же по-карельски.
– За мной. Когда я крикну «пошел», – ответил Волькша и почти тут же крикнул: – Пошел!
И они побежали… Прямо на Ронунга-Костолома!
– Расступись! – кровожадно закричал норманн, предвкушая сладость внезапной мести. Раз воры бегут, значит, их вина доказана. Теперь их можно и в куски порубить.
Толпа дворян бросилась врассыпную, дабы не попасть под удар Костоломовой билы. В эту щель между норманном и дворней парни и проскочили.
– Хватайте их! – завопили судейский думец и оба сотника.
– Никуда они не денутся! – рычал Ронунг. – Кругом вода.
– Заприте ворота! – спохватился кто-то.
Воротную стражу никто не предупредил. Заговорщики и подумать не могли, что парни задумают бежать.
Стоявшие у ворот нарядники как есть ошалели, увидев своих бывших товарищей, которые неслись к ним со всех ног и кричали: «ЗАПИРАЙТЕ ВОРОТА!»
Окрик подействовал. Стражники начали закрывать тяжелые створки. За несколько мгновений до того, как те плотно сошлись, Волькша и Ольгерд выскочили из города.
Мокшева кудель
Парни побежали вверх по реке.
Бочки. Бревна. Вытащенные на берег лодки. Чуть дальше остов строящейся ладьи. Опять бочки. Лодки. Бревна.
Люди шарахались в стороны при виде бегущего рыжего верзилы.
Створки городских ворот тем временем распахнулись-таки под напором толпы преследователей, и пестрое скопище княжеской дворни высыпало на берег.
Парни присели за стопойбревен. Бежать дальше было некуда. Через сотню шагов их путь преграждала протока. Она шла на юго-запад, возвращая беглецов к западным воротам княжеского города. Не стоило думать о том, чтобы ее перепрыгнуть. На берегу протоки чернело кверху днищем несколько плоскодонок. Но без весел в них не было проку. К тому же весной их еще не смолили, так что они наверняка текли, как грохот.
Преследователи разделились. Половина побежала вверх по Волхову, половина вниз. На пути они переворачивали лодки и осматривали все закоулки, в которых можно было укрыться.
Вверх по протоке возле самой воды высилась стопа леса. Талые воды подмыли жерди, подпиравшие бревенчатую кипу выше человеческого роста. Они накренились, и теперь стволы угрожающе нависали над берегом.
– Сможешь вырвать подпорки? – спросил Волькша.
– Если столбамине завалит, – ответил Олькша и на карачках пополз к стопе.
Грохот рассыпающихся бревен был, наверное, слышен на другом берегу Волхова. Но, слава Стрече, кругляк перегородил протоку так, как и рассчитывал Волькша.
В отрочестве парням нечасто доводилось бегать по сплавному лесу. Однако эта забава была им не в диковинку. Да и бревна им попались дюжие, такие еще надо постараться в воде раскрутить. Так что на другую сторону протоки Годинович и Хорсович перемахнули, как по мостовой. Ольгерд хотел было распихать переправу. Да куда там: стволы едва заметно поддавались его могучим толчкам.
– Бежим! – проорал Волкан.
И они понеслись.
Неизвестно, как долго продолжались бы эти бега и чем бы закончились, если бы в это время на стрежень Волхова не вышел драккар.
Засидевшиеся на торжище варяги торопились покинуть земли словен. Двадцать весел разом вспенивали реку. На ладье уже поставили щеглуи готовились распустить парус. Несмотря на то что все на драккаре были заняты своим делом, суету на берегу варяги все же заметили. Еще бы: когда толпа преследует пару недотеп – это всегда потешно. Те, что убегают, прыгают и петляют, как зайцы, те, что догоняют, ведут себя как стая волков. Кто кого?
– Hej, harar! [5] – закричали с драккара. – Куда бежаль? Можно помочь стрела?
Гребцы подняли весла, желая позабавиться погоней. Ладья поплыла вровень с беглецами. Течение подтаскивало ее все ближе к западному берегу. Кто-то из варягов взял лук и выпустил по бегущим пару стрел, вызвав взрыв смеха у остального манскапа.
– Halt! – вдруг выкрикнул шеппарь.
Все это время он внимательно присматривался к беглецам. Что-то в их облике показалось ему знакомым. Это нечто одновременно и причиняло боль, и вызывало ощущение какой-то несбывшейся мечты. Странное, необъяснимое чувство. Отчего-то нахлынула тошнота, которая так мучила свея почти десять дней после злополучного Ярилова дня…
От навалившейся на него бури переживаний шеппарь даже впился ногтями в борт драккара.
Он вспомнил!
Он все вспомнил!
Это были те двое венедов, что опозорили его на волховском льду. Первым побуждением варяга было самому схватить лук и рассчитаться за позор кровью. Но в душе он все-таки был больше воином, чем торговцем. И как воин он не мог не ценить чужую мощь и сноровку. А ведь именно небывалую для пахарей силу и отменную выучку выказали эти двое парней в чернолюдской стенке. Скольких варягов, кичившихся своей боевой славой, они оставили лежать без памяти? Помнится – двадцать. Это же больше, чем людей в его манскапе. А поскольку среди его гребцов удальцов и вовсе не наблюдалось, выходило, что эти двое в драке стоили всех его людей.
Вспомнил варяг то сосущее чувство зависти, охватившее его, когда сотник просил своего князя определить этих парней под его начало. Тогда шеппарю казалось, что и он готов отдать все что ни на есть за то, чтобы его давешние обидчики стали его соратниками.
Потом эта зависть забылась…
И вот теперь большой рыжий и маленький сивый бежали куда-то, спасаясь от погони, в которой участвовала добрая половина княжеской дворни. Не было похоже, что за парнями гонятся, дабы чествовать. Что бы там ни случилось, но в Ильменском городище они теперь явно были не ко двору. А значит…
– Roth till land! [6]– скомандовал шеппарь.
Беглецы как раз подбежали к очередному затону.
Смертная тоска сжала сердца ладонинских парней, когда драккар на всех веслах устремился к берегу, как раз там, куда они подбегали. Если еще и варяги вмешаются в эту переделку, бывшим любимцам князя несдобровать.
Волькша вильнул в сторону, намереваясь обежать затон слева, но с корабля раздался призывный клич шеппаря:
– Эй, венеден, бежал тут! Тут! Till bredsida! [7]Я помогать! Fort! [8]Fort!
У них не было времени на раздумья. Олькша, который уже едва дышал от заполошного бега, рванул к драккару. Волькша еще сохранил способность мыслить и потому, подбежав к ладье, он все же спросил на свейском наречии:
– Зачем ты это делаешь, шеппарь? Может быть, из-за нас ты больше никогда не вернешься на Ильмень.
– А мне и не надо, – ответил варяг.
– А нам надо, – сказал Волкан. – Нам надо непременно поговорить с князем, или наша честь будет порушена вовеки.
– Ну, так оставайся и разговаривай с ним, если, конечно, сможешь убежать от тех, кто сейчас вот-вот нагрянет сюда, – холодно ответил шеппарь. Он уже понимал, что совершает, возможно, самую большую глупость в своей жизни, а тут еще этот сопляк пустился в рассуждения.
– Прыгай, Волькша! – кричал с ладьи Ольгерд. – Прыгай, а то будет поздно!
– Ярл, – все-таки не унимался Волкан, – во имя своего Дрерхескапура, скажи: почему ты нам помогаешь?
– Потому, что я не забыл ваши кулаки на Ярилов день, – ледяным голосом ответил свей. – И потому, что я хочу, чтобы вы впредь бились на моей стороне. Тебя устраивает такой ответ?
В следующее мгновение сын толмача уже запрыгивал на борт драккара.
– Русь! Русь форт! – скомандовал варяг, и гребцы дружно вспенили веслами темные воды Волхова. Ладья снялась с отмели и отвалила от берега как раз в тот миг, когда туда подбежали разъяренные дворяне. В драккар полетели палки, прибрежные камни и ругательства.
– Именем господина ильменских словен приказываю вам вернуться и сдать нам воров, покусившихся на княжеское добро! – кричал с берега судейский думец.
– Jag forstar inte rad du sager! [9]– с издевательской вежливостью отвечал ему шеппарь.
– Ты дорого за это заплатишь! – по-норманнски кричал Ронунг, потрясая своей билой.
– Если хочешь мне заплатить, плыви за мной, безбородый сын бревна! – ответил свей.
Летом норманн и вправду мог бы прыгнуть в воду и поплыть за драккаром, дабы отомстить шеппарю за оскорбление, злее которого невозможно было представить. За то, что его назвали безбородым, он был готов разодрать обидчика на куски голыми руками. Однако ледяная вода загасила даже тот пожар, что бушевал в душе у Костолома. Все, что ему оставалось, это бежать вдоль берега и бросать в супостатов камни и палки. Делал он это не очень метко, зато сильно. Драккар отошел уже на полторы сотни шагов, а снаряды, пущенные рукой норманна, все шлепались и шлепались то на палубу, то рядом с судном.
Но вот река сделала плавный поворот на восток, и преследователи скрылись из вида. Гребцы вошли в лад и лихо гнали драккар вперед. Хлопнул несколько раз и наполнился попутным ветром парус. Вдоль бортов закипела вода. Чирок,увязавшийся за кораблем, едва за ним поспевал.
Сколько времени уйдет у княжеской дворни на то, чтобы послать погоню? Это не имело значения. Шеппарь знал, что в Ильменском городище больше не осталось варяжских гостей. Его корабль уходил последним. Так что если погоня и будет, то из одних кургузых венедских ладей, которым никогда не догнать драккар.
Парни сидели на корме, и кручина омрачала их лица. Этот побег мог дорого обойтись их сродникам. Конечно, Мокошь еще могла сделать так, чтобы князь не поверил в оговоры и даже покарал зачинщиков самосуда. Но для того чтобы это стало так, на княжеском дворе должен найтись хоть кто-то, способный рассуждать здраво. А ведь всем народам Гардарики известно, что князь ильменских сл овен живет у истоков Волхова, а его разум – недалеко от устья, и встречаются они только на ярмарках. Поговорить бы с Годиной… Но как? Появляться в Ладони теперь все равно что баловаться с огнивом на сеннике. Беда сама придет, даже кликать не надо.
То ли свей понимал, что беглецам надо поразмыслить над своею Долей, то ли, подобно Хорсу, не утруждал себя лишними расспросами, но до конца дня парией никто не трогал. Возле Вергежа гребцы подняли весла и сложили вдоль бортов. Ветер и течение и так несли драккар точно огромную птицу.
Возле Ветреного острова Стрибог начал поворачиваться к беглецам спиной. Парус пришлось убрать, но ненадолго. Ветер вскоре вновь подул с кормы.
Ярило еще не окончил своего пути по небосводу, когда по ходу показалась Скорая горка. Драккар проделал за день почти весь путь, который зимой отнял у Годины с помощниками без малого двое суток.
Пороги решили пройти ближе к рассвету. Ждать утреннего тумана не приходилось – весна.
Пристали к берегу. Разожгли костер. Принесли котлы. Сварили кашу. Нельзя сказать, что происходило это все в полном молчании, но и каких-то особенных разговоров никто не вел. Шеппарь сам принес парням еды и кратко отчитал за то, что они ведут себя точно в гостях.
– Вы же теперь «русь», – сказал он им. – Ни у вас, ни у меня обратной дороги нет.
От отчаяния Олькша кусал ногти и все смотрел на Волкана, точно ждал, что в голове приятеля вот-вот родится спасительная мысль, которая каким-то чудом вернет все на круги своя. Но измыслить таковую было выше Волькшиного разумения. Оставалось только подчиниться воле Мокоши и плыть дальше по огромной реке жизни.
Встали затемно.
В предрассветном сумраке пороги прошли без единого чиркания о подводные камни.
И вот мимо поплыли уже совсем знакомые места.
– Шеппарь, – негромко, но настойчиво сказал Волькша. – Мне надо накоротке в Ладонь. По делу. Очень надо. Я только туда и обратно.
– Хочешь мамку напоследок обнять? – не без ехидства спросил свей.
– Я серьезно, – настаивал Волкан. – Если хочешь, чтобы мои кулаки бились теперь на твоей стороне, то русь к берегу. Только, буде ты не согласишься, я сам в реку сигану. В городце, ясное дело, не останусь. В леса уйду. Буду охотничать…
Сказав это, Волькша вдруг осознал, что в его угрозе и было заключено то чудесное избавление, которого вчера вечером так жаждал Ольгерд. Но было это чудо только одного Волкана. Сказав «в леса уйду», Годинович вдруг явственно увидел, в какой именно лес он уйдет и… какой именно дом громоздится на деревьях того леса.
Ему вдруг так страстно захотелось, чтобы шеппарь заупрямился, чтобы он отказал венеду в его странной просьбе. Его не страшила ни студеная вода, ни долгая дорога к дому Кайи в мокрой одежде по весеннему холоду. Волькша подошел к борту и вопросительно посмотрел на свея. Тот скрежетал зубами, сверкал глазами, но молчал.
– Так что, шеппарь?
– Ну, будь по-твоему. Убежишь – лишишь себя чести, – мрачно вымолвил свей. И, повернувшись к гребцам, приказал: – А ну-ка, русь к берегу.
Во рту у Волькши стало горько, точно он по ошибке вместо сыроежки откусил поганку. Видение Кайинового дома, еще несколько мгновений столь явное, что его можно было потрогать, растаяло как дым.
Драккар ткнулся в берег. Волкан скинул сапоги и спрыгнул с борта. Скрипнул под ногами родной песок.
Ладонь еще спала. Ни одного дымка не вилось над крышами. В стайках сонно переминались с ноги на ногу лошади, похрюкивали во сне сытые свиньи, даже куры не возились на насестах. Сам воздух здесь был пропитан миром и… детством.
Но у Волькши не было времени прощаться с родным городцом. Он собирался быстро и тихо сделать то, что задумал, и уйти.
И вскоре он уже топал обратно к Волхову. На ногах у него были привычные, отцом шитые сыромятные обучи. На плечах высился огромный короб, от тяжести которого каждый шаг давался парню с трудом.
Но на полдороге к драккару он услышал за спиной чьи-то быстрые шаги. Захотелось бежать, прятаться, чтобы только миновать эту негаданную встречу и тяжкое расставание. Вольк думал, что это кто-то из родных услышал, как он забирал короб из овина.
– Волкан! – позвал его женский голос.
Годинович остановился. Скрип сырого песка приблизился.
– Она все-таки нашла тебя? – спросила Лада-волхова, подходя к тяжелогруженому беглецу.
– Кто? – удивился Волькша.
– Твоя Доля, – ответила ворожея, но поняв, что Годинович не понимает, о чем идет речь, продолжила: – Когда ты родился… словом, твоя мать попросила меня скрыть от всех твою судьбу, которая была начертана на твоем темечке в час рождения, – тихо молвила ворожея. – Она попросила дать тебе обыкновенный, пахарский оберег. Только бы никто не знал, что в семье самоземца родился Перунов помазанник.
– Кто Перунов помазанник? – переспросил парнишка, чувствуя, как с каждым мгновением ноша становится все тяжелее и тяжелее.
– Ты. Знаешь, я не стала гневить Вышней и не закончила тогда пахарский чин, хотя Ятва и просила. Обещала закончить и не закончила. Но теперь, когда твоя судьба нашла тебя, я должна сделать то, что по просьбе твой матери не совершила шестнадцать лет назад.
Волькша переминался с ноги на ногу. Сказать по правде, он боялся, что если снимет короб с плеч, то не наденет вновь. Но и держать поклажу уже больше не было сил.
– Это недолго, – успокоила его Лада.
С этими словами она бросила за его спину три вороньих пера, начертала чем-то похожим на кровь две волнистые линии на лбу и посыпала волосы золой. После этого она надела Волкану на шею оберег из медвежьего когтя и двух кисточек с рысьих ушей. Совершая этот обряд, она нашептывала что-то про беды и раны, про силу и славу, про седые волосы и возвращение в родной дом.
– Теперь иди, – сказала Волхова, отряхивая с Волькши пепел и отирая ему лоб.
– А кто такой Перунов помазанник? – спросил Годинович напоследок.
– Зачем тебе знать? Просто иди по своей стезе, как ее Мокошь прядет, и, может быть, когда-нибудь ты это поймешь, – ответила нестареющая ворожея и торопливо зашагала в Ладонь.
– А… – начал было Волкан, но понял, что, пожалуй, не хочет знать ответы на те вопросы, которые вертелись у него в голове.
Он спрятал оберег под рубаху и двинулся к поджидавшей его ладье.
– Ты что, репы в дорогу набрал? – пошутили с драккара.
– Не ваше дело, – довольно грубо ответил Волкан. – Лучше помогите поднять.
Только Ольгерду оказалось по силам втащить короб на борт.
– Что у тебя там? – спросил Рыжий Лют.
– Не твое дело, – отрезал Волькша, проверяя, как завязана крышка короба.
– Придурок латвицкий, – обиделся Олькша и отошел прочь.
И вновь прозвучал приказ: «Русь!» Драккар отчалил от берега и устремился к устью Волхова. Это были самые что ни на есть родные места. Здесь парни выросли. Здесь они рыбачили со своими отцами. Здесь куролесили и набивали первые синяки…
Стремительная варяжская ладья вышла в Ладогу с первыми лучами солнца. Утро обещало быть ведренным. Волховская губа величаво раскрывалась простору и уводила родные Волькшины берега все дальше и дальше на юг, покуда те не исчезли вовсе в зыбкой дали огромного озера.
Начата 01.05.2006 00:50 (поезд № 16, Москва – Мурманск)
Закончена 13:13 29.05.2007. Москва
Бочки. Бревна. Вытащенные на берег лодки. Чуть дальше остов строящейся ладьи. Опять бочки. Лодки. Бревна.
Люди шарахались в стороны при виде бегущего рыжего верзилы.
Створки городских ворот тем временем распахнулись-таки под напором толпы преследователей, и пестрое скопище княжеской дворни высыпало на берег.
Парни присели за стопойбревен. Бежать дальше было некуда. Через сотню шагов их путь преграждала протока. Она шла на юго-запад, возвращая беглецов к западным воротам княжеского города. Не стоило думать о том, чтобы ее перепрыгнуть. На берегу протоки чернело кверху днищем несколько плоскодонок. Но без весел в них не было проку. К тому же весной их еще не смолили, так что они наверняка текли, как грохот.
Преследователи разделились. Половина побежала вверх по Волхову, половина вниз. На пути они переворачивали лодки и осматривали все закоулки, в которых можно было укрыться.
Вверх по протоке возле самой воды высилась стопа леса. Талые воды подмыли жерди, подпиравшие бревенчатую кипу выше человеческого роста. Они накренились, и теперь стволы угрожающе нависали над берегом.
– Сможешь вырвать подпорки? – спросил Волькша.
– Если столбамине завалит, – ответил Олькша и на карачках пополз к стопе.
Грохот рассыпающихся бревен был, наверное, слышен на другом берегу Волхова. Но, слава Стрече, кругляк перегородил протоку так, как и рассчитывал Волькша.
В отрочестве парням нечасто доводилось бегать по сплавному лесу. Однако эта забава была им не в диковинку. Да и бревна им попались дюжие, такие еще надо постараться в воде раскрутить. Так что на другую сторону протоки Годинович и Хорсович перемахнули, как по мостовой. Ольгерд хотел было распихать переправу. Да куда там: стволы едва заметно поддавались его могучим толчкам.
– Бежим! – проорал Волкан.
И они понеслись.
Неизвестно, как долго продолжались бы эти бега и чем бы закончились, если бы в это время на стрежень Волхова не вышел драккар.
Засидевшиеся на торжище варяги торопились покинуть земли словен. Двадцать весел разом вспенивали реку. На ладье уже поставили щеглуи готовились распустить парус. Несмотря на то что все на драккаре были заняты своим делом, суету на берегу варяги все же заметили. Еще бы: когда толпа преследует пару недотеп – это всегда потешно. Те, что убегают, прыгают и петляют, как зайцы, те, что догоняют, ведут себя как стая волков. Кто кого?
– Hej, harar! [5] – закричали с драккара. – Куда бежаль? Можно помочь стрела?
Гребцы подняли весла, желая позабавиться погоней. Ладья поплыла вровень с беглецами. Течение подтаскивало ее все ближе к западному берегу. Кто-то из варягов взял лук и выпустил по бегущим пару стрел, вызвав взрыв смеха у остального манскапа.
– Halt! – вдруг выкрикнул шеппарь.
Все это время он внимательно присматривался к беглецам. Что-то в их облике показалось ему знакомым. Это нечто одновременно и причиняло боль, и вызывало ощущение какой-то несбывшейся мечты. Странное, необъяснимое чувство. Отчего-то нахлынула тошнота, которая так мучила свея почти десять дней после злополучного Ярилова дня…
От навалившейся на него бури переживаний шеппарь даже впился ногтями в борт драккара.
Он вспомнил!
Он все вспомнил!
Это были те двое венедов, что опозорили его на волховском льду. Первым побуждением варяга было самому схватить лук и рассчитаться за позор кровью. Но в душе он все-таки был больше воином, чем торговцем. И как воин он не мог не ценить чужую мощь и сноровку. А ведь именно небывалую для пахарей силу и отменную выучку выказали эти двое парней в чернолюдской стенке. Скольких варягов, кичившихся своей боевой славой, они оставили лежать без памяти? Помнится – двадцать. Это же больше, чем людей в его манскапе. А поскольку среди его гребцов удальцов и вовсе не наблюдалось, выходило, что эти двое в драке стоили всех его людей.
Вспомнил варяг то сосущее чувство зависти, охватившее его, когда сотник просил своего князя определить этих парней под его начало. Тогда шеппарю казалось, что и он готов отдать все что ни на есть за то, чтобы его давешние обидчики стали его соратниками.
Потом эта зависть забылась…
И вот теперь большой рыжий и маленький сивый бежали куда-то, спасаясь от погони, в которой участвовала добрая половина княжеской дворни. Не было похоже, что за парнями гонятся, дабы чествовать. Что бы там ни случилось, но в Ильменском городище они теперь явно были не ко двору. А значит…
– Roth till land! [6]– скомандовал шеппарь.
Беглецы как раз подбежали к очередному затону.
Смертная тоска сжала сердца ладонинских парней, когда драккар на всех веслах устремился к берегу, как раз там, куда они подбегали. Если еще и варяги вмешаются в эту переделку, бывшим любимцам князя несдобровать.
Волькша вильнул в сторону, намереваясь обежать затон слева, но с корабля раздался призывный клич шеппаря:
– Эй, венеден, бежал тут! Тут! Till bredsida! [7]Я помогать! Fort! [8]Fort!
У них не было времени на раздумья. Олькша, который уже едва дышал от заполошного бега, рванул к драккару. Волькша еще сохранил способность мыслить и потому, подбежав к ладье, он все же спросил на свейском наречии:
– Зачем ты это делаешь, шеппарь? Может быть, из-за нас ты больше никогда не вернешься на Ильмень.
– А мне и не надо, – ответил варяг.
– А нам надо, – сказал Волкан. – Нам надо непременно поговорить с князем, или наша честь будет порушена вовеки.
– Ну, так оставайся и разговаривай с ним, если, конечно, сможешь убежать от тех, кто сейчас вот-вот нагрянет сюда, – холодно ответил шеппарь. Он уже понимал, что совершает, возможно, самую большую глупость в своей жизни, а тут еще этот сопляк пустился в рассуждения.
– Прыгай, Волькша! – кричал с ладьи Ольгерд. – Прыгай, а то будет поздно!
– Ярл, – все-таки не унимался Волкан, – во имя своего Дрерхескапура, скажи: почему ты нам помогаешь?
– Потому, что я не забыл ваши кулаки на Ярилов день, – ледяным голосом ответил свей. – И потому, что я хочу, чтобы вы впредь бились на моей стороне. Тебя устраивает такой ответ?
В следующее мгновение сын толмача уже запрыгивал на борт драккара.
– Русь! Русь форт! – скомандовал варяг, и гребцы дружно вспенили веслами темные воды Волхова. Ладья снялась с отмели и отвалила от берега как раз в тот миг, когда туда подбежали разъяренные дворяне. В драккар полетели палки, прибрежные камни и ругательства.
– Именем господина ильменских словен приказываю вам вернуться и сдать нам воров, покусившихся на княжеское добро! – кричал с берега судейский думец.
– Jag forstar inte rad du sager! [9]– с издевательской вежливостью отвечал ему шеппарь.
– Ты дорого за это заплатишь! – по-норманнски кричал Ронунг, потрясая своей билой.
– Если хочешь мне заплатить, плыви за мной, безбородый сын бревна! – ответил свей.
Летом норманн и вправду мог бы прыгнуть в воду и поплыть за драккаром, дабы отомстить шеппарю за оскорбление, злее которого невозможно было представить. За то, что его назвали безбородым, он был готов разодрать обидчика на куски голыми руками. Однако ледяная вода загасила даже тот пожар, что бушевал в душе у Костолома. Все, что ему оставалось, это бежать вдоль берега и бросать в супостатов камни и палки. Делал он это не очень метко, зато сильно. Драккар отошел уже на полторы сотни шагов, а снаряды, пущенные рукой норманна, все шлепались и шлепались то на палубу, то рядом с судном.
Но вот река сделала плавный поворот на восток, и преследователи скрылись из вида. Гребцы вошли в лад и лихо гнали драккар вперед. Хлопнул несколько раз и наполнился попутным ветром парус. Вдоль бортов закипела вода. Чирок,увязавшийся за кораблем, едва за ним поспевал.
Сколько времени уйдет у княжеской дворни на то, чтобы послать погоню? Это не имело значения. Шеппарь знал, что в Ильменском городище больше не осталось варяжских гостей. Его корабль уходил последним. Так что если погоня и будет, то из одних кургузых венедских ладей, которым никогда не догнать драккар.
Парни сидели на корме, и кручина омрачала их лица. Этот побег мог дорого обойтись их сродникам. Конечно, Мокошь еще могла сделать так, чтобы князь не поверил в оговоры и даже покарал зачинщиков самосуда. Но для того чтобы это стало так, на княжеском дворе должен найтись хоть кто-то, способный рассуждать здраво. А ведь всем народам Гардарики известно, что князь ильменских сл овен живет у истоков Волхова, а его разум – недалеко от устья, и встречаются они только на ярмарках. Поговорить бы с Годиной… Но как? Появляться в Ладони теперь все равно что баловаться с огнивом на сеннике. Беда сама придет, даже кликать не надо.
То ли свей понимал, что беглецам надо поразмыслить над своею Долей, то ли, подобно Хорсу, не утруждал себя лишними расспросами, но до конца дня парией никто не трогал. Возле Вергежа гребцы подняли весла и сложили вдоль бортов. Ветер и течение и так несли драккар точно огромную птицу.
Возле Ветреного острова Стрибог начал поворачиваться к беглецам спиной. Парус пришлось убрать, но ненадолго. Ветер вскоре вновь подул с кормы.
Ярило еще не окончил своего пути по небосводу, когда по ходу показалась Скорая горка. Драккар проделал за день почти весь путь, который зимой отнял у Годины с помощниками без малого двое суток.
Пороги решили пройти ближе к рассвету. Ждать утреннего тумана не приходилось – весна.
Пристали к берегу. Разожгли костер. Принесли котлы. Сварили кашу. Нельзя сказать, что происходило это все в полном молчании, но и каких-то особенных разговоров никто не вел. Шеппарь сам принес парням еды и кратко отчитал за то, что они ведут себя точно в гостях.
– Вы же теперь «русь», – сказал он им. – Ни у вас, ни у меня обратной дороги нет.
От отчаяния Олькша кусал ногти и все смотрел на Волкана, точно ждал, что в голове приятеля вот-вот родится спасительная мысль, которая каким-то чудом вернет все на круги своя. Но измыслить таковую было выше Волькшиного разумения. Оставалось только подчиниться воле Мокоши и плыть дальше по огромной реке жизни.
Встали затемно.
В предрассветном сумраке пороги прошли без единого чиркания о подводные камни.
И вот мимо поплыли уже совсем знакомые места.
– Шеппарь, – негромко, но настойчиво сказал Волькша. – Мне надо накоротке в Ладонь. По делу. Очень надо. Я только туда и обратно.
– Хочешь мамку напоследок обнять? – не без ехидства спросил свей.
– Я серьезно, – настаивал Волкан. – Если хочешь, чтобы мои кулаки бились теперь на твоей стороне, то русь к берегу. Только, буде ты не согласишься, я сам в реку сигану. В городце, ясное дело, не останусь. В леса уйду. Буду охотничать…
Сказав это, Волькша вдруг осознал, что в его угрозе и было заключено то чудесное избавление, которого вчера вечером так жаждал Ольгерд. Но было это чудо только одного Волкана. Сказав «в леса уйду», Годинович вдруг явственно увидел, в какой именно лес он уйдет и… какой именно дом громоздится на деревьях того леса.
Ему вдруг так страстно захотелось, чтобы шеппарь заупрямился, чтобы он отказал венеду в его странной просьбе. Его не страшила ни студеная вода, ни долгая дорога к дому Кайи в мокрой одежде по весеннему холоду. Волькша подошел к борту и вопросительно посмотрел на свея. Тот скрежетал зубами, сверкал глазами, но молчал.
– Так что, шеппарь?
– Ну, будь по-твоему. Убежишь – лишишь себя чести, – мрачно вымолвил свей. И, повернувшись к гребцам, приказал: – А ну-ка, русь к берегу.
Во рту у Волькши стало горько, точно он по ошибке вместо сыроежки откусил поганку. Видение Кайинового дома, еще несколько мгновений столь явное, что его можно было потрогать, растаяло как дым.
Драккар ткнулся в берег. Волкан скинул сапоги и спрыгнул с борта. Скрипнул под ногами родной песок.
Ладонь еще спала. Ни одного дымка не вилось над крышами. В стайках сонно переминались с ноги на ногу лошади, похрюкивали во сне сытые свиньи, даже куры не возились на насестах. Сам воздух здесь был пропитан миром и… детством.
Но у Волькши не было времени прощаться с родным городцом. Он собирался быстро и тихо сделать то, что задумал, и уйти.
И вскоре он уже топал обратно к Волхову. На ногах у него были привычные, отцом шитые сыромятные обучи. На плечах высился огромный короб, от тяжести которого каждый шаг давался парню с трудом.
Но на полдороге к драккару он услышал за спиной чьи-то быстрые шаги. Захотелось бежать, прятаться, чтобы только миновать эту негаданную встречу и тяжкое расставание. Вольк думал, что это кто-то из родных услышал, как он забирал короб из овина.
– Волкан! – позвал его женский голос.
Годинович остановился. Скрип сырого песка приблизился.
– Она все-таки нашла тебя? – спросила Лада-волхова, подходя к тяжелогруженому беглецу.
– Кто? – удивился Волькша.
– Твоя Доля, – ответила ворожея, но поняв, что Годинович не понимает, о чем идет речь, продолжила: – Когда ты родился… словом, твоя мать попросила меня скрыть от всех твою судьбу, которая была начертана на твоем темечке в час рождения, – тихо молвила ворожея. – Она попросила дать тебе обыкновенный, пахарский оберег. Только бы никто не знал, что в семье самоземца родился Перунов помазанник.
– Кто Перунов помазанник? – переспросил парнишка, чувствуя, как с каждым мгновением ноша становится все тяжелее и тяжелее.
– Ты. Знаешь, я не стала гневить Вышней и не закончила тогда пахарский чин, хотя Ятва и просила. Обещала закончить и не закончила. Но теперь, когда твоя судьба нашла тебя, я должна сделать то, что по просьбе твой матери не совершила шестнадцать лет назад.
Волькша переминался с ноги на ногу. Сказать по правде, он боялся, что если снимет короб с плеч, то не наденет вновь. Но и держать поклажу уже больше не было сил.
– Это недолго, – успокоила его Лада.
С этими словами она бросила за его спину три вороньих пера, начертала чем-то похожим на кровь две волнистые линии на лбу и посыпала волосы золой. После этого она надела Волкану на шею оберег из медвежьего когтя и двух кисточек с рысьих ушей. Совершая этот обряд, она нашептывала что-то про беды и раны, про силу и славу, про седые волосы и возвращение в родной дом.
– Теперь иди, – сказала Волхова, отряхивая с Волькши пепел и отирая ему лоб.
– А кто такой Перунов помазанник? – спросил Годинович напоследок.
– Зачем тебе знать? Просто иди по своей стезе, как ее Мокошь прядет, и, может быть, когда-нибудь ты это поймешь, – ответила нестареющая ворожея и торопливо зашагала в Ладонь.
– А… – начал было Волкан, но понял, что, пожалуй, не хочет знать ответы на те вопросы, которые вертелись у него в голове.
Он спрятал оберег под рубаху и двинулся к поджидавшей его ладье.
– Ты что, репы в дорогу набрал? – пошутили с драккара.
– Не ваше дело, – довольно грубо ответил Волкан. – Лучше помогите поднять.
Только Ольгерду оказалось по силам втащить короб на борт.
– Что у тебя там? – спросил Рыжий Лют.
– Не твое дело, – отрезал Волькша, проверяя, как завязана крышка короба.
– Придурок латвицкий, – обиделся Олькша и отошел прочь.
И вновь прозвучал приказ: «Русь!» Драккар отчалил от берега и устремился к устью Волхова. Это были самые что ни на есть родные места. Здесь парни выросли. Здесь они рыбачили со своими отцами. Здесь куролесили и набивали первые синяки…
Стремительная варяжская ладья вышла в Ладогу с первыми лучами солнца. Утро обещало быть ведренным. Волховская губа величаво раскрывалась простору и уводила родные Волькшины берега все дальше и дальше на юг, покуда те не исчезли вовсе в зыбкой дали огромного озера.
Начата 01.05.2006 00:50 (поезд № 16, Москва – Мурманск)
Закончена 13:13 29.05.2007. Москва
Алфавитный указатель устаревших слов и понятий
Алатырь– славянское название янтаря.
Альвы– по сути то же самое, что и «эльфы», только в произношении некоторых германо-скандинавских народов.
Альдейгыоборг– крепость Старая Ладога при впадении реки Ладожка в реку Волхов. Считается первой столицей Рюриковой державы.
Арсле (Arsle)– задница (швед.).
Аскольд и Дирк (Дир)– члены одного с Рюриком клана, зачинщики «варяжской смуты», отправленные Рюриком на завоевание Царьграда. Считаются основателями Киева.
Аскольдова смута– варяжская смута, период разбойных набегов викингов на словенские поселения.
Асы– в скандинавской мифологии высшие боги(AEsir). Верховным богом и вождем асов был Один.
Банн– у славян народный сказитель, то же что и скальд.
Березозол– март по славянскому календарю.
Берсерк.– у скандинавов бесстрашный, нечувствительный к боли воин, шедший во главе атакующего строя.
Била– от шведского bila – топор с большим лезвием, секира.
Бирка (Bjorko)– остров на озере Мэларен (Malaren), центральное место, где собирались викинги для распродажи награбленного и организации новых походов.
Бонде– в средневековой Скандинавии зажиточный хозяин, владелец земельного участка. Бонд – надел земли.
Ботало– коровий колокольчик, на случай пропажи вешался на шею корове для обнаружения ее в лесу по звуку.
В озеро Ильмень,из которого вытекает Волхов, впадает несколько десятков больших и малых рек. Ловать среди них самая многоводная.
Валхала– у древних скандинавов торжественный зал в доме Одина, где благоденствовали павшие в бою воины.
Ваны– в скандинавской мифологии боги, связанные с плодородием, одно время враждовали с асами.
Варг (враг)– восходит к шведскому слову varg – волк.
Варг Кнутневе (Varg Knytnave)– Волк Кулак (швед.).
Варяжский терем– большой бревенчатый дом, с крышей, покрытой дерном, и открытым очагом в центре.
Варяжское море– славянское название Балтийского моря.
Вёдро– ясная, хорошая погода.
Велес, Змей Волос– бог мудрости, богатства и домашнего скота. Покровитель волхвов. Сын Рода и Коровы Земун.
Венеды– самоназвание славян. Жители Новгорода называли себя ильменскими словенами. По-фински Россия до сих пор называется Venea.
Вершок– древняя мера длины, равная 4,445 см.
Весь– славянское название народности, относящейся к финно-угорской языковой группе. Проживали по берегам реки Невы. Ныне называются вепсы.
Вечерять– ужинать, есть вечернюю пищу.
Вий– темный бог, навья ипостась Велеса, по сути властелин Нави.
Водь, ягны– названия народностей, относящихся к финно-угорской языковой группе и проживавших на северо-востоке от Новгорода на границе нынешней Тверской и Ярославской областей.
Волос– другое имя Велеса, бога мудрости. «Обидеть волосом» – обделить мудростью, лишить рассудительности и здравого смысла.
Волх– бог битв, чародейства, окруты, повелитель зверей. Сын Ящера, змея, держащего землю. Ящер – древний враг Сварога и Сварожичей. Очень близок к Велесу.
Волхова, ворожея, ведунья– разные названия для женщин, занимавшихся знахарством, колдовством и прорицательством.
Вьюжень– то же, что Сварог, бог неба и духовного мира, родоначальник большинства славянских богов, поэтому они – Сварожичи. создал 12-месяцевый календарь (Колесо Сварога). Сварог отошел от дел, передав власть своим потомкам, и не любит, когда его имя произносят просто так.
Вьюжень– февраль по славянскому календарю.
Гардарика– страна городов, северно-европейское название Новгородского и смежных венедских княжеств.
Готтин– Година, многие имена, как и слова, мигрировали из языка в язык с фонетическими мутациями.
Грай– воронье карканье.
Громовержец– другое название Перуна, являвшегося также богом грозы и молнии.
Грохот– решето с большими ячейками для просеивания гороха и прочих крупных припасов.
Грудень– по славянскому календарю месяц ноябрь.
Гульбище– галерея, идущая вдоль стены дома, а также верхняя часть крепостной стены, часто крытая, на которой располагались защитники крепости.
Давна– старославянское название Западной Двины.
Данмарка и Свейланд– соответственно Дания и Швеция эпохи викингов.
Данны, норманны– вместе со свеями составляли три основные этнические группировки викингов. Являются предками современных датчан и норвежцев.
Дасуни– в славянском пантеоне обитатели Нави, темного царства.
Десница– правая (правящая, карающая) рука.
Детинец– то же, что и кремль.
Дид– у славян бог супружеской любви и семейного счастья.
Доля– у славян богиня счастья и удачи.
Драккар– средняя ладья викингов. Могла везти до 40 человек экипажа, имела 12 рядов весел.
Дрергескапур (Drergeskapur)– основа «кодекса чести» викинга
(швед.).
Дуб Перунов– согласно венедскому верованию земными домами Перуну служат дубы.
Дядька– наставник учитель боевых искусств в княжеской дружине.
Жива– славянская богиня, дочь Лады. Воплощает жизненную силу и противостоит смерти.
Жизненный лан– в поэзии скальдов – жизненный путь.
Жменя– славянская мера объема, равна тому, что зажато в кулаке, в отличие от горсти, которая равна тому, что поместилось па ладони.
Зарод– бактериальная закваска, то же, что и дрожжи.
Зарубить на носу– сделать ножом или топором отметку для памяти на специальной палочке – носу, которую посланец уносил с собой.
Засека– удаленное поселение, хутор.
Ижора– народность финно-угорской языковой группы, населявшая южные берега Невы.
Ингрия (Ингерманландия)– территория, населенная племенами, подчиненными варяжским правителям. Довольно близко совпадает с нынешней Ленинградской областью.
Ингьяльд– конунг Упсалы, города на юге свейских земель, сумевший примерно в 700 году от Р.Х. хитростью и силой объединить под своим началом земли гётов и свеев. Ингьяльд был последним мужчиной в роде Инглингов. Далее родство передавалось только по женской линии.
Ирий– у славян место, куда попадают души после смерти тела и где ждут нового воплощения.
Кайра (Kajra)– собака по-карельски.
Капеет– мифологический волк карельского эпоса, пожирающий Луну.
Капище– святилище, место жертвоприношения.
Карела– славянское название карелов.
Квасура– у славян бог хмелеварения. Лада научила его делать Сурью, секрет которой он и открыл людям.
Кендес– у финнов и карел бог – покровитель охоты.
Кила (Кilа)– бежать (швед.).
Колесо Сварога– небесный свод. Идти «по колесу Сварога» – идти по часовой стрелке.
Коляда– славянский бог празднеств, календарного цикла и веселья. Бог – покровитель Зимнего Солнцестояния, названного его именем.
Конунг– король или в славянской традиции первопрестольный князь (швед.).
Крамольник– смутьян, мятежник.
Кривда– славянская богиня лжи и обмана.
Кривичи– венедская народность, жившая южнее новгородцев (ильменских словен), являются предками исконных жителей Москвы. Река Ловать с юга впадает в озеро Ильмень.
Кригсконст (Krigskonst)– боевое искусство (швед.).
Крятун– ворон.
Кузло– пахарский инвентарь.
Альвы– по сути то же самое, что и «эльфы», только в произношении некоторых германо-скандинавских народов.
Альдейгыоборг– крепость Старая Ладога при впадении реки Ладожка в реку Волхов. Считается первой столицей Рюриковой державы.
Арсле (Arsle)– задница (швед.).
Аскольд и Дирк (Дир)– члены одного с Рюриком клана, зачинщики «варяжской смуты», отправленные Рюриком на завоевание Царьграда. Считаются основателями Киева.
Аскольдова смута– варяжская смута, период разбойных набегов викингов на словенские поселения.
Асы– в скандинавской мифологии высшие боги(AEsir). Верховным богом и вождем асов был Один.
Банн– у славян народный сказитель, то же что и скальд.
Березозол– март по славянскому календарю.
Берсерк.– у скандинавов бесстрашный, нечувствительный к боли воин, шедший во главе атакующего строя.
Била– от шведского bila – топор с большим лезвием, секира.
Бирка (Bjorko)– остров на озере Мэларен (Malaren), центральное место, где собирались викинги для распродажи награбленного и организации новых походов.
Бонде– в средневековой Скандинавии зажиточный хозяин, владелец земельного участка. Бонд – надел земли.
Ботало– коровий колокольчик, на случай пропажи вешался на шею корове для обнаружения ее в лесу по звуку.
В озеро Ильмень,из которого вытекает Волхов, впадает несколько десятков больших и малых рек. Ловать среди них самая многоводная.
Валхала– у древних скандинавов торжественный зал в доме Одина, где благоденствовали павшие в бою воины.
Ваны– в скандинавской мифологии боги, связанные с плодородием, одно время враждовали с асами.
Варг (враг)– восходит к шведскому слову varg – волк.
Варг Кнутневе (Varg Knytnave)– Волк Кулак (швед.).
Варяжский терем– большой бревенчатый дом, с крышей, покрытой дерном, и открытым очагом в центре.
Варяжское море– славянское название Балтийского моря.
Вёдро– ясная, хорошая погода.
Велес, Змей Волос– бог мудрости, богатства и домашнего скота. Покровитель волхвов. Сын Рода и Коровы Земун.
Венеды– самоназвание славян. Жители Новгорода называли себя ильменскими словенами. По-фински Россия до сих пор называется Venea.
Вершок– древняя мера длины, равная 4,445 см.
Весь– славянское название народности, относящейся к финно-угорской языковой группе. Проживали по берегам реки Невы. Ныне называются вепсы.
Вечерять– ужинать, есть вечернюю пищу.
Вий– темный бог, навья ипостась Велеса, по сути властелин Нави.
Водь, ягны– названия народностей, относящихся к финно-угорской языковой группе и проживавших на северо-востоке от Новгорода на границе нынешней Тверской и Ярославской областей.
Волос– другое имя Велеса, бога мудрости. «Обидеть волосом» – обделить мудростью, лишить рассудительности и здравого смысла.
Волх– бог битв, чародейства, окруты, повелитель зверей. Сын Ящера, змея, держащего землю. Ящер – древний враг Сварога и Сварожичей. Очень близок к Велесу.
Волхова, ворожея, ведунья– разные названия для женщин, занимавшихся знахарством, колдовством и прорицательством.
Вьюжень– то же, что Сварог, бог неба и духовного мира, родоначальник большинства славянских богов, поэтому они – Сварожичи. создал 12-месяцевый календарь (Колесо Сварога). Сварог отошел от дел, передав власть своим потомкам, и не любит, когда его имя произносят просто так.
Вьюжень– февраль по славянскому календарю.
Гардарика– страна городов, северно-европейское название Новгородского и смежных венедских княжеств.
Готтин– Година, многие имена, как и слова, мигрировали из языка в язык с фонетическими мутациями.
Грай– воронье карканье.
Громовержец– другое название Перуна, являвшегося также богом грозы и молнии.
Грохот– решето с большими ячейками для просеивания гороха и прочих крупных припасов.
Грудень– по славянскому календарю месяц ноябрь.
Гульбище– галерея, идущая вдоль стены дома, а также верхняя часть крепостной стены, часто крытая, на которой располагались защитники крепости.
Давна– старославянское название Западной Двины.
Данмарка и Свейланд– соответственно Дания и Швеция эпохи викингов.
Данны, норманны– вместе со свеями составляли три основные этнические группировки викингов. Являются предками современных датчан и норвежцев.
Дасуни– в славянском пантеоне обитатели Нави, темного царства.
Десница– правая (правящая, карающая) рука.
Детинец– то же, что и кремль.
Дид– у славян бог супружеской любви и семейного счастья.
Доля– у славян богиня счастья и удачи.
Драккар– средняя ладья викингов. Могла везти до 40 человек экипажа, имела 12 рядов весел.
Дуб Перунов– согласно венедскому верованию земными домами Перуну служат дубы.
Дядька– наставник учитель боевых искусств в княжеской дружине.
Жива– славянская богиня, дочь Лады. Воплощает жизненную силу и противостоит смерти.
Жизненный лан– в поэзии скальдов – жизненный путь.
Жменя– славянская мера объема, равна тому, что зажато в кулаке, в отличие от горсти, которая равна тому, что поместилось па ладони.
Зарод– бактериальная закваска, то же, что и дрожжи.
Зарубить на носу– сделать ножом или топором отметку для памяти на специальной палочке – носу, которую посланец уносил с собой.
Засека– удаленное поселение, хутор.
Ижора– народность финно-угорской языковой группы, населявшая южные берега Невы.
Ингрия (Ингерманландия)– территория, населенная племенами, подчиненными варяжским правителям. Довольно близко совпадает с нынешней Ленинградской областью.
Ингьяльд– конунг Упсалы, города на юге свейских земель, сумевший примерно в 700 году от Р.Х. хитростью и силой объединить под своим началом земли гётов и свеев. Ингьяльд был последним мужчиной в роде Инглингов. Далее родство передавалось только по женской линии.
Ирий– у славян место, куда попадают души после смерти тела и где ждут нового воплощения.
Кайра (Kajra)– собака по-карельски.
Капеет– мифологический волк карельского эпоса, пожирающий Луну.
Капище– святилище, место жертвоприношения.
Карела– славянское название карелов.
Квасура– у славян бог хмелеварения. Лада научила его делать Сурью, секрет которой он и открыл людям.
Кендес– у финнов и карел бог – покровитель охоты.
Кила (Кilа)– бежать (швед.).
Колесо Сварога– небесный свод. Идти «по колесу Сварога» – идти по часовой стрелке.
Коляда– славянский бог празднеств, календарного цикла и веселья. Бог – покровитель Зимнего Солнцестояния, названного его именем.
Конунг– король или в славянской традиции первопрестольный князь (швед.).
Крамольник– смутьян, мятежник.
Кривда– славянская богиня лжи и обмана.
Кривичи– венедская народность, жившая южнее новгородцев (ильменских словен), являются предками исконных жителей Москвы. Река Ловать с юга впадает в озеро Ильмень.
Кригсконст (Krigskonst)– боевое искусство (швед.).
Крятун– ворон.
Кузло– пахарский инвентарь.