Двинулась неясная тень, на мгновение воцарилось молчание, затем осторожный голос произнес:
   — Что вам нужно?
   — Меня зовут Лабарж. Нам нужно пару быстрых лошадей. Вы можете нам помочь?
   Шагом проведя лошадей до костра, они ждали. Там стоял фургон, был разбит небольшой лагерь — и фургон, и лагерь явно не походили на бандитские. В свете костра они увидели шестерку мулов и несколько великолепных лошадей.
   Из тени вышли двое мужчин — оба вооруженные, они шли на некотором расстоянии друг от друга. На краю кустарника Лабарж заметил двух женщин, без сомнения полагающих, что хорошо укрылись в темноте.
   — Вы бежите от закона?
   — Нет. — Лабарж слез с седла с правой стороны. Стрелять, стоя на земле, удобнее, ведь никто не мог поручиться за то, что произойдет дальше.
   — Но нам очень нужны лошади.
   Бородатый мужчина был худым, с высокими плечами, в порванной рубашке и сшитых дома джинсах, но он выглядел человеком, умевшим обращаться с винтовкой, которую нес в руке. Он смерил их лошадей хитрыми, оценивающими глазами.
   — Можно поменяться. У вас есть, чем доплатить?
   — Слушай, друг, — улыбнулся Жан, — Нам нужны лошади, но не на таких условиях. Я обменяю наших лошадей на того горбоносого гнедого и серого. В придачу можешь предложить пару бутербродов и немного кофе.
   Человек взглянул на их лошадей — обе были прекрасными животными.
   — Ладно, договорились. Сэл, — он обернулся к кустам, — принеси этим людям поужинать.
   Пока Бен менял седла, Жан сел к костру вместе со всеми. Бородатый мужчина внимательно изучал дорогие сапоги Жана, и, по всей видимости, делал какие-то свои выводы. Другой — мальчик — не мог не быть никем, кроме недоумка. Лица женщин были суровыми.
   Кофе был черный, как ночь и обжигающе горячим, а бутерброды оказались ломтями хлеба, закрывающими с обеих сторон толстые куски баранины.
   — Если кто-нибудь будет о вас спрашивать, — хитро спросил бородач, — что мне ответить?
   Жан усмехнулся ему в ответ.
   Скажите, что видели двух человек девяти футов ростом, которые направлялись на север, и в глазах у них играло пламя. Или скажите, что хотите. Если нас кто-нибудь будет преследовать, мы подождем и устроим маленькое развлечение, так, Бен?
   — Те, кто знают нас достаточно хорошо, не станут нас преследовать, — согласился Бен, — они слишком умны, чтобы выкидывать такие фокусы.
   Через десять часов после того, как Жан с Беном выехали из Сакраменто, они появились в городке Ред Блафф и еще через десять минут покинули его с запасными седельными сумками, раздувшимися от еды. Через двадцать пять миль они остановились в заброшенной хижине выпить кофе, а когда отправились дальше, то сидели на маленьких пятнистых индейских лошадках.
   Воздух был сырой и холодный. Дважды они замечали костры, однако их лошади, казалось, совершенно не устали, и Жан с Беном продолжали ехать в ночи. Однажды на них залаяла собака, разозленная тем, что в этот час кто-то двигается. Ночной воздух, холодный, как вода в горном озере, омыл их, когда они спустились в низину между холмов, и затем на протяжении двадцати миль они не видели никого и не слышали ничего, за исключением стука копыт своих индейских лошадок.
   Днем Жан, доплатив сорок долларов, поменял их на черного коня с тремя белыми чулками и поджарого вороного жеребца. Конь оказался с норовом, но расстояние, покрытое в тот день, охладило его охоту к разного рода штучкам.
   Они постоянно поднимались по местности, где видели мало домов и совсем не видели поселений. Перед ними справа стояла гора Маунт Шаста, насылающая на долины ледяные ветры, дувшие с белых снегов на ее вершине.
   Это была страна индейцев племени модоки, и Жан с Беном Турком ехали с винтовками поперек седел. Модоки завоевали печальную славу работорговцами среди индейцев задолго до прихода белого человека. К ночи Жан с Беном добрались до Тауэр Хауз, за которым не было вообще никакой дороги и почти не было троп. На рассвете на свежих лошадях они снова двинулись вперед. Отъехав на порядочное расстояние, Жан оглянулся и увидел всадника на опушке леса, а позже, после того, как они проехали большую поляну, он остановился и долго ждал, пока из леса не показались трое всадников, которые, заметив их, сразу развернули лошадей обратно.
   — Держи ухо востро, Бен. Нас преследуют, возможно, придется драться. Едва заметная тропа внезапно свернула в лес, и если бы Жан с Беном направились по ней, они в конце концов, миновав долину, попали бы в те места, которые уже проезжали. Они свернули с нее, затем за несколько минут замаскировали свои следы и двинулись дальше через лес. Когда дорога опять повернула в другую сторону, они напрямую через деревья опять выехали на тропу, ведущую с юга на север.
   У Каллахэна они снова поменяли лошадей, и Жан стал владельцем темно-серого, мышиного цвета коня с темной полосой на спине. Направившись по старой фургонной дороге Эпплгейт, они добрались до маленькой шахтерской деревушки Айрека ровно через семьдесят часов после того, как выехали из Найтс Лэндинг.
   Когда они ставили лошадей в конюшню, Бен подтолкнул локтем Жана.
   — Смотри, — тихо сказал он.
   В город въезжали два человека на измученных лошадях, один из них был одет в куртку из буйволиной кожи, которую они приметили, когда рассматривали преследователей. Пока Лабарж с Беном Турком наблюдали за всадниками, появился третий, и вся компания направилась вдоль по улице, оглядывая дома.
   Жан повел Бена в салун, где они встали у стойки и впервые после начала путешествия смыли пыль с горла и согрелись обжигающим виски. На вежливый вопрос бармена Жан ответил:
   — Едем на север покупать пшеницу для корабля, который ждет нас в Портленде, но за нами следуют трое, и, по всей видимости, хотят нарваться на неприятности.
   Человек в черном костюме, стоящий рядом с ними, отодвинулся.
   — Это не моя драка, — сказал он.
   Взяв стакан с выпивкой, Жан сделал знак Турку, и они пересели за свободный столик лицом к двери. Бармен принес дымящийся кофейник, белые чашки, и — удивительная вещь — салфетки. Жан вынул свой револьвер из-за пояса и положил его на колени под салфетку. Другой револьвер висел у всех на виду в кобуре.
   Когда их преследователи, распахнув дверь, вошли в салун, они острым взглядом окинули Лабаржа и Турка и подошли к стойке. Все трое явно были бандитами, которые шли по их следу, чтобы убить и ограбить. Ни один честный человек, путешествуя по тропе, не скрывался так, как они. Быстро опрокинув по стаканчику, бандиты направились к выходу.
   — Эй ты, в бизоньей куртке!
   При окрике Жана все трое резко остановились и медленно повернулись, слегка при этом разойдясь по сторонам. Они заметили револьвер в кобуре Лабаржа. Револьвер Бена был за поясом и не на виду.
   Последний вошедший из троих носил меховую шапку. У бандита в бизоньей куртке было узкое, покрытое шрамами лицо. Третий был невысокий, с широким, невыразительным лицом.
   — Вы говорите с нами? — спросил он.
   — Вы нас преследуете от самой долины Скотт Вэлли, вы заехали за нами в этот город. А теперь вот что я вам скажу: если мы снова увидим вас поблизости, убьем всех.
   — Да брось ты! — раздраженно сказал один из троих. — Никого вы не видели. Мы едем даже не вашей дорогой.
   — А откуда вам известно, какой дорогой едем мы? Послушайте, когда я вижу людей, ныряющих в кусты на той тропе, которую только что миновал, я становлюсь подозрительным, а когда я становлюсь подозрительным, я к тому же делаюсь раздражительным, а когда я делаюсь раздражительным, я могу вначале начать стрелять и только потом задавать вопросы, поэтому во избежание неприятностей побудьте в городе несколько деньков.
   — Мы поедем тогда и куда нам захочется! — Человек в меховой шапке постепенно наливался краской. — И мы не ныряли ни в какие кусты!
   Жан приятно улыбался.
   — А я говорю, что ты врешь!
   Лицо человека, казалось, раздулось от гнева.
   — Клянусь Богом! — заорал он. — Еще никто не обзывал меня вруном!
   — Я только что обозвал, — холодно произнес Жан. Он решил покончить с ними сейчас же, на месте, выбранном им. — Более того, вы — пара мелких воришек. — Он рискованно блефовал. — Что касается тебя, — он обратился к человеку в меховой шапке, — ты украл светлую гнедую, на которой сейчас ездишь, у Каллахэна.
   Человек в меховой шапке был трусом, но он видел, что Жан в правой руке держит чашку кофе, и Жан угадал момент, когда тот потянулся к оружию.
   — Ты назвал меня вруном! — закричал тот. — И клянусь!..
   Револьвер человека выпрыгнул из кобуры, когда Жан уже выстрелил. Он стрелял левой рукой из-под стола. Человек резко дернулся, когда в него вошла пуля, и бросил свой револьвер. Бандит упал и перекатился на бок с поджатыми к подбородку коленями.
   Бен Тарк вскочил на ноги, направив револьвер на вора в бизоньей куртке.
   Жан сделал знак третьему человеку.
   — Сними руку с револьвера. Мне никогда не нравилось убивать за едой больше одного.
   Невысокий человек попытался было что-то возразить, но Жан прервал его.
   — Для вас, мистер, они — плохая компания. Из-за них вы попадете в беду.
   — Наверное, правильно.
   Раненый ругался тихим, монотонным голосом. Остальные двое осторожно подняли его и вывели из комнаты.
   У бара человек в темном костюме повернулся к ним лицом.
   — Сработано достаточно хладнокровно, — сказал он Жану. — Не уверен, понравилось мне это или нет.
   — Не люблю, когда меня преследуеют, а потом стреляют в спину.
   — Мы не знаем, собирались ли они стрелять вам в спину.
   — Вам придется поверить мне на слово, и если вам надо подумать, думайте про себя. Я голоден.
   У бара послышалось неразборчивое бормотание, иногда кто-нибудь искоса поглядывал в их напрвлении. Подошло еще несколько человек, но очевидно, мнения разделились. Жан знал, что в этом городе им сегодня ночевать не придется. Им нужно ехать, и как можно скорее.
   Человек в темном костюме повернулся к ним.
   — Вы двое останетесь в городе, пока мы не решим, что с вами делать, понятно?
   Лабарж встал.
   — Послушайте меня, мистер. Перед этим вы сказали, что это не ваша драка, поэтому не делайте так, чтобы она стала вашей. Те люди шли по нашим следам, чтобы ограбить, и если кто-нибудь из вас хочет оставить нас здесь, идите выстройтесь на улице, и через десять минут мы выедем с винтовками наперевес.
   Он помолчал, в надежде, что сказанное уляжется.
   — И вот еще что, мистер: если чувствуете, что счастье на вашей стороне, попытайтесь остановить нас.
   Через десять минут верхом на лошадях, одолженных, им Чарли Брастоу — служащим компании дилижансов — Жан Лабарж с Беном Турком выехали из города. Человек в темном костюме стоял на ступеньках салуна, жуя сигару, вокруг него столпились несколько человек, но никто не двинулся с места.
   — Я их видел, когда они вошли, — сказал им Барстоу, — а я чувствую подонков за тысячу миль. Они посмотрели на ваших лошадей и спросили, куда вы едете.
   Он взглянул на лошадей.
   — Я дам вам по пятьдесят долларов за голову, а взамен можете оставить моих в лагере Джонсона на ручье Хангри Крик. Скажите ему, чтобы дал взамен двух серых.
   Джонсон встретил их у кораля, когда они подъезжали. Он оказался высоким человеком с птичьим подбородком; он бегом выскочил из своей кое-как выстроенной бревнчатой хижины.
   — Приготовьте нам, пожалуйста, серых. Барстоу сказал, что мы можем взять их. Мы едем в Портленд.
   Яблочко на горле Джонсона запрыгало вверх-вниз по вороту его порванной рубашки.
   — Незнакомец, это чистое сумасшествие! Чистейшее сумасшествие! Эти индейцы модоки только вчера убили на ручье траппера и сожгли пару ферм! Мистер, против них вам двом не выстоять!
   Жан снял лассо со столба кораля и вытряхнул петлю. Один из серых шарахнулся, но Жан бросил лассо и легко поймал обоих. Кони были великолепными, и пока Жан ловил их, Бен расседлывал старых. Все еще протестуя, Джонсон смотрел, как они забрались в седла и уехали.
   Оба смертельно устали. Их план выспаться в Айреке рухнул из-за непредвиденной стычки с бандитами. Веки Жана были тяжелыми, глаза постоянно закрывались, он ехал, как и Бен, в своего рода ступоре.
   Через несколько часов они шагом вели коней по дну ручья Беар Крик, когда в нескольких ярдах впереди них в воду ударила пуля и рикошетом отлетела в кусты. Оглянувшись, они увидели, что из леса, стоявшего позади справа, вылетели пять индейцев и, развернувшись веером по лугу, понеслись в бешеном галопе, дико вереща.
   — Первый выстрел всегда должен попасть в цель, Бен. — Жан поднял винтовку и прицелился. Теперь ему совсем не хотелось спать. Он глубоко вздохнул, наполовину выдохнул, и его палец на спусковом крючке напрягся. Винтовка в его руке подпрыгнула, и мчавшийся впереди модок упал лицом вниз с бешено скачущей лошади. Выстрел Бена раздался через долю секунды, и в нападавшей группе индейцев упала лошадь, выбросив седока.
   У обоих были винтовки «Портер Перкашшен Таррет» 44-го калибра с девятью зарядами. Усевшись поплотнее в седле, Жан выстрелил еще два раза и увидел, как второй индеец пошатнулся и начал сползать, ухватившись одной рукой за гриву лошади и сидя высоко на ее плечах. Модоки остановились; двое из них были убиты, один ранен. Они приложили ладони к глазам, глядя вслед Жану и Бену Турку. Поскольку они привыкли к однозарядным винтовкам, многочисленные ответные выстрелы были для них слишком страшными.
   В Джексонвилле Жан с Беном остановились, чтобы выпить кофе и поесть сэндвичей, и часом позже забрались на невысокий холм и немного поспали, доверив коням охранять их покой на случай, если появятся индейцы. Еще два раза они меняли лошадей, неохотно расставшись с серыми, потому что знали, что такие кони были большой редкостью. Они проехали место, называющееся Джампинг-офф Джо — Прыгающий Джо — а потом, пересекая ручей Кау Крик, видели множество следов индейцев. В таверне Джо Нотта Лабарж с Беном Турком опять поменяли лошадей. После еды и короткого отдыха они двинулись дальше.
   Когда до Портленда оставалось меньше двухсот миль, они заметили вдалеке хижину, амбар и корали. За постройками виднелись скошенные посевы. Они подъехали к хижине, громко объявив о своем присутствии.
   В двери появился человек с желтыми бакенбардами с ружьем в руках.
   — Спешивайтесь и отдохните, незнакомцы, — пригласил он. — Вы первые люди за две недели.
   — Модоки вышли на тропу войны, — объяснил Жан, затем махнул головой в сторону скошенных посевов. — Что это было... пшеница?
   — Ага.
   — Я куплю ее. Сколько вы хотите?
   — Уже продал все, мистер. Парень по имени Бонвит из Орегон-сити скупил в округе всю пшеницу. Да он везет в Уильяметт, наверное, больше двух тысячей бушелей.
   Они поели и через тридцать минут снова забрались в седла. Им срочно надо было встретиться с Бонвитом из Орегон-сити.
   Он оказался коренастым человеком в хорошем костюме и плотно зажатой в зубах сигарой. У него было широкое лицо и редкие, взлохмаченные волосы. Он пожевал свою потухшую сигару и сплюнул в медную плевательницу.
   — Продам, — без обиняков выложил он. — За наличные!
   — Мне нужно две тысячи бушелей, доставленных в Портленд, — сказал Лабарж и начал отсчитывать золото.
   Бонвит еще раз пожевал сигару и бросил на Лабаржа удивленный взгляд.
   — Вы везли это по тропе? Только двое?
   — Некоторое время нас сопровождали модоки.
   В Портленде они продали лошадей. Жан Лабарж с Беном Турком проскакали шестьсот шестьдесят пять миль за сто сорок четыре часа.

Глава 14

   Барон Поль Зинновий cидел за своим письменным столом в одной из гостиниц Сан-Франциско. Пшеница была уничтожена, но Лабарж исчез, и это его беспокоило. За шхуной пристально наблюдали, пока она не отплыла; Лабаржа на борту не было.
   Барон, хмурясь, вышагивал по комнате. Ротчев, казалось, был готов остаться здесь, в Сан-Франциско, и пока дело обстояло именно так, Зинновию ничто не угрожало. У него были инструкции, которые запрещали кончать с Ротчевым здесь. Если бы граф исчез в северных морях, не последовало бы никакого расследования, кроме его собственного. Или при высадке на какой-нибудь маленький остров их могли атаковать индейцы колюш...
   Официально Русская Американская компания терпела убытки, но на самом деле несколько высокопоставленных чиновников получали очень неплохие деньги, занижая выплаты «промышленникам» и увеличивая расходы в отчетах, предназначенных для акционеров. Если Ротчеву удастся доставить пшеницу в Ситку, ситуация смягчилась бы и цены пришлось понизить.
   Опасно было оставлять Ротчева без наблюдения. Здесь, в Сан-Франциско жили «бостонцы», которые могли свидетельствовать о жестокости компании, и Ротчев в любой момент мог решиться отправиться на север — его визит, вероятно, был бы самой большой неприятностью для Зинновия.
   Ни один из его агентов ничего не узнал о Лабарже. Вечером того дня, когда случился пожар, его видели на верховой прогулке с Еленой Гагариной, но на пожаре он появился, словно ниоткуда, а Елена, если и знала что-нибудь, держала рот на замке. Без пшеницы Лабарж не мог причинить какие-либо серьезные неприятности, и тем не менее странно, что он изчез. Следовало, однако, заниматься каждым делом по очереди, а на очереди сейчас стоял Ротчев.
   «Сасквиханна», как Лабарж переименовал шхуну, прибыла в Портленд всего через несколько часов после него. Зная, что если он доберется до Ситки быстрее барона Зинновия, его шансы закупить хорошую партию пушнины, намного увеличивались, Жан, как только загрузили последнюю тонну пшеницы, проложил курс до пролива Королевы Шарлотты.
   Выйдя из устья реки Колумбия, когда холодный ветер взбивал белые пенистые шапки на волнах, «Сасквиханна» легла на борт и твердо взяла курс на север, словно стремясь как можно быстрее попасть в ледяные зеленоватые воды, что лежали впереди.
   Лабарж с заветренным до черноты лицом, мокрым от летящих брызг, стоял рядом с Ларсеном у штурвала, наблюдая как шхуна под полными парусами несется вперед. Его морские ботинки и непромокаемая накидка сверкали каплями морской воды; небо было серым, с низкими облаками, но ветер был хорошим.
   — Как прошел рейс по побережью?
   — Было много летучих рыб... хорошо прошел.
   — А что насчет русского корабля?
   — По-моему, скоро выйдет в море. Мы видели, как они грузились.
   Жан спустился, чтобы еще раз просмотреть карты, и бросил взгляд на Коля, спавшего на койке, его тело слегка покачивалось в такт качке. Если ветер продержится...
   Через несколько часов, когда он спустился разбудить Коля, помощник сразу открыл глаза.
   — Как она?
   — Держит курс, мы идем быстро. — Жан взял зюйдвестку. — Идет небольшой доджь, нас немного заливает волной, но ветер держится хороший. Именно то, что нам нужно.
   Коль надел толстый свитер.
   — Думаешь, в Ситке нас ждут неприятности?
   — Нет, если мы сможем выйти оттуда, прежде чем прибудет Зинновий. В Ситке будут рады пшенице.
   — Что потом?
   — Разгрузимся как можно быстрее, возьмем на борт все, что сможем достать из припасов и воды, затем проложим курс на пролив Кросс. Если повезет, закупим меха и возвратимся до того, как Зинновий натравит на нас свои патрульные корабли.
   — Вряд ли удастся так бысро раздобыть меха, если в самом деле не повезет. Впереди нас тоже есть торговцы.
   Жан усмехнулся.
   — Не волнуйся. Я знаю, где искать меха... много мехов.
   Коль, склоня голову, посмотрел на него.
   — Похоже, ты много знаешь.
   Лабарж пожал плечами.
   — Я знаю достаточно. Послушай, Барни, я нанял тебя, потому что ты один из лучших шкиперов на западном побережье. Я нанял тебя за способности, за твои знания, но вот что я тебе скажу. Ты можешь что-то знать об определенном отрезке побережья, но о целом побережье я знаю больше, чем любой моряк. Я специально этим занимался.
   — В таком случае, Зинновию будет трудновато поймать тебя.
   — Поговорим об этом, когда подойдет время.
   Лабарж забрался на койку. Снаружи корпуса шхуны, сразу у его уха, слышался шуршащий звук проносящейся мимо воды, шепчущей свои странные тайны, нерасказанные секреты. На палубе уходящий день окрасит небо в темно-серый цвет, а вода будет играть фосфоренцирующими огнями. Сегдня звезд видно не будет, если только не проблеск случайного света в разрывах облаков. И все же Жан был доволен.
   Это был мир, которого он добивался, это был его мир. Рейс на север на своем собственном судне под собственным командованием для того, чтобы скупать пушнину на аляскинском побережье, о котором он так долго мечтал.
   Проснувшись через несколько часов, Жан натянул свитер, накинул дождевик и вышел на верхнюю палубу. Над фок-мачтой висела бледная луна, мимо в полутьме проносились морские волны. Брызги летели прямо в лицо, и он попробовал на язык их соленую свежесть.
   Идя по палубе вперед, он смотрел, как поднимаются, и опускаются под корпусом огромные волны. За кормой на поверхности не было видно ничего; шхуна была крохотным микрокосмом, маленьким потерянным мирком, двигающимся по морю, и сердце этого мирка стучало в ритм великому океану и бьющемуся в снастях ветру.
   Далеко позади осталась девушка с серыми глазами и темными волосами, высокая, царственная девушка, которая ему не принадлежала и принадлежать не будет, тем не менее, именно ей отдано было его сердце и оно останется отданным ей навсегда.
   Жан прошел на корму и увидел Коля, широкого, как шкаф, в своей громоздкой одежде, стоявшего у лееров левого борта.
   — Как идем?
   — Это судно, о котором можно только мечтать. Если его захватят русские, я застрелюсь.
   — Видел что-нибудь за кормой?
   — Один раз мне показалось, что вижу огонь... вероятно, звезда. Лабарж долго стоял и смотрел за корму, но ничего не заметил; если сзади шел корабль, это почти наверняка был русский торговец.
   Если Зинновий пустился в преследование, будет ли на борту Елена? Мог ли тот огонек, который видел Барни, принадлежать ей?
   Елена. Как хотел бы он убрать ее из памяти. В том, что он хотел ее, не было ничего хорошего. Она принадлежала другому, и с этим ничего нельзя было поделать. Прежде он никогда не думал о себе, как об одиноком мужчине, однако Елена заставила его понять, как он одинок.
   Ни один мужчина не должен идти по жизни один. У мужчины должна быть подруга, чтобы он мог делить с ней не только удачу и силы, но и горести. Он видел, как индеанка из племени блэкфут дралась не на жизнь, а на смерть, над телом своего раненого мужа, однажды далеко в холмах он встретил китаянку, которая давала жизнь своему ребенку в то время, как ее муж работал в пятистах футах под землей, чтобы прокормить их обоих. Когда у людей есть такая храбрость, жизнь обладает особым вкусом. Странно, что избалованные ломаются и плачут первыми, а калеки, слепые и бедные всегда дерутся в одиночку.
   Вероятно, после этой жизни существовала и другая, в море человек часто задумывался над этим, но никогда не беспокоился, потому что если он был самим собой, это не имело большого значения. А Жан был самим собой — человеком, в котором смешивалось хорошее и плохое, и если бы преобладало то или иное, он был бы кем-нибудь другим, а не Жаном Лабаржем.
   Он знал свои недостатки, во всяком случае, большую их часть. Знал, что грешен, и с удовольствием предавался некоторым из грехов, знал, куда приложить свою силу, и не хотел знакомиться с новыми людьми. Что же касается грехов, большинство вещей, которыми он наслаждался, были грехами в глазах других людей. За исключением чтения... большая часть его книг были написаны авторами-язычниками.
   Он был тем, кем хотел быть: свободным мужчиной. Если повезет, он не только останется свободным, но и отплывет на юг с грузом мехов, тем более драгоценных, что он уведет их из-под носа Зинновия. Он пожал плечами... он зря тратил время вахты. В этом была беда моря и гор — они заставляли человека думать. Только маленькие людишки, сгрудившиеся в городах, считали себя важными, очевидно, среди них существовала негласная договоренность, чтобы поддерживать друг в друге эту иллюзию значимости. Они сгрудились в городах, потому что у человека в море, пустыне или горах есть время узнать себя, попробовать себя в деле... поэтому людишки сидели в городах, понимая, что у них не хватит храбрости, чтобы посмотреть на себя объективно.
   Брызги волн перебивали дождь и падали ему на лицо. У них был вкусный, пьянящий привкус. Не удивительно, что великие страны были морскими державами.
   Было поздно. Его ждала вахта.

Глава 15

   Когда утром одиннадцатого дня Жан вышел на палубу, «Сасвиханна» бороздила ярко-синее море, солнце стояло над горизонтом. С левого борта к нему подошел Барни Коль.
   — Прямо по курсу мыс Бурунова, а там — Лонг Айленд.
   Жан взял бинокль и внимательно осмотрел горизонт по правому и левому борту, но не увидел ни одного судна. Очевидно, они намного обогнали русское судно.
   — Барни, нам придется работать быстро и ловко. Я сойду на берег, повидаюсь с губернатором Рудаковым и постараюсь поторопить его. Он взглянул на лежащие впереди острова.
   — Как только я сяду в лодку, начинай поднимать пшеницу из трюма на палубу. Я попытаюсь прислать лихтер к полудню.
   — Вряд ли власти смогут так быстро приготовиться к разгрузке, — предупредил его Коль. — Нам повезет, если мы начнем разгружаться завтра после обеда. — Взгляд на жесткую линию, обозначившуюся на подбородке Лабаржа, заставил его пересмотреть свою точку зрения. — Если ты только не найдешь способ расшевелить их.