Никогда на протяжении всей своей 40-летней жизни я не попадал на подобного рода собрания, естественно, и не знал, как себя на них вести. Не допускал даже мысли, что я могу оказать какое-то воздействие на ход и исход этого съезда, поэтому счел за благо смотреть, слушать и наблюдать.
   Вот здесь для меня впервые во всей своей неприглядности открылась очевидная истина, что единство коммунистической партии - мнимо и она далеко не так монолитна, как нам это внушали, и что в ней есть масса подспудных течений, представители которых зачастую стоят на противоположных позициях и сплошь и рядом непримиримы. Почему-то вспомнилась сказка Салтыкова-Щедрина о богатыре, который спал в дупле дерева, люди косились на него, уважали и боялись. Говорили: "Не дай Бог проснется!" А потом нашелся некто, кто самоуверенно-нагло пнул голову богатыря, и выяснилось, что голова - пустая и трухлявая, а величие - мнимое, надуманное.
   Учредительный съезд Российской коммунистической партии бушевал три дня, преобладали эмоции. Даже для неподготовленного человека было ясно, что идет подспудная клановая борьба. Однако он так ни к чему не пришел и плавно перерос в XXVIII съезд КПСС. Внешне это выразилось в том, что количество делегатов в зале возросло с двух тысяч до пяти, а главенствующее место в президиуме занял М. С. Горбачев. Для меня все это было внове, удивительно, свежо, честно говоря, я очень надеялся и рассчитывал, что XXVII съезд после XIX партконференции, достаточно мутной, скандальной и неоднозначной, расставит все на свои места и позволит прийти к какому-то единству взглядов. Поэтому я молчал и наблюдал. Первые четыре дня сценарий съезда развивался достаточно степенно и до какой-то степени логично. Всплески эмоций были, но незначительные. Каждый день на трибуне съезда царил Александр Николаевич Яковлев, в среднем от трех до пяти раз на день, учил нас, дураков, куда и как идти, каким местом думать.
   Съездом было принято решение заслушать каждого члена ЦК КПСС. Схема определилась следующая: двадцать минут отчет, далее ответы на устные вопросы от каждого из 12 микрофонов, потом ответы на письменные вопросы. Общая продолжительность ответов на вопросы 40 минут. Вечером четвертого дня съезда Александр Николаевич Яковлев провел узкое кулуарное совещание с демократической платформой в КПСС. Проникшие на это совещание литовские ребята записали содержание совещания на диктофон и на следующее утро распечатали и распространили среди депутатов. Здесь выяснилось, Что то, что говорил Александр Николаевич для всех, существенно отличалось от того, что он говорил для узкого круга избранных. Для меня это был первый ощутимый удар и демонстрация двойной морали. Позже я уже привык и относился к подобным проявлениям достаточно спокойно, но тогда это был удар...
   Когда распечатка попала ко мне и я с ней детально ознакомился, мои небольшие от природы глаза, образно выражаясь, полезли на лоб. Отличие официальных речей от кулуарных было разительное. На полях распечатки я набросал 17 вопросов к А. Н. Яковлеву. Справедливо решив, что задать такое количество вопросов мне никто не даст, я выбрал два, на мой взгляд, наиболее существенных, и полез к микрофону. Нравы там царили очень простые: кто самый здоровый - тому и микрофон. Я оказался на балконе у восьмого микрофона самым здоровым - и микрофон достался мне. После логичного и плавного отчета А. Н. Яковлева Михаил Сергеевич начал перечислять микрофоны: первый, второй... Наконец очередь дошла и до меня: "Товарищ генерал, восьмой микрофон, пожалуйста!" Я задал два вопроса, третий родился спонтанно по ходу. Первый вопрос: "Александр Николаевич, в природе существует неопубликованная книга "Мое видение марксизма", объем 600 страниц, автор - вы.
   На чем основывается ваше утверждение, что за ее опубликоние вас вздернут на первой попавшейся осине, и кто вешатели?" Второй вопрос: "Вы назвали Алиева, Кунаева, Рашидова несчастными людьми, жертвами системы. Как вы смотрите на то, чтобы.в этот ряд поместить и Леонида Ильича Брежнева?" И третий вопрос: "Сколько у вас вообще лиц, Александр Николаевич?"
   По мере того, как я говорил, зал стихал. Второй и третий вопросы я произносил в мертвой тишине. Александр Николаевич стал примерно на голову ниже, по-видимому, неуютно почувствовал себя и Михаил Сергеевич. Желая выиграть время, они, не сговариваясь, спросили одновременно: "Что, что вы сказали, повторите!" Я не ленивый, я начал повторять. Реакция зала была диаметрально противоположной. Если первый вопрос я произносил практически в полной тишине, то второй и третий - на повышенных тонах, чтобы перекрыть нарастающий шум, гвалт. Публика бушевала не менее 5-7 минут. За это время Александр Николаевич как опытный демагог оправился и, когда наконец наступила относительная тишина, повел примерно следующую речь: "Те вопросы, которые затронул товарищ генерал, для меня как-то очень близко соотносятся с кремлевской стеной". И далее развил тему: "А целесообразно ли иметь на главной площади страны кладбище, а все ли дорогие покойники действительно дорогие, и правильно ли они, покойники, там лежат". После чего, сославшись на страшную головную боль, под недоуменный шум зала удалился. В огороде бузина, а в Киеве - дядька!..
   Прекрасный прием, я благодарен Александру Николаевичу за науку. Это была суббота. За оставшиеся полдня субботы, за воскресенье натасканная команда Александра Николаевича отладила расстроившуюся было машину. Утреннее заседание в понедельник началось с выступления товарища Яковлева: "Борьба на съезде приобретает отвратительный характер и формы, требую расследования!"
   Съезд согласился с доводами Александра Николаевича.
   Была назначена комиссия. Забегая вперед, скажу: на протяжении всех оставшихся до конца работы дней я ждал, что ко мне подойдет кто-то из членов этой комиссии и поинтересуется, на основании чего я задавал свои вопросы. Никто ко мне не подошел. В самом конце работы съезда кто-то вспомнил, что неплохо было бы заслушать председателя комиссии по расследованию дела А. Н. Яковлева. Долго искали председателя, нашли его, выслушали весьма невразумительный лепет, плюнули. Далее съезд пошел в том же русле, с точки зрения стороннего свежего наблюдателя все это было страшно интересно. Например, отчет секретаря ЦК, члена Политбюро Зайкова. Судя ло всему, двадцатиминутную ре-чугу товарищу Зайкову подготовил референт, а он перед выходом на трибуну не удосужился даже прочитать чужой труд, чтобы оставить себе свободу для маневра и импровизации. Положение человека, вышедшего на трибуну перед пятитысячной аудиторией, незнакомого с текстом того, что он должен был озвучить, намертво привязало его к машинописным листкам. Он не смел поднять от них глаз. Но, несмотря на пятерочную старательность, два казуса все же произошло. Первый состоял в том, что товарищу Зайкову попалось слово "анахронизм" и, по-видимому, с переносом. По преклонному своему возрасту Зайков перенос потерял и в поисках окончания начал бубнить перед отличными микрофонами Дворца съездов: "Ана-ана ...ананизм!" Зал лег... Пока все хохотали, товарищ Зайков "отловил" окончание слова и, как ни в чем не бывало, продолжил чтение текста. В конце товарищу Зайкову, по-видимому, захотелось сказать несколько слов от души. Он оторвался, наконец, от проклятого, надоевшего текста, снял очки, поднял просветленный взгляд на зал и с пафосом произнес: "Товарищи, я снимаю с себя всякую ответственность за положение дел в партии..." Зал онемел. Если секретарь ЦК снимает с себя всякую ответственность, то кто отвечать будет? Колхозница со статуи Мухиной или токарь дядя Ваня? Товарищ Зайков понял, что сказал что-то не то, надел очки и обратился к тексту: "Товарищи, извините, я не снимаю с себя ответственность за положение дел в партии".
   Лучше бы он этого не говорил. Снял и снял. Был бы определенный налет загадочности. Было бы о чем поговорить в кулуарах. А тут получился просто вульгарный конфуз, и возникло подозрение на старческий маразм.
   Второй кадр из этой когорты - товарищ Медведев, главный идеолог партии, как мне казалось, должен был быть оратором как минимум выше среднего, уметь доводить до широкой аудитории свои мысли, навязывать свою волю и понуждать к выполнению каких-то постулатов, даже если ты с ними не очень-то согласен. Когда Медведев вышел на трибуну, выяснилось, что он вообще никакой оратор. С массой трудностей, поминутно обращаясь к шпаргалке, он кое-как довел до конца корявую речь. С явным напряжением, далеко не блестяще ответил на вопросы от микрофонов, а при переходе к ответам по запискам просто оконфузился. Какой-то злонамеренный тип написал в записке: "Тов. Медведев, какая разница между идеологией и сексом?"
   Ну пробеги записку глазами, отложи ее в сторону с возгласом: "Это не корректно, это шутка" или там: "Это не серьезный вопрос", и все бы было в порядке. Но товарищ Медведев огласил текст записки, поднял жалостливый взгляд на зал и, растерянно улыбаясь, потерянным голосом сказал: "Товарищи, если о первом я еще могу говорить с вами, то на второе я уже не способен!" Комментарии излишни. Слушая наших "вождей", которых я привык видеть на стендах в ленинских комнатах под многозначным названием "Политбюро ЦК КПСС", где они, омоложенные искусной рукою, смотрели в будущее важно, многозначительно и целеустремленно, и сравнивая их реальный жалкий лепет при ответах на самые простые житейские вопросы, поневоле приходишь к мысли: "А кто же нами правит?" Боже мой, почему в нашем государстве, издревле славившемся светлыми умами, у руля власти находятся выжившие из ума старые маразматики, утратившие всякую связь с реальной действительностью недоумки, куда они нас ведут, почему мы за ними идем? Чего стоит государство, которым "руководят" бледная немощь и организационное бессилие? Как могло случиться, что селекция руководителей пошла в какую-то странную, мягко выражаясь, совершенно другую сторону, по пути явного регресса? Как же могут управлять страной люди, которым не дана самая элементарная, примитивная, приземленная ясность мысли?! Люди, которые не могут внятно связать двух слов. Как же мы дошли до такой жизни, как же это стало возможным?
   Запомнилось выступление Э. А. Шеварднадзе, когда он в пылкой речи с явно выраженным грузинским акцентом публично сознался в единственном грехе, который отягощал его совесть: в семилетнем возрасте он, тогда еще Эдик, написал стихи, посвященные Сталину. Чего он до сих пор мучительно стыдится. А так он, Эдуард Амвросиевич, войдя в зрелые годы, всей душой и сердцем за!..
   Потом был делегат, который встал и процитировал выдержки из стенограммы XXV съезда КПСС, где Эдуард Амвросиевич в самых лучших традициях грузинского застолья произнес оду-спич Леониду Ильичу Брежневу. И был вопрос этого делегата: "А не тяготит ли эта ода совесть Эдуарда Амвросиевича?.." Ответ был: "Нет, не тяготит, тогда это было так надо". Подтекст - тогда это было так выгодно. Потом Эдуард Амвросиевич, будучи министром иностранных дел СССР, в рекордно короткие сроки обеспечит вывод из стран дальнего зарубежья соединений и частей, знамена которых увенчаны гвардейскими лентами, тремя пятью орденами, в названиях которых - История!.. Тем самым частично похерит при жизни и похоронит славу русского оружия. Плюнет на пролитую сотнями тысяч, миллионами людей на полях сражений Европы русскую кровь и одновременно походя плюнет в души потомков людей, которые эту кровь проливали. Эти рекордно короткие сроки и раболепс-кое угодничество перед "сильными мира сего" обернулись выходом и выводом людей и техники на совершенно не подготовленную базу, утратой этими прославленными частями боеготовности и боеспособности, проматыванием колоссального количества средств на территориях Германии, Польши, Венгрии, Чехословакии, каждый рубль из которых дался кровью, потом, жизнью, здоровьем на тот период еще советских людей. Но это все будет потом... потом.
   Запомнился выход из партии и уход со съезда Бориса Николаевича Ельцина под робкие крики: "Позор". Запомнилось избрание И. К. Полозкова первым секретарем ЦК Коммунистической партии России, чему предшествовало то, что И. К. Полозков с гениальной простотой надул М. С. Горбачева. В день, предшествовавший выборам, на совещании представителей Иван Кузьмич вышел на трибуну и смиренно заявил, что он старый партократ с 32-летним стажем. Само упоминание его имени дискредитирует идею обновления партии, поэтому он снимает свою кандидатуру. Поблагодарил товарищей и сошел с трибуны. Михаил Сергеевич клюнул, поверил. Руки угодливых борзописцев, которые были готовы наполнить страницы газет, экраны телевизоров компроматом, хулительными и обличительными речами и статьями, были остановлены. Чего добивать человека, который все понял, раскаялся, осознал и сдался? А утром Иван Кузьмич опять вышел на трибуну и заявил, что всю ночь совещался с ростовскими, краснодарскими и прочими товарищами, понял, что был неправ, и вернул свою смиренную кандидатуру в число кандидатов на пост первого секретаря. М. С. Горбачева, судя по некоторым признакам, чуть кондрашка не хватила. Но поезд уже ушел. Никакие борзописцы уже не были способны остановить победно мчащийся локомотив Полозкова, просто времени на это не осталось. Иван Кузьмич был избран первым секретарем и в лучших консервативных традициях порекомендовал оставить все как есть. И гниющая с головы рыба продолжала разлагаться. Ничего не изменилось, но печальный исход был предопределен.
   Еще мне запомнилось, как делегация Российской коммунистической партии пригласила генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева ответить на вопросы. М. С. Горбачев явил свой светлый лик перед почти двухтысячной делегацией и заявил, что "мне с вами разговаривать не о чем. Мы стоим на разных идейных позициях". Повернулся и ушел. И оставил две тысячи делегатов 10-миллионной коммунистической партии России, мягко выражаясь, в глубоком недоумении. Это был конец связи российской компартии с КПСС. Из-за того, что я попинал ненавидимого минимум 80 процентами делегатов Яковлева, какой-то подполковник, фамилию, к сожалению, не помню, предложил избрать меня членом ЦК КПР. Меня внесли в списки и избрали, как помнится, 90 с чем-то процентами голосов. Я побывал на двух пленумах. Послушал визгливую и бесплодную перебранку писателей, аграриев. Понаблюдал откровенную, не гнушающуюся никакими средствами борьбу разных направлений и течений за постановку на определенную должность своего человека. Был свидетелем постыдного проигрывания сценария дележки должностей с розыгрышем: кто, когда и в какой момент какой компромат должен сбросить. Стал очевидцем того, что вопреки развитию логики событий, вопреки здравому смыслу, вопреки идущим в партии революционным (или контрреволюционным?) процессам, не берусь судить квалифицированно, было откровенно предложено занять страусиную позицию. Все хорошо, все нормально, все по плану, никаких резких движений. Пережили голод, переживем изобилие. В сочетании с ранее полученными впечатлениями об умственных и организаторских способностях, ораторском искусстве, порядочности наших вождей пришло осознание печальной истины, что мне на протяжении длительного периода времени откровенно вешали спагетти на уши, а я верил. В партии буйствовала двойная, тройная мораль. В партии, по крайней мере в высших ее эшелонах, стал нормой закон: говорить одно, делать другое, думать третье. Я понял, что мне с этой организацией не по пути. И вот тогда, к исходу второго пленума, во мне родилось и окрепло убеждение, что больше сюда я не вернусь. Для меня рухнули все авторитеты. Отныне и до веку во мне сидит и твердо будет сидеть убеждение, что все смертные в той или иной мере конъюнктурны, никто не застрахован от ошибок, в том числе и самые великие, из чего я сделал вывод, что ко всему следует относиться предельно критически. То, что еще недавно мне казалось с определенных позиций большим, чистым, передовым, очень перспективным, при ближайшем рассмотрении оказалось ничтожным и жалким. Нахлынули давно мучавшие сомнения, припомнились недавние жаркие споры о личности и заслугах М. С. Горбачева. Тогда в ответ на доводы оппонентов относительно поразительной прогрессивности последнего генсека я задавал один, не лишенный ехидства вопрос: "Можно ли было во время 18-летнего, весьма специфического царствования Л. И. Брежнева стать секретарем ЦК КПСС, не испачкав рыла в пуху?" Оппоненты реагировали мгновенно, и в ста процентах случаев из 100 кричали: "Нет!" Я подытоживал: "Так о чем мы тогда спорим?" Все это - одна когорта. Я не вернулся больше в ЦК КПР. XXVIII съезд подвел в моей жизни (смею утверждать, что не только в моей) какую-то очень важную черту, которую еще предстоит осмыслить и с которой еще предстоит разобраться. Это мучительно непросто при всей кажущейся очевидности факта, но важно. Не переступив эту тяжкую ступеньку, невозможно двигаться дальше.
   Почему стала возможна массовая деградация руководителей, а за ними всего народа? Почему нормой жизни стала двойная мораль? Как могли облеченные самой высокой властью люди бессовестным образом лгать? Почему мы, российский народ, одолев врага в величайшей из войн, щедро оплатив победу кровью, жизнью, здоровьем наших людей, в конечном счете оказались за чертой бедности?
   Почему, имея колоссальные богатства (ни одно государство в мире не может сравниться с нашим!), к которым нужно-то только руки и голову приложить, мы прозябаем в бедности и нищете? Почему горизонт светлого будущего не только не приближается, но и стремительно отдаляется от нас? Почему мы не хозяева на своей земле, а какие-то постыдные холуи? Почему нам наплевать на природу? Ведь это не только наше, за нами стоят дети, внуки, правнуки. Им жить на этой земле. Испоганенное нами сегодня больно хлестнет их в будущем. И еще десятки, сотни не менее горьких и безответных "почему"...
   Август 60-летия ВДВ
   Аббревиатура "ВДВ" в зависимости от обстоятельств трактуется в армейском общежитии по-разному. Например, вряд ли домой вернешься. Или Войска Дяди Васи (по имени легендарного Командующего ВДВ В. Ф. Маргелова). Есть еще ряд окололитературных и совсем не литературных расшифровок. Но не в этом суть. Это всегда развернутые боевые войска, жизнь их бьет ключом - она перенасыщена парашютными прыжками, десантированием техники, стрельбами разной категории сложности, рукопашным боем. В общем, скучно в них не было никогда, а уж если войска собираются отпраздновать свое 60-летие, то под этот юбилей надо и вспомнить историю, и показать достижения современной парашютной техники, а заодно и авиации - не дай Бог ударить лицом в грязь. Твое имя будет навеки вписано в черные страницы ВДВ и будешь всегда чувствовать себя прокаженным. 2 августа 1990 года воздушно-десантным войскам исполнилось 60 лет. По этому поводу решено было организовать на аэродроме Тушино в Москве грандиозное парашютно-авиационное шоу. Организация и проведение были возложены на "придворную" Тульскую дивизию, то бишь на меня, и частично на Рязанское воздушно-десантное училище. Общее руководство осуществлял первый заместитель командующего ВДВ генерал-лейтенант Освальд Миколович Пикаускас. Программу сверстали пространную и разнообразную. Там было все: и исторический десант из 12 человек в форме и парашютах того времени, которые были десантированы 2 августа 1930 г. на маневрах Киевского военного округа - с этого десанта начались ВДВ; и массовые выброски современных десантников; и каскад спортивных парашютных прыжков с выполнением спортивных головокружительных трюков; и десантирование с предельно малых высот непосредственно на объект с последующим боем. Массовая высадка тактического десанта, опять же с последующим розыгрышем боя. Каскад рукопашных схваток, массовое выполнение боевых приемов. В общем, по замыслу зрелище обещало быть потрясающим. Но над этим надо было еще работать и работать.
   Все перипетии подготовки описывать не стану. Упомяну три момента. Первое и главное: ввиду предельно скверных погодных условий были сорваны обе генеральные репетиции, что крайне накалило обстановку. Получалось, объективно, вне нашей воли, что праздник придется осуществлять и проводить фактически "с листа". Свинцовые тучи (на высоте 300 - 400 метров) не позволили осуществить репетицию всего действа. Забегая вперед, должен сказать, что с этой тяжелейшей задачей блестяще справился заместитель командира дивизии полковник Владимир Иванович Кротик. Отдельно отработанный эпизод - это все-таки только эпизод, а вот сложить из отдельных мозаичных камешков, сложить без накладок, без выматывающих душу необъяснимых пауз, без каких-либо происшествий и травм картину - это искусство.
   Вторым, заслуживающим упоминания моментом является эпизод, когда самолет ИЛ-76 с 40 тоннами воды на борту, демонстрируя возможности ВТА по борьбе с пожарами, в ходе тренировочного полета маленько "ошибся" и выплеснул свои 40 тонн над московской кольцевой автомобильной дорогой.
   По рассказам очевидцев зрелище было достойно всяческого внимания. Травка зеленеет, солнышко блестит... Никаких признаков дождя, на малой высоте прошел транспортник, и на дорогу обрушилась огромная масса распыленной, но тем не менее воды. Не все, как говорят, отреагировали адекватно. Спасибо, обошлось без жертв. И третий эпизод, который имел определенное продолжение. Ребятки из разведроты, которые готовились продемонстрировать десантирование на объект с помощью универсальной беспарашютной системы десантирования с последующей грандиозной дракой, решили привнести изюминку в серую (как им казалось) канву своего действа. Что такое универсальная беспарашютная система десантирования? На объект заходят вертолеты, зависают на высоте 25 - 30 метров, и с их борта с помощью специальных тросов десантируются люди. Все это делается значительно быстрее, чем пишется об этом. Хлопчики соорудили из комбинезона "Иван Иваныча" (так принято в ВДВ и авиации называть чучело человека) и продемонстрировали эпизод в следующей редакции. От борта вертолета отделяется без троса "Иван Иваныч". Находящийся на борту специалист сопровождает его падение душераздирающим воплем, ну а дальше уже все, как говорится, по плану. Со стороны смотрится очень даже, и впечатляет. Я эпизод утвердил.
   И вот наступило 2 августа. Вообще, надо сказать, Страну Советов ранее, а теперь все страны СНГ (в той или иной степени) сотрясали и будут сотрясать три военных праздника: День ВДВ, День ВМФ, День пограничника. Все три боевых вида и рода войск. Во всех трех служба не мед и не подарок. Всем есть что вспомнить: в походы ходили, в Афганистане и других горячих точках воевали, границу на замке держали. Бывало всякое, есть что вспомнить! Меня всегда поражала реакция властей и ранее, и сейчас. Про пограничников и моряков говорить не стану, в деталях не знаю, а в преддверии 2 августа отцы городов и весей начинали морщить лоб и транжирить казенные деньги на вещи никчемные и бесперспективные, как то: удвоение, утроение, удесятерение... нарядов милиции, создание каких-нибудь надуманных ситуаций, главное - чтоб куда-нибудь десантников "не пущать", а при возможности "тащить". Бывал, видел, знаю, сам участвовал... Если собирается десантная братия да встретятся старые товарищи вместе, не одну сотню километров по кровавым и пыльным дорогам отшагавшие, им ведь много не надо, их бы уважить элементарно. Сказать что-нибудь душевное, что вы, воины своей державы, шапок ни перед кем не ломали, пулям не кланялись, отцов, дедов своих, кровь свою суворовскую и жуковскую не посрамили. Задач, для вас невыполнимых, не было и нет, славные воздушно-десантные войска, непобедимые благодаря тому, что есть в них сила, мощь, единство, сплоченность, войсковое товарищество и дисциплина доселе невиданная. Честь вам, хвала и слава!
   И сказать надо не на уровне пьяного ефрейтора, а на самом высоком, тому или иному населенному пункту доступном уровне. Да просчитать заранее места традиционного сбора, да посадить там оркестр, да развернуть торговые точки, чтоб было где боевым товарищам культурно выпить и закусить, былое вспомнить. Да нарастить общественный транспорт, да милиционеров поставить немного, но в рубашках белых, праздничных, чтоб они видом своим как бы соучаствовали, и не надо удесятерять наряды милиции, ибо толпы милиционеров действуют на десантную братию, как красная тряпка на быка. Толпы эти демонстрируют намерение власти противостоять, конфликтовать. Кто сможет нам противостоять, кто смеет с нами конфликтовать?.. И считают потом битых и калеченных. В организацию надо деньги вкладывать, дорогие главы администраций, мэры, префекты, председатели исполкомов всех уровней, а не в правоохранительные органы. Смею вас заверить, несравнимо дешевле обойдется. Люди, которым держава в вашем лице уважение выказала, порядок сами будут хранить свято и нерушимо. А если какой-то перебравший вахлак найдется, то сами и успокоят. Сработает она, маргеловская жилка, заговорит военная косточка. Думать, в общем, надо, а не мышцами играть. От того, что одних перекалечат, а других пересажают, никому легче не станет. Но вернемся к празднику.
   С раннего утра смотровые площадки Тушинского аэродрома стали заполняться людьми. Сколько их там было - Бог весть - сколько глаз хватает. Погода выдалась замечательная. Небо нежно-голубое, глубокое - тысячах на двух высоты легкие кокетливые перистые облака. Солнце, музыка, море улыбающихся лиц - одним словом, праздник! В такой день можно было только побеждать.