Лебедь Александр. За державу обидно

   Дивизия была тренированная, марш прошел без проблем. В 5.30 полки были на аэродроме. Никакой другой задачи, кроме "сосредоточиться", я не имел. Но и эта простейшая задача имела ряд небезынтересных последствий. Как выяснилось чуть позже, к 7 часам утра население гостиниц "Россия" и "Москва" (а это были преимущественно депутаты разных мастей и рангов) несколько нервно оставило места своего проживания, усеяв коридоры оторванными пуговицами и домашними тапочками. На аэродром Дягилево, что под Рязанью, приземлился один из полков Псковской дивизии, где был встречен группой местных "демократически" настроенных депутатов областного и городского советов и подвергся с их стороны поношениям и хуле. Они лупили глаза на прилетевших отцов-командиров и дружно требовали у них ответа на простецкий вопрос: "Зачем вы сюда прилетели?"
   Отцов-командиров можно было пытать, резать на куски, но они все равно остались бы верны присяге и сохранили гордо военную тайну, ибо задачи не было - прилетели и все! Депутаты, естественно, такому простому объяснению не верили. У них со школьной скамьи в головах отложилось, что армия - это порядок, это приказ: "Служи по уставу - завоюешь честь и славу". Дело кончилось крупным криком и руганью, как не без юмора объяснял позже командир полка:
   - Я им дал уклончивый ответ!
   - А что ты им сказал?
   - Да послал их к такой матери!..
   Пришли в движение Болградская, Каунасская, Кировабадская дивизии. Были последствия и помельче. Например, милиционеры ГАИ, не привыкшие к массированному исходу на столицу нашей Родины бронированной техники, попав в нештатную ситуацию, вели себя по-разному. Одни пытались свистеть на боевые машины, другие махали жезлами, больше похоже, от волнения, потому что смысла в махании не было никакого. Можно себе представить, как по определенным каналам связи в Москву со всех концов полетели вести, грозный смысл которых был один: "Все ВДВ зашевелились, все пришло в движение..." Какой в этом смысл - непонятно, оттого, что непонятно, еще страшнее. Паника все возрастающим комом захватывала все новые и новые слои государственных и партийных чиновников, ширилась и росла. На КПП парадной площадки, едва сдерживаемая ротой, билась в истерике толпа журналистов, жаждущих запустить когти в командира этой бронированной автомобильной армады. А что я мог сказать?.. Тоже дать уклончивый ответ?.. Неудобно. Люди при исполнении, работа у них такая. Оставалось задействовать одну из бессмертных рекомендаций Остапа Бендера: "Молчи и изредка важно надувай щеки". На гребне этой паники против всяких правил (с утра пораньше) была образована депутатская комиссия, которую возглавил депутат СССР генерал-майор запаса Варэ, эстонец по национальности. И уже в 9 часов с минутами 10 сентября в штабной палатке я имел первый разговор со степенным седовласым пожилым генералом. Тема - "Зачем вы сюда прибыли?"
   Вопрос правильный, только ответа на него вразумительного не было, а врать вроде было ни к чему. Поэтому и разговор у нас пошел, как у слепого с глухим. Он спрашивал, я отвечал, он не верил, задавал уточняющие вопросы, я снова отвечал, он еще больше не верил. Я человек хладнокровный, но одним вопросом он меня достал: "Скажите, генерал, честно, - проникновенный взгляд в самую душу, - вы, может быть, вчера по случаю дня воскресного хватили лишнего, подняли по тревоге полки да и махнули на Москву, а?"
   - Я столько не выпью. А если бы все же так нарезался, то пошел бы на Воронеж!..
   Хороший город - Воронеж, чего он мне на язык попал - Бог весть!
   Пока продолжалась наша милая беседа с главой комиссии, члены ее рыскали по полкам, дотошно задавая офицерам и солдатам одни и те же вопросы: "Зачем автоматы, зачем бронежилеты, зачем каски, зачем танки?.." Те очень искренне и честно, прямо и смело глядя в глаза, отвечали: "Всегда так ходим!.."
   Эти однообразные и честные ответы вызвали у членов комиссии массу эмоций: "Ты, смотри, сговорились. А как проинструктированы, сволочи! Ай-ай-ай!.."
   На парадной площадке собралось совершенно неимоверное количество баранов, и у каждого свои новые ворота. Комиссия в конце концов удалилась делать выводы. Войска занялись привычной работой по обустройству, обслуживанию техники, а меня вызвали в штаб ВДВ к командующему. Командующий был взвинчен и шибко нервничал:
   - Значит, так! Ты сюда прибыл для подготовки к параду. Полки-то у тебя парадные. Понял?
   - Понял! А куда мне 113 единиц рязанской брони девать? Куда боеприпасы? Их 12 "Уралов" плюс полный боекомплект в боевых машинах. Сроду не бывало, чтоб на парадную площадку войска с боеприпасами выходили.
   - Что ты мне дурацкие вопросы задаешь! Думай! Думай, как машины на парадной площадке спрятать, думай, куда боеприпасы девать. Решение доложить через три часа и ... лично!
   Выйдя от командующего, я зашел к операторам, чтобы хоть как-то прояснить обстановку, но не прояснил, а усугубил.
   Дело в том, что есть в армии положения, которые определены давно и не нами, устоялись десятилетиями. Проверены практикой, в том числе и боевой. Нет смысла, да и не ко времени говорить о всех, коснемся одного такого положения. Дано командиру полка в учебных целях поднять по тревоге батальон. Командиру дивизии - полк. А командующему ВДВ - дивизию. И это непреложный закон. В данном случае были явно подняты две дивизии и полуявно еще три. Всем было ясно, что командующий самостоятельно этого сделать не мог. Значит - министр. Формально так - такую команду командующему мог отдать только министр. Но министр Маршал Советского Союза Дмитрий Тимофеевич Язов, за плечами у которого была война, четыре с лишним десятка лет службы, был человеком дисциплинированным и осторожным. Значит, еще выше. Кто - можно было только догадываться.
   Министр и выше сразу были отсечены и никоим образом ко всему этому безобразию причастны быть не могли. А командующему ВДВ была поставлена задача: аргументированно и доказательно объяснить, чем это он и вверенные ему войска в субботу и воскресенье занимались и что вынудило его против всяких правил привести в повышенную боевую готовность кучу дивизий.
   Доказать научно это было нельзя, оставалось наукообразно. Такую незамысловатую задачу и получило оперативное управление. Лучшие оперативные умы горестно стояли вокруг стола, на котором находилась разостланная карта с нанесенными на нее пунктами постоянной дислокации дивизии и бригад. Широка страна наша родная: Каунас, Псков, Болград, Тула, Кировабад - это города, в которых располагались штабы дивизий. Между ними, как говорится, не один лапоть по карте. Вот на этом бесплодном поле необходимо родить нечто такое, что позволило бы втереть очки массе далеко не глупых людей из Верховного Совета СССР, Верховного Совета РСФСР и других не менее уважаемых организаций. Я быстро вник в ситуацию и сочувственно, на цыпочках, удалился. По сравнению с громадьем их замыслов и планов моя собственная задача спрятать в центре Москвы 113 единиц брони и вагон боеприпасов - показалась мне мелочью.
   Я вернулся на парадную площадку. Для очистки совести прокатился по ее периметру. Углов, закутков на ней много, но обосновать появление нового парка в этих уголках и закутках невозможно.
   Вернулся к себе в штаб. Посидел, покурил. Осенило! Вспомнил старый принцип: хочешь что-нибудь спрятать - положи на видное место. Захватив с собой заместителей по вооружению и по тылу, вышел на улицу. Решение пришло практически сразу. Метрах в двухстах от штаба парадной площадки между рулежкой и объездной дорогой начиналась полоса земли шириной метров восемьдесят - сто. Простиралась она метров на двести и заканчивалась возле каких-то строений бардачного вида и непонятного назначения. Но строения меня уже мало интересовали. Я немножко понял Петра. Первого, то его состояние, когда он провозгласил: "Здесь будет заложен парк!"
   Десять минут ушло на согласование вопроса с начальником гарнизона, еще десять - на постановку задачи. И работа закипела. За что мы любим воздушно-десантные войска - за то, что для них нет задач невыполнимых. За то, что есть в них три знаменитых срока: к исходу, к утру, к понедельнику. Здесь был второй, щадящий вариант - к утру. К утру в чистом еще с вечера поле стройными, строгими шеренгами стояли боевые машины и бронетранспортеры. На протянутой по столбам проволоке над каждой машиной висела аккуратная бирка с указанием номера машины, звания и фамилии механика-водителя. Вся эта композиция была обнесена двойным рядом колючей проволоки. На выездных воротах аккуратная будка КТП. Рядом аккуратно, оборудованная палатка караула. В одну линию с палаткой - прицеп с аккуратно вычищенными и смазанными пулеметами. В штабе дивизии - фантастическая схема построения парадного расчета с включением в нее двух невиданных доселе колонн. "Уралы" с боеприпасами малыми колоннами 3-4 машины (на тентах надпись "Люди"), впереди машина ВАИ с мигалкой благополучно убрались в бригаду связи, за пределы Москвы. Оружие, бронежилеты, каски, сложенные в комнатах для хранения оружия. Навкалывавшиеся до икоты солдаты заснули. Если просчитать машины в парках и машины на схеме построения парадного расчета - все сходится. А если у командования позже изменились планы и оно решило убрать две лишние колонны, так на то они и планы, чтобы их корректировать в соответствии с решениями. На то и есть командиры и штабы, чтоб могли чутко отреагировать на новые мысли в начальственных головах.
   Братья-операторы тоже не ударили лицом в грязь. Промучавшись бесплодно несколько часов, они нашли простое и гениальное решение: они подняли на карте штабы дивизий, аэродромы, маршруты выдвижения. Они соединили пункты дивизий и полков между собой красивыми остро отточенными стрелами. Они нанесли на карту порядки построения воздушных эшелонов, колонн, нанесли на карту еще десятки всевозможных обозначений и символов. Слева вверху: утверждаю - министр. Внизу посредине - командующий ВДВ. Все это сверкало, переливалось, издалека вызывало уважение. Близко слабонервным в погонах (особенно с высшим военным образованием) смотреть не рекомендовалось - был шок, обморок и даже летальный исход. Короче, когда министр обороны зашел на трибуну Верховного Совета СССР, дабы отчитаться: "Чо это такое натворили?" все было хорошо! Он коротко, спокойно и основательно доложил, что в ВДВ идут маневры (при этом хлопок ладонью по аккуратно сложенной карте).
   Разработку плана маневров осуществил штаб воздушно-десантных войск. Карту подписал командующий ВДВ, утвердил он, министр.
   Два полка Тульской дивизии переколотили сразу всех зайцев: и в маневрах поучаствовали, совершив марш, и на парадную площадку одновременно вышли, организованно так вышли, без эксцессов и потерь. И планируется теперь их участие в уборке урожая на подмосковных полях. Так что, уважаемые товарищи депутаты, оснований для беспокойства - никаких!
   Зловредные, злонамеренные люди есть везде. Концентрация таких индивидуумов в органах законодательной власти - повышенная. Дальнейший ход заслушивания чем-то напоминал фехтование. Выпад - отбил; укол - отбил.
   - А каски?
   - Ведер не хватает под картошку, - парировал Язов.
   - А бронежилеты?
   - Холодно людям.
   - А бронетехника?
   - Из состава парадного расчета.
   - А, - самый зловредный затаил дыхание, - а... боеприпасы?
   Министр сокрушенно развел руками:
   - Боеприпасы... десантники у нас так воспитаны... Говори, не говори, боеприпасы везде с собой таскают.
   В зале одни рычали, другие смеялись, но министр был непробиваем. Маневры, картошка, парад. Картошка, парад, маневры.
   Досужие журналисты чуть позже изгалялись и хихикали, всячески, во всех вариациях обыгрывая "картошку в мундирах", но это уже ничего не могло дать. Дисциплинированные воины-десантники проводили маневры. Кому-то не понравилось, кто-то испугался - отставить! Есть отставить!
   - Готовиться к параду!
   - Есть готовиться к параду!
   - На картошку шагом - марш!
   И ведра, чтоб народ не смущать касками, нашлись. В общем все хорошо, граждане. И мы занялись картошкой вперемежку с подготовкой к параду.
   Последний парад
   Итак, это был пятый по счету парад в моей жизни. Началась подготовка к нему с "картофельной" нервотрепки. Так все и продолжалось. Как запели, так и подхватили. Люди были вроде на парадной площадке те же самые, и опыт у всех за плечами был большой, но все как-то не клеилось. Какая-то "нервная микроба" висела в атмосфере. Нервничали начальники - нервничали и подчиненные. Парад - дело кропотливое, и нервничать тут никак нельзя. Но теория - теорией, а практика - практикой. Замученные солдаты нарушали установленные скорости движения, дистанции между парадными колоннами и внутри колонн. Руки, ноги, головы - все было не так, как хотелось командующему округом, как хотелось первому заместителю министра обороны генералу армии К. А. Кочетову, курировавшему парад. Разборы носили характер разносов. В результате разносов получалось еще хуже. Невольную лепту в нервотрепку внес и я. Как выяснилось позже, генералу армии К. А. Кочетову пришла мысль в голову камуфлировать парадную технику. Об этом стало известно командующему Московским округом генерал-полковнику Н. В. Калинину. Прикинув, во что это удовольствие обойдется округу, Николай Васильевич собрал командиров соединений и частей, участвующих в параде, и, образно говоря, поднес к носу кулак, категорически запретив где-либо упоминать в присутствии Кочетова о камуфляже, потребовал, если вопрос станет прямо, твердо и четко докладывать, что парадная раскраска - это устоявшаяся десятилетиями традиция, эта раскраска привычна механикам-водителям, это демонстрация мирной мощи и вообще... парадная раскраска - это очень красиво. Командующий округом как в воду глядел. Дальше события развивались следующим образом. На инструктаже я, как командир дивизии центрального подчинения, не присутствовал, мудрых наставлений, диктуемых жизненным опытом и соображениями экономического характера, не слышал. На очередной тренировке, после последнего тренировочного заезда генерал Кочетов поставил вопрос о камуфляже.
   - Ваше мнение, товарищи генералы и офицеры? - спросил он.
   Проинструктированные отцы-командиры вразнобой загалдели. Смысл галдежа был - не-а!..
   - Товарищи офицеры!
   Строй застыл.
   - Что за базар! Хором отвечать не будем. Каждый выскажет свое индивидуальное мнение.
   И пошел вдоль строя. Командир мотострелковой бригады из Теплого Стана доложил, что парадная раскраска - это красиво, и он - за! Командир Таманской дивизии - что это привычно, и он - за! Командир Кантемировской дивизии - что это традиция, и он - за!
   Дошло дело до меня.
   - Что скажет десантник?
   - Товарищ генерал армии, считаю необходимым камуфлировать технику. Боевая техника должна быть хищной.
   Хитрый Кочетов дальше не пошел.
   - Десантник правильно говорит, а вы консерваторы! Парадная раскраска... Привычно!.. Николай Васильевич, технику к следующей тренировке перекрасить.
   Строй дружно и глубоко вздохнул вздохом, похожим на стон.
   Что мне сказали командующий, заместитель командующего по вооружению, начальники автомобильной и бронетанковых служб округа, я воспроизводить не стану. Общий смысл их страстных речей сводился к тому, что отныне и до веку я - враг №1, что болта ржавого я на окружных складах больше не получу, а о краске с тех же складов я должен вообще забыть. Как в известном мультфильме: "Ну, десантник, погоди!"
   Кряхтя и чертыхаясь, армейская машина провернулась, в три дня образцово перекрасила технику, и то, что получилось, всем неожиданно, против собственной воли, понравилось.
   Парадная раскраска - это когда по зеленому фону, в зависимости от конфигурации техники, белой краской сделаны разнообразные обводки. Вертикальными, горизонтальными черточками разной ширины оттенены те или иные детали боевых машин. В сочетании с гвардейскими знаками, нанесенными на башни машин, белая краска придавала колоннам какой-то мирно-декоративно-театрализованный вид. Перекрашенные же однообразно и научно камуфлированные машины производили совершенно иное впечатление. От театрализованности не осталось и следа. Мимо прокатывалась лавина хищной брони, вызывая даже у привычных людей какую-то внутреннюю дрожь. Каждый механик-водитель почувствовал себя соучастником этого мощного броневого потока, стал его неотъемлемой, выверенной частью. Куда-то сразу пропали и нарушения дистанций, и скорости пошли как по маслу, стали на место руки и головы, и соответственно, прекратилась нервотрепка. Те же самые начальники, которые еще несколько дней назад клялись "на коране" черным мором морить Тульскую воздушно-десантную дивизию до тех пор, пока я ею буду командовать, примирительно говорили, что я, конечно, крупный гад, заставил всех нешуточно попотеть, но вообще-то получилось здорово!
   Едва я выбрался из-под обломков камуфляжного скандала, как на дивизию свалилась новая напасть. Меня вызвал командующий ВДВ, довел до моего сведения, что в период с 10 по 15 октября Советский Союз посетит министр обороны США Ричард Чейни. В числе прочих объектов ему будет представлена вверенная мне дивизия. А посему мне надлежит думать над тем, как продемонстрировать их главному военному буржуину силу, мощь, доблесть советских воздушно-десантных войск. Решение доложить через три дня.
   Спасибо опыту, полученному в день празднования 60-летия ВДВ, но там мне помогало Рязанское воздушно-десантное училище. Здесь я был предоставлен самому себе. Причем вопрос был поставлен круто: положительный или отрицательный результат показа есть лицо дивизии, а, соответственно, воздушно-десантных войск и всех Вооруженных Сил Союза Советских Социалистических Республик.
   Два дня с заместителями командира дивизии, начальниками родов войск и служб я мерил ногами полигон и площадку приземления Тесницкого учебного центра.
   Рождались и умирали отдельные фрагменты. Общий замысел проступал все более явственно и наконец вылился в четкий план, где был полный "джентльменский" набор: показ техники, вооружения и средств десантирования, десантирование людей внутри боевой машины с использованием системы "Кентавр", массовое десантирование батальона с последующим розыгрышем боевых действий в сопровождении нешуточной имитации авиационной и артиллерийской поддержки, преодоление штурмовой полосы с выполнением головокружительных элементов, стрельба из всех видов оружия, включая вертолеты.
   Есть такое слово - показуха! И само слово, и вкладываемый в него смысл носят снисходительно-пренебрежительный характер. У многих ассоциируется с очковтирательством. Да, армия страдала этой болезнью раньше, не избавилась от нее и сейчас. Показуха - это когда тебя везут на сборы куда-нибудь в Кантемировскую, Таманскую дивизии, Теплостановскую бригаду, показывают тебе удивительно уютные казармы, где все кругом - зеркала, полировка, пластик. Превосходная "made in не наше" керамика. Теннисные корты, на которых никогда не играл ни один солдат; клуб, где одежда сцены и музыкальная аппаратура стоят раз в десять больше, чем все твои дивизионные и полковые оркестры, вместе взятые. Когда ты ходишь среди этого великолепия и с тоской думаешь, что в месяц командир этого войска получает раза в три больше, чем ты в год. Когда тебя поучают, наставляют, занудно рассказывают, какие должны быть сушилки, курилки, ленинские комнаты. Ты знаешь, что у тебя никогда этого не будет. И начальник, который тебе это внушает, об этом знает. Но один говорит, другие кивают, соглашаются, некоторые, особо старательные, даже что-то записывают. Устанавливаются заведомо невыполнимые сроки, по которым должны быть перекрашены казармы в определенный колер, облицованы плиткой по единому образцу входы, стандартно оборудованы эти самые курилки и сушилки. Какой-нибудь молодой командир полка, недавно попавший на должность, угнетенный окружающим его великолепием, неосторожно брякает: "А деньги?"
   Под довольный гогот аудитории следует наставительный ответ: "С деньгами и дурак сделает, а ты вот без денег покажи, на что способен...". И показывает. В стремлении объять необъятное отодвигается в сторону боевая подготовка, отодвигается служба вообще, все рыщут, воруют, меняют, зарабатывают. Показанное великолепие, в конечном итоге, все равно не достигается, но уже занятия проводятся с пятого на десятое и даже вызывают раздражение, уже появились разложенные в той или иной степени солдаты, для которых нет ничего святого. Уже и некоторые офицеры начинают забывать о том, что они офицеры. Уже иному командиру роты несравнимо проще, приятнее и привычнее организовать рытье канав, строительство и покраску заборов, чем провести элементарное занятие по строевой подготовке. А машина крутится, крутится... Про кого-то говорят: "Молодец! На сборах побывал, посмотрел, все казармы покрасил. Старательный, любознательный, исполнительный, хваткий молодец!" Какой ценой этот "молодец" достиг этого радующего глаз однообразия, в какое количество юных душ влил яд вседозволенности, непорядочности, скольким солдатам пришлось против собственной воли нарушить заповедь - не укради! Воровать, красть, лепить что-то в ущерб боевой готовности и боевой подготовке, разлагая при этом людей до молекул, чтобы где-то, кто-то, когда-то при случае мимоходом погладил тебя по головке - вот это и есть показуха в самом худшем смысле этого слова.
   Когда это же слово применяют к обозначению боевого показа - я категорически против. Прыгните хоть раз внутри боевой машины, испытайте это непередаваемое чувство, когда ты находишься внутри замкнутого объема, когда твоя сила, воля, сноровка ровным счетом ничего не стоят. Все зависит только от техники. И если она по каким-то причинам не сработает, замкнутый объем станет твоим гробом. Прыгните вообще с парашютом из транспортника на скорости 330 километров в час! Когда парни уходят в бездну буквально верхом друг на друге с интервалом отделения 0,3-0,5 секунды! Ощутите на своей физиономии ласковое и нежное прикосновение каблука прыгнувшего впереди тебя товарища. Добейтесь, чтобы десятки летящих с неба боевых машин, сотни людей благополучно приземлились, в считанные минуты образовали боевые порядки и грозно и стремительно атаковали. Прыгните в пылающий бассейн с высоты семь метров и умудритесь из него выбраться, не получив ни малейшего ожога. Двенадцатью пусками ПТУР превратите в щепки 12 мишеней танков. И не потеряйте при всем этом ни одного человека. Тот, кто все это и многое другое проделает и у кого после этого повернется язык назвать это боевое действо показухой, - пусть первый бросит в меня камень.
   У меня начались горячие денечки. Командующий округом, который отвечал за подготовку к параду, требовал моего постоянного присутствия на парадной площадке. Командующий ВДВ не менее настоятельно требовал моего присутствия в дивизии. Шишки сыпались с обеих сторон. Мне это быстро надоело, в присутствии обоих командующих я поставил вопрос ребром о создании какого-то, если не щадящего, то, по крайней мере, физически выполнимого режима. Командующие вдумались и достигли компромиссного соглашения. Я должен был присутствовать лично и в части, касающейся проводить занятия с парадным расчетом на плановых тренировках. Остальное время заниматься подготовкой показа.
   От Москвы до Тулы 159 километров, от парадной площадки до штаба дивизии 220. Режим получился практически щадящий. Представленная командующему ВДВ генеральная репетиция его удовлетворила. В конце возникла заминка:
   - К тебе в дивизию впервые в жизни прибывает американский министр обороны. Что ты ему намерен подарить на память? - спросил командующий ВДВ.
   - Авторучку и вымпел, - бросил я со зла.
   - Авторучку? Ты это брось! У него своих хватает. Вымпел можно к чему-нибудь приложить, но сам по себе это тоже не подарок. Тула - это же город мастеров! Надо что-нибудь оригинальное. Тебе не кажется странным, что мне приходится тебя учить. Ты же дивизией третий год командуешь.
   Да, Тула - это город Мастеров. Мастеров потомственных, род которых уходит корнями во времена Петра Первого. Я знал многих из них и всегда поражался, какой удивительной красоты и совершенства вещи они изготовляли, вещи штучные, уникальные. И в какой нищете, как правило, при этом прозябали. Это был период, когда начинало приходить понимание того, что уникальный труд продается за тысячную, а может быть, и десятитысячную часть своей истинной стоимости. Я поехал к таким мастерам и объяснил им ситуацию. Они раскрыли закрома. Дивной работы приклады, ложа, замечательной красоты ореховые футляры для охотничьих ружей. Тонкой работы ножи всех видов и размеров. Ножны к ним. Шкатулки, футляры, футлярчики. К тому времени они, тульские самородки, расстарались и восстановили секрет дамасской стали. Изготовленными ими ножами можно было побриться, ободрать лося и снова побриться. Сталь была самозатачивающаяся - чем больше режешь, тем острее становится нож. Я остановился на двух ножах дамасской стали в ореховом футляре для американца и на тонкой работы кинжале для родного министра.
   Мужики, посовещавшись, объявили цену: 3500 рублей за все. Я им объяснил, что хотя я командир дивизии и генерал, но получаю 612 рублей в месяц. Это практически шесть моих получек за вычетом партвзносов. И вообще порекомендовал побаиваться Бога.
   Мы все дружно и смущенно замолчали. С одной стороны, забрать этот классный труд даром мне не позволяла совесть, а им, в свою очередь, даром не позволяли отдать затраченная работа и проявленное при этом вдохновение.