В призрачном, падающем снаружи свете Андромеда выглядела еще прекрасней. Туника девушки разорвалась, и взору смущенного спасителя предстала нежная маленькая грудь.
   — Гм… — тихо кашлянул герой, бережно поправляя одежду красавицы.
   Девушка пошевелилась и, тихо застонав, она открыла глаза, непонимающе рассматривая здорового мускулистого мужика.
   О, эти глаза…
   «Голубые, как небо над морем!» — тут же подумалось герою, и он лишний раз убедился в том, что после вчерашней пьянки на корабле он еще как следует, не протрезвел.
   — Ах… — произнесла красавица. — Вы спасли меня, о мой герой!
   — Да так, шел мимо… — несколько смутился Персей, — гляжу, кто-то висит. Не мог же я, в конце концов, оставить все как есть.
   — Кто вы?
   — Я Персей, сын Зевса с острова Аргос.
   — О…
   — А тебя, красавица, как я понял, зовут Андромедой?
   — О да, — попыталась улыбнуться девушка, — и ужасна моя история.
   — Я весь внимание! — грозно кивнул герой, присаживаясь у влажной стены пещеры, и в том, что неизвестных пока злодеев ждет скорая расплата, никто бы не усомнился.
* * *
   Досадная неприятность случилась на очередном местном конкурсе красоты.
   В этом самом конкурсе участие могли принимать лишь те красавицы, которые уже достигли брачного возраста.
   Естественно, жена царя Кефея Кассиопея никак не могла удержаться от соблазна поучаствовать в столь чудесном конкурсе. А это, скажу вам, братцы, грубейшее нарушение правил, ибо царственные особы (за редким исключением) к участию не допускались.
   Но Кассиопея была первой красавицей, и даже сам царь не посмел ей запретить участвовать в празднике.
   Но внезапно возбухнул великий ценитель женских прелестей и главный судья ежегодного конкурса, бог пучины морской Посейдон.
   Посейдон гневно выразился в том смысле, что, мол, помимо царицы пусть в конкурсе также участвуют и морские нимфы. Если уж нарушать писаные правила, так нарушать их с размахом.
   И вот начался праздник.
   Среди судей был сам царь Кефей (что также несколько противоречило устоявшимся традициям), местный палач (не менее тонкий ценитель женщин, нежели Посейдон), знатные горожане, парочка затрапезных провинциальных героев (победитель несуществующих морских чудищ Пурнис и гроза слепых циклопов Тоникус), ну и Посейдон, понятное дело, собственной персоной.
   Красавицы вышли на специальный помост, томно дефилируя перед многочисленными зрителями. Судьи сидели отдельно на особом возвышении. Пьяненький Посейдон, как всегда, мирно дремал, Пурнис с Тоникусом отпускали друг дружке звонкие щелбаны (тоже, кстати, как всегда), ну а царь Кефей был озабочен исключительно истреблением мух, которые несчастного в тот день просто одолели. Всему виной стали новые царские парфюмы, купленные в далекой Спарте. Духи назывались загадочно «Взмокший марафонец» и пахли тоже весьма и весьма своеобразно. Но кто ж знал, что они так понравятся греческим цокотухам.
   Эффект парфюмы имели и впрямь сильный (как и значилось на коробочке), вследствие чего вокруг восседавшего на почетном месте царя образовалась уйма свободного места.
   Так Кефей и сидел в гордом одиночестве, с остервенением истребляя снятой сандалией проклятых жужжащих врагов, так что мужу Кассиопеи явно было не до конкурса.
   А на помосте происходило нечто особенное. Когда там появилась минимально прикрытая одеждой царица, зрители тут же разразились мощным ликующим ревом.
   О да, Кассиопея и впрямь была хороша, особенно для своих сорока с лишком лет: смугловатая кожа, крутые бедра, тонкая талия.
   — Кий-я… — громко выкрикнул царь, лупя сандалией по шлему ближайшего телохранителя, с детства не различающего запахов.
   А когда на правителя зашикали прочие судьи, Кефей удивленно возразил:
   — А что я там такого не видел? То, что царица сейчас скрывает этими жалкими лоскутками, я лицезрел много раз, и не только лицезрел, но и…
   Развить мысль царь не успел, ибо в поле его зрения появилась очередная муха.
   — Получай, гадина!
   — Хр-р-р… псу-у-у… — мирно доносилось с места Посейдона.
   На помосте появились морские нимфы.
   Толпа добропорядочных граждан в замешательстве зароптала.
   Нимфы выглядели довольно своеобразно. Зеленокожие лупоглазые девицы с перепонками на руках и ногах напугали не только зрителей, но и некоторых особо впечатлительных судей.
   Лишь царь по-прежнему истреблял несчастных мух, а герои Пурнис с Тоникусом лупили друг дружку кулаками по позолоченным шлемам. Забавная дружеская игра незаметно для окружающих перерастала в серьезный конфликт.
   Однако конец праздника получился довольно предсказуемым.
   Несмотря на все угрозы со стороны проснувшегося Посейдона, большинство судей выбрало самой главной красавицей царицу Кассиопею. И это даже после того, как находящийся в легкой прострации Кефей, непонятно почему проголосовал за толстую темно-зеленую нимфу по имени Амбулия.
   Когда царя спросили, зачем он это сделал, Кефей непонимающе моргнул и удивленно поинтересовался:
   — А разве это была не моя жена?
   В общем, комментарии излишни.
   Завершение конкурса оказалось феерическим.
   Посейдон потрясал кулаками и гнусно ругался, царь, доведенный мухами до полного отчаяния, лупил сандалией всех, кого видел, а Пурнис с Тоникусом, гневно ревя, пускали друг дружке кровь, схватившись за боевые мечи.
   — Так значит, так, да?! — орал владыка морей. — Ну ладно. Знай же, упрямый осел…
   — Кто, я? — невинно улыбаясь, уточнил Кефей.
   — Да, ты! — грозно подтвердил Колебатель Земли. — Знай же, тщеславный ишак, что я, бог Посейдон, накладываю на тебя страшное наказание.
   — Ты нашлешь на нас морское чудовище? — почему-то с большой надеждой и радостью осведомился царь.
   Рубящийся с закадычным приятелем Пурнис, услышав о морском чудовище, поспешно бросил оружие и, выкрикивая нечто нечленораздельное, бросился бежать.
   — Что?! — обалдело крякнул Посейдон. — Конечно нет, что еще за чепуху ты тут несешь? Я просто поселю в твоем дворце моего старшего сына Тритона.
   О, это было суровое наказание, настоящее проклятие богов. Уж лучше бы владыка морей натравил на несчастных смертных какую-нибудь плотоядную скумбрию или хека-убийцу.
   На следующий день сын Посейдона Тритон явился в царский дворец. Был он такой же сине-зеленый, как и его отец, и столь же нагл и самоуверен, вот только без бороды и весла-трезубца.
   Тритон поселился в самом большом фонтане и только и делал, что жрал, спал да сквернословил. Кто бы ни проходил мимо огромного фонтана (а таких за день было много, включая самого царя), в спину ему неслась отборная греческая ругань.
   Вот такая вот напасть.
   Этак где-то через недельку Кефей, доведенный всем этим безобразием до белого каления, деликатно попросил Посейдона отозвать доставшего всех и вся сыночка обратно в море.
   И вот что ответил ему Колебатель Земли:
   — Хорошо, я сделаю то, что ты просишь, но прежде принеси мне в жертву свою юную дочь Андромеду.
   В этом месте рассказа Персей не выдержал и в сердцах воскликнул: «Вот же придурок!»
   Ну что еще оставалось делать горемычному царю? Погоревал-погоревал Кефей и отдал на следующий день распоряжение сбросить любимую дочь с высокого утеса в морскую пучину.
* * *
   — Твой отец — еще больший придурок, чем Посейдон! — сделал вывод Персей, выслушав рассказ до конца. — Однако хорош предок!
   — А что он мог сделать, что? — в отчаянии зарыдала Андромеда. — Как бы ты поступил на его месте?
   — Как бы я поступил?! — переспросил герой. — Сейчас увидишь. Пойдем!
   — Но куда?
   — Ты отведешь меня во дворец своего отца, причем НЕМЕДЛЕННО!
   — Но… как мы спустимся вниз?
   — Не нужно никуда спускаться. Чувствуешь дуновение ветра? Пещера наверняка проходная. Идем вглубь, и она выведет нас наружу.
   Так оно и случилось.
   Оказавшись на морском берегу, Персей бережно взял красавицу за хрупкую руку и мрачно приказал:
   — Веди!
   И бедняжка повела.
* * *
   Во дворце чудесному воскрешению Андромеды несказанно удивились. Но объяснять все нюансы этого чуда времени не было.
   Ввалившийся прямо в покои царя здоровенный, ни на шутку рассвирепевший герой был страшен.
   — Кто ты, славный муж греческий? — испуганно спросил Кефей, не веря глазам своим, ибо за спиной атлета пряталась живая и невредимая дочурка, которая, по идее, уже давно должна была плыть в незабываемом путешествии по Стиксу в ладье молчаливого Харона.
   — Это мой спаситель, папа, герой Персей, сын самого…
   — Зевса! — рявкнул Персей, ибо имя Эгидодержавного владыки девушка боялась произносить вслух.
   — Гм… э-э… того, этого… — окончательно растерялся царь и только часто моргал, прижимая к груди связку тонких восковых дощечек.
   Герой присмотрелся.
   В руках Кефей держал дополненное и исправленное (после нескольких смертельных случаев) издание эфиопской «Камасутры».
   «Тоже мне нашел время», — неприязненно скривился герой, а вслух спросил:
   — ГДЕ?!
   — Что где? — испуганно пролепетал царь.
   — Сам знаешь!
   Кефей быстро подбежал к роскошной кровати и нервно отдернул свисающий с потолка расшитый золотом полог.
   — Вот!
   На кровати возлежала чернокожая обнаженная гетера с совершенно умопомрачительными ногами.
   — Да на фиг мне твоя любовница? — теряя терпение, взревел Персей. — Тритон где, я тебя спрашиваю?
   — Где-где, в… гм… фонтане, где же ему еще быть, — возмущенно ответил царь.
   Герой снова взял девушку за руку и потянул ее вниз.
   — Фонтан во дворе?
   — Ага.
   — Да не трясись ты так, сейчас все уладим.
   Во дворе Персей нашел новенькую строительную тачку на одном колесе. Осмотрел ее со всех сторон и удовлетворенно буркнул:
   — Подойдет.
   Затем Андромеда отвела героя к нужному фонтану. Однако тут возникла новая проблема. Тритон спал, и лишь мелкие пузыри на поверхности воды говорили о том, что сын Посейдона по-прежнему где-то на дне.
   — Сбегай-ка, красавица, за теми самыми духами, о которых ты недавно рассказывала, — с нехорошей ухмылочкой попросил Персей.
   — В смысле, за флакончиком «Взмокшего марафонца»? — уточнила девушка.
   — Вот-вот.
   Сказано — сделано.
   Герой осторожно вытащил пробку и, задержав дыхание, вылил все содержимое керамической бутылочки прямо в фонтан.
   Затем Персей принялся считать вслух:
   — Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь…
   — Уа-а-а!.. — Фонтан внезапно вскипел, и из воды ласточкой вылетел светло-зеленый побледневший Тритон.
   Персей ловко подставил тачку, куда вопящий сын Посейдона с размаху и шмякнулся.
   — Поехали-и-и…
   — Эй, куда, зачем, постой!.. Ты… ты кто?
   — Персей!
   — А знаешь ли ты, кто я?
   — Редкостный дурак!
   — Не только… я сын самого Посейдона, понял, амбал!
   Тачка весело мчалась к морскому берегу. Персей поудобнее перехватил деревянные ручки.
   — Ха… удивил. А знаешь ли ты, жабья морда, кто мой родитель?
   — Н-н-нет!.. — клацая зубами, выкрикнул Тритон.
   — Великий Зевс!
   — ???
   — Что, обломался, да?
   — А-а-а!..
   Бултых!

Глава пятая
СВАДЬБА ПЕРСЕЯ

   Угадайте с двух попыток, что было потом?
   Ну!
   Давайте-давайте, напрягите пресловутое серое вещество! Или хотя бы воображение.
   Напрягли?
   Что, усмехаетесь? Не варит черепушка или воображение отсутствует? Э нет, так не бывает. Но по глазам вашим хитрым вижу, догадались. Догадались — догадались, нечего ухмыляться.
   Все правильно!
   Случился свадебный пир.
   Вот так великие герои и залетали: убил чудовище, освободил/спас красавицу, ну и… женился. В итоге всех этих дел по Древней Греции уйма героических многоженов (или многоженцев) бегало, от закона спасаясь. А закон был суров, ибо даже сам Зевс не имел права больше чем на одну жену. Ну и что, ежели стерва, зато какой, братцы, стимул хорошенько погулять на стороне.
   Но Персей, к счастью, был холост и, соответственно, не был искушен во всех этих семейных делах, потому герой так и не смог до конца осознать размах постигшей его трагедии.
   Итак, свадьба.
   Ох, и сколько же я их описывал… сходу и не сосчитаешь. И что самое обидное — ни на одной так и не побывал, даже на собственной. (Софоклюс, снова свистишь, мерзавец.)
   Ладно, так уж и быть, опишу надоевшее празднество в сто пятый раз.
   Естественно, пировали во дворце царя Кефея. Старый пенек настолько ополоумел от счастья (после избавления от Тритона), что поначалу предложил Персею руку и сердце своей красавицы жены, за что получил от Кассиопеи кулаком по голове. Хотя герой, увидев мать Андромеды, был не против. Кассиопея оказалась еще прекраснее, чем ее дочь и, главное, уже «в соку», чего не скажешь о худенькой бледной Андромеде.
   Весь дворец Кефея утопал в цветах. Громко играли лиры да кифары, ну а свадебный хор… о, это достойно отдельного описания.
   Свадебный хор состоял из тридцати четырех огромных откормленных эфиопов. Певцы из них были хреновые, черномазые лишь надсадно выли нечто совершенно невразумительное. Разобрать, и то иногда, можно было лишь слова: «Гименей» и «вина скорей налей». Последнее, судя по всему, было страстным желанием самих певцов, но прервать выступление они никак не могли, за чем тщательно следили мрачные солдаты с собаками на цепях.
   С чернокожим хором получилась явная лажа, но Персей не хотел расстраивать веселого Кефея сообщением, что деньги тот выкинул на ветер, нанимая придурков, решивших на шару подзаработать.
   Ну а так (помимо хора) все было обставлено прилично, на должном уровне.
   Мать с отчимом пригласить на праздник Персей так и не смог, ибо все вещие голуби, вороны, канарейки и курицы погибли вследствие разразившейся в этой части Аттики эпидемии птичьего насморка. Говорили, что даже сам Кефей переболел диковинной болезнью, а выздоровев, все время улыбался и клонил голову набок, как какой-нибудь попугай. Лечили царя своеобразно — заворачивали в мокрую простыню и пускали кровь. Неприятно, конечно, но ведь помогло!
   Да, сильна была в то время в Греции нетрадиционная медицина. Сейчас уже многое забыто, к сожалению.
   Однако отсутствие на свадьбе матери с отчимом с лихвой компенсировали моряки с корабля Персея, которых герой не преминул позвать во дворец, а то они уже намылили ласты уплыть куда подальше, ибо истекал однодневный срок.
   Но не все прошло так гладко, как хотелось.
   Да и где вы вообще видели свадьбу без мордобоя, обидных оскорблений и без похищения невесты?
   А случилось вот что.
   Пировал царь, пировали гости, веселились новоиспеченные молодожены. Гименей по-быстрому провел церемонию еще в начале пира. И тут — о ужас! — в зал, где вовсю шло торжество, ворвался какой-то увешанный боевыми железяками придурок.
   — Это… вы… короче, блин, — хрипло выдал сей странный человек и зло поглядел на веселого Персея.
   — Ты, мать-перемать, кто такой?! — удивленно спросил новобрачный, швыряя в наглеца обглоданной куриной костью. (Эй, а как же птичий насморк?!)
   Незнакомец отбил куриную кость щитом и, потрясая боевым копьем, прохрипел:
   — Я жених Андромеды, Финей!
   — А я муж Андромеды, Персей! — весело рассмеялся герой, на ходу подбирая рифму. — Давай же напьемся скорей!
   — Сволочь! — яростно выкрикнул неудачливый женишок.
   Тут уж стало не до шуток с веселыми стишками.
   — Это действительно твой бывший жених? — тихо спросил юную жену побагровевший герой.
   — Да, — жалобно пропищала Андромеда.
   — Предупреждать надо!
   И, встав с почетного места, Персей мрачно двинулся с салатницей в руках в сторону Финея.
   Бывший жених слегка оробел, в подробностях рассмотрев габариты противника. Перед ним явно был один из великих греческих героев, причем не кто-то там затрапезный, а весьма крутой.
   Персей был вооружен салатницей, Финей — копьем, и, несмотря на это, поджилки у ворвавшегося на пир наглеца затряслись.
   Но идти напопятную было поздно. Что так, что этак набьет ему муж Андромеды морду. Однако из сложившейся ситуации можно было попробовать выйти с честью. И, решившись, Финей все-таки метнул копье.
   Ох, сколько же в этой сцене было глубокого (гомеровского!) драматизма.
   Сводный хор чернокожих дебилов, уловив каким-то шестым чувством накалившуюся обстановку в зале, грустно и одновременно трагично затянул:
   — Ми-ми-ми-ми-ми-и-и-и…
   В последний момент рука злодея дрогнула, но копье уже стремительно неслось прямо в не защищенную броней грудь Персея.
   Казалось, замедлилось само время.
   И действительно, копье не могло лететь так долго. Однако оно летело!
   За время этого странного полета царь Кефей успел выдать громкое:
   — Е-мое…
   Невеста ахнула, а Персей порывисто выдохнул:
   — Ах ты урод!
   Копье напоследок зловеще вжикнуло и, благополучно перелетев Персея, вонзилось в грудь одного незадачливого певца.
   Все происходило примерно так:
   Сначала хор тянул свое обычное:
   — Ми-ми-ми-ми-ми-и-и-и…
   Но вот копье вонзается в певца, и присутствующие слышат:
   — Ми-ми-ми… а-а-а!.. хр-р-р…
   И после всего этого, как завершающий штрих, как аккорд всей свершившейся трагедии, мощнейшее стаккато:
   — Ля-ля-ля-ля-ля-а-а-а-а…
   — Ты что это тут вытворяешь? — взорвался доселе жизнерадостный царь.
   — Я… мнэ… -неуверенно отозвался Финей, слегка устыдившись своего поступка.
   Но развить мысль бывший жених не успел, ибо в ту же секунду ему на голову с отчетливым «дзинь» опустилась огромная салатница с сельдереем.
   Не издав и звука, Финей камнем рухнул на мраморный пол пиршественного зала.
   — В яблочко! — радостно вскричал Кефей, размахивая над головой внушительным куском баранины.
   — Ох уж эти смертные, — сокрушенно посетовал сидящий по правую руку от царя бог Гименей, замедливший время. — Что с вами делают любовь, стремленье к власти, золоту и смерти! Безумие, да, сладкое безумие, что вновь и вновь смущает ваши души.
   Персей неприязненно пнул поверженного врага ногой и так обратился к веселящемуся царю:
   — Возможны ли еще какие-нибудь сюрпризы?
   — Ну, не знаю… — замялся Кефей,-доченька, у тебя были еще… мм… ухажеры?
   — Да, папа, — смущенно ответила Андромеда. — Парасий с Лемноса, Хорисс с Крита, Ирасий из Калидона, Тэвил из Спарты, Мэсос из Трои…
   — Пусть приходят! — спокойно кивнул Персей. — Я и им всыплю!
   — Совершенно правильная позиция! — похвалил героя царь. — Стража, вынесите тело!
   Тело глухо застонало.
   Крепкая глиняная салатница отлично держалась на неразумной голове Финея.
   Когда солдаты торжественно его выносили, из-под оригинального головного убора слышалось отчетливое чавканье. Бывший жених поглощал зелень, видно, сельдерей пришелся ему вполне по вкусу. Ну хоть поел на халяву, и то хорошо.
   Персей же гордо вернулся на свое место, и прерванное было празднество разгорелось с новой силой.
* * *
   — Послушай, царь, а почему один из певцов не поет? — так обратился к пьяненькому тестю молодожен, уже битые полчаса рассматривая странного чернокожего громилу с отвисшей челюстью и остекленевшим взглядом.
   Кефей обратил свое рассеянное внимание на экзотических певцов.
   — Ах этот… если я не ошибаюсь, именно его поразил копьем жених Андромеды.
   — Бывший жених! — с явной угрозой поправил царя Персей.
   — Ну да конечно же бывший.
   — И зачем он сие сотворил?
   — Да кто его знает. Дикий человек. По слухам, вегетарианец, одной зеленью питается, ну и фруктами иногда.
   — А с головой он вообще в ладах?
   — Странно, что ты спросил… Знаешь, зятек, а они действительно с головой ссорятся.
   — Кто они? — слегка опешил герой, теряя нить беседы.
   — Этот Финей и его голова.
   — А… ну тогда все понятно.
   — Я поначалу думал дочурку за него отдать, — виновато признался царь. — Его род, знаешь ли, древнее нашего, да и земли обещал он мне большие в качестве отступного за дочку. Но я тут подумал… ты ведь, Персей, изгнал Тритона.
   — И спас Андромеду!
   — Ну, это не самое главное. Да и родословная у тебя покруче.
   — Еще бы!
   — Сын самого Зевса, такое, знаешь ли, редкость. Да к тому же прославленный герой.
   Персей в ответ спокойно кивал, для лести он был глух.
   — Не пойму только, почему ты не хочешь показать нам голову убиенной тобою Горгоны? — обиженно воскликнул царь.
   — И нам, и нам… — подхватили пьяные гости.
   — О-о-очень плохая идея, — зевнул смакующий местное вино Дионис.
   — Нет-нет, исключено! — всерьез обеспокоился герой.
   — Но почему?!
   — Скажите, вы суеверны?
   Вопрос был задан всем присутствующим.
   — Ну, вообще-то… — замялся Кефей.
   — Да-а-а… -дружно раздалось в зале, и гости повально расхохотались.
   — Ну вот, — грустно кивнул Персей, — я так и знал…
   Но все хорошее, как известно, рано или поздно подходит к концу. Как ни великолепен был пир, но длиться вечно он может лишь на светлом Олимпе.
   Стали расползаться гости (именно расползаться, ибо нормально ходить многие из них уже не могли), засобирались и жених с невестой.
   Вполне трезвый царь (по-видимому, тут постарался Дионис) незаметно для окружающих отозвал зятя в сторонку, где торжественно вручил стопку тонких восковых дощечек.
   — Вот! — Кефей весь аж сиял от счастья.
   — Что это? — удивленно спросил герой, принимая странный подарок.
   — А ты еще не догадался?
   — ???
   — Ты ведь уже их видел. Это запрещенное издание Камасутры! Я с большим трудом достал его у одного безногого эротомана. Обменял на золотые сандалеты, но на фиг они ему, до сих пор по ночам думаю.
   — Заложил наверняка у ростовщика и пропил, — резонно предположил Персей.
   — Возможно, — согласился царь. — Но главное не это, а то, что тут особое издание.
   — Особое?
   — Ну конечно же, то самое, после прочтения которого триста храбрых спартанцев разом спятили, пытаясь осуществить изученное в одном знаменитом афинском веселом доме.
   — Угу.
   — Так ты ее берешь?
   — Кого?!
   — Камасутру! — заговорщицким шепотом пояснил Кефей.
   — Понятное дело, беру, — с энтузиазмом подтвердил герой, а про себя подумал: «Ну и на кой мне это барахло»? Но не огорчать же такого доброжелательного дедулю!
   И впрямь нехорошо бы вышло, если бы Персей взял да отказался от столь щедрого и, как видно, необычайно ценного подарка.
   Сунув дощечки под мышку, герой еще раз от души поблагодарил отца Андромеды за великолепный праздник и, нежно взяв юную жену за ручку, удалился с ней в роскошные спальные покои.
   Настала ночь.
   Затих царский дворец.
   Тишину можно было бы назвать мертвой, если бы не могучий храп стражников и нетерпеливое сопение одного из чернокожих певцов, приросшего правым глазом к замочной скважине покоев молодоженов.
   Жених и невеста осторожно присели на краешек кровати.
   — Ну что? — робко спросила Андромеда.
   — Ничего, — отозвался Персей.
   — Ты… э-э-э… знаешь, что именно мы должны… делать?
   — Гм… в смысле? — не въехал муж.
   — Ну… первая брачная ночь и все такое.
   — Да сатир его знает… мать мне ничего об этом никогда не рассказывала. А тебе?
   — Мне тоже.
   — М-да, проблема, — кисло усмехнулся Персей и еле слышно выругался. Затем стремительно вскочил с кровати и со всей силы пнул ногой неплотно прикрытую дверь.
   Бабах!
   — Ой-я-я-я!..
   Герой проворно выскочил в коридор, но там уже никого не было, лишь сиротливо лежали у самого порога спальни крупные белые зубы.
   Зубы были что надо, таких отличных зубов греки отродясь не имели.
   Пожав плечами, жених спокойно вернулся к невесте.
   — Ну что, так вот и будем сидеть? — через час, мило зевая, спросила Андромеда.
   — Слушай! — внезапно оживился Персей. — Твой отец мне восковые дощечки какие-то подарил. Хочешь, вместе посмотрим?
   — Давай! — заинтересовалась красавица.
   И герой вытащил из-под кровати подарок Кефея, заброшенный туда за ненадобностью.
   — Гм… — озадаченно произнесла девушка, рассматривая тонкие вощеные листы. — Тут картинки какие-то нарисованы. И надписи под ними. Смотри, вот «кентавр», а тут «собачки». Забавно.
   — А ну-ка, ну-ка… — заинтересовался Персей, присаживаясь рядом с любимой.
   Не многие в ту ночь могли слышать несущийся из спальни новобрачных дружный заливистый хохот, а те, кто слышал, здорово удивлялись, отчего так веселятся новоиспеченные молодожены?
   Может, анекдоты друг дружке рассказывают?
   Кто их знает.
* * *
   Пробуждение, прямо скажем, было не из самых приятных. Во-первых, Персея слегка терзало небольшое похмелье (несмотря на то что герой всегда знал свою меру). Во-вторых, кто-то весьма гнусным голосом орал. Собственно, из-за этих странных криков герой и проснулся.
   Приподнял голову, огляделся.
   Вчера они с Андромедой так и заснули, свернувшись калачиком, прямо в одежде. Это было достаточно удобно: сразу встал с кровати и пошел куда глаза глядят. А то раньше раздеваешься, потом одеваешься. Нет уж дудки, отныне Персей так всегда и будет ложиться спать в золотых доспехах. Вот только меч придется снимать, ну и колчан со стрелами. Но вот как быть с любимым боевым копьем? М-да, проблема.
   Герой бережно высвободился из объятий возлюбленной. Жена безмятежно спала, забавно морща во сне чудесный маленький носик.
   Что же его, в конце концов, разбудило?
   Персей прислушался.
   В царском дворце явно творилось что-то неладное.