Середина лета 1264 года.
   Шадизар, Замора
 
   Как только ни называли это не такое уж большое, но зато не в меру шумное и грязноватое поселение у подножия Карпашских гор! И Столицей Воров, и Логовом Обмана, и Распроклятой Дырой, и Зловонным-Пятном-На-Лике-Земли, и Приютом Авантюристов, и даже Храмом-Лжи-Под-Открытым-Небом, хотя последнее нисколько не соответствует истине. Святилища покровителя города располагались вовсе не под открытым небом, а в предназначенных для того местах – шадизарские обыватели уважали своего небесного Хранителя и никогда не забывали делиться с ним полученной добычей или долей от выгодной сделки.
   Говоря по правде, Шадизар стоило бы назвать «Городом Причудливых Обстоятельств». Упомянутые обстоятельства порой сплетались в столь диковинную цепь, что приходилось изрядно постараться, дабы определить конец и начало этой цепи, не говоря уж о причинах, в силу которых возникало то или иное звено событий.
   Вряд ли кому пришло в голову связать между собой ряд мелких происшествий, имевших место на протяжении трех последних дней в разных городских кварталах.
   Скажем, что может быть общего между пребывающей в крайне расстроенных чувствах содержательницей процветающего веселого дома и заурядным уличным воришкой, между парочкой охотников за старинными рукописями и практикующим кофийским волшебником, между предсказательницей будущего и вышибалой в средней руки таверне?
   Между тем кое-что общее у этих личностей имелось. Место проживания – таверна «Уютная нора» в Третьем Обманном переулке квартала Нарикано. Небольшой постоялый двор, черепичная крыша коего дала этим летом приют незаурядному (но, если придерживаться строгой буквы закона, преступному) сообществу на вольных хлебах.
   Верховодил в компании Джай Сигдим по прозвищу Проныра, в таверне хозяйничала бывшая наемница на покое, бритунийка Лорна, и до последнего времени дела шайки были вполне благополучны.
   Если бы не стечение обстоятельств… Ох уж эти обстоятельства!
   Камешком, сдвинувшим лавину, послужил невинный с виду хрустальный флакон, заполненный ярко-оранжевой жидкостью и издалека напоминавший созревший плод апельсинового дерева. Флакончик оказался в руках карманника Ши Шелама, испытывавшего порой прямо-таки непреодолимую тягу к розыгрышам и пытавшегося из любой ситуации извлечь хоть какую-то выгоду.
   Итогом его предприимчивости стало соглашение с госпожой Кэто Сувейбой, владелицей борделя «Алмазный водопад», также желавшей заполучить флакон с удивительным зельем. Ши и двое его друзей – Джай Проныра и асир Райгарх, вышибала «Уютной норы» – провели не самую худшей из ночей в «Водопаде», не заплатив за сие увеселение ни единого медного кафара.
   Однако госпожа Сувейба не поучила желаемого – Ши подсунул ей наскоро состряпанную подделку, обладавшую таким же цветом и вкусом.
   На следующий день обман раскрылся. Причем во всей неприглядной очевидности – прекрасная Кэто лишилась своих золотисто-рыжеватых кос, покрылась чешуей и стала напоминать гигантскую ящерицу.
   Неудивительно, что госпожа Сувейба впала в ярость. Будучи накоротке с магическим искусством, она пожелала надолго испортить жизнь своим обидчикам.
   Возмездие не заставило себя ждать: Ши превратился в девушку Шеллу, Райгарх перестал обращать внимание на женщин и обратил свой взгляд на созданий своего же пола… Что до Джая, то Проныра просто исчез. Вышел из занимаемой им комнаты на втором этаже таверны и сгинул.
   В тот миг никто не обратил внимания на это странное обстоятельство. У компании из «Уютной норы» хватало иных забот. Например, Хисс и его подружка Кэрли – дружная парочка, промышлявшая розысками и перепродажей старинных книг – который день метались по городу в поисках исчезнувшего неведомо куда фолианта в черной кожаной обложке. Нынешней ночью они забрались в дом колдуна Рилеранса, прослышав, что в его библиотеке имеется нечто похожее, и едва не стали добычей охранявшей усадьбу стражи. Хисс и Кэрли сумели удрать, прихватив с собой несколько рукописей, но являлась хоть одна требуемой – этого они пока сказать не могли…

   – Осталась последняя, – сказала Кэрли. Голос у нее внезапно осип, и слова прозвучали неразборчиво. Девушка откашлялась и повторила четче: – Последняя. Будешь открывать?
   Хисс провел пальцами по заскорузлой обложке книги, при дневном свете приобретшей зеленоватый оттенок, и ничего не ответил. Кэрли терпеливо ждала, понимая, что в таком деле торопить приятеля не следует.
   Они сидели в крохотном садике на задворках «Уютной норы», перед ними на столике из бамбуковых жердин красовалась разложенная сегодняшняя добыча, и настроение у обоих было прескверным.
   Из семи книг – больших фолиантов в черных кожаных обложках – ни одна не подходила под описание разыскиваемой Леуком рукописи.
   Хиссу и Кэрли достались созданный полторы сотни лет назад редчайший список второго тома «Психургической некромантии и обрядовой символики» стигийского мага Аззорета, «Иероглифика мистерий Ктеис» кого-то из учеников или последователей Скелоса, считавшиеся безнадежно утерянными лет тридцать тому, «Начала ономастики» Харконна Кофийского, два отлично выполненных бестиария кхитайской работы, потрепанные записки какого-то неведомого исследователя Черных Королевств и еще много иных пергаментных раритетов, кои по достоинству оценит высокомудрое и предприимчивое общество книгочеев с улицы Ишлаз.
   Однако трактат на старокофийском под названием «Россыпь сочтенных песчинок» просочился у компаньонов сквозь пальцы.
   У Кэрли еще оставалась робкая надежда, что заполученный с такими сложностями том из шкафа с ловушками не обманет их ожиданий. Он так внушительно выглядел, так поблескивал стертой бронзой по углам накладок! Он просто обязан оказаться чем-нибудь потрясающим, иначе все их ночные мучения и последующая беготня с прятками по рассветным улицам Шадизара идут псу под хвост.
   Побегать им пришлось изрядно. Рилеранс не собирался так запросто расставаться с наглецами, сунувшимися в его библиотеку, и пустил по их следам целую маленькую армию из стражников вкупе с кофийскими бойцовыми псами. От собак молодые люди отделались возле дома старшины цеха мясников Пайгута – на его дворе обитало с три десятка жутких тварей, больше смахивающих на голодную волчью стаю, чем на мирных четвероногих друзей человека. Заслышав крики и лай, Пайгутова свора вылетела из ворот и радостно набросилась на противника, не различая правых и виноватых, преследователей и убегающих.
   Хисс и Кэрли вовремя взобрались на крышу соседнего дома, с чувством выполненного долга полюбовались на вспыхнувшее побоище и отправились восвояси – к одной неприметной таверне, стоящей в Третьем Обманном переулке квартала Нарикано. Туда они добрались без приключений, убедились, что большая часть слуг и постояльцев еще спит, кое-кто отсутствует, развлекаясь в городе, и обосновались в садовой беседке. Местечко тихое, прохладное, наполненное сухим шелестом выгоревших листьев. Драгоценный белый шиповник Лорны отцвел с луну назад, тавернщица дотошно собрала в мешок все лепестки до единого, утверждая, будто знает рецепт особой бритунийской настойки – глотнешь и умрешь счастливым. Компания на всякий случай не поверила и с нетерпением ждала, когда хозяйка выполнит свое обещание.
   Загадочная книга лежала поверх зеленовато-кремовых ребристых стеблей кхитайского деревца и, как положено рукописи, хранила упорное молчание. Хисс пристально смотрел на нее, словно пытался силой взгляда преодолеть толстую кожу обложки и добраться до строчек на желтоватых листах пергамента. Кэрли не выдержала и легонько толкнула его локтем – открывай, не томи!
   На свет появился короткий нож с рукоятью черного дерева. Слегка изогнутое лезвие во второй раз подцепило верхнюю бронзовую застежку, изображавшую леопарда в прыжке, и откинуло ее в сторону. Раздался еле слышный щелчок.
   Хисс справился с нижним зажимом, приподнял тяжелую обложку (Кэрли затаила дыхание, прикусив кончик языка)… и вдруг выпустил ее из рук.
   – Открывай ты, – молодой человек резко повернулся к напарнице. – Мне… как-то не по себе.
   – А… я тоже боюсь, – робко заикнулась девушка, но любопытство пересилило. Она аккуратно распахнула книгу (оковка переплета глухо стукнула по дереву) и с жадным нетерпением уставилась на первый лист, где обычно переписчики разноцветными буквами выводили заглавие.
   Листа не существовало. Кто-то яростно выдрал его из книги, оставив разлохмаченную кромку. Пропал и первый десяток страниц, тоже оторванных, что называется, «с мясом».
   – Кхм, – Кэрли озадаченно наклонила голову и покрутила спускавшийся с виска каштановый локон. – Кто-то настолько не любил чтение? Или ему не понравилось содержание?
   – Листай дальше, – здраво решил Хисс.
   Девушка послушно переложила справа налево несколько пустых листов и обрадованно зацокала языком, наткнувшись на выведенные быстрым косым почерком строки. Писавший явно торопился, потому что буквы налезали друг на друга, текст перекашивался то влево, то вправо, украшался кляксами, разводами и жирными зачеркиваниями. На полях кое-где скалились размашисто нарисованные морды хищных зверей и черепа.
   – Чьи-то личные записи, – уверенно заявила Кэрли и, прищурившись, внимательно вгляделась в строчки. – Немедийский язык, только самую каплю устаревший. Так, наверно, писали и выражались лет с полсотни назад. Может, это и есть, что нам нужно?
   – «Удивительный случай, – медленно проговорил Хисс, разбирая хитросплетения незнакомого почерка. – Девчонка, помещенная в сухой колодец, продолжает оставаться в живых. Видно, сыграло роль низкое происхождение, дарующее поразительную выносливость. Девчонка не кричит – неужели умудрилась ничего не сломать при падении? Распорядился спустить ей еды и воды. Посмотрим, нельзя ли обернуть сие досадное происшествие на пользу. Допустим, определить степень живучести этой особы…»
   – Чего? – оторопела Кэрли, выслушав. – Хисс, я ничего не понимаю!
   Ее приятель торопливо пролистнул с пяток страниц, остановился на проведенной вдоль среза листа волнистой черте и вполголоса прочел:
   – «…Такая досада – пришлось расстаться с Эскель! Она была самой хорошенькой, продолжая оставаться миловидной посейчас, спустя три дня. Своеобразно миловидной, ибо хранение тела на леднике ненадолго спасает его от прикосновения смерти. Придется немедленно начать бальзамирование. Ее очаровательная головка займет достойное место в сокровищнице. Да, чуть не забыл! Девчонка из колодца (ее, как выяснилось, зовут Мирна) пыталась сбежать, выбравшись по скинутой кем-то веревке. Поймана на Закатном холме и приведена обратно. Новая головная боль – выяснять, кто был сообщником. Мирну до выяснения обстоятельств – в нижний подвал вместе с животными. Там ей самое место. Маленькая, хитрая, грязная тварь…»
   Кэрли неожиданно протянула руку, распахнув книгу почти на середине, наклонилась и очень спокойным голосом произнесла попавшийся ей на глаза отрывок;
   – «…Оддир (на вид – десяти лет, сам точно не знает) и Тала по прозвищу Козочка (двенадцати лет, для своего возраста на удивление хорошо развита и сообразительна). Мальчишка похож на мышонка – пищит, хнычет, просится домой, пугается темноты и громких звуков. После поселения в клетку впал в непрекращающуюся истерику. Годится только на кухню, к празднеству начала осенней охоты.
   Тала испробована в качестве прислужницы. Первые два раза много кричала, выказывала сопротивление, прикидывалась безумной и хотела повеситься на шнуре от балдахина. После надлежащего внушения успокоилась и начала относиться к своим обязанностям с подобающим рвением. К началу зимы вполне сможет заменить столь неудачно потерянную незабвенную Эскель…» – Кэрли поперхнулась и растерянно спросила: – Кому это принадлежало, Хисс? Кто это писал? Зачем? О чем? Это вымысел? Страшная сказка, бредни выжившего из ума писаки?
   – Именно что выжившего, – Хисс захлопнул книгу и брезгливо оттолкнул ее подальше, словно фолиант мог его укусить. – Пока ты читала, я вспомнил и сообразил. Эта история случилась лет за двадцать до того, как нас с тобой угораздило появиться на свет. Ты наверняка слышала это имя – Рюцциль из Айгена. Да слышала, слышала, о нем до сих пор говорят шепотом!
   – Рюцциль Людоед, – Кэрли заерзала, отодвигаясь подальше от мирно лежащей рукописи. – Рюцциль Немедиец, глава дворянства в графстве Айген. Рюцциль Шилале, считавшийся образчиком немедийского рыцарского духа. Рюцциль – убийца детей, чернокнижник, алхимик и кто он там еще… Помнится, когда открылась правда о том, чем занимается в подвалах своего имения месьор Рюцциль, тогдашний, король Немедии даже не решился собирать суд Высшей Палаты и выносить это дело на общее обсуждение. Замок Шилале окружила королевская гвардия, его взяли штурмом за одну ночь и сожгли всех, кто там находился – владельца, его родственников, друзей, стражей, слуг и даже тех, кто оставался в подвалах. Чтобы ни одна живая душа не разнесла слухов по стране. Народу и дворянству объявили, будто в замке началась чума. Шилале потом срыли до основания, место перепахали и засыпали солью. Король Вюртель, как я слышала, до конца жизни обвинял себя в том, что допустил резню в Айгене, но, мол, иного выхода не существовало. Получается… – Кэрли дотронулась до края обложки, тут же отдернув палец, словно обожглась, – у нас тут нечто вроде дневника Рюцциля? Как он мог уцелеть?
   – Подделка? – Хисс неохотно потер между пальцами края листов, всмотрелся в слегка выцветшие чернила и решил: – Не исключено. Однако подделка, сработанная во времена жизни Рюцциля, возможно, сразу после его смерти. Пергамент старой выделки, и начертания букв тоже не нынешние.
   – Интересно, что сталось с мальчиком Оддиром? – вполголоса, обращаясь к самой себе, поинтересовалась Кэрли.
   – Съели его на пиру в честь начала охотничьего сезона, – огрызнулся Хисс. – Под видом молочного поросенка с яблоками или годовалого ягненка в винном соусе. Что еще с ним могло случиться? Рюцциль, если верить легендам, любил подавать ничего не подозревающим гостям такие блюда. Потом, когда Шилале уничтожили, многие из бывших друзей месьора Рюцциля давали зарок до конца жизни не есть мяса или, вспомнив его изысканные обеды, незамысловато лезли в петлю головой.
   – Тьфу на тебя! – девушка быстро отвернулась, прижала руку ко рту и сдавленно закашляла. Отдышавшись, спросила: – И что предлагаешь делать… с этим? Продать поскорее?
   – Продавать мы ее не станем, – после некоторого тягостного размышления проговорил молодой человек. – Конечно, мы могли бы выручить за нее оч-чень даже кругленькую сумму, только… Зря мы ее утащили. Есть вещи, которым лучше лежать спокойно за семью замками.
   – Тогда сжечь! – азартно предложила Кэрли. – Гикол наверняка уже растопил большой очаг, сунем в пламя – и дело с концом!
   Хисс посмотрел на коварную книгу, уделил внимание небу, постепенно заполнявшемуся вылинявшей голубизной, и окрестным кустам. Кэрли, скрывая нетерпение, выкопала каблуками сандалий под столом две глубоких борозды.
   – Мы ее спрячем, – твердо сказал Хисс. – Когда суматоха уляжется, сядем еще разок и как следует подумаем. Ты будешь смеяться, но мне начинает казаться, будто самое лучшее – подбросить книгу обратно к дому Рилеранса. Пусть подавится, коли ему так нравится перечитывать на сон грядущий всяческие ужасы.
   Кэрли нахмурилась, решая. Предложение компаньона выглядело разумным. Сейчас не до дневников сумасшедшего убийцы, жившего с полвека назад.
   – Хорошо, – согласилась она. – Где будем прятать? К нашим услугам тайник на чердаке, два – в саду, три или четыре укромных местечка в таверне, и еще с десяток захоронок во владениях наших разнообразных знакомых, вряд ли подозревающих об этом. Кстати, как полагаешь, мы должны рассказать о нашем сомнительном сокровище Джаю… или Аластору?
   – Вообще-то не помешало… – задумчиво протянул Хисс, но договорить не сумел. Над головами компаньонов хлопнуло открывающееся окно, из него появилась взъерошенная голова Джая и сердито осведомилась:
   – Где вас демоны носили целую ночь? И, если приспичило секретничать, говорили бы тише. Вопли разносятся на полгорода! С кем вас угораздило сцепиться? Хотя погодите, я сейчас спущусь. Вина принести?
   – И раздобудь поесть чего-нибудь, – попросила Кэрли.
   – Угу, – Джай кивнул и скрылся в темном проеме, занавешенном туранским ковриком с вышитыми на нем птицами крайне беспечного вида.

* * *

   До Хисса и Кэрли долетели поскрипывание половиц под тяжестью шагов, обыденная возня поспешно собирающегося человека и стук захлопывающейся двери. Приятели ждали. Хисс, поборов отвращение, дотянулся до книги в черном переплете и неприязненно переворошил страницы, остановившись где-то на середине. Наткнувшись на картинку, наглядно показывавшую способы расчленения человеческого трупа, он скривился и захлопнул фолиант.
   – Я бы успела добежать до Карпашских ворот и вернуться обратно, пока Джай изволит спускаться по лестнице, – недовольно бросила Кэрли. Приятели подождали еще немного, но предводитель шайки из таверны «Уютная нора» не показывался. Хисс недоуменно пожал плечами и встал:
   – Наверное, зацепился языками с Лорной. Расскажем ему попозже. Пошли, я придумал, где укрыть книгу. Потом прогуляемся в город, послушаем, что носится в воздухе. Заодно перекусим и навестим Ишлаз.
   Тайник, выбранный Хиссом, около года назад соорудили Ши, он сам и Кэрли. Он представлял из себя небольшой деревянный сундучок, пропитанный для лучшей сохранности купленным в гномском квартале особым составом из смолы, растертых в порошок камней и настоев каких-то трав. Сундучок вкопали в землю под корнями особенно густо разросшегося барбарисового куста, изо всех сил стараясь не повредить растение. На крышке уложили пласт дерна, поросший мелкими цветами камнеломки. Знающему человеку достаточно потянуть укрытую в определенном месте тонкую цепь, чтобы крохотный кусок лужайки приподнялся и сдвинулся в сторону, открывая доступ к сундуку.
   К нынешнему дню в нем хранились резная вендийская шкатулка (к сожалению, пустая) и набор фальшивых печатей гильдии оружейников Бельверуса. К ним присоединилась завернутая в лоскут вытершегося красного бархата толстая книга. Остальные фолианты Хисс и Кэрли схоронили в другом секрете, прятавшемся рядом с вечно полуразвалившейся поленницей и надежно замаскированном россыпями опилок.
   Две книги, кхитайский сборник с изображениями диковинных животных и «Начала ономастики», Хисс прихватил с собой, намереваясь сегодня же продать их кому-нибудь из торговцев рукописями с Ишлаза, дабы возместить расходы компаньонов.
   Джай не появился. Для очистки совести компаньоны заглянули в таверну, где наткнулись на Ферузу и громогласно распоряжавшуюся в кухне Лорну.
   – Ты Проныру не видела? – вопрос Хисса отвлек гадалку от ежеутреннего колдовства над чашками, кувшином горячей воды и лакированной коробочкой, наполненной мелко нарезанными лепестками ярко-красных цветов. Феруза готовила из них старинный туранский напиток, пить который могли немногие, в том числе она сама, Джай и, как ни странно, Райгарх.
   – Вечером был здесь, – предсказательница по-кошачьи зевнула, вежливо прикрыв рот широким рукавом халата. – Разве не его голос только что доносился сверху?
   – Его, – подтвердил Хисс. – Он обещал спуститься, но застрял по дороге.
   – Проще всего сходить и глянуть, где он прохлаждается, – вмешалась Кэрли и, превращая слова в дела, взбежала на второй этаж постоялого двора.
   Феруза принялась заливать сложенные в глиняную чашку лепестки тонкой струйкой кипятка, и по обеденной зале таверны поплыл горьковато-острый запах летней степи. Хисс принюхался и звонко чихнул. Гадалка тихонько рассмеялась, тряхнув распущенными рыже-золотистыми локонами.
   – Его нету, – свесилась через перила лепившейся к стенам большого зала галереи Кэрли. Озадаченно развела руками и добавила: – Комната стоит нараспашку… ну, а Джай точно испарился.
   – Наверное, спустился по другой лестнице, – предположила туранка. Глянула на слегка обеспокоенных Хисса с Кэрли и поинтересовалась: – Вам срочно нужно куда-то убежать? Хотите, я передам ему, что вы торопились и не смогли дождаться?
   – Идет, – согласилась Кэрли. – Пусть в следующий раз пошевеливается.
   Компаньоны исчезли быстрее, чем гадалка успела сделать первый глоток из своей чашки. Феруза неспешно пила сладковатый настой, размышляя над тем, куда могло занести не ночевавшего сегодня в «Норе» Малыша. Мальчик из варварской страны как-то подозрительно быстро усваивал неписаные городские законы. Ши (или Джай?) сплетничал, будто Малыш уже обзавелся симпатичной приятельницей, и Феруза от души надеялась, что незнакомка не навлечет на лохматую и не слишком осмотрительную голову Медвежонка каких-нибудь неприятностей.
   Потихоньку гадалка радовалась, что тогда, почти две луны назад, не ошиблась в выборе и сумела настоять на своем. Компания из «Норы» – лучшее среди худшего, что мог подбросить мальчику суматошный, яркий и обманчивый Шадизар. Малыш скоро научится его порядкам и… Любопытно, что ждет его потом? Феруза как-то пыталась спросить у тарока о дальнейшей судьбе Конана, но получила те же символы, что и в первые дни знакомства. Меч, перечеркнутый двумя молниями. Уходящая за горизонт дорога. Протянутые друг к другу ладони. Сверкающая чаша в женской руке. Замок на скале. Рассыпанные монеты. Войны, вечное странствие за недостижимой целью, друзья, приключения, женщины, утекающее сквозь пальцы золото. Тарок прав – мальчишка рожден для чего угодно, кроме мирной жизни и пребывания на одном месте.
   От Малыша мысли Ферузы плавно перешли на принесенного им на постоялый двор диковинного зверя пекудо в желтоватой чешуе. Зверек, освоившись, начал вести себя непринужденно и нахально – подкапывался под стены, кусал за ноги гостей и прислугу, не успевших вовремя убраться с его пути, задушил одного из Лорниных цыплят, но, ко всеобщему восторгу, ловко ловил мышей и крыс. Добычу пекудо не ел, а рядком выкладывал возле крыльца. Лорна, видя с утра эдакие подношения, только вздыхала.
   Гадалка наведалась на кухню, где хозяйка обнаружила недостачу трех телячьих окороков и вовсю препиралась со слугами – отыскала чистую миску, в которую незамедлительно полетели кусочки мяса, разбитое яйцо и остатки зелени. Вернувшись в зал, Феруза присела в углу, тихо постукивая согнутым пальцем по краю миски и зовя: «Пушок, Пушок, ты где?»
   Зверек выкатился откуда-то из-под лестницы, сунулся в миску вытянутой мордой, фыркнул и с аппетитом зачавкал, разбрызгивая вокруг белые капли. Феруза нерешительно погладила его по закованной в броню спине, гадая, куда мог подеваться Джай. Ему давно пора объявиться в таверне и потребовать завтрака…
   Вместо Проныры в зал спустился проснувшийся Аластор, и Феруза очень быстро напрочь позабыла о своих тревогах. К тому же она собиралась сегодня нанести визит к одной не слишком знатной, но богатой даме, желавшей наилучшим способом устроить свое будущее, а идти туда надо на другой конце города, и туранка совершенно не собиралась проделывать долгий путь в одиночестве.

* * *

   Забдар, владелец книжной лавки в начале улицы Ишлаз, оценил принесенный Хиссом и Кэрли фолиант кхитайской работы в восемьдесят империалов. После ожесточенной торговли цена выросла до ста двадцати, но, выйдя из лавки, Хисс продолжал ворчать, призывая в свидетели всех богов и утверждая, будто продешевил и за книгу вполне можно было выручить сто пятьдесят замечательных золотых кругляшков, украшенных хитросплетениями туранской вязи и изображением трех слегка изогнутых сабель. Кэрли вполголоса обозвала приятеля Верховным Жабопоклонником. Это подействовало – Хисс опомнился, пробормотав: «О чем бишь я?..»
   Торговца Забдара наверняка интересовало происхождение расписанного золотом и кроваво-красной киноварью бестиария, однако он смог удержаться от расспросов, ехидно бросив на прощание: «Никак дряхлая бабушка оставила в наследство?» «Бабушкиным», «теткиным» или «дедушкиным наследством» именовали любую ценную вещь, происхождение которой владелец предпочитал держать в тайне.
   – Куда теперь? – безнадежно вопросила Кэрли, когда парочка компаньонов выбралась на Ишлаз и зашагала вниз по склону холма. – Столько бегали, высунув язык, а книги не нашли.
   – Займемся библиотеками при храмах, – как можно увереннее ответил компаньон.
   – Так нас туда и пустили, – недоверчиво фыркнула девушка. – Жрецы, как и колдуны, слишком дорожат своими секретами и книгохранилищами, чтобы распахивать их для каких-то уличных проходимцев.
   – Допустим, не проходимцев, – оскорбился Хисс. – Я знаю кое-кого из служителей при храме Митры, которые ценят золото не меньше нас, грешных…
   – Опять копаться в пыльных архивах? – Кэрли подхватила юбки и нарочито потрясла ими, словно выбивая из складок упомянутую пыль, долженствующую заклубиться вокруг нее серым облаком.
   – Предложи что-нибудь другое, – раздраженно откликнулся ее спутник. – Нет, коли тебе надоела возня с книгами, мы можем пойти в «Цветок папируса», отыскать этого Леука и заявить, что работа нам не по силам. Само собой, придется вернуть задаток, а уж какие слухи о нас пойдут – сама сообразишь!..
   – Я просто имела в виду, что мы поразительно смахиваем на книжных червей или двух злых библиотечных крыс, – примирительно сказала девушка. – Вместо того, чтобы напрасно кричать друг на друга, пойдем где-нибудь перекусим. Мы наверняка что-нибудь придумаем и отыщем эту треклятую книжку, только я есть хочу. А когда я хочу есть – я ничего толком не соображаю.
   – Я согласен, – кивнул Хисс. – Выбирай, какую таверну мы осчастливим нашим присутствием?
   Компаньоны огляделись по сторонам. Им не повезло – в этот ранний час на глаза не попалось ни одной гостеприимно распахнутой двери. Только на перекрестке возился около тележки, перебирая свежеиспеченный товар, торговец лепешками.
   – Самая свежая крольчатина! – Кэрли заунывно передразнила обычные выкрики уличных торговцев, и ехидно добавила: – Только вчера мяукала. Возьмем на пробу, авось, не отравимся?
   Пирожки, согласно шадизарским традициям, обильно начиненные мясом, кусочками сыра и колбасы, щедро пересыпанные горстями пряностей и залитые соусом, иногда вызывали рвоту не только у непривычных гостей Города Воров, но и его коренных обитателей, способных съесть что угодно и в каком угодно виде. Хиссу и Кэрли повезло. Их покупка казалась на вид вполне приемлемой для желудка и даже – о чудо из чудес! – была завернута в кулек, лихо свернутый торговцем из извлеченного из-под прилавка небрежно оторванного листа пергамента.
   – Хорошие манеры проникают даже в наш пропащий городишко, – высокопарно изрекла Кэрли, облизывая пальцы и указывая на пергаментный кулек. – Интересно только, какой несчастный труд завершил свою жизнь, став вместилищем для презренной пищи?
   – Это просто пустой листок, – Хисс развернул хрустящий сверток, заляпанный пятнами жира, и показал с обеих сторон напарнице. – На нем ничего не написано. Кэрли Бар-Азарак, поделись тайной – где ты научилась столь изысканно выражаться? «Презренная пища», надо же!
   – Ой, – сдавленно пискнула девушка и, наклонив голову, подозрительно вгляделась в желтоватый обрывок телячьей шкурки.
   – Что «ой»? – не понял Хисс.
   – Мне показалось… – растерянно начала
   Кэрли и перебила сама себя:
   – Нет, не показалось! Смотри!
   Выхватив лист, она торжествующе ткнула в проглядывающие сквозь масляные лужицы строчки.
   – Этого только что не было! А потом появилось!
   – Да? – Хисс наклонил лист так, чтобы на него падало побольше солнечного света. Верная боевая подруга не ошиблась: кое-где на пергаменте (видимо, под воздействием солнца) проступил текст, выполненный безукоризненной рукой опытного писца. Для записи использовались буквы общепринятого на Полуденном Побережье шемского алфавита, похожие на россыпь хитро выполненных крючков, закорючек и петель.
   Приятели озадаченно переглянулись и нагнулись над листом.
   Ближе к верхнему срезу страницы, там, где обычно размещается название новой главы, красовалась размашисто выполненная желтой и оранжевой красками надпись: «Кэтерлин-Нирена Бар-Азарак».
   – Эй, это ведь мое полное имя! – ошарашено пробормотала Кэрли.
   Дальше шли разрозненные обрывки строк и отдельные слова: «На Полуденном Побережье в году Белой Собаки», «так хотела стать чем-то большим», «мир за пределами крохотной деревни Кемиаль, где самым значительным событием в году полагали…» и отчетливо различимая длинная фраза: «Теперь она уверена, что прошлое никогда не вернется и ее надежды рано или поздно сбудутся. Во всяком случае, она собирается приложить для этого все возможные усилия».
   – Кемиаль – это где? – чуть заплетающимся языком спросил Хисс. Его приятельница, выглядевшая почему-то слегка испуганной и съежившейся, судорожно дернула плечом, прежде чем ответить:
   – Самая обычная рыбацкая деревушка, от Асгалуна тридцать лиг вдоль побережья Закатного Океана к полуночи. Провинция и глухомань, где меня угораздило появиться на свет. Когда мне стукнуло четырнадцать лет, я сбежала оттуда и отправилась поискать счастья в столице… – она тряхнула головой, приходя в себя, вцепилась в листок пергамента и яростно прошипела: – Откуда кому-то может быть известна моя жизнь?
   – Тихо, тихо, – Хисс осторожно забрал у явно потерявшей голову девушки драгоценный лист, а саму Кэрли втолкнул в образованный стенами высокого забора закуток, дабы ее крики не привлекли постороннего внимания. – Для начала постарайся успокоиться. Ты заметила, что сперва листок был совершенно чистым? Слова появились только после того, как я назвал тебя вслух. Что случится, если произнести еще чье-нибудь имя? Например…
   – …Лорна! – выпалила Кэрли и жадно уставилась на потрепанный кусочек пергамента.
   Шемские буквы словно подернулись тонким налетом серо-золотистого песка. Он засыпал предыдущий текст, закрутился крохотными воронками, на краткое мгновение имя Кэрли сменилось иным, выведенным резкими штрихами бритунийской грамоты: «Лоркана, дочь Хедда, из семьи…», затем лист свернулся в трубочку и рассыпался пригоршней мелкого шелестящего праха.
   – Почему ты назвала Лорну? – Хисс бездумно отряхнул ладони.
   – В голову пришло, – Кэрли чуть расширенными глазами, в которых мелькали искорки рассеянного безумия, следила за тем, как крохотный холмик песка разлетается по улице под порывами легкого ветра.
   – Стой здесь! – распорядился Хисс и, прячась за выступами стен, устремился к ничего не подозревающему торговцу пирожками, расхваливающему свой товар. Возник у него за спиной, присмотрелся к чему-то и вернулся обратно, доложив:
   – В повозке спрятан здоровенный том. Наш приятель выдирает из него листы и вертит из них кульки.
   – Мы должны его увидеть! – непререкаемым тоном заявила Кэрли и попыталась выбраться из своего убежища. Хисс мягко запихал ее обратно.
   – Ты что, намерена подойти и сказать: «Почтенный, дай-ка мне ту книжечку, что лежит у тебя под прилавком?» – язвительно вопросил он. – А потом закричишь: «Даю сто золотых, только продай ее мне!». Тут и скорбный рассудком догадается, что книга, за которую с легкостью отдают сотню империалов, вполне может стоить и сто пятьдесят, и пятьсот, и сколько угодно.
   – Тогда как нам быть? – Кэрли преданно взглянула на напарника, зная, с какой легкостью в его изобретательной голове рождаются замыслы обведения ближних своих вокруг пальца.
   – Причешись. Выпрямись. Поправь юбку, – распорядился Хисс. – Ты… – он задумался, потом размашисто кивнул. – Ты Юнра Тавилау, дочка Аземы Тавилау, главы книготорговой гильдии Шадизара, запомнила? Старого Азему знают все, хотя бы понаслышке.
   – Юнра Тавилау, – послушно повторила Кэрли. – Дальше что?
   – Дальше ты идешь к лавке, покупаешь пирожок, с отвращением грызешь его и между делом заводишь вежливый разговор о том, почему это уважаемый торговец настолько не испытывает трепета перед рукописями, что заворачивает в них свои дурно сляпанные лепешки. Заставь его показать тебе книгу, которую он прячет под прилавком. Если боится, пусть показывает, не выпуская из рук. Ты внимательно посмотришь, выразительно ахнешь и скажешь, что, возможно, это легендарный седьмой том «Исторических заметок» Фивана Герия Аквилонского, но ты не уверена. Вот если бы книгу увидел твой высокоученый папочка… Плети какую хочешь чепуху, главное – вымани его с улицы вон в тот проулок.
   – И?
   – И будь готова в случае чего бежать быстро и далеко.
   – Уж это тонкое искусство я давно освоила, – вздохнула Кэрли.

* * *

   Торговца пирожками звали Мизиль. Читать он не умел, считать – ровно до тридцати, ибо его выручка никогда не превышала этой скромной суммы, про Азему с Ишлаза слышал от своего двоюродного брата, водоноса на Каменном Рынке, и свято чтил Первый закон Шадизара – «никому не доверяй».
   Впрочем, Юнра Тавилау выглядела безобидной девицей, слегка помешанной на книгах, и в своих речах была весьма убедительна. От волнения она постоянно теребила вырез блузки, без того превышающий обычные представления о скромности, и Мизиль со смешком подумал, что месьор Тавилау, должно быть, не слишком озабочен надлежащим воспитанием дочери.
   Однако при своей неграмотности Мизиль не мог пожаловаться на отсутствие здравомыслия. В этой книге, которой так интересуется молодая госпожа, ровным счетом ничего не написано. Да-да, можете сами посмотреть и убедиться. Совершенно пустая книга. Где он ее взял? Странная такая история приключилась. Хотите пирожок? С черносливом? Или лучше с изюмом?
   Так вот, книгу эту Мизиль честно купил ровно за пять серебряных монет у свояка, что служит в таможенной охране на Карпашских воротах. К свояку же книжка угодила вовсе диковинным промыслом.
   Слышали, недавно задержали гномский караван, под завязку наполненный краденым людским добром? Свояк как раз в карауле стоял, когда это все происходило. Пока то, пока се, господин верховный дознаватель бегает, распоряжается, гномы вопят, кого-то ловят, фургоны досматривают, стражники, не будь дураки, прихватили себе кое-чего по мелочи. Свояк вот сцапал вазочку чеканного серебра, кинжал кривой, с бирюзовыми накладками, и вот эту книгу. Думал продать кому-нибудь на Ишлазе. Глянь – в книге-то одни пустые странички. Кто такую возьмет? Разве что Мизиль, пирожки заворачивать. Жалко, конечно, хорошую вещь не надлежащим образом использовать.
   Обложка наверняка старинная – кожа черная, потрескавшаяся, и замочки бронзовые позеленели. Но кульки из страниц накручиваются просто замечательно – пергамент хороший, плотный…
   Поскольку Мизиль напрочь не желал покидать уютное место за тачкой с пирожками, в действие вступил план, условно называемый «Помогите заблудшему».
   Кто-то хлопнул увлеченно рассуждавшего торговца по плечу. Некий житель славного города Шадизара заплутал в квартале Сахиль и желал бы узнать, где находится Кривоколенный переулок. Мизиль и Кэрли, перебивая друг друга, принялись объяснять. К ним немедля присоединились проходивший мимо медник, старьевщик с полной корзиной тряпья, мальчишка-посыльный и торговка яблоками.
   Когда же шумный спор завершился и его участники разошлись, Юнра Тавилау ушла своей дорогой, искавший дорогу незнакомец – своей. Мизиль покатил тележку дальше, но, намереваясь обслужить очередного покупателя, внезапно обнаружил, что толстая книга в черном переплете претерпела чудесные изменения. Теперь ее от начала до конца заполнял текст, перемежаемый непонятными картинками, изображениями пентаграмм и диковинных созданий. Мизиль поскреб в затылке, без труда догадавшись, что книгу подменили. Только зачем? Почему просто не украли?
   Не найдя ответа, он следующим же вечером продал книгу с пентаграммами в книжную лавку на Ишлазе, выбрав ту, что казалась побогаче.
   Книга стоила ровно сто золотых империалов. Мизиль никогда не видел и не держал в руках такой суммы, но распорядился ею вполне разумно – приобрел хлебную лавку, с намерением стать из презираемого уличного торговца достойным купцом.
   Спустя пять лет он добился желаемого.
   Застежки книги имели вид сомкнутых человеческих рук, и открывались без всяких усилий. Хисс пролистал книгу от начала до конца, убедившись, что торговец сказал чистую правду – на чуть шершавых страницах не имелось ни одной буквы, ни единой строчки. Только еле заметный мелкий песок, забившийся в переплет да порой слетающий с переворачиваемых страниц.
   – Кэтерлин-Нирена Бар-Азарак, – отчетливо произнесла Кэрли, смотревшая через плечо приятеля.
   Книга, лежавшая в развернутом виде на коленях у Хисса, зашелестела – еле различимый шорох пробегающего по выгоревшей сухой траве ветра. Страницы трепетали, медленно поднимаясь, изгибаясь и перекладываясь на другую сторону. Фолиант листал сам себя – от середины к концу, пока не остановился на нужном месте. Золотистые песчинки заплясали по изначально пустой странице, начавшей постепенно заполняться словами, словно кто-то невидимый старательно выписывал букву за буквой, фразу за фразой.
   Компаньоны заворожено читали:
   «Кэтерлин-Нирена Бар-Азарак. Родилась в третий день второй летней луны в шемской деревне Кемиаль на Полуденном Побережье в году Белой Собаки, по аквилонскому же счету – в 1244. Рожденная в большой и не слишком процветающей семье, ненавидела две вещи – нужду и безвестность, однако именно они неотступно преследовали ее в первые годы жизни. Ее ждала судьба всех деревенских девочек: хлопоты по дому, торговля на рыбном рынке, замужество с человеком, выбранным семьей, рождение детей, воспитание потомства и скорая смерть под грузом обыденных забот. Однако маленькая Кэтерлин-Нирена хотела стать чем-то большим, нежели ее приятельницы. Ее тянул к себе огромный мир за пределами крохотной деревни Кемиаль, где самым значительным событием полагали ежегодную ярмарку в Дни Осеннего Прилива или поездку к родственникам в близлежащий городок Тариат.
   В четырнадцать лет Кэтерлин-Нирена бежала из дома вместе с проезжим караваном, направлявшимся в Асгалун. Она сумела расположить к себе жену старшего караванщика и нанялась к ней служанкой. До пятнадцати лет Кэтерлин-Нирена (взявшая себе имя Нира) прожила в Асгалуне, учась всему, что положено знать благовоспитанной девице и надеясь обрести свое счастье в замужестве с состоятельным человеком. Так Нира познакомилась с Аборланом Бар-Ицциком, приказчиком богатой торговой артели «Гамилькар», убедившим ее помочь в изготовлении поддельных заемных писем артели. Обманом заполучив сумму в двести сорок пять золотых шемских сиклей, Нира рассталась со своим поклонником, сменила имя, став девицей Линной, и в начале 1260 года по основанию Аквилонии открыла собственное дело…»
   – Лавку по торговле тканями, – Кэрли протянула руку, звякнув медными браслетами и перелистав несколько страниц, – я продержалась ровно три луны, потом мой промысел прогорел. Я продала лавку и занялась поисками своего места в мире. Была содержанкой, нянькой у детей одной весьма милой дамы, шлюхой в портовой таверне, создательницей фальшивых векселей, подружкой аргосского корабельщика – он увез меня из Асгалуна в Мессантию – актрисой в уличном театре, воровкой… Сумела вместе с дружком пристроиться служанкой во дворец, откуда мы стянули местную достопримечательность, сапфир «Морская Дева», продали его зингарскому перекупщику, едва не попались и разбежались по разным странам…
   Кэрли говорила все быстрее и быстрее, и Хисс понял, что сейчас его напарница либо закатит истерику, либо ударится в горькие слезы по своей нескладной судьбе.
   – Кому сейчас легко? – философски вопросил он, прервав неожиданную исповедь девушки. – В конце концов, ты отчасти добилась своего. Ты не бедствуешь, тебя знают и уважают, у тебя даже есть друзья – чего еще желать?
   – Ну… наверное, – растерянно согласилась Кэрли и опасливо покосилась на книгу.
   – Не наверно, а точно! – убежденно заявил Хисс. – Поэтому не вздумай хныкать. Давай лучше посмотрим, что за чудо нам досталось.
   Он распахнул фолиант на титульном листе – нетронутом, бледно-желтоватом – затем озадаченно почесал кончик носа и нерешительно спросил:
   – А как зовут тебя? Именно тебя, книгу? Кто тебя написал?
   По пергаменту с шорохом пронеслась неразличимая человеческим глазом волна, оставив после себя три броских слова, начерченных алыми и золотыми буквами: «Россыпь сочтенных песчинок». В нижней трети страницы возник искусно выполненный тонкими линиями рисунок – круг солнечных часов, стрелка в виде устремленного к небу меча, отбрасываемая ею золотая тень почти достигла полудня.
   Кэрли шумно сглотнула.
   – Я сплю, – шепотом произнесла она.
   – И тебе снится кошмар, – поддержал Хисс. – Причем этот кошмар вижу и я. Хватит смелости спросить еще про кого-нибудь?
   – Малыш, – брякнула девушка. Книга осталась неподвижной.
   – Не работает! – искренне огорчилась Кэрли.
   – Может, ей нужно не прозвище, а настоящее имя? – предположил Хисс. – Как на самом деле зовут Малыша? Он говорил, какое-то короткое варварское имечко…
   – Конан, – вспомнила девушка.
   Страницы ожили, поспешно сменяя одна другую. Фолиант добрался по последней трети и замер. Невидимая рука густо обмакнула кисть в темно-синюю краску, выведя в начале листа буквы, похожие на нордхеймский рунический алфавит, напоминавший набор прямых линий, перечеркнутых направленными в разные стороны ветвями. Из букв сложилось требуемое имя, «Конан Канах», затем заструился текст, написанный на аквилонском:
   «Он родился в 1249 году в горах Киммерии, во время зимнего новолуния, в маленьком, затерянном среди ущелий и долин селении Гленнах, в семье кузнеца. Его воспитателями были и остаются непогода, кулак и меч, а силой, толкающей вперед – собственное любопытство. Он стремится получить от мира все и готов платить за знание всем, что у него есть. Пройденная им дорога пока коротка, однако на ней уже нашлось место и смертям, и потерям, и победам, и поражениям. Сейчас он обитает в Шадизаре, и этот город станет для него местом начала новой жизни – яркой, как вспышка далекого костра в ночи».
   – Коротко и емко, – заметил Хисс. – Значит, Малышу действительно всего пятнадцать от роду. Однако тут почему-то не сказано, с какой радости он покинул свои родные горы и что с ним происходило, пока он не добрался до Шадизара.
   – Значит, имелась веская причина, – отмахнулась Кэрли, вошедшая во вкус. – Давай попробуем еще разок! Похоже, в этой книге записано все про всех! Ну-ка… Кодо!
   Незамедлительно выяснилось, что подлинное имя Ночного Кошмара – Коддрак Сиверн и ему ровно тридцать пять лет. Книга описывала Кодо как человека, пытающегося никому не показывать своей внутренней сущности и старающегося казаться намного хуже, чем он есть. Перечислялись вершины, взятые Кодо по пути «наверх»: предводитель уличной шайки подростков, вышибала в таверне «Красный бык», охранник лавок на Каменном рынке, вначале приятель, затем помощник одного из людей Назирхата уль-Вади, нынче – глава маленького отряда по сбору налогов с жителей квартала Нарикано в пользу уль-Вади и правая рука старшины квартала. Также говорилось о том, что Кодо Ходячий Кошмар втайне от своего покровителя оказывает постоянную поддержку обществу «Друзья Нуждающихся» и на его средства содержится приют для брошенных детей, расположенный в квартале Сахиль, Нижний Боенский проезд, второй дом по правой стороне.
   – Кодо и «Друзья Нуждающихся»? – Кэрли показалось, что ей изменило зрение. – Кодо и благотворительность? Никогда бы не подумала… Может, это он в память о бедном детстве?
   – Жутковатое творение, – Хисс потянулся закрыть фолиант, но, не выдержав искушения, произнес: – Аластор!
   «Аластор Кайлиени, появился на свет в 1238 году в Шеме, место рождения находится на караванной дороге между городами Шушан и Эрук. Мошенник по призванию, авантюрист по складу характера, вор – из тяги к острым ощущениям. Нынешнее место проживания – Шадизар», – неожиданно кратко отозвалась Книга. Незримый писец мгновение поразмыслил и добавил: – «Честолюбив, азартен, одинок, мечтает обзавестись семьей, привязан к своим друзьям, имеет большой круг врагов, однако не мстителен».
   – Немного, – с сожалением сказал Хисс. – Я-то рассчитывал узнать, каким образом он умудрился проникнуть в недосягаемые кладовые торговых домов Ианты…
   – Интересно, а если назвать имя человека, живущего не в Шадизаре, то каким тогда будет ответ? – задумчиво произнесла Кэрли. – Или, допустим, спросить про кого-нибудь, кто уже умер? Ой, как думаешь, что напишет Книга, если назвать имя кого-нибудь из богов? Давай попробуем!
   – Не рискуй по пустякам, – нарочито сердитым тоном проворчал Хисс, однако неугомонная подружка уже наклонилась над Книгой, проговорив:
   – Иштар!
   Над страницами взмыл крохотный песчаный вихрь, сложившийся в ярко-красные, трепещущие пламенем буквы, наискось перечеркнувшие лист:
   – «Никогда не задавай вопрос, если не уверена, сможешь ли осмыслить ответ!»
   – Получила? – ядовито спросил Хисс, когда напарница, сдавленно вскрикнув, отпрянула назад. – Совершенно правильно сказано – не лезь туда, где ничего не смыслишь.
   Кэрли обиженно надулась. Ее приятель задумчиво перебирал пустые листы, на самом деле хранившие в себе жизнеописания множества людей, и вполголоса напевал обрывок неведомо как запавшей ему в память песни:

 
Катись, моя кибитка,
По лезвию ножа.
Холщовая накидка,
Песчаная скрижаль.
Пока еще трубит призывно рог,
Пока что живы имена и лица,
Читайте в колеях больших дорог
Скрижалей наших пыльные страницы…^[1]
 

   – Хисс, – окликнула Кэрли, – как полагаешь, этот Леук – кто он такой? Колдун? Он ищет книгу для себя или для кого-то? Не содрать ли нам с него побольше, раз он такой богатый? Хисс? Что с тобой?..
   Книга встрепенулась. С шорохом опадающих осенних листьев захлопали переворачивающиеся страницы, пока не открыли коричнево-зеленую надпись и строгие линии немедийских букв:
   – «Хэлкарс Целлиг, седьмой барон Альстейнский.
   Родился в двадцать восьмой день Первой весенней луны 1240 года в Альстейне, фамильном поместье, расположенным в краю Соленых Озер Немедии. С начала 1257 года находился в Бельверусе, служа при королевском дворе оруженосцем старшего брата. После рыцарского посвящения благодаря незаурядным способностям был замечен герцогом Лавароном, главой Вертрауэна, тайной немедийской службы, и перешел под его руку, став помощником хранителя Большого архива.
   Весной 1261 года был уличен в прелюбодейской связи с графиней Ориенной ди Илькар и на поединке чести убил ее законного супруга. В это же время месьор Лаварон установил, что барон Целлиг, обремененный игорными долгами и содержанками, перепродает тайны Пятого Департамента аквилонским лазутчикам. Опасаясь мести герцога, Целлиг бежал на Восход, укрывшись в столице Заморийского протектората, городе Шадизаре. Там его дважды (третья осенняя луна 1261 года и первая зимняя луна 1262 года) настигали посланники Вертрауэна, от которых он сумел избавиться.
   Летом 1261 года Суд Высшей Палаты приговорил Целлига к лишению права ношения герба и удалил его имя из списков немедийского дворянства. В настоящее время Хэлкарс Целлиг известен как мошенник Хисс Змеиный Язык».
   – Это правда? – Кэрли растерянно моргнула. – Хисс, это правда?
   – Совершеннейшая, – чужим, заледеневшим голосом отозвался Хисс. Он разжал руки и тяжелая книга упала, распластавшись на теплых камнях мостовой Шадизара. – От первого до последнего слова.

   Во всем Шадизаре не нашлось бы человека несчастливее, чем неприметная с виду девица по имени Ильха Нираель. Она принадлежала к тем удивительно бесталанным созданиям, которым от рождения предугадано спотыкаться на ровном месте, опаздывать на любые встречи, пытаться входить в запертые двери и с лучшими побуждениями встревать в глупейшие истории.
   У нее никогда не получалось довершить начатое до конца или толково выполнить порученное. Она и жизнь-то свою не могла наладить – вечно доверялась не тем людям, теряла чужие деньги, связывалась с заведомыми мошенниками и по неосторожности выбалтывала доверенные секреты. Она отчаянно старалась быть такой, как ее двоюродные сестренки, но проходил день-другой – и сшитое ею платье расползалось по швам, а выпеченный пирог оказывался несъедобным. Ее ставили за прилавок с фруктами – и обнаруживали недостачу, ибо девчонка либо отпускала в долг, либо путалась с расчетами. Сажали вышивать бисером, но нитки в ее руках тут же превращались в клубок змей, а бусины злонамеренно раскатывались по комнатам. Доверенные ее попечению соседские дети непременно обжирались зеленых груш или убегали со двора, оказываясь под колесами проезжавшей мимо телеги.
   Ильха взирала на творимые ею разрушения в детстве – с тихим отчаянием, повзрослев – со смирением. Ни она сама, ни ее знакомые не могли понять, отчего девочку преследуют разнообразные несчастья. Воспитывавшая Ильху тетка со знанием дела утверждала, что у племянницы просто-напросто руки воткнуты не тем концом и голова набекрень. В точности как у покойной матушки. Не говоря уж про папашу, славного неизменными проигрышами в любые азартные игры – от простейших «трех скорлупок» до запутанного туранского акчиграка.
   К совершеннолетию Ильхи семейство Нираель с горечью признало: оно породило истинную неудачницу. Неудачницу во всем, от хозяйственных дел до внешности. Природа вроде бы не обделила девушку, однако не позаботилась расположить ее черты в надлежащем согласии.
   С первого взгляда Ильху называли «миленькой», со второго же замечали, что рот у нее крупноват, нос слишком велик, скулы остро выдаются вперед, а края глаз скошены вниз, придавая лицу навечно застывшее выражение растерянного удивления. Вдобавок девочка выросла сухопарой и напрочь лишенной женской грации.
   Устав подсчитывать убытки от приносимых ею неурядиц и вконец отчаявшись спихнуть эдакое чудо замуж, семья выставила Ильху за дверь. Ради приличия девушку снабдили небольшой суммой золотых монет и устроили на работу в прачечную, рассудив, что в таком ремесле трудно что-либо испортить.
   Как бы не так!
   На следующий же день горевшая стремлением показать себя с наилучшей стороны Ильха опрокинула лохань с горячим настоем ивовой коры, ошпарив ноги трем оказавшимся поблизости прачкам и безнадежно испортив отданные в стирку кружевные наряды богатой куртизанки Риретты.
   После надлежащего скандала Ильху, само собой, рассчитали.
   Подобные истории повторялись всюду, куда бы судьба не забрасывала невезучую девицу из старинной шадизарской семьи Нираелей.
   Став танцовщицей в таверне «Золотой павлин», Ильха в один из вечеров поскользнулась, потеряла равновесие и приземлилась точнехонько на стол, за которым закусывали грозный Назирхат уль-Вади и его гости. Будучи служанкой в доме процветающего ростовщика Фаракеша, разбила драгоценную вазу аргосского цветного стекла. Ее выпороли, но простили. Ильха, отчаянно пытаясь убедить хозяев в своей полезности, по недосмотру смахнула на пол серебряную монетку достоинством в один дебен – талисман Фаракеша, с которого начали складываться его богатства. Закатившуюся в щель между половицами монету искало все семейство, слуги и домочадцы, но так и не нашли. Почтенного ростовщика хватил удар. Ильха Нираель снова очутилась на улице – без денег и без маленького сундука с личными вещами.
   Девица оказалась упрямой, снова и снова пытаясь совладать со своей невезучестью. Однако хрупкие предметы в ее руках продолжали ломаться, тарелки и кружки неумолимо падали на пол, вино лилось мимо чаши, отданные взаймы деньги не возвращались, края одежды неумолимо цеплялись за торчащие гвозди, а время шло.
   Ильхе Неудачнице, как ее звали в глаза и за глаза, стукнуло двадцать три года. Надежды угасали, как угольки в залитом водой костре. Девица Нираель прозябала, с горем пополам занимаясь древнейшим женским ремеслом. Здесь ей тоже не везло. Более нахальные красотки отбивали клиентов, дружки-покровители отбирали выручку, которой и без того насчитывалось маловато, а сообразительные охотники до дармовщины быстро смекнули, что, коли поведать Ильхе душещипательную и трогательную историю, всегда можно рассчитывать на ее сочувствие и бесплатную ночку.
   Две луны тому небеса смилостивились, решив дать Ильхе последнюю возможность проявить себя. Дружок пристроил ее в веселый дом на Ак-Сорельяне. Конечно, это был не «Алмазный водопад», всего лишь скромный приют радости в нижней части улицы Соблазнов, но Ильха воспрянула разочарованной душой и преисполнилась решимости на сей раз не ударить в грязь лицом.
   Седмицу назад хозяйка заведения с грохотом распахнула дверь крохотной комнатушки, отведенной новой девице, и громогласно объявила – с нее довольно! Видит Иштар, она честно пыталась относиться к этой ошибке богов с пониманием и снисхождением. Однако человеческое терпение имеет пределы! Здесь приличный бордель, а не благотворительное общество! Она, достопочтенная Марша Хин, не намерена и впредь содержать за свой счет никчемную девчонку со сворой ее прихлебателей! Приличных посетителей в этот хлев силком не затащишь, зато всякие бездельники таскаются, как к себе домой! Нашептывают великовозрастной дурочке в уши сказочки о своей пропащей жизни, а та, окончательно ополоумев, кормит их, ссужает деньгами и обслуживает задарма!
   – От тебя никакой пользы! – завершила обличающую речь госпожа Марша. Ильха понятливо вздохнула и принялась собираться.
   Дружок, к которому она явилась с горестной новостью об изгнании с Ак-Сорельяны, сказал то же самое:
   – Да ты, смотрю, вовсе спятила? Я бегаю, как осел со стручком перца в заднице, хлопочу, отсыпаю этой жирной сволочи Марше полный кошель империалов, чтобы тебя приняли, а ты вот как решила отблагодарить за заботы?
   – Но я… – робко заикнулась Ильха.
   – Сгинь! – потребовал бывший сердечный друг. – И больше мне на глаза не попадайся!
   Ильха ушла – что же ей еще оставалось делать?
   По здравому размышлению впереди ее ожидало тусклое существование сначала в роли дешевой уличной проститутки, затем опустившейся стареющей нищенки. Все ее земное имущество составлял кривобокий сундук с потрепанными нарядами, три серебряных монеты да прикормленный за время жизни в заведении черный в рыжую полоску тощий кот, прозванный ею Тиллем. Однажды Ильха видела редкую стигийскую монету подобного наименования, где на оборотной стороне восседала надменная кошка в короне. На морде Тилля иногда появлялось схожее выражение, особенно если ему удавалось стащить у уличного разносчика кусок мяса или куриную ножку.
   – Что будем делать? – спросила она у кота. Собратья по несчастью сидели на продавленной крышке сундука, а сам сундук торчал на задворках недосягаемой отныне улицы Соблазнов.
   Зверь, разумеется, не ответил, занятый тщательным вылизыванием ободранного в драках хвоста. Ильха почесала его за ухом, дернула себя за кончик жидковатой косы тусклого коричного оттенка, и тоскливо задумалась.
   Снова становится шлюхой она не хотела. Падать в ноги родственникам? Выгонят. В лучшем случае – дадут немного денег. Идти к Каменному рынку, где устроена площадка для ищущих наемной работы, встать там и покричать: «Не нужна ли кому служанка с дырявыми руками и бестолковой головой?»
   Она знала место, где, возможно, ее примут без лишних вопросов. Большая митрианская обитель на полуночной окраине города. Что ж, быть послушницей не так уж плохо. Крыша над головой, еда, а с порученной ей работой она как-нибудь справится. Огород вскапывать или, скажем, полы мыть. Иное дело, что Ильху совсем не привлекала жизнь в четырех стенах обители, черное мешковидное облачение и полное отсутствие каких-либо радостей.
   – Хоть вешайся, – безрадостно поделилась с котом девица Нираель. Тилль открыл пасть, издав хрипло-согласное «Мяу!».
   Идею повеситься Ильха тоже отвергла. Во-первых, ей говорили, что это очень больно. Во-вторых, она здраво предположила, что с ее «удачливостью» либо веревка оборвется, либо сломается ветка, к которой она привяжет эту самую веревку, либо выяснится, что она неправильно затянула узел и ей выпадет уныло барахтаться в воздухе под жизнерадостный хохот зевак.
   Представив эту картину, Ильха вздрогнула.
   – Нет, так на Пустые Равнины я добираться не стану, – заявила она коту. – Я знаю, что сделаю! Пойду и напьюсь! Вдрызг!
   Втайне Ильха надеялась, что ее неудачливость тут окажется полезной. Ведь, будучи пьяной, она вполне может упасть в канаву и захлебнуться. Или ее подвернуться под руку ссорящимся ворам. Или… Мало ли что может произойти в таком городе, как Шадизар?
   Правда, тут ее ждала новая трудность. Желудок Ильхи напрочь не выносил дешевых туранских и шемских вин, соглашаясь принимать лишь сладкие офирские настойки, стоившие не меньше серебряной монеты за кувшин. Трех кувшинов наверняка не хватит. Поколебавшись, Ильха слезла с сундука, согнала кота и принялась рыться в тряпках. Выбрав наиболее хорошо сохранившиеся платья, небрежно связала их в узел и отправилась на поиски старьевщика. Кот вприпрыжку побежал следом. Сундук остался стоять нараспашку.

* * *

   Ей приснился кошмар – она сорвалась с вершины отвесной скалы, но, вместо того, чтобы разбиться о торчавшие внизу камни, полетела вверх и упала в непрерывно вращающийся облачный водоворот. Ее мотало и швыряло из стороны в сторону, так что голова грозила вот-вот оторваться, а где-то неподалеку раскатистый голос вещал о мирах, странствующих по глади небесных сфер и пылающих вечных звездах.
   – Ой, да заткнись ты! – пробормотала Ильха, просыпаясь и осознавая, что ей снова не повезло. У нее жутко болела голова, урчало в животе и, как это не печально, она оставалась в мире живых. – У человека похмелье, а всякие недоумки вопят тут над ухом…
   Встав на четвереньки, она поползла куда-то и врезалась головой в некую преграду.
   – Вот и звезды, – уныло признала Ильха, когда перед глазами весело замельтешили разноцветные искорки. Она села, привалясь к стене. Вокруг стояла темнота – то ли непроглядная ночь, то ли она забралась в какое-то неосвещенное помещение. – Единственные звезды, которые я видела в своей жизни. Забавно, правда? Прожить на земле двадцать с лишком лет, ни разу не задирая головы к небу. Чего там хорошего, в этом небе? Если не солнце до одурения, то солнце до ослепления. И дождей у нас не бывает. Почти не бывает.
   Она не понимала, к кому обращается – к себе, к наверняка потерявшемуся Тиллю или к приснившемуся голосу. Просто ворчала вслух, тихо страдая и перебирая совершенные оплошности.
   – И так всегда! Дзин-нь – и нету у старого скряги чаши ценой в сто золотых. Почему? Одна благонамеренная дурочка хотела вытереть с нее пыль. Дзин-нь – и у расфуфыренной дамочки нет лучшего наряда. Потому что кое-кто, пытаясь всего лишь пришить тесьму, ненароком уронил сей наряд в чан с помоями, представляешь? Дзин-нь – и кто-то вылетает на улицу, ибо по доброте душевной, но скорее по глупости тянет на своей шее дармоедов, которым самим лень почесаться… Чего говорить! – она в отчаянье махнула рукой. – Одно слово – пропащая неудачница. Да-да, – она попыталась выпрямиться и гордо задрать подбородок. – Я именно такая! Я, Ильха Нираель из Шадизара, самая большая неудачница в мире! Эй, где здесь выход?
   Голова прояснилась. Ильха сообразила, что сидит в углу какой-то крохотной узкой каморки с необычно высоким потолком. Слева от нее виднелась неширокая стрельчатая щель, через которую просачивались косые солнечные лучи – дверца или окно. Пол помещеньица, насколько разглядела изрядно растерянная девица, складывался из чередующихся плит черного и белого камня, стены – гладкие, полированные, тоже каменные. Куда это ее занесло? На подвал непохоже, на тюремную камеру – тоже. Надо выбираться, пока никто не заметил и не выгнал. Еще окажется, что ее с пьяных глаз занесло, скажем, на Кладбище-под-Платанами, и она славно переночевала в чьем-то фамильном склепе.
   Едва не застряв в проеме, Ильха вылезла наружу. Огляделась. Увидела заросший лопухами и полынью пустырь, парочку бродящих вокруг колышка коз, крыши спрятавшихся за глинобитными заборами приземистых домиков. Очертания просевшей городской стены. Окраины на полуночном восходе, задворки кварталов Нарикано или Менжди.
   – Мяу! – из-под лопухового листа высунулась недовольная морда Тилля.
   – Как ты сюда попал? – изумилась Ильха. – Что, так и ходил за мной? А какой сегодня день, хотелось бы знать?
   Она повернулась, дабы узнать, что послужило ей приютом. Увидев, растерянно подняла брови и склонила голову набок. Недоверчиво присвистнула сквозь зубы. Осторожно потрогала пальцем холодную кладку.
   Перед ней возвышалось нечто, смахивающее на молельню или маленький придорожный алтарь в честь кого-то из божеств. Сооружение высотой в два человеческих роста, вырубленное из блоков черно-синеватого с серебристыми прожилками камня. По углам – четыре витые колонны дымчато-серого хрусталя или стекла. Остроконечная черепичная крыша цвета мореного красного дерева. На самой маковке горит ослепительно блестящий тонкий шпиль. Единственный проход – тот, через который вышла Ильха – обрамлен плоскими колоннами и украшен строгим портиком. На фронтоне что-то вырублено.
   Донельзя удивленная девушка подошла поближе и встала на цыпочки, чтобы рассмотреть символ. Глаз. Выпуклый, широко распахнутый глаз. Вместо зрачка вставлен граненый плоский камешек, отливающий густыми винно-красными бликами.
   Тилль безмятежно почесал растопыренные усы о бордюр в нижней части колонны. Ильха несколько успокоилась. Раз животное не боится, значит, в этой диковинной штуке не заключено никаких злых сил. Но кому пришла в голову сумасбродная мысль возвести посреди пустыря капище? Да еще посвященное непонятно какому божеству из бесконечного пантеона Материка?
   Из любопытства Ильха обошла молельню по кругу, наткнувшись на еще одну загадочную вещь – кое-где возле фундамента росли маки невиданного темно-фиолетового, почти черного цвета. Девушке стало жутковато. Изящное строение из черного мрамора смотрелось посреди обыденного пустыря дико и непривычно. Допустим, как если бы слоняющиеся вокруг козы начали рычать или на городскую площадь шлепнулся огнедышащий дракон.
   – Спасибо за ночлег, а теперь я пойду, ладно? – нерешительно обратилась она к глазу на фронтоне и осторожно попятилась.
   Каменные веки внезапно дрогнули. Верхнее резво соскользнуло вниз по выпуклому зрачку, поднялось обратно и повторило это действо несколько раз, в точности уподобясь моргающему спросонья человеку.
   Ильха ойкнула и плюхнулась в жесткую траву. Ей стоило бы по-настоящему испугаться, а она ощутила невероятное облегчение. Все встало на свои места. Наконец-то ей хоть раз в жизни что-то удалось! Она напилась, и у нее наступила белая горячка! Ей мерещится. Ничего страшного. Пройдет.
   Поэтому девушка без всякого испуга, но даже с интересом смотрела, как глаз, изучая окружающий мир, вращается туда-сюда, как искрится драгоценный зрачок, то заслоняемый веком, то вновь открывающийся. Кот тем временем обнаружил проход внутрь молельни, старательно принюхался, но войти не решился.
   Проморгавшись, темно-алый Глаз уставился на Ильху – как ей показалось, вопросительно. Та глуповато хихикнула и помахала ему рукой.
   – В небытии не обретешь бытия, пребывая во мраке, не познаешь света, – внушительно изрек голос, признанный Ильхой за тот самый, что слышался ей во сне.
   – Только не надо опять все сначала, – недовольно скривилась девушка. – Это я уже слышала. Ясные звездочки, небеса в огне и… – она нахмурилась, вспоминая проповедь из кошмара, – ага, про вечное сражение мрака и света тоже не стоит. Я этого не понимаю и, честно говоря, мне наплевать на свет, тьму и ихние драки. Да! – в доказательство слов она размашисто кивнула и пожалела: – Я думала, белая горячка – это интереснее. Ладно, голос непонятно откуда и живой глаз из камня тоже сойдут. Скажи еще чего-нибудь, только не слишком заумное, а?
   – Ты, дитя, полагаешь меня плодом своего воображения, возбужденного излишним потреблением горячительных напитков? – интонация Голоса сменилась с возвышенно-отрешенной на ироническую.
   – Конечно! – радостно согласилась Ильха. – Молельни не разговаривают. Если же разговаривают, значит, перед нами чудо или какая-то хитрость жрецов. Чудес я не стою, да и устраивать ради меня такое представление не будут. Значит, ты мне кажешься. Или?.. – она попыталась встать, дабы получше осмотреть фундамент здания, но снова шлепнулась на землю. – Или там кто-то прячется? В подвале? Вылезай! Нечестно обманывать бедную пьяную женщину!
   – Пить, между прочим, вредно, – наставительно заметил Голос.
   – Без тебя знаю, – огрызнулась Ильха. – Так ты есть или тебя нет?
   – Смотря что понимать под словами «есть» и «нет», – задумчиво откликнулся Голос. Глаз снова моргнул и слегка развернулся, чтобы лучше видеть собеседницу. – Я осознаю себя как разумное создание, но, скажем, затрудняюсь определить свое место в пространстве и времени. Ты, надо полагать, видишь перед собой предмет, изначально относимый твоими сородичами к разряду неодушевленных, и потому не в силах принять мысль о том, что таковой предмет способен… Погоди, как ты определяешь и называешь сама себя? Или, допустим, вон то маленькое создание, которое пребывает на грани моего видения?
   – Я человек, – уверенно сказала Ильха. – Женщина. Меня зовут Ильха Нираель. А он – кот. Домашнее животное. Тилль, а ну брысь оттудова!
   – Какова разница между существами, обозначаемыми тобой «человек» и «животное»? – мгновенно подбросил новый вопрос Голос. Ильха смирилась с тем, что он – не ее выдумка, и старательно задумалась, пытаясь ответить поточнее.
   – Та-ак… Я, которая человек, умею разговаривать с себе подобными, думать, воображать, придумывать то, чего на самом деле нету, заранее представлять свои поступки… э-э… что еще? Ах да! – она вспомнила подхваченную где-то фразу, показавшуюся ей чрезвычайно умной и загадочной: – У меня есть душа и разум, я могу чему-то научиться. Оно, животное, имеет только данные от рождения умения и никак их не развивает. Оно простое. Его кошачий дедушка ловил мышей, и прадедушка ловил мышей, и пра-пра-предок ловил мышей, и он будет ловить этих мышей тем же самым способом, вот! А человек может придумать мышеловку, чтобы…
   Ильха остановилась перевести дыхание. Никогда раньше ей не приходилось так много и быстро соображать, причем не на простенькую тему, сколько и чего купить, да еще укладывать неподатливые мысли в слова.
   Голос ничего не ответил. Глаз опять моргнул. Тилль, поняв, что хозяйка застряла тут надолго, мяукнул, сел и принялся мыть лапой морду.
   – Ты чего все время моргаешь? – по-хозяйски осведомилась Ильха.
   – Песок ветром заносит, – как-то растерянно отозвался Голос.
   Девушка решительно сорвала лист лопуха побольше, встала, забралась на приступку колонны и, дотянувшись, старательно вытерла окружность Глаза от налипших песчинок. Рубиновый зрачок удивленно скосился на нее. Ильха присмотрелась и заметила в глубине багрового кристалла мерцающие и плавно перемещающиеся с место на место серебристые искорки.
   – Я думаю, ты какой-то дух, – заявила она, спрыгнув на землю. – Дух, загнанный либо в эту молельню, – она звонко шлепнула ладонью по холодной стене, – либо в тот камень, которым ты смотришь.
   – Что такое «дух»? Нечто общее с тем, что ты называешь «душой»?
   – Ну… Духи – они вроде как боги, только не такие могущественные. Ты какое-нибудь чудо можешь сотворить? Скажем, превратить вот этот лопух, – она подняла скомканный зеленый лист, – в золотой? Или сделать так, чтобы Тилль вырос до размеров тигра?
   – Наверное, нет, – после долгого раздумья признал Голос. – Зачем тебе понадобилось чудо, дитя?
   – Да не мне! – удивилась бестолковости обитающего в черной молельне духа Ильха. – Тебе! Ты хоть представляешь, где находишься и на что похож?
   – Признаться, пока не очень…
   – Ты торчишь на пустыре городка под названием Шадизар, что в стране Заморе, – терпеливо растолковала девушка, присаживаясь напротив узкой двери. – С виду ты – капище из темного мрамора. На макушке у тебя торчит шпиль, вроде как серебряный, а над входом вырублено изображение глаза. Глаз смахивает на живой. Еще откуда-то изнутри тебя доносится голос. Даже для нашего изрядно взбалмошного города ты представляешь удивительное зрелище. Если бы ты умел что-нибудь делать… – от нехватки слов она выразительно потрясла кистями, – такое, что можно увидеть или потрогать руками… Я бы могла сочинить историю и объявить тебя храмом какого-нибудь еще не принятого здесь божества. Нам бы для начала хоть самое крохотное чудо, чтобы произвести нужное впечатление. Потом слухи сами разлетятся. Вот… – она замялась. – Ну, скажем, если бы ты смог избавить меня от постоянной неудачливости…
   – Такой вещи, как удача или неудача, не существует! – оглушительно громыхнул Голос. Ильха дернулась, кот смерил молельню презрительным взглядом. – Есть лишь то, что мы и окружающие нас создания внушают себе о собственных душевных качествах, достоинствах и недостатках!..
   Девица Нираель замерла.
   Что-то в услышанном задело в ее душе еще никогда не пробуждавшуюся струну, и та зазвенела колокольчиком на шее у козы. Нет, по-иному! Как серебряный бубенец, что поет на сбруе породистой лошади или трепещет на запястье танцовщицы.
   – Повтори-ка, что ты сказал, – мягко попросила она.
   – Тебе понравилось? – почему-то обрадовался Голос. – Произвело, так сказать, глубокое впечатление? Ты бы в это поверила?
   – Думаю, что поверила, – медленно произнесла Ильха.
   – Есть такое учение, – разливался Голос. – Неудачников не бывает. Бывают существа, недостаточно верящие в собственные силы. Их просто нужно подтолкнуть, поговорить с ними, внимательно выслушать их жалобы и убедить, что они такие же, как их прочие сородичи. Тогда у них все пойдет на лад. Не сразу, конечно, постепенно…
   – Ты действительно можешь это сделать? – встрепенулась Ильха. – И такое учение существует?
   Голос утробно хихикнул, отчего молельня слегка вздрогнула, а Тилль возмущенно зашипел:
   – Если нет, мы его придумаем.
   – «Мы»? – подозрительно уточнила девушка.
   – Конечно. Ты говоришь, я дух, запертый в этом сооружении? Для простоты пусть так и будет. Но какой смысл бесцельно торчать посреди, насколько я вижу, – зрачок лихо провернулся в глазнице, обозревая пустырь, – незаселенной пустоши? Ты, похоже, создание умное и сообразительное, а я, признаться, пока не слишком разобрался, кто я есть, где нахожусь и что являю собой. Ты поможешь мне, я попытаюсь помочь тебе.
   – То есть я стану как бы твоя жрица? – замирая от непонятного предвкушения чего-то удивительного, выдавила Ильха.
   – У вас это называется так?
   – Ладно, я согласна, – девушка сочла страннейший договор заключенным и перешла к насущным делам. – У тебя имя есть? Нужно ж мне как-то к тебе обращаться. Храм Безымянного или Неведомого Бога тоже сойдет, хотя, на мой вкус, звучит как-то мрачновато.
   Глаз наполовину прикрылся веком, словно бы погрузившись в задумчивость.
   – Мне кажется, у меня было имя, – донеслось из молельни. – Много имен… За давностью лет я позабыл их. Если ты считаешь, что иметь имя необходимо, постараюсь вспомнить.
   – Идет, – Ильха встала. – Значит, так. Сейчас мне нужно кое-куда сходить и кое-что раздобыть. Заодно пущу слушок-другой. Я ненадолго. Не скучай. Тилль останется тут. Если кто будет приставать – пугни его. Зарычи там или еще что. Жаль, что ты не можешь кидаться молниями.
   – Зато я умею делать вот так!.. – с гордостью заявил Голос.
   Воздух вокруг молельни ощутимо потемнел, наполнился пронзительно-стонущим воем ветра, перемежаемого далеким и угрожающим не то перезвоном огромных цепей, не то скрежетом когтей непредставимо гигантского зверя. В дополнение ко всему прочему на шпиле вспыхнула цепочка ярких трескучих огоньков, разбежавшихся по стенам. Кот встретил появление искр пронзительным мяуканьем и на всякий случай юркнул в лопухи. Глаз налился темным пурпуром и угрожающе заблестел.
   – Здорово, – искренне кивнула Ильха. – Пригодится на будущее. Обещаю, я скоро вернусь.
   И она бодро зашагала через пустырь, чувствуя, как теплая земля сама подталкивает ее, заставляя идти быстрее. Возможно, к обретению вечно ускользающей удачи.

* * *

   Больше всего Ильха боялась, что о маленькой молельне на пустыре прослышит кто-нибудь из служителей принятых в Шадизаре верований. Тогда в этот заброшенный уголок окраины явится храмовая стража, капище черного мрамора своротят или сожгут, а его новоявленную служительницу запросто прогонят или, что гораздо хуже, выставят прочь из города.
   Однако миновало три дня, никто из жрецов их не тревожил, зато начали появляться настороженно озирающиеся по сторонам личности, шепотом интересовавшиеся, что это за черная штуковина, и правду ли говорили в таверне «Пещера демона», будто…
   – Смотря что вам угодно именовать правдой, – бойко отвечала натасканная Голосом Ильха и вела приходивших знакомится с молельней. На пороге обычно возлежал обнаглевший Тилль, Глаз многозначительно искрился, непонятно откуда прилетали тягучие вздохи, похожие на океанский прибой, и доносился тоненький перезвон. Голос утверждал: так звучат колеблемые странствующим ветром звезды. Ильха соглашалась, что сравнение красивое, однако им настоятельно следует обратить взоры к земле, а не к небесам.
   – Ты невообразимо практична, – грустно отвечал Голос.
   – В соответствии с твоим учением, – парировала Ильха.
   Она пока не выяснила, является ли проповедуемая Голосом наука о развитии духовной уверенности его собственным измышлением или сочинена каким-нибудь из древних философов Материка. Главное крылось в другом. Безумный замысел, рожденный отчаявшейся девицей Нираель и бестелесным голосом непонятного духа, действовал. Ильхе даже в голову не приходило, что в Шадизаре обитает столько неудачников, готовых что угодно отдать за возможность перестать спотыкаться на ровной дороге или научиться поддерживать обычную беседу.
   Голос возражал против взимания платы с адептов. Ильха растолковала ему, что совет, полученный задарма, быстро забудется, а тот, за который выложено серебро или золото, ценится вдвойне.
   Произошло даже втайне ожидаемое Ильхой маленькое чудо. Вечером второго дня на пустырь явился изрядно потрепанный и испуганный чем-то молодой человек, явно добывающий средства на жизнь ночным промыслом. Ильха, учившаяся выполнять роль посредницы, усадила его под пристроенный к молельне навес и принялась ненавязчиво расспрашивать, что да как.
   Выяснилось, что Уиджи, как звали парня – игрок, которому недавно не повезло. Он попался на мошенничестве с костями, разъяренные соперники его здорово поколотили, но беда заключается в том, что с тех пор он начал постоянно проигрывать. Все равно, во что, шла ли речь о ставках на скачках или о детской игре «Камень и листок».
   Подтверждая, он предложил Ильхе перекинуться в «три скорлупки». Заинтригованная девушка принесла три глиняные чашки, спрятала под одной лесной орех и начала перемещать опрокинутые сосуды.
   Уиджи проигрывал. Ильха разозлилась, решив, что тот притворяется, ибо невозможно все время ошибаться. Рано или поздно ты ткнешь в нужную чашку, скрывающую орех. Вдобавок она не такой искусный игрок, чтобы не суметь проследить за ее движениями.
   Вмешавшийся Голос вмиг остановил грозившую вспыхнуть ссору. Уиджи, возвестил он, прекрасно знает, где лежит орех. Однако не может заставить себя указать правильно. Имея возможность выиграть, он в душе боится, что его снова схватят за руку, и потому нарочно проигрывает.
   При первом звуке Голоса неудачливый игрок от неожиданности опрокинул чашку и приготовился бежать. Услышав же приговор духа из молельни, расстроился, утверждая, что его жизнь как игрока закончена. Если он сам себе мешает победить, то что же делать? Идти наниматься в мусорщики?
   – Где тот орех, который вы прятали? – внезапно осведомился Голос. Ильха нашла требуемое и молча показала слабо мерцающему в сумерках Глазу. – Положи-ка его у входа.
   – Ты что затеял? – встрепенулась девушка, поскольку раньше Голос ничего подобного не делал.
   – Внушение – великая сила, – туманно отозвался Голос. Ильха опустила легкий орех на пол и стала ждать.
   Коричневато-зеленая скорлупа неторопливо меняла цвет, светлея и превращаясь в желтоватую. Когда орех стал похож на золотую безделушку, Голос распорядился вручить его Уиджи и разразился внушительно-заумной речью о могуществе человеческой воли и том, каких вершин можно достигнуть, если верить в себя. Закончил же насквозь приземленным:
   – Пять монет за талисман и семь – за заклинание.
   Уиджи, выглядевший потрясенным до глубины души, безропотно заплатил пятнадцать и ушел, слегка покачиваясь.
   – Это подействует? – с любопытством спросила Ильха. – Орех на самом деле стал золотым?
   – Он выглядит золотым. Этого вполне достаточно, – снисходительно хмыкнул Голос. – Действие же якобы произнесенного мною заклинания зависит от степени желания этого молодого человека вновь увеличить свое состояние и от некоторых переменных, определяемых законами природы. В общем, думаю, скоро ему начнет везти.
   Тщательно собираемые Ильхой слухи донесли, что на следующий вечер Уиджи сорвал невероятный куш. Что самое удивительное, он преуспел в «Охоте на крыс», считавшуюся простенькой забавой для детей, в которую больше десятка серебряных монет не выиграешь.

* * *

   – Значит, расставляем все по порядку. Ты вроде как находишься не здесь, а где-то очень далеко, но при этом часть тебя рассыпана или распылена внутри этой молельни. Вроде как песчинки, приставшие к камням. Ты говоришь, что, болтаясь в этом своем «далеко», внезапно ощутил толчок, пинок, удар – зови как хочешь – и кусочек тебя провалился сюда, совместившись с неким предметом, обладавшим магической силой и изменчивой формой. Ты пытался справиться с силой этого предмета, дабы с ее помощью стать чем-то определенным и понятным. Тебе это удалось. Допустим. Ты начал слышать голоса окружающих тебя людей, чувствовать тепло, холод, потом заговорил сам. Только я не понимаю, чем ты говоришь. Языка у тебя нет, рта, в котором шевелился бы язык, тоже нет, да и тебя самого, если вдуматься, тоже здесь нет! Тогда с кем же я разговариваю?
   Довольная своими рассуждениями, Ильха воткнула иглу в натянутую на деревянной раме шелковую ткань и с интересом глянула на возвышавшуюся над ней молельню. Глаз закатился наверх, что означало – дух предается глубоким размышлениям, а также внутреннему самосозерцанию и ответит не скоро.
   Девица Нираель имела причины гордиться собой. Она недурно справлялась с обязанностями начинающей жрицы и сегодняшним утром Голос доверил ей самостоятельно провести беседу с учениками. Она продолжала работать над собой и собственным характером, рискнув в этих целях взяться за дело, от которого всегда шарахалась и которое повергало ее в состояние, близкое к оцепенению. Проще говоря, Ильха вышивала.
   Она в очередной раз украдкой полюбовалась на свое творение. Конечно, работа далека от совершенства, однако всякий без колебаний определит, что на куске зеленоватого шелка изображен букет черных маков. Именно маков, а не роз или лилий.
   – Ты беседуешь с моей овеществившейся частью, в силу неведомых причин приобретшей материальную видимость и облик, называемый тобой «молельней из черного мрамора», – разродился Голос. – Причем из встреченных мною образчиков твоих сородичей именно твое мышление оказалось наиболее гибким, чтобы суметь воспринять идею о возможности бытия в качестве…
   – Опять увлекаешься словоблудием, – заметила Ильха, сравнивая оттенки двух нитей. – Проще надо быть, проще! Те люди, у которых ты очнулся, невзлюбили тебя именно за длинные и непонятные умствования.
   – Они пытались меня уничтожить, – пожаловался Голос.
   – Потому что им надоело слушать, как ты постоянно бормочешь что-то маловразумительное про свет и тьму. Кстати… – она прислушалась к долетавшим из-за домов невнятным крикам, – что там творится?
   Дремавший на солнцепеке Тилль вдруг проснулся, вскочил и распушился, словно хотел кого-то напугать. Ильха тревожно заозиралась, на всякий случай предполагая худшее – жрецы Митры или Иштар пронюхали о ее лавочке и гонят сюда маленькую армию.
   – Ощущаю сильные возмущения и завихрения, происходящие на границе тварного и не-тварного миров, – слегка растерянно оповестил ее Голос незримого существа, обитавшего в молельне. – Это характерно для вашего поселения?
   – Наверное, колдуны поссорились, – испуганно предположила Ильха. – И травят друг друга ручными демонами…
   Выходившая на пустырь сонная улица внезапно ожила. Сначала по ней галопом проскакал ослик, оравший дурным голосом и волочивший за собой опрокинутую набок тележку. За ним бежали пять или шесть горожан обоего пола, истошно причитавших и, похоже, от кого-то спасавшихся. Следом явились двое или трое типов в форме уличных стражников. За ними, постоянно оглядываясь назад, что-то выкрикивая и размахивая руками, мчалась нарядная женщина с густой копной каштановых волос.
   Кот изумленно мяукнул. Глаз часто заморгал. Ильха выпустила из рук раму с вышивкой и растерянно проследила, как пестрая компания рассеивается по пустырю. Кто предпочел бежать дальше, кто спрятался в выбоинах и дождевых ямах.
   Перепуганные козы сорвались с привязей и, пронзительно мемекая, метались между кустов, увеличивая панику.
   Красивая незнакомка влетела в куст терновника, разорвала подол юбки, совершенно не обратив на это внимания, вырвалась на свободу и завизжала: «Хисс! Хисс!»
   Ильха попятилась, пока не уткнулась спиной в нагревшуюся стену капища. Голос озадаченно бормотал на непонятном ей языке. Тилль опрометью метнулся в молельню, сочтя ее самым безопасным местом.
   Над улицей возникла причина всеобщего испуга.
   Она плыла по воздуху – у Ильхи от подобного зрелища голова пошла кругом и внезапно ослабели ноги – помогая себе раздвоенным широким хвостом и тремя парами торчавших в стороны колючих плавников. Жуткое создание по размерам не превосходило туловища лошади, а по форме напоминало непомерно раздутый бурдюк из овечьего шкуры буровато-красного цвета, щедро размалеванный зеленоватыми, коричневыми, блекло-серыми и ярко-розовыми полосами.
   Там, где у обычных животных расположена голова, эта тварь обошлась огромной, идеально круглой пастью, часто утыканной треугольными желтыми зубами. Длина зубов, как отстраненно прикинула готовившаяся потерять сознание Ильха, равнялась длине клинка хорошего стилета. Вокруг пасти располагалось кольцо из отталкивающего вида белесых наростов, похожих на гроздья поганок.
   Стало понятно, кого преследует летающее чудовище. Перед самой его мордой отступали, давая остальным возможность скрыться, двое: высокий человек, наглухо закутанный в коричневый драный плащ-кабу туранского кочевника, и гибкий, стремительный молодой человек, чья шевелюра вспыхивала на солнце оттенком песочной ржавчины. Высокий орудовал длинным и, судя по всему, тяжелым посохом, беспощадно лупцуя тварь по голове и стараясь ткнуть в зубы. Рыжий вертелся угрем, пытаясь короткими взмахами ножа распороть противнику скользко-блестящий бок или смахнуть пару-тройку уродливых наростов. Иногда ему это удавалось. Тогда на буроватой шкуре возникала размыто-черная полоса, и зверь разражался возмущенными стрекочущими воплями.
   На руку людям играло то обстоятельство, что существо, пусть и могло летать, двигалось не слишком быстро, а тяжеловесно, словно крупная рыба в воде. Оно не поднималось высоко, опасаясь, что тогда добыча убежит и спрячется, ограничиваясь тем, что медленно гнало людей вниз по переулку в направлении пустыря.
   Ильха передумала падать в обморок. Постучала кулачком по черной шершавой стене, и, запинаясь, окликнула Голос:
   – Ты не знаешь, что это за дрянь?
   – Твое животное издает противные звуки и испускает влагу! – возмущенно донеслось в ответ.
   – Ему страшно, – вступилась за кота Ильха. – Я потом вытру. Ты от этого не умрешь, а вот той парочке приходится тяжко…
   – Кажется, мне доводилось слышать о подобных созданиях, – чуть смягчившись, ответил Голос. – Их называют Пожирателями Сущности. Они обитают в пространстве между Мировыми Сферами, непрерывно поглощая материю в любых ее проявлениях. Как Пожиратель мог проникнуть в ваш мир?
   – Откуда мне знать?.. Ой!
   Рыжий парень, решив испытать благосклонность судьбы, перекатился под складчатым брюхом летуна, наискось чиркнув по нему ярко сверкнувшим лезвием. Буро-коричневое существо метнулось вбок и наткнулось на предусмотрительно выставленный посох человека в драном плаще. Раздался сочный треск, будто кто-то с размаху швырнул на мостовую мех с водой, а тот, разумеется, лопнул. Девица, стоя по колено в пыльных лопухах, в отчаянии схватилась за голову.
   Раненый и несколько опешивший Пожиратель совершил плавный разворот вокруг собственной оси, одновременно попытавшись задеть хвостом поднимавшегося на ноги Рыжего. Тот увернулся, наградив противника хорошим пинком, и ретировался на спасительный пустырь, крича: «Кэрли! Не стой столбом, прячься! Леук! Осторожнее!»
   Оставшийся один на один с зубастым созданием человек по имени Леук не собирался не отступать, ни, согласно совету, держаться осторожнее. Он поудобнее перехватил жутковатый посох с изогнутой рукоятью из бараньего рога, мельницей закрутил перед собой и шагнул в сторону противника. Существо, вопреки собственной природе, сделало попытку двигаться задом наперед, но не преуспело. Уклоняясь от сыпавшихся на него коротких, четких ударов, зверь, отчаянно работая плавниками, взлетел повыше, почти до уровня крыш окрестных домов, и завис там. Леук, не прекращая вращать посох, начал отступать в сторону пустыря.
   – Он от нас не отстанет! – рыжий парень присоединился к своей приятельнице, сидевшей на корточках в яме, прикрытой бурьяном. – Нужно пробираться в город, там мы затеряемся!
   – Я боюсь! – девица упрямо затрясла головой и сжалась в комочек. – Как только мы высунемся, он нас сожрет!
   – Кэрли, не глупи, – парень осторожно выглянул из-за качающихся листьев. – Мы не можем всю жизнь торчать на пустыре.
   – Не хочу! Боюсь! – истерически выкрикнула Кэрли. – Хисс, сделай что-нибудь! Прогони это!
   – Вы где? – Леук, стоявший посреди переулка, оглянулся через плечо. Ильха заметила, что он носит тряпочную маску, почти полностью скрывающую лицо. На виду оставались только двигавшиеся в прорезях тусклые глаза да узкий, быстро шевелившийся рот. – Мы должны убраться с открытого места.
   – Кэрли трусит! – зло прокричал в ответ рыжий Хисс.
   – Тогда возьми ее за шкирку и волоки, – последовал хладнокровный ответ. – Приготовились…
   Существо внезапно приняло решение. Лязгнуло клыками, покрылось рябью желто-красно-ли-ловых пятен и грузно ринулось вниз.
   – Леук! Леук, берегись! – Рыжий стрелой выскочил из ямы и помчался на выручку приятелю. Тот отшатнулся назад, перекинул посох в левую руку, а правую вскинул навстречу несущейся на него туше. На концах вытянутых до предела пальцев фонтаном распустилось отчетливо видимое трепещущее светло-голубое пламя.
   Ильха, Кэрли и Хисс вскрикнули одновременно. Ильхе показалось, что к ним присоединился Голос. В молельне низко и душераздирающе выл насмерть перепуганный кот.
   Чудовищное создание пронеслось через кольцо голубоватого призрачного огня, словно таран сквозь ломающиеся городские ворота. Леук встретил его посохом, однако толстое дерево расщепилось в мгновенно сомкнувшихся желтоватых зубах. Тварь мотнула головой, выплевывая обломки, и, чуть изогнувшись, почти изящным движением схватила Леука поперек туловища, оторвав от земли и подкинув вверх.
   «Кошка играет с мышью», – невовремя подумала Ильха и вздернула руку ко рту, вцепившись зубами в пальцы. Ей стало очень страшно.
   Человек в пропыленной коричневой кабе не издал ни звука. Взлетели разлохмаченные тряпки, мелькнули нелепо торчащие и раскинутые в стороны руки-ноги.
   – Книга!!! – жутким, срывающимся голосом даже не прокричала, прохрипела Кэрли. Качнулась и побрела к переулку, вытянув руки перед собой. Пальцы скрючились, как когти. Хисс вяло попытался схватить подружку за плечо, промахнулся и остался стоять, оцепенело глядя на разворачивающееся перед ним жуткое действо. – Книга-а! Брось книгу!
   Похоже, что зависший над распяленной пастью существа Леук услышал ее крик. Во всяком случае, он резко дернул рукой, отшвыривая в сторону какой-то прямоугольный предмет. Вещь закрутилась и увесисто шлепнулась в лопухи неподалеку от превратившейся в каменный столб Ильхи.
   Леук упал. Круглые челюсти щелкнули и закрылись. С одной их стороны остались торчать изогнутая под странным углом рука, с другой – обрубленные по колено и слабо подергивающиеся ноги. Крови почему-то не было.
   Согнувшуюся вдвое Кэрли стошнило прямо на подол разорвавшейся юбки. Хисс начал пятиться, не отрывая взгляда от плавающего в воздухе существа, но споткнулся о подвернувшийся камень и неуклюже упал.
   Внезапно морда зверя окуталась изжелта-зеленоватым туманом, пронизанным красными вспышками. Туман струйками вытекал из пасти животного, поднимаясь вверх и скапливаясь в маленькое кучевое облачко. Существо дернуло головой, жадно заглатывая бренные останки Леука, и, махая плавниками, попыталось выбраться из-под непонятной тучки. Та упрямо следовала за ним. Когда облачко разрослось до размеров приличного ковра, красные вспышки стали чаще и яростнее, а в спину летучего создания ударила крохотная, но очень яркая молния.
   Издаваемый зверем сухой стрекот сменился непрерывными шелестящими всхлюпываниями, напоминающими треск всплывающих на поверхность болота и лопающихся гнилостных пузырей. Существо заметалось, болезненно дергаясь и колыхая скользкими на вид боками.
   Зелено-алое кипящее облако разошлось в стороны, точно его разорвали изнутри. Мелькнул непроглядно-черный лоскут неба с ослепительно яркими, разноцветными звездами. Создание рванулось прочь, однако его сил не хватило и, побарахтавшись, оно медленно, хвостом вперед, вплыло или было втянуто в образовавшуюся прореху.
   Ильха могла бы поклясться, что различает наброшенную на вяло дергающийся хвост существа тончайшую сверкающую нить, и подумала, кто ее может держать. Кто-нибудь, подобный Голосу из часовни, обитающий в иной Сфере Мира?
   Круглая морда Пожирателя, пересеченная горестно скривившейся пастью, откуда все еще свисал бурый клок одеяния Леука, пропала, скрытая быстро сливающимся прядями багрово-изумрудного тумана. Облачко выцветало, светлело и истончалось, пока не стало подобием колыхающейся на воздушных струях легкой кисеи оранжевого цвета с малиновой каймой. Послышался тихий звон, невесомое полотнище разорвалось на десятки почти неразличимых глазу клочков, тающих, словно лед в вине.
   Один из обрывков, помахивая лохматыми розовыми краями, проплыл над пустырем, оставляя за собой бледный синеватый след. Покачался над шпилем молельни, наверняка готовясь исчезнуть, но вдруг передумал и втянулся в узкую щель входа.
   Изнутри донесся полный неподдельной муки мяв. Тилль, тараща глаза и распушившись в почти круглый волосатый шар, выскочил наружу и врезался в живот пытавшегося встать Хисса. От неожиданности человек завопил благим матом и кубарем покатился через хрустящие лопухи, отдирая от себя намертво вцепившегося кота. Очнувшаяся Ильха бросилась спасать любимца, но налетела на непрерывно кашлявшую Кэрли и сбила ее с ног. Упавшие девушки с хлюпаньем приземлились на горку свежего козьего навоза.
   – Ильха, где ты? Я тебя не вижу! – тревожно взывал Голос. – Что у вас происходит? Ильха, я как-то странно ощущаю себя!
   – Я тоже, – сквозь зубы пробормотала Ильха.

   Наконец, после третьего кувшина белого офирского Хисс согласился простить Тилля за изрядно пострадавший от кошачьих когтей жилет и украсившуюся живописными лохмотьями рубашку. Кот, смекнув, что бедствия на сегодня исчерпаны, выбрался из лопухов, тщательно вылизался от ушей до кончика хвоста, и вскарабкался на руки к Кэрли. Его мурлыканье и настойчивые требования погладить оказали на перепуганную девушку куда лучшее воздействие, чем две кружки вина, влитого в нее Ильхой, тщетно старавшейся привести новую знакомую в чувство.
   Толстая книга в черном кожаном переплете, украшенном бронзовыми накладками с изображениями песочных часов и замками в виде соединенных рук, мирно лежала на предоставленном ей днище корзины из-под яблок. На всякий случай Ильха постелила под фолиант лоскут шелка с неоконченной вышивкой. Мало ли что.
   Ильха уже устала удивляться и просто слушала. Болтал в основном Хисс по прозвищу Змеиный Язык. Болтал в попытках успокоиться и потому, что нашел хорошую слушательницу. Ильха, наученная Голосом, не перебивала, кивая в нужных местах и не забывая наполнять кружку рассказчика. Красивая девушка, откликавшаяся на имя Кэрли, безучастно сидела на постели Ильхи, иногда вздрагивая и слабо вскрикивая. Ей явно мерещились взлетающий к небу Леук и с чмоканьем захлопывающаяся пасть чудовища. В такие мгновения черно-рыжий кот толкал ее головой и укоризненно мяукал.
   Рассказ о поисках Книги подходил к концу.
   – …Появление в нашем и без того беспокойном городке вещи, где собраны жизнеописания всех возможных людей, наверняка не принесет ничего хорошего. Пусть лучше Леук забирает ее и спрячет куда-нибудь подальше. Мне с самого начала казалось, что он стремится именно к этому. С такими мыслями пошли мы в «Цветок папируса» – это такая маленькая таверна на Ишлазе, мы там частенько сидим. Леук нас как будто ждал. Глянул и сразу спрашивает: «Неужели нашли?». Нашли-то нашли, – это уже я отвечаю, – да только странноватая книжечка, господин Леук, никогда такой не встречал. Он из-под своих тряпок бурчит: «И не встретите». Кэрли заикнулась, мол, кто бы мог написать такую книгу, она точно колдовская и притом редкая. Может, вообще единственная на весь мир. Леук так на нее глянул, что она тут же прикусила язык. Тогда я говорю – нам, в общем-то, и не слишком важно, откуда взялась такая книга и как попала туда, где мы ее отыскали, но у меня есть одно требование и один вопрос. Требование – трехсот империалов за эдакое сокровище будет маловато. Вопрос – у тебя или у владельца книги никогда не случалось давних трений с двергами, сиречь горными карликами?
   – Что он ответил? – Ильха подалась вперед.
   – Задумался. Спросил, с какого боку тут замешаны гномы. Я объяснил – так и так, вашу реликвию утащили из гномского каравана, пытавшегося вывезти из города похищенные вещи. Он помрачнел – хотя куда уж больше, у этого Леука всегда такой вид, будто он вчера похоронил все семейство, а сегодня узнал, что ему предстоит быть повешенным – и спросил, сколько мы хотим за книгу. Кэрли возьми и брякни: «Тысячу!»
   – Неужели заплатил? – девица Нираель восхищенно зажмурилась. Она уже поняла, что судьба свела ее с представителями неистребимого и процветающего племени мошенников. Парочка ей понравилась – они хорошо выглядели, не нуждались в деньгах, и им точно не требовались душеспасительные беседы с Голосом. Чего-чего, а уверенности вкупе с самоуверенностью у этих двоих – хоть отбавляй.
   – Не моргнув глазом, – Хисс ласково пошлепал по спрятанному за пазухой кошелю. – И еще раз расспросил про гномов – что да как. Мы рассказали. Он подумал и говорит: «Что-то я слишком часто слышу о том, будто гномы все рьянее вмешиваются в людские дела. Я намеревался уехать сразу же, как отыщу книгу, но теперь, пожалуй, задержусь в вашем городе на пару дней». Раз он расплатился, то нам рассиживаться в «Папирусе» больше резона не было. Мы засобирались домой, а этот тип спрашивает – нельзя ли ему пройтись с нами. Хочет посмотреть на город и в особенности – на гномский квартал. Чем-то эти приплюснутые уродцы его крайне заинтересовали. Мы сводили месьора Леука к Чамгану, он постоял, поглядел на стену и ворота, прошелся с нами по окрестным лавкам. Даже купил для Кэрли вон ту побрякушку, – Хисс показал на золотой браслет в виде ящерицы, украшавший левое запястье его подружки.
   Он остановился передохнуть и глотнуть вина. Кэрли пошевелилась на подстилке, ее взгляд стал осмысленнее.
   – Мы уже собирались распрощаться и разойтись, как откуда-то с небес свалилось это зубастое чучело, – Хисса передернуло. – С тех пор, как я видел его в последний раз, оно вымахало втрое и отнюдь не стало привлекательнее. Зверюга пролетела над лавками, сорвала с одной вывеску и сунулась к стенам Чамгана. Гномы немедля дали по ней залп из арбалетов, отчего она сразу передумала напрашиваться к ним в гости. Леук вытаращился на эту тварь и забормотал, что произошло нарушение какого-то Большого Равновесия и нужно немедленно выгнать нашего зубастого приятеля из этого города и из этого мира. «Возьми да выгони, если думаешь, что это так просто», – говорит Кэрли. Леук молча поднимает руку и кидает в Пузыря чем-то вроде тех синеньких молний. Тварь, само собой, разворачивается, видит его, испускает боевой клич и кидается в атаку. Все вокруг начинают орать и носиться как оглашенные, мы бежим, зверь – за нами, мы – от него, и вот чем все кончается… – он скорбно вздохнул и поднял кружку, провозгласив: – Мир бренным останкам месьора Леука! Надеюсь, тварь, что его слопала, заработает несварение желудка.
   – Как ты можешь? – еле слышно спросила Кэрли. – Его растерзали, а ты смеешься!
   – Не плакать же, – преувеличенно беспечно отмахнулся Хисс. – Вдобавок, сдается мне, Леук был колдуном или подручным колдуна, и неплохо отомстил за свою смерть. Я даже не уверен, что он умер. Может, провалился вместе с Пузырем в это самое Запределье и благополучно там воскрес. Главное, что мы остались живы, причем сохранили и золото, и книгу. Ильха, не хочешь заглянуть, посмотреть на свое прошлое?
   – Спасибо, не хочу, – не раздумывая, отказалась Ильха. Черный фолиант внушал ей безотчетный страх.
   – И правильно, – поддержала ее Кэрли. – Знание о прошлом не приносит радости.
   Девушка-мошенница встряхнулась, поправила безнадежно растрепавшуюся прическу и, ехидно глянув на приятеля, вкрадчиво добавила: «Вы согласны, ваша милость?»
   – Не смешно! – взвился мгновенно и непонятно почему разозлившийся Хисс. Ильха от неожиданности выронила свою чашку. – Кэрли, не делай того, о чем впоследствии пожалеешь, и никогда не копайся в могилах. Умершее – мертво. Меня зовут Хисс, и давай больше не возвращаться к этому разговору!
   – Я пошутила, – оторопело пробормотала Кэрли, не ожидавшая столь яростной отповеди. – Я… Я больше не буду! Я никому не скажу, обещаю!
   – Если бы твои невыполненные обещания были свиньями, мы бы разбогатели, приторговывая молочными поросятами, – остывая, проворчал Хисс и повернулся к Ильхе: – Можно посмотреть на твою молельню? Любопытно глянуть, как устроился наш беглый нужник.
   Теперь Ильха полностью вызнала предысторию появления Голоса в Шадизаре – ее финал поведал сам дух капища, начало же принесли с собой двое жуликов. Ильха и Хисс безуспешно поломали головы над вопросом, чем мог оказаться непонятный золотой жезл, и каким образом драгоценная безделушка позволила Голосу проникнуть в людской мир да еще воплотиться в виде мраморной башенки.
   – Пошли, – Ильха встала. Хисс с готовностью поднялся за ней. Его приятельница поколебалась, не решаясь довериться так подведшим ее ногам, но любопытство победило, и она тоже решила присоединиться. Тилль не двинулся с места, и Ильха вспомнила, что обещала Голосу убрать художества кота. Пришлось искать тряпку и кувшин с водой.
   Выражение Глаза, с высоты фронтона багрово глянувшего на посетителей, показалось девице Нираель крайне возмущенным.
   – Это Хисс и его подруга Кэрли, – торопливо представила она гостей. – Я думаю, ты их узнаешь.
   – Почему я должен их знать? – внутри плоского темного рубина мелькнула крохотная серебристая молния.
   – Потому что черное и белое рвутся по живому, – заунывно прогнусавил Хисс, озирая остроконечное сооружение. – Как тебе тут живется? Говорят, хорошо пристроился?
   – Я помню твой голос, – Глаз с достоинством моргнул. Ильха осторожно протиснулась в узкий вход и, прищурившись, огляделась, разыскивая кошачью лужицу. Ей показалось, что внутри молельни стало гораздо светлее. Посмотрев наверх, Ильха удивленно пискнула, поняв, что служит источником света.
   – С тобой все в порядке? – озабоченно прокричали снаружи. Желтый дневной свет загородила чья-то фигура, затем в дверь всунулась лохматая голова Хисса.
   – Ого, – чуть потрясенно сказал рыжий мошенник. – Случаем, это не обрывок не-пойми-чего, который остался после безвременной кончины нашего пузатого и зубастого друга?
   – Он самый, – Ильха с тревогой смотрела под потолок молельни. Там плавал полупрозрачный оранжево-золотистый лоскут, иногда вспыхивавший гроздьями разноцветных огоньков, похожих на светлячковый рой. – Голос, ты знаешь, что у тебя внутри… э-э… болтается такая светящаяся шутка, вроде кусочка тонкой ткани?
   – Конечно, знаю, – в интонациях Голоса прозвучала отчетливая нотка высокомерной снисходительности. – Не беспокойся, она не опасна. Почему-то я уверен… – Голос стал мечтательным, – …что эта вещь пригодится нам в будущем. – Дух внезапно перешел на деловой тон: – Вдобавок, в молельне пребывают отходы жизнедеятельности твоего домашнего животного… Они слева от тебя, в углу. Ты не могла избавить меня от их присутствия?
   – Обязательно, – пообещала Ильха, зачарованно глядя на колышущийся лоскут Чего-то, похожего на легкую вуаль, но таковой совсем не являвшегося.

* * *

   – Он забрался в кладовку и разворошил сундук. Забрал штаны из черной кожи – новенькие, я сама их носила всего два раза! – и высокие сапоги, те, которые из серой замши с красными нашлепками. Вдобавок унес из комнаты Альса жилет – черный с серебряной вышивкой.
   – Если это шутка, то мне не жалко. Но зачем?
   – Понятия не имею, – горько сказала Лорна. Стоявшая рядом Феруза успокаивающе погладила хозяйку таверны по плечу. Бритунийка как-то сдавленно перевела дух и продолжила: – Пес с ним, с барахлом. Любому в этом городке доводилось откалывать выходки почище, чем всяческие переодевания. Я сама однажды вырядилась призраком, чтобы напугать задолжавшего мне мерзавца.
   – И подействовало? – не удержал язык за зубами Ши. Вернее, изрядно расстроенная и сбитая с толку девушка Шелла, упрямо продолжавшая верить, что морок вот-вот развеется и Высшие Силы (или кто-нибудь не менее могущественный) изволят вернуть ей истинный облик.
   – Угу, – рассеянно кивнула Лорна. – Я ж говорю – не в вещах суть…
   – А в чем? – очень терпеливо спросил Аластор.
   – Ну-у… – хозяйка, окончательно запутавшись, обернулась за помощью к Ферузе. Предсказательница, сама пребывавшая в тягостном недоумении, обескуражено развела руками, высказав догадку:
   – Одно из двух. Райгарху требовалось учинить воистину сногсшибательный розыгрыш… или сегодня утром он сошел с ума.
   – Лорна, Феруза, давайте вы просто опишите, что произошло, – в который раз повторил Аластор, чувствуя, как в голове возникает легкий шум. – Потом обдумаем, что это бы могло значить. Пока я слышал только ничем не подтвержденное предположение: Райгарх внезапно спятил.
   – Но так и есть! – вспылила тавернщица. Вовремя оказавшийся у нее за спиной Малыш силой усадил бритунийку обратно на скамью, по возможности мягко попросив:
   – Лорна, успокойся. Надо сперва разобраться, чего и как.
   – Разобраться!.. – зло фыркнув, процедила женщина.
   – Это не так-то просто, – подала голос Феруза, непрерывно теребившая в пальцах край обшитого тесьмой длинного рукава. – В общем, сегодня утром… Я сидела внизу… Пришли Хисс и Кэрли, они сначала ждали, когда спустится Джай, хотели что-то ему рассказать. Он вроде бы вышел из своей комнаты, а сюда не приходил… Потом они ушли, а я… То есть мы…
   – Феруза, душа моя, ты-то вроде косноязычием никогда не страдала! – не выдержал Альс. – Причем тут Хисс и Кэрли? Мы говорим про Райгарха, который, по вашим словам, сотворил нечто ужасное и сгинул неведомо куда! Я хочу знать, что он наделал и почему вы обе решили, будто старый конь двинулся умом!
   – Потому что я поднялась в свою комнату и застала Райгарха перед моим зеркалом! – истерически прокричала в ответ Феруза и с такой яростью дернула многострадальную ленту тесьмы, что та оторвалась. – Он откупорил мои склянки с благовониями и вылил их на себя!
   – Что, все какие были? – ошарашено пробормотала Шелла. Ее, к счастью, не услышали.
   – Он взял мой гребень и маленькие ножницы, и срезал свою обетную косичку, а по варварским традициям это запрещено! Спроси у Малыша, пусть подтвердит, права я или нет! Он сидел с моей кисточкой, которой женщины подкрашивают ресницы, и пытался нарисовать себе такую тень, от которой глаза кажутся больше! Я не знала, что думать, и спросила – он готовится к новой проделке? Помощь не нужна? По себе знаю – с непривычки всегда руки трясутся, и получается криво. Он вскочил, как ошпаренный, перевернул столик и убежа-ал… – туранка не выдержала, но не расплакалась, а в ярости застучала кулачками по краю стола.
   – На лестнице это размалеванное и выряженное как пугало чудовище налетело на меня, – бесстрастно довела до конца повествование Лорна. – Я поинтересовалась, не рановато ли для выпивки, и какой кошмар посетил нынче ночью его дурную голову? Знаешь, как он на меня глянул? Примерно как монах-праведник на дешевую шлюшку! На меня! После всего, что для него сделала!..
   Хозяйка таверны, не глядя, схватила первую попавшуюся под руку кружку и торопливо осушила ее, едва не поперхнувшись.
   – И он ушел, – Феруза сумела взять себя в руки, ее голос почти не дрожал. – Хлопнул дверью, едва не сорвав ее с петель, и ушел. Не знаю, куда.
   Аластор, Шелла и Конан вопросительно переглянулись. Шелла почувствовала, как по спине медленно проползла холодная и скользкая змейка дурного предчувствия.
   – Я недавно видел… видела Райгарха в городе, – заикнулась она, немедля пожалев о своей излишней болтливости.
   – И где его носило? – ледяным тоном вопросила бритунийка.
   Иногда время начинает идти слишком быстро. Во всяком случае, за пару ударов сердца Шелла успела мысленно перебрать и отвергнуть как неподходящие не меньше полутора десятков возможных ответов. Подумала, не сказать ли Лорне, что обозналась. Впрочем, бритунийка все равно узнает правду – подобные сплетни разносятся с умопомрачительной скоростью. Пусть лучше ей скажут друзья, чем нашепчет какой-нибудь уличный болтун.
   – На Птичнике… – пролепетав это, Шелла невольно съежилась и отвела взгляд.
   Лорна окаменела. В самом прямом смысле этих слов – выпрямилась и застыла, пристально глядя перед собой. Аластор и Феруза на редкость дружно застонали, почти одинаковым жестом схватившись за головы. Малыш, ничего не понявший, открыл рот, чтобы уточнить… посмотрел на своих друзей… и передумал.
   – Я его убью, – проскрежетала Лорна. Никто не усомнился в истинности намерений содержательницы таверны и не принял ее слова за обычную шутку. – Если у него хватит наглости вернуться сюда… Нет! Я отыщу его и прикончу! Сама! Немедленно! Никогда в жизни меня так не позорили!! Зарублю мерзавца!!!
   – Лорна, успокойся, – Конан снова попытался заставить взбешенную бритунийку сесть на место. С равным успехом он мог взяться останавливать понесшую лошадь. Феруза растерянно огляделась, не зная, что предпринять. На какое-то ужасное мгновение ей показалось, что единственный способ угомонить Лорну – нанести хозяйке таверны хороший удар чем-нибудь тяжелым по затылку, дабы та потеряла сознание.
   Столь решительных мер, к счастью, не понадобилась. Открылась дверь, впуская в общий зал Кэрли, бережно тащившую некий сверток, и ее неразлучного приятеля. Окинув взглядом творящееся безобразие и сделав неизвестно какие выводы, Хисс присоединился к Малышу. Втроем – ибо стряхнувший краткое оцепенение Аластор тоже вмешался в потасовку – частично силой, частично дружными уговорами постояльцы убедили Лорну не кидаться на поиски вероломного Райгарха прямо сейчас.
   – И пусть эта гиена, любитель цыпляток, посмеет показать свою гнусную морду в моей таверне… – бритунийка сдалась и устало опустилась на скамью. Ткнулась лицом в ладони и замолчала.
   – Что случилось? – шепотом спросила Кэрли у Ферузы. Предсказательница только головой покачала и отправилась за стойку: выискивать среди винного запаса таверны какой-нибудь напиток покрепче.
   – Привет, крошка, – Хисс заметил жавшуюся в углу незнакомую и одновременно смутно узнаваемую чернявую девушку. – Случаем, не из-за тебя вышел скандал? Чем ты так огорчила нашу добрую хозяйку? И кстати… – Рыжий прищурился, – кого ты мне напоминаешь? Я – Хисс, а ты?..
   – Ее зовут Шелла, – несмотря на драматичность ситуации, Альс еле слышно хихикнул. – Вчера мы знали эту особу под именем… Ладно, считай для простоты, что Шелла – сестренка Ши Шелама. Хотя на самом деле это Ши собственной персоной.
   – Сестренка, – задумчиво повторил Хисс. – Думаете, я поверю вашим бредовым россказням? У меня своих хлопот выше головы. Альс, что вы затеяли? Где Ши? Кто эта девица и ради чего она вдруг так старательно пытается выдать себя за моего старого друга Умелые Ручки? Или… – он нахмурился, – Ши внезапно понадобилось влезть в шкуру женщины? Что ж, получается неплохо. Теперь сворачивайте балаган и поведайте, какой очередной выходкой расстроили Лорну?
   – Шелла отнюдь не прикидывается девицей, но является таковой, – невозмутимо пояснил Аластор. Не удержавшись, добавил: – Кое-кто уже доподлинно убедился в ее женской принадлежности.
   – Заткнись, – прошипела девушка.
   – Правда? – подозрительно оживился Хисс. – Тогда и я хочу… убедиться. Весьма нечестно со стороны Ши скрывать от нас такую хорошенькую родственницу. А с ее стороны будет нехорошо отказывать в маленькой любезности давним друзьям своего… брата.
   Он поймал не ожидавшую такого коварства Шеллу за руку и притянул к себе, бесцеремонно огладив ниже талии.
   – Сестренка, скажи-ка мне, ты мальчик или девочка?
   – Пусти! – Шелла забилась, вырываясь, и неожиданно для себя разрыдалась. – Все вы одинаковы! Только и думаете, как бы затащить кого в угол потемнее!..
   – Оставь девочку в покое, – вмешалась угрюмая Лорна.
   – Так! Хватит! С меня довольно! Замолчите все!!!
   Дабы придать требованию внушительности, Аластор с размаху запустил в стену глиняным кувшином. Сосуд с хрустом разбился.
   – Пять кафаров, – вполголоса отметила Кэрли, отчаянно силившаяся понять, что происходит. Случай с Леуком надолго лишил ее душевного равновесия, оставив взамен тоскливое недоумение и боязнь.
   Общество настороженно притихло. Шесть пар глаз выжидательно уставились на ставшего центром общего внимания Аластора.

* * *

   – Давайте немножко подумаем, – Аластор прошелся взад-вперед по обеденной зале таверны. Головы присутствующих заворожено поворачивались ему вслед. – Наша жизнь идет наперекосяк. Вместе с тем я ощущаю в случившемся некую логику, странную последовательность. Ничто не стрясается просто так, на ровном месте. Мы должны сообразить, где лежат истоки Литиры… я хотел сказать, наших бедствий.
   Он позаимствовал у внимательно слушавшей Ферузы ее браслет – нитку с нанизанными агатовыми шариками, и, излагая свои соображения, звонко щелкал передвигаемыми бусинами. Сухой треск отчего-то добавлял словам весомости.
   – Начнем с наличия двух случаев, однозначно выходящих за границы нашего обыденного бытия. У нас есть Ши, внезапно обратившийся в девицу, и Райгарх, не менее внезапно испытавший тягу к… э-э…
   – У нас в клане таких за людей не считали и побивали камнями, – задумчиво изрек Конан.
   – Дай человеку сказать! – напустилась на него Лорна.
   – Тихо. Малыш, я уважаю ваши варварские обычаи, но сейчас мы обсуждаем не их. Добавим пропавшего при странных обстоятельствах Джая и получим… Что?
   – Слишком много странных происшествий для одного утра, – сделал вывод Хисс и покровительственно погладил по голове тихо всхлипывавшую Шеллу: – Не реви, красотка, все образуется.
   – Таков краеугольный камень наших рассуждений, – Аластору явно пришлась по душе роль проницательного дознавателя. – Далее. Нельзя проснуться утром и вдруг сойти с ума. Тем более на такой… своеобразной почве. Райгарх, каким мы его всегда знали – человек здравомыслящий, отличающийся твердыми убеждениями и рассудительным нравом. Что до случая с Шеллой, то есть с Ши…
   – Прости, я совсем не понял, – влез Хисс. – Это все-таки переодетый Ши, его сестра или кто?
   – Как утверждает Ши, он проснулся сегодня утром и узнал, что стал Шеллой, – кратко пояснила Феруза. – С твоей стороны очень низко смеяться над ним, то есть над ней. У человека беда.
   – Я просто хотел уточнить, – с невинным видом уверил предсказательницу Хисс.
   – Шелла, ты в детстве никогда не мечтала стать девочкой? – серьезно поинтересовался Аластор. – Подумай, вспомни как следует… Ты случайно не брала у матушки или у сестер их одежду или побрякушки?
   – Да за кого ты меня принимаешь?! – взвилась Шелла, от обиды даже забыв всхлипывать. – Стать девчонкой? Зачем?!
   – Однако ты ей стал, – заметил Аластор. – Не кричи. Я пытаюсь установить истину. Вдруг ответ кроется в том, что в глубине души ты всегда хотел быть не мужчиной, а женщиной? Может, сегодня день исполнения подавленных желаний? Звезды так сошлись…
   – Я не женщина! – Шелла оскорбленно вскочила, выбираясь из-за стола. Услышав тихие смешки, представила себя со стороны и удрученно поняла, насколько нелепо выглядит.
   – Сядь, – короткое хмыканье вырвалось даже у хозяйки таверны. – К сожалению, сейчас ты – девица. Ничего с этим не поделаешь. Терпи.
   – Но я не хочу! – жалобно взвыла Шелла. – Хочу быть собой!
   – Может, я тоже не хотела являться на свет женщиной, а пришлось, – отрезала бритунийка. – Альс, валяй дальше.
   – Я вижу несомненное сходство наших, назовем их так, необъяснимых случаев, – Аластор благодарно кивнул хозяйке, вернувшей беседу в русло печальной действительности. – Не знаю, что сейчас происходит с Джаем, но бедствия Ши и Райгарха кроются в…
   – В штанах, – на редкость точно определил Хисс.
   – В области взаимоотношений между мужчинами и женщинами, – Аластор испепелил не в меру остроумного мошенника взглядом. – И поскольку естественными причинами объяснить случившееся никак нельзя, остается предположить наличие причин неестественных…
   – Ты проще говорить можешь? – жалобно попросила Кэрли. – Я запуталась.
   – …Из чего извлекается третий вывод – тут замешано колдовство! – Аластор торжествующе поднял палец. – Причем колдовство весьма своеобразное. Я бы сказал, в нем ощущается мстительная женская рука. Колдун мужского пола ограничился бы тем, что превратил ваши скромные достоинства в никуда не годные сухие веточки. Женщина заставила вас тихо сходить с ума и превратила источник ваших радостей в причину безмерной скорби, – он повернулся к внимательно слушавшей девушке, требовательно спросив: – Ши-Шелла, как там тебя, признавайся, какой колдунье вы наступили на ногу за три последних дня? Кого ограбили? Хотя нет, я предполагаю, что вы проникли не в ведьминскую библиотеку или сокровищницу, а в спальню, причем жестоко разочаровали хозяйку. Ну? Суд ждет чистосердечного признания!
   – Господин судья, меня там вообще не было… – по привычке затянула Шелла, но осеклась. Подняла руку, словно намереваясь поправить волосы, растерянно остановилась на половине движения. Блестящие, как тутовые ягоды, темные глаза вытаращились, становясь все больше и больше.
   – Флакончик… – выдохнула Шелла.
   – Какой флакончик, откуда, зачем? – строго вопросил Аластор.
   – Хрустальный. Оранжевый, – Шелла почувствовала, что ей опять становится дурно, и, не в силах остановиться, снова проговорила: – Флакончик.
   – Ты не мой флакончик имеешь в виду? – встрепенулась Феруза.
   – Свидетельница ат-Джебеларик, выражайтесь яснее! – потребовал Хисс, взявший на себя роль судебного писца.
   – Да не путайся ты под ногами! Хрустальный флакон, похожий на апельсиновый плод! Альс, ты мне его подарил третьего дня! Я подумала, что для меня запах очень резкий, и отдала Ши. Ой-лэ, ты не про него говоришь?
   – Ага, – обрадовалась внезапной поддержке Шелла. – Он самый. Я собирался… собиралась… в общем, думала подарить его Элате из «Золотого павлина». По дороге туда мне встретился один старый знакомый, и мы решили проверить, понравится ли зелье из флакончика какому-нибудь существу. Там рядом был туранский постоялый двор, и верблюды привязаны. Мы взяли и одной черной злобной твари нацедили капелек десять. Он вылакал и давай крушить все подряд. Порвал уздечку, начал скакать по улицам, добежал до «Коринфских садов», а там… Там как раз гостил уль-Вади со своей кобылой.
   – Окарема вовсе не кобыла, зря ты так, – вступилась за оболганную подружку старосты квартала Кэрли. – Она, конечно, крупновата, однако очень миленькая. Что касается женщин, то у господина уль-Вади, скорпиона ему в печень, есть вкус.
   – Я не про Окарему говорю! – рявкнула Шелла. – Про обычную кобылу! Лошадь женского пола! На четырех ногах и с хвостом! Буланой масти! Он ее увидел, и ну брызгать пеной из пасти! А потом взял и забрался на нее!
   – Назирхат? – недоверчиво уточнила Лорна.
   – Которые с животными блудят, тем по древним уложениям надлежит камень на шею вешать и в озере топить, – внес ценное добавление к описанию варварских законов Конан.
   – Верблюд, – холодным и твердым, как закаленная туранская сталь, голосом процедила Шелла. – Верблюд забрался на кобылу Назирхата.
   – Это что-то новенькое даже для нашего городка, – с восторгом признал Хисс.
   – Мы, я и мой приятель, убежали. Поблизости околачивался Кодо и подозрительно на нас косился. Не хотелось мне с ним объясняться. Мрачный он в последнее время.
   – С флакончиком, надо полагать? – Аластор озадаченно пощелкал черными бусинами браслета. – Куда вы побежали? Пробовать снадобье еще на ком-нибудь? Или сами хлебнули?
   – Нет, – затрясла головой Шелла. – Сами не рискнули. Решили найти какого-нибудь олуха и испытать на нем. Помните Салдуса Плешивца? Малыш, ты с ним должен быть знаком лучше всех, он тебе недавно чуть ручонку не оттяпал. После того, как Плешивца разжаловали с уважаемой должности палача, он подался в нищеброды и промышлял, оказывается, на задворках «Алмазного водопада».
   – Вы поднесли ему стаканчик вашей настойки, – не вопросительно, утвердительно произнесла Лорна. – Ну и мерзавцы!
   – Мы просто хотели знать, что будет, – принялась оправдываться Шелла.
   – И что с ним сталось? – устало спросила бритунийка. – Надо полагать, то же самое, что с несчастным верблюдом?
   – В общем да, – сокрушенно призналась Шелла. – Только ему требовались не лошади, а женщины. Он вошел в «Водопад» через черный ход и начал портить всех девиц, каких встречал по пути. Местные охранники попытались его скрутить и выкинуть, но у них ничего не вышло. Плешивец от зелья стал здоровым, как бык, и разбросал всех по углам. Мы с приятелем тоже решили вмешаться – как-никак, заварушка началась по нашей вине – но моего дружка почти сразу уложили вздремнуть, а меня едва не прибили к колонне в качестве украшения. Тут на крики примчалась тамошняя хозяйка. Решительная дама – взяла и треснула Плешивца бронзовой вазой по макушке.
   – Хозяйка, – предвкушающе повторил Хисс. – Содержательница «Алмазного водопада» на Ак-Сорельяне. Говорят, такая красотка, что от одного ее взгляда любой готов расстелиться перед ней ковриком. Ши, то есть Шелла, если ты с ней познакомился и никому ничего не сказал, ты мне больше не друг. И даже не подружка.
   – Что случилось потом? – напомнил Аластор.
   – Да почти что ничего… – Шелла заерзала на скамье и опасливо глянула на Лорну. – Плешивец отдал концы. Не знаю, от нашего угощения или от того, что ему изрядно досталось по лысой башке. Моего приятеля оттащили в комнату по соседству и позвали к нему лекаря – он здорово расшибся о стену. Я поболтал с хозяйкой и пошел себе…
   – Не ври, – строго потребовал Аластор. – Неужели хочешь до конца жизни пробегать в платьице? Тебе настолько понравились Назирхатовы мальчики? Будешь говорить правду?
   – Я не могу, – девушка отчаявшимся взглядом показала на тавернщицу.
   – Подумай о Райгархе, – Феруза присоединилась к увещеваниям приятеля. – Каково приходится ему? Ой-лэ, если мы не сможем найти способ вернуть все обратно, его жизни просто-напросто придет конец! Он в самом деле лишится рассудка. Шелла, ты должна нам помочь!
   – Пусть Лорна пообещает, что не станет меня бить, – собравшись с духом, выпалила Шелла.
   – Да не трону я тебя! Вот болячка вредная! – беззлобно отозвалась бритунийка. – Признавайся, чего вы там натворили.
   Шелла набрала воздуху и медленно заговорила. Вокруг стало очень тихо.
   – Владелица «Водопада» хотела получить флакон с напитком, которым угостили Плешивца. Не знаю, зачем он ей понадобился. Она была готова заплатить любую цену. Я намекнул, что знаю, где добыть зелье, и назвал ей свои условия. Ночь в «Водопаде». Для меня, Райгарха и Джая.
   – Предатель, – свирепо пробормотал Хисс. – Как же я?
   – Тебя в таверне тогда не случилось, а искать… Она согласилась. Мы пришли. Утром я отдал ей флакон.
   – Поддельный! – внезапно ахнула Лорна, на редкость быстро выстроившая цепочку событий. – Я же своими глазами видела, как ты состряпал жидкость, один к одному похожую на ту, что булькала в твоей склянке!
   – Хозяйка «Водопада» получила фальшивку, – понимающе кивнул Аластор. – После чего ваша жизнерадостная троица, довольно подхихикивая, удалилась. Вчера, надо полагать, подмену обнаружили. Мошенников настигла запоздалая, но справедливая кара. Скажи-ка, предприимчивый ты наш алхимик, как зовут госпожу, что правит «Водопадом»?
   – Кэто, – Шелла обмякла на скамье и сгорбилась. – Ее имя – Кэто Сувейба. Не знаю, подлинное или нет.
   Аластор рывком ухватил Шеллу за плечи, встряхнул и повернул лицом к себе.
   – Кэто? Ты уверен? – неожиданно зло прорычал он. – Ей не то двадцать, не то двадцать два года? Она светловолосая с рыжиной, только не как Феруза, а с более вульгарным оттенком? Прекрасная фигура, медовый голосок, зеленые глаза?
   На каждый вопрос Шелла испуганно кивала. Или у нее просто голова моталась взад-вперед от рывков.
   – Ты ее знаешь? – настороженно спросила Феруза. – Кто она?
   – О боги, – с этими ничего не объясняющими словами Аластор выпустил окончательно запутавшуюся и готовую снова разрыдаться Шеллу, прошел к лестнице и как-то грузно рухнул на ступеньку.
   Вид у него сделался средним между отсутствующим и скорбным.
   – Эта Кэто – твоя знакомая, – догадалась Феруза. Аластор безучастно кивнул. – И вина за происшедшее лежит на ней?
   – А еще на мне и на этом… – Аластор издал звук, похожий на тоскливое мычание, не в силах подобрать достойное определение для Ши и его поступка. – Я должен был догадаться!
   – Догадаться о чем? – туранка присела рядом, бережно погладила взъерошенные черные локоны друга.
   – Не имеет значения. Теперь больше не имеет, – Аластор удрученно помотал головой и скривился, словно от сильной зубной боли. – Ши, прими мои искренние соболезнования. Ты наступил на ногу весьма могущественной особе, пребывающей накоротке с магией. Судя по всему, она в ярости. Я не знаю, чем тебе помочь. Не обессудь, – взломщик обессилено ткнулся лбом в плечо Ферузы. – Суд удаляется на совещание для вынесения окончательного, то бишь смертного приговора.
   – Я навсегда останусь женщиной? – хрупким голоском спросила Шелла и поднесла ладонь к губам, заграждая путь готовому вырваться воплю отчаяния.
   – Скажи спасибо, что Кэто под горячую руку не превратила тебя в жабу или в золотую статуэтку, – приглушенно донеслось в ответ.
   – На эту вертихвостку Шеллу мне глубоко плевать, она-то выкрутится! Милосердное Небо, что будет с Райгархом? – Лорна поднялась из-за стола, опираясь на него обеими руками. Вид бритунийки не предвещал ничего хорошего. – Кто мне ответит, что станется с Райгархом? Альс, ты не имеешь права отходить в сторону и заявлять: «Я не могу ничего поделать!». Если ты знаешь эту ведьму, Кэто Как-бишь-ее, отведи меня к ней!
   – Зачем? – недоумевающе спросил взломщик.
   – Поговорить. Как женщина с женщиной. Я объясню, что произошло. Райгарх не имеет к этому пакостному розыгрышу никакого отношения! Его-то за что наказывать? И что она сделала с Джаем? Об этом кто-нибудь подумал?
   – Лорна, ты не понимаешь… – начал Аластор и оборвал сам себя: – Хотя… Шелла, где настоящий флакон с зельем?
   – Спрятан у меня в комнате, – сквозь подступающие слезы ответила девушка.
   – И много в нем осталось?
   – Да он почти полон! Мы взяли от силы десятка два капель!
   – Тащи сюда, – Аластор вскочил на ноги. – Может, и в самом деле еще не все потеряно? Шелла, демоны тебя побери, сколько ты доставляешь неприятностей!
   – Что нам делать? – деловито осведомился Хисс. – Идем все или кто-то остается?
   – Гм, – Аластор задумался, прикидывая. – Лорна, тебе лучше побыть дома. Хисс, я могу попросить тебя и Кэрли… знаю, что прозвучит дико, но кому-то нужно сходить на Птичник и поискать там Райгарха.
   – На Птичник? – вытаращилась Кэрли. – Эк его, беднягу…
   – Малыш? Эй, Конан, остаешься держать оборону в таверне. Справишься?
   Мальчишка-варвар коротко кивнул и оглянулся, услышав быстрый топоток ног, мчащихся по коридору черного хода.
   – Хозяйка! – завизжала, вбегая в зал, молоденькая служанка Рилна. – Хозяйка, хвала Иштар, вы никуда не ушли! Скорее!
   – Что стряслось? – не поняла Лорна. – Ри, чего вопишь как резаная?
   – Там Райгарх… – Рилна говорила слишком быстро и закашлялась. – Он вернулся из города и вел себя как-то непонятно. Через главный вход не пошел, полез по задворкам. Вы разговаривали, а он стоял здесь, около чулана, и слушал. Когда Ши запричитал, будто все пропало, он повернулся и… Хозяйка, он на конюшню пошел и петлю ладит! Повеситься с горя вздумал, как пить дать!
   – Малыш, за мной! – Лорна с грохотом пронеслась через зал, сбив невовремя оказавшуюся на дороге Кэрли и опрокинув пару скамей. – Я ему покажу, как вешаться, пню трухлявому! Я ему повешусь! Я ему так повешусь, на всю жизнь запомнит! Я его сама повешу, причем не за шею!..
   Кэрли, не удержавшись на ногах, совершила оборот вокруг себя и плюхнулась на усыпанный тростниковыми циновками пол. Загадочный тяжелый предмет, обернутый в лоскут ткани, который она держала, выпал у нее из рук и отлетел в сторону.

   Как и полагалось в середине дня, двери «Алмазного водопада» стояли наглухо закрытыми. На настойчивый стук Аластора отозвался мрачный голос, убедительно посоветовавший пришельцу не тревожить обитательниц заведения и проваливать на все четыре стороны.
   – Мне нужно поговорить с хозяйкой! – прокричал в ответ взломщик.
   – Она не принимает, – непререкаемо отрезал бестелесный голос.
   – Тогда с ее помощницей. Или с кем-нибудь, кто здесь распоряжается!
   – Вечером приходи, – посоветовал невидимый охранник. – Первый день как на свет родился, порядков не знаешь, что ли?
   – Я эту треклятую дверь сейчас разнесу ко всем демонам, – буркнул Аластор.
   – Надо было взять с собой Малыша и попросить его постучаться, – вымученно хмыкнула Феруза и, повернувшись к дверям спиной, упрямо замолотила по ним каблучком сандалии.
   – Угомониться не можете? – проревел не на шутку разозлившийся стражник. – Помочь? Сказано – катитесь отсюдова! Приспичило?
   – Позови госпожу Джемину! – настойчиво потребовала туранка. – Скажи, ее хочет повидать гадалка Феруза!
   За дверями задумались. Имя Ферузы и ее репутация были достаточно хорошо известны, и вряд ли предсказательница стала бы ломиться в дверь столь уважаемого заведения, как «Водопад», из-за пустяков.
   – Погодите, – в голосе охранника появились нотки неуверенности. Донесся звук тяжелых удаляющихся шагов, потом – невнятный разговор. Очевидно, караульный решил посоветоваться с приятелем или старшим по званию. Спустя какое-то время, показавшееся Шелле целой вечностью, загромыхали ключи, и заскрипел вытаскиваемый засов. Между створками возникла тонкая щель, сквозь которую излилась волна приторно-сладких благовоний, настолько густая, что, казалось, ее можно потрогать рукой.
   – Входите, – донеслось из-за створок. – Да побыстрее!
   Большой нижний зал, где по вечерам девушки из «Водопада» встречали гостей, пустовал, погруженный в сероватую полутьму, нарушаемую робким миганием двух-трех настенных светильников. Вкрадчиво журчала вода маленького фонтана, пробираясь между камнями искусно устроенного водопада, благодаря которому заведение получило свое наименование. Ближе к ночи слуги зажгут укрытые среди валунов разноцветные лампы, превращавшие прозрачные струи в поток расплавленных драгоценных камней, но пока красивая игрушка бездействовала.
   – Феруза? – долетело откуда-то сверху. По широкой лестнице торопливо спускалась пухленькая женщина, закутанная в развевающееся красно-золотое одеяние. Мелкие черные кудряшки, небрежно прихваченные высоким костяным гребнем, подпрыгивали в такт семенящим шагам. – Что случилось? Кого ты привела? У нас днем закрыто, ты же знаешь!
   – Знаю, – кивнула туранка. – Джемина, это Аластор, мой друг. Ему очень надо переговорить с вашей хозяйкой. А эту девушку зовут Шеллой Шелам.
   – Госпожа Кэто не желает никого видеть, – торопливо, не дослушав, перебила Джемина, и отчего-то поежилась. – Хотите закатить вечеринку для друзей или провести ночь с нашими девицами? Я устрою.
   – Мы хотели бы побеседовать с владелицей, – медленно повторила Феруза. – Джеми, поверь, это очень важно!
   – Хозяйка больна, – Джемина решительно наклонила голову, непоколебимая в своем намерении не допускать в покои занемогшей госпожи никого.
   Феруза и Аластор быстро переглянулись. Туранка еле заметно пожала плечами и кивнула, уступая поле боя приятелю.
   – Джемина, послушай… – Аластор быстрым, выверенным движением увлек подозрительно косившуюся на него помощницу владелицы заведения к позванивающему фонтану. Феруза потянула Шеллу за собой, к огромному, устрашающе роскошному низкому дивану в туранском стиле. Девушки опасливо присели на краешек, оглядываясь по сторонам: Феруза с искренним любопытством, Шелла – настороженно. Шелковая обивка дивана назойливо пахла не то мускусом, не то розовой настойкой. В полутьме таинственно мерцали золотые украшения на стенах и потолке.
   – Если у Аластора ничего не выйдет, может, здешняя хозяйка согласится принять меня хотя бы служанкой? – тоскливо сострила Шелла, пытаясь устроиться на гладкой поверхности дивана поудобнее.
   – Не будь у меня дара предсказательницы, я наверняка очутилась бы в месте, подобном этому. Мне предлагали, – Феруза криво усмехнулась, спросив: – Как считаешь, я бы имела успех?
   – Конечно, – не колеблясь, подтвердила Шелла и осторожно поинтересовалась: – Каково оно, предвидеть будущее?
   – Иногда мне кажется, это занятие смахивает на подглядывание в замочные скважины, – грустно отозвалась Феруза. – Мне не хочется смотреть, но я не в силах закрыть глаза или отвернуться. Не получается. Потом становится очень тоскливо, будто ты вынужденно занимаешься чем-то неприятным и не можешь улизнуть. Может, кому-то удается избежать этого уныния, но такие, с позволения сказать, гадатели – чаще всего жулики. Те, кто имеет отношение к настоящему, подлинному колдовству – они редко радуются. Им не повезло. Выпало видеть мир таким, каков он есть.
   – Надо же… – разочарованно протянула Шелла и осторожно выглянула из-за высокой спинки дивана – проверить, каких успехов удалось достичь Аластору.
   Взломщик и кудрявая помощница хозяйки стояли возле всхода на лестницу. Джемина, судя по дерганым жестам рук, колебалась, готовая уступить.
   Шелле не удалось расслышать, что именно говорил ей Аластор, однако она уловила мягко-бархатистые интонации, свидетельствовавшие, что в ход пущено безотказное средство – слегка насмешливое, спокойное обаяние уверенного в себе человека.
   Шелла вздрогнула. Будь она в самом деле девушкой, пары фраз, произнесенных таким вот голосом, вполне хватило, чтобы заставить ее влюбиться по уши. Она поймала себя на том, что порывается встать, подойти к Аластору, завязать беспечный, легкомысленный разговор…
   «Не дури, – строго прикрикнул внутренний голос. – Помни, ты – не девчонка! Твоя цель – вернуть законный облик. Перестань думать глупости и рассуждать, как женщина!»
   Джемина нерешительно начала подниматься вверх по лестнице, сопровождаемая не прекращавшим уговаривать ее Аластором. Миновав первый пролет, она безнадежно махнула рукой и, перегнувшись через резные перила, негромко позвала:
   – Феруза! Посиди с подружкой здесь, ладно?
   – Одно препятствие позади, осталось убедить хозяйку, – вполголоса заметила предсказательница. – На нашу долю, как всегда, выпадает терпеливое ожидание.
   Джемина и взломщик скрылись. Шелла, не выдержав необходимости сидеть на одном месте, отправилась бродить по залу. Заглянула в каменную чашу, куда падал водопад, обнаружив там медленно плавающих красных и золотистых рыб с длинными радужными хвостами. Нашла спрятанные за занавесями двери, одна, судя по кисловатому аромату, вела в кухню, другая – во внутренние помещения заведения.
   За третьей обнаружился узкий коридорчик, освещенный единственной свечой. Возле стены лежал потрепанный тюфяк, на коем восседал Джай Проныра собственной персоной. Персона вожака шайки из «Уютной норы» выглядела донельзя уныло и обескуражено.
   – Ты что здесь делаешь? – опешила девушка, забыв, что Джай не в состоянии ее узнать.
   – Джеми разрешила, – нехотя буркнул Джай. – До открытия.
   – Да нет, я имею в виду, что ты вообще здесь делаешь… Феруза! – Шелла вспомнила о своей беде и решила прибегнуть к помощи. – Феруза, поди сюда! Быстрее!
   Проныра вскинул голову, намереваясь спросить, при чем тут гадалка, но в коридорчик вбежала встревоженная Феруза. Предсказательница и Джай изумленно уставились друг на друга.
   – Ты как тут очутился? – потребовала ответа туранка.
   – А ты? – ответил вопросом на вопрос Джай.
   – Мы расхлебываем последствия авантюры Ши… Ох! – Феруза, догадавшись, прислонилась к стене и обреченно закатила глаза. – Ты ведь приходил в «Водопад» три дня назад вместе с Ши и Райгархом, да? Значит, с тобой тоже что-то случилось?
   – Если бы я еще мог понять, что именно со мной случилось… – тоскливо протянул Джай. – Как поживают эти два остолопа?
   – Вот Ши, – Феруза поймала пытавшуюся скрыться девушку за пояс и вытолкнула ближе к свету. Шелла вымученно улыбнулась. Джай непроизвольно икнул. – Лорна и Малыш сейчас уговаривают Райгарха не сводить счеты с жизнью. Он… как бы это сказать… больше не ощущает влечения к женщинам.
   – Кто ж ему требуется, мальчики, что ли? – устало удивился Джай. Феруза отвела взгляд и удрученно кивнула. – И эти гадости случились из-за Ши?
   – Погоди, я все объясню! – Шелла едва успела увернуться от нацеленного ей в лодыжку пинка и отскочила к двери. – Я не хотела! Джай, не дерись!
   Джай как будто оглох. Поднявшись на ноги, он целеустремленно двинулся на Шеллу, попутно отстранив с пути пытавшуюся вмешаться туранку.
   Шелла выскочила за дверь, лихорадочно озираясь в поисках укрытия. Створка за ее спиной дрогнула, распахиваясь настежь, в проеме возник Джай, вслед за ним металась испуганная Феруза.
   Проныра шагнул через порог и исчез, оставив на память о себе тоненький звон.
   Девушки остолбенели. Шелла открыла рот, но не смогла вытолкнуть застрявшее между зубами слово.
   Впрочем, спустя миг Джай появился. Возле двери, что вела в кухню «Алмазного водопада».
   – С самого утра так, – горько пожаловался он растерянным собеседницам. – Какую дверь не открою – возвращаюсь сюда. В «Водопад». Когда я тут очутился в первый раз, утром, меня пытались выкинуть. Бесполезно. Дошел до таверны «Белый лотос», открыл дверь, захожу – и снова оказываюсь здесь. Попробовал идти за кем-нибудь или с кем-то – другой входит, как положено… А меня запихивает в этот бордель, будь он неладен!
   Шелла и Феруза непонимающе посмотрели Друг на друга.
   – Ему никак отсюда не выйти, – пробормотала туранка. – Он возвращается на одно и то же место… Ши, что ты натворил!
   – Вот я ему… ей сейчас и растолкую подробно, что она натворила! – с этим возгласом Джай устремился к потерявшей дар речи и способность двигаться Шелле, сгребя ее за болтавшуюся косу.

* * *

   – Хозяйка? – Джемина осторожно постучала согнутым пальцем в изящную деревянную створку, украшенную резьбой и цветными камешками. – Госпожа Сувейба?
   Тишина.
   – Госпожа, к тебе пришли!
   Неразборчивая возня, кашель, надтреснутый и разъяренный женский голос:
   – Убирайтесь!
   – Я предупреждала, – Джемина виновато развела руками.
   – Кэто, открой дверь, – подчеркнуто внятно произнес Аластор. Подумал и добавил: – Пожалуйста.
   В комнате зазвенело что-то, уроненное на пол. Зашаркали неуверенные шаги, приблизились к двери и остановились по другую сторону.
   – Кайлиени? – неуверенно позвали из-за створок.
   – Он самый, – подтвердил взломщик. – Впусти меня, надо поговорить.
   – О чем? – зло спросила хозяйка «Водопада». – О чем нам разговаривать? Зачем ты пришел? – она сорвалась на неприличный визг. – Хочешь полюбоваться, что наделали твои дружки? Это ведь твои друзья, верно? За тобой всегда таскается всяческое отребье! Подобное к подобному, да, Кайлиени? Уходи, я тебе ни слова не скажу! Джеми, позови охрану, выкиньте отсюда это отродье! Проваливайте! – визг перешел в сдавленные всхлипы.
   Джемина смущенно потупилась. Приятель гадалки Ферузы и, видимо, давний знакомый госпожи Кэто не казался ей ни «отребьем», ни тем более «отродьем». Джеми находила, что ей редко попадались на глаза подобные образчики рода человеческого. Но приказ хозяйки есть приказ хозяйки…
   – Не волнуйся, – Аластор подарил растерянной чернявой женщине проникновенную грустноватую улыбку. – Милейшая Кэто всегда отличалась резкостью характера, – он снова постучался в комнату. – Перестань валять дурака. Я не могу разговаривать через дверь, это просто глупо, в конце концов! И пожалей своих цепных мальчиков. Думаешь, они мне помешают? – он весело подмигнул Джеми и угрожающе потребовал: – Кэто, не заставляй меня портить чужое имущество!
   В комнате промолчали. Затем раздался севший и тихий голос Кэто:
   – Джеми, уходи, я сама разберусь. Ступай вниз.
   – Да, госпожа, – помощница вопросительно посмотрела на странноватого гостя. Тот кивнул. Джемина отступила к лестнице, на полпути быстро обернулась через плечо и заметила открывающуюся дверь. Настойчивый посетитель добился своего.
   Существо, представшее взору Аластора, напоминало ходячий куль неопределенного пола и возраста. Узнаваемым остался только неповторимый сладкий голосок Кэто, остальное скрывалось под плотной туранской накидкой для женщин и узорчатым платком, надежно прятавшим лицо. В комнате царил вопиющий беспорядок: перевернутая скомканная постель, опрокинутый туалетный столик и в довершение – хрустящие под ногами осколки стекла.
   Оглядевшись, взломщик увидел вычурную пустую раму и предположил, что Кэто в припадке ярости разбила зеркало. Удивляться нечему: близкие друзья госпожи Сувейбы отлично знали, чем способна обернуться ее ярость. Хрупким предметам, оказавшимся в этот миг поблизости, грозила верная гибель.
   Темный мешок, имевший смутные человеческие очертания, доковылял до края постели и неуклюже уселся. Аластор поднял валявшийся на боку табурет и по привычке оседлал его.
   – В честь чего тебе понадобилось рядиться гаремной затворницей? – игриво осведомился взломщик. Ответа не последовало, и он продолжил: – Кстати, какими судьбами ты вообще здесь оказалась? Я тебя в гости вроде не звал… хотя всегда рад видеть. Ты, оказывается, владеешь неплохим заведением, – он поднял с пола за длинные ремешки серебристую сандалию, – отчего-то возненавидела моих приятелей, насылаешь злые чары направо и налево… Кэто, ты объявила мне войну? Не раскроешь секрет – за что такая немилость? Мы с тобой всегда считались задушевными друзьями и относительно верными союзниками.
   – Не прикидывайся невинным ягненком, – раздраженно донеслось из-под платка. – И не старайся обмануть обманщицу. Этот паршивый городишко – последнее место на Материке, где я хотела бы оказаться.
   – Ты не любишь Шадизар, но приехала сюда, – Аластор раскачивал сандалию туда-сюда, словно маятник. Каждый взмах отмечал завершение очередного краткого предложения. – Приехала одна… или вместе с нашим общим другом Забиякой? Не стремилась разыскать меня. Зато рьяно искала кое-что другое.
   Он выпустил сандалию, отлетевшую в другой угол комнаты, и жестом уличного фокусника извлек из сумки на поясе ярко блеснувший хрустальный флакон, наполненный оранжевой жидкостью.
   – Отдай! – взвилась Кэто, пытаясь вскочить, но наступила на подол мешковатого одеяния. – Я знала, что это твоих рук дело! Верни мне его!
   Из складок накидки хищно высунулась обтянутая сухой лиловатой кожей конечность с коричневыми потрескавшимися ногтями, стараясь выхватить флакон. Кэто промахнулась. Собеседник оказался быстрее, поймав женщину за запястье. Хозяйка «Водопада» задергалась, вырываясь, но быстро обмякла.
   – Что такое? – искренне поразился Аластор, растерянно глядя на скрюченную и мелко вздрагивающую кисть. – Кэто, всякий раз, как мы с тобой встречаемся, ты находишь способ безмерно меня удивить. Ну-ка вылезай из своих тряпок!
   Женщина невнятно запротестовала, мотая головой. Аластор требовательно подергал за край накидки, заставляя Кэто подняться.
   – Не подглядывай, – мрачно потребовала госпожа Кэто Сувейба, начиная разоблачаться. Гость послушно отвернулся, но сперва незаметно передвинул носком сапога валявшийся на ковре довольно большой осколок зеркала, чтобы в нем отражалась фигура владелицы заведения.
   Накидка упала на пол. Сверху опустился пестрый лоскут платка.
   – Ой-е… – только и сумел выговорить Аластор.
   – Доволен? – раздраженно вопросило создание с пепельно-серой кожей, облаченное в мешковато сидевшее на нем голубое платье, яростно щуря узкие зеленые глаза. – Как, нравится?
   – На мой вкус несколько… э-э… необычно, – ушел от прямого ответа взломщик.
   – Не лги, – устало махнула рукой преображенная Кэто. – Скажи честно – отвратительно. Я похожа на чудовище. И все благодаря твоим дружкам! Верни флакон, добром прошу! Не буду спрашивать, как вы его заполучили, только отдай!
   – Говорили же тебе: оказавшись в Шадизаре, никому не доверяй, – наставительно произнес Аластор, не выпуская, однако, из рук драгоценную склянку. – Что мы теперь будем делать? Торговаться до хрипоты, согласно местным традициям, столь нелюбимым тобой? Условия сделки весьма просты: ты получишь свою отраву, мои друзья вернутся к обычной жизни. Можешь считать себя полностью отомщенной: трое злоумышленников сейчас вовсю завывают от горя. Один стал хорошенькой девушкой и успел сполна познать тяготы ремесла уличной красотки, другого нестерпимо тянет к созданиям собственного пола… Третьего я пока не нашел, но, думаю, ему тоже приходится несладко. Кэто, излишняя жестокость никого не украшает. Согласен, они виноваты. Мои извинения смягчат твою разгневанную душу? Ну хочешь, я пригоню эту лихую троицу сюда, и они лично попросят у тебя прощения? – бархатный голос взломщика приобрел умоляющее звучание: – Они всего лишь люди! Прости их, и дело с концом.
   Кэто Сувейба молчала, медленно раскачиваясь взад-вперед и крутя в высохших, как тростинки, руках массивный золотой браслет.
   – Не могу, – наконец выговорила она. – В смысле, демон с тобой и твоим мерзким городком, я согласна простить, хотя это против моих правил. У меня не получается снять заклятие, как ты не понимаешь! Я уже раз десять пыталась – никак!
   – Почему? – настороженно спросил Аластор.
   – Я… – хозяйка «Водопада» по привычке попыталась скромно опустить взор, но при ее нынешней внешности создавалось впечатление, будто она страдает косоглазием. – Я так разозлилась… Вложила в пожелание всю Силу, которой располагала! Неужели ты всерьез полагаешь, будто я по доброй воле отсиживаюсь в этом клоповнике? Я не могу отсюда уйти, не могу вернуться домой, не могу отменить заклинание!
   Взломщик прищурился, словно вглядываясь в нечто далекое, и беззвучно присвистнул.
   – Редкий случай, когда ты не лжешь… Что же ты не обратилась за помощью? К Забияке или ко мне?
   Женщина горько хмыкнула:
   – К Забияке Кебрадо? Чтобы он меня высмеял и отправил восвояси? Ему доставило бы огромное удовольствие знать, что я привязана к этому месту! Ты же знаешь, как он ко мне относится – хуже, чем к путающейся под ногами беспородной шавке! Вы все меня ненавидите! – изумрудные глаза наполнились слезами. Вспомнив, что обычного впечатления нуждающейся в помощи красавицы ей не произвести, Кэто раздраженно вытерла лицо подвернувшимся лоскутом.
   – Я очень тебя люблю, – со смешком заверил давнюю знакомую Аластор. – Причем моя любовь возрастает тем больше, чем дальше ты от меня находишься. Как прикажешь с тобой поступать? В моей власти отвести тебя… скажем, на Перекресток. Оттуда добирайся сама.
   – Сперва проторчав на Перекрестке до наступления конца времен? – сварливо осведомилась Кэто. – Спасибо, не нужно! И к тебе в гости я тоже не пойду. Буду сидеть здесь и ждать, пока не накоплю достаточно Силы! И можешь держать свое якобы искреннее сочувствие при себе! Не приходи сюда больше! Видеть не могу твою гнусную ухмылку!
   – Возьми свое сокровище, – взломщик бережно опустил хрустальный флакон на пол. – Знаешь, я всегда считал, что ты излишне подозрительна, но сегодня ты перестаралась с обвинениями.
   Былая красавица презрительно фыркнула в ответ.
   Аластор вышел в коридор, аккуратно притворив за собой дверь, и озадаченно нахмурился. Дело принимало крайне скверный оборот. Злящаяся госпожа Сувейба с легкостью творила самые невероятные мрачные чудеса, однако расхлебывание последствий охотно предоставляла кому-нибудь другому. Долго сидеть взаперти она не сможет. Надо что-то предпринять…
   – Вот еще новая обуза на мою голову свалилась, – раздраженно буркнул взломщик, сбегая по лестнице в большой зал «Алмазного водопада», откуда доносились чьи-то яростные вопли вперемешку с женским плачем и негодующими восклицаниями.
   Хныкала, как немедля выяснилось, Шелла. Она съежилась на диване – растрепанная и жалкая. Ее короткое сине-красное платье больше напоминало разрозненные лоскутья. Феруза обнимала новоявленную приятельницу за плечи и утешающе ворковала. Мрачный охранник заведения удерживал некую личность, упрямо старавшуюся вырваться и совершить убийство незадачливой девицы Шелам. В разъяренной личности Аластор с легким удивлением признал Джая Проныру. Рядом с охранником причитала, взмахивая руками и звеня украшениями, Джемина. Увидев Аластора, компания мгновенно замолчала и трепетом в глазах уставилась на взломщика.
   – Ничего не получилось, – разочарованно признался Аластор. – Джай, какими лихими ветрами тебя сюда принесло?
   – Сквозняками, – ответила за Проныру туранка. – Его тоже заколдовали. Он не может уйти: любая дверь приводит его на Ак-Сорельяну.
   – А Шелла почему рыдает?
   – Джай ее побил, – Феруза встала и потянула Шеллу за собой. – Пойдем, страдалица. Джеми, благодарю, что разрешила нам поговорить с твоей госпожой. Ты не против, если Джай останется у вас?
   – Куда же его девать? – понимающе кивнула Джемина. – Дармоедничать не будет, подыщем ему занятие. Двери гостям открывать, что ли…

* * *

   На улице обе девушки немедленно вцепились в Аластора, дружным хором требуя рассказать о встрече с госпожой Кэто Сувейбой.
   – Кэто представляет собой нередкий случай: бестолковую и злую колдунью, – раздраженно проговорил взломщик. – Стремясь отомстить, она создала настолько могущественное заклинание, что теперь у нее не хватает силенок его отменить. Шелла, признавайся: какой дряни ты намешала в зелье, которое преподнесла дражайшей Кэто? Госпожа хозяйка от него пошла чешуей и облысела!
   Шелла вытаращила глаза, ойкнула и сдавленно захихикала.
   – Ничего смешного! – зло рявкнул Аластор. – Кэто – изрядная мерзавка, не спорю, но сердить ее никому не советую!
   – Тихо, тихо, – рассудительный голос Ферузы мигом заставил взломщика умолкнуть. – Значит, госпожа Кэто не в силах одолеть свое заклинание. Может ли это сделать кто-нибудь другой? Скажем, – туранка задумчиво накрутила на палец золотисто-рыжий локон, – скажем, Клелия Кассиана, которая обладает несомненным талантом к волшбе?
   В предложении гадалки крылся несомненный здравый смысл, но, поразмыслив, Аластор разочарованно покачал головой:
   – Она не согласится. Наверняка сочтет, что Кэто получила по заслугам. Кроме того, волшебство Клелии несколько… э-э… своеобразного рода и она не слишком умелая магичка.
   – Но мы должны что-то сделать! – полным отчаяния голосом возопила Шелла Шелам так, что случайные прохожие недоуменно оглянулись. – Лучше умереть, чем оставаться девчонкой!
   – Может, спустя луну-другую ты привыкнешь, – не слишком уверенно предположил взломщик.
   – Понравится ли мне сидеть на раскаленной сковороде, если я посижу подольше? – огрызнулась Шелла.
   – Что, если попробовать прибегнуть не к колдовским силам, но к божественным? – подала новую мысль Феруза.
   – Выпотрошить все наши денежные запасы, явиться в капище Бела, пасть на колени и взмолиться: «Окажи милость, помоги!»? – недоверчиво уточнила Шелла. – Сдается мне, нашему покровителю подобная шутка очень бы понравилась. Он не станет ничего менять, предоставив нам отличную возможность пошевелить мозгами и самостоятельно отыскать выход.
   – Я имела в виду не храм Бела, – уточнила туранка. – А Обитель Возвышенного Просветления, которая на полуночной окраине.
   – Митрианцы? – Шелла презрительно сморщила нос. – Нас выгонят оттуда поганой метлой. По их мнению, жители прекрасного Шадизара неблагочинны, жадны, склонны к чрезмерному винопитию, чревоугодию и распутству, и совершенно не желают избавляться от своих грехов.
   – Я слышала, – Феруза приняла серьезный вод, – что на Обитель снизошла благодать их покровителя. Якобы дня три назад тамошние монахи обрели какой-то талисман, способный творить чудеса и излечивать любую болезнь. То, что случилось с Райгархом, Ши и Джаем, тоже ведь можно назвать болезнью?
   – Слово «обрели» означает: купили по дешевке на Ишлазе, – съязвила Шелла.
   – Мы ничего не теряем, если сходим и узнаем, что и как, – настаивала гадалка. – Ой-лэ, ты можешь предложить что-нибудь получше?
   – Феруза права, – согласился Аластор. – Прихватим Райгарха и наведаемся в гости к почтенным служителям Митры. В конце концов, это их прямая обязанность – помогать страждущим! Если откажутся, пригрозим, что пожертвуем им Шеллу.

* * *

   Обитель Возвышенного Просветления возвели с полсотни лет назад, и она выглядела, как подобные ей митрианские храмы в любых странах Восхода и Заката: высокая молельня красного кирпича с бронзовым колоколом, зал для проведения церемоний с вырубленной из мрамора статуей Подателя Жизни, помещения для трех десятков монахов, маленькая библиотека, хозяйственные постройки, дом настоятеля и пристроенный в позапрошлом году двухэтажный домик для гостей. К Обители примыкал обширный пустырь, некогда заросший бурьяном, а теперь превращенный в недурной огород, и чахлый фруктовый садик, каждое лето страдавший от засухи.
   Монастырь не бедствовал, но процветающим тоже не слыл – шадизарцы не собирались изменять своему лукавому и хитроумному Обманщику ради божества, последователи которого призывали к честному труду и умеренности. Потому нынешнее безмерное оживление, царившее вокруг Обители и прилегающих к ней кварталов, выглядело крайне удивительным и настораживающим.
   Казалось, здесь собрались разнообразные увечные, калечные, расслабленные и страждущие со всего города, к которым присоединились обитатели приютов для скорбных разумом и гильдия нищебродов Шадизара в полном составе, не считая родственников, друзей, зевак и кучки совершенно растерянных городских стражников.
   Мелькали коричневые и черные рясы: монахи отчаянно старались призвать разношерстное шумное сборище к порядку. Их усилиями желающих приобщиться милости Светозарного выстроили в гигантскую очередь, змеей вившуюся по близлежащим улицам и переулками, и затем ручейком вливавшуюся в распахнутые ворота Обители. У ворот бдели два десятка стражников, а задерганные монахи наскоро выясняли, какими недугами снедаем проситель и собирали мзду – по медному немедийскому халеру с человека.
   Судя по числу ожидающих, обитатели монастыря к вечеру могли набрать сумму, достаточную для полного обновления молельни, постройки нового хлева и для изрядного расширения библиотеки.
   – До вечера промаемся, – тоскливо заныла Шелла, когда Аластору, Райгарху и ей удалось с величайшим трудом разыскать окончание очереди и заполучить чаемое место, выдержав перед тем бурную словесную перепалку с обширным семейством, волочившим паланкин с беспрерывно капризничавшей старухой. – Это бесполезно! Ничего у нас не выйдет!
   – Шелла, сделай одолжение, заткнись, – Аластор подумал, что совершенно правильно поступил, уговорив остальную часть Компании дожидаться исхода предприятия в таверне. Ему вполне хватало общества окончательно потерявшей надежду Шеллы и впавшего в мрачную угрюмость Райгарха. На вышибалу «Уютной норы» недоуменно косились даже здесь, посреди сонма личностей, обладавших самыми разнообразными телесными пороками. По настоятельному требованию Лорны (подкрепленному выплеснутым на голову Райгарха ведром воды) асир избавился от неумело нанесенного на лицо слоя краски, но убедить его сменить наряд или сделать что-то с исходившим от него приторным ароматом благовоний Ферузы не сумел никто. Аластор отчетливо слышал смешки и самые дикие предположения соседей по несчастью, касающиеся Райгарха, и обреченно прикидывал, что делать, если терпение вышибалы лопнет. Ведь изменения коснулись и характера Райгарха – он стал истеричным и донельзя обидчивым. Пока он держал себя в руках, но стояние на одном месте, толкучка и духота кого угодно доведут до белого каления…
   Очередь медленно продвигалась к видневшимся над крышами окрестных домов зубчатым стенам Обители. Над толпой кружили сплетни: митрианский Талисман вернул разум впавшему в детство старому ростовщику и тот немедля лишил наследства свору племянников и племянниц; слепая девушка прозрела, огляделась по сторонам и теперь желает повеситься, ибо увиденный мир ее разочаровал; известный всему городу побирушка Гатти Ползун получил возможность снова встать на собственные ноги и внезапно сообразил, что лишился надежного источника подаяний…
   Последняя новость заставила некоторых нищих задуматься и украдкой покинуть людскую цепь.
   – Эта штука похожа на солнечный диск, отлитый из чистого золота, – бегавшая к уличному торговцу за очередным кувшином тепловатой воды Шелла заодно вызнала кое-какие подробности о загадочном сокровище митрианцев. – На ней выбита надпись на староаквилонском «Восполняя утраченное, задумайся о божественном могуществе» или какая-то еще возвышенная чушь в подобном духе. Она не дает богатства, не исполняет никаких желаний, только исцеляет, причем по своему выбору. Некоторым она помогать не стала. Монахи сказали – эти люди солгали или недостаточно верили. Тамошний настоятель, достопочтенный Габерия, каждый колокол читает для посетителей проповедь, надеясь обратить кого-нибудь в свою веру, и аж охрип, бедняга…
   Впереди раздались негодующие вопли. Кого-то уличили в попытке тишком примкнуть к очереди и теперь с позором изгоняли. Неудачливый жулик, сопровождаемый градом сыпавшихся на его лысоватую голову проклятий, сгорбившись, юркнул в приоткрытую калитку первого попавшегося на глаза дома и спустя миг вылетел оттуда, сопровождаемый злобным собачьем лаем. На вид сему предприимчивому типу стукнуло лет пятьдесят, и он производил впечатление разбогатевшего мелкого торговца на покое – эдакий добродушно-въедливый старичок, изрядно потрепанный жизнью, но не утративший бодрости. Шелла, завидев беглеца, задумалась, припоминая, где могла его видеть, и дернула Аластора за рукав:
   – Смотри, вон мечется месьор Эпиналь, знакомый твоей несравненной Клелии Кассианы. Его-то какая нужда сюда пригнала?
   – Где Эпиналь? – насторожился взломщик, озираясь. Увидев сутулую фигурку, озадаченно хмыкнул, и к удивлению девицы Шелам, отступил на пару шагов, укрывшись за кожаными занавесками паланкина.
   Месьор Эпиналь меж тем повторил попытку избежать всеобщей участи долгого стояния в очереди.
   На сей раз он пристроился к почтенной матроне, опекавшей слабоумного отпрыска, и завел с ней душеспасительную беседу. Почтенная горожанка дружелюбно кивала, пока не заподозрила нечто неладное и не загромыхала, честя престарелых любителей дармовщинки, якобы страдающих отсутствием памяти.
   – Не стоял ты здесь! – вопияла грузная дама. – Духу твоего тут не было! Сгинь, кочерыжка гнилая!
   Матрону охотно поддержали – какое-никакое, а развлечение.
   Посрамленный Эпиналь спешно удалился и с ужасно разочарованным видом побрел вдоль бесконечной людской цепочки, вполголоса порицая распущенные городские нравы. Громче он говорить не решался, опасаясь вызвать неудовольствие шадизарцев.
   Пронырливый старикан резво трусил мимо троицы из «Уютной норы», когда Аластор вдруг окликнул его по имени. Эпиналь замер, как вкопанный, и судорожно завертел головой по сторонам.
   Увидев взломщика, кинулся к нему, как к давно потерянному и вновь обретенному родственнику.
   – Кайлиени! Вот не чаял, что так повезет! Душечка Клелия говорила, будто видела тебя, но не обшаривать же мне сотни таверн и борделей, ища, где ты прячешься! Староват я уже для таких прогулок, ой, староват…
   Взломщика, похоже, несколько ошеломила подобная горячность встречи. Эпиналь, не давая собеседнику опомниться, настойчиво выволок его из толпы и увлек к стене дома, продолжая говорить:
   – Кайлиени, ты должен мне помочь! И не возражай! Я прощаю твои прошлые выходки, все до единой – Клелия тебе передала? Ты видишь, что творится? Это безобразие нужно остановить – немедленно, как можно скорее! Я никак не могу пробраться внутрь – уже дважды выстаивал эту распроклятую очередь, но добирался до ворот только к вечеру. После девятого послеполуденного колокола они закрываются, и я всякий раз остаюсь ни с чем! Аластор, ты ведь можешь что-нибудь предпринять! Это твое ремесло!
   – Презренное и недостойное, – голосом, очень похожим на старческий фальцет Эпиналя, произнес Аластор. – Человек, тратящий свои дни на похищение чужого имущества, не имеет права являться в приличное общество и рассчитывать на сохранение доброго имени… Твои слова, почтеннейший?
   – Приношу нижайшие извинения, – быстро пробормотал месьор Эпиналь. – Альс, к чему вспоминать старые обиды? Пожалуйста, очень тебя прощу – забери Диск у этих проходимцев! Они превратили обладание истинным сокровищем в балаган и торжище!
   – Монахам тоже нужно золото, – равнодушно пожал плечами взломщик. – Кроме того, исцеляя болящих, разве они не совершают дело, угодное Митре и тебе, его верному цепному псу?
   Старик тяжко вздохнул и закатил бесцветные глазки, собираясь пуститься в долгие разъяснения, но ему не дали – Шелла Шелам взволнованно крикнула, что очередь, наконец, слегка переместилась.
   – Ладно, считай, ты меня уговорил, – сдался Аластор. – Идем.
   Семейство, цепко державшееся за свое место позади Компании, начало яростно возражать против явления нового человека. Прибодрившийся духом Эпиналь немедля затеял спор и к тому моменту, когда людской поток приблизился к гостеприимно распахнутым воротам, сумел настолько убедить невольных слушателей в превосходстве митрианства над прочими верованиями Материка, что глава семьи заявил о своем решении пожертвовать на нужды Обители крупную сумму – при условии, что пресловутые чары Талисмана окажутся действенными.
   – С чем пришли, почтенные? – осведомился совершенно затурканный монах, сидевший подле входа и ведавший переписью наведывавшихся страдальцев.
   – Девица желает вернуть утраченную по ошибке девственность, громила – потерянную мужественность, – буркнул Альс. – Что до меня, то я напрочь лишился веры в человечество. Старикан – просто слабоумный.
   Заранее подученный Эпиналь с величайшей неохотой затряс головой, издал подобие блеяния и с отвращением пустил на бороденку струйку слюны. Митрианец подозрительно глянул на компанию, хмуро возразив:
   – Утрата веры – болезнь души, а не тела. Вряд ли Дар Митры пожелает оказывать помощь в таком случае. Может, тебе стоит обратиться к…
   Альс скроил зверскую гримасу, наклонился к уху монаха и раздраженно прошипел:
   – Нужно крикнуть на весь город, что я подцепил дурную болезнь от девицы, выглядевшей, как невинный весенний цветочек, и заверявшей, будто она не имела никаких дел с мужчинами?
   – А-а, – понимающе закивал обстриженной в круг головой монах. – Медный халер с человека и проходите быстрее, остальных задерживаете. Ступайте вон туда, – он указал на высокие бронзовые двери зала для церемоний, возле которых собралась небольшая толпа жаждущих исцеления, нетерпеливо ожидающих разрешения войти.

* * *

   В иное время Шелла Шелам с интересом бы глазела по сторонам – ей редко приходилось бывать в митрианских святилищах. Она запомнила только узкие окна с цветными витражами, из которых падал рассеянный дневной свет, выцветшие фрески на стенах, изображавшие деяния божества Милосердия и его наиболее известных последователей, вроде блаженного Эпимитриуса Аквилонского и святой девы Алийяны из Офира, а также казавшуюся слегка желтоватой статую в три человеческих роста, снисходительно взиравшую на людское копошение у себя под ногами.
   Талисман, вызвавший в городе такое оживление интереса к митрианцам, висел, слегка покачиваясь, на серебряной подставке вроде той, на которую в богатых домах вешают гонги для вызова слуг. Слухи не лгали – реликвия в самом деле имела вид отчеканенного из тускло блестевшего золота солнечного диска с множеством слегка изогнутых лучей. В центре Диска различались чуть стершаяся за давностью времен надпись, а размерами он не превышал глиняной тарелочки для маслин, то есть вполне умещался на двух сложенных ладонях. Сокровище бдительно охраняли трое сменявшихся монахов, с десяток стражников топтался вдоль стен, приглядывая за надлежащим смиренным поведением посетителей храма.
   Распоряжавшийся церемонией настоятель Габерия надрывным шепотом растолковывал правила: один за другим просители будут подходить к возвышению, где стоит Талисман, преклонять колени и, взывая в душе своей к безграничному снисхождению Лучезарного, с положенным трепетом и смирением прикасаться к реликвии. Прикасаться, не лапать грязными ручищами, поняли? Ответ Небес последует либо сразу же, либо по выходе из зала. Выходить следует вон там, где в дальнем углу, слева от статуи Подателя Жизни виднеется низкая дверца. Не толкаться, не шуметь, не лезть без очереди! Кто первый? Ты? Иди!
   – Какой позор! – еле различимо проскрипел месьор Эпиналь, обращаясь не то к Аластору, не то к самому себе. – Какое чудовищное надругательство над священным символом!
   – А по-моему, здешние монахи проявляют к этой безделушке незаслуженное благоговение, – поддел раздраженного старца взломщик. Шелла их почти не слышала. Впервые в жизни Ши Шелам пытался искренне воззвать к обитателю Высших Сфер. Конечно, Ши частенько обращался за поддержкой к Белу-Обманщику, но это совершенно другое дело! Бел – неотъемлемая частица Шадизара, многие считают, что Хитрец обитает в своем любимом городе, незримо или в виде человека. Что же до Митры, то Ши пугала торжественность и строгость обрядов, посвященных Светозарному богу. Ши отлично знал, что монахи-митрианцы могут страдать теми же пороками, что и любой житель Шадизара, однако их покровитель представал каким-то безмерно недоступным и порицающим мелкие людские слабости.
   «Там, наверху, должны видеть, что я не виноват в том, что случилось! – упрямо твердил про себя Ши. – Да, признаю, я обманул госпожу Кэто. Без всякого злого умысла, просто в этом городе принято так поступать! Я предположить не мог, что зелье так плохо на нее подействует! Я не хотел, честное слово! Верните меня обратно! И… и помогите Райгарху, если вам нетрудно, а? Он, вообще, тут ни при чем…»
   Шелла уступила свое место вышибале из «Норы», втайне надеясь узнать – подействует могущество Диска или нет. Если Райгарх станет прежним, значит, и ей, Шелле Шелам, некогда звавшейся уличным воришкой Ши Шеламом, может повезти. Она изо всех сил вглядывалась в асира и ощутила острый приступ разочарования, когда он опасливо дотронулся до одного из лучей золотого солнца: Райгарх не изменился, по крайней мере внешне. Девушка напомнила себе, что боги не обязаны торопиться с выполнением желаний смертных, но, вставая на колени перед мраморным возвышением, она не чувствовала никакого трепета или благоговения. Только опустошение и горькое сознание того, что остаток жизни она проведет в облике женщины.
   На Диск попал солнечный луч, он весело блеснул. Шелла вытянула указательный палец, коснулась чуть теплого металла и внезапно расслышала – или ей показалось? – тихий добродушный смешок. В следующий миг красно-синее легкомысленное платьице стало несколько узковато в плечах.
   Только сознание того, что он находится в храме, и вокруг топчется с полсотни свидетелей, остановило Ши от намерения заглянуть под подол одежки и собственными глазами удостовериться в милости Небес.
   Зато от радостного вопля его не удержало ничего. Ши неразборчиво заорал, заставив монахов и стражников возмущенно уставиться на возмутителя спокойствия. Настоятель, шаркая плетеными сандалиями по каменному полу, спешил лично разобраться в причине столь неблагочинных криков. Ши самозабвенно голосил, не замечая устроенной суеты и не видя, как державшийся позади него Аластор проскользнул к возвышению и одним быстрым, кошачьим движением снял золотой Диск с цепочек, на которых тот покачивался.
   – Грабят! – счастливые повизгивания Ши Шелама заглушил яростный вопль не потерявшего бдительности стражника. – Талисман! Эй, где Талисман?! Хватайте всех! Обыскать, найти! Месьор Габерия, Диск стянули!
   Почтенный Габерия беззвучно открыл и закрыл рот, пялясь вытаращенными глазами на опустевшую подставку, затем гулко икнул и неуклюже повалился на спину. Монахи бросились к своему настоятелю, которого, похоже, хватил сердечный удар. В суматохе кто-то толкнул растерянно топтавшегося на месте Эпиналя. Из-под выцветшей синеватой хламиды почтенного старца выпало золотое солнце, с отчетливым звяканьем покатившееся по полу.
   В храме наступила зловещая тишина, не предвещавшая ничего хорошего.
   – Я-а… – севшим голосом пискнул Эпиналь, судорожно дергая головой. – Погодите, добрые люди! Я тут совершенно ни при чем!
   – И ничуть они не добрые, – Аластор сгреб по-прежнему стоявшего на коленях Ши за воротник и поволок за собой. – Шевелись, моя красотка! Райгарх, уходим!
   Трое посетителей, на которых в возникшей сумятице никто не обратил внимания, бочком отступили к низкой двери и выскочили наружу. Вслед им летела совершенно неуместная в митрианском храме площадная брань и жалобные причитания месьора Эпиналя, которому вряд ли удалось избежать побиения разгневанными горожанами и монахами.
   Оказавшись снаружи, Райгарх оглянулся, подобрал валявшуюся у стены лопату и деловито подпер ей дверь. Ши разобрал истерический хохот, оборвавшийся после полученной от взломщика затрещины.
   – Бегом, бегом, – Аластор подпихнул своих приятелей, но направились они не к воротам монастыря, а к конюшне, крыша которой находилась чуть ниже каменной стены, окружавшей Обитель. Троица спрыгнула на улицу, вызвав легкое изумление терпеливо дожидавшихся своей очереди страдальцев и поспешно удалилась.
   Оказавшись как можно дальше от Обители Возвышенного Просветления, Аластор наконец остановился, привалился к стене и безостановочно захихикал.
   Не переставая смеяться, он вытянул из сумки на поясе сверкнувший древним червонным золотом Диск и предъявил изумленно присвистнувшим Ши и Райгарху.
   – Сочувствую почтенному Эпиналю, – с трудом выговорил взломщик. – Впрочем, он заслужил легкую трепку. Нечего было распускать всякие мерзкие сплетни и морочить головы моим подружкам! Старый ханжа!
   – Но я сам видел, как он выронил эту штуку, – Райгарх взял Талисман и недоверчиво покрутил, разглядывая мелкие насечки на солнечных лучах.
   – Видел, – охотно подтвердил взломщик. – Причем не только ты. Жаль, мы пропустим любопытное зрелище: почтенные монахи ищут свое сокровище и убеждаются в его бесследном исчезновении. Это наваждение. Маленькое такое, легкое наваждение, – Аластор состроил невинную физиономию. – Эпиналю, конечно, изрядно достанется, но убить его не убьют. Тем временем мы навестим бедолагу Джая и страдающую от утраты своей красоты Кэто Сувейбу, перед которой мы в большом долгу. Потом посмотрим, что делать с Диском. Может, вернем его Обители – за определенный выкуп, разумеется.
   – Я хочу переодеться, – решительно заявил Ши. – Немедленно. В таком виде я на улицу не выйду!
   – Мне казалось, ты решил остаться девочкой, – фыркнул Аластор.
   – Я с вами не пойду, – насупился Райгарх. Только до ближайшей лавки с одеждой. Мне перед Лорной теперь извиняться до конца жизни!
   – Думаю, гораздо меньше, – заметил взломщик. – Лорна – женщина мудрая и не склонная придавать значения пустякам. В конце концов, это не твоя вина.
   – А Птичник? – скорбно напомнил асир. – А благовония Ферузы? А это? – он подергал себя за жалкий огрызок былой обетной косицы, срезанной под корень. – Малыш, должно быть, считает меня безумцем либо человеком, не стоящим даже презрения!
   – С Малышом я побеседую и растолкую, что к чему, – пообещал Аластор. – Пошли искать лавку и восполнять утраченное. Если мне кто-нибудь предложит распить кувшин-другой розового шемского я, наверное, не откажусь… А, Райгарх? – вкрадчиво предложил он. – Угостишь хорошего парня?
   Асир смерил ухмыляющихся приятелей мрачным взглядом, но промолчал.

   – Опять вы? – устало удивилась Джемина, когда на пороге «Алмазного водопада» предстали Аластор и едва ли не подпрыгивающий от восторга Ши. – Хотя погодите, днем это чудо вроде бы разгуливало в женском платье?
   – Дорогая Джеми, ты ошиблась, – медовым голосом проворковал Ши. – Нас всегда путают – меня и мою сестренку Шеллу. Мы с ней близнецы, так уж получилось.
   Джемина вопросительно скосилась на Аластора. Взломщик закивал и осведомился:
   – Как поживает хозяйка?
   – Скверно, – Джемина широким жестом обвела пустующий зал, освещенный тускло горящими лампами. Даже искусственный водопад, казалось, стал журчать глуше и тоскливее. – Постоянных клиентов, конечно, обслуживаем – репутация заведения требует, но без госпожи Кэто былого огонька уже не зажечь. Девицы хандрят, поставщик фруктов без зазрения совести обсчитал на десять империалов, охранники весь день дуются в кости и маются от безделья… Что вы на этот раз затеяли?
   – Добыли отличный подарок для госпожи Сувейбы, – похвастался Ши, вызвав у помощницы хозяйки недоверчивое хмыканье. Однако Джемина не стала спорить и сама проводила незваных гостей к покоям владелицы «Водопада».
   – Нет-нет, ты останешься здесь, – Аластор вовремя отодвинул в сторону Ши, вознамерившегося проскользнуть в комнату. – Если ляпнешь новую глупость, я тебя выручать не буду. Пойди, разыщи Джая и скажи ему, что спасение грядет. Джемина, полагаю, тебе тоже не стоит не входить.
   – Ладно, – покладисто согласилась Джеми и удалилась, надменно потряхивая черными кудряшками. Ши потащился за ней, как привязанный, непрерывно треща и рассыпая комплименты. Воришке до сих пор не верилось в благополучное разрешение обрушившихся на него бед и он стремился удостоверится в том, что является самим собой – парнем девятнадцати лет от роду по имени Ши Шелам.
   – Я же сказала: не приходи сюда больше! – раздраженно прошипела Кэто, отпирая дверь и оказываясь лицом к лицу с давним знакомым.
   – Никогда не торопись кричать «нет», – наставительно посоветовал взломщик, извлекая из поясной сумки нечто, тщательно завернутое в отрез шелковой ткани. – Я рисковал жизнью и рассудком, дабы преподнести тебе бесценное сокровище, а ты сразу пытаешься выгнать меня прочь. С твоей стороны это несправедливо и неразумно.
   Из-под плотной черной ткани, надежно скрывавшей облик госпожи Сувейбы, донесся презрительный смешок. Не обращая внимания на столь явственное недоверие, Аластор уложил свое подношение на покосившийся туалетный столик и аккуратно развернул.
   Торжественно и ярко сверкнуло золото, Кэто ойкнула и попятилась, пробормотав:
   – Но… Эта вещь – настоящая, наделенная Силой! Где ты ее взял?
   – Какая разница? – отмахнулся взломщик. – Главное – она действует. Исцеляет почти любую хворь! В этом на собственной шкуре убедились с полтысячи жителей славного города Шадизара, до того скорбевших бледной немочью, умственной расслабленностью и костяной сухоткой. Нужно только искренне попросить и дотронуться до этой штуки.
   Кэто сдвинула платок на затылок и внимательно разглядывала Диск, наклоняя облысевшую голову вправо-влево. Озадаченно прикусила губу, несколько раз тяжело вздохнула.
   – Ты и вправду считаешь, будто митрианская реликвия захочет помогать какой-то содержательнице притона? – настороженно спросила она.
   – Попробуй и узнай, – беспечно отозвался Аластор. – Давай, Кэто, не трусь! Хуже все равно не будет! Или ты до конца жизни намерена отсиживаться в любезном твоему сердцу борделе? Кстати, из-за отсутствия твердой хозяйской руки заведение терпит убытки. Джеми очень старается, но…
   Госпожа Сувейба поежилась, вздернув острые плечи. Нахмурилась, став похожей на храмовую стигийскую кошку редкой безволосой породы. Потопталась на месте и нерешительно дотронулась иссохшими пальцами с коричневыми крошащимися ногтями до Талисмана.
   Над Диском взлетело искристое, красно-серебристое облачко, испустившее тонкий мелодичный перезвон. Кэто взвизгнула и сунула пальцы в рот, словно обожглась. Зачарованный взломщик уставился на золотой кругляш, чьи очертания, казалось, плавились и изменялись – солнечные лучи становились то длиннее, то короче, гравированная надпись исчезала, словно смываемая водой, и появлялась вновь… Рой летучих искр устремился к потолку и осыпался мелким дождем на Кэто, лихорадочно замахавшую руками, точно в попытке отогнать навязчивых насекомых.
   – Убери их! – испуганно выкрикнула она. – Жжется!
   Помочь ей Аластор ничем не успел, потому что яркие искры потемнели, обращаясь сероватой пылью и образуя на полу горки, похожие на пепел от сожженного пергамента. Госпожа Сувейба торопливо отряхивала платье от пыльных комочков и вдруг замерла, издав нечленораздельный звук и прижав ладонь к черепу, поросшему короткой сизоватой шерсткой.
   Между пальцами у нее оказался зажат пучок лиловых волосков. На их месте упрямо пробивались вьющиеся медно-рыжие пряди. Грязно-серая кожа светлела, приобретая обычный матовый оттенок, потрескавшиеся ногти срастались, становясь розоватыми, на веках проклюнулись кончики исчезнувших ресниц…
   Кэто метнулась к зеркалу, увидела пустую раму и, сдирая с себя мешковатую накидку, вылетела в коридор. Там она, похоже, натолкнулась на Джемину – до Аластора донесся восторженный вопль, сопровождаемый хлопаньем распахивающихся дверей и многоголосым женским щебетанием.
   Взломщик остался сидеть в пустой комнате, в окружении разбросанных нарядов, валяющихся на полу склянок с благовониями и украшений. Он бережно взял со стола Диск, недоуменно поскреб пальцем сердцевину – ему показалось, что золото помутнело – и завернул реликвию в оставленный Кэто узорчатый платок. Прислушался к оживленному шуму в коридоре, кривовато ухмыльнулся и, наклонившись, один за другим быстро выдвинул ящички стола.
   Искомое обнаружилось в дальнем углу нижнего ящика, старательно прикрытое расшитой жемчугом налобной повязкой – хрустальный флакон в виде апельсинового плода. Аластор вытащил его, полюбовался блеском граней и, поколебавшись, бросил в сумку.
   – Верну денька через два, – пообещал он разбитому зеркалу. – Пусть милейшая Кэто испытает легкое душевное волнение. Ей не повредит.
   Джай и Ши околачивались подле главных дверей заведения, прислушиваясь к растущему галдежу на втором этаже. Аластору удалось проскочить мимо ликующих девиц из «Водопада» незамеченным, и, сбежав по лестнице, он окликнул приятелей:
   – Наши дела здесь завершены!
   – Госпожа хозяйка поправилась? – с искренней заинтересованностью спросил Ши.
   – Как думаешь, с чего поднялся такой тарарам? – ответил вопросом на вопрос Аластор.
   – Они, наверное, всю ночь праздновать будут, – мечтательно протянул воришка. – Может, остаться? Если б не мы, Кэто до смерти ходила бы зеленой и чешуйчатой, словно покойная Мириана…
   – Если бы не вы, моя жизнь была бы намного спокойнее, – огрызнулся взломщик. – Пошли-пошли, нечего таращиться на красоток, они тебе не по карману. В долг не проси – не дам!
   – Скряга, – грустно бросил Ши. – Скупердяй шемский.
   – Погодите, как же смогу я выйти? – опомнился Джай, слегка растерявшийся от столь быстрой перемены обстоятельств.
   – Через дверь, как положено людям. Кэто тебя прощает, – с этими словами Аластор толкнул тяжелую створку красного дерева.
   В опускающихся сумерках перед заведениями Ак-Сорельяны один за другим вспыхивали разноцветные фонари, звенели на ветру связки медных колокольчиков, слышались крики зазывал и нарочито громкий смех девиц. Трое мошенников еще несколько мгновений постояли на верхней ступеньке «Алмазного водопада», слушая привычные звуки Шадизара, вступавшего в очередную ночь, несущую кому-то удачу, а кому-то – жестокое разочарование.
   – Идем домой, – неожиданно проговорил Ши. – Нас, наверное, заждались. Интересно, там Райгарх с Лорной помирились?

* * *

   То, что Малыш влюбился (едва ли не впервые) и отчаянно пытается это скрыть, понимали все. Кроме него самого. Умненькая, красивая, жизнерадостная Диери Эйтола с каждым днем нравилась ему все больше и больше, но Конан усвоил, что затверженные с детства благочинные традиции на обитателей взбалмошных городов вроде Шадизара не распространяются. Диери только посмеется, если предложить ей выйти замуж и уехать. Куда? Обратно на Полночь, что ли? Конана туда совершенно не тянуло.
   Окончательно запутавшись, мальчишка-варвар рискнул обратиться за советом к человеку, который наверняка не станет над ним смеяться и не разболтает чужую тайну.
   – Женщины, – задумчиво изрек Аластор, терпеливо выслушав сбивчивые излияния младшего из жильцов таверны «Уютная нора». – От них проистекает вся радость мира и все наши горести. Значит, так! Не бери пример с меня: не позволяй подружке крутить тобой по своему усмотрению. Встречайся с ней как можно чаще, но старайся не быть навязчивым. Возжелает безделушку, платье, цепочку, котенка – покупай, только смотри, как бы не оказаться с пустым кошельком. Дари ей что-нибудь – не обязательно дорогое, главное, чтобы от души. Развлекай, тверди, какая она несравненная, единственная и неповторимая. Это, конечно, ложь от первого до последнего слова, но девушкам нравится. Прочие вопросы, думаю, вы в силах решить самостоятельно. Да! – он наставительно поднял палец. – Чуть не забыл! Никогда, никогда не расспрашивай свою приятельницу о ее прошлом, чем она зарабатывает на жизнь и сколько у нее друзей, помимо тебя. Можешь ужасно разочароваться. Кстати, мне до крайности любопытно взглянуть на особу, рискнувшую остановить свой выбор на столь диковинном создании, как ты.
   – Пошли, познакомлю, – нерешительно предложил Конан.
   Встреча получилась несколько сумбурной и испорченной внезапным появлением Шеллы-Ши, за которой азартно гонялись люди Кодо Ночного Кошмара. Однако даже столь краткие смотрины позволили Аластору составить впечатление о знакомой Малыша и высказать свое полное одобрение.
   – Не упусти такое сокровище, – напутствовал он чрезвычайно смущенного мальчишку.
   И Конан твердо собирался последовать этому совету.
   Безумие, владевшее обитателями «Норы» в последние три-четыре дня, вроде пошло на убыль. Райгарх, Ши и Джай вернулись к привычным обликам, ссоры отгремели, взаимные обвинения иссякли, расчеты завершены, и Феруза высказала общее мнение, заявив: «Кто старое помянет – тому глаз вон!».
   Сегодняшний день Малыш собирался целиком и полностью отдать Диери. Они побродят по городу, наведаются на Золотой рынок, у него вполне хватит денег, чтобы сводить подружку в «Пещеру демона» или другую приглянувшуюся ей таверну. Кто знает, может к вечеру Диери надумает пригласить его в гости? Девице Эйтола принадлежал дом в зажиточном квартале Лам-лам, который она делила с подругой и двумя служанками. Конана очень интересовало, откуда Диери берет средства для содержания довольно дорогого жилья – она не занималась никаким ремеслом и не имела богатых родителей или процветающего дядюшки-купца. Однако Аластор предостерегал от лишних вопросов, и, наверное, знал, что говорил.
   Диери ожидала приятеля на условленном месте, подле известного любому жителю Шадизаpa Опалового фонтана. Если верить легендам, его когда-то в самом деле украшали крупные зеленоватые опалы, нынче замененные дешевыми подделками из яшмы. Парапет фонтана затянул сероватый мох, вода цвела и отдавала плесенью, но какая разница, если на покосившемся ограждении сидит, легкомысленно болтая ногами, девушка в ярко-алой тунике? Малыш еще с десяток ударов сердца постоял за углом, глядя, как солнце отливает бронзой на волосах Диери, как вспыхивают огоньками камни в ее браслетах и как она нетерпеливо оглядывается по сторонам.
   Всякий раз он опасался, что придет и не застанет своей подружки – вдруг она не дождалась и ушла с кем-нибудь другим?
   Девушка вдруг заметила, что за ней пристально наблюдают, состроила надменную рожицу и отвернулась. Впрочем, спустя миг она уже бежала мимо облюбовавших площадь у Опалового фонтана торговцев, одобрительно свистевших ей вслед.

* * *

   К полудню странствующую без особой цели парочку вынесло к пределам квартала Чамган, принадлежавшего двергам-гномам. Диери, виновато улыбаясь, словно привязанная невидимой веревкой, устремилась в сторону лавок, над которыми раскачивались изображения двух перекрещенных кирок и ограненного кристалла. Такая вывеска обозначала ювелира, что подтверждалось тягучим звоном крохотных молоточков и змеиным посвистыванием непрерывно вращающихся шлифовальных кругов, на которых драгоценным камням придавали необходимую форму.
   Малыш, пожав плечами, двинулся следом за подружкой, от души надеясь, что Диери не придет в голову блажь обзавестись алмазным ожерельем, стоящим больше, чем «Уютная нора» вместе со всем содержимым таверны. К счастью, ее вполне устроило скромное колечко с бирюзой.
   Пока девушка вдумчиво перебирала украшения, Конан украдкой прислушивался к болтовне стоявших рядом покупателей – двоих местных купцов, сопровождаемых девицами, наверняка промышляющими в домах Ак-Сорельяны. Собственно, Малыша больше притягивали таившиеся за поясами торговцев кошельки, однако новости тоже звучали любопытно.
   Оказывается, вчера митрианская Обитель Возвышенного Просветления утратила столь внезапно обретенную чудодейственную реликвию. Причем утратила при весьма загадочных обстоятельствах – Талисман пытался вынести некий бойкий старец.
   Когда усилиями городских стражников его изловили, золотого Диска при нем не оказалось. Монахи обшарили Обитель сверху донизу, но ничего не нашли. Разъяренная толпа увечных и каленных, лишившихся возможности исцелиться, разломала двери подвала, куда посадили виновника, выволокла его на площадь перед храмом и лупцевала костылями, пока бедолага не испустил дух.
   Конан вспомнил, что нынешним утром заметил в таверне подвешенное над стойкой изображение золотого солнца. Не того ли самого, что пропало из храма? Диск принес Аластор, однако поведать друзьям о том, как он умудрился стать обладателем митрианского священного символа, взломщик отказался…
   – Куда теперь? – Диери с любопытством озирала Ворота Чамгана – мрачное сооружение из дерева и темного железа, поднимавшееся вверх на три человеческих роста. – Как думаешь, что дверги прячут за такой громадиной? Несметные сокровища?
   – Может быть, – согласился Малыш, по возможности незаметно уводя спутницу от гномских лавок с их соблазнительными для любой женщины россыпями украшений. Они свернули на широкий проезд, ведущий от Чамгана к торговому кварталу Сахиль, и тут над привычным людским гулом пронесся разъяренный окрик, словно щелканье длинного тяжелого бича:
   – Деянира!
   Оборвав на полуслове длинную и запутанную историю о том, как хитроумные дверги недавно умудрились обжулить немедийских купцов, Диери вжала голову в плечи, безуспешно стараясь прикинуться невидимой.
   – Деянира, стой! Кому говорю!
   Девушка прислонилась к стене и обреченно закатила глаза, пробормотав:
   – Я сама разберусь. Исчезни.
   – Разве тебя зовут Деянира? – недоуменно спросил Малыш.
   – Диери, Деянира, какая разница? – почти выкрикнула девушка. – Уходи! Ну уходи же!
   Подросток-варвар не тронулся с места, наконец увидев надвигающуюся на них угрозу, имевшую вид высокого и чрезвычайно хмурого человека в богатых одеждах темных цветов, в изобилии украшенных вышивкой и крохотными самоцветами. Поблескивала массивная золотая цепь с вкраплениями алых камней, на которой болталось диковинное украшение – ключ с длинной рукояткой и хитро вырезанной бородкой. Значение подобного символа Конану однажды растолковала Лорна, пояснив, что такой знак носят члены управляющего Шадизаром Совета, около дюжины человек, облеченных нешуточной властью. Прохожие врассыпную шарахались от устрашающего Советника, точно опасались быть задетыми даже краем тени от его плаща, но, скорей всего, опасаясь вызвать неудовольствие его сопровождения – пятерки мрачных громил, угрожающе косящихся по сторонам.
   – Значит, мне сказали правду? – напрочь не замечая присутствия Конана, процедил Советник, презрительно взирая с высоты своего роста на испуганно съежившуюся Диери. – Ты очень быстро позабыла, кому обязана нынешним благополучием?
   – Ничего я не забыла, – угрюмо буркнула девушка. – Не знаю, каких гадостей тебе наплели, но это вранье. Я имею право заводить друзей! Или я должна терпеливо ждать, пока твоей милости будет угодно вспомнить обо мне? Так я наверняка успею поседеть и состариться!
   – Ты слишком много себе позволяешь, – ровный, холодный голос, слегка растягивающий гласные звуки, показался Малышу смутно знакомым, только никак не удавалось вспомнить, когда он уже слышал подобные многозначительно-зловещие речи. – Я еще мог простить, сведи ты знакомство с человеком нашего круга, но спутаться с уличным отребьем, подзаборным воришкой! Деянира, ты меня разочаровала. Полагаю, в глубине души ты навсегда останешься дешевой шлюшкой.
   Диери-Деянира взглянула снизу вверх в самодовольную, холено-брезгливую физиономию своего покровителя, и ледышка ужаса, засевшая у нее под ложечкой, сменилась раскаленным жалом ярости. Сквозь злые слезы она увидела помаленьку собирающуюся толпу – почтеннейшая шадизарская публика намерена потешиться небольшим представлением? Замечательно!
   Пятеро угрюмых телохранителей придвинулись ближе. Диери зажмурилась и набрала в легкие побольше воздуха.
   В этот самый момент Конан, мрачно прикидывавший, которого из пятерых огорчить первым, наконец сообразил. Обладателя высокомерного голоса он встречал седмицу тому, в полумраке тюрьмы Алронг. «Купите мальчика!..»
   Скандал получился превосходный.
   – Я не шлюха! – пронзительно завопила девушка. – И никогда ей не была, ты, грязный надутый потаскун! Думаешь, я не знаю, зачем ты каждую неделю берешь в дом молоденьких служанок?
   – Таких, как он, вообще надо в мешок сажать и в нужнике топить! – дополнил обвинения подружки Малыш, вызвав немалое оживление среди зевак. – Извращенец! Он себе мальчиков в Алронге покупает!
   – Взять обоих! – рявкнул вельможа, от самодовольства коего не осталось и следа. – А вы что глазеете?! Прочь отсюда! Пошли прочь, сыны свиньи!
   И немедленно схлопотал репку и пару гнилых яблок от оскорбленных зрителей.
   Что в Киммерии, что в Шадизаре Конан всегда следовал мудрому правилу кулачных бойцов: уж если драки не избежать, бей первым. Вскоре один из телохранителей, вопя от боли, хватался за сломанную челюсть, а двое других, кинувшись вязать руки Диери, на своей шкуре почувствовали, что лучше сойтись врукопашную с дикой кошкой, чем с разъяренной девицей. Против двоих Малыш, перенявший от Райгарха несколько гнусных ухваток асирской борьбы, какое-то время доблестно держался под одобрительные вопли толпы, не забывая при этом крыть обидчиков последними словами. Он ухитрился даже вырвать короткую дубинку у одного из нападающих, а другому в клочья располосовал богато изукрашенную тунику.
   Потом его сбили с ног, от тяжелого удара по голове в глазах поплыли малиновые пятна. Малыш перестал отбиваться – берег силы – и скорчился в пыли, прикрывая локтями живот и почки.
   «Ну почему мне так не везет? – тоскливо подумал он, глядя на подступающие со всех сторон ноги в грубых сапогах, коими чрезвычайно удобно пинать лежащего. – Всего лишь с девочкой погулять вышел… Забьют, точно забьют…»
   – Держите маленькую шлюху, я с ней после разберусь, – злобно прогнусавил над головой знакомый голос. – Ну-ка…
   – А ты все равно извращенец! – с отчаянием приговоренного к смерти, намеренного любой ценой сохранить за собой право последнего слова, выкрикнул Конан, прежде чем сокрушительный удар обрушился на его ребра. – Таких топить…
   – Р-рубить! – прогремело над площадью подобие боевого клича. Толпа, к тому времени уже выросшая до изрядных размеров, дружно ахнула и всколыхнулась. Мучители вдруг утратили к Малышу всякий интерес.
   – Кром-Воитель, – пробормотал Конан, неуверенно садясь.
   Распихав зевак, мимо него пронеслось нечто. Нечто было большим, черным и настроенным крайне злобно – Малыш только и успел разглядеть грязноватую чалму на туранский манер и яростно горящие глаза над растрепанной бородой. Развевая полами халата, оно в два прыжка оказалось рядом с Диери и держащим ее охранником.
   Удара Конан вроде бы не заметил. Однако телохранитель отлетел на добрый десяток шагов и грудой мяса сложился у забора, девушка растерянно ойкнула, а странный спаситель воздвигся над ней, возгласив с сильным туранским акцентом:
   – Жены святы! Собак! Колоть! – после чего, угрожающе набычившись, двинулся на оторопевшего месьора Советника сотоварищи с явным намерением причинять телесные повреждения, кромсать, рубить и совершать прочие противозаконные действия.
   К чести последнего, спасаться бегством он не стал. Бывший содержатель Деяниры отступил на шаг, вытянул из-за голенища кинжал и принял боевую стойку. Двое его охранников взялись за дубинки, третий вынул нож. Четвертый, коему Конан своротил челюсть, грустно посмотрел на них, на приближающегося туранца и втихомолку растворился в толпе.
   Двоих с дубинками туранское воплощение Крома-Воителя уложило не останавливаясь и не замедлив размашистого шага – просто с быстротой атакующей кобры всплеснуло широкими рукавами, и одному, насколько мог судить Конан, разбило кадык, со вторым сотворило непонятно что, но с тем же результатом: бедняга рухнул без единого звука, даже не успев крикнуть.
   Тот, что был с ножом, сделал молниеносный выпад и несколько ударов сердца изумленно взирал на бессильно повисшую руку, переломанную в локте, прежде чем завыть от боли. Туранец подошел почти вплотную к побелевшему Советнику.
   – Ты паршивый шакал, – громко произнес он, не обращая внимания на отчаянные выпады противника. Вельможный извращенец явно не был новичком в кинжальном бою, но туранец уклонялся от его ударов не глядя. – Оскорбил женщину. Бьешь лежащего. Тот мальчик – воин. Ты – шакал. Тебе смерть как собаке.
   И вдруг, перехватив кисть руки с кинжалом на середине замаха, без усилий загнал клинок по рукоять в горло неприятеля.
   – Светлый Митра! – пронзительно ахнула какая-то женщина в гуще толпы, и, словно бы ее возглас послужил сигналом, в наступившей тишине сразу несколько глоток заголосили:
   – Убили! Убили!
   – Советника Намира убили…
   – Зарезали!
   Некто совсем уж глупый или приезжий истошно завопил:
   – Стра-ажа!
   – Рехнулся совсем… Молчи, дурак, – посоветовали крикуну, однако вопль сделал свое дело: плотное кольцо рук, ног, голов с поразительной быстротой начало распадаться, а в отдалении замаячили островерхие шлемы стражников.
   – Ох, теперь заварится каша! – выдохнул Малыш, вскакивая на ноги и морщась от острой боли в избитых ребрах. – Бежим отсюда!
   Диери уставилась на приятеля прозрачными глазами. С перепугу она, похоже, забыла все на свете, включая собственное имя. Конан потянул девушку за собой, схватив за руку, и только тогда на лице Деяниры появилось вполне естественное выражение ужаса.
   – А… А как же… – дрожащим голосом произнесла она, за недостатком слов показывая пальцем. Конан посмотрел. Человек из Турана подобрал оброненный нож и чистил им полу халата, при этом напевая игривую мелодию. Лицо его, по крайней мере та часть, какую не скрывала клочковатого вида борода, выражало полнейшую безмятежность.
   – Тупой, что ли… – пробормотал Конан. – Эй, почтеннейший!
   Туранец радостно осклабился.
   – Не тупой, – довольно протянул он. – Острый! Смотри, какой острый! Хороший нож!
   И в доказательство срезал из своей бороды пару волосков.
   Малыш глянул туда, где, раздавая пинки и ругаясь, прокладывали дорогу стражники – те неумолимо приближались, намеренные карать по всей строгости закона. Тогда он схватил полоумного воителя за болтавшийся рукав и, твердо проговорив: «Так надо», решительно поволок прочь от места драки.
   Всю дорогу до «Норы» тот недовольно ворчал на смеси туранского и шемского, высказываясь, насколько разобрал Малыш, скверно знавший туранское наречие, в том смысле, что никогда еще он, Джерхалиддин Раввани Ар-Гийяд, не бегал от каких-то паршивых трех десятков городской стражи, которых, если что, можно голыми руками на кусочки порвать.
   «Повезло, – думал Конан, проникаясь к незнакомцу все большим уважением. – Теперь у нас будет свой берсерк».

* * *

   Когда двери «Норы» открылись перед Конаном и его спутниками, большой обеденный зал трактира пустовал, только за длинным столом восседал в гордом одиночестве Хисс и уплетал тушеную фасоль из глиняной миски. Узрев живописного Джерхалиддина Раввани Ар-Гийяда, грозно сверкающего глазами из-под поношенной чалмы, Хисс подавился кушаньем, заперхал и, согнувшись, побрел за стойку – залить огонь кружечкой «Слезы дракона».
   – Здравствуй, Хисс, – степенно поздоровался Малыш.
   В ответ донеслось бульканье наливаемого вина и страдальческий возглас:
   – Ну почему? Почему, едва только выдается спокойный денек, без всяких потерянных артефактов, враждующих магов, летающих пузырей и говорящих сортиров, немедля является какое-нибудь порождение туманных полуночных гор и приводит… Что это, Малыш? Не то, которое симпатичное и в юбке, а другое, большое и волосатое?
   – Это Джарх… Джур…
   – Джерхалиддин Раввани Ар-Гийяд, – выговорил туранец, блеснув великолепной улыбкой. – Из Аграпура.
   Хисс вынырнул из-под стойки, сжимая в одной руке кружку, а в другой бутылку.
   – Рад за тебя, почтенный… Сперва, значит, пекудо, а теперь Ар-Гийяд. Малыш, где ты его отыскал? Это, случаем, не твой новый приятель? У тебя появились трудности с девочками, и ты решил по примеру Райгарха…
   – Рубить! – рявкнул Ар-Гийяд, мгновенно спрятав улыбку. Хисс застыл, не донеся кружку до рта.
   – Что рубить? – оторопело спросил он.
   – Колоть, – мрачно уточнил туранец.
   – Э-э… Хисс, – поспешно вмешался Малыш. – Он шуток не понимает. Совсем.
   – Как ты? – не поверил Хисс.
   – Гораздо хуже, – подтвердил Конан, прикидывая, не кроется ли в словах рыжего мошенника очередного подвоха. – Но как он дерется! Он нас с Диери от смерти сегодня спас. Видел бы ты…
   – Сохрани меня Митра! – вскинул ладони Хисс, вспомнил про кружку и немедленно выпил. – Значит так, Малыш, – сказал он, обтирая губы, – чует мое сердце, что день еще толком не начался, а ты успел влипнуть в какую-то историю со смертоубийствами и злоумышлением на основы порядка. Давай, ешь, пей, но погоди рассказывать, пока остальные не проснутся. Да предложи даме сесть, невежа! Почтенный Ар-Гийяд понимает по-шемски?
   – Почтенный Ар-Гийяд все понимает, – заверил туранец, подозрительно заглядывая в кружку.
   – Только не говорит. Как Пушок, – хмыкнул Хисс. – Шутка, шутка! Не рубить, не колоть, не кромсать, – он задрал голову и тоскливо воззвал: – Ло-орна! У нас гость! Ар-Гийяд пришел!
   Наверху хлопнула дверь, простучали шаги, и появилась Лорна – встрепанная и спросонья плохо соображающая. Она перегнулась через перила, оглядела зал, остановила чуть рассеянный взор на туранце и озадаченно спросила:
   – Это что?
   – Человек, – гордо сообщил Хисс.
   – Вижу, что не пекудо… Откуда взялся?
   – Он привел! – ехидно пояснил Хисс, тыча пальцем в Конана. – Вернее, они. Тут еще девочка.
   – С добрым утром, – мрачно сказала Лорна. – Я-то по глупости обрадовалась, что вы, наконец, угомонились. Этот ваш Ар-Гийяд по-шемски хоть слово разумеет? Хисс, растолкуй ему, что обед у нас после седьмого колокола, завтрак положен только постояльцам, а комната стоит десять монет за день…
   – Почтенный Ар-Гийяд все понимает, – с нажимом повторил туранец.
   – Ага, – кивнула бритунийка. Подумала, почесала в затылке и рявкнула: – Райгарх! Поди сюда!
   Какое-то время не происходило ничего, затем появился заспанный Ши. Воришка отсутствующе улыбнулся тавернщице и с подвыванием зевнул.
   – Ты что, Райгарх? – с упреком спросила Лорна.
   – Нет, я Ши, – ответил тот с обезоруживающей простотой. – Райгарх спит. Он бросил в меня сапогом и послал узнать, чего надо. Ой, а кто это? – Ши углядел в обеденном зале новое лицо.
   Хисс пожевал губами, привыкая к звучанию непривычного имени, и, четко выговаривая каждый слог, произнес:
   – Это Джерхалиддин Раввани Ар-Гийяд… да простит меня Митра… из Султанапура.
   – Из Аграпура, – поправил туранец. Хисс небрежно отмахнулся:
   – Да все едино… В общем, из Турана. Его Малыш нашел. Не знаю, где. И привел сюда. Не знаю, зачем.
   – А по-шемски месьор Ар-Гийяд понимает? – вежливо уточнил Ши.
   Ар-Гийяд зарычал и начал медленно подниматься из-за стола. Конан и Диери с двух сторон схватили его за свисающие рукава диковинного одеяния и усадили обратно.
   – О-о, это серьезно, – пробормотал Ши. – Лорна, я пошел будить остальных.
   – …А когда я уже решил, что нам конец, появился этот туранец, Джир… Ар-Гийяд. – Малыш, утомленный долгим рассказом, вздохнул и оглядел собравшихся, среди которых отсутствовал лишь один обитатель «Норы», а именно Аластор Кайлиени. Дверь в его комнату откликнулась на известие о странном пришельце душераздирающим стоном, после чего в обеденный зал вскорости выпорхнула свежая и жизнерадостная Феруза, прощебетавшая, что «Альс придет чуть позже». – В жизни не видел, чтобы человек так сражался. Это было потрясающе…
   Туранец, восседая подобно орлу в середине длинного стола, надулся от гордости.
   – Это было ужасно, – с тоскливым вздохом сказала Диери Эйтола. Ар-Гийяд неодобрительно покосился на нее. – Спору нет, он выручил нас из большой беды. Но голыми руками убить четырех вооруженных мужчин… Заколоть Советника его же собственным кинжалом средь бела дня, на оживленной улице… Бр-р.
   Райгарх уважительно присвистнул.
   – Ничего себе, – высказался Ши. Лорна спросила:
   – А которого Советника он… э-э…
   – Намира, – грустно сказала Диери.
   – Ого! Племенной Жеребец допрыгался? – произнес чей-то голос. На лестнице, ведущей на верхний этаж, появился Аластор.
   И узрел Ар-Гийяда.
   Ар-Гийяд, в свою очередь, увидел Аластора.
   На какое-то мгновение картинка словно застыла: Аластор с отвисшей от удивления челюстью, туранец, взлетающий в затяжном прыжке над столом, Райгарх, сцапавший за ножку тяжелый табурет, и все прочие, на чьих лицах нарисовалось выражение безмерного изумления. Затем с шумом, ревом и грохотом все пришло в движение.
   – Вор! – надрывался Ар-Гийяд, опрокинув взломщика и пытаясь добраться до его горла. – Меч! Собак! Убью!
   – Уберите от меня это! – задушенно хрипел Аластор. Джай доблестно рванулся на помощь, запутался в табурете и загремел. Женщины хором визжали. Конан на пару с Хиссом попытались оторвать неистового кочевника от его жертвы, однако хватка у Ар-Гийяда оказалась железной. Жертва тем временем сучила ногами и понемногу начинала синеть.
   Только после того, как Райгарх с размаху сокрушил о бритый загривок безумного степняка несколько предметов обстановки, а остальные обитатели «Норы» навалились разом, гостя удалось скрутить. Аластор, сипя и кашляя, отлеживался у стеночки, вверенный хлопотам перепуганных девиц, покуда рычащего Ар-Гийяда со всем тщанием прикручивали к одному из подпирающих крышу столбов.
   Туранец, попробовав на разрыв щедро намотанные вокруг его запястий веревки, сразу перестал вырываться и угрюмо притих, сверля Аластора злобным взглядом.
   – Кх-х… – прошипел Альс. Феруза поспешно протянула ему кружку с вином – промочить пострадавшее горло. – К-какого демона… Кто его притащил, признавайтесь?
   – Он! – одновременно возопили Хисс и Ши Шелам, показывая на Малыша.
   – Точнее, мы вместе его привели, – потупилась Диери. – Так получилось. Мы не виноваты, правда, Конан?
   Покрасневший Малыш со всем возможным достоинством произнес:
   – Ну… э-э…
   – Друзья мои! – неожиданно звучным голосом возгласил Аластор, вскакивая на ноги. – Простите меня, недостойного, если я чем-то провинился перед вами. Вы, должно быть, желаете моей смерти. Иначе как объяснить, что один проигрывает чужие деньги, а отдуваться приходится мне, второй ухитряется поссориться с милейшей Кэто – и все хлопоты опять на мне! – а третий приводит в дом воплощение демона Шеблы – Исторгателя Душ и натравливает не на кого-нибудь, а на меня!.. Малыш, откуда, во имя семнадцати Кругов Преисподней, ты его раздобыл?! И зачем он здесь?
   Чувствовалось, что взломщик разозлился не на шутку…
   Впрочем, за Малыша вступились, а когда он и Деянира с пятого на десятое повторили свою историю, Аластор только покрутил головой, взлохматил свою роскошную шевелюру и извиняющимся тоном произнес:
   – Да, в самом деле… Не бросать же его там было, такого красавца. Но что я ему сделал, в толк не возьму?
   – Ты вор, – громко и убежденно заявил туранец.
   Альс поднял бровь:
   – Да, и без ложной скромности скажу, что неплохой. Тебя, почтеннейший, зависть мучает?
   – Ты украл у меня одну вещь… – глядя в потолок, начал Ар-Гийяд.
   – Всего одну? И сразу душить? Да ты жадина, уважаемый! Что за вещь-то была?
   – Он упоминал меч, собак, шакалов, – припомнил Ши. – Может, ты у него собаку свел?
   – Сам ты собак, – гордо сказал Ар-Гийяд. – Этот паршивый шакал украл мой меч! За это он поплатится жизнью.
   На лице Аластора появилось искреннее недоумение.
   – Драгоценнейший, ты что-то путаешь, – твердо заявил он. – Оружие – не мой профиль. Может, кто другой украл? Похожий на меня?
   – Думаешь, что сможешь обмануть Ар-Гийяда, Великий Обманщик? – рыкнул туранец. – Я не так глуп, не надейся. Три луны назад Серый Вихрь висел в моем походном шатре. Не проходило вечера, когда бы я не вынул его из ножен, чтобы напоить клинок светом первой звезды! И вот однажды вечером, в урочный час зайдя в шатер, я не нашел мое сокровище… Много иных редких и дорогих вещей исчезли вместе с ним, но что значат все богатства мира рядом с Серым Вихрем! Я тогда едва не лишился рассудка от горя, ибо воры не только лишили меня самого драгоценного, но даже не оставили следа, чтобы пустить погоню, не потревожили дорожной пыли за порогом жилища! Но потом я подумал – и стал смеяться, о, как я смеялся, ибо ты перехитрил сам себя, вор! Кто еще, кроме тебя, не оставляет следов, подобно змее, ползущей по камням? Кто еще может безнаказанно украсть невесту со свадьбы, корону с головы и Серый Вихрь из походного шатра Джерхалиддина Раввани Ар-Гийяда? Ш-шакал!..
   – Ничего не понимаю, – развел руками Аластор. – Все это, конечно, весьма лестно – насчет змеи на камнях, короны с головы и так далее – но поверь, почтенный, я к твоему сокровищу не имею ни малейшего касательства. Я не крал его…
   – Крал, – упрямо заявил туранец. – Ты вор. Никто бы не смог, кроме тебя. Уж не хочешь ли ты сказать, что Шатер-в-Степи доступен любому? Что Серый Вихрь мог снять со стены кто угодно, хоть вон тот шут, что сидит сейчас подле тебя?
   – Вот поганец, – буркнул Ши Шелам, сидящий рядом с Аластором.
   – Уважаемый Ар-Гийяд, опиши пропажу, – деловито вмешался Райгарх. – За свою жизнь я видел много разных мечей, может, и твой встречал?
   – Такого – не встречал! – отрезал Ар-Гийяд, и по его хищному худому лицу внезапно расползлось мечтательное выражение – туранец даже глаза прижмурил. – Серый Вихрь – один во всем подзвездном мире. Изгиб клинка его подобен серпу молодой луны, и столь же ярок свет его в ночи. Ужасом Степей зовется он, и Погибелью Неправедных, и Лучом Черной Звезды, и мощь его воспета в преданиях. Носящий его может спокойно спать посреди голой степи, где кочуют дикие племена, ибо стоит неприятелю приблизиться, как клинок разбудит владельца и придаст ему отваги. В бою питается Серый Вихрь ненавистью господина и страхом врагов, и оттого силы носящего меч удесятеряются, и ни сталь, ни огонь, ни колдовские чары не могут перед ним устоять. Освобожденный от ножен, ярко сияет он во тьме…
   – Так, что читать можно? – подал голос мстительный Ши.
   Туранец запнулся и заморгал:
   – Что?
   – Читать, говорю, можно при свете этом? – ехидно переспросил Ши. – Ну, который во тьме сияет?
   – Ар-Гийяд не знает, что такое «читать», – спесиво выпятил бороду Ар-Гийяд. – Но, когда ты владеешь Лучом Черной Звезды, можно все!
   – Как это романтично… – протянула Кэрли.
   – О да, необычайно романтично, – пробормотала Лорна. – Был у меня, помнится, в молодости приятель-туранец. Тоже занятные байки травил при луне. Просыпаюсь как-то утречком – ни любезного дружка, ни подвесок золотых, ни деньжат, что на черный день копила…
   – Ш-шакал, – ввернул Ар-Гийяд.
   – Точно так, и даже хуже… Вы слушайте его больше. Альс, да ты глянь на него! Весь грязный, рваный, сапоги сейчас развалятся, ни денег, ни коня, ни хоть ишака паршивого! Держу пари, этот его Шатер-в-Степи располагается аккурат где-нибудь в Нищебродном переулке. А, почтеннейший? Ты из Турана в Шадизар пешком добирался?
   – У меня был верблюд, – неохотно сказал туранец. – Большой боевой верблюд мулаидской породы, лучший из лучших, клянусь Вечным Светом! Черный, злой. Почему-то взбесился три дня назад. Много бед натворил, да… Пришлось платить, много платить… Ар-Гийяд честный. Верблюд, он подох.
   – Ши, молчать, – прошипел Хисс.
   Воришка сполз под стол. Оттуда немедля донеслось нечто среднее между конским ржанием и поросячьим хрюканьем.
   – Ну, допустим, – не отступалась трактирщица. – Ладно, вот вопрос поинтереснее. Альс, конечно, вор грамотный, в Шадизаре, пожалуй что, и лучший. Но я ни за что не поверю, что слава о месьоре Кайлиени докатилась аж до Великой Степи или откуда ты там родом. Почему ты прямиком в Шадизар за своим мечом подался, если не врешь? Хотя врешь, скорее всего.
   – Ар-Гийяд никогда не врет, запомни, женщина! – вскинулся туранец, сколько позволяли веревки. – Здесь Серый Вихрь. Я чувствую, только не знаю, где искать… А Кайлиени, этого шакала среди людей, я…
   – Хорошо, хорошо, – поспешно перебил Альс, нервно потирая лоб. – Лорна, он не врет. Во-первых, зачем бы ему? Во-вторых, все слишком невероятно, чтобы оказаться ложью. Придумать можно и попроще. Что с ним теперь делать? Любезнейший, не крал я твой чудо-ятаган.
   Ар-Гийяд разразился длиннющей речью на туранском наречии, потом помолчал и твердо добавил:
   – Украл.
   – Что он сказал? – устало спросил Аластор. Ему ответила Феруза:
   – Он сказал, что человека ведет по жизни судьба и что она всегда направит его на верный путь, если тот будет вести праведную жизнь. Он вел праведную жизнь: защищал слабых, не обижал женщин и другим шакалам, как тот богач, которого он убил, не позволял. Судьба наградила его за это и привела через мальчика-воина прямо к презренному вору, преступившему Закон. Вор будет покаран, он, Ар-Гийяд, обещает. Правда, – тут Феруза украдкой хихикнула, – вор какой-то странный, раз живет, похоже, в доме для скорбных рассудком.
   – Да не крал я меча! – взвыл Аластор. Туранец только ухмыльнулся.
   – Ну, коли так, – рассудительно произнес Райгарх, – придется на цепь и в подвал пока. Не в Алронг же его вести. Все ж человек, и Малыша спас, даром что дикий.
   Тут Малыш, до сих пор сидевший очень тихо и внимательно слушавший, пошевелился и сказал:
   – На цепь человека сажать негоже, ежели только он небесные законы не преступил и зверем не стал. Альс, позволь, я с ним поговорю?
   – Говори, – несколько удивленно ответил Аластор и подвинулся, давая Малышу вылезти из-за стола, чтобы подойти к пленнику.
   – Мальчик будет воином, – гортанно произнес Ар-Гийяд. – Зря связался с ворами. Никчемные люди. Не воины. Собаки.
   – Ты их просто не знаешь, – мрачно ответил Конан, присаживаясь на корточки перед туранцем. – Скажи, откуда тебе известно, что твоя пропажа в городе? Ты не мог ошибиться?
   – Не вся пропажа, только Серый Вихрь, – сказал ту ранец. – Ничего больше не чувствую, так, пыль, презренный металл. Серый Вихрь – он зовет, ни с чем не спутаешь. Ошибиться? Нет, не мог.
   – Поверь, Альс не крал твой Серый Вихрь… – безнадежно начал Малыш.
   – Тебе – верю, – не дослушав, перебил Ар-Гийяд. – Ему – нет. Ты честный, я вижу. Как я. Он хитрый. Обманул меня, тебя тоже мог обмануть.
   – Чего ты хочешь? – в лоб спросил Конан. – Вернуть меч?
   – Серый Вихрь должен вернуться к хозяину, – согласно кивнул туранец и непререкаемо добавил: – А вор должен быть наказан.
   – Хорошо, – согласился Малыш, – если меч действительно в Шадизаре, мы его найдем. Но ты выручил меня и мою девушку, и я не хочу, чтобы ближайшую седмицу ты провел связанным. Тем более, что Аластор действительно ни в чем не виноват. Дай слово, что сдержишь свой гнев, а я дам слово, что мы вернем тебе утраченное.
   Туранец уперся в Конана таким взглядом, что подростку-варвару на миг стало не по себе. Потом внезапно Ар-Гийяд заклекотал, как горный орел. Конан не сразу понял, что степняк смеется.
   – Ты совсем не знаешь своих друзей, но слова твои идут от сердца, – сказал он.

   Наконец-то явившийся в «Нору» долгожданный посланец Назирхата уль-Вади передал Аластору, что его будут ждать подле «Храма Трех Устремлений», курильни старого Ишмика, ровно к десятому послеполуденному колоколу. Однако взломщик и сопровождавший его Ши Шелам безнадежно опоздали.
   Неудивительно – ведь к наступлению вечера пробудился громогласный Джерхалиддин Раввани Ар-Гийяд, коего Лорна поселила в пустом чулане.
   Для начала гость возжелал пищи и поглотил невероятное количество жареной баранины с острейшей подливкой. Затем ему потребовалось общение с родственными душами.
   Аластор с Ши потому и задержались, что любовались умилительным зрелищем: Райгарх и Ар-Гийяд ожесточенно спорили о преимуществах изогнутых клинков Турана над прямыми мечами Полуночи, а также о способах нанесения ударов в конном бою.
   Малыш почтительно внимал, боясь упустить хоть слово. Хисс, в свою очередь, упрямо старался поддеть Ар-Гийяда, причем так, чтобы туранец не взбесился, призывая кромсать и резать. Хозяйка таверны только сокрушенно вздыхала, поднося спорщикам новые кувшины взамен опустошенных.
   – Дикий он какой-то, этот Ар-Гийяд, – растерянно сказала Феруза, вышедшая проводить Аластора и Ши. – Знаю, у номадов, кочующих по пустыне Альбакан, весьма странные обычаи, но я предположить не могла, что они едят сырое мясо… Бр-р, смотреть жутко!
   – Главное, чтобы они с Малышом не вздумали пойти прогуляться, – с преувеличенной серьезностью откликнулся Аластор. – Тогда наш городок станет полем кровавой битвы за благочиние. Надо же, умудриться на глазах у сотни честных горожан зарезать не кого-нибудь, а советника Намира! Можно биться о любой заклад, что Рекифес скоро поднимет тарарам на всю Замору с Коринфией впридачу. Ладно, мы отправляемся портить жизнь его милости королевскому дознавателю… Пожелай мне удачи! – он попытался сгрести Ферузу в охапку. Девушка увернулась и строго нахмурилась:
   – Слушайте, вы уверены, что способны идти, не шатаясь? Не говоря уж о том, чтобы вскрывать замки и проламывать головы?
   – Ув-верены, – размашисто кивнул Ши, спотыкаясь в темноте о доски, предназначенные для строительства колодца и едва не падая. – Проламывать головы – не мое ремесло. Пусть этим Кодо занимается.
   Лихая парочка, чуть покачиваясь, удалилась вниз по Обманному переулку. До Ферузы еще долго долетало разудалое, слегка фальшивящее пение:

 
Начальник гвардии дворца
был как обычно пьян.
В одной руке он меч держал,
в другой руке – стакан.
 
 
Начальник гвардии дворца
никак понять не мог
Зачем опять проклятый пол
уходит из-под ног?
 
 
А также он понять не мог,
какой злодей-шпион
Внушил бедняге королю
принять сухой закон?
 
 
И как же это можно так —
совсем не пить вина,
Ведь если гвардия трезва —
зачем она нужна?..^[2]
 

   Туранка обреченно подняла глаза к сумеречному небу и беззвучно пробормотала несколько слов, являвшихся чем угодно, кроме доброго напутствия.

* * *

   Подле «Храма Трех Устремлений» никого не оказалось. Озадаченные компаньоны разжились у ночного торговца парой кувшинов «Старой винодельни» и, посовещавшись, зашагали к поднимающейся в темноте громаде городской управы, скупо освещенной масляными лампами и чадящими факелами. Здесь ничто не предвещало неприятностей: на широкой лестнице позевывали стражники, не местные, немедийцы в их надраенных доспехах и украшенных конским волосом шлемах. Из-за угла, печатая шаг, вынырнул ночной патруль, миновал площадь перед зданием и скрылся.
   Аластор и Ши, прячась в тени окрестных домов, выбрались на задворки величественного строения, одного из самых крупных в Шадизаре, и остановились у массивных ворот, за которыми скрывался чаемый вход в казну. Ши, пребывавший в жизнерадостном настроении, предложил дернуть веревку колокола над воротами. Этого не потребовалось. Створки беззвучно приоткрылись, из щели высунулась голова и яростно прошипела:
   – Где вас носит? Пошевеливайтесь!
   – Мы заблудились, – пропыхтел Ши, с трудом протискиваясь между створками. – Что, без нас не справиться?
   – Не умничай, – шепотом посоветовал караульный, вновь закрывая створки. – Идите налево, вон в ту арку. Кодо рвет и мечет: мол, скоро хозяин прибудет, а они до сих пор с дверями возятся.
   – Что, достопочтенный уль-Вади самолично пожалует? – удивился Ши.
   – Втемяшилось ему, – с легким недоумением отозвался страж. – Захотел – так захотел, что, с ним спорить будут?
   Большая темная куча, громоздившаяся под стеной, вдруг завозилась, пыхтя и издавая нечленораздельные звуки. Караульный с досадой отцепил от пояса дубинку, размахнулся и нанес бесформенной груде несколько ударов, сопровождаемых оханьем и еле слышными вскриками.
   – Вот крепкоголовые, – пожаловался страж. – Уже третий или четвертый раз их укладываю, а они опять брыкаются.
   Аластор пригляделся, различив в полутьме десяток связанных по рукам и ногам охранников управы, набранных из местных уроженцев и потому вряд ли сумевших оказать людям Назирхата и Кодо достойное сопротивление. Удивительно, что их не прикончили, оставив просто лежать в уголке. Неужели уль-Вади решил проявить человеколюбие?
   За указанной аркой прятался крохотный двор, загроможденный какими-то бочками и ящиками. В его дальнем конце, почти на уровне цоколя здания, мелькал еле заметный тусклый огонек.
   – Явились? – раздраженно вопросил Кодо Ночной Кошмар, заметив пробирающуюся среди штабелей парочку. – Чего до утра не подождали? Этого зачем приволок? – он ткнул пальцем в ухмылявшегося от уха до уха Ши, немедля состроившего хмурому помощнику Назирхата игривую рожицу.
   – Для смеху, – безмятежно отозвался Аластор. – Показывайте, что тут у вас?
   Прятавшиеся в темноте силуэты, числом пять или шесть, слегка пошевелились, расступаясь и пропуская взломщика.
   Оступаясь, Альс преодолел десяток уводивших вниз ступенек, оказавшись перед низкой подвальной дверкой, обитой внахлест железными полосами.
   Дверца запиралась на три навесных замка. Еще пара узких скважин ехидно щерилась зубатыми отверстиями. Под ногами хлюпнула застоявшаяся вода, просачивавшаяся между камнями облицовки. Наверху завозились, передвигая фонарь, чтобы получше осветить створку и замки. Кто-то еле слышно прикрикнул на Ши, велев отвалить в сторону и не мешаться.
   – Это мы без труда, – пробормотал Аластор, извлекая из сумки связку звякнувших отмычек и выбирая подходящую. Руки у него слегка тряслись, потому неудивительно, что железное кольцо с причудливыми крючками выскользнуло и скрылось в черной вязкой жидкости, издав легкий плеск. Аластор в задумчивости помянул Нергала и три сотни его демонов.
   – Готово? – тонкий луч фонаря заслонила массивная голова Кодо. – Ты чего возишься?
   – Отмычки уронил, – ясным голосом признался взломщик. – Сейчас достану.
   Он присел на корточки, но шарить руками в омерзительной жиже не решился, воспользовавшись для поисков стилетом. Кодо на пару ударов сердца онемел, затем холодно осведомился:
   – Альс, какого демона? Ты что, пьян?
   – Разумеется, нет! – лезвие натолкнулось на тяжелый предмет, оказавшийся при ближайшем рассмотрении дохлой крысой. – Я слегка угостился в преддверии встречи со столь почтенным и благородным сообществом… Это Ши напился, а я совершенно трезв, вот!
   – Кто это напился? – сдавленным шепотом возопил Ши. – Я?! Врешь ты все! Достопочтенный Кодо, у него кувшин в сумке припрятан, я знаю!
   – Альс, – глухо прорычал Кодо. – Кончай валять дурака. Не хватало еще, чтобы нас застукали!
   Про себя Кодо подумал, что в таком случае его путь наверх можно смело считать завершенным. Быть схваченным у дверей городской казны в компании подвыпившего взломщика и десятка громил, годных лишь перетаскивать тяжести и разбивать чужие головы – благодарю покорно!
   В арке на миг вспыхнула искорка яркого света. Кодо подобрался, мысленно сквернословя и жалея, что не отговорил Назирхата от замысла пригласить Аластора.
   Этот хваленый кудесник замков и отмычек ровным счетом ни на что не годился. С равным успехом вскрытие двери подвала можно было поручить старшине гильдии мясников Пайгуту из квартала Сахиль. Пусть топором прорубает.
   – Как дела? – осведомился почтеннейший уль-Вади, с живым интересом заглядывая в темный проем и обнаруживая там возящегося в луже Аластора. – Кодо, кто там плещется?
   – Лучший взломщик Шадизара, – нехотя буркнул Кодо. – Аластор Кайлиени. Он отмычки потерял. И пьян как сапожник.
   Кто-то приглушенно фыркнул. Упомянутый Аластор невнятно запротестовал, поскользнулся и, не удержав равновесия, шлепнулся в лужу. Это досадное обстоятельство его ничуть не смутило, ибо по случайности он нашарил утерянное сокровище, радостно помахав им в воздухе:
   – Нашел!
   – Отопри дверь, – разъяренной коброй прошипел Кодо. – Слышишь?
   – Да слышу, слышу, – Аластор попытался встать, зацепился за тяжелый замок и с оттяжкой громыхнул им по створке.
   Грабители замерли, невольно сжимаясь и пытаясь раствориться в окружающем мраке. Ши пронзительно ойкнул и тут же замолк, словно ему с размаху заткнули рот.
   Даже в темноте Кодо заметил, как физиономия его покровителя наливается дурной кровью.
   – Здесь что, уличный балаган? – ледяным тоном процедил Назирхат. – Или обитателей дома скорбных рассудком выпустили на прогулку? Вытащите оттуда этого бездельника! Любой нищий побирушка справится с жалкой калиткой быстрее, чем вы! Даже я могу это сделать! Выкиньте его, я сказал!
   Кодо щелкнул пальцами. Повинуясь знаку, один из громил торопливо скатился вниз и выволок наружу вяло отбивающегося Аластора, от которого несло тухлой водой и плесенью. Взломщика пихнули на горку составленных ящиков, мимо которой он, естественно, промахнулся.
   – Свет! – потребовал уль-Вади. Схватив угодливо протянутую ему лампу, он решительно и весьма проворно для столь грузного человека заковылял вниз по искрошившимся от времени ступенькам. Недоуменно глянув вслед покровителю, Кодо приметил знакомый блеск – Назирхат принес с собой и сейчас вытащил из складок пояса диковинные отмычки, откованные из благородных металлов и украшенные россыпью мелких драгоценных камней. Кодо уже доводилось их видеть, он даже несколько дней пробыл их владельцем, но считал не более чем воровским талисманом «на счастье». Открыть этим инструментом какой-либо замок было просто невозможно. Это понимал не только Кодо, но и торчавший у него за плечом Стикки Брешущий Пес, еле слышно присвистнувший и быстро покрутивший пальцем у виска. В другое время Кодо задал бы зарвавшемуся подручному хорошую трепку, но сейчас опасался согласиться со столь откровенно высказанным нелестным мнением Пса.
   Назирхат уль-Вади, однако, вел себя так, будто отлично знал, что делает. Он перебрал висевшие на кольце из полированной меди отмычки, выхватил одну, сверкнувшую голубыми брызгами, и с размаху ткнул ее прямо в центр двери.
   Отмычка на две трети погрузилась в железо.
   Стикки открыл рот и забыл закрыть. Кодо обнаружил, что затаил дыхание и до крови прикусил кончик языка. Перебравшийся ближе Аластор свесил взлохмаченную голову в проем и неотрывно следил за действиями уль-Вади.
   Старшина квартала Нарикано лихо повернул отмычку и потянул на себя. Дверь вместе с замками осталась стоять на месте, но в ней возник ровный черный прямоугольник, постепенно отходивший в сторону, как обычная створка.
   – Гайрам, полезай туда, – распорядился уль-Вади, поворачиваясь к троице сопровождавших его телохранителей. Здоровенный и туповатый Гайрам слегка поколебался, но, не решившись спорить с хозяином, вперевалку спустился по лестнице и исчез в странной двери. Кодо принялся считать про себя «Один, два, три…». На счете «двенадцать» охранник высунулся наружу, драматичным шепотом сообщив:
   – Там коридор, а в конце подземелье, забитое сундуками!
   – Иди посмотри, – уль-Вади сгреб за рукав сидевшего на краю спуска в подвал Аластора. – И без глупостей.
   Взломщик на удивление послушно юркнул в черный провал, вдоль срезов которого загорелось красновато-зеленое переливающееся мерцание, едва уловимое человеческим взглядом. Ши, страдавший неизлечимым пороком любознательности, потянулся следом, с сожалением глянув на блестящие отмычки, вращавшиеся на указательном пальцем Назирхата. Бесполезно, никогда ему не заполучить их обратно, а ведь именно он сумел увести эту редкость у старого дверга Альбриха! До чего несправедлива жизнь!
   – Кодо, – уль-Вади поманил свое доверенное лицо, распоряжавшееся у двери подвала. – Разберись завтра с этими площадными лицедеями – Шеламом и Кайлиени. Сильно бить не нужно, просто растолкуй, что негоже являться мне на глаза в пьяном виде. Это вредит нашей репутации и общему делу. Положенную им долю урезать на три четверти.
   – Может, вообще ничего не давать? – мстительно предложил Кодо. Назирхат поразмыслил и отрицательно покрутил круглой головой, покрытой вышитой бисером черной туранской шапочкой:
   – Мы же не звери. Пусть мальчики получат возможность слегка пустить пыль в глаза. До меня тут дошел слух, будто Кайлиени собрался самым законным образом жениться на своей подружке, как ее… гадалке ат'Джебеларик.
   Уль-Вади недоуменно хмыкнул, поражаясь непредсказуемости человеческих поступков.

* * *

   Ши давно гадал, как выглядит изнутри городская казна. Оказалось, таинственное место смахивает на обычный винный подвал с низкими сводами и выстроившимися вдоль стен неподъемными сундуками. Неподъемными, ибо вместилища золота и прочего добра намертво крепились цепями к стенам и полу. Вдобавок для пущей недосягаемости цепи обматывались вокруг некоторых сундуков и запирались на хитроумные замки кофийской работы с ловушками. Одна такая уже сработала – телохранитель Назирхата по скудоумию пренебрежительно пнул замок ногой и схлопотал в ляжку тонкую отравленную стрелку. Неудачник не успел даже пикнуть, избавив тем своих спутников от необходимости избавляться от него. Посиневший труп с вытаращенными глазами и скосившимся в безумной ухмылке ртом оттащили в угол потемнее и бросили на произвол судьбы. Кодо скрежещущим шепотом приказал никому ничего не трогать и прекратить разгуливать по подвалу, словно по собственному дому.
   Стремительно протрезвевшего и ставшего до невозможности серьезным Аластора вытолкнули вперед. Взломщик побродил туда-сюда – точь-в-точь кот, попавший в незнакомое место и подозрительно обнюхивающий каждый предмет – присел возле невинной в виду бочки с серебряными монетами и принялся старательно ее обстукивать.
   – Твой дружок окончательно спятил? – Кодо поймал за шиворот оказавшегося в пределах досягаемости Ши и притянул к себе. Воришка оскорбленно дернулся:
   – Сам ты спятил, почтеннейший. Слышал когда-нибудь про сторожевые заклинания? Хочешь, чтобы из тебя сделали фаршированную колбаску? Нет? Тогда стой смирно и не мешай знающему человеку заниматься делом.
   Кодо фыркнул, словно разъяренный бык, однако подходящего ответа не нашел и промолчал. Аластор закончил обниматься с приглянувшейся ему бочкой, сказав, что теперь подвал можно осмотреть, но соблюдать осторожность – возможно, в пол вделаны «качающиеся камни», к которым цепляются поднимающие тревогу колокольчики.
   По разумению Ши, минуло около колокола.
   За это время подчиненные Кодо выпотрошили четыре вскрытых Альсом сундука. Наиболее ценное содержимое приготовленных к скорому отправлению в Немедию, Офир и Туран шкатулок и коробочек отправлялось в уютные кожаные мешки и уносилось наверх. Затем добычу предполагалось перенести в ожидавшую на соседнем перекрестке повозку сборщика уличного мусора. Утром повозка отправится в путь – к дому Назирхата уль-Вади. План незамысловатый и потому имеющий возможность быть безукоризненно исполненным от начала до конца.
   Ши Шелам, коему поручили перебирать и наскоро оценивать попадающиеся в числе прочего добра драгоценные камни и украшения, только что разделался с очередной порцией сверкающих побрякушек. Затянув горловину мешка, воришка невольно потянулся глянуть на предмет, лежавший по соседству. С виду – тяжелый туранский ятаган в богатых ножнах черной кожи, украшенных чеканкой по серебру и мелкими рубинами.
   Поборовшись с искушением, Ши воровато оглянулся, взялся за обтянутую шершавой замшей рукоять и на треть вытянул коричневатое лезвие в извилистых разводах, означавших редкую и чрезвычайно дорогую сталь. Вдоль незаточенной стороны клинка струилось какое-то изречение или пожелание, выгравированное значками туранской вязи «аль-куфи». Меч испускал слабое, едва различимое сияние, менявшее свой цвет от голубоватого до блекло-зеленого. Читать, как утверждал достопочтенный Ар-Гийяд, при таком свете вряд ли можно, однако зрелище медленно пробегающих вдоль изогнутого клинка прозрачных волн завораживало.
   Налюбовавшись, Ши вдвинул ятаган обратно в ножны и посмотрел, чем занят Аластор. Взломщик сидел на корточках перед внушительного вида сундуком, обмотанным аж тремя прочными цепями, перехваченными тяжелыми замками. Два из них, беспомощно выставив разомкнутые дужки, лежали на полу. Последний упрямо сопротивлялся. Альс по привычке еле слышно насвистывал себе под нос, ковыряясь во внутренностях замка тонкими изогнутыми проволочками. Воришка вытянул шею, изучая, что творится в подвале. Назирхат и Кодо рассматривают какую-то тускло блестящую вещицу, под дверями трется караульный, изображая бдительность, кто-то поднялся наверх, относить заполненные мешки, кто-то возится около сундуков.
   – Альс, – тихонько окликнул приятеля Ши. – Я тут подумал…
   Тонкая проволочка застряла. Взломщик сердито дернул ее, замок испустил короткое жалобное клацание и открылся.
   – О чем? – Аластор поднял тяжелую крышку, заглянул внутрь и извлек подвернувшуюся под руку шкатулку, обтянутую легкомысленным розовым шелком.
   – Странно как-то получается… – нерешительно протянул Ши. – Я хочу сказать, в последнее время с нами и вокруг нас творятся непонятные вещи. Да, Шадизар – самый взбалмошный город Заката и Восхода, однако его безумие имеет границы. Если постараться, можно найти объяснение любому событию, но теперь у меня не получается…
   Аластор вопросительно хмыкнул.
   – Скажем, этот меч, – Ши попытался говорить увереннее, – утерянная собственность Ар-Гийяда. Если верить лихому приятелю нашего Малыша, ятаган самым удивительным образом пропал около трех лун назад. Вдруг мы находим его здесь. Ладно, клинок – мелочь. Мало ли кто его стянул и через какие руки он прошел. Ты видел, уль-Вади размахивает нашими отмычками? Заметил, как он открыл дверь? Обратил внимание на коридор, каким мы сюда пришли? Я нарочно вернулся и посмотрел. В нем стены из черного обсидиана с белыми прожилками. Такие, как в подземном лазе, ведущем в неизвестно чей дворец. Мне почему-то кажется, что он принадлежал госпоже Кэто Сувейбе и расположен не здесь. Не в Шадизаре. Может быть, вообще на другом краю земли. Я даже не уверен, что подвал, в котором мы сейчас торчим – подвал под городской Управой.
   – Любопытная мысль, – вежливо-задумчиво откликнулся Аластор.
   – Эти люди, – Ши на миг запнулся. – Твои знакомые, в последнее время внезапно пожаловавшие в Шадизар… Кэто Сувейба, графиня Клелия из Офира, покойный старик Эпиналь, бешеный туранец Ар-Гийяд, Кебрадо… Они знают тебя, они знают друг друга, ты знаешь их.
   – Сам порой удивляюсь, до чего у меня обширный круг приятелей, – невозмутимо кивнул взломщик. – Почему ты называешь Эпиналя «покойным»?
   – Так прикончили его, – охотно пояснил Ши. – Калеки, толпившиеся вокруг Обители, узнав что Диск пропал, забили похитителя костылями да клюками… Все приехавшие разыскивали похищенные вещи. Дверги украли столько всего, что в лучшем сне не увидишь. Зато один пропавший предмет никто до сих пор не нашел.
   – Какой? – Аластор отложил вскрытую шкатулку и повернулся к Ши.
   – Талисман из храма Бела на Кривоколенной улице, – воришка собрался с духом и выпалил: – Смахивает на сказку для детей, но если тамошние отмычки – настоящие? Колдовские, способные открыть любую дверь и любой замок? Ты же был хранителем молельни, наверняка знаешь уйму легенд про Обманщика и его Ключи!
   – Знаю, – медленно кивнул взломщик. – Только Отмычки в моей молельне были всего лишь ржавыми кусками железа…
   – Конечно! – рьяно согласился Ши. – Так всегда бывает. С виду – ржавое железо, но если поверить, как следует поверить, по-настоящему? Верила же братия Обители Возвышенного Просветления, что им в руки попала благословенная реликвия? Гномам известно множество всяких секретов, касающихся металла. Вдруг они сумели вернуть Отмычкам истинный облик?
   – Ши, – без малейшей насмешки произнес Альс, – ты преувеличиваешь. Нельзя верить всему, что говорится в преданиях.
   – Я и не верю! Но согласись, что таких Отмычек ни ты, ни я, никто в жизни не видел!
   – Уверен, в собрании Кодо найдутся образчики поинтереснее и покрасивее, – не слишком убежденно возразил Аластор и глянул куда-то поверх головы Ши. – Между прочим, к нам приближается упомянутый Кодо, наверняка желающий узнать, почему мы треплемся и бездельничаем.
   Взломщик ошибся. Ночной Кошмар пришел с известием, что в стене за кладкой фальшивых кирпичей обнаружили маленькую железную дверцу потайного шкафа, и не угодно ли месьору Кайлиени взглянуть на нее? Кстати, почтеннейший уль-Вади распорядился закрывать лавочку, ибо жадность губит хорошие начинания. Во дворе скопилось столько добра, что придется сделать десяток ходок, прежде чем оно окажется за пределами владений Совета.
   Увидев дверцу, Аластор первым делом спросил, прикасались ли к ней. Нестройный хор заверил, что никоим образом. Аластор недоверчиво скривился и углубился в выстукивание камней вокруг дверцы. Возился он довольно долго. В какой-то миг сталь вдруг покрылась каплями бурой жидкости, подвал наполнился тягучим звуком разорвавшейся тетивы, а стоявший поблизости уль-Вади скривился, будто уловив неприятный запах.
   Дверца беззвучно открылась. Кто-то сдавленно охнул, кто-то засвистел, кто-то благоговейно выругался.
   – Мешки, быстро! – свистящим шепотом приказал Назирхат. – Забираем это и уходим.
   Взломщик, запустивший обе руки в тайник, с усилием извлек нечто, завернутое в слои узорчатого кхитайского шелка, и поставил на крышку сундука. Два десятка нетерпеливо ожидающих глаз следили, как он бережно разворачивает ткань.
   Узкие лучи потайных фонарей выбили стоп радужно переливающихся искр, испятнавших низкий потолок и напряженные лица столпившихся вокруг людей. Из-под складок явилось изящное конусообразное сооружение высотой в две ладони, обильно усыпанное множеством крохотных алмазов и рубинов. Вершину своеобразной короны украшала серебряная змейка с изумрудными глазками, державшая в пасти собственный хвост.
   Ши (и не только он один) мысленно попытался прикинуть возможную стоимость шедевра безвестных ювелиров и ощутил легкое головокружение. Выходило, что золотая тиара может быть приравнена к трети, если не к половине суммы собираемого с жителей Шадизара годового налога. Значит, уль-Вади в самом деле удалось сделать почти невозможное – украсть сфинкса, похитить вещь, стоящую больше тысячи офирских талантов! Место в шадизарских легендах и воровских байках ему обеспечено. А заодно и тем, кто его сопровождал.
   Назирхат поперхнулся, протянул руку, чтобы дотронуться до сверкающей в полутьме драгоценности и не решился, осипшим голосом пробормотав:
   – Спрячьте ее… Альс, Кодо, вы головой ответите, если на ней появится хоть одна царапина…
   Проходя темным коридором, Ши снова ощутил тревожное беспокойство. Он даже улучил миг, чтобы поскрести ногтем стену и убедится в том, что перед ним твердый, холодный камень. Аластор нес увесистую корону, небрежно завернутую в щелк, Ши, кроме порученных ему мешков, запасливо прихватил ятаган Ар-Гийяда, ломая голову над тем, как бы незаметно припрятать длинный клинок и вернуть туранцу.
   Наверху все оставалось по-прежнему, если не считать того, что бледно-желтый лунный диск передвинулся по небосводу на три или четыре пальца, постепенно склоняясь к заслоненному домами горизонту. Ши облегченно перевел дух – ему примерещилось, что загадочный коридор не кончается, и они до скончания веков обречены брести по узкому переходу, облицованному черным обсидианом. У него забрали мешки, и воришка присел на ящик, дожидаясь возращения остальных участников предприятия. Из поясной сумки появилась предусмотрительно захваченная фляга с вином, Ши отпил глоток и поискал взглядом Аластора.
   Взломщик, пристроив в выемке стены фонарь, пристально рассматривал серебряную змейку на вершине короны.
   Ши только собрался его окликнуть, как темнота раздалась, пропуская кого-то, широкими шагами мерявшего двор. Мелькнул край широкого разлетающегося плаща – сверху черного, снизу алого. Ши удивленно поднял голову, столкнувшись с парой глубоко посаженных каре-желтоватых глаз, наполненных холодным, всепожирающим огнем чистейшей ненависти. С таким лицом, должно быть, отправляются на бой со злейшим врагом.
   Ши хотел вскрикнуть, но язык прилип к глотке, и наружу прорвалось надсадное мяуканье. Он почти сразу признал незнакомца – зингарец Кебрадо, знатный гость Назирхата уль-Вади. Человек, которого Аластор полагал чрезвычайно опасным и с нехорошим смешком именовал «давним недругом».
   – Ты?! – одновременно произнесли Аластор и Кебрадо.
   После чего Аластор удрученно пробормотал: «За что мне такое наказание?», а зингарец впился неотрывным взглядом в алмазную корону, поводя головой влево-вправо медлительным движением, напоминающим раскачивания готовящейся напасть змеи.
   Предусмотрительно юркнувший в ненадежное укрытие за ящиками Ши в панике заозирался. Как назло, поблизости никого не оказалось. Звать на помощь воришка не решился, опасаясь наводящего дрожь месьора Кебрадо.
   – Значит, это все-таки твоих рук дело, – сухо произнес Кебрадо. – Так я и думал. Прошлое ничему тебя не научило. Чего ты добиваешься, Лжец? Чтобы на тебя обратили внимание? Можешь считать, в этом ты преуспел.
   – Да ничего я не добиваюсь! – в голос заорал Аластор, напрочь забыв о необходимости соблюдать тишину. – Я вообще тут ни при чем! Ни при чем, слышишь? Можешь не верить, но я говорю правду! Чего вы на меня взъелись? Мы заключили соглашение: я не трогаю вас, вы оставляете в покое меня! Ваши дешевые подделки мне даром не нужны!
   – Не нужны? – процедил зингарец, делая кистью неуловимо быстрый жест. Ши зажмурился, ожидая услышать короткий свист и лязганье брошенного метательного ножа. Вместо этого Аластора какой-то неведомой силой ударило о стену.
   Он едва не выронил корону.
   – Эй, прекрати! – взломщик нахмурился, перехватил увесистую драгоценность в левую руку. _ Давай поговорим, как разумные люди! Кебрадо, что на тебя нашло?
   Вместо ответа последовал новый толчок, сбивший Аластора с ног. Зингарец шагнул вперед, его черный плащ взлетел шелестящими складками, напоминая диковинное живое существо.
   – Идем со мной, – низким, перекатывающимся голосом приказал Кебрадо. – Настало время отвечать за содеянное. Не только передо мной, но и перед всеми остальными. Не вынуждай меня превращать твой любимый городишко в дымящиеся развалины. Идем. Или ты не только обманщик, но вдобавок и трус?
   – Сет тики Пэте ралл! – огрызнулся Аластор, пытаясь подняться. Смысла фразы Ши не понял. – Который раз тебе твержу – я не…
   Фигуру зингарца охватило легкое, почти бесцветное зеленоватое пламя, он пошатнулся, лихорадочно пытаясь найти опору, неуклюже взмахнул руками и исчез.
   Просто исчез, будто его никогда не было.
   На месте, где только что стоял разгневанный Кебрадо лос Уракка, осталась висеть в воздухе серебристая дымка, повторяющая очертания человека и медленно расплывающаяся в ночном воздухе.
   – Кажется, я погорячился, – растерянно пробормотал Аластор. – Я пошутил! Вернись! Честное слово, я не хотел!
   – Что ты с ним сделал? – ошарашено пробормотал Ши, выбираясь из убежища.
   – Сам не знаю, – взломщик пожал плечами, провожая взглядом последние лоскуты белесого тумана. Морок окончательно развеял Стикки, с размаху пробежав сквозь тающее облачко и прорычав:
   – Чего орете, как спятившие ослы?
   Аластор и Ши переглянулись.
   – Призрака увидели, – неубедительно соврал Ши. Стикки Брешущий Пес с отвращением глянул на воришку и буркнул:
   – Уль-Вади велел уходить, так что шевелитесь. Вещицу не потеряли?
   – Альс, что значит «Сет таки юте ралл»! – украдкой спросил Ши, когда громила отвернулся.
   – «Да пожрет тебя Сет», – с тоскливым вздохом перевел взломщик. – Древнее стигийское проклятие. Говорят, действенное.
   «Куда уже действеннее», – мысленно согласился Ши и посочувствовал сгинувшему неведомо куда Кебрадо.

* * *

   В Обиталище Змея, главном из сотни многочисленных храмов столицы Стигии Кеми, неспешно подходила к концу ежедневная церемония Малого Подношения Творцу Теней. Отзвучали положенные слова, послушники зажгли на алтаре свечи из черного воска и привели необходимого для завершения ритуала белого ягненка. Тот брыкался и время от времени испускал жалобное блеянье.
   Устоявшееся за несчитанные века ровное течение церемонии внезапно грубо нарушила яркая вспышка зеленоватого света и последовавший за ней громкий звук, напоминающий звон падающих хрустальных бокалов. Странные явления сопровождали появление в воздухе, локтях в трех над алтарем, дергающейся и кричащей человеческой фигуры.
   Неизвестный приземлился рядом с алтарем и был немедленно схвачен. По виду он казался уроженцем Зингары, причем уроженцем весьма благородным и исполненным чувства собственной значимости. Правда, ругался он, как забулдыга из портового кабака, грозя превратить всех присутствующих в жаб, ящериц и других смирных животных, если его немедленно не отпустят.
   Краткое совещание Верховного жреца с помощниками, проходившее под яростные проклятия зингарца, привело к тому, что нарушителя спокойствия связали и не без труда затащили на алтарь. Он продолжал клясть державших его людей на чем свет стоит, обещал лютую смерть некоему Кайлиени и обозвал попавшегося ему на глаза жреца «гадючьим выкидышем».
   Вопли резко оборвались, когда согласно всем законам и традициям жертве перерезали горло одним коротким взмахом ритуального золотого ножа. Брызнувшая вверх кровь залила алтарь, прислужников, свечи и молитвенную книгу. Неизвестному аккуратно вскрыли живот, с помощью изогнутых крючьев раздвинули ребра и извлекли сердце.
   Так завершилось земное существование высокородного Кебрадо Эльдире лос Уракка, графа Ларгоньо, родом из Зингары.
   Комочек мяса, недавно бывший человеческим сердцем, побрызгали настоем желтого лотоса и спалили в бронзовой жаровне. Поднимавшийся сизоватый дымок достиг ноздрей каменной головы статуи Змея… и тут случилось чудо: вырезанные из огромных изумрудов глаза Отца Ночи налились багряным светом.
   Жрецы в экстазе попадали на колени, ожидая второго Большого Откровения.
   Вместо этого статуя еле заметно дрогнула. Из ее пасти с шорохом посыпались мелкие разноцветные камешки, опознанные как обычная морская галька.
   Они раскатились по всему храму, а когда их, наконец, собрали, камешки заполнили три вместительные корзины.
   Верховный жрец и Главный прорицатель истолковали случившееся как весьма благоприятное знамение. Извергнутую статуей гальку частично сохранили в сокровищнице, частично распродали желающим обзавестись священной реликвией. Вырученной суммы хватило на подновление Обиталища и приобретение большой партии иноземных рабов для жертвенных подношений.
   Правда, лишенные всякой совести остряки в тавернах Кеми шепотом утверждали, будто на самом деле Великого Змея просто-напросто стошнило от неприятного запаха.

* * *

   – Разве он отсюда не выходил? – удивленно повторил Назирхат уль-Вади. Караульный у ворот заверил его, что напыщенный месьор из Зингары вошел следом за Кодо и сгинул. – Куда же он делся?
   Аластор и Ши, не сговариваясь, дружно промолчали. Ши занимался тем, что украдкой пристраивал под жилетом меч Ар-Гийяда. Клинок оказался слишком длинным и норовил выпасть в самый неподходящий момент. Воришке до зубовной боли хотелось лично притащить ятаган в «Нору», бросить перед туранцем и поглядеть на выражение его физиономии.
   – Ну и пес с ним, – внезапно решил уль-Вади. Оглядел пустынную улицу и неторопливо зашагал к дожидавшейся у соседнего перекрестка повозке, нагруженной так, что днище слегка просело. За Назирхатом потянулись остальные – телохранители, Кодо, погруженный во внезапную задумчивость Аластор с золотой короной и Ши Шелам, чрезвычайно опасавшийся схлопотать взбучку за кражу меча.
   Альс сбился с шага, придержав Ши и Кодо.
   – Вы ничего не чувствуете? – негромко спросил он.
   Кодо осмотрелся и даже принюхался.
   – Слишком тихо, – пробормотал он и сорвался с места, догоняя ушедшего вперед покровителя. Ши невольно подался вслед, но был пойман за рукав и остановлен.
   – Не торопись, – прошипел Аластор, пятясь к стене ближайшего дома. – Держись ближе ко мне. Сейчас нач…
   – Всем стоять! Кто дернется, может считать себя мертвецом!
   Безлюдный сонный переулок за зданием городской управы внезапно обернулся самым оживленным местом ночного города. Явившиеся из подворотен и закоулков тени окружили драгоценную повозку, оттесняя от нее людей уль-Вади. Звякнули, сталкиваясь, клинки, затрещали, рассыпая огнистые искры, зажигаемые факелы. При их свете Ши, обмирая, заметил распоряжавшегося предводителя нападающих, восседавшего на пританцовывающем от злости жеребце. Рекифес! Дознаватель Рекифес!
   – Не повезло уль-Вади, – сухо заметил Альс. – Ши, не высовывайся. Вроде нас пока не заметили…
   – Там Рекифес, – утекающим голосом пробормотал Ши. – Как он узнал?
   – Либо выследил, либо нас предали, – откликнулся взломщик. – Возможно, мы допустили какую-то ошибку в сокровищнице, дав о себе знать, и явились в расставленные сети. Похоже, сегодня сфинксу не позволят сбежать из родного края.
   Ши судорожно сглотнул. Возле повозки разгорелась настоящая битва: подчинявшиеся Рекифесу немедийцы постепенно брали верх над громилами Назирхата. Сам старшина квартала Нарикано с неожиданной для его возраста и сложения ловкостью отбивался короткой саблей от насевших на него блюстителей, шаг за шагом приближаясь к выемке в стене, укрывавшей парочку мошенников. Откуда-то вынырнул Кодо, плечом снес вставшего у него на дороге гвардейца и ринулся выручать хозяина. За ним прыжками неслись двое телохранителей.
   – Ар-Гийяда бы сюда, – мечтательно закатил глаза Ши. – Правда, не знаю, чью сторону он бы принял? Наше ночное братство он недолюбливает, значит, вступился бы за представителей закона.
   В темноте коротко свистнула выпущенная из арбалета стрела. Один из торопившихся к уль-Вади спасителей споткнулся и покатился по булыжникам. Назирхат оглянулся, увидев печальнейшую в жизни любого охотника за чужим добром картину – повозку с добычей, вкатывающуюся обратно в ворота казны. Должно быть, это зрелище скверно на него подействовало: почтеннейший уль-Вади взревел не хуже дикого быка из туранских степей и бросился на виновника своего провала – на Рекифеса.
   Лошадь дознавателя с ржанием взвилась на дыбы, когда в нее, словно камень, выпущенный из катапульты, грузно ударился бегущий человек. Уль-Вади умудрился схватить служителя закона за ногу и попытался рывком вытащить из седла.
   Рекифес, не колеблясь, заехал по прикрытой черной шапочке макушке почтеннейшего Назирхата рукоятью своего меча. Это не остановило уль-Вади. Вынудить его ослабить хватку смог только второй удар, после которого управитель Нарикано слегка отступил, но не растерял боевого задора. Рекифес что-то крикнул ему с высоты конской спины, очевидно, приказывая сдаться, не усугубляя свою участь оказанием сопротивления.
   Назирхат показал дознавателю неприличный жест, явно намереваясь повторить атаку, и внезапно с оханьем согнулся пополам, шаря руками по воздуху и судорожно хрипя. В следующий момент ноги у него подкосились. Уль-Вади тяжеловесно завалился набок – как рушащаяся башня, чей фундамент подмыла вода.
   – Сердце разорвалось? – догадался Ши. Рекифес бросил взгляд на неподвижное тело на мостовой и развернул коня в сторону городской управы. Двое или трое остававшихся на свободе людей Назирхата, в том числе Кодо Ночной Кошмар, переглянулись и здраво решили, что с отмщением за гибель покровителя можно повременить. Они устремились к спасительным переулкам, преследуемые немедийцами Рекифеса, и скрылись в темноте.
   – Не догонят, – высказал свое мнение Ала-стор. – Вот теперь самое время тихо и незаметно удалиться.
   – Я должен это сделать, – каким-то чужим, отстраненным голосом вдруг произнес воришка. – Теперь или никогда.
   Аластор не успел его остановить. Быстрая тень среди прочих теней, жмущаяся к выступам на стенах и углам заборов – Ши Шелам со всей доступной ему быстротой мчался к трупу уль-Вади. Добежал, упал, растянувшись на булыжниках, лихорадочно зашарил по карманам и широкому поясу. Выхватил что-то небольшое, сверкнувшее радужной искрой, сунул за пазуху и, пригибаясь, заспешил обратно. Ему невероятно повезло: замешкайся воришка хоть на мгновение, и он обязательно бы привлек внимание толпившихся у ворот подчиненных верховного дознавателя.
   – Спятил? – налетел на приятеля Аластор, когда Ши, пыхтя, словно загнанная лошадь, нырнул в убежище. – Жить надоело? Дались тебе эти отмычки!
   – Бежим, – вытолкнул из себя воришка.
   – Бежим, бежим, – недовольно буркнул Альс. – Как ты побежишь, если звякаешь, точно козье стадо с бубенчиками! По-моему, ты умудрился распихать по карманам половину городской казны!
   – Жить-то надо, – философски отозвался Ши, который в самом деле затолкал за голенища сапог, в поясную сумку и даже нацепил на шею множество дорогих вещиц небольших размеров. – Уль-Вади, между прочим, собирался втрое урезать нашу долю. Я своими ушами слышал!
   Компаньоны благополучно перелезли через забор, свалившись в чей-то огород и потоптав высаженную на нем репу.
   Угловатая крыша здания городского Совета постепенно удалялась, зато квартал Нарикано и стоящая в Обманном переулке таверна «Уютная нора» приближались. Дважды мимо спешной трусцой пробегали патрули городской стражи – заслышав их приближение, Аластор и Ши немедля юркали в первое подходящее укрытие. Альс отчего-то помалкивал, зато самомнение Ши медленно, но верно поднималось на неизмеримую высоту.
   Он уже предвкушал, какое захватывающее дух повествование сложит и с каким вниманием ему будут внимать покоренные слушатели. Иногда Ши украдкой поглаживал лежавшие за пазухой Отмычки, ощущая их резкие грани как подтверждение собственной удачливости.
   Возможно, эта удачливость спасла ему жизнь. В какой-то миг Ши наклонил голову, и почти сразу над его макушкой, с шорохом рассекая воздух, пролетело нечто стремительно вращающееся. От испуга Ши присел и коротко вскрикнул. Непонятная вещь косо врезалась в деревянную стену дома, выбив пару щепок и глубоко застряв.
   В предутреннем сумраке Ши разглядел двух-лезвийный топор-лабрис с необычно длинной рукоятью, украшенной серебряными кольцами, и ужаснулся, представив, с какой силой его метнули.
   – Альс! – задушенно пискнул воришка. – Альс, там…
   Договорить ему не позволили. Нечто маленькое и быстрое прыжком выскочило из-под покосившегося глинобитного забора, сбило растерявшегося Ши с ног, плюхнулось сверху и принялось с такой злостью трясти за отвороты жилета, что мотавшаяся голова воришки часто застучала по булыжникам. Привязанный к спине клинок Ар-Гийяда едва не переломил Ши хребет. Он завопил, отталкивая неведомого супостата.
   Короткий рывок – и вырвавшийся на свободу Ши откатился в сторону, пересчитывая ребрами булыжники. Драгоценные Отмычки вместе с запасливо прихваченной берилловой диадемой и парочкой золотых браслетов выпали, оставшись валяться на мостовой. К ним протянулись две руки, но Аластор успел первым.
   – Мое! – зашипело непонятное существо, отброшенное взломщиком в сторону. – Отдай! Сокровище! Мое!
   – А-альбрих? – заикнулся Ши, наконец разглядев нападающего.
   Дни, проведенные в бегах, плохо сказались на старом дверге. Ухоженная борода превратилась в клочковатое помело, добротный наряд покрывала россыпь грязных пятен, а маленькие вытаращенные глазки блестели, как у безумца. Вдобавок он размахивал устрашающего вида кинжалом с зазубринами на лезвии, и это не понравилось Ши больше всего. Драться со спятившим карликом – спасибо, избавьте!
   Однако Альбриха интересовал не воришка. Он желал заполучить Отмычки. Предмет спора покачивался на вытянутом указательном пальце Аластора, заманчиво взблескивая.
   – Отдай, – упрямо повторил дверг.
   – А волшебное слово? – иронически осведомился взломщик. – Зачем они тебе? В твоем возрасте, почтеннейший, дома надо сидеть, в тепле и уюте, а не шарить ночами по чужим сундукам. Тебя Рекифес в Алронге заждался. Он тут неподалеку носится, грабителей ловит. Хочешь, мы его кликнем? Месьор королевский дознаватель чрезвычайно обрадуется встрече с тобой.
   – Он обещал простить, если я выслежу, кто придет за нашими сокровищами, – сгоряча брякнул Альбрих, слишком поздно сообразив, что выдал себя.
   – Ах, во-от оно что, – протянул Альс. – Уважаемый дверг еще и соглядатайством промышляет? Ну, тогда нам не по пути. Счастливо оставаться и легкой дороги в Кезанкию. Умхийда, кстати, тебе тоже не видать, как своих ушей.
   Об Умхийде, некогда похищенном и до сих пор не найденном ожерелье гномской работы, взломщик упомянул совершенно напрасно.
   Дверг наклонил лысую голову, гневно заурчал и бросился на Аластора, выставив перед собой нож, словно мясницкий тесак.
   – Да провались ты, мелочь приплюснутая! – проорал взломщик, отпрыгивая и замахиваясь на Альбриха единственным оружием, которое оказалось у него в руках – связкой отмычек. – Вот навязался на мою голову!
   Под ногами у дверга распахнулся черный провал, обрамленный волнообразно извивающейся узкой лентой золотистого цвета.
   Альбрих попытался остановиться, запутался в собственных ногах и с размаху влетел в уготовленную ему западню. Мелькнули подошвы стоптанных сапог, донесся затихающий вопль, наполненный не страхом, а разочарованием неутоленной мести.
   Лента сама собой затянулась, связалась кокетливым бантиком и осталась лежать на мостовой.
   Ши дополз до исчезнувшей ямы и подобрал ленту. Атласная, гладкая, самая обычная. Воришка безмолвно и вопросительно уставился на слегка оторопевшего Аластора. Тот истерически хихикнул.
   – Надо быть поосторожнее в словах, – с трудом произнес взломщик. – Что-то сегодня все мои скверные пожелания сбываются…
   – Может, тебе в колдуны податься? – чуть заплетающимся языком предложил Ши, вставая. – Заработаешь уйму кругляшек на уничтожении заклятых врагов.
   – Дело не во мне, – Аластор наклонился за оброненной золотой короной. – Дело, мой друг, в вещицах, которые мы таскаем с собой. В тиаре. В ятагане Ар-Гийяда, болтающемся у тебя за плечом. Колдовством, похоже, наделены именно они… Ты по-прежнему хочешь оставить себе эту безделушку? – он протянул Ши загадочные Отмычки.
   Воришка, поколебавшись, взял, но вид у него сделался крайне задумчивый. Он надолго замолчал и только у Старой лестницы вдруг окликнул приятеля:
   – Альс!
   – Чего? – нехотя откликнулся взломщик, размышлявший о чем-то своем.
   – Как думаешь, куда угодил Альбрих?
   – Представления не имею. Надеюсь, ему там понравится. И не спрашивай, что сталось с Кебрадо. Он, конечно, не самый мой лучший друг, но зла я ему не желаю. Впрочем, он сообразительный – выкрутится.
   – Про Эпиналя ты тоже так говорил, – вполголоса заметил Ши. – Впрочем, я о другом. Я решил, как поступить с Отмычками.
   – Как же? – заинтересовался Аластор. Воришка тяжко вздохнул:
   – Я отнесу их обратно. В храм на Кривоколенной улице. Денька через два. От них, похоже, сплошные неприятности, хотя они очень красивые. Пусть лежат там. Верно?

* * *

   Блааургух, один из древнего и теперь немногочисленного племени Демонов-с-Огненными-Би-чами, дремал на берегу лавового озерца глубоко под Кезанкийскими горами. На взгляд человека, Блааургух мало напоминал живое существо, скорее, огромную груду камней, над которой пляшет облачко раскаленных искр. Порой камни приходили в движение, медленно приподнимаясь и доказывая, что Дух Огня еще жив.
   Под высокими сводами пещеры, в которой обитал Демон, внезапно зародился истошный, пронзительный визг. Нечто крохотное, вопящее, дергающееся стремительно рухнуло вниз и смачно шлепнулось шагах в пяти от морды Огненного Духа. Блааургух нехотя приподнял веко – словно замшелый камень вопреки законам природы покатился не вниз, а вверх по склону, открыв узкую трещину, наполненную пламенем – и взглянул на незваного гостя.
   Пришлец был мал ростом, бородат, лысоват, разгневан, напуган, и, вне всякого сомнения, относился к двергам. С этим народом у Подгорных Духов шла давняя вражда, причины и истоки коей уходили аж в Изначальные времена. Гномы, разумеется, не могли силой одолеть сородичей Блааургуха, однако быстро выяснили, что соседство с постоянно грохочущими кузнями и оживленными поселениями рудознатцев для Порождений Огня невыносимо. Огненные Духи разрушали гномские обиталища – на месте погибших немедля возникали новые, еще больше и шумнее.
   В конце концов, Демоны не выдержали и удалились к самым корням гор, куда гномы соваться не отваживались. Блааургух уже давно не встречал ни одного карлика и искренне надеялся, что не увидит.
   Однако гном в самом прямом смысле рухнул ему на голову. Маленькое назойливое существо бродило по пещере, непрерывно бормотало себе под нос и колотило по камням железной штуковиной. Наверняка прикидывало, где бы пробить штольню и разместить горн, дабы бесповоротно лишить Демона покоя.
   – У-урх! – проворчал Огненный Бич, просыпаясь. Искры взлетели до самого потолка.
   Увлекшийся гном обернулся… позеленел, разинул рот в беззвучном вопле и мешком осел на камни.
   Блааургух аккуратно потыкал его когтем, опасаясь, что неожиданный трофей помер раньше времени.
   Дверг ожил, пронзительно заверещал и попытался влезть в щель между валунами, куда не протиснулась бы даже очень тощая ящерица. Дух Огня выволок добычу наружу и слегка подергал за бороду, проверяя, верно ли, что карлики чрезвычайно дорожат шерстяной порослью на физиономиях. Гном завизжал так, что обитавшие в лавовом озерце саламандры перепугались и нырнули на дно.
   Вопли добычи слегка развеселили Блааургуха. Он разрешил двергу вырваться на свободу и немного побегать по пещере, снова изловил, подвесил локтях в двадцати от пола на отвесной стене и напомнил себе в ближайшее же время окунуть гнома в бьющий неподалеку источник – легенды говорили, будто вода из него придает долголетие и здоровье. То и другое двергу очень понадобятся, ибо Блааургух не торопился отпускать свою добычу.
   Крики Альбриха еще долго разносились под сводами гигантской пещеры, тревожа летучих мышей и пауков. Блааургух не понимал гномьего языка и представления не имел, какие жуткие проклятия выкрикивает его жертва, обращая их к людям, обитающем в шумном торговом городе Шадизаре, и как именует его самого.

   Осталось невыясненным, где Хиссу и Ши Шеламу удалось раздобыть дюжину ящиков с кхитайскими хлопушками, но гостям редкостная забава пришлась по душе. То и дело раздавался пронзительный шипящий свист, в темное небо взвивался стремительный огонек и разлетался брызжущими разноцветными искрами. Действо сопровождалось радостными воплями и улюлюканьем, но владелица таверны в глубине души опасалась одного – как бы горящая хлопушка не упала на соломенную крышу сарая или, по закону подлости, не свалилась кому-нибудь за шиворот.
   Однако до сих пор все шло на удивление спокойно. Ни единой драки, ни одного свалившегося под стол и даже не слышно звона бьющихся тарелок. На любителей шумно повздорить натравливали Джерхалиддина Раввани Ар-Гийяда.
   Одного взгляда мрачного туранца хватало, чтобы ссора увяла, толком не начавшись.
   «Словно всех подменили, – хмыкнула Лорна. – Или в Шадизаре случилось первое и единственное настоящее чудо. В какой бы хронике это записать: пятого дня Третьей летней луны 1264 года по аквилонскому счету в квартале Нарикано имела место быть весьма благопристойная свадьба…»
   Она со вкусом отхлебнула прозрачной золотистой жидкости из серебряной чарки. Обещанная постояльцам настойка на плодах и лепестках белого шиповника удалась на славу – в меру густая, в меру сладкая и незаметно дурманящая голову. Жаль только, получилось ее мало, всего два кувшина, и оба наверняка давно показали дно. А сколько будет съедено и выпито за сегодняшнюю ночь и за завтрашний день! По душевной щедрости Компания позвала всех своих друзей и знакомых, широчайшим жестом выбросив на устроение праздника имевшиеся сбережения. Гулять – так гулять! Чтобы запомнили на последующий десяток лет! И внукам рассказывали! И мечтательно облизывались при воспоминаниях!! И зеленели от зависти!!!
   Бритунийка оглядела свои преобразившиеся владения. Большой двор прибрали, засыпали соломой и расставили столы. На площадке позади таверны отвели место под зрелища и танцы. Повсюду развесили уйму разноцветных фонариков, ленточек, флажков и прочей легкомысленной чепухи. Кушетку, прятавшуюся в садовой беседке, заменили на новую, однако Лорна твердо знала, что уже назавтра ее скорее всего придется выбросить – за полнейшей непригодностью к дальнейшему употреблению. Наверняка даже ножки сломают.
   Из распахнутых дверей кухни выплыло облачко ароматов – подгоревший бараний жир, свежая зелень, едкий запах тлеющих углей и жарящегося мяса. В поварню Лорна заглядывать опасалась: разошедшийся старший кухарь Гикол беспощадно изгонял посторонних и накричал на хозяйку, чтобы не мешалась под ногами.
   Над садом с шипением и треском взлетела очередная кхитайская игрушка. Не слишком стройный, однако на редкость дружный хор выкрикивал пожелания жениху и невесте. Лорна подняла чарку, мысленно присоединяясь, и чуть растерянно улыбнулась. Надо же, в самом деле женятся… В ее таверне, с соблюдением положенных традиций. Сегодня днем старший жрец храма Иштар на Пыльном холме провел церемонию и под любопытствующими взглядами участников старательно вывел золотым пером в толстенной книге имена – Аластор Кайлиени и Феруза иси-Мансур-ат'Джебеларик. Свидетелями записали Райгарха и Лорну – для солидности.
   Больше всех, кажется, недоумевал Малыш. Он посейчас не мог поверить, что в этом шальном городе сохранились какие-то воспоминания о правилах приличия. Интересно, чем он там занят? Как обычно, тихо сидит, украдкой глазея по сторонам?
   – Если мальчишка и сегодня не догадается утащить свою подружку в уголок потемнее, я ему лично растолкую, как и что! – вполголоса пригрозила бритунийка.
   – Лорна, это ты? – из темноты выпал кто-то пошатывающийся, беспечно размахивающий большой оплетенной бутылью. – Чего торчишь в одиночестве?
   – Смотрю, – отозвалась хозяйка таверны, узнав Ши Шелама. Воришка торжествовал маленькую победу: он заставил-таки Ар-Гийяда изумленно открыть рот. С ночной вылазки в городскую казну Ши приволок ненаглядный Серый Вихрь туранца и совершенно неправдоподобную историю его обретения.
   Благодарность почтенного Джерхалиддина стала поистине всесокрушающей. На радостях он простил всех, включая Аластора, с коим в знак примирения пытался облобызаться. Взломщик улизнул, подставив вместо себя Кэрли. Затем Ар-Гийяд услышал о готовящемся празднике и изъявил желание оплатить долю расходов. Высыпанные им на стол масляно-желтые империалы немедля обратились в провизию и бочки розового шемского, после чего бешеного туранца признали «своим в доску» и пригласили в храм на церемонию.
   – Пойдем со мной, – потребовал Ши, дергая Лорну за рукав.
   – Это еще зачем?
   – Госпожа Клелия явилась, – торжественно объявил воришка.
   – Серьезно? – не поверила хозяйка «Норы». Знатной офирской графине, пусть и давней знакомой Аластора, как-то не к лицу шататься по небогатым шадизарским кварталам в поисках развлечений.
   – Куда серьезнее, – закивал Ши. – Иди, встреть ее.
   Воришка не соврал. У ворот таверны (так, между прочим, и не починенных) красовался нарядный паланкин, сопровождаемый четверкой сумрачных охранников. Из-за тисненых кожаных занавесок с любопытством выглядывала ослепительная блондинка – Клелия Кассиана диа Лаурин. Заметив Лорну и Ши, за которыми увязался еще с десяток зевак, она дружелюбно кивнула и осведомилась:
   – Ничего, что я без приглашения? Я только загляну, поздравлю старого приятеля, наконец-то решившего поумнеть.
   – А… Кхм… Да, конечно! – опомнилась тавернщица. – Рады вас видеть, госпожа Клелия! Входите, будьте как дома…
   – Чр-резвычайно счастливы, – подтвердил Ши, размашисто качнувшись и едва не выронив бутыль. Клелия, выбираясь из носилок, одарила его рассеянно-приязненной улыбкой. В толпе изумленно присвистнули, кто-то громко предположил, что для увеселения почтенной публики явилась лучшая танцовщица с Ак-Сорельяны. Компания из «Норы», должно быть, сорвала изрядный куш, раз позволяет себе приглашать таких красоток. Лорна выразительно погрозила болтунам кулаком – не подействовало – и подумала, что на благородную даму их простецкая вечеринка, должно быть, произведет угнетающее впечатление.

* * *

   Если Клелия и поразилась, то виду не показывала. С интересом озиралась по сторонам, не отказалась от поднесенной ей кружки «Ночной грезы» и осведомилась, жива ли ее служанка, выклянчившая разрешение на целый день сбежать к новым друзьям. Бритунийка припомнила, что мельком видела Лиа, сидевшую за столом молодоженов в обнимку с Хиссом, и честно ответила, что девица из Аргоса не скучает.
   – Охотно верю, – грустно вздохнула Клелия. – Ваш город, дорогая Лорна, оказывает на людей странное влияние. Я привезла с собой трех девушек для мелких услуг, теперь они в один голос заявляют, что намерены остаться здесь. И охранники туда же: двое просто сбежали, четверо почтительнейше просят расчета.
   Тавернщица сочувственно кивнула, но про себя захихикала.
   Над задворками «Норы», превращенными в зал под открытым небом, разливался чистый девичий голосок – кажется, приятельницы Малыша, Диери. По столам еще не прыгали, однако выложенный дубовыми плашками низкий помост для танцев гулко содрогался под ударяющими в него каблуками и босыми пятками.
   Утонченная Клелия Кассиана при виде этого зрелища удивленно распахнула глаза и пробормотала: «Однако…»

 
И непослушными губами
Я ловлю слепое пламя,
В руки оно не дается,
Меж пальцев бьется, исчезая.
 
 
Есть такое зелье,
Что потом вся жизнь – похмелье,
Кто его раз пригубит,
Губы себе навек погубит.
 
 
Станут губы огня просить,
Станут губы огонь ловить,
Обжигаясь сугубо —
А иного им пить не любо!
 
 
Мне бы скорбеть, что время тает,
А я за миражом плутаю,
За огоньком бродячим,
Что во тьме далекой маячит…^[3]
 

   – залихватски выводила Диери, поддерживаемая звоном струн виолы и грохотом кружек по столам.
   – Эй, чуток потише! – гаркнула Лорна, когда песня закончилась. – У нас гостья!
   Общество приветствовало Клелию веселым ревом, от которого у офирки наверняка заложило уши. Ар-Гийяд, завидев высокую женщину в белых шелках, заклекотал и полез из-за стола, но зацепился полами длинного одеяния.
   Госпожа Клелия с достоинством направилась к почетному месту – украшенному колокольчиками и лентами навесу, под которым сидели виновники торжества, выглядевшие несколько отрешенными от творящегося вокруг действа. Аластор даже не сразу обратил внимание на подошедшую женщину, а, узнав ее, скорчил трагическую физиономию.
   Феруза искренне улыбнулась и приподнялась, вставая.
   – Нет-нет, – жестом остановила ее Клелия. – Это ваш праздник и ваш день. Альс, не уподобляйся гибнущей лани, я всего лишь пришла тебя поздравить. Не более того. Никаких старых долгов. Никаких нравоучений. Мы друзья, у каждого из нас своя дорога, и я желаю тебе и твоей подруге счастья на выбранном пути.
   Она вдруг ничуть не аристократично шмыгнула носом и негромко добавила:
   – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь… Феруза, дитя мое, старайся всегда прощать этого бездельника. Пытаясь совершить все и сразу, он слишком увлекается.
   – Зато Клелия склонна к излишней драматизации, – объяснил вопросительно поднявшей бровь Ферузе Аластор.
   – Да, чуть не забыла! – встрепенулась офирка. – Добрые пожелания, к сожалению, не довесишь на стену. Я принесла маленький подарок. Теперь это твое.
   Охранник, беззвучной тенью сопровождавший госпожу графиню, протянул ей плоскую шкатулку, обтянутую жемчужного цвета шелком. На крышке поблескивала серебряная веточка лавра.
   – Открывай, открывай, – поощрительно кивнула Клелия туранке, нерешительно принявшей шкатулку.
   Заинтригованная Лорна и сидевшие поблизости постояльцы «Норы» невольно подались ближе – взглянуть на подарок.
   Феруза подняла крышку. Глянула внутрь, внезапно побледнела и, умоляюще глядя на Клелию, пробормотала:
   – Я не могу… Это слишком дорогая вещь…
   – Да что там такое? – не выдержал Аластор и рывком открыл загадочную шкатулку.
   Тавернщица, считавшая, что ее невозможно чем-то удивить, почувствовала себя вытащенной на берег рыбой, беспомощно разевающей рот. Рядом с ней кто-то охнул и задумчиво выругался.
   На синем бархате лежало ожерелье. Маленькое, изящное, напоминавшее обращенную в камень горсть капель росы, переливавшееся всеми оттенками голубого, бирюзового и лазурного цветов. Лорна в жизни не видела подобной красоты и не представляла, что мастерство человека может создать подобный шедевр.
   – Это твое, – повторила госпожа Клелия. Аластор почему-то фыркнул и быстро отвернулся.
   – А где армия? – чуть севшим голосом осведомилась Кэрли.
   – Какая армия? – не поняла офирка.
   – Прилагающаяся к этой побрякушке, – Кэрли ткнула пальцем в сияющее ожерелье. – Чтобы пройти в эдаком по городу, понадобится маленькая армия – отгонять желающих его утащить или просто взглянуть.
   – Как-нибудь обойдемся своими силами, – сдавленно пробормотал Аластор.
   Его душил смех, но причина такого веселья для окружающих осталась неизвестной. Смущавшуюся Ферузу уговорили надеть подаренную драгоценность и сошлись на том, что в подобном ожерелье любая женщина будет выглядеть красавицей, а Ферузу точно придется прятать от сторонних глаз.
   Джай подпалил целый пучок хлопушек, с грохотом устремившихся к ночному небу и расчертивших его пестрым разноцветьем. Госпожа Клелия присела за край стола, да так и осталась сидеть – до нее добрался Джерхалиддин Ар-Гийяд, немедленно принявшийся что-то с жаром втолковывать офирке. Лорна рассеянно удивилась тому, что дикий туранец и госпожа графиня знакомы, и поискала взглядом Малыша. Такового поблизости не обнаружилось, зато на тавернщицу налетел Райгарх и, не слушая слабых возражений, уволок к танцевальному помосту.

* * *

   К третьему послеполуночному колоколу общество слегка угомонилось. Кто завалился спать прямо под столами, парочки разбрелись по крохотному саду, постояльцы «Норы» сидели в обеденном зале таверны, пили, пели и болтали. Новобрачные ушли в дом Ферузы, находившийся выше по склону холма, пообещав вернуться утром. Их проводили до середины пути, выкрикивая не совсем приличные наставления, и на прощание осыпали зернами пшеницы вкупе с мелкими монетами.
   Никто не обратил внимания, что в таверну возвратилось на несколько человек меньше, чем ушло.
   Один из замешкавшихся украдкой свернул в проулок, тянувшийся вдоль задворок «Уютной норы». Отойдя шагов на десять, человек остановился, тщетно вглядываясь в темноту и еле слышно насвистывая. Ждать пришлось недолго – на другом конце переулка что-то зашелестело, подошло ближе, по-прежнему оставаясь неразличимым.
   – Ты здесь? – раздраженно вопросил ожидавший. – Вы со своими тайнами мне уже поперек горла встали. Решитесь вы наконец или нет?
   – Что ты смог собрать? – прохладно спросил бестелесный голос.
   – Я смог все устроить, – огрызнулся ждавший. – Значит, так. Корону и книгу ищите в комнатах на втором этаже. В дальнем углу камина под пеплом закопан флакон с зельем, который вы уже считали упущенным. Ключи таскает с собой Ши Шелам. Зеркальце лежит в комнате гадалки Ферузы. Она сама не знает, что ей попало в руки. Диск открыто висит над стойкой. Осторожнее с туранцем – меч у него. Помните, вы мне обещали – никаких жертв! Подождите до рассвета, все успокоятся и разойдутся. Начнете шуровать сейчас – вас непременно заметят. К тому же в нижнем зале полно народу.
   – Мы всегда выполняем свои обещания, – с легкой укоризной заверил голос. Что-то глухо звякнуло – как пересыпавшиеся в кожаном мешке золотые монеты. Затем тихие шаги удалились. Второй собеседник остался стоять на месте, взвешивая мешочек в ладони и задумчиво хмурясь.
   – Какого демона я это сделал? – вдруг отчетливо спросил он. – А, ладно! От этих штуковин больше вреда, чем пользы. Пусть забирают и подавятся. Нам-то они ни к чему. Продать такое невозможно, хранить – себе дороже…
   Так, продолжая убеждать сам себя, он ощупью добрался до неприметной калитки, выводившей на задний двор таверны. Обычно Лорна запирала калитку за засов и замок, но сегодня она покачивалась распашку. Человек вошел, старательно прикрыл за собой дверцу и прислушался. В саду шептались, еле слышно посмеивались, скрипела облюбованная кем-то кушетка, шелестели неосторожно задетые листья.
   – Бордель на лоне природы, – беззлобно проворчал человек, шагая по усыпанной светлым песком дорожке, и едва не налетел на увлеченно обнимавшуюся парочку.
   По счастью, влюбленных занимали только они сами. Одинокий любитель ночных прогулок остался незамеченным. Попятившись, он юркнул в заросли акации, решая – поискать другой путь или обождать, вдруг парочке вздумается куда-нибудь перебраться?
   И точно. Вскоре молодые люди, по-прежнему не в силах оторваться друг от друга, побрели в сторону таверны. Соглядатай хмыкнул им вслед, признав в долговязом юнце Малыша, а в его гибкой, ладной спутнице – Диери Эйтолу. Они поднялись по шаткой лестнице, лепившейся к заднему фасаду строения, и исчезли за дверью.

* * *

   Дом Ферузы, доставшийся ей в наследство от покойных родителей, внешне напоминал лихо накренившуюся хижину под черепичной крышей. Не рассыпался по камешкам он только потому, что с двух сторон его подпирали такие же невзрачные строения. Одну из трех комнат туранка занавесила пыльными коврами, расставила по углам старинные жаровни и водрузила на стол пожелтевший череп с оскаленными зубами в окружении хрустальных шаров. Получилась настоящая «пещера колдуньи» – для впечатлительных клиентов, желающих воспользоваться услугами гадалки.
   В двух остальных комнатах царил жизнеутверждающий кавардак. На продавленном диване валялись дорогие наряды, одолженные для свадьбы, поблескивало в темноте золотое шитье и граненые самоцветы.
   Аластор и Феруза Кайлиени выяснили, что являются законными супругами чуть больше двенадцати колоколов, и решили, что такое важное событие необходимо отметить.
   На разворошенной кровати немедля появились медный кувшин и огромное блюдо с фруктами. Феруза, так и не расставшаяся с подаренным ожерельем, сидела на ворохе подушек, задумчиво улыбалась собственным мыслям и рассеянно кивала Аластору, тщетно пытающемуся в чем-то убедить подругу.
   – Женщина, ты совсем меня не слушаешь! – не выдержал Альс и повалился рядом с туранкой, едва не опрокинув блюдо.
   – Внимаю с трепетом, господин и повелитель, – воркующим тоном заверила его Феруза. – Подвинься, виноград раздавишь. Да погоди целоваться! Мои уши открыты, и я отлично поняла: ты предлагаешь уехать. На Полуденное Побережье, в Шем или Аргос. В тебе внезапно пробудилась тяга к странствиям. Верно?
   – Угу, – взломщик поймал рыжеватый локон туранки и намотал его на палец. – Разве ты не хочешь увидеть мир? Для таких, как мы, не имеет значения, в какой стране жить. Сегодня здесь, завтра там, послезавтра отправимся еще куда-нибудь. Золота у нас в избытке, в Мерано у меня есть неплохой домик и – ты будешь смеяться! – баронский титул.
   Туранка и в самом деле фыркнула:
   – За какие такие заслуги? За успешное ведение торговли поддельным жемчугом со Стигией?
   – Я его купил, – признался Аластор. – Захотелось. Так поедешь? Собирать нам почти нечего, нужным барахлом обзаведемся по дороге, седмицы через две будем у Океана. Ручаюсь, тебе понравится.
   – Наверное, – согласилась гадалка, в задумчивости теребя сверкающие камни ожерелья. – Я ведь никогда не уезжала из Шадизара. Мне страшновато. И я не хочу оставлять друзей.
   – Ты им не нянька, – напомнил взломщик. – Они взрослые люди, знающие, что почем на этом свете. Обходились ведь они без тебя до времен вашего знакомства?
   – Обходились и обойдутся в будущем, – кивнула Феруза. – Просто мне… мне тревожно. Разве ты ничего не замечаешь и не чувствуешь? Смятение носится в воздухе, словно приближающаяся летняя гроза. Я же вижу – ты тоже беспокоишься, не понимая причин. По-моему, ты просто хочешь убежать от этой подступающей беды.
   Аластор открыл рот, собираясь возразить, однако нахмурился и промолчал. Он раздумывал, искоса глядя в маленькое окно, за которым виднелись крыши и улицы квартала Нарикано, упрямо карабкающиеся вверх по склону холма. Приближался рассвет, небо над городом светлело, наливаясь блеклым розоватым цветом.
   – Я что-то не так сказала? – встревожилась девушка.
   – Ты сказала именно ту вещь, на которую я старался закрывать глаза, – медленно отозвался взломщик. – Не далее, как пару дней назад такое же соображение мне пытался втолковать Ши. Слишком много людей, которым тут не место. Слишком много драгоценных вещей, вдобавок обладающих магическими свойствами. Слишком шумной и азартной стала наша жизнь. Это не к добру. Сегодня же с утра я заставлю наше маленькое сообщество это понять. Путешествие откладывается, в этом ты права. Сперва разберемся, что творится в нашем родном городке.
   – С утра не получится, – скорбным голосом промолвила Феруза. – Тебя не услышат, ибо никто не проснется. Разве что ближе к вечеру.
   – Да, пожалуй, – сообразил взломщик и тут его осенило: – Слушай, ты не пробовала спрашивать у тарока, в чем может крыться причина подобного беспокойства? Что нас вообще ждет? Хотя бы в ближайшие дни или луны?
   – Не-ет, – растерянно протянула туранка, явно раздосадованная тем, что столь простая мысль не пришла ей в голову первой. – Но сейчас попробую!
   Она спрыгнула с кровати и убежала в соседнюю комнату, откуда раздался шелест перетряхиваемых одежек и сердитое ворчание: «Куда я его задевала?».
   Вернувшись, туранка привычными движениями смешала толстую пачку пергаментных листочков, осведомившись:
   – Твой вопрос?
   – Как будет чувствовать себя Компания нынешним вечером? – поинтересовался Альс и пояснил: – Хочу знать, можно ли будет говорить с ними о чем-то серьезном. Я потом еще кое-что спрошу, можно?
   – Посмотрим, – с этими словами Феруза стремительно раскидала колоду по одеялу, выложив пятеричный крест.
   Потускневшие от старости золотые драконы косились на людей многозначительными узкими глазами, словно владели всеми тайнами мира и отнюдь не торопились разбалтывать их первому встречному.
   Аластору эти нарисованные создания казались очень коварными. В душе он побаивался, что дар предсказания однажды сыграет с туранкой плохую шутку. Но нельзя же отнимать у нее колоду и запрещать гадать!
   Девушка тряхнула головой, убирая мешавшие волосы, и начала одну за другой переворачивать карты. По мере того, как открывались новые символы тарока, пальцы гадалки внезапно начали мелко вздрагивать, а лицо приобрело странное выражение – среднее между донельзя испуганным и обескураженным.
   – Наверное, я ошиблась, – пробормотала она и подняла руку, чтобы смахнуть карты на пол. Аластор удержал ее и взглянул на получившийся расклад. Он мало что понимал в гадании, но кое-какие знаки были известны всем. Двуликая человеческая фигура, три изображения танцующего скелета с петлей в руке и лежавший в середине черный прямоугольник без всяких рисунков.
   – Обман – Смерть – Конец всех путей, – сухим, заледеневшим голосом произнесла гадалка свое толкование.
   – Ты хочешь сказать, что… – Альс не договорил. Ферузу словно подбросило, она заметалась по комнатам, лихорадочно натягивая платье и разыскивая завалившиеся под кровать туфли.
   – Идем! – прокричала она, устремляясь к двери.
   – Куда? – опешил взломщик.
   – В «Нору»! Я должна убедиться, что там ничего не случилось! Пойдем! Да скорее же!
   Она нетерпеливо барабанила каблучками по полу, дожидаясь, пока Аластор соберет свои вещи и присоединится к ней. Парочка вихрем промчалась по Обманному переулку, напугав раннего торговца овощами, толкавшего в гору скрипучую тележку.
   Вбежав в лишенную ворот арку таверны, Аластор и Феруза, не сговариваясь, остановились и встревожено переглянулись. Двор ничуть не изменился, но из дома долетал низкий, ликующий рев, могущий принадлежать только Джерхалиддину Раввани Ар-Гийяду, сцепившемуся с каким-то «паршивым шакалом». Убедительным подтверждением звучал треск сокрушаемой мебели и мерцающие в окнах багряные вспышки.
   – Постой здесь, – взломщик подтолкнул Ферузу к выходу на улицу. – Может, это всего-навсего итог очередного дурацкого розыгрыша Хисса или Ши. Я гляну, чем они развлекаются, и сразу обратно.
   Он побежал через двор, проклиная неведомых шутников, испортивших так хорошо начинавшийся день, безумного туранца, напрочь лишенного чувства юмора, и обращаясь неведомо к кому с просьбой – пусть выяснится, что Феруза действительно ошиблась в своих предсказаниях. Обманулась первый и последний раз в жизни.
   Аластор рывком распахнул дверь и невольно сглотнул, увидев разгромленный обеденный зал, посредине которого безостановочно кружился, подбадривая себя азартными выкриками, достопочтенный Ар-Гийяд, осаждаемый по меньшей мере тремя противниками. Ятаган кочевника переливался ослепительным бело-голубоватым светом, выписывая в наполненном дымом разгорающегося пожара воздухе замысловатые кривые. Первый же, решивший к нему приблизиться, лишился не только оружия, но и отрубленной без всякого усилия кисти.
   «Я сплю, – обреченно подумал взломщик. – Это мне снится. Феруза, пожалуйста, разбуди меня, я вижу кошмары!»
   – Берегись! – надрывно прокричали с галереи. – Сзади!
   По давней шадизарской традиции – не выходить из дома без оружия – взломщик захватил с собой стилет, и теперь длинное тонкое лезвие улетело за спину, поразив неведомого врага. Альс сделал шаг в сторону и зацепился носком сапога о какой-то длинный предмет.
   Опустив взгляд, он увидел человеческую руку и ее неподвижного обладателя. Вышибала «Норы» Райгарх лежал, ткнувшись лицом в пол, и под ним неспешно растекалась темная, густая лужа. Чуть в отдалении валялся тяжелый клинок асира.

* * *

   – …Ты веришь этому продажному типу, наводчику?
   – Не вижу причин не верить ему. До сих пор он ни разу нас не подвел. Мы слишком хорошо платим… и очень немилостивы к должникам.
   – Я знаю, но не могу поверить своим глазам, Совершенный. То, что хранится в этом кабаке, дороже всего нашего занюханного городишки… а у них нет даже ворот! Клянусь Всемирной…
   – Молчи! Не смей поминать Имя всуе, ты… нижайший. Хватит болтовни! Смотри, братья уже справились с собаками. Вперед! Делай, что должен.
   Две собаки, обыкновенно исправно несшие сторожевую службу во дворе трактира «Нора», не успели издать ни единого звука. Смазанные ядом тонкие стрелки, вылетев из духовых трубок, сделали свое дело мгновенно и беззвучно. Во двор скользнули еле видимые в предутренних сумерках тени – две, три… пять…
   Под навесом на заботливо подстеленных Лорной циновках безмятежно храпели, укрывшись кошмами и попонами, те, для кого выпитое накануне оказалось чрезмерным. Двое серых призраков, словно соткавшись из рассветного ледяного тумана, заработали короткими дубинками и спустя короткое время растворились без следа. Под навесом осталась груда бесчувственных и недвижимых тел – ни одного трупа, но пробудится каждый из гуляк не менее чем через колокол и с жуткой головной болью.
   Кто бы ни вознамерился наложить лапу на сундуки обитателей «Норы», дело свое они знали туго.
   – Ты, ты и вы двое – наверх, – прозвучала негромкая команда того, кого один из ночной братии назвал Совершенным. – Помните, убивать только в крайнем случае.
   Учащенно бьющееся сердце едва успело бы сократиться два десятка раз, когда распахнулась без скрипа дверь, ведущая в крайнюю слева комнату. Двое в одинаковой темной одежде, не стесняющей движений, и скрывающих лица черных масках, проскользнули внутрь. Хозяину комнаты, чей темноволосый затылок виднелся над краем одеяла, хватило одного точного удара тяжелой дубинки. Один из грабителей, откинув крышку небольшого сундучка в углу, испустил еле слышный ликующий вопль и высоко поднял над головой нечто похожее на связку длинных, переливающихся яркими огнями ключей.
   Другие двое трудились над замком двери крайней справа комнаты. То ли замок попался посложней, то ли взломщик менее опытный, но дело у них отчего-то застопорилось.
   – Эй, там! – раздраженно прошипел снизу главарь. – Чего застряли?
   – Сейчас! – пробормотал грабитель, и тут створка с тихим скрипом отошла в сторону. Раздался громкий, удивительно мелодичный звон, похожий на удар маленького гонга, и из крошечной каморки хлынул ярчайший поток голубоватого света. В этом сиянии оторопевшие взломщики увидели высокую черную фигуру, застывшую в боевой стойке «будокан» и сжимающую в руках вроде бы солнечный луч.
   Ар-Гийяд хищно улыбнулся и сказал грабителю, что стоял поближе:
   – Умри, презренный.
   Второй грабитель, отскочив, насколько позволяла ширина балкончика, выхватил короткий меч, висевший в ножнах у него за спиной. Он был гораздо опытнее в мечном бою, чем его напарник. Ему удалось прожить дольше на целых три удара сердца.
   …Малыш проснулся от жуткого вопля снаружи. Крик – истошный, дрожащий, непонятно даже, мужской или женский – тут же оборвался коротким бульканьем, однозначно свидетельствующем о перерезанном горле. Диери, тоже пробудившаяся, села в постели – глаза от страха в поллица, однако достало выдержки не завизжать – а Конан, бормоча невнятные слова на своем наречии, мигом выкатился из-под одеяла, одной рукой нашаривая меч, другой рубаху и прыгая на одной ноге, чтобы попасть в штанину. Сердце у юного варвара отчаянно колотилось. Когда так кричат в мрачный предрассветный час, именуемый иногда «собачьей вахтой», и когда крики мешаются со звоном клинков, а под дверь сочится тоненькая пока, но явственная струйка горького серого дыма… Картины форта Венариум живо встали в памяти киммерийца.
   – Одевайся! – хорошо хоть Диери, даром что напугана до полусмерти, поняла все с полувзгляда. Малыш пнул дверь и вылетел, зачем-то пригибаясь и стискивая в ладони рукоять старого меча, наружу.
   Снаружи творился сущий кошмар.
   Двери в комнаты наверху стояли нараспашку, притом некоторые, похоже, выбивали ногами, и они висели на одной петле. Из комнаты Аластора тянулся шлейф наспех вывороченной из сундука одежды. У входа в апартаменты туранца валялся обезглавленный труп, еще один, рассеченный от ключиц до пупка, свисал через перила. О третий, столь же живописно разделанный, Малыш запнулся, бросившись к лестнице. Все трое носили одинаковые темно-бесформенные одеяния, а лицо последнего скрывала черная матерчатая маска. «Грабят, нас грабят!» – мелькнула запоздалая догадка.
   Снизу валил серый, на глазах чернеющий дым и пробивались уже первые оранжевые языки пламени – видимо, кто-то в пылу боя опрокинул светильник. Оттуда доносился лязг стали о сталь, самое малое, шести или семи клинков. Радостно ревел Ар-Гийяд. На середине лестницы Конан остановился, увидав воочию дивное зрелище: неистовый степняк, выставив перед собой сверкающую полосу меча, крутился посреди обломков искрошенной мебели. Нападающие, числом пятеро, приближаться к нему боялись, с приличного расстояния угрожая туранцу короткими узкими мечами.
   Раздался новый крик – на сей раз Малыш узнал Лорну:
   – Райгарх! Райга-а…
   Еще один человек стоял у самой двери, не принимая участия в схватке и наблюдая за ней вроде бы совершенно отстраненно. Этот был без маски, однако Конан никак не мог разглядеть черты его лица – дым, что ли, мешал, становясь все гуще и гуще? Лицо этого последнего казалось пустым белесым пятном.
   Человек, выглянув наружу, неслышно отдал какое-то приказание. Пятеро, что окружали туранца, отступили, вжались в стены, а со двора в густеющие дымные клубы влетело трое и с ходу кинулись на Ар-Гийяда.
   Конан, готовый броситься на помощь туранскому воителю, на миг остолбенел, глядя, как в разгромленном обеденном зале «Норы» вскипает неуловимая глазом бешеная пляска стали. Затем он увидел, как Ар-Гийяд, покрытый кровью из десятка ран, медленно оседает. С невероятным изумлением степняк взирал на свой драгоценный Серый Вихрь, разом утративший сияние и обратившийся в обычный ятаган из узорчатого туранского булата. Вокруг туранца громоздились три бездыханных тела.
   – Рубить, – неуверенно пробормотал Ар-Гийяд. В дверях возник вдруг изумленно озиравшийся Аластор, и Безликий за его спиной потащил из рукава кинжал.
   – Берегись! – заорал Малыш. – Сзади! – и, занося скверно заточенный меч, бросился вниз по лестнице.
   Прежде чем что-то тяжелое и твердое ударило его в висок, вышибая сознание, он увидел – или ему показалось?! – как три изрубленных тела начинают шевелиться…

* * *

   Аластор перепрыгнул через распластанное тело асира, вжался спиной в угол, кашляя от едкого дыма, угрожая противникам нелепым против мечей узким стилетом. Двое встали против него, сторожко поводя клинками, но нападать не спешили. Таверна горела. Пламя уже гудело вовсю, и грабители торопились.
   – Все ли вещи у нас? – разгибаясь и брезгливо отирая руки, крикнул низким голосом тот, которого Аластор ткнул кинжалом. «Я же его убил, – пронеслось в голове у Альса. – Или нет?!»
   – Нет Книги! – ответили сверху. И тут же возглас снаружи:
   – Книга здесь! Девчонка пыталась ее украсть. Все у нас, Совер…
   – Уходим! – резко оборвал главарь и повернулся было к выходу, но тут какой-то человек накинулся на него, схватил за грудки и принялся трясти, давясь истерическим вопросом:
   – Почему?! Почему… вы же обещали, что никого не убьете, вы же мне обещали… Что ты сделал? Что я сделал…
   – Джай?! – потрясенно выкрикнул Аластор. Джай вдруг схватился за живот, повалился на порог и, скорчившись, затих. Убийца не спеша убрал кинжал в рукав.
   – Перед лицом смерти обещания не имеют значения, – ровным голосом сказал он, мельком взглянул на Аластора и вышел. Спустя несколько мгновений его подручные испарились вслед за главарем.
   Ши Шелама Аластор вытащил из его комнаты, уже полной удушливого дыма. Лорна валялась за стойкой. Бритунийка была жива, но тяжело ранена – плечо рассечено ударом меча, ожоги и глубокая ссадина на лбу. Малыш оклемался сам. Он помог вынести из горящего здания тела туранца и асира, после чего в таверне рухнула крыша.
   Диери Эйтола прибежала, уже когда на месте происшествия стали собираться люди.
   В общей суматохе ей удалось благополучно улизнуть, спрыгнув из окна на крышу маленькой пристройки, где держали скот, и пробравшись через соседние огороды. Она привела с собой Хисса, который не ночевал в «Норе», проведя ночь в доме Лиа.
   Узнав о случившемся, Хисс едва не впал в буйное помешательство.
   Кэрли отравленная стрелка настигла посреди двора, прервав ее бег к спасительной улице.
   Хисс отнес приятельницу под навес, где уже лежали три тела, и никого не подпускал.
   Ферузу Аластор нашел в трех шагах от бывших ворот. Туранка лежала, вытянувшись на шершавых булыжниках мостовой, лицо ее было спокойно, глаза открыты. Гадалка умерла мгновенно: арбалетная стрела пробила ей сердце.

* * *

   Таверна сгорела быстро – на месте аккуратного двухэтажного дома из желтовато-оранжевого песчаника остались только закопченные стены да рухнувшие обугленные балки.
   Ши, с чрезвычайно озабоченным видом шаривший в развалинах, наткнулся на жестяную вывеску «Норы» – облупившуюся и пошедшую пузырями.
   Кроме вывески, он извлек из тайников кое-какие запасы, отложенные на черный день – их прятали в саду, тоже опаленном, но пострадавшем меньше здания. Под руку Ши попался также валявшийся подле бывшего входа в таверну кожаный мешочек, под завязку наполненный золотыми ауреями Немедии, и принадлежавший невесть кому.
   О последнюю мрачную находку он едва не споткнулся. Круглый предмет, обгорелый, потрескавшийся и вонявший жженным мясом, лежал за стойкой. Ши осторожно толкнул его, запоздало узнав Пушка. Поколебавшись, воришка подобрал дарфарскую диковину, спекшуюся в собственном панцире, и закопал под кустом шиповника.
   Деньги исчерпались к вечеру. Кое-что пожертвовали соседи, кое-что принесли девушки – Лиа и Диери. Золото ушло на устроение похорон и покупку двух выносливых коней бритунийской породы – для уезжавшей Лорны.
   – Я здесь больше не останусь, – сухо заявила бывшая хозяйка таверны, не слушая убеждений обождать хоть седмицу. Как можно отправляться в далекий путь с незажившими ранами и плохо действующей рукой?
   Лорна пропустила дружеские уговоры мимо ушей. Она исполнила свой долг – позаботилась о том, чтобы Райгарха погребли согласно асирским традициям, предав тело огню – и не собиралась задерживаться в Шадизаре. Бритунийка возвращалась на родину – на Полночь, в Чарнину. За три прошедших дня она как-то постарела, осунулась и почти ни с кем не разговаривала. Впрочем, какие тут могли быть разговоры?
   Пепелище изволили посетить представители власти. Явился лично Рекифес с десятком стражников. Говорить с дознавателем пришлось Хиссу, но беседа оказалась краткой. Да, праздновали свадьбу. Да, утром на таверну напали какие-то люди и перебили почти всех постояльцев. Трупов нападавших не сохранилось – сгорели. Кто? Не знаем, лиц не видели. Причина? Демон их знает, зачем им понадобилось громить «Нору». Нет, в таверне не хранилось ничего особенного или из ряда вон выходящего… Месть? Кому и за что? Обитавшая в «Норе» шайка слишком мало значила в потаенной городской жизни и ни с кем не враждовала.
   Ничего толком не разузнав и для очистки совести облазав дымящиеся руины, Рекифес удалился, сквозь зубы пробормотав пару соболезнований. Дознавателю случившееся показалось самым обыкновенным сведением счетов, только почему-то осуществленным с непривычной жестокостью. Кому-то до смерти надоела Компания из Обманного переулка, вот он и решил от нее избавиться, выбрав на редкость удачный момент. Возможно, пытались извести только одного человека – взломщика Кайлиени, потерявшего всякий интерес к жизни.
   Дознаватель мельком видел Аластора: тот сидел подле завернутого в белый холст тела своей подруги Ферузы, половину солнечного оборота пробывшей законной супругой Кайлиени, безучастно глядел себе под ноги и монотонно насвистывал. Рекифес поколебался и не решился с ним заговорить.
   Ар-Гийяда, Кэрли, Джая и Ферузу похоронили на Кладбище-под-Платанами. Вместе с туранкой по настоянию Аластора положили алмазное ожерелье. Ши робко заикнулся о том, что через луну-другую у кого-нибудь обязательно зачешутся руки покопаться в могиле в поисках драгоценности. В ответ он нарвался на столь мрачный взгляд, что у воришки наступил внезапный приступ немоты, и возникло твердое убеждение – любой, покусившийся на место успокоения Ферузы Кайлиени, горько пожалеет о неучтивости к покойникам.
   – А жить нам, между прочим, негде, – оповестил приятелей впавший в тоскливое настроение Ши. После церемонии похорон они забрели в «Пещеру демона», хозяин коей, знавший о постигшей Компанию беде, согласился отпускать вино и немудреную закуску в долг. Сидели втроем – Малыш, Хисс и Ши. Аластор куда-то ушел, бросив, что вернется через полколокола и чтобы его обязательно дождались. – И не на что. Золота осталось с кошкин хвост. Если завтра не добудем хоть десятка серебряшек…
   – Добудем, – мрачно оборвал причитания Ши Конан. За минувшие дни мальчик-варвар тоже изрядно переменился. Не то, чтобы повзрослел, но стал серьезнее и решительнее. – Жить… Нас согласна пустить к себе Диери. Только через седмицу ее выставят на улицу – за дом-то платила не она, а ее покровитель, ныне покойный.
   – Еще забота, – вздохнул Ши. – Не бросать же ее? Хисс, что скажешь?
   Рыжий мошенник закашлялся и чуть смущенно выговорил:
   – За меня не беспокойтесь. Я… В общем, я перебираюсь к госпоже Клелии. Хотите со мной? Крыша над головой и деньги в карманах обеспечены.
   – Мальчиками на побегушках? – покачал головой Малыш. – Понимаю, тебя Лиа убедила. Только нам под крылышком у ее милости делать нечего.
   Ши придерживался несколько иного мнения, но спорить не отважился.
   – Если я что-то могу… – начал Хисс и не договорил, безнадежно махнув рукой и потянувшись за очередным кувшином.
   Стукнули шаги – в таверне объявился шлявшийся неведомо где Аластор. Не говоря ни слова, бросил на изрезанную ножами столешницу два многозначительно брякнувших мешка из овечьей шкуры.
   – Это ваше, – пояснил взломщик, не присаживаясь и избегая встречаться взглядом с приятелями. – Берите, пригодится.
   – Мы тут прикидывали, как жить дальше… – заикнулся Ши.
   – Живите теперь, как хотите и как сможете, – равнодушно ответил Аластор. – Меня это не касается.
   – В каком смысле – «не касается»? – встревожился Хисс.
   – В прямом. Я ухожу. Уезжаю. Сегодня, – взломщик ронял слова, как истертые монетки, со стуком падавшие на пол.
   – А мы? – ошарашено вытаращился Ши. – Ты хочешь нас бросить?
   – Вы не маленькие дети, – огрызнулся Аластор. – Ничего, справитесь.
   Ши и Хисс заговорили одновременно, перебивая друг друга, доказывая, что поспешный отъезд ничего не изменит, ибо невозможно убежать от памяти и от самого себя, что любой иной город ничем не лучше Шадизара, что просто бессовестно, в конце концов – оставлять друзей в такой тяжкой ситуации!..
   – Пусть он идет, – неожиданно для всех проговорил молчавший до того Конан. Его так и не исчезнувший гортанный акцент прозвучал сейчас особенно заметно. – Если он решил уйти, то вы его не уговорите.
   Аластор какое-то мгновение пристально смотрел на Малыша – подросток-варвар внутренне поежился, но выдержал, хотя у него возникло противное ощущение падения в бездонную темную пропасть, – повернулся и, не говоря ни слова, вышел за дверь. Та беззвучно захлопнулась за взломщиком, словно обложка пролистанной до конца книги или крышка закрываемого гроба.

   Снежно-белая терраса, зависшая над высоким каменистым обрывом. Внизу до самого горизонта расстилается Океан – вечный, неизменный, ритмично накатывающийся волнами прибоя на узкую полоску берега, усыпанную пестрой галькой и ракушками.
   Идеально круглую террасу обегают колонны – розоватый мрамор, в глубинах которого, если приглядеться, мелькают крохотные огоньки.
   Колонны соединены в огромное кольцо фризом, по нему рассыпаны золотые звездочки. К террасе ведут выложенные разноцветными плитами дорожки, сходящиеся у порога в семицветье радуги.
   В центре террасы – тяжеловесный овальный стол. Поблескивает мозаика, изображающая диковинный хоровод растений, животных и птиц, где голубка мирно соседствует с раздувшей капюшон коброй, а меж оливковых ветвей гоняются друг за другом пронырливая ласка и вальяжная кошка…
   Это – Перекресток. Он не принадлежит никому. Это – место встреч и одиноких размышлений, заключений договоров и рассмотрений тяжб, судебный зал и пиршественная палата, где запрещено пускать в ход сталь и магию, нарушая тем извечную гармонию Перекрестка, плывущего по волнам Вечности, подобно упавшему в ручей лепестку.
   Мозаика вспыхивает призрачно-золотистым огнем. Террасу наполняет мелодичный перезвон далеких колокольчиков, извещающих о том, что на Перекресток пожаловал гость. Да не один – человеческие фигуры одна за другой возникают на всех дорожках, оглядываются, перекликаются и решительно устремляются к распахнутой небу и Океану террасе. Они входят, приветствуемые трепетной мелодией, и в соответствии с числом визитеров вокруг стола один за другим начинают возникать кресла.
   Неизменным всегда пребывает только седалище главы собрания – золотой трон с подлокотниками в виде лошадиных голов и спинкой, украшенной изображением солнечного диска. Остальные добавляются по мере надобности. Сегодня их шесть, ибо один из пришедших не занимает места за столом. Он садится на пороге, равнодушно созерцая далекий горизонт и непрерывно вертя в руках браслет из черных агатовых бусин.
   Жители Шадизара без малейшего колебания признают в одиночке взломщика Аластора Кайлиени. Единственное отличие – здесь, на Перекрестке, Аластор носит небрежно наброшенный на одно плечо плащ серо-серебристого цвета, и в его черных кудрях мерцает тонкий золотой обруч с прозрачно-холодной каплей посредине.
   Горожане узнали бы и прочих гостей. Надменный зингарец в черном и алом, с глазами готовой атаковать змеи – Кебрадо, граф Ларгоньо. Закутанный в потрепанный плащ и скрывающий лицо под слоями пожелтевшей ткани Леук. Стройная рыжеволосая женщина, еле сдерживающая гнев – Кэто Сувейба. Хмурый туранский кочевник – Джерхалиддин Раввани Ар-Гийяд. Месьор Эпиналь, старик с желчным выражением лица и странно изогнувшейся спиной. Величественная блондинка Клелия Кассиана диа Лаурин, старательно прячущая тревогу.
   Единственный, кто не появлялся на пыльных улицах Шадизара в нынешнее суматошное лето – предводитель столь необычного сообщества, крупный светловолосый мужчина лет сорока, с необычно яркими голубыми глазами, сейчас выглядящий чуть недоумевающим, однако до кончиков ногтей уверенным в себе и в том, что и на сей раз ему удастся принять верное решение. А это ой как нелегко, учитывая темперамент собравшихся и их застарелую неприязнь друг к другу…
   Сидевший во главе стола человек еще раз оглядел своих не склонных к миролюбию и разумным поступкам собратьев и заговорил. Голос его напоминал гулкие раскаты бронзового гонга, устанавливаемого на вершинах больших митрианских храмов:
   – Рад снова видеть вас здесь, на Перекрестке Всех Дорог. Каждый из вас в свое время обратился ко мне, изъявив желание провести общую встречу, дабы высказать обвинения одному из нашего круга. Сегодня такая возможность вам предоставлена. Прошу, однако же, не забывать о правилах приличия и о том, что наша цель – установить истину. Кто желает первым поднять свой голос? Досточтимый Кебрадо?
   – Это переходит всяческие границы! – загремел благородный дон, у коего не хватило терпения выждать до конца чинной речи главы собрания. – Аммарт, с меня довольно! Или этот мерзавец получит по заслугам, или – уж не гневайся! – я разберусь с ним сам! Он обокрал всех нас – и это полбеды! Признаю, я сам предпринимал шаги, считающиеся не слишком-то достойными. Но прибегнуть к такой низости! К такой подлости! Прервать мое существование и, вдобавок, каким способом!
   – Каким же? – утончил несколько удивленный подобной горячностью предводитель, носивший имя – или, скорее, прозвище – Аммарт, «Справедливый».
   – Он устроил так, что я стал жертвой для моего высокого покровителя! – срывающимся голосом выкрикнул Кебрадо. – Жертвой! Меня – принести в жертву!
   Клелия еле слышно фыркнула, прикрыв рот ладонью.
   – Нечему смеяться, достопочтеннейшая Клелия! – зингарец уловил ее смешок. – Полагаешь, это чрезвычайно приятно?
   – Полагаю, что нет, – любезно откликнулась Клелия. – Как отнесся к столь необычному блюду покровитель? У него, случаем, не стряслось расслабления желудка или еще какой напасти?
   – Аммарт! – взвыл уязвленный до глубины души Кебрадо.
   – Клелия, уймись, – попросил глава собрания. – Прибереги свои шпильки для иного случая. Кебрадо, ты желаешь еще что-то добавить?
   – Он стянул Корону, – устало произнес зингарец. – Пусть не отнекивается – я сам видел ее у него в руках.
   – Аластор? – воззвал предводитель. – Тебе есть что сказать в оправдание или объяснить свои поступки?
   Ответом послужило молчание и легкое потрескивание стукающихся агатовых шариков.
   – Он украл мой флакон, причем украл дважды! – завизжала разъяренная Кэто, не дожидаясь разрешения говорить. – По его милости я… я… я облысела и пошла чешуей! Я была вынуждена отсиживаться в каком-то захудалом борделе! Аммарт, очень прошу – сотри этот паршивый городишко с лица земли! Никто не заметит, а нам только спасибо скажут!
   – Жаль, что я этого не видел, – пробормотал Кебрадо, на коего весть о неприятностях давней знакомой подействовала, словно глоток холодной воды в жару.
   – Он осквернил благословенное место и возвел на меня обвинение в краже священного символа! – несмазанным колесом заскрипел Эпиналь, в силу таинственных причин по-прежнему не могущий разогнуться. – Я – и похищение чужой собственности! Должно быть, мы лишились разума, когда допустили этого проходимца в наше общество! По его милости меня прикончила толпа калек! Калек, заметьте! Горбатых, сухоногих, вонючих, омерзительных нищебродов!
   – О, как тебе идет мученический венец! – закатив глаза, пропела мигом развеселившаяся Кэто. – Где же твое милосердие и сострадание к слабым мира сего? Они, должно быть, били тебя клюками и деревянными ногами? А ты героически сопротивлялся, укусив престарелую тетушку за тощую задницу?
   Кебрадо тщетно делал вид, что на него напал внезапный приступ кашля. Госпожа Клелия, хоть и пыталась состроить сочувственную мину, тоже хихикнула.
   – Недостойно смеяться над бедой ближнего своего! – Аммарт сдвинул брови. Общество мигом затихло. Эпиналь мстительно добавил: – Он стянул Золотой Диск и отнес своей шлюшке, Кэто, дабы излечить ту от парши!
   – Так Кэто теперь верная последовательница митрианцев? – похлопала в ладоши Клелия. – Как это мило! Дорогая, свое новое заведение ты собираешься открыть поблизости от какого-нибудь храма? Или монахам отныне предоставят бесплатное обслуживание?
   – Клелия, – ледяным тоном произнес Аммарт. – Еще одна подобная шутка, и я попрошу тебя удалиться. Аластор?
   Опять молчание.
   – Почтенный Ар-Гийяд, в чем состоит твоя жалоба? – как можно вежливее осведомился глава собрания, зная болезненное самолюбие туранца. Если выяснится, что его тоже обокрали – не миновать большого скандала…
   – Рубить! – откликнулся кочевник и запоздало сообразил, где находится. – Нет, не рубить. Говорить. Кебрадо, Эпиналь, Кэто – они твердят, мол, Обманщик их обокрал. Ар-Гийяд тоже так думал, когда пропал Серый Вихрь, а похититель не оставил следов. Тогда я отправился в это гнездилище пороков, Шадизар, нашел Лжеца и спросил – где меч? Тот долго изворачивался, клялся, что никакого меча в глаза не видел, но я не поверил – кто же верит клятвам вора?
   – И что же? – Клелия невольно подалась вперед.
   – Друзья Обманщика нашли мою потерю, – с некоторой торжественностью сообщил Ар-Гийяд. – Принесли мне. Тогда я подумал: может, настал день, когда Лжецу надоело изворачиваться? Может, он в самом деле не знает, что случилось и как Серый Вихрь попал в его край? Я хотел узнать это, но не успел. Меня убили. Убили не люди, но неведомые мне создания, которые не страшились лезвия Серого Вихря и не ведали боли.
   – Не страшились Вихря? – озадаченно переспросил Аммарт. – Почтеннейший, я ничего не путаю – твой меч вроде бы способен разрубить любую преграду и любую сталь, не говоря о хрупкой человеческой плоти?
   – Истинно так, – с достоинством кивнул туранец. – Любую, но не этих. Я не ведаю, что сделалось дальше в том доме, где мы обитали. Знаю, что те паршивые шакалы забрали мой ятаган и много других сокровищ.
   – Меня пожрал обитатель Пустоты, – прошелестело из-под многочисленных тряпок Леука, охотника за тайнами, Ловца Загадок. – Это было чрезвычайно неприятно, однако моя кончина вызвана только моей собственной непредусмотрительностью. Я присоединяюсь к голосу досточтимого Ар-Гийяда – что-то здесь не так. Будучи в Шадизаре, я искал похищенную собственность моего господина, для чего прибег к помощи жителей этого города, знакомых Обманщика. Они разыскали пропажу, и я со всей ответственностью утверждаю, что Хитрец непричастен по крайней мере к исчезновению Книги.
   – Я тоже присоединяюсь, – твердо заявила Клелия. – Леук прав – что-то не так. Поглядеть со стороны, и мы увидим вроде привычную картину: Аластор в своем стремлении оживить нашу жизнь, которую он считает тусклой и бесцветной, затеял новую заварушку. Похитил наши сокровища, при этом оставляя знаки, указывающие на тех, кого мы полагаем своими заклятыми друзьями, после чего юркнул в любимое убежище и стал ждать – что получится?
   – Почему же тогда он не скажет ни слова в свое оправдание? – чуть снисходительно осведомился глава собрания.
   – Потому что… – Клелия нахмурилась и быстро зашевелила пальцами. Дабы не говорить о неприятной теме вслух, она обращалась напрямую к разуму Аммарта, кратко сообщив ему о бойне в неприметной шадизарскои таверне, о девушке по имени Феруза ат'Джебеларик и причинах упрямого молчания Аластора. – Теперь он больше не хочет разговаривать. Ни со мной, ни с кем.
   – Гм, – повисла долгая пауза. Аммарт раздумывал, остальные недоуменно переглядывались. Наконец предводитель изволил разомкнуть уста: – Это несколько меняет дело… Я выслушал ваши обвинения и речи тех, кто полагает Обманщика невиновным, а теперь извольте принять мое решение. Аластор, ты отправишься домой. Не в Замору – полагаю, тебе пока там делать нечего, и не в любую иную страну Заката и Восхода. Аомоп. Ты понял меня?
   Взломщик нехотя поднял голову, погасший взгляд скользнул по говорившему, после чего Альс устало кивнул.
   – И вы все оставите его в покое, – чуть пристукнул ладонью по столу Аммарт. – Далее. Тайна, подброшенная нам, нуждается в разгадке. Талисманы исчезли, что грозит нешуточной бедой. К сожалению, четверо из вас не способны в ближайшие две-три луны вновь навестить Шадизар, дабы установить, что к чему. Кэто, полагаю, туда не вернется.
   – И не проси, и не приказывай! – рыжеволосая красавица решительно замахала руками. – В эту зловонную дыру – ни за что в жизни!
   – Остается Клелия, – Аммарт повернулся к офирской графине. – Милейшая госпожа, у нас нет иного выхода…
   – Я попробую, – смиренно вздохнула Клелия Кассиана. – Не могу ничего обещать, но постараюсь сделать все, что в моих силах. Сокровища должны быть возвращены законным владельцам.
   – Правильно, правильно, пусть душечка Клелия съездит, – затряс лысоватой макушкой месьор Эпиналь. – Она справится.
   Кебрадо, из принципа всегда возражавший Эпиналю, на сей раз изъявил свое полное согласие, небрежно кивнув:
   – У Клелии полно друзей среди тамошнего… – он хотел сказать «сброда», но решил не портить отношений, – тамошних обитателей. Пусть она только разузнает, кто виноват в похищениях и тогда…
   – Рубить! – кровожадно предложил Ар-Гийяд.
   – Можно и рубить, – с легкой брезгливостью согласился зингарец. – Хотя есть много иных способов расправиться с тем, кто путается под ногами.
   Он вопросительно глянул на главу собрания и поднялся из-за стола:
   – Надо полагать, наша встреча завершена ко всеобщему удовлетворению? Тогда позволю себе откланяться. Дела, знаете ли…
   Он спустился по трем мраморным ступенькам, уведя с собой надменно задравшую подбородок Кэто. Эпиналь, поворчав для порядка, неуклюже ковылял за ними, подволакивая пострадавшую в Обители Возвышенного Просветления ногу. Клелия удалилась вместе с Леуком и Ар-Гийядом. На ходу троица что-то горячо обсуждала – должно быть, надежнейшие способы скорейшего изловления злоумышленников.
   Альс остался сидеть на прежнем месте. Аммарт тревожно посмотрел на него, озабоченно жуя губами, и, придя к какому-то решению, потрепал неподвижного взломщика за плечо:
   – Вставай. Пойдем, расскажешь, что там у тебя стряслось. Пошли-пошли, нечего отворачиваться, гроза чужих сокровищниц. Или собрался просидеть тут всю оставшуюся Вечность?
   Они уходят, вслед им летит гаснущий перезвон. Океан с грохотом ударяет в берег – начинается прилив.