Страница:
— Да, — проговорил он. — Назад в родной порт. Или в его зеркальное отражение. Все одно: поле темпорального скачка действует в замкнутой петле. Снаружи ничего.
— Я видел это, помнишь?
— Да, когда был здесь в первый раз. Ты прыгнул тогда в последний сегмент своей жизни, — тупик, не имевший будущего. Хотя ты проявил смекалку и отыскал выход, они и здесь обошли тебя. Ты боролся отчаянно, однако круг по-прежнему замкнут. Доказательство — твое присутствие здесь.
— А я считал, что завлекаю его в ловушку. На самом деле все было наоборот?
— Да. И теперь наш ход, если только ты не собираешься сдаться.
— Не собираюсь, — ответил я.
— Мной… нами… просто играли. Ты должен разбить цикл. Именно ты.
Он вытащил из висевшей на бедре кобуры пистолет и протянул его мне.
— Возьми. Выстрелишь мне в голову.
Слова застряли у меня в горле. Мой будущий «я» горько улыбнулся.
— Молчи. Я сам использовал все твои аргументы около недели назад. Именно таковы размеры темпорального островка, предоставленного в наше распоряжение. Но все, что ты скажешь ничего не изменит. Только таким образом мы можем существенно повлиять на ход событий.
— Ты с ума сошел, парень, — сумел наконец сказать я, испытывая некоторую неловкость от разговора с самим собой, пусть даже этот «я» смотрел на меня с расстояния четыре фута и нуждается в бритье. — Я не самоубийца. Даже если «я», которого убиваю, — это не ты.
— Именно на это они и рассчитывают. Что ж, я оправдал их ожидания, отказавшись. Губы его растянулись в саркастической усмешке, которую так часто видели другие на моем лице.
— А если бы я согласился, — продолжил он, — возможно, спас бы себе жизнь.
Он подбросил пистолет на ладони, твердо посмотрев на меня.
— Будь у меня уверенность, что дело может изменить твоя смерть, моя рука не дрогнула бы.
— Ты думаешь, что…
— Нет. Ты в прошлом, так сказать. Твоя смерть ничего не изменит. Но если ты убьешь меня, то нарушишь жизненное равновесие и, возможно, твое… наше будущее выйдет из тупика. Не самая удачная ставка, но единственно возможная.
— А если я предложу другой вариант?
Он устало взглянул на меня.
— Какой?
— Можно выпрыгнуть вместе, использовав станционную кабину.
— Уже испробовано, — ответил он кратко.
— Тогда ты прыгнешь, а я подожду здесь.
— Тоже пробовали.
— Тогда застрелись сам!
— Нет смысла.
— Мы просто прокручиваем старую запись, а? Включая и этот разговор?
— Смотри-ка, начал соображать.
— А что, если ты разнообразишь ответы?
— А что от этого изменится? Впрочем, это тоже пробовали сделать. Все перепробовано. У нас была масса времени — я не знаю, сколько, но достаточно, чтобы проиграть эту сцену со всеми возможными вариациями. Она всегда заканчивается одинаково: ты выпрыгиваешь один, проходишь через все, через что прошел я, и возвращаешься, чтобы стать мной.
— Почему ты в этом так уверен?
— Соседняя комната полна костей, — произнес он с нехорошей улыбкой. — Наших костей. Плюс последний труп, на котором еще осталось немного гнилого мяса. Чувствуешь запах? То же ждет и меня. Голодная смерть. Так что решай.
— Кошмар, — покачал я головой. — Пойду просплюсь.
Я было повернулся, но он схватил меня за руку и вложил в ладонь пистолет.
— Пора кончать, пока у меня не лопнуло терпение!
— Давай прибегнем к здравому смыслу, — предложил я. — Твоя смерть ничего не изменит. Все, что я могу один, мы еще лучше сможем сделать вместе.
— Ты не понимаешь. Единственный оставшийся у нас шанс — это внесение в сценарий непредвиденного изменения.
— А что случится, если я снова прыгну?
— Ты вновь окажешься на борту парусника и полюбуешься на смерть своего раннего двойника.
— А если на этот раз я освобожу дверь?
— Все равно. Ты закончишь здесь. Я уже пробовал.
— Все? И заболоченную яму, и Меллию?
— Да. Снова и снова. И ты закончишь здесь. Посмотри на события с такой точки зрения: карг уже выложил свой главный козырь; нам надо побить его, иначе мы проиграем.
— Может быть, именно это ему и нужно?
— Нет. Он рассчитывает, что мы будем вести себя как люди. Люди не хотят умирать, помнишь? Они не сходят со сцены просто так, борются до последнего.
— А если я прыгну на корабль, но не воспользуюсь приводом трупа?
— Сгоришь вместе с парусником.
— А если мы с Меллией не станем покидать Берег Динозавров?
— Бесполезно. Через это я тоже прошел. Ты погибнешь. Рано или поздно. Результат тот же.
— А если я тебя застрелю, цепь порвется?
— Может быть. Появится совершенно новый элемент. Мы перепутаем карты в его пасьянсе.
Я все сопротивлялся. Тогда он устроил мне экскурсию по станции. Я выглянул в жемчужный туман, заглянул в некоторые комнаты — царство пыли и ржавчины. Станция была старой.
Потом мы посетили помещение с костями.
Думаю, именно это меня убедило окончательно.
— Давай пистолет, — сказал я.
Не говоря ни слова, он потянул мне оружие. Я поднял пистолет и снял его с предохранителя.
— Повернись.
Двойник стал ко мне спиной.
— Есть одно утешительное обстоятельство, — сказал он. — Все это может привести к…
Выстрел бросил его вперед, словно беднягу дернули за привязанную к шее веревку. Я успел лишь мельком увидеть дыру, которую пуля проделала в его затылке; ослепительный огонь вспыхнул в моем мозгу и сжег стены темницы, в которую я был заточен…
Я превратился в огромный глаз, глядящий сверху на себя — бесконечное многообразие вещества и тени, которое, разветвляясь, проникло в отдаленнейшие уголки энтропической панорамы. Я видел себя в древнем Буффало, на борту тонущего галеона, на умирающей планете; я плел свою жалкую сеть вокруг негодяя карга, он тоже ткал паутину, которая была, в свою очередь, окружена ловушками, а вокруг них — еще более хитроумными схемами…
Каким глупым казалось все это теперь. Как могли теоретики Центра Некса не понять, что усилия их, в принципе, ничем не отличались от всего того, что делали предыдущие чистильщики времени? И что…
Мелькнула еще одна мысль, всеохватывающая; но прежде, чем я успел поймать ее, миг озарения прошел, и я очнулся рядом с телом убитого мной человека. Из пистолета в моей руке поднималась струйка дыма.
Эхо чего-то беспредельного, неизмеримо важного звучало еще в коридорах моего мозга; затем из смутных отзвуков выплыло ясное осознание: Чистка Времени была ошибкой, причем заблуждались не только экспериментаторы новой эры и опиравшиеся на неверные теории исполнители третьей, но и сам Центр Некса.
Дело, которому я посвятил свою жизнь, оказалось пустым фарсом. Я же был все лишь марионеткой, бесцельно плясавшей на натянутых нитях.
И все же — теперь это стало ясно — имелось нечто, не пожалевшее усилий, чтобы убрать меня с дороги.
Сила, куда более могущественная, чем Центр Некса.
Меня торопили, дергали за веревочки так же ловко, как сам я руководил в Буффало обреченным каргом, а позднее — его могущественным воплощением, укреплявшим свою приговоренную к смерти Конечную Власть подобно пауку, плетущему паутину в заколоченном гробу. Когда же я стал ненужным — загнали в замкнутый цикл, чтобы вывести из игры навсегда.
Так бы и произошло, если бы они не упустили из виду совсем незначительный фактор.
Мое второе «я» умерло в моем присутствии, и его умственное поле в миг разрушения органического генератора освободилось и слилось с моим.
Какую-то долю секунды я наслаждался действием своего нового интеллекта, коэффициент которого возрос, по моим оценкам, минимум до трехсот единиц…
И стены вокруг меня растаяли.
Я увидел, что стою в приемной камере Центра Некса.
— Я видел это, помнишь?
— Да, когда был здесь в первый раз. Ты прыгнул тогда в последний сегмент своей жизни, — тупик, не имевший будущего. Хотя ты проявил смекалку и отыскал выход, они и здесь обошли тебя. Ты боролся отчаянно, однако круг по-прежнему замкнут. Доказательство — твое присутствие здесь.
— А я считал, что завлекаю его в ловушку. На самом деле все было наоборот?
— Да. И теперь наш ход, если только ты не собираешься сдаться.
— Не собираюсь, — ответил я.
— Мной… нами… просто играли. Ты должен разбить цикл. Именно ты.
Он вытащил из висевшей на бедре кобуры пистолет и протянул его мне.
— Возьми. Выстрелишь мне в голову.
Слова застряли у меня в горле. Мой будущий «я» горько улыбнулся.
— Молчи. Я сам использовал все твои аргументы около недели назад. Именно таковы размеры темпорального островка, предоставленного в наше распоряжение. Но все, что ты скажешь ничего не изменит. Только таким образом мы можем существенно повлиять на ход событий.
— Ты с ума сошел, парень, — сумел наконец сказать я, испытывая некоторую неловкость от разговора с самим собой, пусть даже этот «я» смотрел на меня с расстояния четыре фута и нуждается в бритье. — Я не самоубийца. Даже если «я», которого убиваю, — это не ты.
— Именно на это они и рассчитывают. Что ж, я оправдал их ожидания, отказавшись. Губы его растянулись в саркастической усмешке, которую так часто видели другие на моем лице.
— А если бы я согласился, — продолжил он, — возможно, спас бы себе жизнь.
Он подбросил пистолет на ладони, твердо посмотрев на меня.
— Будь у меня уверенность, что дело может изменить твоя смерть, моя рука не дрогнула бы.
— Ты думаешь, что…
— Нет. Ты в прошлом, так сказать. Твоя смерть ничего не изменит. Но если ты убьешь меня, то нарушишь жизненное равновесие и, возможно, твое… наше будущее выйдет из тупика. Не самая удачная ставка, но единственно возможная.
— А если я предложу другой вариант?
Он устало взглянул на меня.
— Какой?
— Можно выпрыгнуть вместе, использовав станционную кабину.
— Уже испробовано, — ответил он кратко.
— Тогда ты прыгнешь, а я подожду здесь.
— Тоже пробовали.
— Тогда застрелись сам!
— Нет смысла.
— Мы просто прокручиваем старую запись, а? Включая и этот разговор?
— Смотри-ка, начал соображать.
— А что, если ты разнообразишь ответы?
— А что от этого изменится? Впрочем, это тоже пробовали сделать. Все перепробовано. У нас была масса времени — я не знаю, сколько, но достаточно, чтобы проиграть эту сцену со всеми возможными вариациями. Она всегда заканчивается одинаково: ты выпрыгиваешь один, проходишь через все, через что прошел я, и возвращаешься, чтобы стать мной.
— Почему ты в этом так уверен?
— Соседняя комната полна костей, — произнес он с нехорошей улыбкой. — Наших костей. Плюс последний труп, на котором еще осталось немного гнилого мяса. Чувствуешь запах? То же ждет и меня. Голодная смерть. Так что решай.
— Кошмар, — покачал я головой. — Пойду просплюсь.
Я было повернулся, но он схватил меня за руку и вложил в ладонь пистолет.
— Пора кончать, пока у меня не лопнуло терпение!
— Давай прибегнем к здравому смыслу, — предложил я. — Твоя смерть ничего не изменит. Все, что я могу один, мы еще лучше сможем сделать вместе.
— Ты не понимаешь. Единственный оставшийся у нас шанс — это внесение в сценарий непредвиденного изменения.
— А что случится, если я снова прыгну?
— Ты вновь окажешься на борту парусника и полюбуешься на смерть своего раннего двойника.
— А если на этот раз я освобожу дверь?
— Все равно. Ты закончишь здесь. Я уже пробовал.
— Все? И заболоченную яму, и Меллию?
— Да. Снова и снова. И ты закончишь здесь. Посмотри на события с такой точки зрения: карг уже выложил свой главный козырь; нам надо побить его, иначе мы проиграем.
— Может быть, именно это ему и нужно?
— Нет. Он рассчитывает, что мы будем вести себя как люди. Люди не хотят умирать, помнишь? Они не сходят со сцены просто так, борются до последнего.
— А если я прыгну на корабль, но не воспользуюсь приводом трупа?
— Сгоришь вместе с парусником.
— А если мы с Меллией не станем покидать Берег Динозавров?
— Бесполезно. Через это я тоже прошел. Ты погибнешь. Рано или поздно. Результат тот же.
— А если я тебя застрелю, цепь порвется?
— Может быть. Появится совершенно новый элемент. Мы перепутаем карты в его пасьянсе.
Я все сопротивлялся. Тогда он устроил мне экскурсию по станции. Я выглянул в жемчужный туман, заглянул в некоторые комнаты — царство пыли и ржавчины. Станция была старой.
Потом мы посетили помещение с костями.
Думаю, именно это меня убедило окончательно.
— Давай пистолет, — сказал я.
Не говоря ни слова, он потянул мне оружие. Я поднял пистолет и снял его с предохранителя.
— Повернись.
Двойник стал ко мне спиной.
— Есть одно утешительное обстоятельство, — сказал он. — Все это может привести к…
Выстрел бросил его вперед, словно беднягу дернули за привязанную к шее веревку. Я успел лишь мельком увидеть дыру, которую пуля проделала в его затылке; ослепительный огонь вспыхнул в моем мозгу и сжег стены темницы, в которую я был заточен…
Я превратился в огромный глаз, глядящий сверху на себя — бесконечное многообразие вещества и тени, которое, разветвляясь, проникло в отдаленнейшие уголки энтропической панорамы. Я видел себя в древнем Буффало, на борту тонущего галеона, на умирающей планете; я плел свою жалкую сеть вокруг негодяя карга, он тоже ткал паутину, которая была, в свою очередь, окружена ловушками, а вокруг них — еще более хитроумными схемами…
Каким глупым казалось все это теперь. Как могли теоретики Центра Некса не понять, что усилия их, в принципе, ничем не отличались от всего того, что делали предыдущие чистильщики времени? И что…
Мелькнула еще одна мысль, всеохватывающая; но прежде, чем я успел поймать ее, миг озарения прошел, и я очнулся рядом с телом убитого мной человека. Из пистолета в моей руке поднималась струйка дыма.
Эхо чего-то беспредельного, неизмеримо важного звучало еще в коридорах моего мозга; затем из смутных отзвуков выплыло ясное осознание: Чистка Времени была ошибкой, причем заблуждались не только экспериментаторы новой эры и опиравшиеся на неверные теории исполнители третьей, но и сам Центр Некса.
Дело, которому я посвятил свою жизнь, оказалось пустым фарсом. Я же был все лишь марионеткой, бесцельно плясавшей на натянутых нитях.
И все же — теперь это стало ясно — имелось нечто, не пожалевшее усилий, чтобы убрать меня с дороги.
Сила, куда более могущественная, чем Центр Некса.
Меня торопили, дергали за веревочки так же ловко, как сам я руководил в Буффало обреченным каргом, а позднее — его могущественным воплощением, укреплявшим свою приговоренную к смерти Конечную Власть подобно пауку, плетущему паутину в заколоченном гробу. Когда же я стал ненужным — загнали в замкнутый цикл, чтобы вывести из игры навсегда.
Так бы и произошло, если бы они не упустили из виду совсем незначительный фактор.
Мое второе «я» умерло в моем присутствии, и его умственное поле в миг разрушения органического генератора освободилось и слилось с моим.
Какую-то долю секунды я наслаждался действием своего нового интеллекта, коэффициент которого возрос, по моим оценкам, минимум до трехсот единиц…
И стены вокруг меня растаяли.
Я увидел, что стою в приемной камере Центра Некса.
37
На белых стенах мерцали холодные блики, отбрасываемые лампами на высоком потолке. Гудели катушки фокусировки поля, в воздухе ощущался резкий запах озона и горячего металла — знакомо, по-домашнему, можно сказать. Незнакомыми были только вооруженные люди в серой форме службы безопасности Центра Некса. Они образовали правильный круг, в центре которого стоял я, и каждая пара рук сжимала винтовку, нацеленную на мою голову. По глазам ударил оранжевый свет — прицельный луч прожектора амортизирующего поля.
Я понял, что от меня требуется, и, бросив пистолет, медленно поднял руки. Один из охранников быстро обыскал меня, но, конечно, только выпачкал руки — на мне еще оставалось немало археологической пыли.
Я понял, что события продолжают стремительно развиваться. Капитан сделал какой-то жест рукой, и охранники вывели меня из камеры, так и не выпуская из центра круга. Мы проследовали по коридору через два блока бронированных дверей и вышли на черную ковровую дорожку, ведущую к массивному письменному столу темпорального диспетчера Центра.
Это был широкоплечий, высокий властного вида мужчина с четкими чертами лица, принявшего при моем появлении строгое выражение. Мне приходилось раньше беседовать с ним пару раз в менее официальной обстановке, и я помнил, что ум его был таким же острым, как и язык.
Темпоральный диспетчер отпустил охранников, кроме двоих, и указал мне на стул. Я сел. Он смотрел на меня, не улыбаясь и не хмурясь, — просто обратив луч своего разума на объект сиюминутного дела.
— Вы отошли от своих инструкций, — сказал он голосом, в котором не прозвучало ни гнева, ни обвинения, ни даже любопытства.
— Действительно, — согласился я и уже собрался развить эту тему, но он перебил меня:
— Ваше задание заключалось в том, чтобы уничтожить исполнителя ДВК-Зед-97 и захватить невредимым действующее устройство карг серии Эйч, ИД 453.
Он произнес это так, словно я еще не открывал рта. Поэтому я решил молчать.
— Захватить карга вам не удалось, — продолжал он. — Вместо этого вы разрушили его мозг. И не предприняли ничего, чтобы уничтожить исполнителя.
Он говорил чистую правду. Ни отрицать, ни подтверждать это не имело смысла.
— Так как в пределах вашего психоиндекса не существует никаких оснований для подобных действий, становится ясно, что мотивы нужно искать вне контекста политики Центра.
— Ваше утверждение весьма спорно, — не выдержал я. — Обстоятельства…
— Ясно также, — продолжал он неумолимо, — что любое предположение, допускающее причастность предыдущих темпоральных держав к вашей подрывной деятельности, не выдерживает никакой критики.
Я не пытался прервать его — это не было беседой. Темпоральный диспетчер делал официальное заявление.
— Следовательно, — заключил он, — вы представляете силу, пока что субъективно отсутствующую, — пятую эру человечества.
— Вы делаете из мухи слона, — резко возразил я. — Придумали невесть что лишь для того, чтобы найти мотивацию моих действий. А может, я просто провалил задание? Может быть…
— Не притворяйтесь человеком старой эры, агент. Даже если не принимать во внимание дедуктивные методы, у меня есть неоспоримые сведения о случайно проявленных вами интеллектуальных возможностях. Это было зафиксировано станционными приборами — в момент кризиса вы действовали согласно третьему психометрическому разряду. Ни один человеческий мозг из существовавших ранее не достигал такого уровня. Я указываю на это лишь для того, чтобы вам стала очевидной бесплодность дальнейшего отрицания явных фактов.
— Я был неправ, — согласился я.
Он выжидающе смотрел на меня. Настала моя очередь говорить.
— Вы постулируете не пятую эру, — внес я поправку. — Вы постулируете шестую.
— На чем же основывается столь поразительное утверждение? — поинтересовался он, ничем не выказывая своего удивления.
— Очень просто. Вы сами — агент пятой эры, проникший в Центр Некса. Мне следовало бы догадаться об этом раньше.
Лицо его заледенело, но он мгновенно сумел расслабиться.
— А вы, в свою очередь, проникли в наше проникновение, — резюмировал темпоральный диспетчер.
Я бросил взгляд на двоих вооруженных мальчиков. Они, казалось, воспринимали происходившее спокойно. Похоже, ребята относились к группе.
— До сих пор, — продолжал он, — наша операция проходила весьма гладко, не считая задержки, вызванной вашим вмешательством. Впрочем, вы не успели причинить нам непоправимого вреда.
— Пока нет, — согласился я.
Он чуть приподнял брови.
— Вы осознали свое положение, когда обнаружили, что изолированы… простите, неточный термин… что попали на исторгнутую станцию?
— Да, начал кое-то понимать. Я никак не мог сообразить, что хотел сделать Джард. Теперь-то мне ясно, что он просто следовал приказам темпорального диспетчера расставить для меня ловушку. Он переместил станцию в нуль-временной пузырь, используя технический прием, о котором никогда не слыхали в Центре Некса, но предварительно обманом выманил меня наружу. Таким образом, мне не оставалось ничего, кроме как воспользоваться аварийным приводом, чтобы вернуться — в тупик. Просто и эффективно… почти эффективно.
— Но вы здесь. Нам удалось остановить вас и обезвредить. Так что операция, я бы сказал, оказалась в высшей степени эффективной.
Я покачал головой и подарил ему ленивую усмешку, которая осталась совершенно незамеченной.
— Когда я увидел, какое направление приобретает петля, то сразу понял, что здесь неизбежно должен быть замешан Центр Некса. Но в то же время это являлось прямым саботажем его политики; отсюда я сделал очевидный вывод — имеет место инфильтрация.
— К счастью, в своих размышлениях вы не продвинулись ни на один шаг,
— сообщил он. — Избежав зондирования во время возвращения, вы могли бы свести на нет тысячелетние усилия…
— Напрасный труд, — уточнил я.
— В самом деле? Скорее всего, вы ошибаетесь, агент. То, что вы представляете шестую эру, вовсе не обязательно предполагает ваше превосходство. В истории случались периоды упадка. Это факт.
Он пытался произнести это машинно-стальным голосом, но я все же уловил слабый оттенок сомнения.
Только теперь я понял, для чего ведется весь этот разговор. Темпоральный диспетчер прощупывал меня, стараясь определить размеры тигра, которого он держал за хвост, найти место сосредоточения моей силы.
— Это не тот случай, — возразил я. — Да и вообще ваше утверждение можно оспорить.
— Тем не менее, вы в наших руках, — констатировал он спокойно.
— Пораскиньте мозгами, — предложил я. — Ваша операция основывалась на том, что пятая эра, будучи более поздней, способна заметить ловушки, которые люди Центра Некса могут упустить. Разве не следует из этого, что шестая может обнаружить ваши погрешности?
— Мы не допускаем ошибок.
— Тогда бы меня здесь не было.
— Невозможно! — выдохнул он, словно вдруг поверил, или ужасно захотел поверить моим словам. — Процесс распада длится семнадцать тысячелетий, причем каждая попытка остановить его лишь придавала происходившему новый импульс. Когда человек впервые вмешался в естественное течение времени, он посеял семена грядущего хаоса в энтропический канал, позволил неисчислимым силам темпоральной прогрессии рассеяться по бесконечному спектру более слабых матриц. Жизнь — продукт времени. Когда плотность темпорального потока падает ниже критической величины, жизнь кончается. Наша цель — предотвратить эту трагедию. Только это и ничего больше! Мы не можем потерпеть поражение!
— Нельзя возродить никогда не существовавшее прошлое, — возразил я. — Так же, как нельзя сберечь будущее, которое не наступит.
— Это не входит в наши задачи. Наша программа предполагает следующее: заново сплести темпоральную ткань путем соединения ранее расходившихся тенденций, прививая дикие побеги к главному временному стволу. Только это. Нам достаточно сохранения жизнеспособности континуума.
— И самих себя, — добавил я.
Он смотрел на меня растерянно.
— Вам приходилось когда-либо рассматривать решение, которое бы исключало из реальности вас и вашу программу? — спросил я.
— Для чего?
— Вы сами — одно из последствий вмешательства во время, — объяснил я.
— Сомневаюсь, что вас увлекла бы мысль о каком-либо темпоральном черенковании, которое привело бы к засыханию вашей собственной ветви.
— Конечно, нет. Это значило бы нанести удар по самим себе. Как бы мы могли создать континуум, если бы не существовали?
— Хороший вопрос, — кивнул я.
— У меня есть еще один, — произнес он тоном человека, только что разрешившего спор эффектным доводом. — Чем может руководствоваться ваша эра, пытаясь разрушать ядро реальности, от которого обязательно зависит любое мыслимое будущее?
Мне хотелось вздохнуть, но я сдержался и принял вид, который обычно принимаю, когда хочу подчеркнуть, что это разговор мужчины с мужчиной:
— Первые чистильщики времени принялись за дело в надежде исправить ошибки прошлого. Те, кто пришел после них, столкнулись с еще более серьезной работой — убирать за уборщиками. Центр Некса попытался взглянуть на дело шире и вернуть все в первоначальное состояние — и плохое, и хорошее. А вы используете Центр, чтобы манипулировать не прошлым, а будущим…
— Действия в будущем невозможны, — произнес он значительно, словно Моисей, провозглашавший законы божьи.
— Хм. Но ведь для вас пятая эра — не будущее, так ведь? Из этого вы исходите. Но следовало бы быть посообразительнее. Если сами вы суете нос в прошлое, то где гарантия, что будущее не вмешается в ваши дела?
— Вы что же, пытаетесь убедить меня, что любая попытка исправить ошибки, повернуть процесс разрушения вспять обречена?
— Любой человек, пытавшийся обуздать судьбу, потерпит поражение. Все, даже самые мелкие диктаторы, пытавшиеся навязать свое тоталитарное правление, рано или поздно понимали это. Секрет человека в том, что его невозможно заковать в цепи и заставить ощущать себя при этом счастливым. Его существование зиждется на неопределенности, неизвестности — скажем, на случайности. Лишите его этого — и он потеряет все.
— Это доктрина, ведущая к поражению, — сказал он резко. — Опасная доктрина. Я намерен бороться с ней всеми доступными мне средствами. Ну а теперь пришло время рассказать мне все: кто вас сюда послал, кто направляет ваши действия, что вам известно о ваших руководителях, где расположена ваша база.
— Я так не считаю.
Он сделал неуловимое движение, нечто со свистом разрезало воздух. Потом снова заговорили. Голос его звучал глухо и монотонно.
— Вы, видимо, чувствуете себя в полной безопасности, агент. Пребываете в уверенности, что представляете более продвинутую эру и, следовательно, неизмеримо превосходите любую более примитивную силу. Но мускулистый дурак может заковать гения. Я поймал вас в ловушку. Мы теперь надежно замкнуты в ахроническом анклаве нулевых темпоральных измерений, абсолютно изолированы от любого мыслимого внешнего влияния. И скоро вы поймете, что скованы по рукам и ногам; любое орудие самоубийства, которое, возможно, имеется у вас при себе, бесполезно, равно как и любое приспособление для темпорального скачка. И даже, если бы ваша жизнь оборвалась, из вашего мозга мгновенно выжали бы всю информацию, хранящуюся как на уровне сознания, так и на уровне подсознания.
— Хорошо продумано, одобрил я. — И все же недостаточно. Вы можете не бояться опасности извне; а что, если она будет исходить изнутри?
Координатор нахмурился — видимо, замечание ему не понравилось. Он сел еще более прямо и махнул охранникам; я понял, что меня сейчас убьют и прежде, чем роковые слова были произнесены, спустил курок мыслекода, ждавшего этого мгновения под многочисленными слоями глубокого гипноза. Он так и застыл — с открытым ртом и взглядом, полным растерянности.
Я понял, что от меня требуется, и, бросив пистолет, медленно поднял руки. Один из охранников быстро обыскал меня, но, конечно, только выпачкал руки — на мне еще оставалось немало археологической пыли.
Я понял, что события продолжают стремительно развиваться. Капитан сделал какой-то жест рукой, и охранники вывели меня из камеры, так и не выпуская из центра круга. Мы проследовали по коридору через два блока бронированных дверей и вышли на черную ковровую дорожку, ведущую к массивному письменному столу темпорального диспетчера Центра.
Это был широкоплечий, высокий властного вида мужчина с четкими чертами лица, принявшего при моем появлении строгое выражение. Мне приходилось раньше беседовать с ним пару раз в менее официальной обстановке, и я помнил, что ум его был таким же острым, как и язык.
Темпоральный диспетчер отпустил охранников, кроме двоих, и указал мне на стул. Я сел. Он смотрел на меня, не улыбаясь и не хмурясь, — просто обратив луч своего разума на объект сиюминутного дела.
— Вы отошли от своих инструкций, — сказал он голосом, в котором не прозвучало ни гнева, ни обвинения, ни даже любопытства.
— Действительно, — согласился я и уже собрался развить эту тему, но он перебил меня:
— Ваше задание заключалось в том, чтобы уничтожить исполнителя ДВК-Зед-97 и захватить невредимым действующее устройство карг серии Эйч, ИД 453.
Он произнес это так, словно я еще не открывал рта. Поэтому я решил молчать.
— Захватить карга вам не удалось, — продолжал он. — Вместо этого вы разрушили его мозг. И не предприняли ничего, чтобы уничтожить исполнителя.
Он говорил чистую правду. Ни отрицать, ни подтверждать это не имело смысла.
— Так как в пределах вашего психоиндекса не существует никаких оснований для подобных действий, становится ясно, что мотивы нужно искать вне контекста политики Центра.
— Ваше утверждение весьма спорно, — не выдержал я. — Обстоятельства…
— Ясно также, — продолжал он неумолимо, — что любое предположение, допускающее причастность предыдущих темпоральных держав к вашей подрывной деятельности, не выдерживает никакой критики.
Я не пытался прервать его — это не было беседой. Темпоральный диспетчер делал официальное заявление.
— Следовательно, — заключил он, — вы представляете силу, пока что субъективно отсутствующую, — пятую эру человечества.
— Вы делаете из мухи слона, — резко возразил я. — Придумали невесть что лишь для того, чтобы найти мотивацию моих действий. А может, я просто провалил задание? Может быть…
— Не притворяйтесь человеком старой эры, агент. Даже если не принимать во внимание дедуктивные методы, у меня есть неоспоримые сведения о случайно проявленных вами интеллектуальных возможностях. Это было зафиксировано станционными приборами — в момент кризиса вы действовали согласно третьему психометрическому разряду. Ни один человеческий мозг из существовавших ранее не достигал такого уровня. Я указываю на это лишь для того, чтобы вам стала очевидной бесплодность дальнейшего отрицания явных фактов.
— Я был неправ, — согласился я.
Он выжидающе смотрел на меня. Настала моя очередь говорить.
— Вы постулируете не пятую эру, — внес я поправку. — Вы постулируете шестую.
— На чем же основывается столь поразительное утверждение? — поинтересовался он, ничем не выказывая своего удивления.
— Очень просто. Вы сами — агент пятой эры, проникший в Центр Некса. Мне следовало бы догадаться об этом раньше.
Лицо его заледенело, но он мгновенно сумел расслабиться.
— А вы, в свою очередь, проникли в наше проникновение, — резюмировал темпоральный диспетчер.
Я бросил взгляд на двоих вооруженных мальчиков. Они, казалось, воспринимали происходившее спокойно. Похоже, ребята относились к группе.
— До сих пор, — продолжал он, — наша операция проходила весьма гладко, не считая задержки, вызванной вашим вмешательством. Впрочем, вы не успели причинить нам непоправимого вреда.
— Пока нет, — согласился я.
Он чуть приподнял брови.
— Вы осознали свое положение, когда обнаружили, что изолированы… простите, неточный термин… что попали на исторгнутую станцию?
— Да, начал кое-то понимать. Я никак не мог сообразить, что хотел сделать Джард. Теперь-то мне ясно, что он просто следовал приказам темпорального диспетчера расставить для меня ловушку. Он переместил станцию в нуль-временной пузырь, используя технический прием, о котором никогда не слыхали в Центре Некса, но предварительно обманом выманил меня наружу. Таким образом, мне не оставалось ничего, кроме как воспользоваться аварийным приводом, чтобы вернуться — в тупик. Просто и эффективно… почти эффективно.
— Но вы здесь. Нам удалось остановить вас и обезвредить. Так что операция, я бы сказал, оказалась в высшей степени эффективной.
Я покачал головой и подарил ему ленивую усмешку, которая осталась совершенно незамеченной.
— Когда я увидел, какое направление приобретает петля, то сразу понял, что здесь неизбежно должен быть замешан Центр Некса. Но в то же время это являлось прямым саботажем его политики; отсюда я сделал очевидный вывод — имеет место инфильтрация.
— К счастью, в своих размышлениях вы не продвинулись ни на один шаг,
— сообщил он. — Избежав зондирования во время возвращения, вы могли бы свести на нет тысячелетние усилия…
— Напрасный труд, — уточнил я.
— В самом деле? Скорее всего, вы ошибаетесь, агент. То, что вы представляете шестую эру, вовсе не обязательно предполагает ваше превосходство. В истории случались периоды упадка. Это факт.
Он пытался произнести это машинно-стальным голосом, но я все же уловил слабый оттенок сомнения.
Только теперь я понял, для чего ведется весь этот разговор. Темпоральный диспетчер прощупывал меня, стараясь определить размеры тигра, которого он держал за хвост, найти место сосредоточения моей силы.
— Это не тот случай, — возразил я. — Да и вообще ваше утверждение можно оспорить.
— Тем не менее, вы в наших руках, — констатировал он спокойно.
— Пораскиньте мозгами, — предложил я. — Ваша операция основывалась на том, что пятая эра, будучи более поздней, способна заметить ловушки, которые люди Центра Некса могут упустить. Разве не следует из этого, что шестая может обнаружить ваши погрешности?
— Мы не допускаем ошибок.
— Тогда бы меня здесь не было.
— Невозможно! — выдохнул он, словно вдруг поверил, или ужасно захотел поверить моим словам. — Процесс распада длится семнадцать тысячелетий, причем каждая попытка остановить его лишь придавала происходившему новый импульс. Когда человек впервые вмешался в естественное течение времени, он посеял семена грядущего хаоса в энтропический канал, позволил неисчислимым силам темпоральной прогрессии рассеяться по бесконечному спектру более слабых матриц. Жизнь — продукт времени. Когда плотность темпорального потока падает ниже критической величины, жизнь кончается. Наша цель — предотвратить эту трагедию. Только это и ничего больше! Мы не можем потерпеть поражение!
— Нельзя возродить никогда не существовавшее прошлое, — возразил я. — Так же, как нельзя сберечь будущее, которое не наступит.
— Это не входит в наши задачи. Наша программа предполагает следующее: заново сплести темпоральную ткань путем соединения ранее расходившихся тенденций, прививая дикие побеги к главному временному стволу. Только это. Нам достаточно сохранения жизнеспособности континуума.
— И самих себя, — добавил я.
Он смотрел на меня растерянно.
— Вам приходилось когда-либо рассматривать решение, которое бы исключало из реальности вас и вашу программу? — спросил я.
— Для чего?
— Вы сами — одно из последствий вмешательства во время, — объяснил я.
— Сомневаюсь, что вас увлекла бы мысль о каком-либо темпоральном черенковании, которое привело бы к засыханию вашей собственной ветви.
— Конечно, нет. Это значило бы нанести удар по самим себе. Как бы мы могли создать континуум, если бы не существовали?
— Хороший вопрос, — кивнул я.
— У меня есть еще один, — произнес он тоном человека, только что разрешившего спор эффектным доводом. — Чем может руководствоваться ваша эра, пытаясь разрушать ядро реальности, от которого обязательно зависит любое мыслимое будущее?
Мне хотелось вздохнуть, но я сдержался и принял вид, который обычно принимаю, когда хочу подчеркнуть, что это разговор мужчины с мужчиной:
— Первые чистильщики времени принялись за дело в надежде исправить ошибки прошлого. Те, кто пришел после них, столкнулись с еще более серьезной работой — убирать за уборщиками. Центр Некса попытался взглянуть на дело шире и вернуть все в первоначальное состояние — и плохое, и хорошее. А вы используете Центр, чтобы манипулировать не прошлым, а будущим…
— Действия в будущем невозможны, — произнес он значительно, словно Моисей, провозглашавший законы божьи.
— Хм. Но ведь для вас пятая эра — не будущее, так ведь? Из этого вы исходите. Но следовало бы быть посообразительнее. Если сами вы суете нос в прошлое, то где гарантия, что будущее не вмешается в ваши дела?
— Вы что же, пытаетесь убедить меня, что любая попытка исправить ошибки, повернуть процесс разрушения вспять обречена?
— Любой человек, пытавшийся обуздать судьбу, потерпит поражение. Все, даже самые мелкие диктаторы, пытавшиеся навязать свое тоталитарное правление, рано или поздно понимали это. Секрет человека в том, что его невозможно заковать в цепи и заставить ощущать себя при этом счастливым. Его существование зиждется на неопределенности, неизвестности — скажем, на случайности. Лишите его этого — и он потеряет все.
— Это доктрина, ведущая к поражению, — сказал он резко. — Опасная доктрина. Я намерен бороться с ней всеми доступными мне средствами. Ну а теперь пришло время рассказать мне все: кто вас сюда послал, кто направляет ваши действия, что вам известно о ваших руководителях, где расположена ваша база.
— Я так не считаю.
Он сделал неуловимое движение, нечто со свистом разрезало воздух. Потом снова заговорили. Голос его звучал глухо и монотонно.
— Вы, видимо, чувствуете себя в полной безопасности, агент. Пребываете в уверенности, что представляете более продвинутую эру и, следовательно, неизмеримо превосходите любую более примитивную силу. Но мускулистый дурак может заковать гения. Я поймал вас в ловушку. Мы теперь надежно замкнуты в ахроническом анклаве нулевых темпоральных измерений, абсолютно изолированы от любого мыслимого внешнего влияния. И скоро вы поймете, что скованы по рукам и ногам; любое орудие самоубийства, которое, возможно, имеется у вас при себе, бесполезно, равно как и любое приспособление для темпорального скачка. И даже, если бы ваша жизнь оборвалась, из вашего мозга мгновенно выжали бы всю информацию, хранящуюся как на уровне сознания, так и на уровне подсознания.
— Хорошо продумано, одобрил я. — И все же недостаточно. Вы можете не бояться опасности извне; а что, если она будет исходить изнутри?
Координатор нахмурился — видимо, замечание ему не понравилось. Он сел еще более прямо и махнул охранникам; я понял, что меня сейчас убьют и прежде, чем роковые слова были произнесены, спустил курок мыслекода, ждавшего этого мгновения под многочисленными слоями глубокого гипноза. Он так и застыл — с открытым ртом и взглядом, полным растерянности.
38
Тусклый свет нуль-временного стазиса упал на его напряженное лицо, на лица двух вооруженных людей, которые стояли, почти касаясь пальцами пусковых кнопок. Я прошел между ними, с трудом рассекая густой, как сироп, воздух, и вышел в коридор. Единственным звуком было неторопливое, всепроникающее, похожее на стук метронома биение, которое по мнению некоторых теоретиков, соответствовало основной частоте повторения цикла сотворения и распада реальности.
Комната за комнатой я обследовал каждый квадратный дюйм станции; сотрудники ее походили на обитателей заколдованного замка спящей красавицы. Я неторопливо просмотрел папки и отчеты. Что ж, агенты пятой эры отлично справились с работой. Нигде не было ни малейшего указания на то, какой период субъективного будущего охватывала их операция, никаких сведений относительно масштаба проникновения в программы Чистки Времени. Информация была интересной, но несущественной.
Я завершил первую фазу своей миссии — устранил случайный фактор создававший широкомасштабные аномалии в темпокартах эпохи.
Из всего персонала станции (их было сто двенадцать человек) агентами пятой эры были четверо. В условиях стазиса вокруг них отчетливо было видно свечение, создаваемое необычно высоким темпоральным потенциалом. Я уничтожил некоторые участки их памяти, после чего отправил в точки происхождения. Кое-кому придется почесать затылок и не раз проверить аппаратуру после неудачных попыток вернуть их для продолжения задания в Центр Некса — все четверо навсегда выйдут из строя, попавшись в тот же тип замкнутого цикла, в котором бился я.
Кроме того, я на месте просканировал отчеты и отредактировал их таким образом, чтобы исключить всякое свидетельство, которое могло бы привести инспекторов Центра к нежелательным размышлениям. И уже заканчивал свою работу, когда услышал шаги в коридоре, ведущем в фонотеку.
Комната за комнатой я обследовал каждый квадратный дюйм станции; сотрудники ее походили на обитателей заколдованного замка спящей красавицы. Я неторопливо просмотрел папки и отчеты. Что ж, агенты пятой эры отлично справились с работой. Нигде не было ни малейшего указания на то, какой период субъективного будущего охватывала их операция, никаких сведений относительно масштаба проникновения в программы Чистки Времени. Информация была интересной, но несущественной.
Я завершил первую фазу своей миссии — устранил случайный фактор создававший широкомасштабные аномалии в темпокартах эпохи.
Из всего персонала станции (их было сто двенадцать человек) агентами пятой эры были четверо. В условиях стазиса вокруг них отчетливо было видно свечение, создаваемое необычно высоким темпоральным потенциалом. Я уничтожил некоторые участки их памяти, после чего отправил в точки происхождения. Кое-кому придется почесать затылок и не раз проверить аппаратуру после неудачных попыток вернуть их для продолжения задания в Центр Некса — все четверо навсегда выйдут из строя, попавшись в тот же тип замкнутого цикла, в котором бился я.
Кроме того, я на месте просканировал отчеты и отредактировал их таким образом, чтобы исключить всякое свидетельство, которое могло бы привести инспекторов Центра к нежелательным размышлениям. И уже заканчивал свою работу, когда услышал шаги в коридоре, ведущем в фонотеку.
39
Если не учитывать тот факт, что никто не мог передвигаться в стазисе без защиты вихревого поля, аналогичного окружавшему меня, вторжение не вызвало особого удивления. Я все время надеялся, что кто-нибудь меня навестит. Ситуация, можно сказать, прямо-таки требовала этого.
И он вошел в дверь, высокий, с приятными чертами лица. Незнакомец был совершенно без волос. Тело его облегал изящный алый костюм с темно-пурпурными узорами в виде розовато-лиловых угрей, извивающихся в красных водорослях. Он окинул комнату одним из тех фиксирующих взглядов, которые в одно мгновение со стопроцентной точностью отпечатывают в мозгу всю картину, и кивнул мне, словно я был случайным знакомым, встреченным в клубе.
— А вы неплохой специалист своего дела.
Эта фраза была произнесена без заметного акцента, но в довольно странном ритме, словно он привык говорить намного быстрее.
— Не такой уж и хороший, — ответил я. — Слишком много бессмысленных прыжков и сомнений в успехе.
— Скромное заявление, — отозвался он, как бы признавая, что нам не избежать обмена любезностями. — И все же вы с блеском довели до конца довольно сложную операцию. Именно этого мы от вас и ждали.
— Спасибо, — сказал я. — А кто это «мы»?
— До этого момента, — продолжил он, не обращая внимания на мой вопрос, — мы одобряли ваши действия. Однако позволить вам и в дальнейшем выполнять эту миссию невозможно. Возникает вероятностный вихрь восьмого порядка. Вы знаете, что это означает.
— Может, знаю, а может, и нет, — уклонился я. — Кто вы? Как попали сюда? Этот анклав находится в жесткой изоляции.
— Думаю, мы с самого начала должны быть абсолютно откровенны, — сказал человек в красном. — Я знаю, кто вы, знаю, в чем заключается ваша миссия. Мое присутствие здесь и сейчас является этому достаточным свидетельством и, в свою очередь, делает очевидным тот факт, что я представляю более позднюю эру, чем ваша, следовательно, наше решение должно возобладать над полученными вами инструкциями.
Я хмыкнул.
— Итак, на сцену выходит седьмая эра, полная решимости навести порядок и сохранить его на веки веков.
— Напоминать вам о нашем преимуществе над вами, не только техническом, но и в понимании континуума, значило бы стараться доказать очевидное.
— Ага. Но почему вы считаете, что на ваш собственный хвост не сядут новые особо бдительные ребята, чтобы переделать то, что переделали вы?
— После нас никакой Чистки Времени не будет, — отрезал он. — Наше вмешательство — конечное. Усилиями седьмой эры темпоральная структура будет не только восстановлена до стабильного состояния, но и усилена благодаря уничтожению целого спектра избыточных энтропических векторов.
Я устало кивнул.
— Понятно. Вы исправляете природу, прививая все ростки нереализованной истории к главному временному стволу. Вам не приходила в голову мысль, что это и есть как раз то благонамеренное вмешательство, последствия которого пытались исправить примитивные чистильщики времени?
— Я живу в эпоху, уже начавшую пожинать плоды темпорального усиления,
— сказал он твердо. — Мы существуем в состоянии жизнеспособности, которое предыдущие эпохи могли только неясно ощущать в моменты экзальтации. Мы…
— Вы дурачите сами себя. Переходя к вмешательству более высокого порядка, только усложняете на порядок проблемы.
— Наши вычисления доказывают обратное. А теперь…
— Вы когда-нибудь задумывались над тем, что может существовать естественный эволюционный процесс и что вы прерываете его? Что сознание человека может развиваться до точки, после которой оно распространится до совершенно новых понятийных уровней, и что, когда это случится, потребуется матрица наружных вероятностных слоев, чтобы поддержать его? Словом, думали ли вы, что поедаете семенной запас далекого будущего?
И он вошел в дверь, высокий, с приятными чертами лица. Незнакомец был совершенно без волос. Тело его облегал изящный алый костюм с темно-пурпурными узорами в виде розовато-лиловых угрей, извивающихся в красных водорослях. Он окинул комнату одним из тех фиксирующих взглядов, которые в одно мгновение со стопроцентной точностью отпечатывают в мозгу всю картину, и кивнул мне, словно я был случайным знакомым, встреченным в клубе.
— А вы неплохой специалист своего дела.
Эта фраза была произнесена без заметного акцента, но в довольно странном ритме, словно он привык говорить намного быстрее.
— Не такой уж и хороший, — ответил я. — Слишком много бессмысленных прыжков и сомнений в успехе.
— Скромное заявление, — отозвался он, как бы признавая, что нам не избежать обмена любезностями. — И все же вы с блеском довели до конца довольно сложную операцию. Именно этого мы от вас и ждали.
— Спасибо, — сказал я. — А кто это «мы»?
— До этого момента, — продолжил он, не обращая внимания на мой вопрос, — мы одобряли ваши действия. Однако позволить вам и в дальнейшем выполнять эту миссию невозможно. Возникает вероятностный вихрь восьмого порядка. Вы знаете, что это означает.
— Может, знаю, а может, и нет, — уклонился я. — Кто вы? Как попали сюда? Этот анклав находится в жесткой изоляции.
— Думаю, мы с самого начала должны быть абсолютно откровенны, — сказал человек в красном. — Я знаю, кто вы, знаю, в чем заключается ваша миссия. Мое присутствие здесь и сейчас является этому достаточным свидетельством и, в свою очередь, делает очевидным тот факт, что я представляю более позднюю эру, чем ваша, следовательно, наше решение должно возобладать над полученными вами инструкциями.
Я хмыкнул.
— Итак, на сцену выходит седьмая эра, полная решимости навести порядок и сохранить его на веки веков.
— Напоминать вам о нашем преимуществе над вами, не только техническом, но и в понимании континуума, значило бы стараться доказать очевидное.
— Ага. Но почему вы считаете, что на ваш собственный хвост не сядут новые особо бдительные ребята, чтобы переделать то, что переделали вы?
— После нас никакой Чистки Времени не будет, — отрезал он. — Наше вмешательство — конечное. Усилиями седьмой эры темпоральная структура будет не только восстановлена до стабильного состояния, но и усилена благодаря уничтожению целого спектра избыточных энтропических векторов.
Я устало кивнул.
— Понятно. Вы исправляете природу, прививая все ростки нереализованной истории к главному временному стволу. Вам не приходила в голову мысль, что это и есть как раз то благонамеренное вмешательство, последствия которого пытались исправить примитивные чистильщики времени?
— Я живу в эпоху, уже начавшую пожинать плоды темпорального усиления,
— сказал он твердо. — Мы существуем в состоянии жизнеспособности, которое предыдущие эпохи могли только неясно ощущать в моменты экзальтации. Мы…
— Вы дурачите сами себя. Переходя к вмешательству более высокого порядка, только усложняете на порядок проблемы.
— Наши вычисления доказывают обратное. А теперь…
— Вы когда-нибудь задумывались над тем, что может существовать естественный эволюционный процесс и что вы прерываете его? Что сознание человека может развиваться до точки, после которой оно распространится до совершенно новых понятийных уровней, и что, когда это случится, потребуется матрица наружных вероятностных слоев, чтобы поддержать его? Словом, думали ли вы, что поедаете семенной запас далекого будущего?