Татьяна Луганцева
Просто он работает волшебником

Глава 1

   Мирабелла Георгиевна Заречная сама не заметила, как оказалась в тупиковой жизненной ситуации. Как если бы она шла по кривоватой, местами ухабистой дороге под дождем, ветром и снегом, месяц за месяцем, год за годом и остановилась перед камнем, стоящим на распутье трех дорог. Конечно, пока ты идешь, думаешь, что когда‑нибудь все это закончится, будет и на твоей улице праздник, ведь ты уже достаточно намучилась и заслужила, чтобы все в жизни пошло ровно и гладко. В идеале ты выходишь на пляж с белым песком, к лазурному океану с размытыми линиями горизонта, к райской растительности. А тут – препятствие: камень, необходимость выбора, опять не все просто. «Направо пойдешь – сильно заболеешь, будешь мучиться. Будут у тебя трястись руки и ноги, возникнет ощущение нехватки воздуха, сильное сердцебиение, и посетят тебя гадкие мысли, что ты скоро умрешь… Налево пойдешь – возникнут у тебя неприятности на работе, пойдут осложнение за осложнением и будут вызывать тебя на ковер к главному врачу и позорить перед сотрудниками, а измученные твоими ошибками пациенты станут смотреть тебе в глаза и горько-горько плакать, и подавать на тебя в суд иск за иском… А все это потому, что ты перестала с душой относиться к своей работе, разлюбила ее и она у тебя больше не получается. А врач-стоматолог не может так относиться к своей работе. Ты вообще не имела права ходить на эту работу». Ой, боже мой, сколько же там написано… Неужели это все уместилось на камне? Тьфу! «Посмотрю, что будет, если идти прямо, – размышляла она. – Как все‑таки не хотелось бы это делать, я всю жизнь иду, как робот, прямо, – школа, институт, работа, которую я не очень‑то люблю… И никогда в жизни мне не хватало духа бросить все и начать с нуля, с чего‑то совсем другого». Вопрос состоял еще и в том, чем бы она хотела заниматься? Ответа на этот вопрос у нее не было. Да и камень этот выдуманный предлагал ей весьма странные пути отступления от прямой дороги. И заниматься тем, что она всю жизнь делала, ей не хотелось, и чего же хотелось‑то – она не знала. И Мирабелла продолжала плыть по течению, в глубине души ругая себя за это. И только где‑то в подсознании у нее теплилось желание очень круто все поменять, но эта мысль так и оставалась лежать под спудом. А этот чертов камень выдал ей такие негативные варианты! Ей оставался, как всегда, путь вперед. Она вздохнула и прочитала третью надпись с последней надеждой на некое светлое будущее:
   «Прямо пойдешь – так и останешься дура дурой, то есть одинокой, одичавшей бабой без мужика, с грустными, тоскливыми глазами и несносным характером. Все окружающие люди будут по‑прежнему шептаться у тебя за спиной, что ты неудачница и никому не нужна! А у тебя постепенно испортятся и фигура, и характер. И ничего тебя в жизни не ждет, кроме одинокой старости и мыслей о каком‑то утраченном тобою чуде, о том, что все в этой жизни так и прошло стороной». После чего гадкий камень вдруг показал оторопевшей Мирабелле язык.
   – Да что же это?! Ах ты мерзавец! Что же это за выбор такой?! Хоть бы что‑то положительное! Одни унижения и угрозы! – разозлилась она и, несмотря на миролюбивый характер, кинулась на него с кулаками.
   Камень отскочил от нее, словно был резиновым мячиком, и больно ударил в темя. У нее в глазах вспыхнули искры…
   Мирабелла вздрогнула и проснулась. Лежала она, как выяснилось, на полу, рядом с собственной кроватью, в глазах мелькали яркие точки, в голове пульсировала острая боль от удара макушкой об острый угол прикроватной тумбочки. Мирабелла посмотрела на смятое белье на кровати – и ужаснулась.
   «Господи, что это со мной?! С самого детства я с кровати не падала. Совсем я дошла… Как цела только осталась? Так больно! Что это за сон был идиотский? Впору просить кого‑то о помощи!»
   В этот момент в комнату ворвалась тяжелая семейная артиллерия, то есть ее мама, Александра Ильинична, в своем неизменном ярком халате, туго затянутом на талии. Менялась только ткань халатов: зимой мама носила фланель, а летом – бязь. На ее любимых халатах с примелькавшейся расцветкой, к стыду Мирабеллы, уже появились заплатки.
   – Дочь, что случилось? Такой был грохот, я думала, потолок обвалился! Сейчас столько пишут о взрывах бытового газа, о терактах! – прижала руки к груди Александра Ильинична. – Так ты с кровати упала?! А что случилось‑то?
   – Ничего, мама, не волнуйся. Страшный сон приснился. Вроде я жива осталась… – смутилась Мирабелла.
   – Ох, ничего себе – страшный сон! Смотри, какая шишка на голове! Ужас! Ну вставай. Ой, не поднять мне тебя…
   – Шестьдесят килограммов живого веса, – попыталась пошутить Мирабелла; у нее слегка кружилась голова.
   – Так рост‑то какой у тебя! – многозначительно добавила Александра Ильинична.
   – Сто семьдесят четыре… При чем тут рост? Я падала не со своего роста, а с высоты кровати, а она для всех на одной высоте.
   – Вот! Высокая у меня доча и красивая! – Александра Ильинична все‑таки подняла ее на ноги.
   – Только никому я не нужна, – добавила Мирабелла.
   – Что? – не поняла мать.
   – Если прямо пойдешь – ужас… – грустно добавила пострадавшая дочка, – а если налево или направо – тоже ничего хорошего не получится…
   – Что-о? Мы с отцом тебя не учили ходить налево! Какое «лево»? Какое «право»?.. Ой, как нехорошо, что ты головой стукнулась! Мозг – это такое дело… Почему ты никому не нужна? Что это за мысли в голове у тебя появились? Ты мне нужна! Сестре своей нужна! Как ты такое можешь говорить?
   Александра Ильинична быстренько выпроводила дочь в ванную комнату, закрыла дверь и сообщила:
   – Приведи себя в порядок, на замок не закрывайся! Вдруг тебе опять станет плохо, упадешь… я дверь не выломаю!
   – Хорошо, мама, – ответила Мирабелла, включила душ и встала под упругие струи воды. Из головы ее все еще не выветрился ночной кошмар, да и кружилась она.
   «Меня так задел этот сон, что я спрыгнула с кровати, словно выскочила из самолета без парашюта, – в никуда, в бездну, только чтобы больше не видеть этих предсказаний! Потому что это не просто кошмар, это – моя жизнь». – Она взглянула на себя в зеркальный потолок.
   На нее смотрело усталое лицо красивой, в общем, женщины с великолепно сохранившейся фигурой, полудлинными пышными волосами цвета золотых солнечных лучей и большими, красивыми по форме и абсолютно потухшими «по содержанию» голубыми глазами.
   Мирабелла отвернулась: ее даже собственное изображение раздражало.
   Родилась она недоношенным ребенком, практически после похорон родного отца, трагически погибшего совсем молодым. Его молодая беременная жена Саша так убивалась на похоронах, что прямо с кладбища ее и повезли в роддом, со сроком в семь месяцев. Девочка родилась крошечной – кило семьсот, совсем не хотела дышать самостоятельно, но, вопреки всем прогнозам врачей, выжила. Ее мама и отец познакомились еще в детстве на фильме румынского режиссера «Мария, Мирабелла» и затем решили, что, если у них родятся две дочери, они их так и назовут. Ей досталось это необычное для России имя – Мирабелла, сокращенно все ее называли Беллой. Она выросла, посмотрела этот фильм и подумала, что по своему темпераменту, характеру и внешности должна была быть Марией. Мирабелла в фильме была девочкой очень активной, энергичной и решительной. Белле же всегда не хватало жесткости, твердости и, самое главное, решительности, в том числе и на то, чтобы изменить что‑то в своей судьбе. Когда Александра, ее мама, родила ее, она была студенткой медицинского института, на пятом курсе. Все были потрясены трагедией, случившейся в молодой семье, и поддержали Сашу, как могли. За ней стал ухаживать мальчик с ее же курса, несмотря на наличие юной дочери, но она не ответила на его чувства. Саше дали академический отпуск на год, а затем она вернулась к учебе, уже имея годовалую Мирабеллу, потом осталась в аспирантуре, на кафедре кардиологии.
   Через два года она познакомилась с хирургом Игорем Леонидовичем Заречным, старше ее на пятнадцать лет, и, неожиданно для многих ее друзей, они благополучно создали семью. Так в жизни Мирабеллы появился отчим. Ей к тому времени исполнилось пять лет. Жили они вместе очень хорошо. Единственное, на что Александра Ильинична не могла решиться, – родить еще одного ребенка. Ее преследовал один и тот же сон: что она стоит, беременная, у свежей могилы. Она говорила, что не может вновь потерять мужа, а это непременно случится, если она забеременеет от него, что это знак, и сон – неспроста! Игорь Леонидович пытался уговорить ее и по‑хорошему, и по‑плохому, плакал, умолял, грозился уйти…
   – Я очень хочу своего ребенка! – пытался донести он до сердца молодой жены одну-единственную и такую важную для него мысль.
   Но его «законные» просьбы разбивались об ее железное непонимание и жуткий страх. Игорь Леонидович даже определил ее на сеансы психотерапии, чтобы снять психологическую травму, которую она пережила при первой беременности, но и врач ей не помог. Через десять лет Игорь Леонидович встретил женщину, которая родила ему сына, и без скандалов, при полном понимании со стороны бывшей жены, ушел к ней. Александра Ильинична не проронила ни слезинки, не сказала ни слова. Они остались в дружеских отношениях, наверное, потому, что Александра понимала – он имел полное право так поступить. Игорь Леонидович приходил к Мирабелле, считая ее своей дочерью, по первой же просьбе Саши оказывал помощь своей бывшей семье. Однажды, совершенно неожиданно для всех, Александра Ильинична сообщила своей шестнадцатилетней дочери, что скоро у нее будет сестра.
   – Мама?! – оторопела Мирабелла. – Но… как?!
   – Как и все женщины – естественным природным способом! – ответила Александра Ильинична.
   – Но ты же не замужем!
   – Именно поэтому я и могу позволить себе родить второго ребенка. Я не знаю, кто отец этого ребенка. И мне будет все равно, случится с ним что‑то или нет… Я даже не знаю, где он!
   – Как не знаешь? – удивилась Белла еще сильнее.
   – Мама твоя специально сделала эту глупость в отпуске на юге. Не ругай мать! Свою жизнь ты будешь строить сама, а я уж доделаю собственные ошибки, – ответила ей Александра Ильинична, пребывая в прекрасном расположении духа. Она была благодарна любимому мужу за то, что он ушел от нее и она смогла сделать такую «глупость».
   И с этого дня на Александру Ильиничну снизошло умиротворение. Она погрузилась с головой, словно в теплое море, в свою беременность. Игорь Леонидович, конечно, был в шоке: долгих десять лет он упрашивал Александру родить ребенка и получал твердый отказ. Стоило ему уйти от нее к другой женщине, как она тут же непонятно от кого забеременела!
   – Ты самая непостижимая женщина, которую я знал! Почему ты не родила от меня? Сохранилась бы семья! Я никогда этого не пойму! – возмущался он.
   – У нас и так всегда будет семья! – заверила она его. – У тебя прекрасная жена Лариса и сын Данилка. Не переживай, Игорь, все идет как нужно. Значит, это должно было произойти, и мы все останемся в выигрыше!
   Игорю Леонидовичу пришлось забирать Александру из роддома, где ему сказали:
   – Какой вы, однако, проказник! Не так давно забирали одну женщину, с сыном, сейчас уже другую – с дочерью.
   Сестренку Мирабеллы назвали Марией – и сбылось желание первого мужа Александры Ильиничны. С младшенькой она намучилась: просто пацан-сорванец, а не девчонка! Непоседливая, озорная, хулиганистая, активная. Александра Ильинична родила второго ребенка в достаточно зрелом возрасте, и ее на Марию просто «не хватало».
   Мирабелла стала сестренке и нянькой, и мамкой, и бабкой, на долгие десять лет отказавшись от личной жизни. Она отводила малышку в садик, потом в школу, занималась с ней, ходила на школьные собрания. Больше помочь им всем было некому. Мирабелла ухитрилась поступить в медицинский институт и достойно там училась. После занятий студенты бежали в кафешку или на дискотеку, а она – за маленькой сестрой, чтобы отвезти ее в кружок. Оставлять ее без какого‑либо занятия было невозможно: на ее поведение жаловались соседи, страдала мебель в квартире. Один раз Мария даже устроила дома пожар.
   – Не ребенок, а какой‑то чертенок! – сокрушалась Александра.
   Мирабелла стала врачом-стоматологом, впряглась в работу на полторы смены, чтобы содержать мать и сестру; это продолжалось долгие годы. А когда Мария выросла, Белле уже было за тридцать, и на какое‑то время у нее отпало желание создать семью. Наверное, ей психологически хватило матери и сестры. А когда это желание появилось, было уже поздно. Мирабелла осталась одинокой, несчастливой в личной жизни женщиной. У других была любовь, семья, дети, она же только смотрела на чужую жизнь со стороны, завидовала и недоумевала. Белла была очень красивой, на нее постоянно обращали внимание и предлагали какие‑то отношения. Но Мирабелла не любила никого, а от женатых мужчин и «просто секса» шарахалась как от огня. Она инстинктивно понимала, что это не принесет ей счастья. Она прослыла неудачницей. Мирабелла замкнулась в себе, тая от окружающих все свои комплексы и обиды. С сестренкой у нее сложились очень хорошие отношения, они были абсолютно разными, но при этом очень любили друг друга. Мария – совсем другая, и Белла радовалась за нее, словно вдвоем они проживают настоящую жизнь, которой она сама хотела бы жить, но так и не сумела.
   Мирабелле велели поступать в мединститут, и она так и сделала. Сказали, что нельзя встречаться с мужчинами до брака, и она не встречалась. Сказали – будешь помогать сестре, и она помогала. Мария же всегда делала что хотела. Когда ей сообщили, что в их семье все медики и она тоже должна поступать в медицинский, она ответила: «Ха!» – и стала учиться на археолога. Она постоянно сбегала из дома, путешествовала по стране автостопом, изучила два языка, ездила по программе обмена студентов в США и Германию. Была легкой на подъем, могла начать какое‑то дело, затем бросить и заняться совсем другим. Мирабелла ее как‑то отругала:
   – Должны же быть какие‑то обязательства перед людьми. Пообещала – сделай! Свобода свободой, но есть и обязанности!
   – У меня обязательства в первую очередь перед собой! – сказала тогда Мария – худая, высокая, жгучая брюнетка с восточным разрезом глаз.
   – А ответственность за других? – недоумевала Мирабелла.
   – Из-за этого появляются преждевременные морщины, седые волосы и невроз! Как у тебя, – ответила Мария, слушая веселую музыку. И, заметив, что сестра бросилась к зеркалу в поисках указанных признаков старения, громко засмеялась: – Я пошутила! Ты у меня еще о-го-го!
   – Ты думаешь? – прищурилась старшая сестра.
   – Да ты просто красавица!
   – Вот негодная девчонка! Не изображай, что тебе на всех наплевать!
   – А ты не строй из себя «мамочку»! Я уже выросла! – заявила Мария, у которой никогда не было особой душевной близости с матерью.
   Александра Ильинична все время в чем‑то укоряла Марию, ставя старшую дочь ей в пример. А уж когда она сказала – если бы знала, что у нее будет такой дьяволенок, а не дочь, вообще не стала бы рожать, – они поссорились очень серьезно и с тех пор общались с помощью и посредством Мирабеллы. Она заступалась за сестру, но и маму обидеть не могла. Она понимала, что у мамы тоже есть свои проблемы и ее надо понять и пожалеть.
   Однажды между сестрами произошел откровенный разговор. Мария зажмурилась и спросила:
   – Ты когда‑нибудь думала о Вселенной?
   – О чем?
   – Об огромном темном космосе, наполненном звездами и планетами и наверняка чьими‑то жизнями… Кто‑то далекий спрашивает себя, глядя в небо: есть ли там жизнь, как мы спрашиваем? И какая она? И кто‑то спорит с пеной у рта, что космос бесконечен, а кто‑то утверждает, что и космос конечен… А я думаю – глупо тратить время на такие споры. Ведь никто не узнает правду! Так здорово – просто смотреть в небо и мечтать! Тебе не кажется?
   – Я не знаю. Я никогда даже не задумывалась об этом. Наверное, я очень приземленный человек, – ответила Мирабелла.
   – Ты живешь с каким‑то ненормальным грузом ответственности на душе: за меня, за маму, за своих пациентов, за себя, всегда стараешься «держать лицо». Так и с ума сойти можно! Тебе некогда было мечтать, это же страшно, – ахнула Маша.
   – А ты знаешь, каково это – отвечать за кого‑то? – усмехнулась старшая сестра.
   – Знаю. У меня есть один-единственный груз на душе, – серьезно ответила Маша.
   – И могу я узнать какой?
   – Это тайна.
   – Тайна?
   – А, ладно! Я никогда не умела хранить тайны. Это – груз моей ответственности перед тобой. Ты думаешь, я не понимаю, что «приземлила» тебя именно я? Ты возилась со мной – все время! Да что там говорить… Ты была такой же веселой девчонкой, как и я сейчас! Если бы на мою шею повесили ребенка, да еще такого капризного, как я сама, я бы с ума сошла. Сколько себя помню, со мною все время была ты. Я так благодарна тебе, и мне так больно, что из‑за меня ты так и не стала свободной и счастливой!
   Мирабелла прослезилась:
   – Я не знала, что ты об этом думаешь…
   – Я не просто перекати-поле, как вы с мамой говорите. У меня есть душа, и я все это чувствую, я очень люблю тебя, но обуздать свой нрав я не могу! У меня внутри просто все горит. Словно я все время чего‑то ищу… Я не знаю, кто был мой отец. Может, он был таким же? Может, это его гены во мне бурлят, а?
   – Я не знаю, и мама не знает… или говорит так…
   – Как это возможно – не знать такого?!
   – Не обижайся на нее, Маша! Она немного странная, но она любит тебя. Просто вопрос твоего появления на свет для нее был очень тяжелым решением. Ей вообще всегда было трудно…
   – Я ее об этом не просила, – безапелляционно заявила Мария.
   – А это – как космос. Так уж получилось, что родилась именно ты, и именно тогда, и именно от того, кого мы даже не знаем, – вздохнула Мирабелла. – А обо мне не думай! Живи как живешь, мы сами делаем свой выбор. В том, что со мной произошло, вернее, с моей жизнью, есть доля и моей вины. В первую очередь – это моя вина!
   – Если бы не ты, я не стала бы такой свободолюбивой. Как ты жила без любви? – вдруг совершенно серьезно спросила Мария.
   – Не знаю, не встретила я ее.
   – А вот мне все время встречается! – самодовольно заявила Мария.
   – Мама не одобряет, что у тебя так много мальчиков.
   – Кто бы сомневался! – фыркнула Маша. – Она еще не знает, что я с ними спала, и не с одним.
   – Маша! Я тебя умоляю! – засмеялась Мирабелла.
   – Ты ханжа? – удивленно вскинула тонкие черные брови Маша.
   – Надеюсь, нет.
   – Ты меня тоже не одобряешь?
   – Я против беспорядочных связей.
   – А они очень порядочные! Просто один месяц я встречаюсь с Димой, а потом мне вдруг нравится Пашка. Это плохо?
   – Я не знаю. Господи, я ничего, оказывается, не знаю! Наверное, так и происходит с молодежью, – пожала плечами старшая сестра.
   – Ты все это пропустила? – уточнила Мария.
   – Боюсь – да. Поэтому я не буду тебя ни учить, ни осуждать, но и поощрять, извини, тоже не стану.
   – Спасибо и на этом.
   – Но я надеюсь, что ты предохраняешься? – спросила Белла, вспомнив о главном.
   – Ого! Кто бы говорил?! – присвистнула Мария. – Откуда у тебя такие познания?
   – Исключительно теоретические, – сказала Мирабелла, – и я, как врач, спрашиваю.
   – Не бойся, у меня не будет незапланированных детей. А вот тебе пора бы родить! – парировала сестра.
   – Что?! Прекрати! Не говори глупости!
   – Да! А то будешь еще неудачливее мамы! – не отставала от нее Маша.
   – Что ты имеешь в виду? – спросила Мирабелла.
   – Она хоть и сделала глупость, разрушила семью, родила меня… Спокойно! Я знаю, что говорю, и нормально к этому отношусь! Но ведь ты совсем ничего для себя не делаешь. Так нельзя! Надо что‑то делать, возможно, ошибаться при этом, но делать! Неужели ты ничего не хочешь изменить в своей жизни?
   – Хотела бы – на этот вопрос я отвечаю утвердительно. Хотела, да, но не решалась, и никогда бы…
   – Решилась бы! Тебе просто требовалась помощь!
   – Чья? В чем?
   – Какое‑то мощное «ускорение» или резкая перемена житейских обстоятельств.
   Белла рассмеялась:
   – Только не придумывай ничего лишнего!
   – Нет, тебе точно нужен хороший пинок! А в кого бы ты смогла влюбиться? – продолжила допрос Маша.
   – Ого! Ну у тебя и вопросы! Я не знаю. Трудно даже фантазировать на эти темы. Давай лучше о космосе! Как ни странно, но это яснее, чем любовь и мужчины!
   – Мы о твоей жизни говорим! А ты – о каком‑то космосе! Ты для меня важнее космоса! – выпалила Маша и задумалась. – Ты – не я. Ты бы влюбилась в совершенно неординарного, и красивого, и умного, и веселого, и…
   – Ого! В такого человека я бы точно влюбилась, – поддержала ее Мирабелла.
   – Главное, он должен быть безумно сексуальным, чтобы сразу же буквально сбить своей энергетикой с ног такую старую деву, как ты! Прямо на диван! А там уже и до племянников недалеко! Дело техники!
   – Ах ты чертовка! – рассмеялась Мирабелла и бросила в сестру подушкой.

Глава 2

   – Что говорит Маша? – спросила Александра Ильинична у Беллы, когда та вышла из ванной комнаты. – Я же знаю, что вы полночи просидели в этом… в склепе.
   – Не в склепе, а в скайпе, – поморщилась Белла.
   – Ну, в нем. Так что она говорит? Со мной она так сухо всегда обращается: «Привет! Все хорошо» – и все! – пожаловалась Александра Ильинична, покосившись на нее.
   Мирабелла знала этот взгляд: мама очень хотела знать, что происходит в жизни ее младшей дочери, как она считала, непутевой, но сердце‑то болело за Машу. Она и самой себе не признавалась, что очень любит ее, все время прячась за маской «пусть живет как знает» и обижаясь на Машу, что та предпочитала для бесед старшую сестру.
   – Не сгущай краски, мама. Нормально она с тобой говорит! Вы обе – как дети, честное слово! Она вполне самостоятельная, самодостаточная личность! После института сразу же оказаться приглашенной на серьезные раскопки в Украину – это большая честь для нее.
   – Какая там честь! Ковыряться в земле. Что это вообще за работа такая? Никакой пользы людям! – фыркнула Александра.
   – Людям конкретно – нет, а человечеству в целом это очень даже может быть полезно, – не согласилась с мамой Белла, как всегда, заступившись за младшую сестру.
   – Нет, я этого категорически не понимаю. Вот быть врачом – это понятно, быть учителем – тоже ясно. Даже писателем! А кому нужны эти черепки?
   – Мама, это – история. Мало того, это прямое проявление истории! Так сказать, живое проявление жизни до нас! Без прошлого нельзя жить! – Меньше всего, да еще и с шишкой на затылке, Мирабелле хотелось бы вступать с мамой в полемику. Но так случалось всегда, когда речь заходила о Маше.
   – История, – проворчала Александра Ильинична и достала из морозильника пачку пельменей. – Держи, – протянула она ее дочке.
   – Что? Прямо так съесть? Сырыми? – удивилась Мирабелла.
   – Да не есть! Нет, ты точно здорово приложилась! К голове пачку приложи! Жуткая шишка у тебя вырисовывается.
   – Мама, они же слипнутся! – заметила Мирабелла.
   – Ну и что? Главное, чтобы у тебя мозги не слиплись! На работу я уже позвонила и отменила твой прием.
   – Что ты сделала? – Мирабелла совсем оторопела.
   – Позвонила к тебе на работу и сказала, что ты не придешь. Куда ты пойдешь с таким лицом? Пациенты тебя испугаются, да и сотрясение ты получила – о-го-го! Это я тебе как врач говорю!
   – Мама, ну сколько можно?! – возмутилась Мирабелла.
   – Что такое?
   – Мне уже столько лет! А ты все за меня решаешь! Что обо мне на работе подумают? Звонит моя мама и говорит, что я на работу не выйду, потому что у меня шишка на голове и я распугаю всех пациентов!
   Александра Ильинична невинно посмотрела на нее.
   – Да ладно тебе! Меня там все знают! Потом, я честно сказала, что ты упала с кровати и у тебя сотрясение! Так сказать, ничего не преувеличила!
   – О нет! – Мирабелла закрыла лицо пакетом с пельменями.
   – О да! Ты подержи пакет‑то! Минут десять хотя бы. Что еще Мария тебе рассказала? Ты не отвлекайся… Наверняка о парнях что‑нибудь… Не сделает она меня бабкой? – то ли с надеждой, то ли с ужасом спросила мама.
   – А ты бы этого хотела? – засмеялась Белла.
   – От тебя я хотела бы внуков дождаться… да куда там! – Мать сокрушенно махнула рукой. – Как Маша живет‑то?
   – Да все у нее хорошо. Живут они в палатках…
   – Чего же хорошего, в палатках‑то? Как в войну! – забеспокоилась Александра Ильинична, ставя перед Беллой завтрак, включавший в себя яичницу-глазунью, бутерброд с сыром, творожок, политый домашним вареньем, и чашку кофе.
   – Мама, там тепло. Им так удобнее и сподручнее. Рядом работают, тут же и живут.
   – В антисанитарных условиях, – покачала головой мать.
   – Ну почему же? У них и вода есть, и аптечка, и походная кухня.
   – Ты мне правду скажи. Мария мне назло так поступает или ей действительно нравится такая жизнь? – спросила Александра Ильинична, присаживаясь напротив дочери. – Может, все‑таки хочет мне насолить?
   – Мама, конечно, ей нравится! Ей уже двадцать один год, она дипломированный специалист, и вместе с ровесниками она занята любимым делом!
   – Знаю я, каким делом она занята с ровесниками! Гулянки одни у нее в голове, а то и еще что похуже! Я не вчера родилась, телевизор смотрю! – нахмурилась мать.