Страница:
Третьим и последним из прежних расколоучителей, появившихся еще во дни управления патриарха Никона Церковию и теперь по оставлении им кафедры вновь начавших свою деятельность, следует назвать бывшего игумена московского Златоустова монастыря Феоктиста. Он не имел такого значения, как Аввакум или Неронов, а считался только учеником последнего, и вовсе не известно, чтобы Феоктист, подобно Неронову и Аввакуму, распространял раскол живым словом, устною проповедью, но и он немало послужил расколу своими писаниями. Еще в то время, когда Неронов был сослан в Спасо-Каменную обитель, Феоктист находился при нем и с его слов писал его письма к царю и царскому духовнику Стефану Вонифатьеву, а одно, о жизни Неронова в этой обители, по его поручению написал к царскому духовнику и от себя. По оставлении же Никоном кафедры Феоктист, проживая в Игнатиевой пустыне у старца Григория Неронова, собрал, как мы уже упоминали, под его руководством из разных книг в защиту раскола какое-то "моление", или челобитную, которую Неронов и поднес государю. Кроме Игнатиевой пустыни Феоктист проживал то в Переславле Залесском, в Никольском монастыре, в котором принял пострижение, то в Москве, у Вятского епископа Александра, и здесь списывал разные сочинения, направленные против Никона и исправленных им книг. Неизвестно, где и когда составил Феоктист и собственные сочинения об антихристе, челобитную государю и записку о жизни своего наставника Неронова с 1653 по 1659 г., в которых многое мог передать только со слов самого Неронова. В генваре 1665 г. Феоктист вместе с родным братом своим, старцем Авраамием, переехал из Никольского переславского монастыря на Вятку, к епископу Александру и прожил у него целый год. Отсюда написал два письма в Москву к боярыне Федосье Морозовой, величал ее "ревнительницею древним равноапостольным женам, страннолюбицею и боголюбицею" и просил ее покровительства и пособия не только себе, но и всей своей "духовной братии", избранным рабам Христовым, особенно же просил покровительства и помощи епископу Александру, столько потерпевшему от Никона и не имевшему на Вятке, чем содержать себя и своих людей; просил также отписать епископу Александру "про страдальца о законах Христовых протопопа Аввакума", послана ли государева грамота, чтоб его возвратить из ссылки по челобитной Неронова. Наконец, в начале 1666 г. государь послал на Вятку новоспасского архимандрита Иосифа и симоновского келаря Иосифа с грамотою к епископу Александру, в которой писал: "Ведомо нам учинилось, что старец Феоктист живет у тебя, богомольца нашего, в келье и держит у себя на Церковь Божию многие развратные письма". Далее говорил царь, что посланным от него велено внимательно осмотреть все кельи как Феоктиста, так и самого епископа и забрать всякие, какие найдутся, Феоктистовы письма, а с ними взять и Феоктиста и чтобы епископ нимало этому не препятствовал. Воля государя была исполнена и тогда же составлена "Роспись, что взято у Феоктиста чернца, книг и писем". Всех их отыскалось более осьмидесяти. "Роспись" эта драгоценна потому, что свидетельствует, сколько уже и каких статей и небольших сочинений написано было ревнителями раскола еще до Соборов 1666 1667 гг., хотя у Феоктиста были собраны не все такого рода сочинения. Сам Феоктист, привезенный в Москву, при допросе 15 февраля 1666 г. показал, откуда достал или где списывал отобранные у него тетради и письма, и объявил, что святой соборной и апостольской Церкви повинуется и принимает книги пяти патриархов и Московских митрополитов, а о книгах новой печати смущается, потому что несходны с прежними печатными книгами и Служебником митрополита Киприана; да в новых же книгах "обругано царская титла: во многих местах государево царево имя напечатано складом, в Служебниках в иных выходех всея Руси есть, а во иных выходех и всея Руси нет".
К прежним противникам исправленных и напечатанных при патриархе Никоне церковных книг присоединилось при оставлении им кафедры много новых противников, и в числе их, к изумлению, находился даже один из архиереев, именно Вятский епископ Александр. Изумительно здесь то, что этот епископ сам же присутствовал при Никоне в апреле 1656 г. на Соборе, предавшем непокорных Церкви проклятию за употребление двуперстия и одобрившем книгу "Скрижаль", изданную Никоном; в мае того же года - на Соборе, проклявшем Неронова и всех его единомышленников; в октябре того же года - на Соборе, рассматривавшем и одобрившем к печатанию книгу "Требник", и подписался под определениями этих Соборов. А теперь начал писать в защиту двуперстия, против новоисправленного Символа веры и новоисправленного Требника; теперь сделался одним из единомышленников Неронова и как епископ считался между ними "отцом отцов", имел сношения с Нероновым, Аввакумом, боярынею Морозовою и др. и давал у себя приют, как в Москве, так на Вятке, Феоктисту, держал его даже в своей келье, как самого близкого к себе человека, и руководил его своими советами в списывании и составлении статей в раскольническом духе. Но необходимо заметить, что, сочувствуя первым учителям раскола и разделяя их взгляды на мнимые неисправности новопечатных книг, епископ Александр вовсе не разделял их взглядов на значение этих неисправностей и на православную Церковь, принявшую и употреблявшую эти книги. Неисправностей тех он вовсе не считал ересями и Церковь православную не называл еретическою, никонианскою, не хулил, не проклинал ее, не возбуждал к ней ненависти, как поступали Аввакум и его ближайшие сообщники. Напротив, Александр оставался в общении с Церковию и со всеми ее архипастырями, продолжал свое пастырское служение и, восставая против казавшихся ему неисправностей в новых книгах, искал только себе вразумления и наставления. Он изложил свои недоумения о новоисправленном Требнике в форме вопросов и, представляя эти вопросы, числом 51, своим братьям, митрополитам и епископам, и всему освященному Собору, смиренно молил разрешить его сомнения о новом Требнике, как во многом несогласном с прежними Требниками. При чтении этих вопросов делается очевидным, что Александр сличал новоисправленный Требник по преимуществу с киевским Требником Петра Могилы и показывал их разности, а о несходствах нового Требника с прежде изданными московскими Требниками говорил весьма мало и что далее он показывал разности, несогласия, повреждения и в прежних московских Требниках, изданных при прежних патриархах в 7131, 139 и 159 гг., - значит, соблазнялся разностями и несогласиями не в одном новоисправленном Требнике, но равно и в прежних Требниках, киевском и московских. Действительно ли представлял Александр эти вопросы на рассмотрение Собора или только приготовил к представлению вместе с помещенною в начале их своею речью к Собору, неизвестно, но во всяком случае написаны вопросы еще прежде генваря 1666 г., когда они отобраны были вместе с другими рукописями у Феоктиста или даже у самого Александра на Вятке.
Не таковы были другие лица, выступившие по оставлении Никоном кафедры против напечатанных при нем книг: романо-борисоглебский поп Лазарь с его "единомысленником и способником" патриаршим подьяком Федором Трофимовым, суздальский соборный поп Никита Константинов Добрынин и диакон московского Благовещенского (придворного) собора Федор Иванов. Лазарь написал довольно большое сочинение, в котором старался перечислить все мнимые новшества, какие будто бы собрал Никон с чернецом Арсением от разных вер, и показать, в чем новые книги несходны с старыми и даже между собою и какие будто бы содержат неправые догматы и хульные слова. Автор дышит ненавистию на новые книги и на православную Церковь, называет эти мнимые новшества ересями, заимствованными от жидов, армян, латинян, резко нападает на архиереев, именуя их отступниками от православия, соблазнителями, прелестниками, ведущими всех в геенну огненную, и пр. Лазарь написал свое сочинение, вероятно, еще в 1660 г., потому что в следующем оно уже было подано царю патриаршим подьяком Федором Трофимовым, который и сам написал "многие злохуления" на новопечатные книги. Царь передал сочинение Лазаря на рассмотрение духовным властям и по их решению сослал еще в том же 1661 г. как попа Лазаря, так и подьяка Федора в Тобольск вместе с их семействами. Там находился тогда в заточении ученый сербский поп латинской веры Юрий Крижанич. Он часто видел Лазаря и Федора и беседовал с ними, вел с ними знакомство и свидетельствует: "Федор, как пришел сюда, не имел еще уса на губах, а чинил себя учителем в церкви и до того досаждал женщинам, что они отвечали ему: ступай-де домой учить свою жену. Да и об Лазаре знает весь город, что ему иногда улицы бывали тесны и люди его под руки водили, когда сам не мог дойти до дому. Однажды у меня сидел он с гостями и стал рассказывать гадкие басни; гости повесили носы, слыша от священника такие речи. Когда гости ушли, я заметил ему: отец Лазарь, рассуди, до чего дошла Христова Церковь и как жалко ее устройство, если уже мы беремся ее исправить, мы, которые сами так неисправны, да и срамные басни болтаем, и улицы нам, хмельным, бывают тесны, - это не признаки апостолов или посланных от Бога учителей на исправление Церкви... Нет, не святейший Никон отступил от Церкви, а ты, отче, сам отлучаешь себя от нее и производишь раздор". К этому Крижанич присовокупил: "Я не по злобе оглашаю (слабости) моего брата, а потому, что Лазарь, учинив сам себя апостолом, похулил апостольскую Церковь. За то я не по злобе, но по братской любви к ближним припоминаю об этом дивном апостоле то, чему был свидетелем и наш город... да знают все о делах и жизни этого главного учителя, которому желают вверять свои души, на мнениях которого основывают свое спасение и по руководству которого осуждают всю апостольскую Церковь". О поведении и нераскаянности попа Лазаря и подьяка Федора, без сомнения, получались известия правительством, и вот в начале 1666 г. оба они были вызваны из Тобольска в Москву, а отсюда "за их неистовое прекословие" по указу государя в апреле отправлены были в Пустозерский острог впредь до нового государева указа.
Суздальский соборный поп Никита Добрынин, подобно протопопам Неронову и Аввакуму, был характера весьма дерзкого и задорного. В 1659 г. он, отправившись в Москву, подал там донос на своего архиепископа Стефана, бывшего из архимандритов Воскресенского Никонова монастыря, обвиняя архиерея в том, что он "служит Божественную литургию не по преданию св. апостол и пасет Церковь Божию не по правилам св. отец, честным иконам, и церквам, и всякой святыне ругается, учит священный чин и всех христиан не от Божественного Писания". В этом доносе уже обнаруживалась неприязнь попа Никиты против новопечатных книг, потому что в приложенной к доносу "росписи, что делал архиепископ Стефан не по правилам св. отец" ему вменялось, например, и то, зачем он при совершении литургии, стоя на амвоне во время Трисвятого, крест держал в левой руке, а свечу в правой, как поступали тогда по исправленным книгам и все архиереи. В августе прислан был из Москвы в Суздаль для производства следствия Вятский епископ Александр с архимандритами - чудовским Павлом и богоявленским Киприаном. Стефан представил им объяснения по всем статьям сделанного на него извета и был оправдан. Когда поп Никита возвратился 16 сентября в Суздаль, архиепископ послал на другой день в соборную церковь свою грамоту, которою отрешал Никиту от места, и велел прочитать ее подьячему Андрею пред всем народом в церкви. Но Никита вырвал из рук подьячего грамоту и разорвал, называл архиепископа еретиком, государевым изменником, проклинал и произвел большое смятение в церкви, а сам послал челобитную к государю на архиепископа с новою подробнейшею "росписью" его преступлений. В Суздаль вновь прибыл Вятский епископ Александр, взяв с собою патриаршего дьяка Парфения Иванова, и на этот раз произвел весьма строгое расследование, допрашивал множество лиц, во многом подтвердивших донос на архиепископа. В 1660 г. Собор слушал эти обыскные речи и по каждой статье допрашивал архиепископа Стефана. Последний, в чем только согрешил, тут же сознавался и нимало не запирался, а только просил прощения, говорил, что поступил так "не от злого своего вымысла, но за простоту и скорое дерзновение". Собор, осудивший было Стефана сначала на извержение из сана, потом лишь на посылку в монастырь под начало с запрещением священнослужения, окончил тем, что удалил Стефана из Суздаля, "потому что он возненавиден того града людьми", и определил "ради пропитания" с соизволения государя в московский Архангельский собор для совершения в нем архиерейских священнослужений и поминовения почивающих в соборе великих князей и царей. Но с другой стороны, Собор нашел, что Стефан "от того самого священника Никиты во иных неистовых статьях напрасно оклеветан", и за такое напрасное оклеветание своего епископа запретил Никите священнослужение до святительского указа, которого, однако ж, Никита не удостоился получить никогда. Находясь под этим-то запрещением, Никита и писал свою "челобитную царю Алексею Михайловичу на книгу "Скрижаль" и на новоисправленные церковные книги". Челобитная Никиты по своей обширности и основательности превосходит все другие явившиеся тогда раскольнические челобитные; для составления ее требовалось перечитать немало книг, сделать множество выписок, подобрать свидетельства и все собранное изложить в порядке, и Никита, как сам говорил, трудился над нею семь лет, а как в 1666 г. челобитная была уже готова, то он начал ее, вероятно, еще в 1659 г., если не ранее. Писал он ее сперва начерно, потом понемногу исправлял и переписывал набело и по частям давал читать разным лицам, вследствие чего слухи об ней дошли до правительства. В конце 1665 г., когда происходил допрос благовещенскому диакону Федору Иванову, его спрашивали и об этой челобитной, и он отвечал, что "Никита, священник из Суздаля, к нему хаживал и челобитную великую к нему принашивал, и ту-де челобитную он чел, и, прочет тое челобитную, отдал ему, священнику Никите". А в первые месяцы следующего года власти послали в Суздаль отобрать у Никиты его челобитную в черновых тетрадях и беловую, которая была еще не дописана, и самого Никиту сковать, и вместе с его рукописями привезти в Москву. Что касается благовещенского диакона Федора, то он начал писать против новопечатных книг позднее попа Никиты, несколько лет держался этих книг и служил по ним, но в душе сочувствовал расколоучителям и мало-помалу вступил в их общество, бывал у Аввакума в Москве, был знаком с Нероновым, Феоктистом, епископом Александром и др. В марте 1665 г. Федор написал письмо к Феоктисту на Вятку, называя его своим другом, благодарил его и епископа Александра за то, что они своим благословением и епистолиями посетили и возвеличили его, просил Феоктиста умолить Александра, чтобы он порадел о матери нашей, святой соборной Церкви, и чтобы оба они собрали от книг хоть маленькое собраньице об аллилуйе и о сложении перстов, а сам обещался высылать им из Москвы для справок новые книги, какие потребуются; извещал, что грамота царская о возвращении Аввакума из ссылки не пошла и что сам он, Федор, подавал челобитную об освобождении Аввакума царскому духовнику (Лукиану), но он с великою яростью бросил ее в глаза подателю. При своем письме диакон Федор отправил к Феоктисту и письмо к нему Аввакума, присланное из Мезени. В декабре того же года Федор при допросе объявил, что теперь он уже не служит по новым Служебникам, потому что они несогласны с старыми, и поименовал многих других, которые также не служили по новым Служебникам, а после допроса отдан был патриаршему старцу Сосфену и посажен на цепь. Писал ли диакон Федор что-либо против новоизданных книг до соборного суда над ним и его единомышленниками, неизвестно, но известные ныне его сочинения, дающие ему одно из первых мест в ряду первых расколоучителей, написаны им частик) в продолжение Собора, а преимущественно после Собора, когда он, Федор, находился в заточении.
Протопоп Аввакум, попы Лазарь и Никита и диакон Федор - это были единственные расколоучители, вышедшие в то время из среды белого духовенства и пребывшие верными расколу до конца. Являлись и другие лица из той же среды, державшиеся раскола и даже страдавшие за него, каков был, например, знаменский поп Дементьян, который сослан был в Тобольск и оттуда вместе с попом Лазарем переведен в Пустозерский острог, но они не оставили по себе в расколе никакого следа. А иные возвращались даже в православие, например, поп придворной Ризположенской церкви в Москве Иродион. Этот поп в 1660 г. подал государю письмо на справщика книг Арсения Грека с товарищи, обвиняя их в ересях. Арсений, значит, и теперь, по удалении Никона, оставался во главе справщиков. Государь переслал письмо 27 декабря в патриаршую крестовую палату властям чрез окольничего Федора Михайловича Ртищева и приказал дать попу Иродиону по тому письму очную ставку с справщиками. На следующий день и происходила эта ставка пред Собором властей. Иродион говорил: первая ересь Арсения с товарищи та, что они назвали евангелиста Матфея лживым. Они напечатали в Прологе под 29-м числом августа торжественное Златоустово Слово, в котором сказано: "Един Ирод младенцев избил и Иоанна Предтечу убил", а по Евангелию, Ирод, избивший вифлеемских младенцев, умер, когда Христос младенец с материею Мариею и Иосифом находился еще в Египте (Мф. 2. 15, 19). Арсений отвечал: "То торжественное Слово мы написали не от себя, а напечатали по указу великого государя в соборной Минее". Тогда Иродион сознался: "Я-де не ведал, что они печатали с готового; когда у меня не было с ними брани, я на них ничего не писал, а как побранился, то и написал на них". Замечательное сознание! Затем Иродион продолжал: "Да и то их ересь: выдали они общую Минею и в ней поместили указ служить литургию в навечерие Рождества Христова и Богоявления по старым Служебникам, и молитвы архиерейские пред престолом говорить и по молитвам часы, и, двери царские отворя, служить литургию". Справщики отвечали: "Мы ту Минею печатали по указу государя с старых переводов, а ирмосы, догматики, степенные и богородичные напечатали в ней с печатного Ирмолога и с Часослова". Иродион еще сказал: "В Потребнике напечатано помазывать (младенца) миром на ногах, а у нас-де в России миром на ногах не помазывают с самого Крещения Русской земли". Арсений отвечал: "Потребник переведя с греческого письма по указу государя слово в слово, а от своего ума ничего не прибавил; пусть проверят тот перевод без меня иные переводчики, и они увидят, что я перевел право". Эти слова Арсения следовало бы помнить раскольникам, которые доселе не перестают слепо укорять его в небывалых ересях и в намеренном будто бы искажении церковных книг. Поп Иродион, верно, понял свою ошибку и чрез несколько времени сделался ревнителем новопечатных книг. Он был перемещен от Ризположенской церкви к церкви святой Софии, Премудрости Божией, что вновь была устроена за Москвою-рекою. И отсюда, взяв с собою десять человек прихожан, вместе с попом Иваном Фокиным из Барашской слободы, взявшим с собою до 70 прихожан, ходил в Воскресенский монастырь к патриарху Никону, который принял их ласково, поучил и благословил, а попов и наделил подарками от себя. С того времени оба эти попа начали похвалять новые книги и учить своих детей духовных, чтобы крестились тремя перстами, а непокорных проклинали.
Гораздо более, чем в белом духовенстве, нашлось тогда противников новопечатных книг между монашествующею братиею. Одни из них и писали против этих книг, некоторые же только не соглашались принимать их и возбуждали к тому же других своим словом и примером. К первому классу принадлежали: 1) старец, а по иным и архимандрит, Покровского монастыря в Москве Спиридон Потемкин. Он был из дворянской фамилии, приходился будто бы дядею окольничему Федору Михайловичу Ртищеву и до морового поветрия или до взятия Смоленска царем Алексеем Михайловичем жил в Смоленске. Вероятно, там-то он и изучил языки греческий, латинский и польский и приобрел те познания, которыми славился, и ненависть к латинянам и униатам. Вскоре по переселении в Москву принял пострижение в Покровском монастыре, что за Яузою на Убогих, и, всецело предавшись чтению книг, сделался "великим поборником по старому благочестию". Когда скончался (14 ноября 1662 г.) Новгородский митрополит Макарий, то царь будто бы присылал Федора Ртищева к старцу Спиридону и предлагал ему Новгородскую кафедру, но Спиридон отказался, не желая принимать новопечатных книг. Он написал против православной Церкви до десяти Слов, составляющих целую, хотя небольшую, книгу, которая зовется у раскольников так: "Книга богомудрого старца Спиридона Потемкина". Здесь он говорил и о крестном знамении, и о Символе веры, и о пришествии антихриста, и о том, будто ереси в новопечатные книги заимствованы от латинян, и пр. Спиридон скончался 2 ноября 1665 г. и не дожил до Собора, судившего расколоучителей. 2) Старец Ефрем Потемкин, постриженник Бизюкова монастыря в Дорогобужском уезде. Но отсюда Ефрем удалился в Нижегородские пределы и поселился в дремучих лесах, тянувшихся верст на триста по направлению к Ветлуге. Туда стекались к нему крестьяне из окрестных деревень на лыжах так как никаких дорог к его келье не было, - чтобы слушать его учение. Он проповедовал, что антихрист уже народился, настало последнее время и всяк должен беречь свою старую веру, что новопечатные книги испорчены, Церковь увлеклась в ереси, восставал против исправленного Символа веры, четвероконечного креста, молитвы Иисусовой и многих прельстил. О тех же самых предметах он и писал, но писания его не дошли до нас. 3) Архимандрит Спасского монастыря в Муроме Антоний. Он написал сочинение, сохранившееся доселе, о сложении перстов для крестного знамения и для архиерейского благословения с мистическими толкованиями, а также челобитную государю и другие сочинения - об аллилуйе, о Символе веры, до нас не дошедшие, и находился в сношениях с покровительницею расколоучителей боярынею Морозовою. 4) Уставщик Симонова монастыря в Москве старец Серапион, прежде бывший протопопом в Смоленске, также оставил какие-то "хульные писания" на православную Церковь за исправление книг, до нас не дошедшие. Из числа иноков, содействовавших распространению раскольнических мнений только устною проповедию и своим примером, известны: 1) чернец Капитон. Он был поселянин дворцового села Даниловского в Костромских пределах и, не имея чем питаться, принял монашество и удалился в пустынное место - Колесниково, где и начал жить по образу пустынников. Молва о подвигах Капитона привлекала к нему многих из поселян; некоторые оставались с ним жить и, несмотря на его совершенное невежество в святых книгах и безграмотность, имели его своим наставником. Он заповедовал им строгий пост, так что даже в великие праздники, на Рождество Христово и на Пасху, не разрешал вкушать рыбы, сыру и масла, и еще настойчивее заповедовал держаться двуперстия в крестном знамении и чуждаться троеперстия как страшной ереси. Последним своим учением Капитон имел такое обширное влияние на всю окрестную страну, что по его имени раскольники вообще называемы были капитонами, раскол "капитонскою ересью", а сам он ересеначальником. 2) Старец Сергий Салтыков, постриженник Бизюкова монастыря в Дорогобужском уезде, настолько славившийся между своими единомышленниками, что протопоп Аввакум указывал на него царю в своей челобитной как на достойнейшего занять архиерейскую кафедру. 3) Строитель лысковского Богородицкого монастыря в Нижегородском уезде черный поп Аврамий, не допускавший в своем монастыре употребления новопечатных книг. 4) Старец Боголеп Львов, ратовавший в Кожеозерском монастыре особенно против трегубой аллилуйи и соблазнивший многих своею бесчинною жизнию. 5) Чернец Иосиф Истомин, он происходил от армян, принявших крещение при царе Михаиле Феодоровиче в Казани, и, когда началось исправление церковных книг и обрядов, явился жарким защитником двуперстия в крестном знамении; за свое упорство сослан был в 1660 г. из Казани в Енисейск и, проезжая чрез сибирские города Верхотурье, Туринск и Тюмень, увлек своим лжеучением многих, а в Енисейске не переставал сеять то же лжеучение целые десятки лет.
К прежним противникам исправленных и напечатанных при патриархе Никоне церковных книг присоединилось при оставлении им кафедры много новых противников, и в числе их, к изумлению, находился даже один из архиереев, именно Вятский епископ Александр. Изумительно здесь то, что этот епископ сам же присутствовал при Никоне в апреле 1656 г. на Соборе, предавшем непокорных Церкви проклятию за употребление двуперстия и одобрившем книгу "Скрижаль", изданную Никоном; в мае того же года - на Соборе, проклявшем Неронова и всех его единомышленников; в октябре того же года - на Соборе, рассматривавшем и одобрившем к печатанию книгу "Требник", и подписался под определениями этих Соборов. А теперь начал писать в защиту двуперстия, против новоисправленного Символа веры и новоисправленного Требника; теперь сделался одним из единомышленников Неронова и как епископ считался между ними "отцом отцов", имел сношения с Нероновым, Аввакумом, боярынею Морозовою и др. и давал у себя приют, как в Москве, так на Вятке, Феоктисту, держал его даже в своей келье, как самого близкого к себе человека, и руководил его своими советами в списывании и составлении статей в раскольническом духе. Но необходимо заметить, что, сочувствуя первым учителям раскола и разделяя их взгляды на мнимые неисправности новопечатных книг, епископ Александр вовсе не разделял их взглядов на значение этих неисправностей и на православную Церковь, принявшую и употреблявшую эти книги. Неисправностей тех он вовсе не считал ересями и Церковь православную не называл еретическою, никонианскою, не хулил, не проклинал ее, не возбуждал к ней ненависти, как поступали Аввакум и его ближайшие сообщники. Напротив, Александр оставался в общении с Церковию и со всеми ее архипастырями, продолжал свое пастырское служение и, восставая против казавшихся ему неисправностей в новых книгах, искал только себе вразумления и наставления. Он изложил свои недоумения о новоисправленном Требнике в форме вопросов и, представляя эти вопросы, числом 51, своим братьям, митрополитам и епископам, и всему освященному Собору, смиренно молил разрешить его сомнения о новом Требнике, как во многом несогласном с прежними Требниками. При чтении этих вопросов делается очевидным, что Александр сличал новоисправленный Требник по преимуществу с киевским Требником Петра Могилы и показывал их разности, а о несходствах нового Требника с прежде изданными московскими Требниками говорил весьма мало и что далее он показывал разности, несогласия, повреждения и в прежних московских Требниках, изданных при прежних патриархах в 7131, 139 и 159 гг., - значит, соблазнялся разностями и несогласиями не в одном новоисправленном Требнике, но равно и в прежних Требниках, киевском и московских. Действительно ли представлял Александр эти вопросы на рассмотрение Собора или только приготовил к представлению вместе с помещенною в начале их своею речью к Собору, неизвестно, но во всяком случае написаны вопросы еще прежде генваря 1666 г., когда они отобраны были вместе с другими рукописями у Феоктиста или даже у самого Александра на Вятке.
Не таковы были другие лица, выступившие по оставлении Никоном кафедры против напечатанных при нем книг: романо-борисоглебский поп Лазарь с его "единомысленником и способником" патриаршим подьяком Федором Трофимовым, суздальский соборный поп Никита Константинов Добрынин и диакон московского Благовещенского (придворного) собора Федор Иванов. Лазарь написал довольно большое сочинение, в котором старался перечислить все мнимые новшества, какие будто бы собрал Никон с чернецом Арсением от разных вер, и показать, в чем новые книги несходны с старыми и даже между собою и какие будто бы содержат неправые догматы и хульные слова. Автор дышит ненавистию на новые книги и на православную Церковь, называет эти мнимые новшества ересями, заимствованными от жидов, армян, латинян, резко нападает на архиереев, именуя их отступниками от православия, соблазнителями, прелестниками, ведущими всех в геенну огненную, и пр. Лазарь написал свое сочинение, вероятно, еще в 1660 г., потому что в следующем оно уже было подано царю патриаршим подьяком Федором Трофимовым, который и сам написал "многие злохуления" на новопечатные книги. Царь передал сочинение Лазаря на рассмотрение духовным властям и по их решению сослал еще в том же 1661 г. как попа Лазаря, так и подьяка Федора в Тобольск вместе с их семействами. Там находился тогда в заточении ученый сербский поп латинской веры Юрий Крижанич. Он часто видел Лазаря и Федора и беседовал с ними, вел с ними знакомство и свидетельствует: "Федор, как пришел сюда, не имел еще уса на губах, а чинил себя учителем в церкви и до того досаждал женщинам, что они отвечали ему: ступай-де домой учить свою жену. Да и об Лазаре знает весь город, что ему иногда улицы бывали тесны и люди его под руки водили, когда сам не мог дойти до дому. Однажды у меня сидел он с гостями и стал рассказывать гадкие басни; гости повесили носы, слыша от священника такие речи. Когда гости ушли, я заметил ему: отец Лазарь, рассуди, до чего дошла Христова Церковь и как жалко ее устройство, если уже мы беремся ее исправить, мы, которые сами так неисправны, да и срамные басни болтаем, и улицы нам, хмельным, бывают тесны, - это не признаки апостолов или посланных от Бога учителей на исправление Церкви... Нет, не святейший Никон отступил от Церкви, а ты, отче, сам отлучаешь себя от нее и производишь раздор". К этому Крижанич присовокупил: "Я не по злобе оглашаю (слабости) моего брата, а потому, что Лазарь, учинив сам себя апостолом, похулил апостольскую Церковь. За то я не по злобе, но по братской любви к ближним припоминаю об этом дивном апостоле то, чему был свидетелем и наш город... да знают все о делах и жизни этого главного учителя, которому желают вверять свои души, на мнениях которого основывают свое спасение и по руководству которого осуждают всю апостольскую Церковь". О поведении и нераскаянности попа Лазаря и подьяка Федора, без сомнения, получались известия правительством, и вот в начале 1666 г. оба они были вызваны из Тобольска в Москву, а отсюда "за их неистовое прекословие" по указу государя в апреле отправлены были в Пустозерский острог впредь до нового государева указа.
Суздальский соборный поп Никита Добрынин, подобно протопопам Неронову и Аввакуму, был характера весьма дерзкого и задорного. В 1659 г. он, отправившись в Москву, подал там донос на своего архиепископа Стефана, бывшего из архимандритов Воскресенского Никонова монастыря, обвиняя архиерея в том, что он "служит Божественную литургию не по преданию св. апостол и пасет Церковь Божию не по правилам св. отец, честным иконам, и церквам, и всякой святыне ругается, учит священный чин и всех христиан не от Божественного Писания". В этом доносе уже обнаруживалась неприязнь попа Никиты против новопечатных книг, потому что в приложенной к доносу "росписи, что делал архиепископ Стефан не по правилам св. отец" ему вменялось, например, и то, зачем он при совершении литургии, стоя на амвоне во время Трисвятого, крест держал в левой руке, а свечу в правой, как поступали тогда по исправленным книгам и все архиереи. В августе прислан был из Москвы в Суздаль для производства следствия Вятский епископ Александр с архимандритами - чудовским Павлом и богоявленским Киприаном. Стефан представил им объяснения по всем статьям сделанного на него извета и был оправдан. Когда поп Никита возвратился 16 сентября в Суздаль, архиепископ послал на другой день в соборную церковь свою грамоту, которою отрешал Никиту от места, и велел прочитать ее подьячему Андрею пред всем народом в церкви. Но Никита вырвал из рук подьячего грамоту и разорвал, называл архиепископа еретиком, государевым изменником, проклинал и произвел большое смятение в церкви, а сам послал челобитную к государю на архиепископа с новою подробнейшею "росписью" его преступлений. В Суздаль вновь прибыл Вятский епископ Александр, взяв с собою патриаршего дьяка Парфения Иванова, и на этот раз произвел весьма строгое расследование, допрашивал множество лиц, во многом подтвердивших донос на архиепископа. В 1660 г. Собор слушал эти обыскные речи и по каждой статье допрашивал архиепископа Стефана. Последний, в чем только согрешил, тут же сознавался и нимало не запирался, а только просил прощения, говорил, что поступил так "не от злого своего вымысла, но за простоту и скорое дерзновение". Собор, осудивший было Стефана сначала на извержение из сана, потом лишь на посылку в монастырь под начало с запрещением священнослужения, окончил тем, что удалил Стефана из Суздаля, "потому что он возненавиден того града людьми", и определил "ради пропитания" с соизволения государя в московский Архангельский собор для совершения в нем архиерейских священнослужений и поминовения почивающих в соборе великих князей и царей. Но с другой стороны, Собор нашел, что Стефан "от того самого священника Никиты во иных неистовых статьях напрасно оклеветан", и за такое напрасное оклеветание своего епископа запретил Никите священнослужение до святительского указа, которого, однако ж, Никита не удостоился получить никогда. Находясь под этим-то запрещением, Никита и писал свою "челобитную царю Алексею Михайловичу на книгу "Скрижаль" и на новоисправленные церковные книги". Челобитная Никиты по своей обширности и основательности превосходит все другие явившиеся тогда раскольнические челобитные; для составления ее требовалось перечитать немало книг, сделать множество выписок, подобрать свидетельства и все собранное изложить в порядке, и Никита, как сам говорил, трудился над нею семь лет, а как в 1666 г. челобитная была уже готова, то он начал ее, вероятно, еще в 1659 г., если не ранее. Писал он ее сперва начерно, потом понемногу исправлял и переписывал набело и по частям давал читать разным лицам, вследствие чего слухи об ней дошли до правительства. В конце 1665 г., когда происходил допрос благовещенскому диакону Федору Иванову, его спрашивали и об этой челобитной, и он отвечал, что "Никита, священник из Суздаля, к нему хаживал и челобитную великую к нему принашивал, и ту-де челобитную он чел, и, прочет тое челобитную, отдал ему, священнику Никите". А в первые месяцы следующего года власти послали в Суздаль отобрать у Никиты его челобитную в черновых тетрадях и беловую, которая была еще не дописана, и самого Никиту сковать, и вместе с его рукописями привезти в Москву. Что касается благовещенского диакона Федора, то он начал писать против новопечатных книг позднее попа Никиты, несколько лет держался этих книг и служил по ним, но в душе сочувствовал расколоучителям и мало-помалу вступил в их общество, бывал у Аввакума в Москве, был знаком с Нероновым, Феоктистом, епископом Александром и др. В марте 1665 г. Федор написал письмо к Феоктисту на Вятку, называя его своим другом, благодарил его и епископа Александра за то, что они своим благословением и епистолиями посетили и возвеличили его, просил Феоктиста умолить Александра, чтобы он порадел о матери нашей, святой соборной Церкви, и чтобы оба они собрали от книг хоть маленькое собраньице об аллилуйе и о сложении перстов, а сам обещался высылать им из Москвы для справок новые книги, какие потребуются; извещал, что грамота царская о возвращении Аввакума из ссылки не пошла и что сам он, Федор, подавал челобитную об освобождении Аввакума царскому духовнику (Лукиану), но он с великою яростью бросил ее в глаза подателю. При своем письме диакон Федор отправил к Феоктисту и письмо к нему Аввакума, присланное из Мезени. В декабре того же года Федор при допросе объявил, что теперь он уже не служит по новым Служебникам, потому что они несогласны с старыми, и поименовал многих других, которые также не служили по новым Служебникам, а после допроса отдан был патриаршему старцу Сосфену и посажен на цепь. Писал ли диакон Федор что-либо против новоизданных книг до соборного суда над ним и его единомышленниками, неизвестно, но известные ныне его сочинения, дающие ему одно из первых мест в ряду первых расколоучителей, написаны им частик) в продолжение Собора, а преимущественно после Собора, когда он, Федор, находился в заточении.
Протопоп Аввакум, попы Лазарь и Никита и диакон Федор - это были единственные расколоучители, вышедшие в то время из среды белого духовенства и пребывшие верными расколу до конца. Являлись и другие лица из той же среды, державшиеся раскола и даже страдавшие за него, каков был, например, знаменский поп Дементьян, который сослан был в Тобольск и оттуда вместе с попом Лазарем переведен в Пустозерский острог, но они не оставили по себе в расколе никакого следа. А иные возвращались даже в православие, например, поп придворной Ризположенской церкви в Москве Иродион. Этот поп в 1660 г. подал государю письмо на справщика книг Арсения Грека с товарищи, обвиняя их в ересях. Арсений, значит, и теперь, по удалении Никона, оставался во главе справщиков. Государь переслал письмо 27 декабря в патриаршую крестовую палату властям чрез окольничего Федора Михайловича Ртищева и приказал дать попу Иродиону по тому письму очную ставку с справщиками. На следующий день и происходила эта ставка пред Собором властей. Иродион говорил: первая ересь Арсения с товарищи та, что они назвали евангелиста Матфея лживым. Они напечатали в Прологе под 29-м числом августа торжественное Златоустово Слово, в котором сказано: "Един Ирод младенцев избил и Иоанна Предтечу убил", а по Евангелию, Ирод, избивший вифлеемских младенцев, умер, когда Христос младенец с материею Мариею и Иосифом находился еще в Египте (Мф. 2. 15, 19). Арсений отвечал: "То торжественное Слово мы написали не от себя, а напечатали по указу великого государя в соборной Минее". Тогда Иродион сознался: "Я-де не ведал, что они печатали с готового; когда у меня не было с ними брани, я на них ничего не писал, а как побранился, то и написал на них". Замечательное сознание! Затем Иродион продолжал: "Да и то их ересь: выдали они общую Минею и в ней поместили указ служить литургию в навечерие Рождества Христова и Богоявления по старым Служебникам, и молитвы архиерейские пред престолом говорить и по молитвам часы, и, двери царские отворя, служить литургию". Справщики отвечали: "Мы ту Минею печатали по указу государя с старых переводов, а ирмосы, догматики, степенные и богородичные напечатали в ней с печатного Ирмолога и с Часослова". Иродион еще сказал: "В Потребнике напечатано помазывать (младенца) миром на ногах, а у нас-де в России миром на ногах не помазывают с самого Крещения Русской земли". Арсений отвечал: "Потребник переведя с греческого письма по указу государя слово в слово, а от своего ума ничего не прибавил; пусть проверят тот перевод без меня иные переводчики, и они увидят, что я перевел право". Эти слова Арсения следовало бы помнить раскольникам, которые доселе не перестают слепо укорять его в небывалых ересях и в намеренном будто бы искажении церковных книг. Поп Иродион, верно, понял свою ошибку и чрез несколько времени сделался ревнителем новопечатных книг. Он был перемещен от Ризположенской церкви к церкви святой Софии, Премудрости Божией, что вновь была устроена за Москвою-рекою. И отсюда, взяв с собою десять человек прихожан, вместе с попом Иваном Фокиным из Барашской слободы, взявшим с собою до 70 прихожан, ходил в Воскресенский монастырь к патриарху Никону, который принял их ласково, поучил и благословил, а попов и наделил подарками от себя. С того времени оба эти попа начали похвалять новые книги и учить своих детей духовных, чтобы крестились тремя перстами, а непокорных проклинали.
Гораздо более, чем в белом духовенстве, нашлось тогда противников новопечатных книг между монашествующею братиею. Одни из них и писали против этих книг, некоторые же только не соглашались принимать их и возбуждали к тому же других своим словом и примером. К первому классу принадлежали: 1) старец, а по иным и архимандрит, Покровского монастыря в Москве Спиридон Потемкин. Он был из дворянской фамилии, приходился будто бы дядею окольничему Федору Михайловичу Ртищеву и до морового поветрия или до взятия Смоленска царем Алексеем Михайловичем жил в Смоленске. Вероятно, там-то он и изучил языки греческий, латинский и польский и приобрел те познания, которыми славился, и ненависть к латинянам и униатам. Вскоре по переселении в Москву принял пострижение в Покровском монастыре, что за Яузою на Убогих, и, всецело предавшись чтению книг, сделался "великим поборником по старому благочестию". Когда скончался (14 ноября 1662 г.) Новгородский митрополит Макарий, то царь будто бы присылал Федора Ртищева к старцу Спиридону и предлагал ему Новгородскую кафедру, но Спиридон отказался, не желая принимать новопечатных книг. Он написал против православной Церкви до десяти Слов, составляющих целую, хотя небольшую, книгу, которая зовется у раскольников так: "Книга богомудрого старца Спиридона Потемкина". Здесь он говорил и о крестном знамении, и о Символе веры, и о пришествии антихриста, и о том, будто ереси в новопечатные книги заимствованы от латинян, и пр. Спиридон скончался 2 ноября 1665 г. и не дожил до Собора, судившего расколоучителей. 2) Старец Ефрем Потемкин, постриженник Бизюкова монастыря в Дорогобужском уезде. Но отсюда Ефрем удалился в Нижегородские пределы и поселился в дремучих лесах, тянувшихся верст на триста по направлению к Ветлуге. Туда стекались к нему крестьяне из окрестных деревень на лыжах так как никаких дорог к его келье не было, - чтобы слушать его учение. Он проповедовал, что антихрист уже народился, настало последнее время и всяк должен беречь свою старую веру, что новопечатные книги испорчены, Церковь увлеклась в ереси, восставал против исправленного Символа веры, четвероконечного креста, молитвы Иисусовой и многих прельстил. О тех же самых предметах он и писал, но писания его не дошли до нас. 3) Архимандрит Спасского монастыря в Муроме Антоний. Он написал сочинение, сохранившееся доселе, о сложении перстов для крестного знамения и для архиерейского благословения с мистическими толкованиями, а также челобитную государю и другие сочинения - об аллилуйе, о Символе веры, до нас не дошедшие, и находился в сношениях с покровительницею расколоучителей боярынею Морозовою. 4) Уставщик Симонова монастыря в Москве старец Серапион, прежде бывший протопопом в Смоленске, также оставил какие-то "хульные писания" на православную Церковь за исправление книг, до нас не дошедшие. Из числа иноков, содействовавших распространению раскольнических мнений только устною проповедию и своим примером, известны: 1) чернец Капитон. Он был поселянин дворцового села Даниловского в Костромских пределах и, не имея чем питаться, принял монашество и удалился в пустынное место - Колесниково, где и начал жить по образу пустынников. Молва о подвигах Капитона привлекала к нему многих из поселян; некоторые оставались с ним жить и, несмотря на его совершенное невежество в святых книгах и безграмотность, имели его своим наставником. Он заповедовал им строгий пост, так что даже в великие праздники, на Рождество Христово и на Пасху, не разрешал вкушать рыбы, сыру и масла, и еще настойчивее заповедовал держаться двуперстия в крестном знамении и чуждаться троеперстия как страшной ереси. Последним своим учением Капитон имел такое обширное влияние на всю окрестную страну, что по его имени раскольники вообще называемы были капитонами, раскол "капитонскою ересью", а сам он ересеначальником. 2) Старец Сергий Салтыков, постриженник Бизюкова монастыря в Дорогобужском уезде, настолько славившийся между своими единомышленниками, что протопоп Аввакум указывал на него царю в своей челобитной как на достойнейшего занять архиерейскую кафедру. 3) Строитель лысковского Богородицкого монастыря в Нижегородском уезде черный поп Аврамий, не допускавший в своем монастыре употребления новопечатных книг. 4) Старец Боголеп Львов, ратовавший в Кожеозерском монастыре особенно против трегубой аллилуйи и соблазнивший многих своею бесчинною жизнию. 5) Чернец Иосиф Истомин, он происходил от армян, принявших крещение при царе Михаиле Феодоровиче в Казани, и, когда началось исправление церковных книг и обрядов, явился жарким защитником двуперстия в крестном знамении; за свое упорство сослан был в 1660 г. из Казани в Енисейск и, проезжая чрез сибирские города Верхотурье, Туринск и Тюмень, увлек своим лжеучением многих, а в Енисейске не переставал сеять то же лжеучение целые десятки лет.