Макс Брукс
Успокоение, Ltd (сборник)

   Max Brooks
   CLOSURE, LIMITED
 
   Печатается с разрешения автора и литературных агентств Ed Victor Limited и Andrew Nurnberg.
 
   © Max Brooks, 2012
   Школа перевода В. Баканова, 2013
   © Перевод. Д. Евтушенко, 2013
   © Издание на русском языке AST Publishers, 2013
 
   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
 
   © Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
   Посвящается Мишель Колос Брукс, благодаря которой нет ничего невозможного.

 

Предисловие

   Меня нашли зомби. Сам я, разумеется, встречи с ними не искал. Все началось примерно в 1985 году. Мне тогда было около 13 лет. Родители как раз провели так называемое «кабельное телевидение», и, согласно циркулировавшим в школе слухам, благодаря этому новомодному изобретению по телевизору иногда можно было увидеть настоящих женщин, просто так раздевающихся догола! Всякий раз как родители уезжали в ресторан, я проникал в их спальню, усаживался перед телевизором и с терпением, достойным буддийского монаха, таращился в экран. Я ждал, надеялся, молился, и вдруг в один из вечеров это случилось. Вот она – настоящая, из плоти и крови женщина, полностью обнаженная! Она шла по какой-то тропической деревушке, а вокруг нее плясали дикари. Мой неокрепший разум отчаянно пытался воспринять то, что жадно впитывали глаза, а в голове вертелась лишь одна мысль: «Моя жизнь изменилась навсегда». Если бы я знал, как недалек был от истины.
   Они появились из темноты совершенно неожиданно, медленно волоча ноги, издавая жуткие стоны… Мысли о полуголых девицах вмиг выветрились из головы.
   Дальнейшее я помню весьма смутно. В основном в памяти всплывают кошмарные кадры с кричащими людьми, которых хватают и пожирают заживо. Вспоминается какое-то небольшое животное (кошка?), отскакивающее от тела пожилой женщины. Бледный мертвец с запекшейся кровью на губах. Лидер какого-то государства, умоляющий о помощи, в то время как другие делегаты ООН тщетно спорят о выработке плана дальнейших действий. Но сильнее всего я запомнил ИХ. Безмозглых, неуклюжих и абсолютно бездушных. Они напомнили мне фильм об огромной акуле, названной одним из персонажей «пожирающей машиной», и картину о киборге-убийце, который «не испытывает ни сострадания, ни угрызений совести, ни страха и никогда и ни перед чем не остановится». А еще мне вспомнилась вполне реальная эпидемия, свирепствующая в те времена во взрослом мире моих родителей и уносящая жизни их друзей одну за другой. Эти создания были олицетворением моих самых жутких кошмаров. Имя им – зомби.
   Фильм, который я смотрел той ночью, назывался «Ночь зомби», и я на 99,9 % уверен, что создатели картины включили в свое творение фрагменты документальной хроники про каннибалов. Так это или нет, но в мое подростковое сознание впечатался каждый его кадр. Еще несколько лет после этого меня преследовало трепетное воспоминание об этих отвратительных существах, избавиться от которого, как мне казалось, я не смогу уже никогда. Под натиском безжалостных пожирателей плоти люди в картине оказывались абсолютно беспомощными. Разве в аналогичной ситуации меня не ожидала бы подобная участь? Я жил с этой мыслью, пока вдруг не узнал о нем!
   Его звали Джордж Ромеро, а снятая им картина называлась «Ночь живых мертвецов». Кажется, мне было лет 17–18, когда я впервые ее посмотрел – в то время уже в своей комнате со своим кабельным и, надо заметить, будучи не таким озабоченным полуголыми женщинами, как в начальный период полового созревания. Я было решил, что мой былой трепет перед зомби в прошлом, а тут на тебе, все заново! Пожиратели плоти вернулись, причем были они не менее прожорливы, чем их итальянские собратья. Как и прежде, разворачивающаяся сцена кровавой расправы вселяла ужас, и, как и в прошлый раз, я был не в силах отвести взгляд от экрана.
   И тут меня осенило, что в этом фильме есть нечто, что разительно отличает его от той бесшабашно-нигилистической кровавой вакханалии, порожденной европейским кинематографом. В этом фильме есть НАДЕЖДА. Неожиданно выявились некие правила игры, четкие границы, которые обозначали сильные и слабые стороны монстров. Зомби не так умны, как мы, не так сильны и не так проворны. И самое главное – их можно остановить! Одна пуля в мозг, вот и все, что для этого требуется! Мне вдруг все стало ясно: страх вызывают не сами зомби, а наша неспособность противостоять им! Со мной такой номер не пройдет, как бы говорят персонажи фильма! Я буду действовать расчетливо. Подготовлюсь заранее. Я не поддамся страху или безрассудству. Если они нагрянут, сделаю все, чтобы выжить!
   Много лет спустя, когда мир охватила паника перед, казалось, неизбежным апокалипсисом вследствие «компьютерного сбоя 2000 года», мне все чаще стали попадаться на глаза разного рода пособия по выживанию в тех или иных катастрофических ситуациях. «А как же зомби?» – подумал я. Кто-то определенно должен написать книгу о том, как выжить во время нашествия ходячих мертвецов! Просто обязан найтись какой-нибудь чокнутый с синдромом навязчивых состояний и кучей свободного времени, который, несколько раз задавшись вопросом «а что, если?», начнет действовать. К счастью или нет, но этим чокнутым суждено было стать мне.
   Я не предполагал, что книга «Зомби. Руководство по выживанию» будет опубликована. Писал я ее для собственного удовольствия. Ходячие мертвецы продолжали будоражить мое воображение (и пугать меня), и по мере того как я взрослел, моя одержимость ими лишь усиливалась. Зомби как явление глобальное может служить идеальной призмой для рассмотрения процессов разрушения общества. Зомби – это и атипичная пневмония, и СПИД, и ураган, в результате которого затопленным оказывается весь город, и распространение идеи сверхчеловека, погружающей целый континент в хаос войны. Зомби – это некая реальная угроза вроде пандемии, а подобные явления имеют свойство выявлять в людях слабости, губительные для них самих. Страх перед зомби у меня не исчезнет никогда.

Успокоение, Ltd: история из «Войны миров Z»

   Беруфьордур, Исландия
   Томас Кирстед выглядит точь-в-точь как на довоенной фотографии. Да, он довольно сильно похудел, а волосы почти полностью побелели, но во взгляде нет и намека на выражение страдания, какое бывает у человека, избежавшего смерти. Он машет мне с борта «Королевы Африки». Бывшая парусная яхта трехсотфутовой длины и сейчас выглядит элегантно, несмотря на залатанные паруса и серую военную окраску. Судно, некогда бывшее дорогой игрушкой Саудовской королевской семьи, теперь ходит под флагом Европейского Союза и служит мобильным штабом компании «Успокоение, Ltd».
   – Добро пожаловать на борт! – Как только катер пришвартовывается к борту, доктор Кирстед протягивает мне руку. – Хорошая компашка собралась, а? – Слова относятся к флотилии боевых кораблей и десантно-войскового транспорта, стоящей на рейде во фьорде. – К счастью, это всего лишь разведывательный поход. Доставать субъектов становится все труднее. Юго-Восточная Азия надежно охраняется, поступления из Африки иссякают. Россия была нашим лучшим экспортером, неофициально, конечно, но сейчас… Русские наглухо закрыли границу. Больше никаких «гибких взаимоотношений», в том числе на уровне частных лиц. Куда катится мир, если даже русским невозможно сунуть на лапу? – Он усмехается.
   Мы спускаемся на палубу B. Из люка, залитого светом грузового отсека в конце коридора, внезапно раздается громкий рев.
   – Нет, это не они. – Кирстед машет через плечо. – Это чемпионат по крикету, Шри-Ланка против Вест-Индии. Мы принимаем прямой сигнал Би-би-си с Тринидада. Все субъекты содержатся в самом низу в специально оборудованных каютах. Недешево, конечно, но недешево вообще все, что мы тут делаем.
   Спускаемся на палубу C, минуя каюты членов экипажа и шкафы с различным оборудованием.
   – Официально нашу деятельность финансирует Министерство здравоохранения ЕС. Оно предоставляет корабли, персонал, оказывает военную помощь в отлове субъектов, а если военных в распоряжении нет, оплачивает услуги частных наемников, таких как «Имписи». Ну, знаете – «гиены». Они тоже обходятся недешево.
   Государственного финансирования из Америки мы вообще не получаем. Я смотрел дебаты в вашем конгрессе по парламентскому телеканалу. Помню, здорово меня позабавило, когда тот сенатор попытался открыто выступить в поддержку государственного финансирования. Его после того случая вроде задвинули куда-то в департамент национальной похоронной службы.
   Ирония в том, что основная часть денег поступает к нам как раз из Америки, от частных лиц и благотворительных организаций. Ваш [имя вымарано по причинам юридического характера] основал фонд, который дал десяткам ваших соотечественников возможность воспользоваться нашими услугами. Нам необходим каждый доллар, каждый кубинский песо, если хотите. Сейчас лишь деньги и имеют значение.
   Поимка субъектов трудна и опасна, очень опасна, но этот этап работы относительно дешев. Подготовка – вот на что утекает львиная доля средств. Недостаточно просто найти субъекта нужного роста, комплекции, пола, с более или менее подходящими чертами лица. – Кирстед качает головой. – Настоящая работа начинается уже после того, как он оказывается в нашем распоряжении.
   Волосы необходимо вымыть, остричь, возможно, перекрасить. Чаще всего основные черты лица приходится реконструировать, а то и вовсе создавать с нуля. У нас тут трудятся лучшие специалисты из Европы и Америки. Большинство из них работает за фиксированную плату или даже на общественных началах, но некоторые хорошо понимают, сколько стоит их талант, и требуют оплаты чуть ли не посекундно. Талантливые, черти.
   Спускаемся на палубу E. Проход на эту уже закрыт тяжелой металлической дверью и охраняется двумя крепкого вида вооруженными мужчинами. Кирстед что-то говорит им по-датски. Мужчины кивают в ответ и устремляют взоры на меня.
   – Вынужден извиниться, – говорит Кирстед. – Не я тут выдумываю правила.
   Предъявляю паспорта – американский и Европейского Союза, – заверенную копию договора и письмо-согласие с печатью Министерства психического здоровья ЕС. Караульные внимательно изучают документы, даже просвечивают их довоенными ультрафиолетовыми лампами, затем кивают мне и открывают дверь. Мы с Кирстедом проходим в искусственно освещенный коридор. Воздух здесь неподвижен, без запаха и до крайности сухой. Слышно мерное жужжание то ли нескольких маленьких, то ли одного очень большого и мощного осушителя воздуха. По обе стороны тянутся ряды тяжелых стальных дверей с электронными замками, возле каждой из которых висит предупреждение на нескольких языках о запрете доступа посторонним лицам. Кирстед немного понижает голос:
   – Вот здесь это и происходит. Подготовка. К сожалению, мы не можем туда зайти. Запрещено по соображениям безопасности персонала, думаю, вы понимаете.
   Продолжаем путь по коридору. Кирстед жестами указывает на двери, не прикасаясь к ним.
   – Лицо и волосы – лишь часть этапа подготовки. «Гардеробная персонализация» – вот настоящее испытание. Терапия просто-напросто не будет работать, если субъекты, скажем так, будут «носить» не ту одежду или не будут иметь при себе определенных личных вещей. Тут нас здорово выручает глобализация, хоть за это ей спасибо. Футболки, изготовленные, например, в Китае, можно найти в Европе, Америке, да и вообще везде. То же самое с электроникой и ювелирными украшениями. У нас договор с одним ювелиром на производство эксклюзивных украшений, хотя вы бы удивились, узнав, как часто нам в рознице удавалось отыскивать полные аналоги этих так называемых «единственных в своем роде» вещиц. Кроме того, у нас тут есть специалистка по детским игрушкам. Правда, она их не изготавливает, а модифицирует. Знаете, никто не способен так индивидуализировать игрушку, как ребенок. То есть, к примеру, у плюшевого мишки может не хватать глаза, а у солдатика один башмак будет черный, а другой – коричневый. У нашей специалистки по этой части есть склад игрушек в Лунде. Я его видел: огромный старый ангар для самолетов, внутри которого горками насыпаны различные игрушечные аксессуары: расчески для кукол, оружие для солдатиков. Там таких горок сотни, тысячи. Мне эта картина напомнила поездку в студенческие годы в концлагерь Аушвиц: горы очков и детских туфелек. Ума не приложу, как Ингвильд во всем этом разбирается. Просто одержимая женщина.
   Помнится, как-то раз нам понадобился «особый пенни». Клиент попался специфический. В свое время он был кем-то вроде «агента по развлечениям» в Голливуде, работал с [имя вымарано по причинам юридического характера] и многими другими умершими звездами. В письме он написал, что однажды отвез своего сына в местечко под названием «Город путешествий». Это что-то типа музея поездов в Лос-Анджелесе. Он еще сообщил, что то был единственный раз в его жизни, когда он провел с сыном весь день. Так вот, в «Городе путешествий» стояло такое устройство, в которое если бросишь пенни и дернешь за рычаг, то монетка перекуется в особый медальон. Клиент сказал, что в день эвакуации сын отказался расставаться с медальоном. Мальчик даже уговорил отца проделать в нем дырку, чтобы можно было продеть в нее шнурок и носить на шее. Половина письма клиента состояла из подробного описания этого уникального пенни. Описывался не только дизайн, но и цвет, степень старения, толщина и даже указывалось точное место, в котором было проделано отверстие. Я понимал, что мы не сможем найти ничего и близко напоминающего медальон. Но нам помогла Ингвильд, и знаете, что она сделала? Создала новый, совершенно идентичный. Отыскала в сети документы компании, а потом передала копию дизайна одному местному слесарю. Ингвильд состарила монету, как профессиональный химик, – с помощью нужной комбинации соли, кислорода и искусственного света. Но главное, она позаботилась о том, чтобы вещица была изготовлена из пенни, выпущенного до 1980 года, когда американское правительство вывело из оборота медяки. Дело в том, что когда такую монету сминаешь прессом и обнажается внутренний металл… Простите, «слишком много информации», как вы, американцы, говорите. Я вам это говорю, просто чтобы показать, насколько мы здесь преданы своему делу. Между прочим, зарплата Ингвильд обеспечивает только прожиточный минимум. У нее, как и у меня, «комплекс вины богача».
   Мы спускаемся на палубу F – самую нижнюю на борту «Королевы Африки». Хотя она тоже освещена искусственно, здешние лампы по яркости не уступают солнцу, каким оно было до войны.
   – Мы пытаемся имитировать солнечное освещение, – объясняет Кирстед. – Кроме того, в каждой каюте воссоздаются звуки и запахи в соответствии с пожеланиями клиентов. Чаще всего они умиротворяющие – аромат сосны, щебетание птиц, – но вообще все зависит от клиента. Был у нас тут один человек из континентального Китая, приезжал с ознакомительным визитом, чтобы выяснить, есть ли смысл тамошним властям создавать предприятие наподобие нашего. Он прибыл из Чунцина и хотел слышать звуки городского шума и ощущать запахи промышленных отходов. Нашей команде пришлось микшировать аудиодорожки со звучанием различных автомобилей и автобусов, производимых в Китае, а чтобы воспроизвести токсичный смог – смешать запахи угля, серы и этилированного бензина.
   Получилось. Как и с особым пенни. Должно было получиться. Иначе какой, к черту, смысл во всей этой затее? Зря мы, что ли, тратим время, деньги, да еще и рискуем психическим здоровьем местных работников? Мы постоянно переживаем то, что весь проклятый мир пытается забыть, а знаете почему? Потому что это работает. Потому что так мы помогаем людям, даем им именно то, что заключается в названии компании. Наш коэффициент эффективности достигает семидесяти четырех процентов. Большинству клиентов удается восстановить некое подобие жизни, оставить трагедию в прошлом, обрести что-то вроде успокоения. Это единственная причина, почему тут работают такие, как я. Лучшего места для преодоления «комплекса вины богача», чем здесь, и не сыскать.
   Мы направляемся к последней каюте. Кирстед достает ключ и поворачивается ко мне.
   – Знаете, до войны словом «богатый» обозначали обладателя материальных ценностей – денег, вещей. У моих родителей не было ни того ни другого, хотя они жили в такой, казалось бы, социалистической стране, как Дания. Один мой друг был богатым и всегда за меня платил, хотя я никогда его об этом не просил. Он постоянно ощущал себя виноватым из-за своего богатства, даже как-то раз признался мне в этом. Сказал, как несправедливо, что у него в отличие от других есть все. «Несправедливо». – В первый раз с момента нашей встречи с лица Кирстеда сходит улыбка. – Я не потерял ни одного члена семьи. Серьезно. Мы все выжили. Я понимал, к чему все идет, «почуял, куда ветер дует», как вы, американцы, любите выражаться. Не долго думая, я продал дом, купил все необходимое для выживания и еще за полгода до всеобщей паники переправил семью на Шпицберген. Жену, сына, двух дочерей, брата со всей его семьей – они все до сих пор живы, – трех внучат и пятерых племянников. А этот мой старый друг, у которого было «все»… он был у нас с месяц назад. Самое большое богатство сейчас – жизнь, вот поэтому мы и называем свое состояние «комплексом вины богача». Хотя, возможно, его стоило бы назвать «комплексом стыда богача», ведь люди вроде нас почему-то не любят обсуждать эту тему. Даже друг с другом. Помню, как я однажды пришел к Ингвильд на склад, и у нее на столе стояла фотография. Я вошел без стука и немного ее смутил. Она молниеносно бухнула фоторамку на стол, не успев даже посмотреть, кто пришел. Инстинкт. Чувство вины. Стыда. Я не стал спрашивать, кто изображен на фото.
   Останавливаемся у последней каюты. На переборке возле двери болтается планшет с копией договора, еще одной. Кирстед смотрит сначала на документ, затем виновато на меня.
   – Прошу прощения. Знаю, что вы подписали договор, но, поскольку вы не гражданин ЕС, правила требуют еще раз прочитать текст договора и расписаться на дополнительной копии формуляра. Понимаю, что перечитывать эту казуистику удовольствие сомнительное, и будь моя воля, я бы разрешил вам просто расписаться, да и дело с концом, но… – Он стреляет глазами в сторону камеры видеонаблюдения над головой.
   Делаю вид, что читаю. Кирстед вздыхает:
   – Знаю, что многие люди не одобряют нашу деятельность. Они считают ее аморальной или как минимум бесполезной. Я их понимаю. Для многих из них счастье в неведении. Неведение спасает их, заставляет двигаться вперед. Благодаря ему люди продолжают жить дальше, восстанавливаются физически и морально, так как подсознательно надеются, что однажды наступит день, когда некогда потерянный человек вдруг снова появится у них на пороге. Ощущение неопределенности дает им надежду, а «Успокоение», напротив, ее убивает.
   Но есть и другая категория выживших, а именно те, кому неопределенность не дает покоя. Такие продолжают неустанно прочесывать руины и массовые захоронения и перелопачивать бесконечные списки погибших. Это люди, которые предпочли надежде правду, но при этом, чтобы жить дальше, им требуется какое-нибудь материальное подтверждение этой правды. Конечно, мы не предоставляем клиентам правду, и в глубине души они это сознают. Но они верят в нее, потому что хотят верить, равно как и те, кто глядит в пустоту и видит надежду.
   Я ставлю подпись на последней странице формуляра. Кирстед вытаскивает ключ-карту.
   – Между прочим, мы составили обобщенный психологический портрет человека, обращающегося к нам за помощью. Чаще всего это энергичная по характеру личность – активная, решительная, привыкшая самостоятельно управлять своей судьбой. – Он глядит на меня искоса. – Это, естественно, очень широкое обобщение, однако для многих людей утрата контроля над собственной жизнью – самая большая потеря того времени, и эта процедура дает им видимость возвращения былой власти.
   Кирстед вставляет ключ-карту в слот, красный огонек на замке сменяется зеленым, и дверь открывается. Я вхожу в каюту. Внутри пахнет шалфеем и эвкалиптом, а из закрепленных на переборках динамиков льются звуки прибоя. Я смотрю на стоящего передо мной субъекта. Он смотрит на меня. Начинает яростно бороться с удерживающими его ремнями, пытаясь дотянуться до меня. Затем широко распахивает рот и воет.
   Понятия не имею, сколько времени гляжу на субъекта. Наконец я поворачиваюсь к Кирстеду и согласно киваю. На его лицо снова возвращается улыбка.
   Датский психиатр подходит к небольшому сейфу у задней переборки.
   – Как я понимаю, свой вы не взяли.
   Я отрицательно качаю головой.
   Кирстед отходит от сейфа и вкладывает мне в руку небольшой автоматический пистолет. Проверяет, что в оружии только один патрон, затем отступает назад и выходит из каюты, притворив за собой дверь.
   Я навожу метку лазерного указателя на лоб субъекта. Он порывается броситься на меня, рычит и клацает зубами. Я спускаю курок.

Стив и Фред

   – Их слишком много! – завопила Наоми в унисон визгу скользящих мотоциклетных шин.
   Они затормозили как раз на границе леса. Под седоками грозным зверем урчал мощный двигатель «бьюлла». Стив, сощурившись, оглядел внешнюю стену. Сейчас его беспокоили не зомби. Главные ворота лаборатории оказались заблокированы. Въезд перегораживали выгоревший дотла остов того, что когда-то было тягачом, и военный «хамви», с которым грузовик столкнулся. Должно быть, после удара полуприцеп продолжил по инерции движение вперед, после чего, опрокинувшись, подмял под себя обе машины. На асфальте, в том месте, где натек расплавленный огнем алюминий, словно лед, поблескивали белесые застывшие лужицы. Здесь проехать не удастся.
   – Придется воспользоваться служебным проездом, – бросил Стив Наоми через плечо.
   Нейробиолог удивленно вскинула голову:
   – А он есть?
   Стив невольно усмехнулся – при всем ее уме Наоми иной раз могла быть наивной до глупости. Он облизнул палец и картинно поднял его, подставляя ветру.
   – Давай-ка поглядим.
   Лаборатория была полностью окружена. Стив ожидал этого. Вокруг шестигранного периметра, медленно волоча ноги и шаря руками по забору, бродило около нескольких сотен мертвецов.
   – Не вижу никакого служебного проезда! – воскликнула Наоми, стараясь перекричать рокот мотоцикла.
   – А он и не потребуется! – крикнул Стив в ответ.
   Вот оно! Место, где живые мертвецы недавно толпились у стены. Вероятно, по другую ее сторону находилось что-то, привлекшее их внимание: выживший человек или раненое животное. Кто знает, да и какая разница? Что бы там ни было, это нечто влекло их так сильно, что находящихся у основания стены смердяков напирающие сзади собратья буквально впечатали в облупленные каменные блоки. В результате такой давки под стеной образовалась расположенная под углом плотная масса утрамбованной мертвечины, по которой еще способные двигаться смердяки могли как по пандусу подниматься наверх и переваливать на другую сторону.
   Основное столпотворение, видимо, случилось несколько часов назад. От добычи с тех пор остались рожки да ножки, и теперь лишь несколько мертвецов восходили или заползали вверх по горе трупов. Было видно, что у затоптанных некоторые части тела все еще шевелятся – то рука у кого-то дернется, то челюсти щелкнут. Об этой мешанине Стив волновался меньше всего; сейчас его заботили уцелевшие. Да и то не сильно. Он еле заметно кивнул сам себе. Проблем не возникнет.
   Наоми не сразу среагировала, когда Стив повернул руль мотоцикла в сторону пандуса из мертвых тел. Лишь после того, как взревел двигатель, она наконец посмотрела туда, куда он метил.
   – Ты что… – начала было Наоми.
   – Это единственный путь.
   – Да это безумие! – заорала она, убирая руки с его пояса и собираясь соскочить с мотоцикла.
   Стив инстинктивно выбросил левую руку назад, схватил запястье Наоми и снова плотно прижал к себе. Обернувшись и увидев ее испуганный взгляд, он моментально налепил на физиономию свою фирменную улыбку:
   – Доверься мне.
   Бледная как мел, с круглыми как блюдца глазами Наоми лишь кивнула и обхватила его что было сил. Стив, не переставая улыбаться, снова устремил взор к куче затоптанных зомби. Ну, вонючее отребье, встречайте гостя!
   «Бьюлл» сорвался с места со скоростью пули и, с шумом рассекая встречный ветер, понесся вперед. Пятьсот ярдов… четыреста… триста… Несколько зомби у подножия рампы заметили их, развернулись и побрели навстречу летящему на них двухколесному коню. Двести ярдов… сто… Вот, теперь они уже кучкуются, сбиваются в небольшую, но плотную группу, перегораживая путь. Не моргнув глазом, Стив выхватил из-за потрепанного кожаного ремня «M-4» и, не сводя взгляда с противника, с силой потянул зубами за рукоятку перезарядки. Подобный номер он уже проделывал раньше, в ночь, когда его «харриер» потерпел крушение близ Фаллуджи. При падении Стив поломал обе руки и ногу, но его боевой дух не был сломлен. Он попытался взвести автомат зубами. Тогда это сработало, и будь он проклят, если фокус не сработает и в этот раз! Стив с облегчением услышал щелчок, с которым первый патрон отправился в патронник.
   Времени на прицеливание нет. Придется стрелять от бедра. Выстрел! Левый глаз ближайшего зомби превратился в кровавое месиво, а из развороченного затылка вылетел фонтан красно-коричневой массы. В иной ситуации Стив не преминул бы воспользоваться возможностью прокомментировать собственную меткость, однако сейчас времени не было. Второй выстрел! Третий! Еще пара мертвяков безвольно, словно марионетки, которым перерезали ниточки, повалилась на землю. В этот раз он самодовольно осклабился. То, что доктор прописал.
   Впереди стало немного свободнее, но хватит ли времени расчистить дорогу полностью, учитывая, с какой бешеной скоростью они несутся?
   – О Господи! – завизжала Наоми.
   Когда до цели оставался всего какой-то десяток метров, Стив перевел карабин в автоматический режим стрельбы и осыпал надвигающихся мертвецов целым градом свинцово-медных билетов в преисподнюю. «Передайте от меня привет сатане! – мысленно напутствовал он их. – Или моей бывшей жене, если встретите ее раньше».
   Патроны кончились как раз в тот момент, когда наземь рухнул последний зомби, и стасорокашестисильная машина с глухим звуком врезалась в груду тел. Ломая кости, перемалывая колесами разлагающуюся зловонную плоть, мотоцикл взмыл на вершину импровизированного пандуса, и уже через секунду Стив с Наоми летели по другую сторону забора.
   – Да!!! – заорал Стив; на мгновение он вновь ощутил себя пилотом военного самолета, несущегося над иракской пустыней и сеющего разрушения и смерть на земле во имя торжества демократии. Правда, в отличие от истребителя «AV-8» этой машиной нельзя было управлять в воздухе.
   Переднее колесо «бьюлла» врезалось в асфальт автомобильной парковки и скользнуло по луже человеческих останков. Удар оказался такой силы, что оба седока подскочили на кожаном седле, когда-то явно сделанном на заказ, и кувырком полетели на землю. Стив сгруппировался, прокатился по асфальту и стукнулся о колесо разбитой «тойоты-приус». Сверху, из проема распахнутой дверцы гибридного автомобиля, на него глядел водитель – без рук и с обглоданным лицом. Что планету не смогла спасти эта дурацкая колымага, что своего владельца, отметил про себя Стив.
   Он вскочил на ноги. Наоми лежала в нескольких ярдах поодаль лицом вниз и абсолютно неподвижно. Черт! Мотоцикл валялся в стороне. Одному Богу известно, смог ли хоть один из них двоих пережить падение.
   И тут Стив услышал стенания и почуял невыносимый трупный смрад. Его как током пронзило. Он крутанулся на месте и увидел, что на них надвигается небольшая кучка зомби. Куда, черт побери, делся «M-4»? Стив помнил, что в момент приземления карабин выскользнул у него из руки, даже слышал звук, с которым тот запрыгал по твердому асфальтовому покрытию, но где оружие сейчас? Видимо, отлетело под машину, вот только под какую? На парковке стояло несколько сотен автомобилей, и это значит, что несколько сотен их бывших хозяев, ныне превратившихся в зомби, скорее всего бродят где-то неподалеку. Впрочем, не было времени забивать ими голову, равно как и искать карабин. Мертвяки – сейчас их группа насчитывала уже штук двадцать – медленно, но верно приближались к неподвижному телу Наоми.
   Рука Стива инстинктивно нырнула под куртку за 9-миллиметровым пистолетом. Нет. Он остановил себя. Если не удастся отыскать «M-4» или он окажется вышедшим из строя, «глок» останется их единственным огнестрельным оружием. Кроме того, подумал Стив, любовно ощупывая за спиной ножны из акульей кожи, это будет просто неуважением к «Мусаши».
   Вжик, и в лучах полуденного солнца блеснул 23-дюймовый клинок меча «ниндзя-то», столь же безупречно чистый и ослепительно сверкающий, каким он был в день, когда сенсей Ямамото подарил его Стиву на Окинаве. «Его имя – Мусаши, – сказал тогда старый мастер. – Дух воина. Обнажив меч, ты должен утолить его жажду кровью». «Что ж, – подумал Стив, – будем надеяться, что тухлая жижа в венах смердяков сойдет за кровь».
   В отражении клинка мелькнул первый зомби. Стив размахнулся и нанес удар аккурат в нижнюю часть шеи. Лезвие меча рассекло мышцы и кости с легкостью ножа, входящего в масло, и голова противника, щелкая челюстями, закатилась под сгоревший мини-вэн.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента