ГЛАВА 3
Я Водяной, я Водяной,
Никто не водится со мной…
(Песенка из мультфильма)
…Всяка нечисть бродит тучей,
На прохожих сея страх…
(Песня народная, слова и музыка В. Высоцкого)
А по дому Барабашка
Ходит-бродит с вострой шашкой…
(Первый стих четырехлетнего ребенка)
С помощью Макаронина я установил вокруг усадьбы Лосихи новое охранное заклинание да вдобавок развесил по ближайшим соснам сторожевые маячки, так что теперь к плетню невозможно было подойти незамеченным даже самой темной ночью.
Лосиха, правда, очень настаивала на проведении «ходовых испытаний» и при этом заговорщицки мне подмигивала и кивала в сторону Володьши, внимательно наблюдавшего за моими действиями. Однако я категорически отказался ставить эксперименты на совершенно безобидном человеке. Тетка было обиделась, но затем, минут на десять куда-то отлучившись, вдруг пришла во вполне благодушное настроение. Она даже выставила угощение «работничкам» и непривычно многословно рассыпалась в благодарностях.
Так что часа четыре спустя мы, сытые и слегка пьяные, сидели во дворе на бревнышке, смотрели в ночное, изузоренное звездами небо и тихо, лениво наслаждались покоем.
Володьша давно очнувшийся или, сказать вернее, проснувшийся, поскольку, как оказалось, дубинка Лосихи была наговоренной и не «ушибала» свою жертву, а всего-навсего усыпляла ее, внимательно слушал ленивые сетования старшего лейтенанта по поводу отсутствия в этом уединенном месте электричества, радио, телевидения и даже газет и, как следствие этого, полного отрывы от жизни страны.
Наконец Юрик замолчал, заворочался и, покряхтывая, поднялся на ноги.
– Пойду прогуляюсь до ближайшего лесочка, – заявил Юркая Макаронина, довольно потягиваясь. – Надо перед сном освободить мочевой пузырь.
Развернувшись, он направился к плетню, на ходу прищелкивая пальцами и с удовольствием наблюдая, как послушная заклинанию изгородь прижимается к земле.
Шаги Макаронина стихли, и тогда заговорил Володьша:
– Чем больше я за вами наблюдаю… – Он бросил в мою сторону быстрый взгляд и торопливо вставил: – Только ты не обижайся.
– Ну с чего мне обижаться? – ухмыльнулся я, догадываясь, о чем пойдет речь.
– Ага… – успокоенно констатировал Володьша. – Так вот, чем больше я за вами наблюдаю, тем непонятнее вы для меня становитесь. Вот сейчас твой… э-э-э… друг говорил про какие-то странные, совершенно неизвестные и невероятные вещи. Что такое радио, и как его слушают? Кто такой теле… вин… зер и зачем его смотрят? А насчет… гап… зеп… твы… тут уж я совсем ничего не понял.
Володьша помолчал, задумчиво опустив глаза, а затем продолжил свои размышления:
– А уж его заверения, что он состоит на службе у самого Змея Горыныча и занимает там какое-то особое место, так они просто… э-э-э… невероятны!
– Когда это Макаронина говорил, что состоит на службе у Змея Горыныча? – лениво удивился я.
– Как «когда»? – чуть оживившись, переспросил Володьша. – Он же постоянно называет себя «представитель власти при исполнении служебных обязанностей» и… это… обещает всех и за все жестоко покарать. Причем, как я понял, карать будет не сам старший… этот… лейте… нам Макаронина, а кто-то, занимающий гораздо более высокий пост, чуть ли не сам Змей Горыныч! Вот и выходит, что этот… твой… Макаронина состоит на службе у Горыныча и занимает весьма высокий пост. Только… он ведь все врет! – неожиданно подвел черту местный философ.
– Ну… вообще-то да! – Вынужден был согласиться я. – Только Юрик не врет, там где мы… э-э-э… Там, откуда мы пришли, он действительно состоит на… э-э-э… государевой службе и занимает определенный пост. Просто он никак не может понять… или принять… что мы с ним находимся уже в другом Мире.
– А, так вы пришлецы! – с облегчением и даже с каким-то удовольствием протянул Володьша. – Ну тогда все ясно!
– Я смотрю, для тебя «пришлецы» довольно обычное явление? – переспросил я его. Мне стало интересно, как часто попадают в этот Мир «чужие».
– Нет, конечно, – поспешно ответил Володьша и поскреб свой затылок, – я сам никогда с пришлецами не встречался, тем более с пришлецами-магами… Но вообще-то в этих местах пришлецы объявлялись довольно часто, особенно в старые времена.
– В старые времена? – переспросил я.
– Ну да, – спокойно, как о нечто само собой разумеющемся сообщил Володьша, – лет этак двести – триста назад, почитай, каждый год несколько штук появлялось. Ну, сейчас, конечно, они выпадают гораздо реже. А то, что вы пришлецы, очень хорошо объясняет и ваше поведение, и ваши разговоры.
«Ишь ты, «выпадают»!… Пришлецы у них здесь, выходит, вроде осадков», – подумал я с усмешкой.
Володьша между тем еще раз поскреб затылок и, вдруг озаботившись, добавил:
– Только вам будет очень сложно… тут у нас. Вы ж ведь ничегошеньки не знаете.
– Да мы ничего и узнавать не собираемся! – Я пожал плечами. – Наша задача отыскать девушку и забрать ее домой.
– Девчушка-то, получается, тоже пришлец… – раздумчиво проговорил Володьша. – То-то я сразу заметил – какая-то она не такая.
– Она такая, как надо! – жестко осадил я разговорившегося мужика. – Это ваш Змей… Горилыч какой-то не такой! Ну да ничего, мы со старшим лейтенантом мозги ему вправим!
Володьша бросил в мою сторону быстрый косой взгляд и едва заметно покачал головой.
– Сомневаешься? – с усмешечкой спросил я.
– Сомневаюсь! – с некоторой отчаинкой в голосе выдохнул Володьша и поспешил объясниться: – Нет, ты, конечно, серьезный колдун, только ведь ничегошеньки об Змее Горыныче не знаешь! А когда так, то как ты можешь колдовство-то свое применить, может, оно Змею-то только на пользу пойдет!
– Здесь ты прав, – согласился я и почувствовал, как Володьша с облегчением вздохнул – видимо, он опасался, что я рассержусь.
Однако я и не думал раздражаться. Вместо этого я самым благодушным тоном, но с определенной целью продолжил:
– Информация о Змее, да и вообще обо всем вашем Мире мне, конечно, нужна. Так ведь я и не завтра утром собираюсь в драку лезть. Если мне Людмилу не удастся по дороге перехватить, то пока мы до столицы вашей доберемся, многое можно будет узнать и понять.
Я взглянул на Володьшу и добавил:
– Вот и ты наверняка тоже можешь порассказать интересного.
– Конечно, могу, – неожиданно легко согласился Володьша, – я ж до побега в департаменте слухов и домыслов трудился – почитай, в самой информированной службе. А когда прежний-то Змей того… удалился от дел…
– Постой, – перебил я его, – давай-ка по порядку! У вас тут что, власть недавно поменялась?
– Поменялась… – со вздохом подтвердил Володьша.
– Рассказывай! – потребовал я.
– Что? – удивленно вскинулся Володьша.
– А все! Все что знаешь, все как было, с самого начала!
– Ну, с самого-то начала теперь вряд ли кто сможет рассказать, да и как на самом деле было, я тоже не знаю… – несколько неуверенно протянул мужик. – Могу рассказать только то, что в общем-то все знают. Ну, может быть, с кое-какими подробностями.
– Давай с «кое-какими подробностями», – согласился я.
Володьша помолчал, собираясь, видимо, с мыслями, а затем заговорил напевно, словно рассказывая древнюю балладу:
– До совсем недавнего времени государством нашим правил ужасно могучий Змей Горыныч по прозванью Поллитрбурло. Головы у него были все как одна мудрые, крылья по двенадцати сажён, да с подкрылками и элеронами, а лапы – жуть! Каждый коготь по полтора десятка вершков чистой кованой кости! Когда Поллитрбурло на трибуне во время военных парадов стоял, народ от восторга орал, от страха писался.
А всего голов у Поллитрбурла было не то двенадцать, не то четырнадцать, а иногда, может, даже и восемнадцать. Правил Поллитрбурло лет сто или даже поболе, и, поскольку голов у него было… того… много, бдил за всем, что в государстве делалось. Каждая голова свое дело наблюдала. Ты себе представить не можешь, но даже железа и угля кузнецам выдавали столько, сколько Поллитрбурло назначал, ну и, конечно, кузнецы эти ковать могли только то, что им Поллитрбурло предписывал.
Конечно, у Змея Горыныча Поллитрбурла было много этих… помощников – всякие там дьяки, подъячие, видальники, грымзы, столовертухи, мянисты, а уж мелких людишек, всяких там верхних ниженеров и просто ниженеров – так тех без счету.
И ты знаешь, какое у нас тогда было сильное государство?! Армия была – все соседи плохо спали, одних главных полководцев в звании дегенералмиусиусов аж сто двадцать две штуки было, а ведь под каждым тыщ по триста воинов разного звания ходило!
«Врет! – подумал я. – Не может быть в этом… к-хм… государстве такой армии!» Но перебивать не стал, а Володьша вдохновенно врал дальше:
– В общем, крепкая была держава. Ну конечно, торговля процветала – торговлей-то тоже Поллитрбурло командовал. Одной живой воды в другие страны тыщу цистернов в год продавали!
Тут Володьша чуть сбился, посмотрел на меня и поинтересовался:
– Ты знаешь, что такое цистерн?
– Ну-у-у… – неуверенно протянул я, – догадываюсь, что много.
– Цистерн – сто бочков, бочк – двести ведров, ведр – триста штофцев, штофц – четыреста стаканцев, стаканец – пятьсот стопков, стопк – шестьсот каплев, капль… – Володьша смолк, чуть подумал и закончил: – Ну капль – он капль и есть, чего его делить.
Он снова немного помолчал, но почувствовав мое внимание к своему рассказу, продолжил.
– Так вот. Лет пятнадцать назад главная голова Поллитрбурла, которую завали Первак Секретут, стала сбои давать – то память откажет, то счет забудет, то язык начнет заплетаться, а брови у ней выросли, аж глаз не видать стало. Ну ты знаешь, густые да косматые брови к старости отрастают. Пока другие головы думали, как ей помочь, она окончательно… того. Ну, тут и началось!
Оставшиеся сиротами головы все как одна главными захотели стать, а прямо заявить об этом им почему-то стыдно было – положено, вишь ты, мирно договариваться, чтоб, понимаешь, тебя все остальные признали. Ну, покрутились, покрутились они – выбрали одну. Да только голова эта малоопытная была. Начала она туда-сюда кидаться, все, значит, искала, чем бы таким действенным жизнь людям улучшить. Сперва решила бражку запретить. Представляешь? Ну, оно, конечно, запретила… Все запретила – и пиво, и медовуху, и настойки-наливки всякие, и квас-ситро, а уж чистую бражку, так ту вовсе врагом народа объявила. Короче, совсем у державного люда радости не стало. Потом голова пообещала армию сократить, поскольку хлеба на прокорм ее не стало. Ну сам понимаешь, как это известие встретили все дегенералмиусиусы и те, кто под ними ходил! Потом вдруг разрешила кузнецам ковать что кто хочет, столярам строгать что кто хочет, вот только ни железа, ни леса, ни угля выдавать совсем не стала – нет, говорит, больше ни железа, ни леса, ни угля.
Года два она так вот кувыркалась, а потом мы вдруг узнаем, что издох наш Поллитрбурло совсем, а головы его кто куда расползлись и там объявили сами себя главными… кто кем… Ну, кто Змеем, опять же Горынычем, а кто Гюрзой Анакондовичем, это уж кому как нравилось. Не все, правда, на новом месте прижились, некоторых вскорости задавили местные… к-хм… Змееныши Горыновичи, но я не про то…
Мы-то даже растеряться не успели, как в столице у нас новый Змей Горыныч объявился. Звать его Плюралобус Гдемордакрат, и голова у него всего одна, но лихая! Этот Плюралобус сразу и бражку, и пиво, и все остальное ситро разрешил. То есть разрешил и делать самим, и продавать, и пить, и на землю лить. И не только это разрешил, но и все остальное тоже. То есть – все!
Ну тут, конечно, без драки не обошлось – человек ведь каждый хочет побольше под себя захапать, и всего всем всегда не хватает. Некоторые так и до смерти нахапались, но постепенно все как-то образовалось и теперь мы живем в полной свободе, правда, у большинства, кроме этой свободы, ничего и нет. Вот хотя бы у меня…
Тут Володьша вдруг повесил голову, задумался.
Над усадьбой, над окружающим ее лесом да, пожалуй, и над всем этим Миром повисла ласковая теплая тишина, сдобренная монотонным стрекотанием сверчков, совсем, впрочем, не нарушающим ее. Я раздумывал о… кратности Миров и Событий, а Володьша негромко сопел, то ли засыпая, то ли припоминая какую-то давнюю обиду.
Минуты три мы молчали, и вдруг Володьша снова заговорил, резко, с каким-то внутренним надрывом:
– Таких этот Плюралобус кадров набрал – все сплошь каторжане-душегубцы, хоть и учились они в фрязинских гуниверситетах! Говорят – что песню душевную льют, заслушаешься, а на деле… Я б им всем… – Тут он, не договаривая, скрипнул зубами и секунду спустя продолжил чуть спокойнее: – И главное, этого… Плюралобуса Гдемордакрата… вся сущая нечисть поддерживает. Народ еще туда-сюда, серединка-наполовинку, многие и сомнении, а домовые, овинники, кикиморы, мокруши, лоскотухи, водяные шишки, егозы, а особенно мары запецельные да банники – все как один за нового Змея Горыныча! Чем он им подмаслил, никто понять не может. Правда, надо признать, он на ихнем языке, как на своем собственном чешет!
И в этот момент благостная тишина, разлитая в Мире, была нарушена самым грубым образом. Где-то в лесу, совсем недалеко от лосихиной изгороди, кто-то неожиданно завопил высоким женским голосом, и вопль этот был буквально напоен ужасом. А затем вдруг раздался какой-то ненормальный хохот, словно в один миг расщекотали десятка два девок.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента