Мандельштам Осип
Стихотворения (1908-1937)
Мандельштам Осип
С Т И Х О Т В О Р Е Н И Я
1 9 0 8 - 1 9 3 7
3
***
Только детские книги читать, Только детские думы лелеять, Все большое далеко развеять, Из глубокой печали восстать.
Я от жизни смертельно устал, Ничего от нее не приемлю, Но люблю мою бедную землю, Оттого, что иной не видал.
Я качался в далеком саду На простой деревянной качели, И высокие темные ели Bспоминаю в туманном бреду.
1908
***
Звук осторожный и глухой Плода, сорвавшегося с древа, Среди немолчного напева Глубокой тишины лесной...
1908
***
Сусальным золотом горят В лесах рождественские елки, В кустах игрушечные волки Глазами страшными глядят.
О, вещая моя печаль, О, тихая моя свобода И неживого небосвода Всегда смеющийся хрусталь!
1908
***
Дано мне тело - что мне делать с ним, Таким единым и таким моим?
За радость тихую дышать и жить Кого, скажите, мне благодарить?
Я и садовник, я же и цветок, В темнице мира я не одинок.
На стекла вечности уже легло Мое дыхание, мое тепло.
4
Запечатлеется на нем узор, Неузнаваемый с недавних пор.
Пускай мгновения стекает муть Узора милого не зачеркнуть.
1909
***
Сквозь восковую занавесь, Что тихо так сквозит, Кустарник из тумана весь Заплаканный глядит. Простор, канвой окутанный, Безжизненней кулис, И месяц весь опутанный Беспомощно повис. Темнее занавеситься; Все небо охватить: И пойманного месяца Назад не отпустить.
1909
***
Мне стало страшно жизнь отжить И с дерева, как лист, отпрянуть, И ничего не полюбить, И безымянным камнем кануть; И в пустоте, как на кресте, Живую душу распиная, Как Моисей на пустоте, Исчезнуть в облаке Синая. И я слежу - со всем живым Меня связующие нити, И бытия узорный дым На мраморной сличаю плите; И содроганья теплых птиц Улавливаю через сети, И с истлевающих страниц Притягиваю прах столетий.
1909-1910 ?
***
Озарены луной кочевья Бесшумной мыши полевой. Прозрачными стоят деревья, Овеянные темнотой, Когда рябина, развивая Листы, которые умрут, Завидует, перебирая
5
Их выхоленный изумруд, Печальной участи скитальцев И нежной участи детей; И тысячи зеленых пальцев Колеблет множество ветвей. На влажный камень возведенный, Амур, печальный и нагой, Своей младенческой ногой Переступает, удивленный
Тому, что в мире старость есть, Зеленый мох и влажный камень, И сердца незаконный пламень Его ребяческая месть.
И начинает ветер грубый В наивные долины дуть; Нельзя достаточно сомкнуть Свои страдальческие губы.
1909-1910 ?
***
Дыханье вещее в стихах моих Животворящего их духа, Ты прикасаешься сердец каких Какого достигаешь слуха?
Или пустыннее напева ты Тех раковин, в песке поющих, Что круг очерченной им красоты Не разомкнули для живущих?
1909-1910 ?
***
В изголовье черное распятие, B сердце жир и в мыслях пустота И ложится тонкое проклятье Пыльный след - на дерево креста.
Ах, зачем на стеклах сон морозный Так похож на мозаичный сон! Ах, зачем молчанья голос грозный Безнадежной негой растворен!
И слова евангельской латыни Прозвучали, как морской прибой; И волной нахлынувшей святыни Поднят был корабль безумный мой.
6
Нет, не парус, распятый и серый, С неизбежностью меня влечет Страшен мне "подводный камень веры", Роковой ее круговорот!
ноябрь 1910
***
............................. ........На пальмовой верхушке Отмечает листья ветер тонкий. Неразрывно связанный с другими, Каждый лист колеблется отдельно. Но в порывах ткани беспредельно И мирами вызвано иными Только то, что создано землею. Длинные трепещущие нити, В тщетном ожидании наитий Шелестящие своей длиною.
1910
***
Ни о чем не нужно говорить, Ничему не следует учить, И печальна так и хороша Темная звериная душа: Ничему не хочет научить, Не умеет вовсе говорить И плывет дельфином молодым По седым пучинам мировым.
1909
SILЕNTIUM
*********
Она еще не родилась, Она - и музыка, и слово, И потому всего живого Ненарушаемая связь. Спокойно дышат моря груди, Но, как безумный, светел день И пены бледная сирень В черно-лазоревом сосуде. Да обретут мои уста Первоначальную немоту, Как кристаллическую ноту, Что от рождения чиста! Останься пеной, Афродита, И,слово,в музыку вернись, И,сердце,сердца устыдись, С первоосновой жизни слито!
7
***
Когда удар с ударами встречается, И надо мною роковой, Неутомимый маятник качается И хочет быть моей судьбой,
Торопится и грубо остановится, И упадет веретено, И невозможно встретиться, условиться, И уклониться не дано.
Узоры острые переплетаются, И,все быстрее и быстрей Отравленные дротики взвиваются В руках отважных дикарей...
И вереница стройная уносится С веселым трепетом, и вдруг Одумалась и прямо в сердце просится Стрела, описывая, круг.
1910
***
Слух чуткий парус напрягает, Расширенный пустеет взор, И тишину переплывает Полночных птиц незвучный хор.
Я также беден, как природа, И также прост, как небеса, И призрачна моя свобода, Как птиц полночных голоса.
Я вижу месяц бездыханный И небо, мертвенней холста, Твой мир, болезненный и странный, Я принимаю, пустота!
1910
***
Анне Aхматовой
Как черный ангел на снегу, Ты показалась мне сегодня, И утаить я не могу, Есть на тебе печать господня.
Такая странная печать Как бы дарованная свыше
Что, кажется, в церковной нише Тебе назначено стоять.
Пускай нездешняя любовь С любовью здешней будут слиты, Пускай бушующая кровь Не перейдет в твои ланиты.
8
И пышный мрамор оттенит Всю призрачность твоих лохмотий, Всю наготу нежнейшей плоти, Но не краснеющих ланит.
1910
***
Ты прошла сквозь облако тумана. На ланитах нежные румяна. Светит день холодный и недужный. Я брожу свободный и ненужный... Злая осень ворожит над нами, Угрожает спелыми плодами, Говорит вершинами с вершиной И в глаза целует паутиной. Как застыл тревожной жизни танец! Как на всем играет твой румянец! Как сквозит и в облаке багряна Ярких дней зияющая рана.
Змей
****
Осенний сумрак - ржавое железо Скрипит, поет и разъедает плоть... Что весь соблазн и все богатства креза Пред лезвием твоей тоски, господь! Я как змеей танцующей измучен И перед ней, тоскуя, трепещу, Я не хочу души своей излучин, И разума, и музы не хочу. Достаточно лукавых отрицаний Распутывать извилистый клубок; Нет стройных слов для жалоб и признаний, И кубок мой тяжел и неглубок. К чему дышать? На жестких камнях пляшет Большой удав, свиваясь и клубясь, Качается, и тело опояшет, И падает, внезапно утомясь. И бесполезно, накануне казни, Видением и пеньем потрясен, Я слушаю, как узник, без боязни Железа визг и ветра темный стон!
1910
9
***
Aнне Aхматовой
Вы хотите быть игрушечной, Но испорчен ваш завод, К вам никто на выстрел пушечный Без стихов не подойдет.
1911
***
Дождик ласковый, тихий и тонкий, Осторожный, колючий, слепой, Капли строгие скупы и звонки И отточен их звук тишиной.
То - так счастливы счастием скромным, Что упасть на стекло удалось; То, как будто, подхвачена темным Ветром, струя уносится вкось.
Тайный ропот, мольба о прощеньи; Я люблю непонятный язык! И сольются в одном ощущеньи Bся жестокость, вся кротость, на миг.
В цепких лапах у царственной скуки Сердце сжалось, как маленький мяч: Полон музыки, музы и муки Жизни тающей сладостный плач!
22 августа 1911
***
Смутно дышащими листьями Черный ветер шелестит, И трепещущая ласточка B темном небе круг чертит.
Тихо спорят в сердце ласковом Умирающем моем Наступающие сумерки С догорающим лучом.
И над лесом вечереющим Стала медная луна. Отчего так мало музыки И такая тишина?
1911
10
Pаковина
********
Быть может, я тебе не нужен, Ночь; из пучины мировой, Как раковина без жемчужин, Я выброшен на берег твой. Ты равнодушно волны пенишь И несговорчиво поешь, Но ты полюбишь, ты оценишь Ненужной раковины ложь. Ты на песок с ней рядом ляжешь, Оденешь ризою своей, Ты неразрывно с нею свяжешь Огромный колокол зыбей, И хрупкой раковины стены, Как нежилого сердца дом, Наполнишь шепотами пены, Туманом, ветром и дождем...
1911
***
Воздух пасмурный влажен и гулок. Хорошо и нестрашно в лесу. Легкий крест одиноких прогулок Я покорно опять понесу. И опять к равнодушной отчизне Дикой уткой взовьется упрек, Я участвую в сумрачной жизни, Где один к одному одинок! Bыстрел грянул. Над озером сонным Крылья уток теперь тяжелы, И двойным бытием отраженным Одурманены сосен стволы. Небо тусклое с отсветом странным Мировая туманная боль О, позволь мне быть также туманным И тебя не любить мне позволь.
1911
11
***
О небо, небо, ты мне будешь сниться! Не может быть, чтоб ты совсем ослепло, И день сгорел, как белая страница: Немного дыма и немного пепла!
1911
***
Как кони медленно ступают, Как мало в фонарях огня! Чужие люди, верно, знают, Куда везут они меня.
А я вверяюсь их заботе. Мне холодно, я спать хочу. Подбросило на повороте Навстречу звездному лучу.
Горячей головы качанье И нежный лед руки чужой, И темных елей очертанья, Еще невиданные мной.
1911
***
Я ненавижу свет Однообразных звезд. Здравствуй, мой древний бред,Башни стрельчатой рост!
Кружевом, камень, будь, И паутиной стань, Неба пустую грудь Тонкой иглою рань!
Будет и мой черед, Чую размах крыла. Так, но куда уйдет Мысли живой стрела?
Или, свой путь и срок, Я, исчерпав, вернусь: Там - я любить не мог, Здесь - я любить боюсь...
1912
12
Золотой
*******
Целый день сырой осенний воздух Я вдыхал в смятеньи и тоске. Я хочу поужинать,и звезды Золотые в темном кошельке! И,дрожа от желтого тумана, Я спустился в маленький подвал. Я нигде такого ресторана И такого сброда не видал! Мелкие чиновники, японцы, Теоретики чужой казны... За прилавком щупает червонцы Человек,- и все они пьяны. "будьте так любезны,разменяйте, Убедительно его прошу, Только мне бумажек не давайте Трехрублевок я не выношу!" Что мне делать с пьяною оравой? Как попал сюда я, боже мой? Если я на то имею право, Разменяйте мне мой золотой!
1912
***
Образ твой, мучительный и зыбкий, Я не мог в тумане осязать. "господи!" - Сказал я по ошибке, Сам того не думая сказать. Божье имя, как большая птица, Bылетело из моей груди. Bпереди густой туман клубится, И пустая клетка позади.
1912
***
Нет, не луна, а светлый циферблат Сияет мне, и чем я виноват, Что слабых звезд я осязаю млечность? И Батюшкова мне противна спесь: "который час?" - Его спросили здесь, А он ответил любопытным: "вечность".
13
Петербургские строфы
********************
H. Гумилеву
Над желтизной правительственных зданий Кружилась долго мутная метель, И правовед опять садится в сани, Широким жестом запахнув шинель.
Зимуют пароходы. На припеке Зажглось каюты толстое стекло. Чудовищна, - как броненосец в доке, Россия отдыхает тяжело.
А над Невой - посольства полумира, Адмиралтейство, солнце, тишина! И государства жесткая порфира, Как власяница грубая,бедна.
Тяжка обуза северного сноба Онегина старинная тоска; На площади сената - вал сугроба, Дымок костра и холодок штыка...
Черпали воду ялики, и чайки Морские посещали склад пеньки, Где, продавая сбитень или сайки, Лишь оперные бродят мужики.
Летит в туман моторов вереница. Самолюбивый,скромный пешеход, Чудак Евгений бедности стыдится Бензин вдыхает и судьбу клянет!
1913
***
B таверне воровская шайка Всю ночь играла в домино. Пришла с яичницей хозяйка; Монахи выпили вино.
На башне спорили химеры: Которая из них урод? А утром проповедник серый B палатки призывал народ.
На рынке возятся собаки, Менялы щелкает замок. У вечности ворует всякий, А вечность - как морской песок.
14
Он осыпается с телеги, Не хватит на мешки рогож. И, недовольный, о ночлеге Монах рассказывает ложь.
1913
***
Отравлен хлеб, и воздух выпит: Как трудно раны врачевать! Иосиф, проданный в Египет, Не мог сильнее тосковать. Под звездным небом бедуины, Закрыв глаза и на коне, Слагают вольные былины О смутно пережитом дне. Немного нужно для наитий: Кто потерял в песке колчан, Кто выменял коня, - событий Рассеивается туман. И, если подлинно поется И полной грудью, наконец, Все исчезает - остается Пространство, звезды и певец!
1913
Kинематограф
************
Кинематограф. Три скамейки. Сантиментальная горячка. Аристократка и богачка В сетях соперницы-злодейки. Не удержать любви полета: Она ни в чем не виновата! Самоотверженно, как брата, Любила лейтенанта флота. А он скитается в пустыне, Седого графа сын побочный. Так начинается лубочный Роман красавицы-графини. И в исступленье, как гитана, Она заламывает руки. Разлука. Бешеные звуки Затравленного фортепьяно. B груди доверчивой и слабой Еще достаточно отваги Похитить важные бумаги Для неприятельского штаба. И по каштановой аллее
15
Чудовищный мотор несется. Стрекочет лента, сердце бьется Тревожнее и веселее.
В дорожном платье, с саквояжем, В автомобиле и в вагоне, Она боится лишь погони, Сухим измучена миражем.
Какая горькая нелепость: Цель не оправдывает средства! Ему - отцовское наследство, А ей - пожизненная крепость!
1913
Домби и сын.
************
Когда, пронзительнее свиста, Я слышу английский язык, Я вижу Оливера Твиста Над кипами конторских книг.
У Чарльза Диккенса спросите, Что было в лондоне тогда: Контора Домби в старом Сити И Темзы желтая вода.
Дожди и слезы.Белокурый И нежный мальчик Домби-сын. Веселых клерков каламбуры Не понимает он один.
B конторе сломанные стулья, На шиллинги и пенсы счет; Как пчелы, вылетев из улья, Роятся цифры круглый год.
А грязных адвокатов жало Работает в табачной мгле, И вот, как старая мочала, Банкрот болтается в петле.
На стороне врагов законы: Ему ничем нельзя помочь! И клетчатые панталоны, Рыдая, обнимает дочь.
1914
16
***
Я не слыхал рассказов Оссиана, Не пробовал старинного вина,Зачем же мне мерещится поляна, Шотландии кровавая луна? И перекличка ворона и арфы Мне чудится в зловещей тишине, И ветром развеваемые шарфы Дружинников мелькают при луне! Я получил блаженное наследство Чужих певцов блуждающие сны; Свое родство и скучное соседство Мы презирать заведомо вольны. И не одно сокровище, быть может, Минуя внуков, к правнукам уйдет, И снова скальд чужую песню сложит И как свою ее произнесет.
1914
***
Есть ценностей незыблемая скала Над скучными ошибками веков. Неправильно наложена опала На автора возвышенных стихов. И вслед за тем, как жалкий Сумароков Пролепетал заученную роль, Как царский посох в скинии пророков, У нас цвела торжественная боль. Что делать нам в театре полуслова И полумаск, герои и цари? И для меня явленье Озерова Последний луч трагической зари.
1914
***
Поляки! Я не вижу смысла В безумном подвиге стрелков! Иль ворон заклюет орлов? Иль потечет обратно висла? Или снега не будут больше Зимою покрывать ковыль? Или о Габсбургов костыль Пристало ушибаться польше? И ты, славянская комета, В своем блужданьи вековом, Рассыпалась чужим огнем, Сообщница чужого света!
1914
17
***
Aнне Aхматовой
Черты лица искажены Какой-то старческой улыбкой. Ужели и гитане гибкой Все муки Данта суждены?
1915
***
Бессонница. Гомер. Тугие паруса. Я список кораблей прочел до середины: Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный, Что над Элладою когда-то поднялся.
Как журавлиный клин в чужие рубежи, На головах царей божественная пена, Куда плывете вы? Когда бы не Елена, Что Tроя вам одна, ахейские мужи?
И море, и Гомер - все движется любовью. Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит, И море Черное, витийствуя, шумит И с тяжким грохотом подходит к изголовью.
1915
***
Уничтожает пламень Сухую жизнь мою, И ныне я не камень, Я дерево пою.
Оно легко и грубо, Из одного куска И сердцевина дуба, И весла рыбака.
Bбивайте крепче сваи, Стучите, молотки, О деревянном рае, Где вещи так легки.
1915
18
***
От вторника и до субботы Одна пустыня пролегла. О, длительные перелеты! Семь тысяч верст - одна стрела. И ласточки, когда летели B Египет водяным путем, Четыре дня они висели, Не зачерпнув воды крылом.
1915
***
В Петрополе прозрачном мы умрем, Где властвует над нами Прозерпина. Мы в каждом вздохе смертный воздух пьем, И каждый час нам смертная година. Богиня моря, грозная Aфина, Сними могучий каменный шелом. B Петрополе прозрачном мы умрем,Здесь царствуешь не ты, а Прозерпина.
1916
***
Эта ночь непоправима, А у вас еще светло. У ворот Ерусалима Солнце черное взошло. Солнце черное страшнее Баю баюшки баю B светлом храме иудеи Хоронили мать мою. Благодати не имея И священства лишены, B светлом храме иудеи Отпевали прах жены. И над матерью звенели Голоса израильтян. Я проснулся в колыбели, Черным солнцем осиян.
19
***
Природа - тот же Рим отразилась в нем. Мы видим образы его гражданской мощи В прозрачном воздухе, как в цирке голубом, На форуме полей и в колоннаде рощи.
Природа - тот же Рим, и, кажется, опять Нам незачем богов напрасно беспокоить, Есть внутренности жертв, чтоб о войне гадать, Рабы, чтобы молчать, и камни, чтобы строить!
1917
Декабрист
*********
"Тому свидетельство языческий сенат, Сии дела не умирают!" Он раскурил чубук и запахнул халат, А рядом в шахматы играют.
Честолюбивый сон он променял на сруб В глухом урочище сибири, И вычурный чубук у ядовитых губ, Сказавших правду в скорбном мире.
Шумели в первый раз германские дубы, Европа плакала в тенетах, Квадриги черные вставали на дыбы На триумфальных поворотах.
Бывало, голубой в стаканах пунш горит. С широким шумом самовара Подруга рейнская тихонько говорит, Вольнолюбивая гитара.
"Еще волнуются живые голоса О сладкой вольности гражданства!" Но жертвы не хотят слепые небеса: Вернее труд и постоянство.
Все перепуталось, и некому сказать, Что, постепенно холодея, Все перепуталось, и сладко повторять: Россия,лета, Лорелея.
1917
20
***
Bсе чуждо нам в столице непотребной: Ее сухая черствая земля И буйный торг на Сухаревке хлебной И страшный вид разбойного кремля. Она, дремучая, всем миром правит. Миллионами скрипучих арб она Качнулась в путь - и полвселенной давит Ее базаров бабья ширина. Ее церквей благоуханны соты Как дикий мед, заброшенный в леса, И птичьих стай пустые перелеты Угрюмые волнуют небеса. Она в торговле хитрая лисица, Она пред князем - жалкая раба. Удельной речки мутная водица Течет, как встарь, в сухие желоба. 1916 (1917)
***
Когда октябрьский нам готовил временщик Ярмо насилия и злобы, И ощетинился убийца-броневик, И пулеметчик узколобый, Керенского распять потребовал солдат, И злая чернь рукоплескала: Нам сердце на штыки позволил взять Пилат, Чтоб сердце биться перестало! И укоризненно мелькает эта тень, Где зданий красная подкова; Как будто слышу я в октябрьский тусклый день: "Вязать его, щенка Петрова!" Среди гражданских бурь и яростных личин, Тончайшим гневом пламенея, Ты шел бестрепетно, свободный гражданин, Куда вела тебя Психея. И если для других восторженный народ Bенки свивает золотые Благословить тебя в глубокий ад сойдет Стопою легкою Россия.
21
Кассандре
*********
Я не искал в цветущие мгновенья Твоих, Кассандра, губ, твоих, Кассандра, глаз, Но в декабре - торжественное бденье Воспоминанье мучит нас!
И в декабре семнадцатого года Все потеряли мы, любя: Один ограблен волею народа, Другой ограбил сам себя...
Когда-нибудь в столице шалой, На скифском празднике, на берегу Невы, При звуках омерзительного бала Сорвут платок с прекрасной головы...
Но, если эта жизнь - необходимость бреда, И корабельный лес - высокие дома Лети, безрукая победа Гиперборейская чума!
На площади с броневиками Я вижу человека: он Волков горящими пугает головнями: Свобода, равенство, закон!
Декабрь 1917
***
А.B.Карташеву
Среди священников левитом молодым На страже утренней он долго оставался. Ночь иудейская сгущалася над ним И храм разрушенный угрюмо созидался.
Он говорил: небес тревожна желтизна. Уж над Ефратом ночь, бегите, иереи! А старцы думали: не наша в том вина; Се черножелтый свет, се радость иудеи.
Он с нами был,когда по берегу ручья Мы в драгоценный лен субботу пеленали И семисвечником тяжелым освещали Ерусалима ночь и чад небытия.
1917
22
***
Пусть имена цветущих городов Ласкают слух значительностью бренной. Не город Рим живет среди веков, А место человека во вселенной. Им овладеть пытаются цари, Священники оправдывают войны, И без него презрения достойны, Как жалкий сор, дома и алтари.
1917
TRISTIA
*******
Я изучил науку расставанья В простоволосых жалобах ночных. Жуют волы,и длится ожиданье, Последний час вигилий городских; И чту обряд той петушиной ночи, Когда, подняв дорожной скорби груз, Глядели вдаль заплаканные очи И женский плач мешался с пеньем муз. Кто может знать при слове расставанье Какая нам разлука предстоит? Что нам сулит петушье восклицанье, Когда огонь в акрополе горит? И на заре какой-то новой жизни, Когда в сенях лениво вол жует, Зачем петух, глашатай новой жизни, На городской стене крылами бьет? И я люблю обыкновенье пряжи: Снует челнок, веретено жужжит. Смотри: навстречу,словно пух лебяжий, Уже босая делия летит! О, нашей жизни скудная основа, Куда как беден радости язык! Все было встарь, все повторится снова, И сладок нам лишь узнаванья миг. Да будет так: прозрачная фигурка На чистом блюде глиняном лежит, Как беличья распластанная шкурка, Склонясь над воском, девушка глядит. Не нам гадать о греческом Эребе, Для женщин воск, что для мужчины медь. Нам только в битвах выпадает жребий, А им дано гадая умереть.
23
***
Прославим, братья, сумерки свободы, Великий сумеречный год! В кипящие ночные воды Опущен грузный лес тенет. Восходишь ты в глухие годы, О, солнце, судия, народ!
Прославим роковое бремя, Которое в слезах народный вождь берет. Прославим власти сумрачное бремя, Ее невыносимый гнет. B ком сердце есть, тот должен слышать, время, Как твой корабль ко дну идет.
Мы в легионы боевые Связали ласточек, - и вот Не видно солнца, вся стихия Щебечет, движется, живет. Сквозь сети - сумерки густые Не видно солнца и земля плывет.
Ну, что ж, попробуем: огромный, неуклюжий, Скрипучий поворот руля. Земля плывет. Мужайтесь, мужи, Как плугом, океан деля. Мы будем помнить и в летейской стуже, Что десяти небес нам стоила земля.
1918
***
На страшной высоте блуждающий огонь, Но разве так звезда мерцает? Прозрачная звезда, блуждающий огонь, Твой брат, Петрополь, умирает.
На страшной высоте земные сны горят, Зеленая звезда летает. О, если ты звезда, - воды и неба брат, Твой брат, Петрополь, умирает.
Чудовищный корабль на страшной высоте Несется, крылья расправляет. Зеленая звезда, в прекрасной нищете Твой брат, Петрополь, умирает.
Прозрачная весна над черною Невой Сломалась, воск бессмертья тает. О, если ты звезда,- Петрополь, город твой, Твой брат, Петрополь, умирает.
1918
24
***
Кто знает, может быть не хватит мне свечи, И среди бела дня останусь я в ночи, И, зернами дыша рассыпанного мака, На голову мою надену митру мрака: Как поздний патриарх в разрушенной москве, Неосвященный мир неся на голове, Чреватый слепотой и муками раздора, Как Тихон, - ставленник последнего собора.
1918
***
Что поют часы-кузнечик, Лихорадка шелестит, И шуршит сухая печка, Это красный шелк горит. Что зубами мыши точат Жизни тоненькое дно, Это ласточка и дочка Отвязала мой челнок. Что на крыше дождь бормочет, Это черный шелк горит. Но черемуха услышит И на дне морском простит. Потому,что смерть невинна, И ничем нельзя помочь, Что в горячке соловьиной Сердце теплое еще.
1918
***
Я наравне с другими Хочу тебе служить, От ревности сухими Губами ворожить. Не утоляет слово Мне пересохших уст, И без тебя мне снова Дремучий воздух пуст. Я больше не ревную, Но я тебя хочу, И сам себя несу я, Как жертву палачу. Тебя не назову я Ни радость, ни любовь. На дикую, чужую Мне подменили кровь. Еще одно мгновенье, И я скажу тебе: Не радость,а мученье Я нахожу в тебе.
25
И, словно преступленье, Меня к тебе влечет Искусанный в смятеньи Вишневый нежный рот...
Вернись ко мне скорее, Мне страшно без тебя, Я никогда сильнее Не чувствовал тебя, И все, чего хочу я, Я вижу наяву. Я больше не ревную, Но я тебя зову.
1920
***
Веницейской жизни, мрачной и бесплодной, Для меня значение светло, Вот она глядит с улыбкою холодной В голубое дряхлое стекло.
Тонкий воздух кожи. Синие прожилки. Белый снег. Зеленая парча. Bсех кладут на кипарисные носилки, Сонных, теплых вынимают из плаща.
И горят, горят в корзинах свечи, Словно голубь залетел в ковчег. На театре и на праздном вече Умирает человек.
Ибо нет спасенья от любви и страха: Тяжелее платины сатурново кольцо! Черным бархатом завешенная плаха И прекрасное лицо.
Тяжелы твои, Венеция, уборы, В кипарисных рамах зеркала. Воздух твой граненый.B спальне тают горы Голубого дряхлого стекла...
Только в пальцах роза или склянка, Адриатика зеленая, прости! Что же ты молчишь, скажи, венецианка? Как от смерти этой праздничной уйти?
Черный веспер в зеркале мерцает. Bсе проходит. Истина темна. Человек родится. Жемчуг умирает. И Сусанна старцев ждать должна.
1920
26
***
Bозьми на радость из моих ладоней Немного солнца и немного меда, Как нам велели пчелы Персефоны. Не отвязать неприкрепленной лодки, Не услыхать в меха обутой тени, Не превозмочь в дремучей жизни страха. Нам остаются только поцелуи, Мохнатые, как маленькие пчелы, Что умирают, вылетев из улья. Они шуршат в прозрачных дебрях ночи, Их родина - дремучий лес Тайгета, Их пища - время, медуница, мята. Возьми ж на радость дикий мой подарок, Невзрачное сухое ожерелье Из мертвых пчел, мед превративших в солнце.
С Т И Х О Т В О Р Е Н И Я
1 9 0 8 - 1 9 3 7
3
***
Только детские книги читать, Только детские думы лелеять, Все большое далеко развеять, Из глубокой печали восстать.
Я от жизни смертельно устал, Ничего от нее не приемлю, Но люблю мою бедную землю, Оттого, что иной не видал.
Я качался в далеком саду На простой деревянной качели, И высокие темные ели Bспоминаю в туманном бреду.
1908
***
Звук осторожный и глухой Плода, сорвавшегося с древа, Среди немолчного напева Глубокой тишины лесной...
1908
***
Сусальным золотом горят В лесах рождественские елки, В кустах игрушечные волки Глазами страшными глядят.
О, вещая моя печаль, О, тихая моя свобода И неживого небосвода Всегда смеющийся хрусталь!
1908
***
Дано мне тело - что мне делать с ним, Таким единым и таким моим?
За радость тихую дышать и жить Кого, скажите, мне благодарить?
Я и садовник, я же и цветок, В темнице мира я не одинок.
На стекла вечности уже легло Мое дыхание, мое тепло.
4
Запечатлеется на нем узор, Неузнаваемый с недавних пор.
Пускай мгновения стекает муть Узора милого не зачеркнуть.
1909
***
Сквозь восковую занавесь, Что тихо так сквозит, Кустарник из тумана весь Заплаканный глядит. Простор, канвой окутанный, Безжизненней кулис, И месяц весь опутанный Беспомощно повис. Темнее занавеситься; Все небо охватить: И пойманного месяца Назад не отпустить.
1909
***
Мне стало страшно жизнь отжить И с дерева, как лист, отпрянуть, И ничего не полюбить, И безымянным камнем кануть; И в пустоте, как на кресте, Живую душу распиная, Как Моисей на пустоте, Исчезнуть в облаке Синая. И я слежу - со всем живым Меня связующие нити, И бытия узорный дым На мраморной сличаю плите; И содроганья теплых птиц Улавливаю через сети, И с истлевающих страниц Притягиваю прах столетий.
1909-1910 ?
***
Озарены луной кочевья Бесшумной мыши полевой. Прозрачными стоят деревья, Овеянные темнотой, Когда рябина, развивая Листы, которые умрут, Завидует, перебирая
5
Их выхоленный изумруд, Печальной участи скитальцев И нежной участи детей; И тысячи зеленых пальцев Колеблет множество ветвей. На влажный камень возведенный, Амур, печальный и нагой, Своей младенческой ногой Переступает, удивленный
Тому, что в мире старость есть, Зеленый мох и влажный камень, И сердца незаконный пламень Его ребяческая месть.
И начинает ветер грубый В наивные долины дуть; Нельзя достаточно сомкнуть Свои страдальческие губы.
1909-1910 ?
***
Дыханье вещее в стихах моих Животворящего их духа, Ты прикасаешься сердец каких Какого достигаешь слуха?
Или пустыннее напева ты Тех раковин, в песке поющих, Что круг очерченной им красоты Не разомкнули для живущих?
1909-1910 ?
***
В изголовье черное распятие, B сердце жир и в мыслях пустота И ложится тонкое проклятье Пыльный след - на дерево креста.
Ах, зачем на стеклах сон морозный Так похож на мозаичный сон! Ах, зачем молчанья голос грозный Безнадежной негой растворен!
И слова евангельской латыни Прозвучали, как морской прибой; И волной нахлынувшей святыни Поднят был корабль безумный мой.
6
Нет, не парус, распятый и серый, С неизбежностью меня влечет Страшен мне "подводный камень веры", Роковой ее круговорот!
ноябрь 1910
***
............................. ........На пальмовой верхушке Отмечает листья ветер тонкий. Неразрывно связанный с другими, Каждый лист колеблется отдельно. Но в порывах ткани беспредельно И мирами вызвано иными Только то, что создано землею. Длинные трепещущие нити, В тщетном ожидании наитий Шелестящие своей длиною.
1910
***
Ни о чем не нужно говорить, Ничему не следует учить, И печальна так и хороша Темная звериная душа: Ничему не хочет научить, Не умеет вовсе говорить И плывет дельфином молодым По седым пучинам мировым.
1909
SILЕNTIUM
*********
Она еще не родилась, Она - и музыка, и слово, И потому всего живого Ненарушаемая связь. Спокойно дышат моря груди, Но, как безумный, светел день И пены бледная сирень В черно-лазоревом сосуде. Да обретут мои уста Первоначальную немоту, Как кристаллическую ноту, Что от рождения чиста! Останься пеной, Афродита, И,слово,в музыку вернись, И,сердце,сердца устыдись, С первоосновой жизни слито!
7
***
Когда удар с ударами встречается, И надо мною роковой, Неутомимый маятник качается И хочет быть моей судьбой,
Торопится и грубо остановится, И упадет веретено, И невозможно встретиться, условиться, И уклониться не дано.
Узоры острые переплетаются, И,все быстрее и быстрей Отравленные дротики взвиваются В руках отважных дикарей...
И вереница стройная уносится С веселым трепетом, и вдруг Одумалась и прямо в сердце просится Стрела, описывая, круг.
1910
***
Слух чуткий парус напрягает, Расширенный пустеет взор, И тишину переплывает Полночных птиц незвучный хор.
Я также беден, как природа, И также прост, как небеса, И призрачна моя свобода, Как птиц полночных голоса.
Я вижу месяц бездыханный И небо, мертвенней холста, Твой мир, болезненный и странный, Я принимаю, пустота!
1910
***
Анне Aхматовой
Как черный ангел на снегу, Ты показалась мне сегодня, И утаить я не могу, Есть на тебе печать господня.
Такая странная печать Как бы дарованная свыше
Что, кажется, в церковной нише Тебе назначено стоять.
Пускай нездешняя любовь С любовью здешней будут слиты, Пускай бушующая кровь Не перейдет в твои ланиты.
8
И пышный мрамор оттенит Всю призрачность твоих лохмотий, Всю наготу нежнейшей плоти, Но не краснеющих ланит.
1910
***
Ты прошла сквозь облако тумана. На ланитах нежные румяна. Светит день холодный и недужный. Я брожу свободный и ненужный... Злая осень ворожит над нами, Угрожает спелыми плодами, Говорит вершинами с вершиной И в глаза целует паутиной. Как застыл тревожной жизни танец! Как на всем играет твой румянец! Как сквозит и в облаке багряна Ярких дней зияющая рана.
Змей
****
Осенний сумрак - ржавое железо Скрипит, поет и разъедает плоть... Что весь соблазн и все богатства креза Пред лезвием твоей тоски, господь! Я как змеей танцующей измучен И перед ней, тоскуя, трепещу, Я не хочу души своей излучин, И разума, и музы не хочу. Достаточно лукавых отрицаний Распутывать извилистый клубок; Нет стройных слов для жалоб и признаний, И кубок мой тяжел и неглубок. К чему дышать? На жестких камнях пляшет Большой удав, свиваясь и клубясь, Качается, и тело опояшет, И падает, внезапно утомясь. И бесполезно, накануне казни, Видением и пеньем потрясен, Я слушаю, как узник, без боязни Железа визг и ветра темный стон!
1910
9
***
Aнне Aхматовой
Вы хотите быть игрушечной, Но испорчен ваш завод, К вам никто на выстрел пушечный Без стихов не подойдет.
1911
***
Дождик ласковый, тихий и тонкий, Осторожный, колючий, слепой, Капли строгие скупы и звонки И отточен их звук тишиной.
То - так счастливы счастием скромным, Что упасть на стекло удалось; То, как будто, подхвачена темным Ветром, струя уносится вкось.
Тайный ропот, мольба о прощеньи; Я люблю непонятный язык! И сольются в одном ощущеньи Bся жестокость, вся кротость, на миг.
В цепких лапах у царственной скуки Сердце сжалось, как маленький мяч: Полон музыки, музы и муки Жизни тающей сладостный плач!
22 августа 1911
***
Смутно дышащими листьями Черный ветер шелестит, И трепещущая ласточка B темном небе круг чертит.
Тихо спорят в сердце ласковом Умирающем моем Наступающие сумерки С догорающим лучом.
И над лесом вечереющим Стала медная луна. Отчего так мало музыки И такая тишина?
1911
10
Pаковина
********
Быть может, я тебе не нужен, Ночь; из пучины мировой, Как раковина без жемчужин, Я выброшен на берег твой. Ты равнодушно волны пенишь И несговорчиво поешь, Но ты полюбишь, ты оценишь Ненужной раковины ложь. Ты на песок с ней рядом ляжешь, Оденешь ризою своей, Ты неразрывно с нею свяжешь Огромный колокол зыбей, И хрупкой раковины стены, Как нежилого сердца дом, Наполнишь шепотами пены, Туманом, ветром и дождем...
1911
***
Воздух пасмурный влажен и гулок. Хорошо и нестрашно в лесу. Легкий крест одиноких прогулок Я покорно опять понесу. И опять к равнодушной отчизне Дикой уткой взовьется упрек, Я участвую в сумрачной жизни, Где один к одному одинок! Bыстрел грянул. Над озером сонным Крылья уток теперь тяжелы, И двойным бытием отраженным Одурманены сосен стволы. Небо тусклое с отсветом странным Мировая туманная боль О, позволь мне быть также туманным И тебя не любить мне позволь.
1911
11
***
О небо, небо, ты мне будешь сниться! Не может быть, чтоб ты совсем ослепло, И день сгорел, как белая страница: Немного дыма и немного пепла!
1911
***
Как кони медленно ступают, Как мало в фонарях огня! Чужие люди, верно, знают, Куда везут они меня.
А я вверяюсь их заботе. Мне холодно, я спать хочу. Подбросило на повороте Навстречу звездному лучу.
Горячей головы качанье И нежный лед руки чужой, И темных елей очертанья, Еще невиданные мной.
1911
***
Я ненавижу свет Однообразных звезд. Здравствуй, мой древний бред,Башни стрельчатой рост!
Кружевом, камень, будь, И паутиной стань, Неба пустую грудь Тонкой иглою рань!
Будет и мой черед, Чую размах крыла. Так, но куда уйдет Мысли живой стрела?
Или, свой путь и срок, Я, исчерпав, вернусь: Там - я любить не мог, Здесь - я любить боюсь...
1912
12
Золотой
*******
Целый день сырой осенний воздух Я вдыхал в смятеньи и тоске. Я хочу поужинать,и звезды Золотые в темном кошельке! И,дрожа от желтого тумана, Я спустился в маленький подвал. Я нигде такого ресторана И такого сброда не видал! Мелкие чиновники, японцы, Теоретики чужой казны... За прилавком щупает червонцы Человек,- и все они пьяны. "будьте так любезны,разменяйте, Убедительно его прошу, Только мне бумажек не давайте Трехрублевок я не выношу!" Что мне делать с пьяною оравой? Как попал сюда я, боже мой? Если я на то имею право, Разменяйте мне мой золотой!
1912
***
Образ твой, мучительный и зыбкий, Я не мог в тумане осязать. "господи!" - Сказал я по ошибке, Сам того не думая сказать. Божье имя, как большая птица, Bылетело из моей груди. Bпереди густой туман клубится, И пустая клетка позади.
1912
***
Нет, не луна, а светлый циферблат Сияет мне, и чем я виноват, Что слабых звезд я осязаю млечность? И Батюшкова мне противна спесь: "который час?" - Его спросили здесь, А он ответил любопытным: "вечность".
13
Петербургские строфы
********************
H. Гумилеву
Над желтизной правительственных зданий Кружилась долго мутная метель, И правовед опять садится в сани, Широким жестом запахнув шинель.
Зимуют пароходы. На припеке Зажглось каюты толстое стекло. Чудовищна, - как броненосец в доке, Россия отдыхает тяжело.
А над Невой - посольства полумира, Адмиралтейство, солнце, тишина! И государства жесткая порфира, Как власяница грубая,бедна.
Тяжка обуза северного сноба Онегина старинная тоска; На площади сената - вал сугроба, Дымок костра и холодок штыка...
Черпали воду ялики, и чайки Морские посещали склад пеньки, Где, продавая сбитень или сайки, Лишь оперные бродят мужики.
Летит в туман моторов вереница. Самолюбивый,скромный пешеход, Чудак Евгений бедности стыдится Бензин вдыхает и судьбу клянет!
1913
***
B таверне воровская шайка Всю ночь играла в домино. Пришла с яичницей хозяйка; Монахи выпили вино.
На башне спорили химеры: Которая из них урод? А утром проповедник серый B палатки призывал народ.
На рынке возятся собаки, Менялы щелкает замок. У вечности ворует всякий, А вечность - как морской песок.
14
Он осыпается с телеги, Не хватит на мешки рогож. И, недовольный, о ночлеге Монах рассказывает ложь.
1913
***
Отравлен хлеб, и воздух выпит: Как трудно раны врачевать! Иосиф, проданный в Египет, Не мог сильнее тосковать. Под звездным небом бедуины, Закрыв глаза и на коне, Слагают вольные былины О смутно пережитом дне. Немного нужно для наитий: Кто потерял в песке колчан, Кто выменял коня, - событий Рассеивается туман. И, если подлинно поется И полной грудью, наконец, Все исчезает - остается Пространство, звезды и певец!
1913
Kинематограф
************
Кинематограф. Три скамейки. Сантиментальная горячка. Аристократка и богачка В сетях соперницы-злодейки. Не удержать любви полета: Она ни в чем не виновата! Самоотверженно, как брата, Любила лейтенанта флота. А он скитается в пустыне, Седого графа сын побочный. Так начинается лубочный Роман красавицы-графини. И в исступленье, как гитана, Она заламывает руки. Разлука. Бешеные звуки Затравленного фортепьяно. B груди доверчивой и слабой Еще достаточно отваги Похитить важные бумаги Для неприятельского штаба. И по каштановой аллее
15
Чудовищный мотор несется. Стрекочет лента, сердце бьется Тревожнее и веселее.
В дорожном платье, с саквояжем, В автомобиле и в вагоне, Она боится лишь погони, Сухим измучена миражем.
Какая горькая нелепость: Цель не оправдывает средства! Ему - отцовское наследство, А ей - пожизненная крепость!
1913
Домби и сын.
************
Когда, пронзительнее свиста, Я слышу английский язык, Я вижу Оливера Твиста Над кипами конторских книг.
У Чарльза Диккенса спросите, Что было в лондоне тогда: Контора Домби в старом Сити И Темзы желтая вода.
Дожди и слезы.Белокурый И нежный мальчик Домби-сын. Веселых клерков каламбуры Не понимает он один.
B конторе сломанные стулья, На шиллинги и пенсы счет; Как пчелы, вылетев из улья, Роятся цифры круглый год.
А грязных адвокатов жало Работает в табачной мгле, И вот, как старая мочала, Банкрот болтается в петле.
На стороне врагов законы: Ему ничем нельзя помочь! И клетчатые панталоны, Рыдая, обнимает дочь.
1914
16
***
Я не слыхал рассказов Оссиана, Не пробовал старинного вина,Зачем же мне мерещится поляна, Шотландии кровавая луна? И перекличка ворона и арфы Мне чудится в зловещей тишине, И ветром развеваемые шарфы Дружинников мелькают при луне! Я получил блаженное наследство Чужих певцов блуждающие сны; Свое родство и скучное соседство Мы презирать заведомо вольны. И не одно сокровище, быть может, Минуя внуков, к правнукам уйдет, И снова скальд чужую песню сложит И как свою ее произнесет.
1914
***
Есть ценностей незыблемая скала Над скучными ошибками веков. Неправильно наложена опала На автора возвышенных стихов. И вслед за тем, как жалкий Сумароков Пролепетал заученную роль, Как царский посох в скинии пророков, У нас цвела торжественная боль. Что делать нам в театре полуслова И полумаск, герои и цари? И для меня явленье Озерова Последний луч трагической зари.
1914
***
Поляки! Я не вижу смысла В безумном подвиге стрелков! Иль ворон заклюет орлов? Иль потечет обратно висла? Или снега не будут больше Зимою покрывать ковыль? Или о Габсбургов костыль Пристало ушибаться польше? И ты, славянская комета, В своем блужданьи вековом, Рассыпалась чужим огнем, Сообщница чужого света!
1914
17
***
Aнне Aхматовой
Черты лица искажены Какой-то старческой улыбкой. Ужели и гитане гибкой Все муки Данта суждены?
1915
***
Бессонница. Гомер. Тугие паруса. Я список кораблей прочел до середины: Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный, Что над Элладою когда-то поднялся.
Как журавлиный клин в чужие рубежи, На головах царей божественная пена, Куда плывете вы? Когда бы не Елена, Что Tроя вам одна, ахейские мужи?
И море, и Гомер - все движется любовью. Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит, И море Черное, витийствуя, шумит И с тяжким грохотом подходит к изголовью.
1915
***
Уничтожает пламень Сухую жизнь мою, И ныне я не камень, Я дерево пою.
Оно легко и грубо, Из одного куска И сердцевина дуба, И весла рыбака.
Bбивайте крепче сваи, Стучите, молотки, О деревянном рае, Где вещи так легки.
1915
18
***
От вторника и до субботы Одна пустыня пролегла. О, длительные перелеты! Семь тысяч верст - одна стрела. И ласточки, когда летели B Египет водяным путем, Четыре дня они висели, Не зачерпнув воды крылом.
1915
***
В Петрополе прозрачном мы умрем, Где властвует над нами Прозерпина. Мы в каждом вздохе смертный воздух пьем, И каждый час нам смертная година. Богиня моря, грозная Aфина, Сними могучий каменный шелом. B Петрополе прозрачном мы умрем,Здесь царствуешь не ты, а Прозерпина.
1916
***
Эта ночь непоправима, А у вас еще светло. У ворот Ерусалима Солнце черное взошло. Солнце черное страшнее Баю баюшки баю B светлом храме иудеи Хоронили мать мою. Благодати не имея И священства лишены, B светлом храме иудеи Отпевали прах жены. И над матерью звенели Голоса израильтян. Я проснулся в колыбели, Черным солнцем осиян.
19
***
Природа - тот же Рим отразилась в нем. Мы видим образы его гражданской мощи В прозрачном воздухе, как в цирке голубом, На форуме полей и в колоннаде рощи.
Природа - тот же Рим, и, кажется, опять Нам незачем богов напрасно беспокоить, Есть внутренности жертв, чтоб о войне гадать, Рабы, чтобы молчать, и камни, чтобы строить!
1917
Декабрист
*********
"Тому свидетельство языческий сенат, Сии дела не умирают!" Он раскурил чубук и запахнул халат, А рядом в шахматы играют.
Честолюбивый сон он променял на сруб В глухом урочище сибири, И вычурный чубук у ядовитых губ, Сказавших правду в скорбном мире.
Шумели в первый раз германские дубы, Европа плакала в тенетах, Квадриги черные вставали на дыбы На триумфальных поворотах.
Бывало, голубой в стаканах пунш горит. С широким шумом самовара Подруга рейнская тихонько говорит, Вольнолюбивая гитара.
"Еще волнуются живые голоса О сладкой вольности гражданства!" Но жертвы не хотят слепые небеса: Вернее труд и постоянство.
Все перепуталось, и некому сказать, Что, постепенно холодея, Все перепуталось, и сладко повторять: Россия,лета, Лорелея.
1917
20
***
Bсе чуждо нам в столице непотребной: Ее сухая черствая земля И буйный торг на Сухаревке хлебной И страшный вид разбойного кремля. Она, дремучая, всем миром правит. Миллионами скрипучих арб она Качнулась в путь - и полвселенной давит Ее базаров бабья ширина. Ее церквей благоуханны соты Как дикий мед, заброшенный в леса, И птичьих стай пустые перелеты Угрюмые волнуют небеса. Она в торговле хитрая лисица, Она пред князем - жалкая раба. Удельной речки мутная водица Течет, как встарь, в сухие желоба. 1916 (1917)
***
Когда октябрьский нам готовил временщик Ярмо насилия и злобы, И ощетинился убийца-броневик, И пулеметчик узколобый, Керенского распять потребовал солдат, И злая чернь рукоплескала: Нам сердце на штыки позволил взять Пилат, Чтоб сердце биться перестало! И укоризненно мелькает эта тень, Где зданий красная подкова; Как будто слышу я в октябрьский тусклый день: "Вязать его, щенка Петрова!" Среди гражданских бурь и яростных личин, Тончайшим гневом пламенея, Ты шел бестрепетно, свободный гражданин, Куда вела тебя Психея. И если для других восторженный народ Bенки свивает золотые Благословить тебя в глубокий ад сойдет Стопою легкою Россия.
21
Кассандре
*********
Я не искал в цветущие мгновенья Твоих, Кассандра, губ, твоих, Кассандра, глаз, Но в декабре - торжественное бденье Воспоминанье мучит нас!
И в декабре семнадцатого года Все потеряли мы, любя: Один ограблен волею народа, Другой ограбил сам себя...
Когда-нибудь в столице шалой, На скифском празднике, на берегу Невы, При звуках омерзительного бала Сорвут платок с прекрасной головы...
Но, если эта жизнь - необходимость бреда, И корабельный лес - высокие дома Лети, безрукая победа Гиперборейская чума!
На площади с броневиками Я вижу человека: он Волков горящими пугает головнями: Свобода, равенство, закон!
Декабрь 1917
***
А.B.Карташеву
Среди священников левитом молодым На страже утренней он долго оставался. Ночь иудейская сгущалася над ним И храм разрушенный угрюмо созидался.
Он говорил: небес тревожна желтизна. Уж над Ефратом ночь, бегите, иереи! А старцы думали: не наша в том вина; Се черножелтый свет, се радость иудеи.
Он с нами был,когда по берегу ручья Мы в драгоценный лен субботу пеленали И семисвечником тяжелым освещали Ерусалима ночь и чад небытия.
1917
22
***
Пусть имена цветущих городов Ласкают слух значительностью бренной. Не город Рим живет среди веков, А место человека во вселенной. Им овладеть пытаются цари, Священники оправдывают войны, И без него презрения достойны, Как жалкий сор, дома и алтари.
1917
TRISTIA
*******
Я изучил науку расставанья В простоволосых жалобах ночных. Жуют волы,и длится ожиданье, Последний час вигилий городских; И чту обряд той петушиной ночи, Когда, подняв дорожной скорби груз, Глядели вдаль заплаканные очи И женский плач мешался с пеньем муз. Кто может знать при слове расставанье Какая нам разлука предстоит? Что нам сулит петушье восклицанье, Когда огонь в акрополе горит? И на заре какой-то новой жизни, Когда в сенях лениво вол жует, Зачем петух, глашатай новой жизни, На городской стене крылами бьет? И я люблю обыкновенье пряжи: Снует челнок, веретено жужжит. Смотри: навстречу,словно пух лебяжий, Уже босая делия летит! О, нашей жизни скудная основа, Куда как беден радости язык! Все было встарь, все повторится снова, И сладок нам лишь узнаванья миг. Да будет так: прозрачная фигурка На чистом блюде глиняном лежит, Как беличья распластанная шкурка, Склонясь над воском, девушка глядит. Не нам гадать о греческом Эребе, Для женщин воск, что для мужчины медь. Нам только в битвах выпадает жребий, А им дано гадая умереть.
23
***
Прославим, братья, сумерки свободы, Великий сумеречный год! В кипящие ночные воды Опущен грузный лес тенет. Восходишь ты в глухие годы, О, солнце, судия, народ!
Прославим роковое бремя, Которое в слезах народный вождь берет. Прославим власти сумрачное бремя, Ее невыносимый гнет. B ком сердце есть, тот должен слышать, время, Как твой корабль ко дну идет.
Мы в легионы боевые Связали ласточек, - и вот Не видно солнца, вся стихия Щебечет, движется, живет. Сквозь сети - сумерки густые Не видно солнца и земля плывет.
Ну, что ж, попробуем: огромный, неуклюжий, Скрипучий поворот руля. Земля плывет. Мужайтесь, мужи, Как плугом, океан деля. Мы будем помнить и в летейской стуже, Что десяти небес нам стоила земля.
1918
***
На страшной высоте блуждающий огонь, Но разве так звезда мерцает? Прозрачная звезда, блуждающий огонь, Твой брат, Петрополь, умирает.
На страшной высоте земные сны горят, Зеленая звезда летает. О, если ты звезда, - воды и неба брат, Твой брат, Петрополь, умирает.
Чудовищный корабль на страшной высоте Несется, крылья расправляет. Зеленая звезда, в прекрасной нищете Твой брат, Петрополь, умирает.
Прозрачная весна над черною Невой Сломалась, воск бессмертья тает. О, если ты звезда,- Петрополь, город твой, Твой брат, Петрополь, умирает.
1918
24
***
Кто знает, может быть не хватит мне свечи, И среди бела дня останусь я в ночи, И, зернами дыша рассыпанного мака, На голову мою надену митру мрака: Как поздний патриарх в разрушенной москве, Неосвященный мир неся на голове, Чреватый слепотой и муками раздора, Как Тихон, - ставленник последнего собора.
1918
***
Что поют часы-кузнечик, Лихорадка шелестит, И шуршит сухая печка, Это красный шелк горит. Что зубами мыши точат Жизни тоненькое дно, Это ласточка и дочка Отвязала мой челнок. Что на крыше дождь бормочет, Это черный шелк горит. Но черемуха услышит И на дне морском простит. Потому,что смерть невинна, И ничем нельзя помочь, Что в горячке соловьиной Сердце теплое еще.
1918
***
Я наравне с другими Хочу тебе служить, От ревности сухими Губами ворожить. Не утоляет слово Мне пересохших уст, И без тебя мне снова Дремучий воздух пуст. Я больше не ревную, Но я тебя хочу, И сам себя несу я, Как жертву палачу. Тебя не назову я Ни радость, ни любовь. На дикую, чужую Мне подменили кровь. Еще одно мгновенье, И я скажу тебе: Не радость,а мученье Я нахожу в тебе.
25
И, словно преступленье, Меня к тебе влечет Искусанный в смятеньи Вишневый нежный рот...
Вернись ко мне скорее, Мне страшно без тебя, Я никогда сильнее Не чувствовал тебя, И все, чего хочу я, Я вижу наяву. Я больше не ревную, Но я тебя зову.
1920
***
Веницейской жизни, мрачной и бесплодной, Для меня значение светло, Вот она глядит с улыбкою холодной В голубое дряхлое стекло.
Тонкий воздух кожи. Синие прожилки. Белый снег. Зеленая парча. Bсех кладут на кипарисные носилки, Сонных, теплых вынимают из плаща.
И горят, горят в корзинах свечи, Словно голубь залетел в ковчег. На театре и на праздном вече Умирает человек.
Ибо нет спасенья от любви и страха: Тяжелее платины сатурново кольцо! Черным бархатом завешенная плаха И прекрасное лицо.
Тяжелы твои, Венеция, уборы, В кипарисных рамах зеркала. Воздух твой граненый.B спальне тают горы Голубого дряхлого стекла...
Только в пальцах роза или склянка, Адриатика зеленая, прости! Что же ты молчишь, скажи, венецианка? Как от смерти этой праздничной уйти?
Черный веспер в зеркале мерцает. Bсе проходит. Истина темна. Человек родится. Жемчуг умирает. И Сусанна старцев ждать должна.
1920
26
***
Bозьми на радость из моих ладоней Немного солнца и немного меда, Как нам велели пчелы Персефоны. Не отвязать неприкрепленной лодки, Не услыхать в меха обутой тени, Не превозмочь в дремучей жизни страха. Нам остаются только поцелуи, Мохнатые, как маленькие пчелы, Что умирают, вылетев из улья. Они шуршат в прозрачных дебрях ночи, Их родина - дремучий лес Тайгета, Их пища - время, медуница, мята. Возьми ж на радость дикий мой подарок, Невзрачное сухое ожерелье Из мертвых пчел, мед превративших в солнце.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента