ЦАРЬ. Вот заладила сорока Якова! Да я тебя казнить велю!
   КАЗНАЧЕЙ. Казнить или миловать - ваша царская воля, а только от казни казны не прибавится.
   ЦАРЬ. Ступай прочь!
   КАЗНАЧЕЙ. Слушаю, ваше величество.
   ЦАРЬ. Дурак.
   КАЗНАЧЕЙ. Еще бы не дурак, коли пустой царский сундук сторожу! Мое почтение, ваше величество. (Уходит.)
   АНФИСА. А как же, батюшка, ларчик с зеркальцем?
   ЦАРЬ. Молчи, не до ларчика мне!.. Экое горе-то привалило!
   ГОРЕ. Погоди, родимый, то ли еще будет!
   ЦАРЬ. Кто это тут разговаривает?
   Входит Заморский королевич.
   Добро пожаловать! Садись, королевич. Как почивал?
   ЗАМОРСКИЙ КОРОЛЕВИЧ. Не почиваль, одна минута не почиваль. (Кланяется.) Адье, ваше величество, прошайт.
   ЦАРЬ. Ты бы сперва поздоровкался, зятек любезный, а потом уж и прощался. Куда ж это ты ехать задумал? Далече ли?
   ЗАМОРСКИЙ КОРОЛЕВИЧ. На мой королевство. Этот ден вечер.
   АНФИСА. Сегодня? Что ж вы раньше-то молчали? Я ведь так скоро и собраться не успею!
   ЗАМОРСКИЙ королевич. Я один едет. Без вам, мадам.
   АНФИСА. Батюшка, заступитесь! Да он, никак, покинуть меня хочет?
   ЦАРЬ. Погоди, Анфиса. Еще успеешь нареветься. Как это - "без вам, мадам"? Ты мне, королевич, толком скажи, чем недоволен, чего тебе надо.
   ЗАМОРСКИЙ КОРОЛЕВИЧ. О, я отшен довольни! Отшен довольни! (Скороговоркой.) Oh, je suis tres content, enchante, parbleu! Une vie magnifique! On meurt de faim! Il y a deux semaines, qu'on n'a pas vu du vin, sacrebleu! Mon cheval n'a rien mange, mes valets encore moins. On vendu mon epee! Oh, tout est parfait, dia ble vous emporte tous! {О, я очень доволен, я в восторге, черт возьми! Что за великолепная жизнь! С голоду помираешь! Вот уже две недели, как вина нет и в помине, проклятие!.. Моя лошадь ничего не ела, мои слуги и того меньше. Моя шпага продана. О, все великолепно, дьявол вас всех побери! (франц.)}
   ЦАРЬ. А по-нашему как? Ты по-нашему говори!
   ЗАМОРСКИЙ КОРОЛЕВИЧ. А по-вашему - к шорту проклятова!
   ЦАРЬ (Анфисе). Слыхала, что говорит? И откуда только набрался?
   ЗАМОРСКИЙ КОРОЛЕВИЧ. Да-да, шорту проклятова! Два-труа ден к обед вино нет. Мой лешадка на конюшна голедно стоит. А вчера я мой фамильна шпага продаваль. (Дрожащим голосом.) О ревуар, мадам. Финита ля комедиа! Адье, ваше величество!
   ЦАРЬ. Ну и поезжай себе подобру-поздорову!
   АНФИСА. Батюшка, а я-то как же? Жан-Филипп! Ваня!.. Филя!
   ЦАРЬ. Не плачь, дочка. Пускай себе едет подобру-поздорову... на все четыре стороны. Завтра я его батьке войну объявлю, а Фильку этого в плен возьму и в оковах к тебе препровожу!
   ЗАМОРСКИЙ КОРОЛЕВИЧ. А мой батушка король вам тоже война объявиль!
   Все плачут. Горе-Злосчастье смеется.
   (Уходя.) Милль дьябль! {Тысяча чертей! (франц.}} (Хлопает дверью.)
   АНФИСА (в слезах). Зачем, батюшка, вы моего супруга из дому выгнали?
   ЦАРЬ. Как выгнал? Да ведь он сам ушел!
   АНФИСА. А коли вы на него кричать начали!
   ЦАРЬ. Да ведь это он на меня кричал! Милым дьяволом обозвал.
   АНФИСА. А как же на вас не кричать, коли у вас казна пуста!
   ЦАРЬ. Да что ты, дочка? В уме ли? Пошла прочь!
   АНФИСА. И уйду. Моя тетка, королева Киликийская, давно меня к себе зовет. Буду жить у нее в почете и в довольстве, а вас и знать больше не хочу! (Уходит, топнув ногой.)
   Царь
   (задумчиво и грустно ходит по комнате,
   заложив руки за спину.
   Потом достает из-под трона трубу,
   играет на ней и поет)
   Ты труби, моя труба
   Золотая.
   Ох, горька моя судьба!
   Сирота я!..
   Входит Генерал.
   ГЕНЕРАЛ. Ваше величество! Разрешите доложить!
   ЦАРЬ. Погоди, погоди маленько. Видишь, царь делом занят.
   ГЕНЕРАЛ. А мне не к спеху, ваше величество. (Уходит за дверь.)
   Царь
   (поет)
   Ах ты, радость,
   Моя радость,
   Да куда ж ты подевалась?
   Не в полях ли
   Потерялась,
   Не в лесах ли Заплуталась?
   (Опускает трубу и задумывается.)
   Снова входит Генерал.
   Ну, что там случилось?
   ГЕНЕРАЛ. Ваше величество, а нам войну объявили.
   ЦАРЬ. Кто объявил? Уж не королевич ли заморский?
   ГЕНЕРАЛ. Никак нет, ваше величество. Принц Бульонский, король Сардинский и герцог Прованский.
   ЦАРЬ. Ишь ты! Чего же они хотят?
   ГЕНЕРАЛ. Известно чего - царство ваше покорить.
   ЦАРЬ. Пусть попробуют!
   ГЕНЕРАЛ. Да они уж и пробуют. Только держись!
   ЦАРЬ. А ты-то чего смотришь?
   ГЕНЕРАЛ. Смотрю, что будет. Осмелюсь напомнить, ваше величество, я от вас третий месяц ни копейки жалованья не получаю.
   ЦАРЬ. Да кто же такому бездельнику платить станет?
   ГЕНЕРАЛ. У кого деньги есть, тот и заплатит. Меня король Сардинский давно к себе на службу зовет.
   ЦАРЬ. Что ж ты - присягу нарушишь?
   ГЕНЕРАЛ. Ау короля Сардинского своя присяга, поди покрепче вашей!
   ЦАРЬ. Я тебя, негодяй, мошенник, засеку, расстреляю, повешу! Прикажу моей страже тебя сквозь строй прогнать! Эй, стража!.. Стража!.. Сюда!
   ГЕНЕРАЛ (посмеиваясь). Ох, напугали, ваше величество! Стража!.. Да ведь у вас и стражи-то никакой нет - разбежалась вся. Может, только один солдат и остался - тот, что у дверей на часах стоит, коли тоже не ушел. Прощайте, ваше величество, счастливо оставаться! (Уходит вразвалку.)
   ЦАРЬ. Никого нет. Один я, как перст... (Стучит в боковую дверь.) Эй, Амельфа Ивановна, будьте так любезны, прикажите хоть чайку подать!.. И этой нет. Ушла... Ох, что деется, что деется! (Идет к печке, снимает с самовара трубу. Обжигаясь, тащит самовар на стол, заваривает чай и садится пить.) Ох, ох, ох!.. Пусто во дворце... Тихо... Муха пролетит - и то слышно. Ах, горе, горе!
   ГОРЕ. Ась?
   ЦАРЬ. Да кто это?
   ГОРЕ. Я.
   ЦАРЬ. А кто ты?
   ГОРЕ. Сам звал, а спрашиваешь. Горе твое.
   ЦАРЬ (смотрит по углам). Да где же ты?
   ГОРЕ (выходя). Тута. Я все время с тобой. Со вчерашнего дни. Угости, царь, чайком. Озябла я. (Садится рядом с Царем.)
   ЦАРЬ (опасливо отодвигаясь). Ну что же, пей. Этого добра у меня покуда еще хватает. Вот только сахарку маловато.
   ГОРЕ. А я вприкуску.
   ЦАРЬ. Скажи ты мне, старуха, откуда ты на мою голову свалилась, кто тебя во дворец пустил?
   ГОРЕ. А никто. Ты сам меня привез.
   ЦАРЬ. Да чего тебе от меня надо? У меня и так ничего не осталось - ни казны, ни войска, ни дочки!.. Один я, один, как месяц в небе... Пропаду я с тобой, да и ты у меня не разживешься!..
   ГОРЕ (оглядываясь по сторонам). Это ты, пожалуй, правду сказал. Ничего у тебя не осталось... Плохи твои дела, царь-батюшка, да и мои, кажись, не лучше... Чем же ты меня кормить-поить будешь? Горе-то мыкать умеючи надо. А ведь ты поди ни дров нарубить, ни сена накосить, ни воды наносить.
   ЦАРЬ. Не приучен, родимая, не приучен. Горе. Вот то-то оно и есть! (Подвигает к Царю свою пустую чашку. Царь, ни слова не говоря, достает штоф и наливает чашку доверху. Горе выпивает, крякает и затягивает песню.)
   Уродилась я на свет,
   Горькая сиротка.
   Родила меня не мать,
   А чужая тетка.
   Царь
   (сначала подтягивает Горю,
   потом поет сам)
   Хотел я в море утопиться,
   Вода холодная была.
   Хотел я с горя удавиться,
   - Меня веревка подвела...
   Ну, что, Горе, - выпьем, что ли, еще?
   ГОРЕ. Отчего не выпить? Горе - оно пьющее!
   Оба пьют. Горе пускается в пляс. Царь подплясывает.
   (Пляшет и поет)
   Горя горького не спрячет,
   Кто со мною поживет.
   Горе пляшет, горе скачет,
   Горе песенки поет!..
   Ух, уморилась... Да и ты, царь-батюшка, еле дух переводишь. Никуда ты не годишься, дед! Ну, видно, надо мне новое место искать.
   ЦАРЬ. Поищи, сердечная, поищи, сделай милость! А не найдешь, уходи, откуда пришла. Я тебя к себе в гости Не звал.
   ГОРЕ. А меня никто не зовет. Все гонят, только прогнать не могут.
   ЦАРЬ. Да как же от тебя отвязаться, неотвязная?!
   ГОРЕ. А проще простого. (Тихо.) Продай что-нибудь и меня в придачу дай. Так и скажи: "Бери мое добро да горе-злосчастье в придачу". Вот и все.
   ЦАРЬ (обрадованно). "Бери мое добро да горе-злосчастье в придачу". Только-то? Ну, коли так, я от тебя живо отделаюсь! А ну-ка, скороход, кликни ко мне... Тьфу ты, и скороход ушел. Он на ногу скорый... Вот горе, будь ты трижды проклято!.. Простите, я ненароком... Кого же это мне позвать? Эх, забыл совсем! Ведь за дверью-то у меня часовой на карауле стоит, коли тоже не ушел... Эй, солдат! (Молчание.) Солда-а-ат!..
   СОЛДАТ (стукнув прикладом ружья, из-за двери). Здравия желаю, ваше величество!
   ЦАРЬ. Здесь он... Ну, слава тебе господи! Хоть один честный человек нашелся. Вот сейчас мы его!.. (Горю.) А ты ступай отсюда, ступай, спрячься за дверь.
   Горе-Злосчастье прячется.
   Пожалуй-ка сюда, солдат!
   СОЛДАТ. Слушаю-с, ваше величество! (Входит.)
   ЦАРЬ. Как тебя зовут-величают?
   СОЛДАТ. Тарабанов, ваше величество. Иван.
   ЦАРЬ. Вот что, Тарабанов Иван... А ну-ка, давай сюда твое ружье - я его в угол поставлю. Экие вам тяжелые фузеи выдают - и поднять немысленно! Скажи-ка ты мне, братец, деньги у тебя есть?
   СОЛДАТ (удивленно). Как не быть. Есть, ваше величество.
   ЦАРЬ. А сколько, к примеру?
   СОЛДАТ. К примеру, пятак, ваше величество. Да еще с денежкой.
   ЦАРЬ. Э, да ты богач! Слушай-ка, Ваня, купи у меня вот этот перстенек.
   СОЛДАТ (улыбаясь). Шутить изволите, ваше величество. Нешто он пятак стоит?
   ЦАРЬ. С денежкой. Я его тебе, брат, задешево уступлю ради беспорочной твоей службы. Другому бы не продал ни за какие деньги!
   СОЛДАТ. Покорно благодарим, ваше величество. Только нам этот перстенек ни к чему!
   ЦАРЬ. Как это - ни к чему?
   СОЛДАТ. Да он мне ни на один палец не налезет.
   ЦАРЬ. Экий ты несговорчивый!.. Ну, хочешь, я тебе саблю свою продам? Видишь, золотая, алмазами усыпанная!
   СОЛДАТ. Нешто тоже за пятак?
   ЦАРЬ. За пятак!
   СОЛДАТ (любуясь саблей). Что и говорить, дешево...
   ЦАРЬ (тихо). Бери мое добро...
   СОЛДАТ (возвращал саблю). Прошу прощенья, ваше величество, а только нам не подходит.
   ЦАРЬ. Почему же не подходит?
   СОЛДАТ. Не казенного образца!
   ЦАРЬ. Эх, ничем-то тебе не потрафишь, ничем тебя не удивишь! (Задумывается.)
   СОЛДАТ. Разрешите идти, ваше величество?
   ЦАРЬ (испуганно). Что ты, что ты! Куда?.. Хочешь, я тебе корону мою продам? Ей-богу, продам! А? (Снимает с головы корону.)
   СОЛДАТ. Полноте, ваше величество!
   ЦАРЬ. Ей-ей, продам, только бери да деньги плати!
   СОЛДАТ. Нет, ваше величество, не покупаем, не по купцу товар.
   ЦАРЬ. Да ты что, спятил? Короны не берешь!
   СОЛДАТ. А что в ней - извините, ваше величество, - проку? От дождя головы не укроет, а носить тяжело, - поди, кованая!
   ЦАРЬ. Дурак ты, дурак! От короны отказываешься... Что же мне с ним делать? (В задумчивости вынимает из кармана золотую табакерку со своим портретом, короной и вензелем, нюхает табак и чихает.)
   СОЛДАТ. Доброго здоровья, ваше величество!
   ЦАРЬ. Спасибо, служивый! (Хитро.) А не хочешь ли и ты моего табачку отведать? А?
   СОЛДАТ. Дозвольте, ваше величество, ежели на то ваша милость будет. (Нюхает табак, чихает.)
   ЦАРЬ. Ну что, каков табачок? Он у меня заморский, высший сорт.
   СОЛДАТ. Славный табачок. Ничего не скажешь.
   ЦАРЬ (заглядывая ему в глаза). А хочешь - я тебе всю табакерку мою за пятак продам? Всю как есть, с табачком!
   СОЛДАТ. Покорно благодарю, ваше величество! От табаку солдат никогда не отказывается!
   ЦАРЬ. Доставай деньги! Да поживее!
   Солдат медлит.
   Ну, за чем дело стало?
   СОЛДАТ. Покорнейше прошу прощенья. Только без расписки нам никак нельзя.
   ЦАРЬ. Какой еще расписки?
   СОЛДАТ. Ну, насчет того, что табакерочка эта у меня купленная, а не краденая. Ведь на ней и вензель царский, и корона, и портрет во всех орденах и с кавалерией. Кто же поверит, что она мне безо всякого мошенства досталась?
   ЦАРЬ. Ладно уж, будь по-твоему. (Пишет расписку.) "Дана сия расписка солдату действительной службы..." Как звать-то тебя?
   СОЛДАТ. Я уже докладывал вашему величеству: Тарабанов Иван.
   ЦАРЬ. Мне только и помнить, как тебя крестили! Других делов нет... Ну ладно. (Пишет.) "Иванову Тарабану..." Тьфу ты! "Тарабанову Ивану в том, что приобрел он у меня золотую табакерку..."
   СОЛДАТ. С портретом и вензелем.
   ЦАРЬ. Не сбивай!.. Нетто я тебе писарь, чтобы шибко писать?.. "С портретом и вензелем..."
   СОЛДАТ. За пять коп. медной монетой.
   ЦАРЬ. "За пять коп. медной монетой. В чем своеручно и подписуюсь: царь Дормидонт Седьмый". На, получай.
   СОЛДАТ. Виноват, ваше величество, не годится!
   ЦАРЬ. Почему же это опять не годится?
   СОЛДАТ. Печати казенной нет.
   ЦАРЬ. Экий ты привередливый, братец. Мало тебе моей царской своеручной подписи! Ну, будь по-твоему. Вот тебе и печать. (Прикладывает к бумаге перстень с печатью.) Давай пятак!
   СОЛДАТ. Пожалуйте, ваше величество!
   ЦАРЬ (вполголоса). Бери мое добро да горе-злосчастье в придачу.
   Появляется Начальник стражи.
   Начальник стражи. Ваше царское величество! Разрешите доложить: собственные вашего величества полки выведены на плац-парад и к высочайшему смотру готовы! Прикажете подать карету?
   ЦАРЬ. Подавай!
   Издали доносятся звуки торжественного марша. Из боковых дверей вереницей входят придворные и солдаты почетного караула. Царю подают мантию, и он величаво удаляется в сопровождении свиты и караула,
   СОЛДАТ. Ну, царю на парад, а мне в поход пора!.. Что это он тут сказал? Про какое такое горе-злосчастье?
   ГОРЕ. Это он про меня, служивый!
   СОЛДАТ. А ты кто же будешь?
   ГОРЕ (показываясь). Я - твое горе-злосчастье.
   СОЛДАТ. Мое горе-злосчастье? Да откуда же ты, бабка, взялась?
   ГОРЕ. А меня царь в придачу тебе дал. К табакерочке.
   СОЛДАТ. Вот оно что!.. Ай да царь! Пожаловал за беспорочную службу.
   ГОРЕ. Теперь я за тобою повсюду ходить буду.
   СОЛДАТ. Ну и ходи себе. Только есть-пить не проси. У меня жизнь походная. О тебе заботиться не стану.
   ГОРЕ. А что же ты не печалишься?
   СОЛДАТ. А чего мне печалиться?
   ГОРЕ. Ну, что с горем связался.
   СОЛДАТ. Эка невидаль! Не я первый, не я последний. Да мне в походе о тебе и думать недосуг будет. Как говорится, лихо дело - полы шинели подоткнуть, а там - пошел!
   ГОРЕ (беспокойно). А ты когда ж это в поход собираешься?
   СОЛДАТ. Ты что же, не слышала! Три королевства нам войну объявили. Вот бляху да пуговицы вычищу и пойду.
   ГОРЕ. Не смей, солдат, в поход ходить! Я люблю дома жить, на печи сидеть да охать.
   СОЛДАТ. Ничего, со мной ко всему привыкнешь - и к холоду и к голоду... Знаешь небось: воевать - так не горевать, а горевать - так не воевать!
   ГОРЕ. Ох, служивый, ты мне не товарищ! Так и быть, научу я тебя, как от меня отделаться. Хочешь?
   СОЛДАТ. Как не хотеть! Хочу.
   ГОРЕ (тихо). Ты меня кому-нибудь обманом навяжи - в придачу дай. Как царь тебе дал, так и ты...
   СОЛДАТ. Ну вот еще! Стану я из-за тебя стараться, людей обманывать. (Усмехаясь.) Живи со мной, ты мне не мешаешь.
   ГОРЕ. Служивый! Родименький! Отдай меня кому-нибудь - беспокойно мне у тебя будет!
   СОЛДАТ. Ишь, как солдатского житья испугалась! Нет уж, я тебя никому не отдам.
   ГОРЕ. Солдат, голубчик, пожалей ты меня!
   СОЛДАТ. Да я тебя не держу. Я только из-за тебя людей губить не хочу.
   ГОРЕ. Худо тебе со мной будет, ой, худо! Вон гляди - у ружья твоего затвор уже сломался!
   СОЛДАТ. Верно, сломался. Вот горе-то какое! Ну, да не беда, починить можно.
   ГОРЕ. Тебе все не беда. А что, ежели тебя самого на войне искалечат руки-ноги оторвут? Тогда что?
   СОЛДАТ. И без рук, без ног люди живут.
   ГОРЕ. А ежели и без головы останешься?
   СОЛДАТ. Ну, значит, голова болеть не будет.
   ГОРЕ. У тебя все шутки да прибаутки на уме. Ой, погоди, скоро заплачешь!
   СОЛДАТ. Это я-то заплачу? Ну, мы еще посмотрим, кто из нас раньше заплачет! (Открывает табакерку, нюхает и чихает несколько раз подряд.)
   ГОРЕ. Вот ты уже и плачешь! Хе-хе! Гляди, слезы у тебя по щекам в три ручья текут. Со мной всякий заплачет - на то я и горе-злосчастье!
   СОЛДАТ. Ой, не хвались! Не от тебя у меня слезы текут, а от табаку царского. Крепок больно. Заморский сорт. Коли бы ты его понюхала, так и у тебя бы небось слезы рекой потекли.
   ГОРЕ. Нет, брат, я никогда не плачу. От меня плачут.
   СОЛДАТ. Врешь, от этого табачку и тебя бы пробрало.
   ГОРЕ. Ан нет! Ну, давай на спор. Открой свою коробочку.
   СОЛДАТ. Так я тебе и открыл! Я небось за этот табачок платил пятачок, а ты даром нюхать хочешь.
   ГОРЕ. Не смей, солдат, перечить мне! Уж если я чего захочу, так не отстану, покуда по-моему не будет. Комариком оборочусь, а в коробочку твою заберусь.
   СОЛДАТ. Комариком?
   ГОРЕ. Комариком.
   СОЛДАТ. Заберешься?
   ГОРЕ. Заберусь.
   СОЛДАТ. Других обманывай, а я не поверю, покуда своими глазами не увижу.
   ГОРЕ. Ну, смотри! Приоткрой крышку - только самую узенькую щелочку оставь.
   СОЛДАТ. Ладно. Этакой довольно с тебя?
   ГОРЕ. Еще чуток! Довольно. Ну, смотри! Раз!.. Два!.. Три!..
   На сцене темнеет. Горе-Злосчастье исчезает. В темноте искоркой пролетает золотой комарик,
   СОЛДАТ. Есть!
   На сцене опять светло.
   {Захлопывая крышку.) Ну вот, теперь и сиди себе в табакерке, нюхай заморский табачок на здоровье! Что, чихаешь? На волю просишься? Нет уж, я тебя не выпущу. Дорого мне царский табак обошелся - нюхай теперь ты его. (Подносит табакерку к уху.) А? Что? Будь здорова! Чего? Еще раз будь здорова!.. Ну, на всякое чиханье не наздравствуешься! Спрячу-ка я табакерочку в карман и до тех пор не выну, пока домой из похода не ворочусь. Говорят, солдат черта год со днем в тавлинке проносил. Да не солдат пардону запросил, а черт...
   Издалека доносится музыка.
   Эх, жалко, с матушкой и Настей проститься не пришлось. Доведется ли свидеться? Матушка стара, немощна, а Настя не своей волей живет, своей судьбе не хозяйка. (Напевает что-то без слов, в лад музыке.) Ну, да авось горе не беда! Живы будем - встретимся, а помрем - другим долго жить прикажем. Шагом марш! (Вскидывает ружье на плечо и запевает.)
   Раз, два,
   Горе не беда,
   Шла в поход пехота,
   Брала города!
   Прощай, родимая сторона! (С песней уходит.)
   Занавес
   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
   КАРТИНА ПЕРВАЯ
   Большая светлая горница. Посередине стол, празднично накрытый, Настя сидит у окна и шьет.
   Настя
   (поет)
   По реке, реке просторной
   Лебедь белая плывет,
   А из рощи ворон черный
   Лебедь белую зовет:
   - Полно, лебедь, жить на воле,
   Полно плавать по воде.
   Поживи в тепле и холе
   С черным вороном в гнезде.
   - Любо жить в тепле и холе,
   - Лебедь ворону в ответ,
   Но милее вольной воли
   Ничего на свете нет!
   ГОЛОС (за окном). Желаю здравствовать, хозяева! Дозвольте солдату воды напиться. Издалека иду.
   Настя. Сейчас вынесу. А то зайди, служивый, передохни малость.
   ГОЛОС. Покорно благодарим. Коли не помешаю, зайду.
   Настя несет воду. В дверях сталкивается с Солдатом.
   СОЛДАТ. Настенька!
   НАСТЯ. Ванюшка!
   СОЛДАТ. Вот не думал, не гадал. Здравствуй, Настенька, здравствуй, голубушка!
   НАСТЯ. Здравствуй, родной ты мой, цел ли, здоров ли с войны воротился?
   СОЛДАТ. Живем покуда. И на том спасибо.
   НАСТЯ. А уж как я тебя ждала, Ванюшка, - не то что дни, минутки считала. Покуда матушка твоя жива была, все к ней бегала, все спрашивала, нет ли весточки, а как померла она, с той поры и спросить про тебя не у кого стало. Проснешься ночью и думаешь: может, он на поле раненый лежит и некому его водой напоить, некому рану перевязать. И не чаяла уж, что увидимся!
   СОЛДАТ. Ты что же, в услужении здесь живешь, в хоромах этаких?
   НАСТЯ. Нет, дома, у дяди. Уж так я рада тебе, слов не найду! Да ты сними шинель, а сам к столу присядь. Устал, верно, проголодался?
   СОЛДАТ. Настенька, давай лучше сюда сядем, в уголок. Этот стол не для прохожего солдата накрыт. (Пьет из ковша.) Ох, и вкусна водица родная, слаще меду! (Ставит сундучок на пол.) А что, дядя твой в дворниках здесь служит или дом сторожит?
   НАСТЯ. Нет, он этому дому хозяин.
   СОЛДАТ. Вон как! С чего же это он разбогател? Клад в лесу нашел, что ли?
   НАСТЯ. Клад не клад, а вроде того. С веревочки дело пошло.
   СОЛДАТ. Как же это так - с веревочки?
   НАСТЯ. Понадобилась купцу одному веревочка, а дядя в это время дерево в лесу рубил. Снял он с себя подпояску да и продал купцу за алтын.
   СОЛДАТ. Алтын - деньги небольшие.
   Настя. Да не в алтыне дело, а в том, что дядя купцу этому горе-злосчастье свое в придачу дал. Ведь от горя-то, от злосчастья только так и можно избавиться - с себя снять и другому навязать.
   СОЛДАТ (усмехаясь). Это-то я знаю.
   НАСТЯ. Знаешь? Ты? Да откуда же?
   СОЛДАТ. А потому знаю, что мне самому горе-злосчастье в придачу дали. Да-да, Настенька. Оно и сейчас при мне.
   НАСТЯ (всплескивая руками). Ванюшка! Да неужто тебе оно досталось?
   СОЛДАТ. А кому ж, как не мне? Вот в этом кармане и ношу его. Под солдатской шинелью ему и место. (Достает из кармана завернутую в платок табакерку и подносит ее к уху.) Ну как, чихаешь? То-то же! Будь здорова! (Задумчиво вертит табакерку в руке.) На войне с горем был и домой не без горя воротился.
   НАСТЯ. Вот несчастье-то какое! Ну и что же - много ты бед вытерпел?
   СОЛДАТ. Много, Настя. Всего и не расскажешь! Говорят, веселое горе солдатское житье. Да только я горю-злосчастью воли не даю. (Встряхивает табакерку.) У меня, знаешь, порядок строгий, военный. Захирело оно у меня в табакерочке, - еле дышит, а сколько может - досаждает. И в походе я немало с ним натерпелся, и домой пришел как на чужую сторону. Матушка померла, дом развалился...
   НАСТЯ. Что ж ты горе с рук не сбудешь, Ваня? Дяде-то моему ведь вон как повезло с тех пор, как он с горем расстался. Может, и нам с тобой повезет?
   СОЛДАТ. Эх, Настя! Сколько раз хотел я его в чужие руки передать, да совести не хватает. Ну, думаешь иной раз, отдам его первому, кого встречу, довольно мне с ним маяться, а поглядишь на встречного человека - и мимо пройдешь. Да посуди сама: могла бы ты кому-нибудь горе обманом навязать?
   НАСТЯ (подумав). Нет, не могла бы.
   СОЛДАТ. Вот то-то и оно! Видно, связаться с горем проще простого, а избавиться от него не так-то легко... Одна только у меня радость, что с тобой встретился.
   НАСТЯ. Ох, и от меня радости тебе не будет!..
   СОЛДАТ. А что - разлюбила?
   НАСТЯ. Полно, Ваня! Люблю по-прежнему, да нет - больше прежнего. А только выдают меня против воли замуж... Видишь, стол накрыт? Будет у нас нынче пир - не то новоселье, не то обрученье.
   СОЛДАТ. Вот оно - мое горе-злосчастье! Никуда от него не денешься!
   НАСТЯ. Гляди, дядя домой с базара возвращается. Ох, увидит он тебя беда будет!
   СОЛДАТ. Что же, он от богатства-то добрее не стал?
   НАСТЯ. Куда там! Еще злее... А ты оставайся, Ваня, оставайся. Пусть дядя со мной что хочет делает! Хоть нагляжусь на тебя вволю.
   Входит Дровосек, одетый по-купечески. За ним мальчик вносит большую корзину с покупками и тут же уходит.
   ДРОВОСЕК (ставя па стол закуски и бутылки). Что ж ты не приоделась, Настасья? Того и гляди, гости к нам нагрянут, а ты замарашкой ходишь. Э! Да У тебя, вижу, уже есть гость!
   СОЛДАТ. Здравия желаю, Андрон Кузьмич!
   ДРОВОСЕК. Здорово, служба! Только кто ж ты такой будешь? Личность будто знакомая, а признать не могу.
   СОЛДАТ. Первой роты запасного стрелкового полка отставной рядовой Тарабанов Иван.
   ДРОВОСЕК. Тарабанов? Иван?.. Воротился, стало быть? И пуля не взяла, и штык не настиг! Вот не думали, не гадали... Ну да ладно, садись за стол, коли уж пожаловал. А ты, Настасья, поторапливайся, - чай, у тебя теперь есть во что принарядиться. Да чего ты ревешь, глупая, с радости или с печали?
   НАСТЯ. И с радости, и с печали. (Уходит.)
   ДРОВОСЕК. Что ж, садись, солдат. У нас на всех хватит - на жданных и нежданных, на званых и незваных.
   Дровосек и Солдат садятся за стол.
   Так, значит... (Насмешливо.) Повезло же тебе, брат Тарабанов! К самой свадьбе подоспел. Замуж я племянницу свою выдаю - и не за кого-нибудь, а за первой гильдии купца Поцелуева. Слыхал небось? Его все знают. Семь лавок в гостином ряду!
   СОЛДАТ. Вон что!.. Значить, поздравить вас надо, Андрон Кузьмич. Семь лавок - дело нешуточное.
   ДРОВОСЕК. А я и сам в купцы выхожу, вперед гляжу, а назад не оглядываюсь.
   Раздается песня. В открытое окно заглядывают гости: Старик с медалью на груди, его жена - Старуха в чепце и в цветной шали, Молодой купчик в поддевке и сапогах, тощий, лысый Подьячий, его толстая жена - Подьячиха и другие.
   Гости
   (поют)
   Мне не спится, не лежится,
   Сон-дремота не берет.
   Я пошел бы к Насте в гости,
   Да не знаю, где живет.
   ДРОВОСЕК. Добро пожаловать, гости дорогие, милости просим. Заходите в избу!
   Гости входят.
   СТАРИК С МЕДАЛЬЮ. Честь имеем поздравить вас, Андрон Кузьмич!
   СТАРУХА В ЧЕПЦЕ И В ЦВЕТНОЙ ШАЛИ. Жить гладко, пить-есть сладко! (Подает прикрытый полотенцем пирог.)
   ПОДЬЯЧИЙ. Здравствоватъ вам, Андрон Кузьмич, век да еще сто лет! (Подает сахарную голову.)
   ПОДЬЯЧИХА. А Настасье Васильевне под злат венец стать, дом нажить, детей водить.
   МОЛОДОЙ КУПЧИК (лихо вкатывая бочонок). Э-Эх! Где пировать, там и пиво наливать!
   ДРОВОСЕК. Благодарствуйте, гости дорогие. Милости просим нашего хлеба-соли откушать! (Солдату.) А ты подвинься малость, Тарабанов!
   Солдат отодвигается. Рядом с хозяином садятся Старик с медалью
   и его жена.
   Но прогневайся, служивый, подвинься еще маленько! Как говорится, в тесноте, да не в обиде.
   СОЛДАТ. Что ж, мы подвинемся. Известно, - где тесно, там солдату и место.
   Гости рассаживаются, постепенно сдвигая Солдата на самый
   край скамьи.
   Старик с медалью. А почему это невесты и жениха за столом нет, Андрон Кузьмич?
   ДРОВОСЕК. Жених издалека едет, а невеста хоть дома, да, видно, еще принарядиться не успела.
   Слышен громкий звон бубенцов.
   Вон кто-то с бубенцами едет! Не кто, как он, Силуян Капитонович.
   МОЛОДОЙ КУПЧИК. Он, он самый! Поцелуевская тройка за три версты слышна.
   ПОДЬЯЧИЙ. Генерал - и то с таким звоном не ездит!
   СТАРУХА В ЧЕПЦЕ И В ШАЛИ. Да что там генерал! У самого фитьмаршала этаких бубенцов нет!