Том не делал больше попыток соблазнить ее. Это, разумеется, радовало, но, как ни странно, ей отчаянно не хватало его настойчивых ухаживаний. Со дня их ареста Том стал относиться и к ней, и к Джорди намного серьезнее.
— Мы утверждаем, что приехали по торговым делам, и должны вести себя так, словно это чистая правда. Даже у стен есть уши. Джорди, смотри, не болтай зря, особенно когда напьешься. Но я разрешаю тебе сколько угодно сплетничать о том, как успешно идет моя торговля.
— Да, хозяин, можете на меня положиться. Я никогда не треплю языком, уж вам ли не знать. Я и вопросов никогда не задаю. Мне, например, вовсе не интересно, где это вы пропадали вчера, когда оставили нас с хозяйкой одних.
Он ловко увернулся от шутливого удара, который Том пытался нанести ему.
— Ты отлично знаешь, приятель, что если я ничего не говорю ни тебе, ни хозяйке, то делаю это для вашего же блага.
Он, правда, не добавил, что и для своего тоже, на случай, если кому-нибудь из спутников придет в голову мысль о предательстве. Нет, он, разумеется, не верил, что Кэтрин или Джорди способны на измену, но, как говаривала когда-то его нянюшка, «чем меньше болтаешь, тем спокойней живешь». Впрочем, о покое приходилось только мечтать, Кэтрин превратилась для него в опасное искушение; он боялся даже коснуться ее из страха, что потеряет голову и поведет себя как зверь.
После расставания со своей последней любовницей, аппетитной вдовушкой, которая вышла замуж за торговца из Сити, Том вел воздержанную в плане плотских утех жизнь. Давным-давно он дал себе слово никогда не жениться, так как воспоминания о несчастливом браке родителей все еще жгли его душу. К сожалению, в свои тридцать пять лет он вдруг почувствовал, что устал от беспечной холостяцкой жизни, которую вел при дворе Карла II.
Кэтрин была забавна, умна и не раз на деле доказывала поистине не женское мужество. Ее сообразительность всякий раз изумляла Тома. Даже став свидетельницей хладнокровного убийства, она не упала в обморок, не билась в рыданиях и не требовала, чтобы ее утешали. Кроме того, она упорно отвергала его, и это интриговало, так как он привык к легким победам и был с юности избалован успехом у женщин.
Они дошли до почты, и это прервало ход мыслей Тома. Оказалось, для них действительно пришло письмо, и Том отдал его Кэтрин, громко сказав:
— Должно быть, от моего управляющего в Лондоне. Храни письмо хорошенько, жена.
Вернувшись в трактир, Кэтрин принялась расшифровывать письмо, в котором содержался вполне невинный рассказ о том, как идут дела в якобы принадлежащей Тому лондонской лавке. Закончив работу, она не смогла скрыть отчаяние, передавая текст Тому.
Он прочитал его вслух: «Мы считаем, что в настоящее время не слишком благоразумно даровать Грэму полное прощение. Однако вы можете заверить его, что ему будет дозволено вернуться на берега его родины, если он сообщит нам все, что ему известно о намерениях голландской армии».
Том взглянул на сидящую напротив него Кэтрин.
— Боюсь, он не захочет нас даже видеть, если прочитает это. Выходит, хозяева не соблаговолили прислать ни одной морковки, чтобы приманить нашего осла.
Кэтрин рассмеялась:
— Едва ли мистер Грэм обрадуется, узнав, что мы считаем его ослом.
— Кстати, об ослах, — проворчал Том. — Придется снова навестить Амоса Шоотера и узнать, где можно найти Грэма.
Все оказалось намного сложнее, чем предполагал Том. Шоотера не было дома, и им объяснили, что он сейчас на складе на берегу Шельды. Появление Тома и Кэтрин его ничуть не обрадовало.
— Ну, что еще? — неприветливо поинтересовался он. — Французы вот-вот будут в городе — говорят, они перешли границу и осадили Лилль. Скоро они выступят на Гент и Брюссель. В такое время мне не хочется, чтобы меня видели с чужестранцами, которых подозревают в шпионаже.
Итак, Амос знал, что их вызывали к магистрату. Вот только откуда ему стало это известно?
— Нам надо срочно повидать Грэма, и чем скорее мы увидимся с ним, тем скорее покинем Антверпен и распрощаемся с тобой, — резко ответил Том. — Ты поможешь нам встретиться с Грэмом?
— Только не у меня дома! — Амос сбросил маску и совсем не походил на хлебосольного добряка, который недавно угощал их, пил за троих и смеялся собственным шуткам. — Я скажу тебе, где он живет, и ничего больше. Он поселился в «Орифламме» — это постоялый двор у реки неподалеку от ратуши.
— Кажется, кто-то напугал его, — сказала Кэтрин, когда они зашагали обратно.
Найти «Орифламму» оказалось нетрудно. Но выяснилось, что накануне вечером Грэм расплатился по счету и уехал. По словам хозяина, его постоялец направился в Амстердам, хотя он и не вполне в этом уверен.
— И что же нам теперь делать? — спросила Кэтрин, догадываясь, какой услышит ответ.
— Отправимся в Амстердам и попробуем найти его там, а заодно окажемся подальше от французов — и от магистрата. Пошли домой укладывать вещи.
Если опрятность во Фландрии приятно удивила Кэтрин, в Голландии ее ожидало настоящее потрясение.
— Кажется, всю страну каждое утро моют и чистят, — заметила она, когда они закусывали хлебом и сыром в одной из таверн неподалеку от Утрехта.
Том осмотрелся, якобы любуясь чистотой нарядной комнаты. На самом деле его восхищали отнюдь не голландцы, а Кэтрин. Она стала ему верной помощницей, обладая лучшими качествами тайного агента: наблюдательностью и любопытством ко всему вокруг.
Во время путешествия на север Джорди, который шел, ведя в поводу вьючную лошадку, частенько отставал от них, и Кэтрин всякий раз отказывалась утолять голод, пока он не присоединялся к ним. Она настаивала также на том, что Джорди следует ужинать с ними вечером, а не коротать время во дворе или на кухне.
Вот и сейчас она предложила ему эль, который не могла допить сама.
— Ты его избалуешь, — лениво заметил Том.
— Вовсе нет. Мой отец говорил: «Довольный слуга — хороший слуга».
— Ну, как скажешь, — так же лениво отозвался Том.
Слуга заговорил, и его слова удивили его самого ничуть не меньше, чем Тома и Кэтрин:
— Жаль, что вы моя хозяйка только понарошку: леди добрее свет не видывал. Запомните мои слова, хозяин. — Джорди поставил кружку на стол и вышел во двор. — Пойду прогуляюсь, — проворчал он.
— Господи, спаси и помилуй! — весело воскликнул Том. — Я был уверен, что Джорди презирает женщин с того дня, как его жена сбежала с каким-то турком.
— Неужели он служит у тебя так давно?
— Всю жизнь, — ответил Том и, допив свой эль, добавил, явно удивившись пришедшей ему в голову мысли: — Знаешь, он мой самый старый и самый верный друг, на которого я всегда могу рассчитывать, несмотря на его вечное нытье и жалобы. Джорди просто нравится чувствовать себя этаким страдальцем.
Похоже, сегодня день откровений, подумала Кэтрин. Только что Том открылся ей с совершенно неожиданной стороны. Она и раньше замечала, что, в отличие от других хозяев, Том никогда не бывал жесток с Джорди. Она ни разу не видела, чтобы он бил своего слугу, даже когда бывал рассержен. Да, конечно, он мог накричать и выбранить Джорди, но тот выслушивал саркастические замечания хозяина спокойно и даже не без удовольствия.
— Как же нам найти Грэма? — спросила она ближе к вечеру, когда они присели на обочине дороги, ужиная неизменным хлебом с сыром и запивая немудреную трапезу водой из наполненного утром меха.
— Будем всех расспрашивать. — Том был непривычно краток.
— Но так мы обратим на себя внимание, а нам это ни к чему.
— Да, но я все время держусь начеку и вижу, что за нами пока не следят. Вероятно, французы так осложнили жизнь властям Фландрии, что им не до нас.
— А нам и дальше нужно притворяться торговцами?
— Все товары, что мы закупили во Фландрии, и те, что приобретем в Голландии, будут отправлены в Лондон для продажи. Почему бы не попробовать разбогатеть на нашем приключении?
— Значит, бросив военную службу, ты и правда решил заделаться торговцем? — осмелилась спросить Кэтрин.
Том загадочно улыбнулся:
— Не совсем, но, как человек благоразумный, я рад всякой возможности преуспеть. Подумай, ведь и ты тоже извлечешь для себя пользу от нашего путешествия.
Кэтрин не сомневалась, что события последних недель дарят ей превосходный материал для создания будущих пьес, но не признаваться же в этом Тому!
Амстердам оказался не таким шумным, как Антверпен. Он раскинулся на берегах великого множества каналов, вдоль которых нередко тянулись мощенные булыжником дороги. На узких улочках и мостах толпился народ, и никто не обращал внимания на трех путешественников.
— Ну, вот здесь мы и остановимся! — воскликнул Том, указывая на постоялый двор, вывеска которого изображала Пита Хайна, голландского адмирала, захватившего испанский флот тридцать лет назад.
Постоялый двор располагался на углу улицы, вдоль которой выстроились богатые особняки с террасами — узкие и высокие. Чуть позже Кэтрин узнала, что они оказались в одном из самых фешенебельных районов Амстердама, где жили торговые короли и принцы Голландии.
Отведенная им комната была чище, чем в Антверпене, хотя и не столь просторна. Из окна открывался вид на канал, мост и уходящую вдаль дорогу.
— Солдат, — заявил Том, выглядывая из окна, — сказал бы, что это отличный наблюдательный пункт. Ни один враг не сможет застигнуть нас врасплох.
— Если только не подберется с тыла, — колко отпарировала Кэтрин.
Она растерялась, увидев, что половину комнаты занимает громадная кровать с балдахином. Джорди расположился в крохотной гардеробной с нишей, приютившей узенькую койку.
— Ты специально это подстроил? — поинтересовалась Кэтрин.
Том развалился в кресле и с усмешкой смотрел на нее, отлично понимая, в чем причина ее волнения.
— Нет, жена, — ответил он. — Все другие комнаты, увы, заняты.
— Я уже говорила, — холодно произнесла Кэтрин, — что готова играть роль твоей жены на людях, но спать с тобой не собираюсь. Неужели мы не можем поселиться в другом месте?
— Амстердам, женушка, — это не Антверпен, и хозяин заверил меня, что нам повезло, раз мы сумели найти такое хорошее пристанище. Однако не беспокойся. Как видишь, кровать достаточно широка для двоих, а в середину мы положим подголовный валик — для защиты твоей чести. Спать на полу у меня нет никакого желания.
— Я беспокоюсь не за свою честь, — отрывисто произнесла Кэтрин, — а за твою.
— Очень благоразумно. Джорди подтвердит, что моя честь — понятие весьма странное, то она есть, то ее нет, но клянусь, я никогда не принуждал женщину к любви.
— Не думай, что осчастливил меня этим заявлением, — откликнулась она.
— Ах, женушка, если ты хочешь испытать подлинное счастье, давай забудем про валик и насладимся блаженством.
Черт бы побрал этого наглеца! И почему он кажется ей таким привлекательным? Что она нашла в его обветренном лице, мрачной складке у губ и золотисто-рыжих волосах? Чуть позже, когда мужчины направились промочить горло в ближайшей таверне, где можно было, не привлекая к себе внимание, начать поиски Грэма, Кэтрин принялась сочинять реплики для главного персонажа своей пьесы, неотразимого проходимца Лавуэлла, и, перечитывая их, поняла, что этот герой становится все больше похож на Тома.
Вечером, дописывая еще одну сцену для пьесы «Хвастун, или Простак женится», Кэтрин все еще думала о Томе. Дождавшись, когда высохнут чернила, она аккуратно убрала рукопись в сундучок. За окном стемнело, и шаги возвращающихся домой прохожих слышались под окном все реже.
Кэтрин зажгла свечу у кровати, решив, что пора спать. Вытащив из-под подушек валик, она положила его на середину кровати, с надеждой глядя на эту шаткую преграду.
Кэтрин сознавала, что боится себя ничуть не меньше, чем Тома: ей предстояло делить ложе с мужчиной, к которому ее тянуло словно магнитом, хотя она ничего о нем не знала — не знала даже, женат ли он.
Этот мужчина шатался сейчас по улицам Амстердама, вернее, по питейным заведениям и, может, дарил наслаждение другой женщине лишь потому, что Кэтрин не позволила ему доставить это наслаждение ей. Представив его с другой, Кэтрин содрогнулась и быстренько забралась в постель, натянув одеяло до кончика носа. Она решила не засыпать до возвращения Тома. Врасплох он ее не застанет.
Время тянулось неимоверно медленно. Изредка были слышны голоса, под окнами вдруг раздался женский смех, на него ответил мужчина, и, смеясь, парочка удалилась. Чуткий слух Кэтрин различал вдалеке чьи-то пьяные голоса, распевавшие песню. Глаза у нее слипались…
Выпивохи горланили уже возле постоялого двора. Затем, слава Богу, пение стихло. Догорающая свеча громко затрещала, Кэтрин, вздрогнув, очнулась и услышала нетвердые шаги на лестнице. Запоздалые постояльцы остановились перед дверью их комнаты, и кто-то заплетающимся языком выругался. Том и Джорди.
Они ввалились в комнату, раскрасневшиеся от выпивки. Том, покачиваясь и глуповато улыбаясь, уставился на Кэтрин и пробормотал:
— Славная моя женушка, заждалась меня. Ступай спать, Джорди, а мы тут отпразднуем мое возвращение.
— Не хочу спать, — простонал Джорди, — хочу еще выпить.
— Нет, больше не получишь ни капли. Если слуга во хмелю стал еще большим нытиком, чем обыкновенно, хозяин, похоже, не на шутку взбодрился. Он вытолкал Джорди в гардеробную, не обращая внимания на его жалобы, и, затворив дверь, принялся стягивать одежду.
Потрясенная происходящим, Кэтрин несколько секунд молча взирала на него, а затем поинтересовалась:
— Прошу прощения за нескромный вопрос, но удалось ли тебе узнать, где скрывается Уильям Грэм?
Том покачал головой и, подмигнув ей, швырнул панталоны на стул, оставшись в одной сорочке.
— Увы мне! Но мы залили горе и неплохо повеселились. Придется все начинать сначала… А теперь твой муженек пришел за наградой.
Он шагнул к кровати и швырнул валик на пол. Потом тяжело повалился на Кэтрин и, торопливо обняв, чмокнул в губы.
Преисполнившись ужаса Кэтрин поняла, что ей придется бороться с ним изо всех сил, дабы сохранить целомудрие. Эта задача оказалась не из легких, так как у Тома, похоже, было столько же конечностей, сколько у морского чудища. Стоило ей отцепить его руку, как его ноги переплетались с ее ногами.
Несмотря на страх, Кэтрин едва удерживалась от смеха. Тому становилось все труднее координировать движения — он попытался снова поцеловать ее, но девушка успела увернуться, и незадачливый кавалер страстно обнял подушку. Прикрыв глаза, он с отчаянием в голосе пробормотал:
— Ради всего святого, жена, постой и дай мне добраться до тебя, а то вы вместе с комнатой так и кружитесь у меня перед глазами.
Он тихо вздохнул, и она было понадеялась, что он выпил слишком много, чтобы осуществить свое желание, но Том с величайшим трудом все же забрался на нее.
— Ну, в-вот… — счастливо пробормотал он и, прицелившись, сумел-таки поцеловать ее в губы.
Кэтрин проклинала свое тело, чувствуя, что ей уже не хочется сопротивляться. Не сдержавшись, она с готовностью ответила на его поцелуй. Странно, но Том не вызывал у нее отвращения, напротив, пьяная беспомощность делала его трогательно-уязвимым.
— Такая теплая, такая нежная, — выдохнул он, бережно обнимая ее. — Какая же ты у меня хорошая, жена! — Улыбаясь, он пристроил голову на плече Кэтрин и вдруг заснул, заснул крепко и сладко, как дитя.
Только что Кэтрин трепетала от страха, и вдруг в ее объятиях оказался мирно спящий, доверившийся ей мужчина. Такой неожиданный переход не столько поразил ее, сколько разочаровал — тело ее вибрировало самым странным образом, ей хотелось и заплакать, и рассмеяться. Осторожно отодвинув Тома в сторону, она подняла с полу и положила на место валик, а затем задула почти догоревшую свечу.
Несмотря на усталость, Кэтрин долго лежала без сна, пытаясь ответить на мучивший ее вопрос. О чем она жалела? Уж не о том ли, что выпивка одурманила Тома прежде, чем он осуществил задуманное?
Так и не найдя ответа, Кэтрин заснула.
Глава десятая
— Мы утверждаем, что приехали по торговым делам, и должны вести себя так, словно это чистая правда. Даже у стен есть уши. Джорди, смотри, не болтай зря, особенно когда напьешься. Но я разрешаю тебе сколько угодно сплетничать о том, как успешно идет моя торговля.
— Да, хозяин, можете на меня положиться. Я никогда не треплю языком, уж вам ли не знать. Я и вопросов никогда не задаю. Мне, например, вовсе не интересно, где это вы пропадали вчера, когда оставили нас с хозяйкой одних.
Он ловко увернулся от шутливого удара, который Том пытался нанести ему.
— Ты отлично знаешь, приятель, что если я ничего не говорю ни тебе, ни хозяйке, то делаю это для вашего же блага.
Он, правда, не добавил, что и для своего тоже, на случай, если кому-нибудь из спутников придет в голову мысль о предательстве. Нет, он, разумеется, не верил, что Кэтрин или Джорди способны на измену, но, как говаривала когда-то его нянюшка, «чем меньше болтаешь, тем спокойней живешь». Впрочем, о покое приходилось только мечтать, Кэтрин превратилась для него в опасное искушение; он боялся даже коснуться ее из страха, что потеряет голову и поведет себя как зверь.
После расставания со своей последней любовницей, аппетитной вдовушкой, которая вышла замуж за торговца из Сити, Том вел воздержанную в плане плотских утех жизнь. Давным-давно он дал себе слово никогда не жениться, так как воспоминания о несчастливом браке родителей все еще жгли его душу. К сожалению, в свои тридцать пять лет он вдруг почувствовал, что устал от беспечной холостяцкой жизни, которую вел при дворе Карла II.
Кэтрин была забавна, умна и не раз на деле доказывала поистине не женское мужество. Ее сообразительность всякий раз изумляла Тома. Даже став свидетельницей хладнокровного убийства, она не упала в обморок, не билась в рыданиях и не требовала, чтобы ее утешали. Кроме того, она упорно отвергала его, и это интриговало, так как он привык к легким победам и был с юности избалован успехом у женщин.
Они дошли до почты, и это прервало ход мыслей Тома. Оказалось, для них действительно пришло письмо, и Том отдал его Кэтрин, громко сказав:
— Должно быть, от моего управляющего в Лондоне. Храни письмо хорошенько, жена.
Вернувшись в трактир, Кэтрин принялась расшифровывать письмо, в котором содержался вполне невинный рассказ о том, как идут дела в якобы принадлежащей Тому лондонской лавке. Закончив работу, она не смогла скрыть отчаяние, передавая текст Тому.
Он прочитал его вслух: «Мы считаем, что в настоящее время не слишком благоразумно даровать Грэму полное прощение. Однако вы можете заверить его, что ему будет дозволено вернуться на берега его родины, если он сообщит нам все, что ему известно о намерениях голландской армии».
Том взглянул на сидящую напротив него Кэтрин.
— Боюсь, он не захочет нас даже видеть, если прочитает это. Выходит, хозяева не соблаговолили прислать ни одной морковки, чтобы приманить нашего осла.
Кэтрин рассмеялась:
— Едва ли мистер Грэм обрадуется, узнав, что мы считаем его ослом.
— Кстати, об ослах, — проворчал Том. — Придется снова навестить Амоса Шоотера и узнать, где можно найти Грэма.
Все оказалось намного сложнее, чем предполагал Том. Шоотера не было дома, и им объяснили, что он сейчас на складе на берегу Шельды. Появление Тома и Кэтрин его ничуть не обрадовало.
— Ну, что еще? — неприветливо поинтересовался он. — Французы вот-вот будут в городе — говорят, они перешли границу и осадили Лилль. Скоро они выступят на Гент и Брюссель. В такое время мне не хочется, чтобы меня видели с чужестранцами, которых подозревают в шпионаже.
Итак, Амос знал, что их вызывали к магистрату. Вот только откуда ему стало это известно?
— Нам надо срочно повидать Грэма, и чем скорее мы увидимся с ним, тем скорее покинем Антверпен и распрощаемся с тобой, — резко ответил Том. — Ты поможешь нам встретиться с Грэмом?
— Только не у меня дома! — Амос сбросил маску и совсем не походил на хлебосольного добряка, который недавно угощал их, пил за троих и смеялся собственным шуткам. — Я скажу тебе, где он живет, и ничего больше. Он поселился в «Орифламме» — это постоялый двор у реки неподалеку от ратуши.
— Кажется, кто-то напугал его, — сказала Кэтрин, когда они зашагали обратно.
Найти «Орифламму» оказалось нетрудно. Но выяснилось, что накануне вечером Грэм расплатился по счету и уехал. По словам хозяина, его постоялец направился в Амстердам, хотя он и не вполне в этом уверен.
— И что же нам теперь делать? — спросила Кэтрин, догадываясь, какой услышит ответ.
— Отправимся в Амстердам и попробуем найти его там, а заодно окажемся подальше от французов — и от магистрата. Пошли домой укладывать вещи.
Если опрятность во Фландрии приятно удивила Кэтрин, в Голландии ее ожидало настоящее потрясение.
— Кажется, всю страну каждое утро моют и чистят, — заметила она, когда они закусывали хлебом и сыром в одной из таверн неподалеку от Утрехта.
Том осмотрелся, якобы любуясь чистотой нарядной комнаты. На самом деле его восхищали отнюдь не голландцы, а Кэтрин. Она стала ему верной помощницей, обладая лучшими качествами тайного агента: наблюдательностью и любопытством ко всему вокруг.
Во время путешествия на север Джорди, который шел, ведя в поводу вьючную лошадку, частенько отставал от них, и Кэтрин всякий раз отказывалась утолять голод, пока он не присоединялся к ним. Она настаивала также на том, что Джорди следует ужинать с ними вечером, а не коротать время во дворе или на кухне.
Вот и сейчас она предложила ему эль, который не могла допить сама.
— Ты его избалуешь, — лениво заметил Том.
— Вовсе нет. Мой отец говорил: «Довольный слуга — хороший слуга».
— Ну, как скажешь, — так же лениво отозвался Том.
Слуга заговорил, и его слова удивили его самого ничуть не меньше, чем Тома и Кэтрин:
— Жаль, что вы моя хозяйка только понарошку: леди добрее свет не видывал. Запомните мои слова, хозяин. — Джорди поставил кружку на стол и вышел во двор. — Пойду прогуляюсь, — проворчал он.
— Господи, спаси и помилуй! — весело воскликнул Том. — Я был уверен, что Джорди презирает женщин с того дня, как его жена сбежала с каким-то турком.
— Неужели он служит у тебя так давно?
— Всю жизнь, — ответил Том и, допив свой эль, добавил, явно удивившись пришедшей ему в голову мысли: — Знаешь, он мой самый старый и самый верный друг, на которого я всегда могу рассчитывать, несмотря на его вечное нытье и жалобы. Джорди просто нравится чувствовать себя этаким страдальцем.
Похоже, сегодня день откровений, подумала Кэтрин. Только что Том открылся ей с совершенно неожиданной стороны. Она и раньше замечала, что, в отличие от других хозяев, Том никогда не бывал жесток с Джорди. Она ни разу не видела, чтобы он бил своего слугу, даже когда бывал рассержен. Да, конечно, он мог накричать и выбранить Джорди, но тот выслушивал саркастические замечания хозяина спокойно и даже не без удовольствия.
— Как же нам найти Грэма? — спросила она ближе к вечеру, когда они присели на обочине дороги, ужиная неизменным хлебом с сыром и запивая немудреную трапезу водой из наполненного утром меха.
— Будем всех расспрашивать. — Том был непривычно краток.
— Но так мы обратим на себя внимание, а нам это ни к чему.
— Да, но я все время держусь начеку и вижу, что за нами пока не следят. Вероятно, французы так осложнили жизнь властям Фландрии, что им не до нас.
— А нам и дальше нужно притворяться торговцами?
— Все товары, что мы закупили во Фландрии, и те, что приобретем в Голландии, будут отправлены в Лондон для продажи. Почему бы не попробовать разбогатеть на нашем приключении?
— Значит, бросив военную службу, ты и правда решил заделаться торговцем? — осмелилась спросить Кэтрин.
Том загадочно улыбнулся:
— Не совсем, но, как человек благоразумный, я рад всякой возможности преуспеть. Подумай, ведь и ты тоже извлечешь для себя пользу от нашего путешествия.
Кэтрин не сомневалась, что события последних недель дарят ей превосходный материал для создания будущих пьес, но не признаваться же в этом Тому!
Амстердам оказался не таким шумным, как Антверпен. Он раскинулся на берегах великого множества каналов, вдоль которых нередко тянулись мощенные булыжником дороги. На узких улочках и мостах толпился народ, и никто не обращал внимания на трех путешественников.
— Ну, вот здесь мы и остановимся! — воскликнул Том, указывая на постоялый двор, вывеска которого изображала Пита Хайна, голландского адмирала, захватившего испанский флот тридцать лет назад.
Постоялый двор располагался на углу улицы, вдоль которой выстроились богатые особняки с террасами — узкие и высокие. Чуть позже Кэтрин узнала, что они оказались в одном из самых фешенебельных районов Амстердама, где жили торговые короли и принцы Голландии.
Отведенная им комната была чище, чем в Антверпене, хотя и не столь просторна. Из окна открывался вид на канал, мост и уходящую вдаль дорогу.
— Солдат, — заявил Том, выглядывая из окна, — сказал бы, что это отличный наблюдательный пункт. Ни один враг не сможет застигнуть нас врасплох.
— Если только не подберется с тыла, — колко отпарировала Кэтрин.
Она растерялась, увидев, что половину комнаты занимает громадная кровать с балдахином. Джорди расположился в крохотной гардеробной с нишей, приютившей узенькую койку.
— Ты специально это подстроил? — поинтересовалась Кэтрин.
Том развалился в кресле и с усмешкой смотрел на нее, отлично понимая, в чем причина ее волнения.
— Нет, жена, — ответил он. — Все другие комнаты, увы, заняты.
— Я уже говорила, — холодно произнесла Кэтрин, — что готова играть роль твоей жены на людях, но спать с тобой не собираюсь. Неужели мы не можем поселиться в другом месте?
— Амстердам, женушка, — это не Антверпен, и хозяин заверил меня, что нам повезло, раз мы сумели найти такое хорошее пристанище. Однако не беспокойся. Как видишь, кровать достаточно широка для двоих, а в середину мы положим подголовный валик — для защиты твоей чести. Спать на полу у меня нет никакого желания.
— Я беспокоюсь не за свою честь, — отрывисто произнесла Кэтрин, — а за твою.
— Очень благоразумно. Джорди подтвердит, что моя честь — понятие весьма странное, то она есть, то ее нет, но клянусь, я никогда не принуждал женщину к любви.
— Не думай, что осчастливил меня этим заявлением, — откликнулась она.
— Ах, женушка, если ты хочешь испытать подлинное счастье, давай забудем про валик и насладимся блаженством.
Черт бы побрал этого наглеца! И почему он кажется ей таким привлекательным? Что она нашла в его обветренном лице, мрачной складке у губ и золотисто-рыжих волосах? Чуть позже, когда мужчины направились промочить горло в ближайшей таверне, где можно было, не привлекая к себе внимание, начать поиски Грэма, Кэтрин принялась сочинять реплики для главного персонажа своей пьесы, неотразимого проходимца Лавуэлла, и, перечитывая их, поняла, что этот герой становится все больше похож на Тома.
Вечером, дописывая еще одну сцену для пьесы «Хвастун, или Простак женится», Кэтрин все еще думала о Томе. Дождавшись, когда высохнут чернила, она аккуратно убрала рукопись в сундучок. За окном стемнело, и шаги возвращающихся домой прохожих слышались под окном все реже.
Кэтрин зажгла свечу у кровати, решив, что пора спать. Вытащив из-под подушек валик, она положила его на середину кровати, с надеждой глядя на эту шаткую преграду.
Кэтрин сознавала, что боится себя ничуть не меньше, чем Тома: ей предстояло делить ложе с мужчиной, к которому ее тянуло словно магнитом, хотя она ничего о нем не знала — не знала даже, женат ли он.
Этот мужчина шатался сейчас по улицам Амстердама, вернее, по питейным заведениям и, может, дарил наслаждение другой женщине лишь потому, что Кэтрин не позволила ему доставить это наслаждение ей. Представив его с другой, Кэтрин содрогнулась и быстренько забралась в постель, натянув одеяло до кончика носа. Она решила не засыпать до возвращения Тома. Врасплох он ее не застанет.
Время тянулось неимоверно медленно. Изредка были слышны голоса, под окнами вдруг раздался женский смех, на него ответил мужчина, и, смеясь, парочка удалилась. Чуткий слух Кэтрин различал вдалеке чьи-то пьяные голоса, распевавшие песню. Глаза у нее слипались…
Выпивохи горланили уже возле постоялого двора. Затем, слава Богу, пение стихло. Догорающая свеча громко затрещала, Кэтрин, вздрогнув, очнулась и услышала нетвердые шаги на лестнице. Запоздалые постояльцы остановились перед дверью их комнаты, и кто-то заплетающимся языком выругался. Том и Джорди.
Они ввалились в комнату, раскрасневшиеся от выпивки. Том, покачиваясь и глуповато улыбаясь, уставился на Кэтрин и пробормотал:
— Славная моя женушка, заждалась меня. Ступай спать, Джорди, а мы тут отпразднуем мое возвращение.
— Не хочу спать, — простонал Джорди, — хочу еще выпить.
— Нет, больше не получишь ни капли. Если слуга во хмелю стал еще большим нытиком, чем обыкновенно, хозяин, похоже, не на шутку взбодрился. Он вытолкал Джорди в гардеробную, не обращая внимания на его жалобы, и, затворив дверь, принялся стягивать одежду.
Потрясенная происходящим, Кэтрин несколько секунд молча взирала на него, а затем поинтересовалась:
— Прошу прощения за нескромный вопрос, но удалось ли тебе узнать, где скрывается Уильям Грэм?
Том покачал головой и, подмигнув ей, швырнул панталоны на стул, оставшись в одной сорочке.
— Увы мне! Но мы залили горе и неплохо повеселились. Придется все начинать сначала… А теперь твой муженек пришел за наградой.
Он шагнул к кровати и швырнул валик на пол. Потом тяжело повалился на Кэтрин и, торопливо обняв, чмокнул в губы.
Преисполнившись ужаса Кэтрин поняла, что ей придется бороться с ним изо всех сил, дабы сохранить целомудрие. Эта задача оказалась не из легких, так как у Тома, похоже, было столько же конечностей, сколько у морского чудища. Стоило ей отцепить его руку, как его ноги переплетались с ее ногами.
Несмотря на страх, Кэтрин едва удерживалась от смеха. Тому становилось все труднее координировать движения — он попытался снова поцеловать ее, но девушка успела увернуться, и незадачливый кавалер страстно обнял подушку. Прикрыв глаза, он с отчаянием в голосе пробормотал:
— Ради всего святого, жена, постой и дай мне добраться до тебя, а то вы вместе с комнатой так и кружитесь у меня перед глазами.
Он тихо вздохнул, и она было понадеялась, что он выпил слишком много, чтобы осуществить свое желание, но Том с величайшим трудом все же забрался на нее.
— Ну, в-вот… — счастливо пробормотал он и, прицелившись, сумел-таки поцеловать ее в губы.
Кэтрин проклинала свое тело, чувствуя, что ей уже не хочется сопротивляться. Не сдержавшись, она с готовностью ответила на его поцелуй. Странно, но Том не вызывал у нее отвращения, напротив, пьяная беспомощность делала его трогательно-уязвимым.
— Такая теплая, такая нежная, — выдохнул он, бережно обнимая ее. — Какая же ты у меня хорошая, жена! — Улыбаясь, он пристроил голову на плече Кэтрин и вдруг заснул, заснул крепко и сладко, как дитя.
Только что Кэтрин трепетала от страха, и вдруг в ее объятиях оказался мирно спящий, доверившийся ей мужчина. Такой неожиданный переход не столько поразил ее, сколько разочаровал — тело ее вибрировало самым странным образом, ей хотелось и заплакать, и рассмеяться. Осторожно отодвинув Тома в сторону, она подняла с полу и положила на место валик, а затем задула почти догоревшую свечу.
Несмотря на усталость, Кэтрин долго лежала без сна, пытаясь ответить на мучивший ее вопрос. О чем она жалела? Уж не о том ли, что выпивка одурманила Тома прежде, чем он осуществил задуманное?
Так и не найдя ответа, Кэтрин заснула.
Глава десятая
В голове у Тома стучало, словно черти выбивали на ней барабанную дробь. Он очнулся в незнакомой постели, в незнакомом месте. Потянувшись, нащупал рядом с собой что-то жесткое. Подголовный валик!
— Какого черта! — Он приподнялся на локте, отчего голова у него закружилась, а в желудке возникла тянущая пустота, и посмотрел на спящую по другую сторону валика женщину.
Тут к нему вернулась память — вернее, некая ее часть. Однако и этого было достаточно, чтобы он ощутил дурноту, не имевшую ничего общего с излишним усердием в выпивке накануне вечером. Он помнил лишь, как, сгорая от желания, повалился на Кэтрин, и больше ничего. Господи, спаси и сохрани, неужели он насильно овладел женщиной, которая до сих пор стойко отказывала ему?
Том всегда гордился, что подруги, делившие с ним ложе, делали это исключительно по доброй воле. Неужели в пьяном бреду он позволил вожделению заставить его совершить непоправимое? Том в ужасе обхватил голову руками. Разве не из-за страсти к этой прекрасной женщине он напился вчера вечером до бесчувствия?
Кэтрин пошевелилась. Что-то она ему скажет? И что он может сказать в свое оправдание? Он снова застонал.
— Том? — раздался из-за валика встревоженный голос.
Он медленно повернул голову и поморщился от резкой боли.
— Выглядишь ты неважно, — посочувствовала Кэтрин. — Может, разбудить Джорди и послать его за каким-нибудь питьем?
— Ради Бога, не надо! — Том неосмотрительно покачал головой и прикрыл глаза. — Ему сейчас так же скверно, так пусть сначала придет в себя. — Том взглянул ей в глаза. — Кэтрин, — начал он, — вчера вечером… — Он умолк, не зная, что сказать. Для женщины, которую недавно нагло изнасиловали, Кэтрин держалась на диво спокойно. Может быть, она и не возражала? В душе у Тома затеплилась надежда. — Как ты себя чувствуешь?
Кэтрин озадаченно посмотрела на него: такая робость была не в характере Тома. Пожалуй, эта манера сейчас вполне соответствовала его виду: синева под припухшими веками, бледность и выражение страдания и уныния. Что с ним?
И вдруг Кэтрин все поняла. Овдовев, ее отец начал сильно пить, и на следующее утро страдал не только от похмелья, но и от «беспамятства», как он выражался. Судя по всему, и Том не помнит, что случилось вчера. Наверняка сейчас ломает голову, гадая, не овладел ли ею насильно.
— Вчера вечером… — снова начал он. — Я… я не напугал тебя?
Кэтрин решила отомстить ему за то, что он собрался вчера сделать — и не сделал.
— Напугал? Нет-нет, чего мне было пугаться? Ведь ты попросил меня выйти за тебя замуж!
— Замуж?!
Том облизал губы. Что же теперь делать? Ему хотелось переспать с Кэтрин, но никак не жениться на ней, хотя она и затронула в его душе никогда ранее не звучавшие струны.
Поддразнивая Тома, Кэтрин едва сдерживалась — ей хотелось поцеловать его и успокоить.
— Ты был так доволен после, что сказал: мы обвенчаемся, как только вернемся в Англию, и обязательно пригласим сэра Томаса Гоуэра, который нас познакомил.
— Что? — простонал Том. Теперь он был уверен, что выпивка лишила его не только памяти, но и разума. Однако, раз он обещал жениться, как человек чести он обязан сдержать слово, хотя такое трудно представить себе даже в кошмаре.
Он озадаченно взглянул на Кэтрин — так собака смотрит на слишком большую кость, не зная, то ли поглодать ее, то ли броситься наутек, — и увидел, что девушка вздрагивает от смеха. Что это ее так рассмешило? Вдруг ему все стало ясно, и, перегнувшись через валик, он рывком привлек Кэтрин к себе.
— Что за игру ты затеяла, жена? — проворчал он и поцеловал ее.
Кэтрин потерлась щекой о его жесткую щетину и ответила, щекоча дыханием его шею:
— Ах, Том, извини! Ничего страшного вчера не случилось! Ты, правда, вознамерился броситься на меня, но тут же осовел и заснул.
Несколько секунд Том лежал, обнимая девушку и стараясь разобраться в своих чувствах. При мысли о том, что она не станет его женой, его пронзило острое разочарование. Наконец он пробормотал:
— Прости, что хотел взять тебя силой. Я помню лишь, как вернулся, увидел тебя и… и все. — Он сокрушенно посмотрел на свою сорочку.
— Надо думать, я сумел раздеться, если только ты или Джорди не помогли мне.
— Нет, — ответила она. — Ты разделся сам. Джорди нализался до чертиков, а я…
— А ты была так изумлена, что остолбенела, превратившись в прекрасную статую.
— Едва ли, — ядовито возразила Кэтрин. — Будь это так, мы с тобой обсуждали бы сейчас, кого позовем на свадьбу.
Эта пикировка так понравилась ей, что она решила записать реплики, как только минутка уединения позволит ей снова стать Уиллом Уэгстэффом.
Том расхохотался, и в дверях появилась унылая физиономия Джорди.
— Вам что-нибудь угодно, хозяин? — скорбно поинтересовался он.
— Да! Принеси нам всем эля с водой, а хозяйке — хлеба с сыром.
— Хорошо, что хоть кому-то сегодня весело, — жалобно протянул Джорди и удалился.
Благодаря то ли шуткам, то ли элю с водой Том скоро пришел в себя и проследовал в гардеробную одеваться, оставив Кэтрин одну. Затем, когда они привели себя в порядок, он созвал военный совет.
— Мне расхотелось шататься из таверны в таверну и расспрашивать, не знает ли кто англичанина по имени Грэм, — с ухмылкой заявил он. — Если так и дальше пойдет, к концу месяца я допьюсь до белой горячки.
— Тогда как же нам найти Грэма в таком огромном городе? — с беспокойством спросила Кэтрин.
— Не волнуйся, жена, — успокоил ее Том. — Сэр Томас дал мне адрес одного голландского купца по имени Хендрик ван Слайс. Когда-то два его корабля были вынуждены укрыться в Портсмуте из-за шторма. Все его товары были бы конфискованы, если бы он не согласился поведать нам кое-какие сведения. Позволено обратиться к нему в самом крайнем случае. Он живет здесь неподалеку. Мы представимся торговцами, а уж там станет ясно, как себя вести.
Итак, Том, Кэтрин и Джорди, нарядно одетые и оживленные, снова стояли у дверей роскошного особняка — правда, не в Антверпене, а в Амстердаме.
— Если ты решил выдавать себя за торговца, — тревожилась Кэтрин перед тем, как они покинули постоялый двор, — не удивится ли ван Слайс, что ты заявишься к нему домой, а не в лавку, да еще с женой?
— Нисколько, — откликнулся Том. — Менеер ван Слайс ведет торговлю из дома. Его товары — посуда, меха и безделушки, столь любезные знати, — хранятся в подвалах и погребах. Твое присутствие не будет для него неожиданностью: голландцы дают женщинам куда больше свободы, чем мы, и жены часто ведут дела наравне с мужьями.
— Что ж, им можно только позавидовать, — прокомментировала Кэтрин.
Хендрик ван Слайс жил по-королевски. Как ни странно, он сразу согласился принять английского торговца. Том и Кэтрин ждали в просторном зале, на стенах которого красовались внушительных размеров географические карты голландских владений в заморских землях, а также невероятное разнообразие пейзажей, натюрмортов и морских видов.
— Опять коровы, — прошептала Кэтрин. На картинах почти всех голландских и фламандских художников присутствовали или корабли, или коровы.
Вскоре слуга вернулся и повел их по анфиладе изысканно меблированных комнат в кабинет в глубине дома.
Господин и госпожа ван Слайс поджидали гостей, устроившись в удобных креслах у камина. Торговец выглядел поистине величественно в черном бархатном камзоле, и рядом с ним его жена в наряде из серебристо-голубого атласа казалась еще стройнее и изящнее.
— Мистер Тренчард… — протянул ван Слайс, пригласив гостей присесть. — Наверное, вы родственник Неда Тренчарда?
— Весьма дальний, — признался Том. — Я только скромный торговец.
— Вот как! Надеюсь, вы не откажетесь перекусить прежде, чем мы осмотрим склады? Вы, наверное, из тех англичан, что пьют эль? Или предпочтете вино, как и мы?
— Вино! — ответил Том.
— Ну что же, очень хорошо, — улыбнулся ван Слайс и сделал знак слуге. Тот благоговейно принес и поставил на низкий столик лимоны, печенье, тарелки и завернутые в белоснежные салфетки приборы на четверых, а также бокалы тонкой работы. Кажется, голландцы превратили вкушение пищи чуть ли не в ритуал.
Мужчины начали разговор о делах. Несколько раз Кэтрин пришлось улыбнуться, соглашаясь с мнением супруга.
— Нет, милый, картин больше не надо. Фарфор продается куда лучше. В конце концов, есть необходимо всем, а на картины взглянут разок — и тут же о них забывают.
— Ваша жена — редкая умница, — одобрительно отозвался ван Слайс.
Они беседовали не только о картинах и посуде, но и о скатертном полотне и гардинах.
— Потом, — сказал ван Слайс, когда слуга принес блюдо с устрицами и свежий хлеб, — мы спустимся в погреба, и вы покажете мне, какие именно товары желали бы приобрести. Как я понял, вы не взяли с собой писца?
Джорди трудно было принять за старательного клерка, и сейчас его радушно принимали в кухне.
— Его обязанности исполняет моя жена, и лучшего писца мне не надо. Надежнее всего не выпускать секреты из дома, правда?
— Мое сердце радуется встрече со столь благоразумным представителем вашей страны, — с воодушевлением воскликнул ван Слайс. — Вы, англичане, редко извлекаете пользу из множества талантов, которыми Создатель наделил наших жен.
— Какого черта! — Он приподнялся на локте, отчего голова у него закружилась, а в желудке возникла тянущая пустота, и посмотрел на спящую по другую сторону валика женщину.
Тут к нему вернулась память — вернее, некая ее часть. Однако и этого было достаточно, чтобы он ощутил дурноту, не имевшую ничего общего с излишним усердием в выпивке накануне вечером. Он помнил лишь, как, сгорая от желания, повалился на Кэтрин, и больше ничего. Господи, спаси и сохрани, неужели он насильно овладел женщиной, которая до сих пор стойко отказывала ему?
Том всегда гордился, что подруги, делившие с ним ложе, делали это исключительно по доброй воле. Неужели в пьяном бреду он позволил вожделению заставить его совершить непоправимое? Том в ужасе обхватил голову руками. Разве не из-за страсти к этой прекрасной женщине он напился вчера вечером до бесчувствия?
Кэтрин пошевелилась. Что-то она ему скажет? И что он может сказать в свое оправдание? Он снова застонал.
— Том? — раздался из-за валика встревоженный голос.
Он медленно повернул голову и поморщился от резкой боли.
— Выглядишь ты неважно, — посочувствовала Кэтрин. — Может, разбудить Джорди и послать его за каким-нибудь питьем?
— Ради Бога, не надо! — Том неосмотрительно покачал головой и прикрыл глаза. — Ему сейчас так же скверно, так пусть сначала придет в себя. — Том взглянул ей в глаза. — Кэтрин, — начал он, — вчера вечером… — Он умолк, не зная, что сказать. Для женщины, которую недавно нагло изнасиловали, Кэтрин держалась на диво спокойно. Может быть, она и не возражала? В душе у Тома затеплилась надежда. — Как ты себя чувствуешь?
Кэтрин озадаченно посмотрела на него: такая робость была не в характере Тома. Пожалуй, эта манера сейчас вполне соответствовала его виду: синева под припухшими веками, бледность и выражение страдания и уныния. Что с ним?
И вдруг Кэтрин все поняла. Овдовев, ее отец начал сильно пить, и на следующее утро страдал не только от похмелья, но и от «беспамятства», как он выражался. Судя по всему, и Том не помнит, что случилось вчера. Наверняка сейчас ломает голову, гадая, не овладел ли ею насильно.
— Вчера вечером… — снова начал он. — Я… я не напугал тебя?
Кэтрин решила отомстить ему за то, что он собрался вчера сделать — и не сделал.
— Напугал? Нет-нет, чего мне было пугаться? Ведь ты попросил меня выйти за тебя замуж!
— Замуж?!
Том облизал губы. Что же теперь делать? Ему хотелось переспать с Кэтрин, но никак не жениться на ней, хотя она и затронула в его душе никогда ранее не звучавшие струны.
Поддразнивая Тома, Кэтрин едва сдерживалась — ей хотелось поцеловать его и успокоить.
— Ты был так доволен после, что сказал: мы обвенчаемся, как только вернемся в Англию, и обязательно пригласим сэра Томаса Гоуэра, который нас познакомил.
— Что? — простонал Том. Теперь он был уверен, что выпивка лишила его не только памяти, но и разума. Однако, раз он обещал жениться, как человек чести он обязан сдержать слово, хотя такое трудно представить себе даже в кошмаре.
Он озадаченно взглянул на Кэтрин — так собака смотрит на слишком большую кость, не зная, то ли поглодать ее, то ли броситься наутек, — и увидел, что девушка вздрагивает от смеха. Что это ее так рассмешило? Вдруг ему все стало ясно, и, перегнувшись через валик, он рывком привлек Кэтрин к себе.
— Что за игру ты затеяла, жена? — проворчал он и поцеловал ее.
Кэтрин потерлась щекой о его жесткую щетину и ответила, щекоча дыханием его шею:
— Ах, Том, извини! Ничего страшного вчера не случилось! Ты, правда, вознамерился броситься на меня, но тут же осовел и заснул.
Несколько секунд Том лежал, обнимая девушку и стараясь разобраться в своих чувствах. При мысли о том, что она не станет его женой, его пронзило острое разочарование. Наконец он пробормотал:
— Прости, что хотел взять тебя силой. Я помню лишь, как вернулся, увидел тебя и… и все. — Он сокрушенно посмотрел на свою сорочку.
— Надо думать, я сумел раздеться, если только ты или Джорди не помогли мне.
— Нет, — ответила она. — Ты разделся сам. Джорди нализался до чертиков, а я…
— А ты была так изумлена, что остолбенела, превратившись в прекрасную статую.
— Едва ли, — ядовито возразила Кэтрин. — Будь это так, мы с тобой обсуждали бы сейчас, кого позовем на свадьбу.
Эта пикировка так понравилась ей, что она решила записать реплики, как только минутка уединения позволит ей снова стать Уиллом Уэгстэффом.
Том расхохотался, и в дверях появилась унылая физиономия Джорди.
— Вам что-нибудь угодно, хозяин? — скорбно поинтересовался он.
— Да! Принеси нам всем эля с водой, а хозяйке — хлеба с сыром.
— Хорошо, что хоть кому-то сегодня весело, — жалобно протянул Джорди и удалился.
Благодаря то ли шуткам, то ли элю с водой Том скоро пришел в себя и проследовал в гардеробную одеваться, оставив Кэтрин одну. Затем, когда они привели себя в порядок, он созвал военный совет.
— Мне расхотелось шататься из таверны в таверну и расспрашивать, не знает ли кто англичанина по имени Грэм, — с ухмылкой заявил он. — Если так и дальше пойдет, к концу месяца я допьюсь до белой горячки.
— Тогда как же нам найти Грэма в таком огромном городе? — с беспокойством спросила Кэтрин.
— Не волнуйся, жена, — успокоил ее Том. — Сэр Томас дал мне адрес одного голландского купца по имени Хендрик ван Слайс. Когда-то два его корабля были вынуждены укрыться в Портсмуте из-за шторма. Все его товары были бы конфискованы, если бы он не согласился поведать нам кое-какие сведения. Позволено обратиться к нему в самом крайнем случае. Он живет здесь неподалеку. Мы представимся торговцами, а уж там станет ясно, как себя вести.
Итак, Том, Кэтрин и Джорди, нарядно одетые и оживленные, снова стояли у дверей роскошного особняка — правда, не в Антверпене, а в Амстердаме.
— Если ты решил выдавать себя за торговца, — тревожилась Кэтрин перед тем, как они покинули постоялый двор, — не удивится ли ван Слайс, что ты заявишься к нему домой, а не в лавку, да еще с женой?
— Нисколько, — откликнулся Том. — Менеер ван Слайс ведет торговлю из дома. Его товары — посуда, меха и безделушки, столь любезные знати, — хранятся в подвалах и погребах. Твое присутствие не будет для него неожиданностью: голландцы дают женщинам куда больше свободы, чем мы, и жены часто ведут дела наравне с мужьями.
— Что ж, им можно только позавидовать, — прокомментировала Кэтрин.
Хендрик ван Слайс жил по-королевски. Как ни странно, он сразу согласился принять английского торговца. Том и Кэтрин ждали в просторном зале, на стенах которого красовались внушительных размеров географические карты голландских владений в заморских землях, а также невероятное разнообразие пейзажей, натюрмортов и морских видов.
— Опять коровы, — прошептала Кэтрин. На картинах почти всех голландских и фламандских художников присутствовали или корабли, или коровы.
Вскоре слуга вернулся и повел их по анфиладе изысканно меблированных комнат в кабинет в глубине дома.
Господин и госпожа ван Слайс поджидали гостей, устроившись в удобных креслах у камина. Торговец выглядел поистине величественно в черном бархатном камзоле, и рядом с ним его жена в наряде из серебристо-голубого атласа казалась еще стройнее и изящнее.
— Мистер Тренчард… — протянул ван Слайс, пригласив гостей присесть. — Наверное, вы родственник Неда Тренчарда?
— Весьма дальний, — признался Том. — Я только скромный торговец.
— Вот как! Надеюсь, вы не откажетесь перекусить прежде, чем мы осмотрим склады? Вы, наверное, из тех англичан, что пьют эль? Или предпочтете вино, как и мы?
— Вино! — ответил Том.
— Ну что же, очень хорошо, — улыбнулся ван Слайс и сделал знак слуге. Тот благоговейно принес и поставил на низкий столик лимоны, печенье, тарелки и завернутые в белоснежные салфетки приборы на четверых, а также бокалы тонкой работы. Кажется, голландцы превратили вкушение пищи чуть ли не в ритуал.
Мужчины начали разговор о делах. Несколько раз Кэтрин пришлось улыбнуться, соглашаясь с мнением супруга.
— Нет, милый, картин больше не надо. Фарфор продается куда лучше. В конце концов, есть необходимо всем, а на картины взглянут разок — и тут же о них забывают.
— Ваша жена — редкая умница, — одобрительно отозвался ван Слайс.
Они беседовали не только о картинах и посуде, но и о скатертном полотне и гардинах.
— Потом, — сказал ван Слайс, когда слуга принес блюдо с устрицами и свежий хлеб, — мы спустимся в погреба, и вы покажете мне, какие именно товары желали бы приобрести. Как я понял, вы не взяли с собой писца?
Джорди трудно было принять за старательного клерка, и сейчас его радушно принимали в кухне.
— Его обязанности исполняет моя жена, и лучшего писца мне не надо. Надежнее всего не выпускать секреты из дома, правда?
— Мое сердце радуется встрече со столь благоразумным представителем вашей страны, — с воодушевлением воскликнул ван Слайс. — Вы, англичане, редко извлекаете пользу из множества талантов, которыми Создатель наделил наших жен.