Страница:
Она со стуком распахнула ставни на одном окне, потом на другом, прошла дальше в комнату и села на табуретку у пыльного стола.
– Напротив, очень приятное место, – искренне возразил я. – Люди здесь крайне приветливые и доброжелательные. Так же, господин Дереванш?
– Э-э… м-да, – подтвердил архивариус, остановившись посреди комнаты, и прижимая волшебную сумку к груди, словно кто-то собирался вырвать ее из его цепких ручонок.
– Люди? – переспросила Элсирика. – Смотри, Игореша, чтобы эти люди тебя ума окончательно не лишили. Или ты забыл для чего мы здесь.
– Для чего? – полюбопытствовал я.
– Искать тайник, а не тайных встреч с местными красотками. И дай сюда мою косметичку! – потребовала кенесийская писательница. – С утра не могу себя в порядок привести!
– Да, мы здесь, чтобы найти тайник, – согласился я, расстегивая сумку и перекладывая пачки с фломастерами в поисках Анькиной косметички. – Но одно другому не мешает. Не забывай, деточка, что это не просто местные красотки, как ты неуважительно выражаешься, а высоконравственные девы, посвятившие себя великому служению богини. Это, во-первых. А во-вторых, общение с ними будет полезным, поскольку именно в общении с ними я надеюсь сам нравственно очиститься и выведать, есть ли в обители какой-нибудь древний тайник, и каким боком их храм связан с именем Болвагана или самой Пелесоной.
– Выведаешь ты… Вижу у тебя уже другие интересы в голове, – взяв у меня косметичку, Рябинина вытащила из нее зеркальце и какие-то хитроумные принадлежности.
– Имей ввиду, если тебе вечером взбредет идти на встречу с этой Фракцией… – писательница макнула в тушь маленькую кисточку и поднесла ее к глазу.
– Фрикцией, – поправил я Анну Васльевну.
– Какая разница! В общем, к этой… высоконравственной. То я с тобой пойду. Да, Булатов! – резко оборвала она мой протест. – Поскольку без меня тебе здесь расхаживать опасно. Глупостей ты в один миг натворишь.
Я посмотрел в окно на живописный садик, начинавшийся за порогом, на молодых послушниц, прогуливавшихся вдоль клумбы и наряжавших цветными лентами гранатовое дерево, и никакой опасности для себя не почувствовал. Вероятно, устами Рябининой говорила ревность ни с того ни сего объявившаяся вместе с нашим приездом в этот райский уголок.
– Ты всерьез думаешь, что меня могут проткнуть серебряным кинжалом или утопить в священном источнике? Не стоит беспокоиться, госпожа Элсирика, – ответил я. – Лучше бы ты такую заботу проявляла, когда я шел на свидание с графом Пико. А с Фрикцией сам как-нибудь разберусь. В первую очередь нужно узнать связано ли это место с Болваганом. Ведь если он действительно часто посещал обитель, то не исключено, что о нем сохранились воспоминания в форме каких-нибудь легенд или приданий. И храм не мешало бы осмотреть.
– Да, начать бы нужно с храма. Только сомнения у меня, что нас туда пустят, – проскрипел Дереванш, стоя у дальнего окна и любуясь видом на блестевшую внизу излучину Алраки.
В этот момент раздался звон большого колокола. Он повторился трижды, покатившись по поселению долгим эхом. Послушницы, трудившиеся над украшением дерева и помоста на лужайке, потянулись к двухъярусному зданию. И другие, прогуливавшиеся по аллее или стоявшие на площади, стали подниматься по пандусу. За ними последовала вереница жриц, вышедших из храма.
– Похоже, у чистых девок обеденный перерыв, – решил я, наблюдая, как пустеет поселение. – Сейчас примутся долго и страстно молиться, потом кушать, что Юния пошлет.
Тут же меня осенила великолепная мысль.
– Господин Дереванш, – на секунду задумавшись, я встал. – Шагайте за мной. Не будем мешать госпоже Элсирике подрисовывать ресницы.
– Что ты задумал, Булатов? – прищурив накрашенный глаз, спросила Рябинина. – На свидание к Фикции бежать? Еще рановато.
– Идея у меня есть. Великолепная идея. Уверен, что в святилище сейчас никого нет – самое время его осмотреть.
– Я иду с вами, – отбросив со щеки рыжие локоны, Анна Васильевна, склонившись к зеркальцу, быстрее заработала кисточкой. – Подожди минутку. А с чего ты взял, будто в святилище сейчас никого?
– Потому что я собственным зрением видел, как все из него вышли после звона колокола, – объяснил я и подтолкнул Дереванша к выходу.
– Подожди, Булатов. Может, вышли не все. Наверняка там кто-то остался сторожить вход и всякие святые вещи, – предположила Рябинина, спеша скорее закончить с макияжем.
– Да, да, господин Блатомир. Жрицы не могут оставить храм без присмотра, а мы не можем войти туда без их разрешения. Это было бы злейшим произволом. Греховным кощунством! – пятясь в угол, сказал библиотекарь.
– Греховное кощунство, не воспользоваться возможностью, которую нам дарит Юния! Госпожа Элсирика, если ты идешь, то поторопись – у нас нет времени на твою боевую раскраску, – нетерпеливо напомнил я Рябининой.
Она мазнула кончиком пальца вокруг глаза, трижды моргнула перед зеркальцем и захлопнула косметичку.
– Идем! – Анна Васильевна тоже была настроена решительно. – Если нас заметят – соврем что-нибудь. Скажем, осматривали достопримечательности и заблудились.
– Может, я здесь сумку пока посторожу? – заупрямился кенесиец.
– Нет, мой отважный друг. В святилище вы должны пригодиться вместе с сумкой. Мы еще не знаем, что там увидим, и ваш опыт исследователя житья Пелесоны может быть очень полезен, – настоял я, открывая дверь.
Чтобы не выдавать себя, к храму мы решили идти не через площадь, а по дорожке, изгибавшейся между подстриженных кустов жасмина и клумб. Только на лестницу нам все равно пришлось ступить, поскольку другого входа, кроме как высоких красных дверей под портиком мы не обнаружили. Почти бегом одолев три десятка ступеней, мы скользнули в тень колонны, замерли на минуту, прислушиваясь.
– Господин Блатомир, – слабо прошептал Дереванш. – Умоляю, не надо туда заходить! Там кто-то есть – я слышу чьи-то голоса.
– Это божьи голоса, – успокоил я кенесийца. – У меня такое часто бывает.
Мне тоже показалось, что храм покинули не все непорочницы: где-то там, в полумраке будто мелькнула чья-то фигура. Но я рассудил, что не случится ничего страшного, если мы наткнемся на задержавшуюся здесь жрицу. Ведь в моей сумке имелась ни одна сотня сувениров, способных добиться расположения самой капризной особы.
– Вперед! – сказал я и юркнул в приоткрытую дверь.
2
3
– Напротив, очень приятное место, – искренне возразил я. – Люди здесь крайне приветливые и доброжелательные. Так же, господин Дереванш?
– Э-э… м-да, – подтвердил архивариус, остановившись посреди комнаты, и прижимая волшебную сумку к груди, словно кто-то собирался вырвать ее из его цепких ручонок.
– Люди? – переспросила Элсирика. – Смотри, Игореша, чтобы эти люди тебя ума окончательно не лишили. Или ты забыл для чего мы здесь.
– Для чего? – полюбопытствовал я.
– Искать тайник, а не тайных встреч с местными красотками. И дай сюда мою косметичку! – потребовала кенесийская писательница. – С утра не могу себя в порядок привести!
– Да, мы здесь, чтобы найти тайник, – согласился я, расстегивая сумку и перекладывая пачки с фломастерами в поисках Анькиной косметички. – Но одно другому не мешает. Не забывай, деточка, что это не просто местные красотки, как ты неуважительно выражаешься, а высоконравственные девы, посвятившие себя великому служению богини. Это, во-первых. А во-вторых, общение с ними будет полезным, поскольку именно в общении с ними я надеюсь сам нравственно очиститься и выведать, есть ли в обители какой-нибудь древний тайник, и каким боком их храм связан с именем Болвагана или самой Пелесоной.
– Выведаешь ты… Вижу у тебя уже другие интересы в голове, – взяв у меня косметичку, Рябинина вытащила из нее зеркальце и какие-то хитроумные принадлежности.
– Имей ввиду, если тебе вечером взбредет идти на встречу с этой Фракцией… – писательница макнула в тушь маленькую кисточку и поднесла ее к глазу.
– Фрикцией, – поправил я Анну Васльевну.
– Какая разница! В общем, к этой… высоконравственной. То я с тобой пойду. Да, Булатов! – резко оборвала она мой протест. – Поскольку без меня тебе здесь расхаживать опасно. Глупостей ты в один миг натворишь.
Я посмотрел в окно на живописный садик, начинавшийся за порогом, на молодых послушниц, прогуливавшихся вдоль клумбы и наряжавших цветными лентами гранатовое дерево, и никакой опасности для себя не почувствовал. Вероятно, устами Рябининой говорила ревность ни с того ни сего объявившаяся вместе с нашим приездом в этот райский уголок.
– Ты всерьез думаешь, что меня могут проткнуть серебряным кинжалом или утопить в священном источнике? Не стоит беспокоиться, госпожа Элсирика, – ответил я. – Лучше бы ты такую заботу проявляла, когда я шел на свидание с графом Пико. А с Фрикцией сам как-нибудь разберусь. В первую очередь нужно узнать связано ли это место с Болваганом. Ведь если он действительно часто посещал обитель, то не исключено, что о нем сохранились воспоминания в форме каких-нибудь легенд или приданий. И храм не мешало бы осмотреть.
– Да, начать бы нужно с храма. Только сомнения у меня, что нас туда пустят, – проскрипел Дереванш, стоя у дальнего окна и любуясь видом на блестевшую внизу излучину Алраки.
В этот момент раздался звон большого колокола. Он повторился трижды, покатившись по поселению долгим эхом. Послушницы, трудившиеся над украшением дерева и помоста на лужайке, потянулись к двухъярусному зданию. И другие, прогуливавшиеся по аллее или стоявшие на площади, стали подниматься по пандусу. За ними последовала вереница жриц, вышедших из храма.
– Похоже, у чистых девок обеденный перерыв, – решил я, наблюдая, как пустеет поселение. – Сейчас примутся долго и страстно молиться, потом кушать, что Юния пошлет.
Тут же меня осенила великолепная мысль.
– Господин Дереванш, – на секунду задумавшись, я встал. – Шагайте за мной. Не будем мешать госпоже Элсирике подрисовывать ресницы.
– Что ты задумал, Булатов? – прищурив накрашенный глаз, спросила Рябинина. – На свидание к Фикции бежать? Еще рановато.
– Идея у меня есть. Великолепная идея. Уверен, что в святилище сейчас никого нет – самое время его осмотреть.
– Я иду с вами, – отбросив со щеки рыжие локоны, Анна Васильевна, склонившись к зеркальцу, быстрее заработала кисточкой. – Подожди минутку. А с чего ты взял, будто в святилище сейчас никого?
– Потому что я собственным зрением видел, как все из него вышли после звона колокола, – объяснил я и подтолкнул Дереванша к выходу.
– Подожди, Булатов. Может, вышли не все. Наверняка там кто-то остался сторожить вход и всякие святые вещи, – предположила Рябинина, спеша скорее закончить с макияжем.
– Да, да, господин Блатомир. Жрицы не могут оставить храм без присмотра, а мы не можем войти туда без их разрешения. Это было бы злейшим произволом. Греховным кощунством! – пятясь в угол, сказал библиотекарь.
– Греховное кощунство, не воспользоваться возможностью, которую нам дарит Юния! Госпожа Элсирика, если ты идешь, то поторопись – у нас нет времени на твою боевую раскраску, – нетерпеливо напомнил я Рябининой.
Она мазнула кончиком пальца вокруг глаза, трижды моргнула перед зеркальцем и захлопнула косметичку.
– Идем! – Анна Васильевна тоже была настроена решительно. – Если нас заметят – соврем что-нибудь. Скажем, осматривали достопримечательности и заблудились.
– Может, я здесь сумку пока посторожу? – заупрямился кенесиец.
– Нет, мой отважный друг. В святилище вы должны пригодиться вместе с сумкой. Мы еще не знаем, что там увидим, и ваш опыт исследователя житья Пелесоны может быть очень полезен, – настоял я, открывая дверь.
Чтобы не выдавать себя, к храму мы решили идти не через площадь, а по дорожке, изгибавшейся между подстриженных кустов жасмина и клумб. Только на лестницу нам все равно пришлось ступить, поскольку другого входа, кроме как высоких красных дверей под портиком мы не обнаружили. Почти бегом одолев три десятка ступеней, мы скользнули в тень колонны, замерли на минуту, прислушиваясь.
– Господин Блатомир, – слабо прошептал Дереванш. – Умоляю, не надо туда заходить! Там кто-то есть – я слышу чьи-то голоса.
– Это божьи голоса, – успокоил я кенесийца. – У меня такое часто бывает.
Мне тоже показалось, что храм покинули не все непорочницы: где-то там, в полумраке будто мелькнула чья-то фигура. Но я рассудил, что не случится ничего страшного, если мы наткнемся на задержавшуюся здесь жрицу. Ведь в моей сумке имелась ни одна сотня сувениров, способных добиться расположения самой капризной особы.
– Вперед! – сказал я и юркнул в приоткрытую дверь.
2
Просторный зал, освещенный солнечным светом, падавшим в щели со свода и сквозь витражи, крестообразно разделяли ряды колонн. В дальних углах в чашах, стоявших на треногах, горели огни. Центральный проход вел прямо к огромной статуе Непорочной, которая восседала на мраморном, отделанном бронзой, нефритом и бирюзой троне. Над богиней нависала арка, украшенная гирляндами цветов. Слева и справа трона виднелись дверки, ведущие вглубь святилища.
– Ты хоть сам представляешь, что мы здесь будем искать? – прошептала мне на ухо Рябинина. – И что мы должны найти?
– Фиг его знает, – честно ответил я. – Сначала обойдем зал по периметру. Может, найдем какие-нибудь важные знаки, надписи, вроде «Здесь был Болваган» или «Привет от Пелесоны».
– Вы думаете за столько лет такие надписи сохранятся? – засомневался Дереванш, ощущавший себя по-прежнему робко и готовый в любую минуту броситься к выходу.
– Всякое возможно, – я открыл сумку и, поковырявшись во втором секретном отсеке, извлек фонарик – все-таки вдоль западной стены было слишком темно.
Мы двинулись медленно, шаг за шагом огибая колонны, оглядывая постаменты. Видно было, что храм, при всей его ухоженности, очень старый: базальтовые квадры, слагавшие основу стены кое-где потрескались, а рельефы имели следы многократных обновлений. Фреска между окнами, у которой мы задержались надолго, облупилась снизу, частями посередине, и я догадался, что века назад здесь было изображено совсем не то, что мы видели сейчас. Под слоем отшелушившейся краски проступали деревья, облака и какая-то мрачная скала, очень похожая на каменную голову, видную с дороги к обители.
Когда мы дошли до конца левого крыла святилища, Дереванш остановился у каменного постамента и указал на слабо проступавший рельеф:
– Птица какая-то, – сообщил кенесиец. – И дырка под ней. Она не может быть знаком?
– Это орел или сокол. Нет, не может, – отверг я, поковыряв пальцем в отверстии между когтистых лап. – Сам подумайте курчавой черепушкой, каким образом птица может быть связана с Пелесоной или Болваганом? Никакой очевидной связи.
– Но с Юнией тоже ни сокол, ни орел никак не связаны, – архивариус обошел постамент и заявил чуть понахальнее: – Я-то знаю символы и атрибуты богини. Получше вас в них разбираюсь. И смею утверждать, что эта птица – знак чужеродный.
– Милый мой, не говорите ерунды. Вон там, на простенке, – я кивнул на дальний конец зала, – лебеди намалеваны. А перед ними мы наблюдали каких-то ласточек в Садах Непорочной. Так что, по-вашему, под каждым пернатым созданием тайник должен находиться? Смею уверить, я не меньше вашего разбираюсь в тайных знаках – не один год обучался.
Мы перешли в правую часть ритуального зала и внимательно осмотрели его весь. Ничто не привлекло моего внимания, а кенесиец снова остановился возле каменного постамента и, постучав ладонью по рельефу оперенной стрелы, сказал:
– Вот тоже какой-то странный знак, господин Блатомир. Под ним точно такое же отверстие, как под соколом с той стороны. Что-то мне напоминает это… Что-то такое… – Дереванш, подняв руку, пошевелил пальчиками, но я не стал дожидаться, пока в его мозгах наступит просветление.
Оставалась лишь одна неизведанная часть храма – то самое место, где располагалась статуя Юнии. Я направился туда, почти не разглядывая роспись стен и орнаменты на основаниях колонн, к которым прежде был внимателен. Что-то подсказывало мне: именно возле трона богини нас ждет важнейшее открытие. Перед глазами снова вспыхнула и погасла руна Арж, качнулись темные крылья Варшпаграна, но все это, вероятно, было наваждением, случившимся из-за моей чрезмерной сосредоточенности.
– Эй, эй, Булатов, ты куда? – окликнула меня Элсирика. – Помедленнее. Мы еще здесь не все посмотрели.
Я не ответил, направился по мозаичному полу к статуе и покорно остановился перед троном. В представлении неизвестного гильдийского скульптора Юния была довольно крупной тетенькой: ее прелестный образ возвышался над нами метра на четыре. Хотя здесь было достаточно светло, я направил луч фонарика на аппетитные груди богини, прикрытые только разноцветными бусами. Затем на ее лицо – весьма привлекательное лицо, ничем не хуже, тех, что красуются на глянцевых страницах «Плэйбоя». После нескольких мгновений сосредоточенного созерцания мне показалось, что богиня улыбнулась пухлыми губками и подмигнула лазуритовым глазом. Затем мой пытливый взгляд опустился к ее ногам, сандалиям с позолоченными пряжками, еще ниже. Тут я увидел на постаменте рельеф змеи, свернувшейся кольцом, под которым находилось точно такое же отверстие, какие обнаружил наш Дереванш в правой и левой части храма. Стрела, сокол, змея… – мысленно произнес я, и эти слова тронули что-то важное в памяти. Что именно я пока не мог определить, и Рябинина вмешалась в самый неподходящий момент, когда разгадка символов, казалось, уже появилась из тумана моего сознания. Тоже разглядев древний рельеф на плите под троном, Анна Васильевна возмутительно громко произнесла:
– Змея!
– Ай! – вскрикнул Дереванш, выронил сумку на пол и отскочил к стене словно ужаленный.
– Чертов Дереванш, змея не настоящая! Чего вы орете? Вот змея! – пояснил я, указав на изображение аспида на постаменте трона богини. – А ты, Элсирика, думай прежде, чем что-нибудь сказать. Наш доблестный друг, чуть инфаркт не получил и из-за тебя уронил сумку – мог бутылки с водкой переколотить.
– Ты не понял, великий маг Блатомир, – Рябинина ехидненько улыбнулась, быстрыми шагами подошла к трону. – Здесь змея, а там был сокол и стрела. Ни о чем этот ряд знаков тебе не говорит?
– Говорит… Только пока говорил, ты влезла со своим истерическим вскриком: «Змея! Змея! Караул!» и я уже забыл, о чем мне это говорит.
– «Добавил мудрый Болваган: „Стрела, сокол и зме…“ – продекламировала писательница строку из Клочка Мертаруса.
– О, мудрейшая Элсирика! – простонал Дереванш, воздав руки к храмовому своду. – Конечно же так! В свитке сказано именно об этих знаках! Как же я, старый глупец, не догадался сразу?! Как же я сразу не понял?! Эх! – он тюкнул себя кулаком по лбу, сбив тюрбан. – Я должен был догадаться, как только увидел первое изображение – сокола! «Там наследие Святейшей… добавил мудрый Болваган: «Стрела, сокол и змея…», – глаза кенесийца прослезились, руки затряслись от наплыва чувств. – Мы именно в том месте, о котором говорил мудрый Болваган!
– Пожалуй… все верно. Молодец, Рябинина! Я тоже думал, что змея и сокол со стрелой – именно те знаки, на которые было указано Мертарусу, и хотел сказать об этом, но ты опередила. В общем, радуйтесь – тайник здесь, и не зря я вас привел в святилище! – я наклонился к изображению змеи и поковырялся пальцем в отверстии, найдя в глубине несколько металлических выступов. Теперь у меня не оставалось сомнений: под троном был спрятан сложный замок, открывающийся цилиндрическим ключом. Первая его часть – ручка – имелась у нас, а вторая, более важная фиговина, скорее всего находилась в саркофаге герцога Пориза Рыжего.
– Интересно, а дырочка зачем? – подал голос Дереванш, наблюдавший за моими пальцами.
– Это очень полезная дырочка. В нее можно кое-что засунуть, – сообщил я, посмеиваясь над недогадливостью архивариуса.
– Какие глупости вы говорите! При богине, еще и при госпоже Элсирике! – фыркнул кенесиец.
Писательница хохотнула, прикрывая ладошкой рот, и пояснила:
– Блатомир имел в виду ключ.
– Ах, ключ! Тот самый, часть которого в «герцога мертвой руке»! – прозрел Дереванш, лицо его вспыхнуло таким-же восторгом, как после стаканчика «Пепси-колы».
– Булатов! – тихо и как-то напряженно произнесла Рябинина, глядя за статую богини.
Я тоже посмотрел в том направлении и увидел, что мы в зале не одни: в полумраке возле приоткрытой двери стояло несколько жриц. Скоре всего стояли они здесь давно, (наверное, с той минуты, когда мы переступили порог храма) и наблюдали за всеми нашими хождениями вдоль стен в поисках тайных знаков.
– Здрасьте, чистейшие, – произнес я, отпустив им легкий поклон, поскольку ничего другого мне не пришло в голову.
– Маг Блатомир… – жрица в сиреневой тунике с шелковым шитьем шагнула вперед.
Не знаю, каким образом она узнала мое имя: может быть, богиня нашептала ей на ушко, а может, эта жрица была на площади среди других илиек во время нашего разговора с Фелосеей. Две другие служительницы Юнии, такие же молодые, облаченные в длинные туники, тоже вышли на свет, цветными пятнами падавший с витража. Их бледные лица едва скрывали волнение, глаза со страхом и любопытством изучали меня.
– Маг Блатомир, откуда у тебя серебряный фаллос? – проговорила жрица, вышедшая первой.
Ее вопрос поначалу поставил меня в тупик. Я был уверен, что ширинка моих брюк застегнута, но все-таки опустил взгляд, чтобы убедиться, не осрамился ли я перед непорочными девами.
– Серебряный фаллос! – с трепетом повторила одна из жриц.
Архивариус за моей спиной издал обреченный стон.
– Пророчество сбывается… – прошептала другая, раскачиваясь как кобра перед броском. – Всему конец… Богиня лишится чести…
Здесь я догадался, что, рассуждая о моем фаллосе, илийки говорили как бы метафорически – служительницы храмов, как некоторые одержимые поэты, оракулы часто говорят метафорами, и я ответил им:
– Вы шутите, проказницы? Какой же он серебряный? Если на то пошло, то он скорее золотой. Многих осчастливил, точно свалившийся внезапно тяжелый кошель. Может, желаете убедиться?
В этот раз тихий стон издала Рябинина, и я почувствовал ее острые ноготки, кольнувшие меня в спину.
– Не пытайся обмануть нас перед ликом богини! Он серебряный! – жрица в сиреневой тунике приблизилась ко мне еще на два коротеньких шага и указала на фонарик: – Отвечай, откуда у тебя фаллос?
– Ах, этот, – только сейчас до меня дошло, что речь идет о моем фонарике, с корпусом из нержавейки издали похожем на серебро. – В супермаркете на Тверской купил. Вам такой нужен? – демонстрируя «волшебные» возможности «фаллоса», я щелкнул несколько раз кнопочкой, направляя луч в лицо то одной, то другой жрице.
– Я же говорила, он светится! – с торжеством воскликнула одна из илиек.
– Еще как! – подтвердил я, протягивая жрицам фонарик. – Божественным светом! Сверкает, точно глаз Вирга. А вы о каком пророчестве говорили? – я заподозрил, что служительницы Юнии скрывают нечто важно, способное приблизить нас к тайне Сапожка Пелесоны поближе.
– Ты хочешь его отдать нам? – с недоумением спросила жрица в сиреневой тунике, неуверенно протягивая руку. Браслет-змейка дрогнул на ее запястье.
– Госпожи чистейшие, мы с удовольствием обменяем его, – оттесняя меня в сторону, вступилась Элсирика. – От всей души предлагаем честную сделку: мы вам «серебряный фаллос», светящийся, разумеется, а вы… А вы никому не говорите, что мы были в храме. В общем, мы дарим вам это, – Анька подтолкнула мою руку к руке жрицы, – Берите, и мы тихонько уходим отсюда.
– Да, мы тихонько уходим! – согласился Дереванш, пятясь к выходу. – Бегом улепетываем. Считайте, что вы нас не видели.
– Не, я на такое не согласен, – мудро воспротивился я, отдернув фонарик от пальцев илийки. – Подумай, Элсирика, что ты такое говоришь! Ты знаешь, какова цена яркосветящегося фаллоса?! А какие восхитительные обряды им можно проводить в ночное время! Вещь совершенно уникальная на всей обозримой Гильде! Сияет божественным огнем, и масло в нее заливать не надо. А сколько еще полезных применений можно ей найти! Например, сюда вот засунуть, – я наклонился, стараясь пристроить фонарик в отверстие под троном Юнии.
– Булатов! Черт тебя кочерыжкой! – Рябинина больно дернула меня за волосы. – Не смей этого делать! Отдай им фонарь… этот, хренов фаллос – пусть сами суют куда вздумается! А мы мотаем отсюда!
– О, пречистая Шельда, сбывается, сбывается пророчество! – заныла жрица, стоявшая слева, теребя сиреневую тунику соседки. – Медный фаллос в мертвой руке, серебряный в живой… Всему конец! И раздвинет ноги богиня!
– Шельда, нам нужно забрать его! Обязательно! – вторила другая жрица, недобро поглядывая на меня. – Если второй фаллос будет у нас, может быть, тогда предсказанное не случиться или мы сумеем отсрочить беду. Поторгуйся с ним, а я побегу за Фелосеей!
– Не надо звать Фелосею! – предостерег я, преграждая ей путь посохом. – Давайте решим этот вопрос тихо и между собой. Расскажите сначала, что за такое мрачное предсказание вам известно. Подробнее о мертвой руке, – я заподозрил, что дело касается именно руки Сура Пориза и второй половинки ключа, – и тогда я отдам вам серебряный фаллос. После чего мы тихонько уйдем без всяких Фелосей.
– Что скажешь, непорочнейшая ручница? – худенькая илийка вопросительно посмотрела на ту, которую называли Шельдой (немногим позже, я узнал, почему ее величали ручницей, узнал, и слегка обалдел).
– Этим мы нарушим закон… – после некоторого молчания отозвалась жрица в сиреневой тунике.
– Но иначе сбудется сказанное в свитке Эльзаки! Нам нужен этот фаллос! – нервно напомнила жрица, стоявшая слева от ручницы Шельды.
– Однозначно, пророчество сбудется и все, что написано в свитке тоже, – подтвердил я, не слишком понимая, о чем речь.
– Хорошо, – решилась Шельда, поправляя складки туники, из-под которых выпирала аккуратная рукоять кинжала. – Я расскажу тебе о мертвой руке. Только тебе одному. Остальные пусть остаются здесь, а лучше возвращаются в гостевой домик. Ступай за мной, – она направилась к двери за статуей Юнии.
– Булатов, умоляю, не ходи! – Рябинина схватила меня за рукав. – Чувствую, добром это не кончится. Просто отдай им фонарик! Отдай же этот чертов фаллос! Ну не будь дураком!
– Господин Блатомир, не будьте дураком, – промямлил Дереванш, переминавшийся с ноги на ногу и обнимая мой саквояж.
– Дайте лучше сюда сумку, – вырвав ее из объятий кенесийца, я направился за жрицами в тайные помещения храма.
– Ты хоть сам представляешь, что мы здесь будем искать? – прошептала мне на ухо Рябинина. – И что мы должны найти?
– Фиг его знает, – честно ответил я. – Сначала обойдем зал по периметру. Может, найдем какие-нибудь важные знаки, надписи, вроде «Здесь был Болваган» или «Привет от Пелесоны».
– Вы думаете за столько лет такие надписи сохранятся? – засомневался Дереванш, ощущавший себя по-прежнему робко и готовый в любую минуту броситься к выходу.
– Всякое возможно, – я открыл сумку и, поковырявшись во втором секретном отсеке, извлек фонарик – все-таки вдоль западной стены было слишком темно.
Мы двинулись медленно, шаг за шагом огибая колонны, оглядывая постаменты. Видно было, что храм, при всей его ухоженности, очень старый: базальтовые квадры, слагавшие основу стены кое-где потрескались, а рельефы имели следы многократных обновлений. Фреска между окнами, у которой мы задержались надолго, облупилась снизу, частями посередине, и я догадался, что века назад здесь было изображено совсем не то, что мы видели сейчас. Под слоем отшелушившейся краски проступали деревья, облака и какая-то мрачная скала, очень похожая на каменную голову, видную с дороги к обители.
Когда мы дошли до конца левого крыла святилища, Дереванш остановился у каменного постамента и указал на слабо проступавший рельеф:
– Птица какая-то, – сообщил кенесиец. – И дырка под ней. Она не может быть знаком?
– Это орел или сокол. Нет, не может, – отверг я, поковыряв пальцем в отверстии между когтистых лап. – Сам подумайте курчавой черепушкой, каким образом птица может быть связана с Пелесоной или Болваганом? Никакой очевидной связи.
– Но с Юнией тоже ни сокол, ни орел никак не связаны, – архивариус обошел постамент и заявил чуть понахальнее: – Я-то знаю символы и атрибуты богини. Получше вас в них разбираюсь. И смею утверждать, что эта птица – знак чужеродный.
– Милый мой, не говорите ерунды. Вон там, на простенке, – я кивнул на дальний конец зала, – лебеди намалеваны. А перед ними мы наблюдали каких-то ласточек в Садах Непорочной. Так что, по-вашему, под каждым пернатым созданием тайник должен находиться? Смею уверить, я не меньше вашего разбираюсь в тайных знаках – не один год обучался.
Мы перешли в правую часть ритуального зала и внимательно осмотрели его весь. Ничто не привлекло моего внимания, а кенесиец снова остановился возле каменного постамента и, постучав ладонью по рельефу оперенной стрелы, сказал:
– Вот тоже какой-то странный знак, господин Блатомир. Под ним точно такое же отверстие, как под соколом с той стороны. Что-то мне напоминает это… Что-то такое… – Дереванш, подняв руку, пошевелил пальчиками, но я не стал дожидаться, пока в его мозгах наступит просветление.
Оставалась лишь одна неизведанная часть храма – то самое место, где располагалась статуя Юнии. Я направился туда, почти не разглядывая роспись стен и орнаменты на основаниях колонн, к которым прежде был внимателен. Что-то подсказывало мне: именно возле трона богини нас ждет важнейшее открытие. Перед глазами снова вспыхнула и погасла руна Арж, качнулись темные крылья Варшпаграна, но все это, вероятно, было наваждением, случившимся из-за моей чрезмерной сосредоточенности.
– Эй, эй, Булатов, ты куда? – окликнула меня Элсирика. – Помедленнее. Мы еще здесь не все посмотрели.
Я не ответил, направился по мозаичному полу к статуе и покорно остановился перед троном. В представлении неизвестного гильдийского скульптора Юния была довольно крупной тетенькой: ее прелестный образ возвышался над нами метра на четыре. Хотя здесь было достаточно светло, я направил луч фонарика на аппетитные груди богини, прикрытые только разноцветными бусами. Затем на ее лицо – весьма привлекательное лицо, ничем не хуже, тех, что красуются на глянцевых страницах «Плэйбоя». После нескольких мгновений сосредоточенного созерцания мне показалось, что богиня улыбнулась пухлыми губками и подмигнула лазуритовым глазом. Затем мой пытливый взгляд опустился к ее ногам, сандалиям с позолоченными пряжками, еще ниже. Тут я увидел на постаменте рельеф змеи, свернувшейся кольцом, под которым находилось точно такое же отверстие, какие обнаружил наш Дереванш в правой и левой части храма. Стрела, сокол, змея… – мысленно произнес я, и эти слова тронули что-то важное в памяти. Что именно я пока не мог определить, и Рябинина вмешалась в самый неподходящий момент, когда разгадка символов, казалось, уже появилась из тумана моего сознания. Тоже разглядев древний рельеф на плите под троном, Анна Васильевна возмутительно громко произнесла:
– Змея!
– Ай! – вскрикнул Дереванш, выронил сумку на пол и отскочил к стене словно ужаленный.
– Чертов Дереванш, змея не настоящая! Чего вы орете? Вот змея! – пояснил я, указав на изображение аспида на постаменте трона богини. – А ты, Элсирика, думай прежде, чем что-нибудь сказать. Наш доблестный друг, чуть инфаркт не получил и из-за тебя уронил сумку – мог бутылки с водкой переколотить.
– Ты не понял, великий маг Блатомир, – Рябинина ехидненько улыбнулась, быстрыми шагами подошла к трону. – Здесь змея, а там был сокол и стрела. Ни о чем этот ряд знаков тебе не говорит?
– Говорит… Только пока говорил, ты влезла со своим истерическим вскриком: «Змея! Змея! Караул!» и я уже забыл, о чем мне это говорит.
– «Добавил мудрый Болваган: „Стрела, сокол и зме…“ – продекламировала писательница строку из Клочка Мертаруса.
– О, мудрейшая Элсирика! – простонал Дереванш, воздав руки к храмовому своду. – Конечно же так! В свитке сказано именно об этих знаках! Как же я, старый глупец, не догадался сразу?! Как же я сразу не понял?! Эх! – он тюкнул себя кулаком по лбу, сбив тюрбан. – Я должен был догадаться, как только увидел первое изображение – сокола! «Там наследие Святейшей… добавил мудрый Болваган: «Стрела, сокол и змея…», – глаза кенесийца прослезились, руки затряслись от наплыва чувств. – Мы именно в том месте, о котором говорил мудрый Болваган!
– Пожалуй… все верно. Молодец, Рябинина! Я тоже думал, что змея и сокол со стрелой – именно те знаки, на которые было указано Мертарусу, и хотел сказать об этом, но ты опередила. В общем, радуйтесь – тайник здесь, и не зря я вас привел в святилище! – я наклонился к изображению змеи и поковырялся пальцем в отверстии, найдя в глубине несколько металлических выступов. Теперь у меня не оставалось сомнений: под троном был спрятан сложный замок, открывающийся цилиндрическим ключом. Первая его часть – ручка – имелась у нас, а вторая, более важная фиговина, скорее всего находилась в саркофаге герцога Пориза Рыжего.
– Интересно, а дырочка зачем? – подал голос Дереванш, наблюдавший за моими пальцами.
– Это очень полезная дырочка. В нее можно кое-что засунуть, – сообщил я, посмеиваясь над недогадливостью архивариуса.
– Какие глупости вы говорите! При богине, еще и при госпоже Элсирике! – фыркнул кенесиец.
Писательница хохотнула, прикрывая ладошкой рот, и пояснила:
– Блатомир имел в виду ключ.
– Ах, ключ! Тот самый, часть которого в «герцога мертвой руке»! – прозрел Дереванш, лицо его вспыхнуло таким-же восторгом, как после стаканчика «Пепси-колы».
– Булатов! – тихо и как-то напряженно произнесла Рябинина, глядя за статую богини.
Я тоже посмотрел в том направлении и увидел, что мы в зале не одни: в полумраке возле приоткрытой двери стояло несколько жриц. Скоре всего стояли они здесь давно, (наверное, с той минуты, когда мы переступили порог храма) и наблюдали за всеми нашими хождениями вдоль стен в поисках тайных знаков.
– Здрасьте, чистейшие, – произнес я, отпустив им легкий поклон, поскольку ничего другого мне не пришло в голову.
– Маг Блатомир… – жрица в сиреневой тунике с шелковым шитьем шагнула вперед.
Не знаю, каким образом она узнала мое имя: может быть, богиня нашептала ей на ушко, а может, эта жрица была на площади среди других илиек во время нашего разговора с Фелосеей. Две другие служительницы Юнии, такие же молодые, облаченные в длинные туники, тоже вышли на свет, цветными пятнами падавший с витража. Их бледные лица едва скрывали волнение, глаза со страхом и любопытством изучали меня.
– Маг Блатомир, откуда у тебя серебряный фаллос? – проговорила жрица, вышедшая первой.
Ее вопрос поначалу поставил меня в тупик. Я был уверен, что ширинка моих брюк застегнута, но все-таки опустил взгляд, чтобы убедиться, не осрамился ли я перед непорочными девами.
– Серебряный фаллос! – с трепетом повторила одна из жриц.
Архивариус за моей спиной издал обреченный стон.
– Пророчество сбывается… – прошептала другая, раскачиваясь как кобра перед броском. – Всему конец… Богиня лишится чести…
Здесь я догадался, что, рассуждая о моем фаллосе, илийки говорили как бы метафорически – служительницы храмов, как некоторые одержимые поэты, оракулы часто говорят метафорами, и я ответил им:
– Вы шутите, проказницы? Какой же он серебряный? Если на то пошло, то он скорее золотой. Многих осчастливил, точно свалившийся внезапно тяжелый кошель. Может, желаете убедиться?
В этот раз тихий стон издала Рябинина, и я почувствовал ее острые ноготки, кольнувшие меня в спину.
– Не пытайся обмануть нас перед ликом богини! Он серебряный! – жрица в сиреневой тунике приблизилась ко мне еще на два коротеньких шага и указала на фонарик: – Отвечай, откуда у тебя фаллос?
– Ах, этот, – только сейчас до меня дошло, что речь идет о моем фонарике, с корпусом из нержавейки издали похожем на серебро. – В супермаркете на Тверской купил. Вам такой нужен? – демонстрируя «волшебные» возможности «фаллоса», я щелкнул несколько раз кнопочкой, направляя луч в лицо то одной, то другой жрице.
– Я же говорила, он светится! – с торжеством воскликнула одна из илиек.
– Еще как! – подтвердил я, протягивая жрицам фонарик. – Божественным светом! Сверкает, точно глаз Вирга. А вы о каком пророчестве говорили? – я заподозрил, что служительницы Юнии скрывают нечто важно, способное приблизить нас к тайне Сапожка Пелесоны поближе.
– Ты хочешь его отдать нам? – с недоумением спросила жрица в сиреневой тунике, неуверенно протягивая руку. Браслет-змейка дрогнул на ее запястье.
– Госпожи чистейшие, мы с удовольствием обменяем его, – оттесняя меня в сторону, вступилась Элсирика. – От всей души предлагаем честную сделку: мы вам «серебряный фаллос», светящийся, разумеется, а вы… А вы никому не говорите, что мы были в храме. В общем, мы дарим вам это, – Анька подтолкнула мою руку к руке жрицы, – Берите, и мы тихонько уходим отсюда.
– Да, мы тихонько уходим! – согласился Дереванш, пятясь к выходу. – Бегом улепетываем. Считайте, что вы нас не видели.
– Не, я на такое не согласен, – мудро воспротивился я, отдернув фонарик от пальцев илийки. – Подумай, Элсирика, что ты такое говоришь! Ты знаешь, какова цена яркосветящегося фаллоса?! А какие восхитительные обряды им можно проводить в ночное время! Вещь совершенно уникальная на всей обозримой Гильде! Сияет божественным огнем, и масло в нее заливать не надо. А сколько еще полезных применений можно ей найти! Например, сюда вот засунуть, – я наклонился, стараясь пристроить фонарик в отверстие под троном Юнии.
– Булатов! Черт тебя кочерыжкой! – Рябинина больно дернула меня за волосы. – Не смей этого делать! Отдай им фонарь… этот, хренов фаллос – пусть сами суют куда вздумается! А мы мотаем отсюда!
– О, пречистая Шельда, сбывается, сбывается пророчество! – заныла жрица, стоявшая слева, теребя сиреневую тунику соседки. – Медный фаллос в мертвой руке, серебряный в живой… Всему конец! И раздвинет ноги богиня!
– Шельда, нам нужно забрать его! Обязательно! – вторила другая жрица, недобро поглядывая на меня. – Если второй фаллос будет у нас, может быть, тогда предсказанное не случиться или мы сумеем отсрочить беду. Поторгуйся с ним, а я побегу за Фелосеей!
– Не надо звать Фелосею! – предостерег я, преграждая ей путь посохом. – Давайте решим этот вопрос тихо и между собой. Расскажите сначала, что за такое мрачное предсказание вам известно. Подробнее о мертвой руке, – я заподозрил, что дело касается именно руки Сура Пориза и второй половинки ключа, – и тогда я отдам вам серебряный фаллос. После чего мы тихонько уйдем без всяких Фелосей.
– Что скажешь, непорочнейшая ручница? – худенькая илийка вопросительно посмотрела на ту, которую называли Шельдой (немногим позже, я узнал, почему ее величали ручницей, узнал, и слегка обалдел).
– Этим мы нарушим закон… – после некоторого молчания отозвалась жрица в сиреневой тунике.
– Но иначе сбудется сказанное в свитке Эльзаки! Нам нужен этот фаллос! – нервно напомнила жрица, стоявшая слева от ручницы Шельды.
– Однозначно, пророчество сбудется и все, что написано в свитке тоже, – подтвердил я, не слишком понимая, о чем речь.
– Хорошо, – решилась Шельда, поправляя складки туники, из-под которых выпирала аккуратная рукоять кинжала. – Я расскажу тебе о мертвой руке. Только тебе одному. Остальные пусть остаются здесь, а лучше возвращаются в гостевой домик. Ступай за мной, – она направилась к двери за статуей Юнии.
– Булатов, умоляю, не ходи! – Рябинина схватила меня за рукав. – Чувствую, добром это не кончится. Просто отдай им фонарик! Отдай же этот чертов фаллос! Ну не будь дураком!
– Господин Блатомир, не будьте дураком, – промямлил Дереванш, переминавшийся с ноги на ногу и обнимая мой саквояж.
– Дайте лучше сюда сумку, – вырвав ее из объятий кенесийца, я направился за жрицами в тайные помещения храма.
3
Открыв дверь в полукруглую комнату, ручница Шельда жестом пригласила меня войти, а младшим жрицам сказала:
– Ждите у источника, нам многое придется обдумать. О фаллосе пока не говорите никому. Даже верховной.
– У источника в садах или у скалы Вирга? – уточнила служительница, которая первой упомянула о пророчестве.
– У скалы. Возможно, нам придется совершить ритуал Прошения. И там спокойнее, – подумав, ответила Шельда. – Соберите пока еловых шишек, сонной травы и цветков зверобоя.
– Как скажешь, непорочнейшая. Только я думаю, что ты рискуешь, оставаясь с ним наедине, – другая жрица бросила на меня колкий взгляд и добавила: – Все-таки он – маг. Кто угадает, что у мага на уме.
– Шельда знает, что делает, и в храме она не боится даже косматых демонов, – ответила ручница, переступила порог и закрыла дверь.
– Скажи, дорогуша, а где эта ваша скала Вирга? – полюбопытствовал я, когда шаги младших жриц стихли. – Что-то я не слышал здесь о подобных достопримечательностях.
– Не слышал, потому что теперь ее называют Каменная голова, – пояснила Шельда и вильнула бедрами, обходя меня.
Я сразу догадался, что речь о той скале, которая, поднимаясь над деревьями, была видна еще с дороги от Алраки, и вспомнил строки из Клочка Мертаруса: «где возвышался Вирг, и старое святилище».
– Но на самом деле, это скала Вирга, – продолжила жрица, задернув шторку на крошечном окне и разжигая светильник. – Она всегда ей была, до строительства храма и еще раньше. Говорят, тысячи лет назад, сам Вирг сходил на нее и гулял по этим местам. И Юния, конечно, здесь бывала. Она и сейчас с нами, но только посвященные могут ее видеть.
Илийка, прошептав молитву, подняла глазки к потолку, видимо, созерцая богиню. Я последовал ее примеру, но ничего не узрел, кроме паутины, обрамлявшей изображение небесного храма.
– Тогда к делу. У нас честный обмен: я тебе серебряный фаллос, ты мне все о мертвой руке и пророчестве, – я сел между низкой кроватью и столиком, поставив сумку на пол, подумал: «а не открыть ли бутылочку шампанского, чтобы язычок жрицы стал словоохотливей?».
– Сначала фаллос, – строго сказала она, опираясь на столешницу и наклонившись ко мне так низко, что я увидел, как вздрогнули ее груди под вырезом туники.
– Фаллос… Вот, – я протянул ей фонарик, представляя, что было бы, если б наивная илийка узнала, что у меня в сумке лежит еще четыре таких «серебряных хрена». – Бери его осторожненько. Можешь погладить, – я взял ее ладонь и несильно прижал к фонарику. – Чувствуешь святую силу?
– Все-таки, где ты его взял? – спросила Шельда, осторожно ощупывая китайское чудо.
– Я же сказал: в супермаркете на Тверской. В общем, далековато отсюда. Подальше чем до Варивии будет во много раз. Теперь выкладывай о мертвой руке. Видишь ли, я маг, и испытываю естественную слабость к таким историям. Уснуть ночами не могу, пока не разузнаю о какой-нибудь тайне.
Жрица подвинула светильник к стене и села напортив. С минуту она собиралась мыслями, уставившись в потолок, и я разглядывал ее, подобную статуе Юнии, еще молодую, чуть смуглую, с маленьким красивым ртом, и темно-синими, так необычно глядящими из-под черных локонов, упавших на лоб.
– Маг Блатомир, многое я тебе не скажу – сама всего не знаю, – начала она, перебирая тонкими пальцами бусы. – Когда-то очень давно жил в наших краях герцог. Известно – безумный герцог. Безумие пришло к нему после долгой войны, в которой его войско одержало много побед, разрушило много чужих городов, и захватило много добычи. Среди богатств, попавших к герцогу, оказалась драгоценная реликвия, прежде принадлежавшая древнему храму Юнии, в те времена процветавшего на севере от Фолена. Внешне реликвия была ничем не примечательна: не украшали ее ни золото, ни дорогие камни – сделана из куска обычной меди в форме фаллоса, но несла в себе волшебную силу. Какую, сейчас уже не скажет никто, но известно, что обладание ею обернулось для герцога безумием: воспылал он необузданной страстью к женщинам, и проклинали его многие мужья, за оскорбленных жен. К своей же дорогой жене наполнился он подозрением, сводившим его еще больше с ума, отчего у герцога часто случались неимоверные видения и снились кошмарные сны. Однажды ему приснилось, что супруга его, честнейшая Липаоника, неверна и изменяет с поваром.
– Душа моя, ты говоришь о герцоге Суре Поризе? – изумился я.
– О Суре рыжем и гадком, – подтвердила Шельда, выронив бусы и завладев фонариком.
У меня возникли подозрения, что услышу очень любопытную историю, под которую не помешало бы и выпить. Расстегнув сумку, я недолго раздумывал, что предложить жрице: шампанское или коньяк. Потом ухватил ближнюю бутылку, плитку шоколада и выложил их на стол.
– Об этом негодяе много разных историй до сих пор рассказывают в Илорге. Некоторые его считают даже героем Северного похода и нашей страны, страдальцем и обманутым мужем, но все этих россказни – сплошное вранье. Только мы здесь, в святом месте знаем, как на самом деле все было, – жрица расширившимися зрачками наблюдала, как я сдираю фольгу с бутылки шампанского и похоже, душа ее хотела выразить протест против необычного действия над не совсем обычным предметом.
– Ждите у источника, нам многое придется обдумать. О фаллосе пока не говорите никому. Даже верховной.
– У источника в садах или у скалы Вирга? – уточнила служительница, которая первой упомянула о пророчестве.
– У скалы. Возможно, нам придется совершить ритуал Прошения. И там спокойнее, – подумав, ответила Шельда. – Соберите пока еловых шишек, сонной травы и цветков зверобоя.
– Как скажешь, непорочнейшая. Только я думаю, что ты рискуешь, оставаясь с ним наедине, – другая жрица бросила на меня колкий взгляд и добавила: – Все-таки он – маг. Кто угадает, что у мага на уме.
– Шельда знает, что делает, и в храме она не боится даже косматых демонов, – ответила ручница, переступила порог и закрыла дверь.
– Скажи, дорогуша, а где эта ваша скала Вирга? – полюбопытствовал я, когда шаги младших жриц стихли. – Что-то я не слышал здесь о подобных достопримечательностях.
– Не слышал, потому что теперь ее называют Каменная голова, – пояснила Шельда и вильнула бедрами, обходя меня.
Я сразу догадался, что речь о той скале, которая, поднимаясь над деревьями, была видна еще с дороги от Алраки, и вспомнил строки из Клочка Мертаруса: «где возвышался Вирг, и старое святилище».
– Но на самом деле, это скала Вирга, – продолжила жрица, задернув шторку на крошечном окне и разжигая светильник. – Она всегда ей была, до строительства храма и еще раньше. Говорят, тысячи лет назад, сам Вирг сходил на нее и гулял по этим местам. И Юния, конечно, здесь бывала. Она и сейчас с нами, но только посвященные могут ее видеть.
Илийка, прошептав молитву, подняла глазки к потолку, видимо, созерцая богиню. Я последовал ее примеру, но ничего не узрел, кроме паутины, обрамлявшей изображение небесного храма.
– Тогда к делу. У нас честный обмен: я тебе серебряный фаллос, ты мне все о мертвой руке и пророчестве, – я сел между низкой кроватью и столиком, поставив сумку на пол, подумал: «а не открыть ли бутылочку шампанского, чтобы язычок жрицы стал словоохотливей?».
– Сначала фаллос, – строго сказала она, опираясь на столешницу и наклонившись ко мне так низко, что я увидел, как вздрогнули ее груди под вырезом туники.
– Фаллос… Вот, – я протянул ей фонарик, представляя, что было бы, если б наивная илийка узнала, что у меня в сумке лежит еще четыре таких «серебряных хрена». – Бери его осторожненько. Можешь погладить, – я взял ее ладонь и несильно прижал к фонарику. – Чувствуешь святую силу?
– Все-таки, где ты его взял? – спросила Шельда, осторожно ощупывая китайское чудо.
– Я же сказал: в супермаркете на Тверской. В общем, далековато отсюда. Подальше чем до Варивии будет во много раз. Теперь выкладывай о мертвой руке. Видишь ли, я маг, и испытываю естественную слабость к таким историям. Уснуть ночами не могу, пока не разузнаю о какой-нибудь тайне.
Жрица подвинула светильник к стене и села напортив. С минуту она собиралась мыслями, уставившись в потолок, и я разглядывал ее, подобную статуе Юнии, еще молодую, чуть смуглую, с маленьким красивым ртом, и темно-синими, так необычно глядящими из-под черных локонов, упавших на лоб.
– Маг Блатомир, многое я тебе не скажу – сама всего не знаю, – начала она, перебирая тонкими пальцами бусы. – Когда-то очень давно жил в наших краях герцог. Известно – безумный герцог. Безумие пришло к нему после долгой войны, в которой его войско одержало много побед, разрушило много чужих городов, и захватило много добычи. Среди богатств, попавших к герцогу, оказалась драгоценная реликвия, прежде принадлежавшая древнему храму Юнии, в те времена процветавшего на севере от Фолена. Внешне реликвия была ничем не примечательна: не украшали ее ни золото, ни дорогие камни – сделана из куска обычной меди в форме фаллоса, но несла в себе волшебную силу. Какую, сейчас уже не скажет никто, но известно, что обладание ею обернулось для герцога безумием: воспылал он необузданной страстью к женщинам, и проклинали его многие мужья, за оскорбленных жен. К своей же дорогой жене наполнился он подозрением, сводившим его еще больше с ума, отчего у герцога часто случались неимоверные видения и снились кошмарные сны. Однажды ему приснилось, что супруга его, честнейшая Липаоника, неверна и изменяет с поваром.
– Душа моя, ты говоришь о герцоге Суре Поризе? – изумился я.
– О Суре рыжем и гадком, – подтвердила Шельда, выронив бусы и завладев фонариком.
У меня возникли подозрения, что услышу очень любопытную историю, под которую не помешало бы и выпить. Расстегнув сумку, я недолго раздумывал, что предложить жрице: шампанское или коньяк. Потом ухватил ближнюю бутылку, плитку шоколада и выложил их на стол.
– Об этом негодяе много разных историй до сих пор рассказывают в Илорге. Некоторые его считают даже героем Северного похода и нашей страны, страдальцем и обманутым мужем, но все этих россказни – сплошное вранье. Только мы здесь, в святом месте знаем, как на самом деле все было, – жрица расширившимися зрачками наблюдала, как я сдираю фольгу с бутылки шампанского и похоже, душа ее хотела выразить протест против необычного действия над не совсем обычным предметом.