Страница:
Прошли еще километра два и остановились на берегу маленькой неглубокой речушки. Сухая земля здесь поросла редким высоким лесом. А на противоположном болотистом берегу раскинулись заросли бамбука и кустарника. Охотники с удовольствием улеглись на траву. Даже огня не разводили, а подкрепились консервами.
С полчаса отдыхали молча эти чужие друг другу люди. Правда, в необычной обстановке Пип совершенно забыл, что рядом с ним лежит темнокожий человек низшей породы. Он даже полюбил Нонга как хорошего слугу, но совершенно не интересовался им как человеком. А Нонг тоже приспособился к Пипу, увидев, что этот белый – добродушный, невредный, только немного странный. И когда Нонг вспоминал теперь все обиды и несчастья, причиненные ему белыми господами, когда в нем пробуждалась острая ненависть к чужеземцам, эта ненависть не имела отношения к Пипу.
Пип действительно был человек невредный, быть может, потому, что держался в стороне от жизни. Отец его был богатый, но скупой торговец сельдями, теми самыми голландскими сельдями, которые известны всему миру. Для единственного сына он желал одного, чтобы тот стал таким же торговцем сельдью, как и его отец. Он дал сыну только среднее образование, а потом заставлял и его заниматься бочками и рыбаками. А именно рыбаки, море, корабли и пробудили в молодом Пипе тот жгучий интерес к далеким странам и приключениям, о которых он слышал от моряков.
Чем больше отец привязывал Пипа к селедкам, тем больше стремился сын подальше от дома. Ночами, прячась от отца, он читал книги о диковинных странах, о путешествиях, об охоте и приключениях, и это стремление сохранялось в нем до самой смерти отца.
Когда же Пип получил наследство, он увидел, что ему нет никакой надобности продолжать торговлю. Денег оказалось столько, что на одни проценты можно жить весь век без хлопот! Ликвидировав предприятие, он положил деньги в банк и почувствовал себя вольной птицей. А вскоре после этого приехал на Яву.
Конечно, знакомые удивлялись такому легкомыслию, не понимая, как можно добровольно отказываться от дальнейшего роста богатства. Некоторые даже считали Пипа глуповатым. И действительно, с голландской точки зрения он был непрактичным, неловким фантазером. Но как человек Пип был и оставался добрым и умным.
А если бы мы захотели охарактеризовать Пипа с нашей точки зрения, то могли бы сказать, что он относился к категории людей, о которых принято говорить – ни рыба ни мясо. Он оторвался от торговцев, но не пристал ни к какой другой категории. Сознательно не делал ничего плохого бедным, простым людям, часто даже помогал им, а вместе с тем ни разу не задумывался о причинах их бедственного положения. Проще говоря, Пип как бы плавал по поверхности жизни.
Охотники успели задремать, как вдруг на другом берегу затрещали кусты, и среди них показался пробирающийся к воде носорог.
– Бадак! – прошептал Нонг, и оба схватились за винтовки.
Беспокоиться им было нечего, зверь не мог причинить вреда. Берег, на котором оба лежали, был суше и выше противоположного. И все же Пип задрожал от волнующего нетерпения. А носорог, опустив голову и ничего не видя, продолжал продвигаться к воде.
Пип не выдержал, выстрелил, плохо прицелившись. Шкура носорога настолько толста, что пуля не всегда может пробить ее, особенно если попадет наискосок. Поэтому опытные охотники стараются бить носорога в пах. Целиться же в покатый лоб зверя вообще бесполезно, так как пуля лишь скользнет по нему и унесется прочь. У Пипа именно так и получилось.
Не успел он выстрелить еще раз, как носорог поднял голову, заревел и бросился прямо на людей. Одним махом перескочив через неглубокий ручеек, зверь оказался прямо перед охотниками. Все это произошло с такой быстротой, что они едва успели вскочить на ноги. Не думая об обороне, не помня себя от страха, оба помчались в лес, слыша позади приближающийся топот носорога. Пип и винтовку не успел захватить, а Нонг выронил свою, когда она зацепилась за сук.
Через десяток шагов охотники поняли, что убежать от зверя не удастся. Нонг еще смог бы, но у Пипа уже не хватало сил. И когда носорог буквально навис над его плечами, голландец инстинктивно шарахнулся за ствол толстого дерева.
Носорог, с разгону пробежав мимо, помчался за Нонгом. Но и юноша поступил по примеру своего хозяина, тоже вильнул за дерево. Зверь тотчас повернул назад и опять увидел Пипа.
Началось преследование, которое могло бы показаться смешным, если бы не было столь опасным. Носорог очутился между двумя деревьями, за каждым из которых прятался его враг. Он начал бросаться то к одному, то к другому, а охотники едва-едва успевали прятаться от разъяренного, но страшно неуклюжего животного.
Сил у людей для такой «игры» со смертью надолго хватить не могло, но, к счастью, и носорог вскоре так устал, что вынужден был остановиться. Все еще налитыми кровью глазами он поглядывал то в одну, то в другую сторону. От него валил пар, и дышал он громко и бурно, как кузнечный мех.
Понемногу начали успокаиваться и наши незадачливые охотники. Непосредственная опасность миновала, пока носорог не мог ничего с ними сделать, и к Пипу вернулся юмор.
– Что мы будем с ним делать дальше, братишка Нонг? – весело крикнул он малайцу.
– Пусть пока порезвится, туан, – отозвался юноша из-за дерева.
Голоса людей напомнили носорогу о врагах, и он снова бросился в атаку. Бадак словно бы поумнел и не просто бегал вокруг дерева, а, склонив голову набок, старался достать врага своим страшным рогом. Несколько раз рог ударялся о дерево, совсем рядом с человеком, так что только куски коры летели в разные стороны! Охотникам приходилось напряженно следить за малейшим движением сопящей, с оскаленными зубами, мордой зверя, снова и снова уворачиваясь от нее. А тут еще и под ноги смотри, чтобы не споткнуться и не упасть…
Час прошел, а положение все не менялось.
– Что же нам делать, Нонг? – уже далеко не весело крикнул Пип. – Скоро он загоняет меня до смерти.
Немного подумав, Нонг ответил:
– Вот что, туан: я перебегу к соседнему дереву и отвлеку бадака на себя. Потом еще дальше. И тогда вы бежите за винтовкой.
– Молодчина, Нонг! – воскликнул Пип. – Это единственный выход!
Нонг выбрал подходящее дерево шагах в двадцати, улучил момент и, выскочив так, чтобы носорог смог заметить его, помчался. Получилось так, как он и предполагал: носорог – за ним! Немного передохнув, Нонг перебежал к третьему дереву.
А Пип в это время бросился за винтовкой, схватил ее и, прячась за деревьями, подкрался поближе к зверю. Очень тщательно целился он на этот раз и всадил пулю точно под лопатку. Носорог зашатался, опустился на передние колени. Вторая пуля окончательно свалила его.
– Ну и задал же он нам страху! – ликовал Пип. – Нужно хотя бы выломать этот рог на память.
Хотя и очень усталыми вернулись охотники в лагерь, но Пип чувствовал себя героем. Сколько приключений пережил он за этот день! Таких не найдешь ни в одной книжке!
Весь следующий день они обрабатывали свою добычу и ждали возвращения Хаона.
А проводник все бродил по лесу, выискивая по известным ему приметам логово тигра. Встречал Хаон и змей и обезьян, но не обращал на них внимания. Обойдя несколько знакомых мест, он так и не нашел следов тигра.
Хаон отправился в дальнее, но верное место: к глубокому оврагу, поросшему густым кустарником. Из оврага вытекал светлый холодный родничок. На водопой сюда приходили разные звери, а раз так, то должен был быть и тигр. В прошлый свой приход сюда Хаон видел его следы. Нашел их и теперь.
Удовлетворенный, отправился он назад, но по дороге его застигла ночь, и пришлось переночевать в лесу. Для Хаона это было обычным делом. Не нашлось удобного уголка между камней, где можно было бы развести огонь – не беда, взобрался на дерево, устроил из ветвей подобие гнезда да и проспал до утра в соседстве с обезьянами. А утром уже был в лагере. – Вот что мы сделали за это время! – с гордостью сказал Пип, показывая Хаону свои трофеи. – А у тебя как дела?
– Нашел, – ответил проводник. – Правда, далековато. Надо сейчас же отправляться в путь.
Через полчаса экспедиция покинула лагерь. Двенадцать с небольшим километров до оврага оказались трудными: опять встречались чащи, лианы, опять нужно было прорубаться сквозь них.
Время от времени попадались каменистые безлесые возвышенности, с которых впереди открывались горы. То лесистые, то с лысинами, они тянулись на юг, постепенно поднимаясь, и наконец пропадали в синей мгле.
Над одной из таких гор вился как будто дымок.
– Что там? – спросил Пип.
– Вулкан, – ответил Хаон.
– Действующий?
– Немного дымится. Он всегда такой.
Другая вершина имела вид какой-то башни или церкви. Пип вслух отметил это и Хаон подтвердил:
– Церковь и есть. Церковь бадувисов. Вон там, на склонах гор, разбросаны их поселки.
Пип задумался: так вот где она, эта горсточка древнего народа, укрывшегося от цивилизации ради того, чтобы сохранить свой первобытный уклад!
– Разве они никогда не входят в сношения с нашими людьми? – спросил он.
– Почти никогда. Их обычаи запрещают это. Тот, кто нарушит обычай, должен бежать от них, иначе – смерть. Так решила их власть.
– А кто она, эта власть?
– Верховный жрец Гиранг-Ту-Ун. Его никто не может видеть, кроме сорока помощников. Этот счет – сорок – всегда остается одинаковым. На место умершего избирают другого. Никто даже не знает, где живет Гиранг-Ту-Ун[17].
– Тебе случалось бывать у них?
– Был два раза. Там у меня знакомый есть, однажды и он приходил к нам.
– А можно ли нам навестить их? Не убивают ли они чужестранцев?
– Нет, без причины не нападают. Особенно если с ними обходиться ласково. Но вообще на чужестранцев смотрят косо…
Все это так заинтересовало Пипа, что он даже забыл о тиграх и решил обязательно навестить бадувисов.
– Неужели наши власти никогда не пытались подчинить их себе? – спросил Пип напоследок.
– Попытались. Даже наложили на них налог. Но что с них возьмешь? Добровольно никто не понесет, тем более что у них нет ничего ценного. Посылали солдат – бесполезно: жители убегают. Там же держать солдат нет смысла: придется доставлять им все необходимое для жизни сквозь джунгли, болота и горы, а обойдется это дороже любых налогов, которые можно было бы собрать…
… Только к вечеру добрались охотники до цели. Чтобы не вспугнуть зверя, устроили привал в полукилометре от оврага. Все были очень утомлены переходом, и потому охоту отложили до следующего утра.
Утром провели разведку, обсудили план.
– Матьян хитрый и опасный зверь, – говорил Хаон, – нужно много терпения, времени и осторожности, чтобы подстеречь его. Особенно важно, чтобы ветер не дул с нашей стороны, иначе почует опасность и уйдет. Мы устроим настил вон на том дереве и засядем на ночь. Тигр выходит через два-три часа после захода солнца, а если нет, то часа за два-три до восхода.
Рядом с выходом из оврага стояло широкое, с густой кроной дерево, очень удобное для устройства засады. Недалеко от него спускалась вниз каменистая ложбинка, по которой бежал ручеек. Тигр должен был обязательно пересечь ее. Дальше ложбинка расширялась и переходила в низину, заросшую тростником.
Охотники засветло построили на дереве помост, похожий на большое гнездо аиста, вырубили сучья, мешавшие видеть ложбинку.
– А что, если он почует человека и не пойдет? – спросил Нонг.
– Сейчас он спит далеко в чаще и ничего не слышит. Следов наших пока не видал. Все зависит от ветра, – успокоил проводник.
После захода солнца Пип, Хаон и Нонг разместились на помосте. Туземцы-носильщики и мул остались на привале.
Пипа охватило праздничное настроение. Ведь он сидел с настоящими дикарями в настоящем тропическом лесу и подстерегал настоящего тигра! Вот она – сбывшаяся мечта!
Потянулись долгие минуты, часы… Запорхали, зашуршали в воздухе крыльями, запищали всякие ночные создания. Вот и какое-то большое животное затопало в темноте…
Но все внимание охотников было направлено на ложбинку, чуть различимую в ночи: нельзя пропустить тот короткий момент, когда зверь пройдет по ней. Натруженному, утомленному глазу все время казалось, будто зверь уже крадется.
Прошло два часа, три. Хаон встревоженно заерзал.
– Неудача! – сердито прошептал он. – Кажется, ветерок дует нам в спину!
Ветер был такой слабый, что только Хаон и смог почувствовать его. Проводник помолчал, прислушиваясь, и опять зашептал на ухо Пипу:
– Придется дожидаться второй половины ночи. Хотя надежды мало. Пока что мы можем немного поспать.
Но какой там сон! Даже сам Хаон, отлично изучивший привычки тигра, и тот не мог не следить за ложбинкой. Все казалось, что зверь вот-вот появится. В двенадцатом часу охотники начали клевать носами, праздничное настроение Пипа развеялось. Он чувствовал лишь усталость, словно где-нибудь на станции в ожидании поезда. Бодрее держался Хаон, считавший себя ответственным за всю эту операцию. Только Нонгу было все равно, придет зверь или нет, и он спокойно и крепко уснул.
Над лесом всплыла луна, осветившая ложбинку. Хаон растормошил товарищей. Сна как не бывало. Все опять напряженно всматривались туда, где должен был появиться тигр. И вот позади послышался шорох, треск, мелькнуло в воздухе что-то темное, с глухим ворчанием бросилось на охотников. Тигр! Но расстояние, высота и сучья помешали: зверь только дотронулся лапой до настила, задел ногу Хаона и сорвался вниз. Хаон вскрикнул, выпустил винтовку, однако удержался, вцепившись за сук. Пип так растерялся от неожиданности, что потерял равновесие и едва не свалился. И только Нонг, сидевший отдельно, в развилине, успел послать пулю в спину тигра.
Жуткий звериный рев прорезал ночь. Хищник вскочил еще раз, но тут уже и Пип послал свою пулю. А сверху на тигра струей лилась кровь Хаона. Когда несчастного сняли с дерева и осмотрели рану, оказалось, что тигр вырвал у него из ноги кусок мяса. Рана была большая, страшная, но жизни проводника не угрожала.
Чтобы остановить кровь, рану перевязали листьями, а под коленом наложили жгут. Нонг сбегал к стоянке, привел носильщиков и мула. И вот процессия двинулась в обратный путь: впереди двое туземцев несли Хаона на самодельных носилках, а за ними Пип и Нонг вели упирающегося, дрожащего от страха мула, который вез на своей спине труп огромного тигра. Двенадцать километров до своего лагеря они шли шесть часов.
– Как все это могло произойти? – спросил Пип у Хаона, когда они были дома.
– Это самое легкое наказание Хаону за его глупость, – ответил тот с кривой усмешкой. – Во-первых, я должен был знать, что ветерок уже испортил нам все дело, а во-вторых, – и это самое главное, – должен был помнить, что рядом с нашим деревом возвышается берег, с которого легко допрыгнуть до помоста. Будь расстояние поменьше, пришлось бы еще хуже. Матьян хитрый: он услышал нас раньше, обошел вокруг и напал сзади. Стыдно Хаону: анак (дитя) этого не сделал бы. Бодок (глупый) Хаон!
Старый охотник на тигров, казалось, больше переживал свою неудачу, чем боль от раны.
– Что же теперь делать? – нерешительно спросил Пип.
– Туан говорил, что хочет навестить бадувисов, – ответил Хаон. – Если он не отказался от своего намерения, можно направиться к ним. Там меня быстро вылечат. Туда значительно ближе, чем в Тэнанг.
Пип охотно согласился, так как это совпадало с его желанием.
Начали готовиться в дорогу. Нужно было привести в порядок тигра и вообще всю свою добычу, сделать для Хаона хорошие носилки. Да и отдых был необходим всем охотникам.
Покинули стоянку в полдень. Лежа на носилках, Хаон указывал дорогу, за ним шел Пип, а сзади Нонг вел мула, несшего значительно потяжелевший груз добычи.
Когда экспедиция скрылась в чаще, из ближайших кустов вышли два яванца в накидках и платках на головах. В руках они держали отличные винтовки.
– Какой нам смысл возиться с ним? – сказал один из них. – Не лучше ли было сразу покончить? Все равно он наш враг!
– Раз приказали, значит, так надо, – ответил другой. – Не забывай, что у них должно создаться впечатление, будто здесь никого нет. Оранг-улянды[19] уже успокоились и радуются, что все тихо. Зачем же разоблачать себя?
И оба медленно направились вслед за экспедицией.
VIII. ХРАНИТЕЛИ ВЕРЫ ПРЕДКОВ
Изнурительна и трудна была дорога, особенно с носилками и перегруженным мулом. В довершение опять начались болота. Только после захода солнца выбрались путешественники на сухое место.
– Теперь я понял, каким образом бадувисы сохранили свою независимость, – сказал Пип, когда, наконец, остановились на ночь.
– Это последнее болото, – успокоил его Хаон. – Дальше пойдет гористая местность.
И действительно, дальше дорога поднималась все выше и выше. Бадувисские поселки, казалось, уже совсем близко, но проходил час за часом, а они все еще были далеко. Никакой дороги, конечно, не было. Приходилось все время или петлять, отыскивая проходы среди скал, или карабкаться по кручам. А тут еще носилки и мул. Все выбились из сил, хотя отдыхали раз десять.
Плохо чувствовал себя и Хаон, хотя по другой причине. Он считал себя здоровым, только двигаться не мог, и с горечью наблюдал за тем, с каким трудом тащат его товарищи на гору.
Не больше пятнадцати километров нужно было им пройти, а заняло это весь первый день и половину следующего.
Наконец добрались до поселка. Вблизи его и селением-то назвать нельзя было: просто хижины, разбросанные на значительном расстоянии одна от другой. Построены они были главным образом из камня, а некоторые даже вырыты в горе. Окон в хижинах не было, вместо дверей – дыры, которые, очевидно, никогда не закрывались.
Все поле хозяина находилось тут же, вокруг хижины. Росли на нем кукуруза и рис. А больше не было ничего, – ни животных, ни телег, ни инструментов. Лишь плетеный сарай свидетельствовал о том, что в него все же что-то кладут на хранение.
Возле каждого дома был сад, если можно назвать садом плодовые деревья, в беспорядке растущие среди скал. Может быть, их никто и не садил, а просто они выросли сами, как те, что виднеются дальше, за поселком…
По указанию Хаона путешественники направились к крайней избушке, стоящей в стороне. Навстречу им вышел удивленный хозяин, из-за его спины выглядывала испуганная жена. Им, как видно, не верилось, что такой отряд, да еще с «оранг-путих» (белым человеком) и мулом, направляется именно к ним. Но гости остановились возле их хижины, и Хаон сказал:
– Здравствуй, Того! Принимай гостей.
Эти слова еще больше удивили хозяина: он не знал никого из прибывших, а услышал свое имя.
– Чего же ты удивляешься? – улыбнулся Хаон. – Или и меня не узнаешь?
Только теперь Того разглядел на носилках охотника и шагнул к нему. Тем временем успели подойти ближайшие соседи, тоже с любопытством глядевшие на необыкновенных гостей.
Своим внешним видом эти люди производили хорошее впечатление. Высокие, стройные, хоть и сухопарые фигуры их свидетельствовали о выносливости, цвет кожи был значительно светлее, чем у других яванцев. Сказывалась многовековая жизнь в горах. Одеты они были в саронги, у большинства самотканые.
Движения горцев отличались спокойствием и сдержанностью. Даже удивлялись они незнакомым людям как-то очень серьезно, словно обдумывая, чем может закончиться эта встреча.
Бадувисов нужно считать самыми чистокровными жителями Явы[20], ибо они и поныне остались такими же, какими были пятьсот лет назад. Население же, живущее по соседству, давно перемешалось с малайцами, индийцами, арабами.
Того предложил гостям свою хижину, хотя сразу было видно, что все пятеро в ней не поместятся. Пришлось воспользоваться палаткой Пипа.
Этим были довольны и гости и, особенно, хозяин: если бы кто-нибудь попытался обвинить его в связи с нечестивыми чужестранцами, он мог бы ответить, что они лишь остановились возле его дома.
Того привел старика, и тот наложил на рану Хаона какие-то травы. Тем временем наступил вечер, и уставшие путешественники уснули как убитые.
А в это время от хижины к хижине летел слух о необыкновенных гостях. Кроме «оранг-путих» удивлял жителей и мул, который носит на своей спине огромные тяжести. Большинство бадувисов ни разу не видели такого животного. Поражал их и «белый дом», привезенный мулом: то не было ничего, то вдруг вон какое здание выросло за несколько минут!
Эти слухи дошли, наконец, до церкви, стоящей далеко на другом конце селения. Тут уже начиналась область «табу»[21]. Но для слухов никаких табу нет. Они перелетели на запретную территорию и взволновали всех сорок бессмертных мужей.
Там, за церковью, в тенистом лесу, было их жилье, выдолбленное в скалах. Путаные коридоры расходились во все стороны и соединяли разные помещения: и отдельные, для одного-двух человек, и общие большие залы. Тут были и кладовые, полные всяческого добра: риса, муки, бобов, плодового вина, масла.
Все эти помещения и коридоры освещались ровным голубым светом. Бамбуковые трубы, протянутые вдоль стен, подавали газ из общего источника. Источником этим была подземная нефть, в значительных количествах имеющаяся в недрах Малайских островов. Чтобы концы трубок не загорались, к ним приделывали глиняные наконечники.
Помещения эти находились шагах в ста от церкви и были совершенно скрыты от человеческих глаз. Кроме того, позади церкви в обе стороны тянулась стена, указывающая границу «табу». Правда, стена эта имела лишь условное значение: если возле церкви она и была кое-как сложена, то дальше просто лежали камни, ни в малейшей степени не являвшиеся препятствием для человека. А еще дальше и вовсе ничего не было. Впрочем, ограды и не требовалось: не камни охраняли жрецов от любопытных глаз, а жуткое слово «табу» и страх наказания смертью за нарушение запрета.
От входа в подземелье расходились галереи, одна из которых соединялась с церковью. Со стороны поселка церковь имела общие двери для прихожан, святая же братия попадала в нее с задней стороны, через свой подземный ход. Через этот же ход «исчезало» из церкви добро, приносимое народом великому богу Багара-Тунгалю и доставлявшееся жрецами в подземные кладовые.
Святые дьелемы[22] жили одни, как монахи, но в поселке у них было более чем достаточно семей: ведь каждый считал за честь породниться со святым человеком!
– Зачем пришли чужие? Надолго ли? – поднялась тревога среди этих святых.
– Одного из них, охотника Хаона, искалечил тигр, – объяснил принесший весть. – Они попросили приюта у Того, пока больной поправится.
– Того давно дружит с нечестивыми. Нужно серьезно предупредить его, – заметил старый дьелем.
– За ним наблюдают, – ответил другой.
– А какие намерения у белого? – снова обратились к пришедшему. – Нельзя ли узнать?
– Судя по его виду и по рассказам слуг, он ничем, кроме охоты, не интересуется. Приехал на время, издалека, чтобы позабавиться охотой.
– Не из тех ли они людей, что шатаются в здешних лесах?
– Нет, они прибыли из Тэнанга.
– Надо сейчас же посоветоваться с Гиранг-Ту-Уном, – решили все, и несколько человек направились куда-то, в известное только им место.
Утром, выйдя из палатки, Пип несколько минут любовался окрестностями. Солнце только что показалось из-за леса и осветило вершины гор. К северу простиралась лесистая низина, откуда они пришли. Пятна тумана, как озера, белели среди лесов. Нигде никаких признаков жилья человека. Не верилось, что всего лишь в нескольких десятках километров отсюда находятся густо заселенные места.
С полчаса отдыхали молча эти чужие друг другу люди. Правда, в необычной обстановке Пип совершенно забыл, что рядом с ним лежит темнокожий человек низшей породы. Он даже полюбил Нонга как хорошего слугу, но совершенно не интересовался им как человеком. А Нонг тоже приспособился к Пипу, увидев, что этот белый – добродушный, невредный, только немного странный. И когда Нонг вспоминал теперь все обиды и несчастья, причиненные ему белыми господами, когда в нем пробуждалась острая ненависть к чужеземцам, эта ненависть не имела отношения к Пипу.
Пип действительно был человек невредный, быть может, потому, что держался в стороне от жизни. Отец его был богатый, но скупой торговец сельдями, теми самыми голландскими сельдями, которые известны всему миру. Для единственного сына он желал одного, чтобы тот стал таким же торговцем сельдью, как и его отец. Он дал сыну только среднее образование, а потом заставлял и его заниматься бочками и рыбаками. А именно рыбаки, море, корабли и пробудили в молодом Пипе тот жгучий интерес к далеким странам и приключениям, о которых он слышал от моряков.
Чем больше отец привязывал Пипа к селедкам, тем больше стремился сын подальше от дома. Ночами, прячась от отца, он читал книги о диковинных странах, о путешествиях, об охоте и приключениях, и это стремление сохранялось в нем до самой смерти отца.
Когда же Пип получил наследство, он увидел, что ему нет никакой надобности продолжать торговлю. Денег оказалось столько, что на одни проценты можно жить весь век без хлопот! Ликвидировав предприятие, он положил деньги в банк и почувствовал себя вольной птицей. А вскоре после этого приехал на Яву.
Конечно, знакомые удивлялись такому легкомыслию, не понимая, как можно добровольно отказываться от дальнейшего роста богатства. Некоторые даже считали Пипа глуповатым. И действительно, с голландской точки зрения он был непрактичным, неловким фантазером. Но как человек Пип был и оставался добрым и умным.
А если бы мы захотели охарактеризовать Пипа с нашей точки зрения, то могли бы сказать, что он относился к категории людей, о которых принято говорить – ни рыба ни мясо. Он оторвался от торговцев, но не пристал ни к какой другой категории. Сознательно не делал ничего плохого бедным, простым людям, часто даже помогал им, а вместе с тем ни разу не задумывался о причинах их бедственного положения. Проще говоря, Пип как бы плавал по поверхности жизни.
Охотники успели задремать, как вдруг на другом берегу затрещали кусты, и среди них показался пробирающийся к воде носорог.
– Бадак! – прошептал Нонг, и оба схватились за винтовки.
Беспокоиться им было нечего, зверь не мог причинить вреда. Берег, на котором оба лежали, был суше и выше противоположного. И все же Пип задрожал от волнующего нетерпения. А носорог, опустив голову и ничего не видя, продолжал продвигаться к воде.
Пип не выдержал, выстрелил, плохо прицелившись. Шкура носорога настолько толста, что пуля не всегда может пробить ее, особенно если попадет наискосок. Поэтому опытные охотники стараются бить носорога в пах. Целиться же в покатый лоб зверя вообще бесполезно, так как пуля лишь скользнет по нему и унесется прочь. У Пипа именно так и получилось.
Не успел он выстрелить еще раз, как носорог поднял голову, заревел и бросился прямо на людей. Одним махом перескочив через неглубокий ручеек, зверь оказался прямо перед охотниками. Все это произошло с такой быстротой, что они едва успели вскочить на ноги. Не думая об обороне, не помня себя от страха, оба помчались в лес, слыша позади приближающийся топот носорога. Пип и винтовку не успел захватить, а Нонг выронил свою, когда она зацепилась за сук.
Через десяток шагов охотники поняли, что убежать от зверя не удастся. Нонг еще смог бы, но у Пипа уже не хватало сил. И когда носорог буквально навис над его плечами, голландец инстинктивно шарахнулся за ствол толстого дерева.
Носорог, с разгону пробежав мимо, помчался за Нонгом. Но и юноша поступил по примеру своего хозяина, тоже вильнул за дерево. Зверь тотчас повернул назад и опять увидел Пипа.
Началось преследование, которое могло бы показаться смешным, если бы не было столь опасным. Носорог очутился между двумя деревьями, за каждым из которых прятался его враг. Он начал бросаться то к одному, то к другому, а охотники едва-едва успевали прятаться от разъяренного, но страшно неуклюжего животного.
Сил у людей для такой «игры» со смертью надолго хватить не могло, но, к счастью, и носорог вскоре так устал, что вынужден был остановиться. Все еще налитыми кровью глазами он поглядывал то в одну, то в другую сторону. От него валил пар, и дышал он громко и бурно, как кузнечный мех.
Понемногу начали успокаиваться и наши незадачливые охотники. Непосредственная опасность миновала, пока носорог не мог ничего с ними сделать, и к Пипу вернулся юмор.
– Что мы будем с ним делать дальше, братишка Нонг? – весело крикнул он малайцу.
– Пусть пока порезвится, туан, – отозвался юноша из-за дерева.
Голоса людей напомнили носорогу о врагах, и он снова бросился в атаку. Бадак словно бы поумнел и не просто бегал вокруг дерева, а, склонив голову набок, старался достать врага своим страшным рогом. Несколько раз рог ударялся о дерево, совсем рядом с человеком, так что только куски коры летели в разные стороны! Охотникам приходилось напряженно следить за малейшим движением сопящей, с оскаленными зубами, мордой зверя, снова и снова уворачиваясь от нее. А тут еще и под ноги смотри, чтобы не споткнуться и не упасть…
Час прошел, а положение все не менялось.
– Что же нам делать, Нонг? – уже далеко не весело крикнул Пип. – Скоро он загоняет меня до смерти.
Немного подумав, Нонг ответил:
– Вот что, туан: я перебегу к соседнему дереву и отвлеку бадака на себя. Потом еще дальше. И тогда вы бежите за винтовкой.
– Молодчина, Нонг! – воскликнул Пип. – Это единственный выход!
Нонг выбрал подходящее дерево шагах в двадцати, улучил момент и, выскочив так, чтобы носорог смог заметить его, помчался. Получилось так, как он и предполагал: носорог – за ним! Немного передохнув, Нонг перебежал к третьему дереву.
А Пип в это время бросился за винтовкой, схватил ее и, прячась за деревьями, подкрался поближе к зверю. Очень тщательно целился он на этот раз и всадил пулю точно под лопатку. Носорог зашатался, опустился на передние колени. Вторая пуля окончательно свалила его.
– Ну и задал же он нам страху! – ликовал Пип. – Нужно хотя бы выломать этот рог на память.
Хотя и очень усталыми вернулись охотники в лагерь, но Пип чувствовал себя героем. Сколько приключений пережил он за этот день! Таких не найдешь ни в одной книжке!
Весь следующий день они обрабатывали свою добычу и ждали возвращения Хаона.
А проводник все бродил по лесу, выискивая по известным ему приметам логово тигра. Встречал Хаон и змей и обезьян, но не обращал на них внимания. Обойдя несколько знакомых мест, он так и не нашел следов тигра.
Хаон отправился в дальнее, но верное место: к глубокому оврагу, поросшему густым кустарником. Из оврага вытекал светлый холодный родничок. На водопой сюда приходили разные звери, а раз так, то должен был быть и тигр. В прошлый свой приход сюда Хаон видел его следы. Нашел их и теперь.
Удовлетворенный, отправился он назад, но по дороге его застигла ночь, и пришлось переночевать в лесу. Для Хаона это было обычным делом. Не нашлось удобного уголка между камней, где можно было бы развести огонь – не беда, взобрался на дерево, устроил из ветвей подобие гнезда да и проспал до утра в соседстве с обезьянами. А утром уже был в лагере. – Вот что мы сделали за это время! – с гордостью сказал Пип, показывая Хаону свои трофеи. – А у тебя как дела?
– Нашел, – ответил проводник. – Правда, далековато. Надо сейчас же отправляться в путь.
Через полчаса экспедиция покинула лагерь. Двенадцать с небольшим километров до оврага оказались трудными: опять встречались чащи, лианы, опять нужно было прорубаться сквозь них.
Время от времени попадались каменистые безлесые возвышенности, с которых впереди открывались горы. То лесистые, то с лысинами, они тянулись на юг, постепенно поднимаясь, и наконец пропадали в синей мгле.
Над одной из таких гор вился как будто дымок.
– Что там? – спросил Пип.
– Вулкан, – ответил Хаон.
– Действующий?
– Немного дымится. Он всегда такой.
Другая вершина имела вид какой-то башни или церкви. Пип вслух отметил это и Хаон подтвердил:
– Церковь и есть. Церковь бадувисов. Вон там, на склонах гор, разбросаны их поселки.
Пип задумался: так вот где она, эта горсточка древнего народа, укрывшегося от цивилизации ради того, чтобы сохранить свой первобытный уклад!
– Разве они никогда не входят в сношения с нашими людьми? – спросил он.
– Почти никогда. Их обычаи запрещают это. Тот, кто нарушит обычай, должен бежать от них, иначе – смерть. Так решила их власть.
– А кто она, эта власть?
– Верховный жрец Гиранг-Ту-Ун. Его никто не может видеть, кроме сорока помощников. Этот счет – сорок – всегда остается одинаковым. На место умершего избирают другого. Никто даже не знает, где живет Гиранг-Ту-Ун[17].
– Тебе случалось бывать у них?
– Был два раза. Там у меня знакомый есть, однажды и он приходил к нам.
– А можно ли нам навестить их? Не убивают ли они чужестранцев?
– Нет, без причины не нападают. Особенно если с ними обходиться ласково. Но вообще на чужестранцев смотрят косо…
Все это так заинтересовало Пипа, что он даже забыл о тиграх и решил обязательно навестить бадувисов.
– Неужели наши власти никогда не пытались подчинить их себе? – спросил Пип напоследок.
– Попытались. Даже наложили на них налог. Но что с них возьмешь? Добровольно никто не понесет, тем более что у них нет ничего ценного. Посылали солдат – бесполезно: жители убегают. Там же держать солдат нет смысла: придется доставлять им все необходимое для жизни сквозь джунгли, болота и горы, а обойдется это дороже любых налогов, которые можно было бы собрать…
… Только к вечеру добрались охотники до цели. Чтобы не вспугнуть зверя, устроили привал в полукилометре от оврага. Все были очень утомлены переходом, и потому охоту отложили до следующего утра.
Утром провели разведку, обсудили план.
– Матьян хитрый и опасный зверь, – говорил Хаон, – нужно много терпения, времени и осторожности, чтобы подстеречь его. Особенно важно, чтобы ветер не дул с нашей стороны, иначе почует опасность и уйдет. Мы устроим настил вон на том дереве и засядем на ночь. Тигр выходит через два-три часа после захода солнца, а если нет, то часа за два-три до восхода.
Рядом с выходом из оврага стояло широкое, с густой кроной дерево, очень удобное для устройства засады. Недалеко от него спускалась вниз каменистая ложбинка, по которой бежал ручеек. Тигр должен был обязательно пересечь ее. Дальше ложбинка расширялась и переходила в низину, заросшую тростником.
Охотники засветло построили на дереве помост, похожий на большое гнездо аиста, вырубили сучья, мешавшие видеть ложбинку.
– А что, если он почует человека и не пойдет? – спросил Нонг.
– Сейчас он спит далеко в чаще и ничего не слышит. Следов наших пока не видал. Все зависит от ветра, – успокоил проводник.
После захода солнца Пип, Хаон и Нонг разместились на помосте. Туземцы-носильщики и мул остались на привале.
Пипа охватило праздничное настроение. Ведь он сидел с настоящими дикарями в настоящем тропическом лесу и подстерегал настоящего тигра! Вот она – сбывшаяся мечта!
Потянулись долгие минуты, часы… Запорхали, зашуршали в воздухе крыльями, запищали всякие ночные создания. Вот и какое-то большое животное затопало в темноте…
Но все внимание охотников было направлено на ложбинку, чуть различимую в ночи: нельзя пропустить тот короткий момент, когда зверь пройдет по ней. Натруженному, утомленному глазу все время казалось, будто зверь уже крадется.
Прошло два часа, три. Хаон встревоженно заерзал.
– Неудача! – сердито прошептал он. – Кажется, ветерок дует нам в спину!
Ветер был такой слабый, что только Хаон и смог почувствовать его. Проводник помолчал, прислушиваясь, и опять зашептал на ухо Пипу:
– Придется дожидаться второй половины ночи. Хотя надежды мало. Пока что мы можем немного поспать.
Но какой там сон! Даже сам Хаон, отлично изучивший привычки тигра, и тот не мог не следить за ложбинкой. Все казалось, что зверь вот-вот появится. В двенадцатом часу охотники начали клевать носами, праздничное настроение Пипа развеялось. Он чувствовал лишь усталость, словно где-нибудь на станции в ожидании поезда. Бодрее держался Хаон, считавший себя ответственным за всю эту операцию. Только Нонгу было все равно, придет зверь или нет, и он спокойно и крепко уснул.
Над лесом всплыла луна, осветившая ложбинку. Хаон растормошил товарищей. Сна как не бывало. Все опять напряженно всматривались туда, где должен был появиться тигр. И вот позади послышался шорох, треск, мелькнуло в воздухе что-то темное, с глухим ворчанием бросилось на охотников. Тигр! Но расстояние, высота и сучья помешали: зверь только дотронулся лапой до настила, задел ногу Хаона и сорвался вниз. Хаон вскрикнул, выпустил винтовку, однако удержался, вцепившись за сук. Пип так растерялся от неожиданности, что потерял равновесие и едва не свалился. И только Нонг, сидевший отдельно, в развилине, успел послать пулю в спину тигра.
Жуткий звериный рев прорезал ночь. Хищник вскочил еще раз, но тут уже и Пип послал свою пулю. А сверху на тигра струей лилась кровь Хаона. Когда несчастного сняли с дерева и осмотрели рану, оказалось, что тигр вырвал у него из ноги кусок мяса. Рана была большая, страшная, но жизни проводника не угрожала.
Чтобы остановить кровь, рану перевязали листьями, а под коленом наложили жгут. Нонг сбегал к стоянке, привел носильщиков и мула. И вот процессия двинулась в обратный путь: впереди двое туземцев несли Хаона на самодельных носилках, а за ними Пип и Нонг вели упирающегося, дрожащего от страха мула, который вез на своей спине труп огромного тигра. Двенадцать километров до своего лагеря они шли шесть часов.
– Как все это могло произойти? – спросил Пип у Хаона, когда они были дома.
– Это самое легкое наказание Хаону за его глупость, – ответил тот с кривой усмешкой. – Во-первых, я должен был знать, что ветерок уже испортил нам все дело, а во-вторых, – и это самое главное, – должен был помнить, что рядом с нашим деревом возвышается берег, с которого легко допрыгнуть до помоста. Будь расстояние поменьше, пришлось бы еще хуже. Матьян хитрый: он услышал нас раньше, обошел вокруг и напал сзади. Стыдно Хаону: анак (дитя) этого не сделал бы. Бодок (глупый) Хаон!
Старый охотник на тигров, казалось, больше переживал свою неудачу, чем боль от раны.
– Что же теперь делать? – нерешительно спросил Пип.
– Туан говорил, что хочет навестить бадувисов, – ответил Хаон. – Если он не отказался от своего намерения, можно направиться к ним. Там меня быстро вылечат. Туда значительно ближе, чем в Тэнанг.
Пип охотно согласился, так как это совпадало с его желанием.
Начали готовиться в дорогу. Нужно было привести в порядок тигра и вообще всю свою добычу, сделать для Хаона хорошие носилки. Да и отдых был необходим всем охотникам.
Покинули стоянку в полдень. Лежа на носилках, Хаон указывал дорогу, за ним шел Пип, а сзади Нонг вел мула, несшего значительно потяжелевший груз добычи.
Когда экспедиция скрылась в чаще, из ближайших кустов вышли два яванца в накидках и платках на головах. В руках они держали отличные винтовки.
– Какой нам смысл возиться с ним? – сказал один из них. – Не лучше ли было сразу покончить? Все равно он наш враг!
– Раз приказали, значит, так надо, – ответил другой. – Не забывай, что у них должно создаться впечатление, будто здесь никого нет. Оранг-улянды[19] уже успокоились и радуются, что все тихо. Зачем же разоблачать себя?
И оба медленно направились вслед за экспедицией.
VIII. ХРАНИТЕЛИ ВЕРЫ ПРЕДКОВ
В гостях у бадувисов.– Под охраной табу.– Праздник обезьян.– Дипломатия Пипа.– Чудеса пятирукого бога. – Добровольный мученик. – Вождь-привидение. – Экскурсия в окрестности. – Долина гейзеров. – Искушение. – Пип исчез.
Изнурительна и трудна была дорога, особенно с носилками и перегруженным мулом. В довершение опять начались болота. Только после захода солнца выбрались путешественники на сухое место.
– Теперь я понял, каким образом бадувисы сохранили свою независимость, – сказал Пип, когда, наконец, остановились на ночь.
– Это последнее болото, – успокоил его Хаон. – Дальше пойдет гористая местность.
И действительно, дальше дорога поднималась все выше и выше. Бадувисские поселки, казалось, уже совсем близко, но проходил час за часом, а они все еще были далеко. Никакой дороги, конечно, не было. Приходилось все время или петлять, отыскивая проходы среди скал, или карабкаться по кручам. А тут еще носилки и мул. Все выбились из сил, хотя отдыхали раз десять.
Плохо чувствовал себя и Хаон, хотя по другой причине. Он считал себя здоровым, только двигаться не мог, и с горечью наблюдал за тем, с каким трудом тащат его товарищи на гору.
Не больше пятнадцати километров нужно было им пройти, а заняло это весь первый день и половину следующего.
Наконец добрались до поселка. Вблизи его и селением-то назвать нельзя было: просто хижины, разбросанные на значительном расстоянии одна от другой. Построены они были главным образом из камня, а некоторые даже вырыты в горе. Окон в хижинах не было, вместо дверей – дыры, которые, очевидно, никогда не закрывались.
Все поле хозяина находилось тут же, вокруг хижины. Росли на нем кукуруза и рис. А больше не было ничего, – ни животных, ни телег, ни инструментов. Лишь плетеный сарай свидетельствовал о том, что в него все же что-то кладут на хранение.
Возле каждого дома был сад, если можно назвать садом плодовые деревья, в беспорядке растущие среди скал. Может быть, их никто и не садил, а просто они выросли сами, как те, что виднеются дальше, за поселком…
По указанию Хаона путешественники направились к крайней избушке, стоящей в стороне. Навстречу им вышел удивленный хозяин, из-за его спины выглядывала испуганная жена. Им, как видно, не верилось, что такой отряд, да еще с «оранг-путих» (белым человеком) и мулом, направляется именно к ним. Но гости остановились возле их хижины, и Хаон сказал:
– Здравствуй, Того! Принимай гостей.
Эти слова еще больше удивили хозяина: он не знал никого из прибывших, а услышал свое имя.
– Чего же ты удивляешься? – улыбнулся Хаон. – Или и меня не узнаешь?
Только теперь Того разглядел на носилках охотника и шагнул к нему. Тем временем успели подойти ближайшие соседи, тоже с любопытством глядевшие на необыкновенных гостей.
Своим внешним видом эти люди производили хорошее впечатление. Высокие, стройные, хоть и сухопарые фигуры их свидетельствовали о выносливости, цвет кожи был значительно светлее, чем у других яванцев. Сказывалась многовековая жизнь в горах. Одеты они были в саронги, у большинства самотканые.
Движения горцев отличались спокойствием и сдержанностью. Даже удивлялись они незнакомым людям как-то очень серьезно, словно обдумывая, чем может закончиться эта встреча.
Бадувисов нужно считать самыми чистокровными жителями Явы[20], ибо они и поныне остались такими же, какими были пятьсот лет назад. Население же, живущее по соседству, давно перемешалось с малайцами, индийцами, арабами.
Того предложил гостям свою хижину, хотя сразу было видно, что все пятеро в ней не поместятся. Пришлось воспользоваться палаткой Пипа.
Этим были довольны и гости и, особенно, хозяин: если бы кто-нибудь попытался обвинить его в связи с нечестивыми чужестранцами, он мог бы ответить, что они лишь остановились возле его дома.
Того привел старика, и тот наложил на рану Хаона какие-то травы. Тем временем наступил вечер, и уставшие путешественники уснули как убитые.
А в это время от хижины к хижине летел слух о необыкновенных гостях. Кроме «оранг-путих» удивлял жителей и мул, который носит на своей спине огромные тяжести. Большинство бадувисов ни разу не видели такого животного. Поражал их и «белый дом», привезенный мулом: то не было ничего, то вдруг вон какое здание выросло за несколько минут!
Эти слухи дошли, наконец, до церкви, стоящей далеко на другом конце селения. Тут уже начиналась область «табу»[21]. Но для слухов никаких табу нет. Они перелетели на запретную территорию и взволновали всех сорок бессмертных мужей.
Там, за церковью, в тенистом лесу, было их жилье, выдолбленное в скалах. Путаные коридоры расходились во все стороны и соединяли разные помещения: и отдельные, для одного-двух человек, и общие большие залы. Тут были и кладовые, полные всяческого добра: риса, муки, бобов, плодового вина, масла.
Все эти помещения и коридоры освещались ровным голубым светом. Бамбуковые трубы, протянутые вдоль стен, подавали газ из общего источника. Источником этим была подземная нефть, в значительных количествах имеющаяся в недрах Малайских островов. Чтобы концы трубок не загорались, к ним приделывали глиняные наконечники.
Помещения эти находились шагах в ста от церкви и были совершенно скрыты от человеческих глаз. Кроме того, позади церкви в обе стороны тянулась стена, указывающая границу «табу». Правда, стена эта имела лишь условное значение: если возле церкви она и была кое-как сложена, то дальше просто лежали камни, ни в малейшей степени не являвшиеся препятствием для человека. А еще дальше и вовсе ничего не было. Впрочем, ограды и не требовалось: не камни охраняли жрецов от любопытных глаз, а жуткое слово «табу» и страх наказания смертью за нарушение запрета.
От входа в подземелье расходились галереи, одна из которых соединялась с церковью. Со стороны поселка церковь имела общие двери для прихожан, святая же братия попадала в нее с задней стороны, через свой подземный ход. Через этот же ход «исчезало» из церкви добро, приносимое народом великому богу Багара-Тунгалю и доставлявшееся жрецами в подземные кладовые.
Святые дьелемы[22] жили одни, как монахи, но в поселке у них было более чем достаточно семей: ведь каждый считал за честь породниться со святым человеком!
– Зачем пришли чужие? Надолго ли? – поднялась тревога среди этих святых.
– Одного из них, охотника Хаона, искалечил тигр, – объяснил принесший весть. – Они попросили приюта у Того, пока больной поправится.
– Того давно дружит с нечестивыми. Нужно серьезно предупредить его, – заметил старый дьелем.
– За ним наблюдают, – ответил другой.
– А какие намерения у белого? – снова обратились к пришедшему. – Нельзя ли узнать?
– Судя по его виду и по рассказам слуг, он ничем, кроме охоты, не интересуется. Приехал на время, издалека, чтобы позабавиться охотой.
– Не из тех ли они людей, что шатаются в здешних лесах?
– Нет, они прибыли из Тэнанга.
– Надо сейчас же посоветоваться с Гиранг-Ту-Уном, – решили все, и несколько человек направились куда-то, в известное только им место.
Утром, выйдя из палатки, Пип несколько минут любовался окрестностями. Солнце только что показалось из-за леса и осветило вершины гор. К северу простиралась лесистая низина, откуда они пришли. Пятна тумана, как озера, белели среди лесов. Нигде никаких признаков жилья человека. Не верилось, что всего лишь в нескольких десятках километров отсюда находятся густо заселенные места.