Страница:
— Тут вернулась орлица. Она, похоже, нашла своих мертвых детенышей, поскольку бросилась на врага с удвоенной яростью. Просунув голову сквозь хворост, она пыталась схватить отважного мальчика. Тотчас ей на шею была накинута уздечка. Она попыталась было защищаться, но на голову ей обрушился удар тяжелой палки, а когти туго стянула петля. Вслед за этим парень затащил большую птицу, которая не могла теперь больше сопротивляться, в расщелину и крепко связал ей крылья ремнем.
Когда все это было проделано, орлица оказалась полностью во власти победителя, не получившего в схватке ни единой царапины. Теперь наступал не менее трудный этап — полет над страшной бездной.
— Слава Богу, что это был не я! — неожиданно воскликнул Папперман. — Мне бы подобное рискованное предприятие было не по силам. Кому судьба подкинула фамилию Папперман, тому ходить по твердой земле или он пропал! Но дальше, дальше!
— Теперь хищник был связан, а парень спокойно мог покинуть расщелину, — снова заговорил Инчу-Инта. — Он вылез из своего укрытия и заглянул в пропасть, но ни на миг не поколебался в своем решении.
От птицы исходил смрад. Ее большие круглые глаза пылали яростью. И все же именно она, одна-единственная, могла его спасти. Нельзя было терять ни минуты, пока орлица была полна сил. Парень перепоясался ремнями через грудь и спину и привязал их к длинным ногам орлицы, рассчитав так, чтобы машущие крылья птицы не могли поранить его. Потом он вытащил орлицу на край пропасти и разрезал ремни, стягивавшие птице крылья.
С криком «О Маниту!» мальчик закрыл глаза и медленно соскользнул с края скалы. И птица потащила его. Всего через несколько секунд ему предстояло разбиться о камни, но время шло, а он был жив! Над ним шумели крылья, его резко качало из сторону в сторону. Орлица не собиралась спускаться на землю и изо всех сил старалась взмыть ввысь. Увы, парень был слишком тяжел — он неудержимо тянул ее вниз.
Вскоре они достигли земли. Но о спасении говорить было рано. Нож он давно выронил и не смог сразу перерезать ремни, а птица старалась взлететь. Она била мальчика крыльями, швыряла его туда-сюда. Но люди уже спешили на помощь. Страх удвоил силы орлицы. Птица сделала невозможное: она снова взмыла вверх, хотя и невысоко, пролетела небольшое расстояние — и врезалась в землю прямо у наших ног. Перед Тателла-Сатой и мной. Я схватил какой-то камень и убил гигантскую птицу. Парень был спасен! Крылья орлицы поранили его, но он улыбался и ликовал — он добыл талисман! С тех пор его называют Молодым Орлом, а воздушные полеты стали его любимейшей темой для разговора. Он даже отправился в города бледнолицых, чтобы выучиться летать.
— И он умеет? — недоверчиво спросила Душенька.
— Этого я еще не знаю. Правда, со вчерашнего дня он мастерит собственные крылья. Значит, может. Но об этом имеем право знать только мы — больше никто!
Слушая подробный рассказ, мы удалились от дома довольно далеко. Прошло примерно три часа, и мы наткнулись на маленькую речку.
— Это Вода Пещеры, и теперь наш путь ведет наверх, — пояснил Инчу-Инта. — Речка приведет нас к цели.
Мы приняли его предложение. Наш маленький отряд двинулся к горе Виннету, правда с другой, еще неизвестной нам стороны. Мы сделали приличный крюк. Узкая долина речушки густо заросла хвойными деревьями. Временами мы едва продирались между разросшимися деревьями.
В течение часа стены речной долины поднимались все выше и выше, пока не оказались в напоминающем сковороду углублении, дно которого прорезала река. Диковинные гигантские деревья поднимались по склонам «сковороды», а дно ее покрывал густой кустарник.
— Это Долина Пещеры, — пояснил Инчу-Инта.
— А где сама пещера? — полюбопытствовала моя жена.
— Там, позади, где она соприкасается с горой Виннету. Едем!
Мы поскакали дальше. Итак, именно здесь собирались спрятаться союзники сиу, юта, кайова и команчей. Место было отличное. Только вот находилось оно очень далеко и тот, кто хотел бы напасть на нас, должен был сначала совершить пятичасовой марш. Или существовал более короткий и удобный путь? Может, он известен нашим противникам? Однако едва я углубился в размышления, как мне пришлось прервать их: я увидел в траве следы и тут же спешился. Оставили отпечатки две лошади, двигавшиеся не больше часа назад в том же направлении, что и мы, правда с левой стороны.
Я вытащил из сумки револьвер. Мы двинулись дальше, но гораздо медленнее и так осторожно, как только могли, ориентируясь по следам.
— Они едут к пещере, — заключил Инчу-Инта. — Они знают ее!
Наконец мы очутились в том месте, где из скал вытекал поток. Ниша была раза в три шире реки, и под ее сводами мог проехать не пригибаясь всадник. Перед входом в пещеру мы увидели обоих всадников. Они лежали на земле, рассматривая что-то белое, что могло быть бумагой. Седла, несколько сумок и ружья валялись рядом.
Мы спешились, отвели лошадей чуть назад, а сами прокрались вдоль кустов и занялись наблюдением.
— Ты их узнаешь? — спросил я Душеньку.
— Нет.
— Но ты их уже видела.
— Да нет же!
— И даже не мельком!
— Где?
— В Доме Смерти, на совете вождей. Это шаманы кайова и команчей, которые открывали совещание у алтаря.
— Неужели?! Твои глаза острее моих! Я ведь видела их при очень скудном свете.
— Я тоже. Но вестмен прежде всего заботится о том, чтобы как можно лучше запомнить черты нужного ему человека. В этом у тебя просто нет тренировки. Бумага, которую они рассматривают, похоже, очень ценная. Мне кажется, карта или что-то в этом роде. Они водят по ней пальцами, как будто шагают. Я подкрадусь и подслушаю их.
— Я тоже.
— Нет, душа моя, — улыбнулся я. — На каком языке они говорят? Разве ты сможешь их понять? И потом, твоя разведка может нас выдать.
— Жаль! Я бы так хотела попробовать! А если они захотят наброситься на тебя?
— Тогда ты быстро придешь мне на помощь, — не переставал улыбаться я.
— А я смогу?
— Конечно! Ты сможешь даже закричать или заплакать, как только захочешь!
— Тогда иди! Я приду в любом случае.
Я отдал Папперману и Инчу-Инте необходимые распоряжения, потом пролез сквозь кусты, собираясь подкрасться к. индейцам сзади. Это мне не составило труда, поскольку они так были заняты собой, что и ухом не повели, когда я оказался рядом. Я подобрался так близко, что из укрытия мог протянуть руку и дотянуться до ног распластавшегося на земле кайова. То, чем они занимались, оказалось чрезвычайно важным не только для них, но и для меня!
В руках у них была кожа, тонкая и мягкая как шелк, на обеих сторонах которой было что-то написано, а скорее, нарисовано. На одной — точный рисунок горы Виннету и план обстановки «замка», в котором жил Хранитель Большого Лекарства. На другой — план пещеры, перед которой мы находились. Все это я узнал в течение минуты. Индейцы вращали карты в разные стороны, упоминали имена и названия. Все это я старался запомнить. Я узнал, что карта принадлежала шаману команчей. Она хранилась как древнейшая реликвия его семьи. Никто, кроме него, не имел права знать о ней, и только большая, чрезвычайно важная цель, ради которой сегодня он был здесь, побудила его открыть тайну другому. Шаман кайова жаждал познакомиться с содержанием документа и старался хорошо запомнить его.
— Значит, все точно как здесь нарисовано? — спросил он.
— Да, все так, — уверил команч.
— И мы сейчас лежим прямо на этом месте? — При этом кайова ткнул пальцем в карту.
— Да, — снова заверил его другой.
— И отсюда под землей можно выйти к горе Виннету? Даже верхом?
— Конечно.
— Этим путем ты хочешь вывести наверх четыре тысячи воинов, чтобы напасть на Тателла-Сату и всех его сторонников? Уфф! Это великий план, самый великий, какой когда-либо существовал! Ходил ли мой красный брат этим путем раньше? Был ли он уже наверху?
— Нет, но один из моих предков попытался тайно проделать это. У пути много концов. Моему предку удалось добраться только до одного, которого теперь достигну и я.
— Это место за Таинственным водопадом?
— Да, единственная точка, до которой можно добраться верхом. В другие пункты можно прийти только пешим.
— А если не удастся? Если четыре тысячи воинов сгинут в этой пещере? Подумай, брат мой, ведь погибнет столько людей и лошадей!
— Я уже предусмотрел это и потому решил сначала сам обследовать пещеру вместе с тобой. Потому что ты такой же Хранитель Лекарства, как я, как Тателла-Сата… Тебе я могу доверять.
— Тогда давай не будем терять время, начнем!
Кайова поднялся, команч тоже. Последний бережно свернул карту, собираясь спрятать ее подальше. Тут я вышел из кустов и произнес:
— Моим братьям, по-видимому, придется подождать некоторое время, прежде чем они начнут!
— Уфф! — не смог скрыть удивления и страха кайова. — Белый!
— Уфф! Уфф! Бледнолицый! — вырвалось у команча.
Не давая ему опомниться, я вырвал карту у него из рук, спрятал ее в свою сумку, потом встал так, чтобы они оба не могли взяться за ружья, и продолжал:
— Я на время возьму карту себе, потому что хочу помочь вам найти нарисованный на ней путь через пещеру.
Наконец они оправились от неожиданности; их фигуры выпрямились; они застыли, готовые к схватке.
— Кто ты, что рискуешь обокрасть меня? — процедил сквозь зубы команч.
При этом он стал приближаться ко мне, как кошка, подкрадывающаяся к мыши. Похоже, он собирался завладеть своим ружьем. Я выхватил револьвер.
— Я не вор! Если эта карта — твоя законная собственность, ты получишь ее назад. Прочь от ружей, иначе я стреляю! Я не один!
Сказав это, я подал знак. Тут же, будто из под земли, выросли Папперман, Инчу-Инта и несколько «Виннету».
— Уфф! — издал возглас кайова, увидев Паппермана. — Синее Лицо!
— И белая скво! — не без страха добавил команч, увидев за спинами мужчин Душеньку.
— Раз вы уже слышали о Синем Лице и белой скво, то кто же я?
— Олд Шеттерхэнд! — в голос выпалили оба. — Наш враг! Наш смертельный враг!
— Это ложь! Я не враг вам. Я, скорее, мог быть врагом белого, чем краснокожего. Спросите ваших вождей, и они расскажут, как я пощадил их. Спросите ваших старейшин, ненавидел ли я кого-нибудь? Я люблю всех людей, и вас тоже. Я хочу вам добра и потому остерегаю вас от ваших планов, которые принесут вам несчастье. Что-то нехорошее задумали вы и сегодня. Я не потерплю, чтобы все это осуществилось. Сядьте и отдайте ваши ножи. Вы пленники!
— Мы не пленники, а…
С этими словами команч прыгнул на меня, но я шагнул вправо, тут же схватил его сбоку и отшвырнул в сторону. Инчу-Инта, великан, поставил ему на грудь колено и без особого труда утихомирил его. Так же поступил с кайова бравый Папперман. В одну секунду оба пленника были так крепко связаны, что не могли и пошевелиться. Мы сели рядом. «Виннету» привели наших лошадей. Но я прежде всего взялся за карту. С первого взгляда я понял, как мне быть дальше, и обратился к команчу:
— Пусть Ават-това, шаман команчей, скажет мне: есть у него собрание книг или библиотека?
— Нет, — прозвучало в ответ. — Ни у кого из команчей нет книг.
— Может, Ават-това знает, у кого есть библиотека?
— Здесь, на горе Виннету, — у Тателла-Саты.
— Больше ни у кого?
— Другого не знаю.
— Тогда этой карты тебе не видать! Я обязан вернуть ее настоящему, законному владельцу. Она принадлежит Тателла-Сате и была у него украдена!
— Это ложь! — взревел шаман.
— Нет, это правда, — спокойно ответил я.
— Докажи!
— Пожалуйста! Только ты все равно не поймешь, что я скажу. Карта пронумерована на древнем диалекте покончи языка майя. Вот внизу, в этом углу, стоит «йо-тук», то есть «пять раз по сорок», — стало быть, две сотни. А здесь, в другом углу, — «вук-лай», то есть «семь и десять», — значит, семнадцать. На этой карте стоит двести семнадцатый номер упомянутой библиотеки или одного из ее отделов. Я покажу ее Тателла-Сате, и он подтвердит, что она принадлежит ему.
— Ты не должен ничего ему показывать, она не его! Эта карта украдена, но именно сейчас и тобой. Ты вор!
— Молчи, иначе я заткну тебе глотку, старый мошенник! — перебил его Папперман. — Где братья Энтерс?
Упомянуть братьев было не самой плохой находкой. Краснокожие поняли, что мы не так плохо осведомлены, как, вероятно, они полагали. Они не смогли скрыть своего удивления и все же быстро овладели собой, а команч равнодушно спросил:
— Энтерс? Кто это?
— Два брата, которые пообещали передать нас в ваши руки. Теперь вы знаете достаточно, чтобы убедиться, что мы не имеем никакого желания пускать вам пыль в глаза. Еще одно слово, которое нам не понравится, — и вас крепко вздуют!
Конечно, было бы лучше, если бы Папперман дал сказать мне, но сегодня, после стольких лет, он снова захватил пленников, и я не мог не позволить старому вестмену ощутить себя на боевом коне. Шаманы тотчас притихли.
Я тщательно изучил карту, а потом решил посовещаться с Инчу-Интой, уверявшим меня, что отлично знает пещеру. Оказалось, что между картой и его рассказами много расхождений. Согласно карте, в долине был один вход в пещеру, перед которым мы как раз и находились, а наверху существовало три выхода: два узких и один широкий. По широкому можно было ехать верхом, и выходил он наружу за Таинственным водопадом. Оба узких ответвлялись от основной дороги и расходились в разные стороны. Один выводил в «замок», куда точно — неясно, потому что рисунок был слишком мелок. Другой вел во внутреннюю долину, к статуе Виннету.
Инчу-Инта понятия не имел ни об одном из трех выходов, хотя слышал, что в древние времена выходы из пещеры были засыпаны. Зачем это сделали, он не знал. Он утверждал, что ход поначалу широк и хорошо проходим, а потом вдруг становится узким и пропадает где-то в зарослях сталагмитов.
Кто прав, Инчу-Инта или карта? Наверное, более точна последняя. Итак, я решил положиться на карту, по крайней мере в отношении верхней части пещеры и находящихся там выходов. Но до того я мог полностью доверять знаниям «слуги». Я решил не оставлять здесь лошадей — зачем? Ведь нам не придется сюда возвращаться, если существует такой широкий и удобный выход, как обозначен на карте. Хотя Инчу-Инта настаивал на нашем возвращении вместе с лошадьми, я придерживался того мнения, что ни одному разумному человеку не взбредет в голову полностью засыпать три выхода. Я предполагал, что они лишь замаскированы, и положился на интуицию.
Перекусив, мы приготовились к обследованию пещеры. Мы сделали факелы, а когда открыли сумки, обнаружили там непромокаемые индейские покрывала, которые могли накинуть как плащи. Мы привязали шаманов к их лошадям, зажгли несколько факелов и начали подземный переход, от которого я ожидал великолепных результатов.
Мне понадобилось бы много страниц, чтобы хотя бы частично описать то, что я увидел в этой удивительной пещере, но я воздержусь. Она очень часто упоминается в завещании Виннету и является местом действия событий, о которых я. пока еще должен молчать. Мы ехали по удивительному, сказочному подземному миру. Впереди Инчу-Инта с факельщиком «Виннету», за ними я с Душенькой, следом пленники, а потом Папперман с остальными «Виннету», из которых каждый второй держал факел.
Дорога непрерывно шла вверх. Свод пещеры был так высок, что нам не пришлось слезать с лошадей. Лабиринты подземного пространства, по которому мы продвигались, не походили один на другой. Неожиданность следовала за неожиданностью. Снизу, навстречу сталактитам, тянулись вверх забавные сталагмиты, временами соединяясь с ними в трубки, колонны и другие чудеса природы-строительницы. К сожалению, для обстоятельных наблюдений у нас не было времени — мы продвигались вперед, только вперед и вверх, к тому месту, где должно было решиться, сможем ли мы вообще что-либо сделать дальше. Мы преодолевали тоннели, коридоры, ехали над пропастями, в глуби которых шумела река, скользили меж тонких нитей воды, брызги которой обдавали нас, словно из невидимых фонтанов. Но мы не останавливались, пока широкая дорога не стала такой узкой и неудобной, что продвигаться вперед можно было только пешком.
— Вот видишь, я был прав, — не без гордости заметил Инчу-Инта. — Дорога для лошадей закончилась. Нет тут никакого выхода за Таинственным водопадом.
Похоже, он действительно был прав. Вскоре мы очутились в широком зале, перед баррикадой из сталактитов и сталагмитов. Узкая дорожка сворачивала отсюда направо. Но на карте этого поворота не было — там дорога продолжалась прямо. Вот оно что! Теперь предстояло выяснить, мог ли я все еще полагаться на свои глаза и осталась ли у меня способность к анализу. Я начал обследовать сталактиты и очень скоро увидел, что для раскрытия истины большого ума не требовалось. Свисающие сверху образования были настоящими, а растущие снизу — нет. Последние тоже были сталактитами, а не сталагмитами! Их доставили сюда и очень искусно расставили. Почему и зачем? Да все очень просто: чтобы перегородить широкую тропу, замаскировать ее и спрятать от чужаков.
Я попробовал расшатать крайний из них, и он тут же поддался. Остальные проделали то же самое с другими сталактитами. Вскоре благодаря этому мы расчистили проход. Я пригласил Паппермана и одного из «Виннету» последовать за мной. Я жаждал видеть, что ожидает нас дальше.
Взяв два горящих факела, мы втроем проникли в проход. Дорога шла вверх. Вскоре мы услышали журчание воды, потом клокотание, а затем и грохот такой силы, что не различали даже собственных слов. Вдруг за поворотом нам в глаза ударил дневной свет, и мы увидели бушующий и пенящийся Таинственный водопад. Мы словно оказались на горной дороге Швейцарии: с одной стороны — отвесные горы, с другой — зияющая бездна, в которой исчезал водопад. Ничто не отделяло нас от бушующей стихии. Но скалистый уступ был широк — в ряд по нему могли спокойно идти четыре лошади.
Так прошли мы водопад по всей его ширине и вновь оказались в галерее, где пришлось положиться на факелы. Продвинувшись по этой извилистой галерее довольно далеко, мы услышали шум водопада. Он все усиливался, а когда стал таким, что почти оглушил нас, впереди забрезжил дневной свет. Мы пошли прямо на него и снова оказались между Таинственным водопадом и высокой скалой. Мы стояли почти на краю пропасти, откуда была хорошо видна дорога внизу, по которой мы недавно ехали. А дальше можно выйти в долину, продравшись кусты.
Теперь я знал достаточно. Мы возвратились к тому месту, где оставили наших спутников. Они все еще занимались расчисткой сталактитовых заграждений. Я воспользовался этим, чтобы узнать, куда ведет узкая дорожка. Для этого мне не нужен был ни Папперман, ни Инчу-Инта, но они решили пойти сами. Душенька тоже предложила свои услуги, и я согласился, хотя ее присутствие вряд ли облегчало экспедицию.
Когда мы добрались до развилки, обозначенной на карте, я сразу понял, что и тут грудой сталактитов была замаскирована дорога. Однако Инчу-Инта снова ничего не заметил и не догадался о том, что разветвление было именно здесь. Он ушел с факельщиками вперед. Я молча следовал за ними. Тропа, которую он не заметил, наверняка была той, что вела к Утесу Дьявола. Подняться по ней я намеревался один. Другой, более широкий путь вел по карте к «замку», поэтому я и отправился вслед за Инчу-Интой.
— Здесь дорога кончается, — произнес Инчу-Инта, остановившись перед очередным завалом.
— Если убрать камни, сразу станет ясно, что дорога идет дальше. Прочь их!
Сталактиты оказались нетяжелыми. Без больших усилий мы отодвинули один в сторону. Убирать все камни не было необходимости. Достаточно было перелезть через них — ведь дальше не было никаких препятствий. Мы так и сделали. Здесь сталактитовая защита кончилась, и перед нами открылись искусственные ступени и коридоры среди скальных трещин. Воздух был сух и свеж. Я не смотрел на часы и не считал ни ступени, ни наши шаги, но мне казалось, что мы поднимались уже четверть часа. Как вдруг мы оказались в узком каменном мешке. Под нами ступени, справа стена, слева стена, над нами стена. Как тут выйти?
Прямо над верхней ступенью располагалась каменная квадратная плита. Она вряд ли была тяжелой, поскольку ее наверняка сюда принесли. Я попробовал ее поднять — не получилось. Заметив два углубления, я воткнул в одно из них нож и попытался сдвинуть плиту. Наконец она подалась влево. Мне показалось, будто она на роликах. Надо мной открылось четырехугольное отверстие, в которое я смог бы пролезть. Но из предосторожности я высунул голову до уровня глаз.
И что же открылось мне? Высокий восьмиугольный зал стены которого заросли вьющимися растениями до самого потолка. Растения зеленели и цвели, несмотря на позднюю осень, поскольку находились в благоприятных условиях высокогорья и закрытого пространства. «Облицовку» стен образовывали Passiflora quadrangularis, великолепные пунцовые цветки которых имели в диаметре десять сантиметров. На этом ярком фоне особо красивы были совершенно белые цветки Passiflora incarnata. Они образовывали правильный, метра четыре высотой крест — совершенно неожиданный в этом чужом, полном тайн месте символ христианства. Передо мной находились запертые на засов двери, к которым вели ступени. Отодвинув засов, я открыл дверь и оказался на свободе. Места были незнакомые. Тогда я спустился вниз и попросил Инчу-Инту подняться и сказать мне, знает ли он, где мы. Едва он вошел в зал, как удивленно воскликнул:
— Уфф! Это цветочная часовня, где обычно молится Тателла-Сата!
— Кому он молится? — спросил я.
— Великому и Доброму Маниту. Кому же еще?
— Но ведь там крест, символ христианства!
— Его вырастил Виннету. Он говорил, что это знак его брата Олд Шеттерхэнда. Он любил тебя, безгранично любил!
Можно представить, как глубоко тронули меня его слова. Но я вынужден был подавить эмоции и спросил:
— Куда ведет дверь, что перед нами?
— В покои Тателла-Саты.
— А они здесь, над ступенями?
— Да, но вход туда снаружи. Никто не догадывается, что здесь есть еще и люк, через который мы пришли.
Крышкой этому люку служила плита, которую я сдвинул. Теперь я должен был вернуть ее в прежнее положение, чтобы закрыть вход. Я так и сделал.
Тем временем наверх поднялась Душенька вместе с одним из факельщиков. При виде неисчислимого количества цветов она издала возглас удивления. Находясь внизу, она не слышала, что мне сказал Инчу-Инта, но сразу угадала:
— Это комната для молитвы!
С этими словами она прошла в центр зала, где стояла покрытая шкурой скамейка. Она опустилась на нее прямо напротив креста.
— Здесь сидит Тателла-Сата и разговаривает с Богом, своим единственным властителем, — принялась рассуждать она. — Тут он молится за спасение своей расы. Как я хотела бы сидеть здесь и молиться с ним, чтобы меня услышал Господь Бог!
— Так помолись! — произнес я. — Мы сейчас уйдем, но скоро вернемся.
— Когда?
— Быть может, уже через полчаса. Я вернусь в «преисподнюю» за пленниками и тайно проведу их в «замок». Я хочу, чтобы никто из их сообщников не узнал, где они находятся. Нет никакого смысла сопровождать нас на обратном пути по пещере, поскольку тебе снова пришлось бы подниматься наверх.
— Хорошо, я останусь. А если кто-нибудь застанет меня здесь?
— Тебе придется сыграть роль не злоумышленника, а друга, кто бы тут ни был! Впрочем, стоит тебе только выбраться наверх, и тебя никто не увидит. Никому и в голову не придет проверять, прикрыта дверь или нет.
— Да, верно. Значит, я жду вас здесь.
Она снова села на скамейку. А мы, все остальные, пустились в обратный путь. Свою работу по расчистке сталактитов наши спутники закончили. Присев отдохнуть, я вдруг почувствовал, как что-то сыплется на меня с потолка. Это было каменное крошево, в котором иногда попадались куски величиной с боб или орех. При свете факелов я обнаружил прямо над собой узкую щель, откуда и сыпалась порода. Я не придал значения такой мелочи, но, как оказалось позже, для нас это было крайне важно.
Когда путь стал свободен, я отдал приказ разделиться на две группы. Со мной наверх поднимутся оба шамана и один факельщик. Другие, взяв наших запасных лошадей, под руководством Паппермана отправятся ранее открытым путем к Таинственному водопаду. Оттуда они потом доберутся к «замку».
Мы подождали, пока они уехали, потом я завязал шаманам глаза и напомнил о бесполезности сопротивления. Проделав это, я взял за руку команча, а Инчу-Инта — кайова. Факельщик встал впереди.
Итак, мы поднимались уже изведанным путем к комнате с цветами. Поскольку глаза пленников были закрыты, двигались мы медленно и встали на последнюю ступеньку не через полчаса, как я обещал Душеньке, а через добрый час. Как только я чуть отодвинул плиту, тотчас же услышал голоса. Я открыл люк так бесшумно, как только мог, потом крайне осторожно заглянул наверх. На скамейке напротив креста сидел Тателла-Сата, а вокруг него — двенадцать вождей апачей, ни одного из которых я не знал. Душеньки не было видно.
Старшему из них было не больше пятидесяти. Старый Хранитель Большого Лекарства говорил очень взволнованно:
— Наш Добрый Маниту во много раз величественнее, чем думали раньше красные люди. Они полагали, что он лишь их Бог, а не Бог всех живущих людей. Если бы это было так, как бы он был мал, ничтожно мал! Бог малочисленных бедных индейцев, которые разбиты, сломлены и раздавлены бледнолицыми! Как силен должен был быть Бог бледнолицых! И как велико должно было быть желание, чтобы Бог белых занял место обессиленного Маниту индейцев! И это желание исполнилось прежде, чем мы почувствовали и приняли его. Смотрите сюда, на крест! Он цветет, чтобы спасти нас! Он забирает у нас Маниту, чтобы дать нам Маниту! Он говорит нам, что есть только один Единственный, Всесильный, Всемудрый, Всезнающий и что мы лишаемся его всесилия и вселюбия, желая Бога только для нас одних, самой несчастной из наций и худшей из рас!
Когда все это было проделано, орлица оказалась полностью во власти победителя, не получившего в схватке ни единой царапины. Теперь наступал не менее трудный этап — полет над страшной бездной.
— Слава Богу, что это был не я! — неожиданно воскликнул Папперман. — Мне бы подобное рискованное предприятие было не по силам. Кому судьба подкинула фамилию Папперман, тому ходить по твердой земле или он пропал! Но дальше, дальше!
— Теперь хищник был связан, а парень спокойно мог покинуть расщелину, — снова заговорил Инчу-Инта. — Он вылез из своего укрытия и заглянул в пропасть, но ни на миг не поколебался в своем решении.
От птицы исходил смрад. Ее большие круглые глаза пылали яростью. И все же именно она, одна-единственная, могла его спасти. Нельзя было терять ни минуты, пока орлица была полна сил. Парень перепоясался ремнями через грудь и спину и привязал их к длинным ногам орлицы, рассчитав так, чтобы машущие крылья птицы не могли поранить его. Потом он вытащил орлицу на край пропасти и разрезал ремни, стягивавшие птице крылья.
С криком «О Маниту!» мальчик закрыл глаза и медленно соскользнул с края скалы. И птица потащила его. Всего через несколько секунд ему предстояло разбиться о камни, но время шло, а он был жив! Над ним шумели крылья, его резко качало из сторону в сторону. Орлица не собиралась спускаться на землю и изо всех сил старалась взмыть ввысь. Увы, парень был слишком тяжел — он неудержимо тянул ее вниз.
Вскоре они достигли земли. Но о спасении говорить было рано. Нож он давно выронил и не смог сразу перерезать ремни, а птица старалась взлететь. Она била мальчика крыльями, швыряла его туда-сюда. Но люди уже спешили на помощь. Страх удвоил силы орлицы. Птица сделала невозможное: она снова взмыла вверх, хотя и невысоко, пролетела небольшое расстояние — и врезалась в землю прямо у наших ног. Перед Тателла-Сатой и мной. Я схватил какой-то камень и убил гигантскую птицу. Парень был спасен! Крылья орлицы поранили его, но он улыбался и ликовал — он добыл талисман! С тех пор его называют Молодым Орлом, а воздушные полеты стали его любимейшей темой для разговора. Он даже отправился в города бледнолицых, чтобы выучиться летать.
— И он умеет? — недоверчиво спросила Душенька.
— Этого я еще не знаю. Правда, со вчерашнего дня он мастерит собственные крылья. Значит, может. Но об этом имеем право знать только мы — больше никто!
Слушая подробный рассказ, мы удалились от дома довольно далеко. Прошло примерно три часа, и мы наткнулись на маленькую речку.
— Это Вода Пещеры, и теперь наш путь ведет наверх, — пояснил Инчу-Инта. — Речка приведет нас к цели.
Мы приняли его предложение. Наш маленький отряд двинулся к горе Виннету, правда с другой, еще неизвестной нам стороны. Мы сделали приличный крюк. Узкая долина речушки густо заросла хвойными деревьями. Временами мы едва продирались между разросшимися деревьями.
В течение часа стены речной долины поднимались все выше и выше, пока не оказались в напоминающем сковороду углублении, дно которого прорезала река. Диковинные гигантские деревья поднимались по склонам «сковороды», а дно ее покрывал густой кустарник.
— Это Долина Пещеры, — пояснил Инчу-Инта.
— А где сама пещера? — полюбопытствовала моя жена.
— Там, позади, где она соприкасается с горой Виннету. Едем!
Мы поскакали дальше. Итак, именно здесь собирались спрятаться союзники сиу, юта, кайова и команчей. Место было отличное. Только вот находилось оно очень далеко и тот, кто хотел бы напасть на нас, должен был сначала совершить пятичасовой марш. Или существовал более короткий и удобный путь? Может, он известен нашим противникам? Однако едва я углубился в размышления, как мне пришлось прервать их: я увидел в траве следы и тут же спешился. Оставили отпечатки две лошади, двигавшиеся не больше часа назад в том же направлении, что и мы, правда с левой стороны.
Я вытащил из сумки револьвер. Мы двинулись дальше, но гораздо медленнее и так осторожно, как только могли, ориентируясь по следам.
— Они едут к пещере, — заключил Инчу-Инта. — Они знают ее!
Наконец мы очутились в том месте, где из скал вытекал поток. Ниша была раза в три шире реки, и под ее сводами мог проехать не пригибаясь всадник. Перед входом в пещеру мы увидели обоих всадников. Они лежали на земле, рассматривая что-то белое, что могло быть бумагой. Седла, несколько сумок и ружья валялись рядом.
Мы спешились, отвели лошадей чуть назад, а сами прокрались вдоль кустов и занялись наблюдением.
— Ты их узнаешь? — спросил я Душеньку.
— Нет.
— Но ты их уже видела.
— Да нет же!
— И даже не мельком!
— Где?
— В Доме Смерти, на совете вождей. Это шаманы кайова и команчей, которые открывали совещание у алтаря.
— Неужели?! Твои глаза острее моих! Я ведь видела их при очень скудном свете.
— Я тоже. Но вестмен прежде всего заботится о том, чтобы как можно лучше запомнить черты нужного ему человека. В этом у тебя просто нет тренировки. Бумага, которую они рассматривают, похоже, очень ценная. Мне кажется, карта или что-то в этом роде. Они водят по ней пальцами, как будто шагают. Я подкрадусь и подслушаю их.
— Я тоже.
— Нет, душа моя, — улыбнулся я. — На каком языке они говорят? Разве ты сможешь их понять? И потом, твоя разведка может нас выдать.
— Жаль! Я бы так хотела попробовать! А если они захотят наброситься на тебя?
— Тогда ты быстро придешь мне на помощь, — не переставал улыбаться я.
— А я смогу?
— Конечно! Ты сможешь даже закричать или заплакать, как только захочешь!
— Тогда иди! Я приду в любом случае.
Я отдал Папперману и Инчу-Инте необходимые распоряжения, потом пролез сквозь кусты, собираясь подкрасться к. индейцам сзади. Это мне не составило труда, поскольку они так были заняты собой, что и ухом не повели, когда я оказался рядом. Я подобрался так близко, что из укрытия мог протянуть руку и дотянуться до ног распластавшегося на земле кайова. То, чем они занимались, оказалось чрезвычайно важным не только для них, но и для меня!
В руках у них была кожа, тонкая и мягкая как шелк, на обеих сторонах которой было что-то написано, а скорее, нарисовано. На одной — точный рисунок горы Виннету и план обстановки «замка», в котором жил Хранитель Большого Лекарства. На другой — план пещеры, перед которой мы находились. Все это я узнал в течение минуты. Индейцы вращали карты в разные стороны, упоминали имена и названия. Все это я старался запомнить. Я узнал, что карта принадлежала шаману команчей. Она хранилась как древнейшая реликвия его семьи. Никто, кроме него, не имел права знать о ней, и только большая, чрезвычайно важная цель, ради которой сегодня он был здесь, побудила его открыть тайну другому. Шаман кайова жаждал познакомиться с содержанием документа и старался хорошо запомнить его.
— Значит, все точно как здесь нарисовано? — спросил он.
— Да, все так, — уверил команч.
— И мы сейчас лежим прямо на этом месте? — При этом кайова ткнул пальцем в карту.
— Да, — снова заверил его другой.
— И отсюда под землей можно выйти к горе Виннету? Даже верхом?
— Конечно.
— Этим путем ты хочешь вывести наверх четыре тысячи воинов, чтобы напасть на Тателла-Сату и всех его сторонников? Уфф! Это великий план, самый великий, какой когда-либо существовал! Ходил ли мой красный брат этим путем раньше? Был ли он уже наверху?
— Нет, но один из моих предков попытался тайно проделать это. У пути много концов. Моему предку удалось добраться только до одного, которого теперь достигну и я.
— Это место за Таинственным водопадом?
— Да, единственная точка, до которой можно добраться верхом. В другие пункты можно прийти только пешим.
— А если не удастся? Если четыре тысячи воинов сгинут в этой пещере? Подумай, брат мой, ведь погибнет столько людей и лошадей!
— Я уже предусмотрел это и потому решил сначала сам обследовать пещеру вместе с тобой. Потому что ты такой же Хранитель Лекарства, как я, как Тателла-Сата… Тебе я могу доверять.
— Тогда давай не будем терять время, начнем!
Кайова поднялся, команч тоже. Последний бережно свернул карту, собираясь спрятать ее подальше. Тут я вышел из кустов и произнес:
— Моим братьям, по-видимому, придется подождать некоторое время, прежде чем они начнут!
— Уфф! — не смог скрыть удивления и страха кайова. — Белый!
— Уфф! Уфф! Бледнолицый! — вырвалось у команча.
Не давая ему опомниться, я вырвал карту у него из рук, спрятал ее в свою сумку, потом встал так, чтобы они оба не могли взяться за ружья, и продолжал:
— Я на время возьму карту себе, потому что хочу помочь вам найти нарисованный на ней путь через пещеру.
Наконец они оправились от неожиданности; их фигуры выпрямились; они застыли, готовые к схватке.
— Кто ты, что рискуешь обокрасть меня? — процедил сквозь зубы команч.
При этом он стал приближаться ко мне, как кошка, подкрадывающаяся к мыши. Похоже, он собирался завладеть своим ружьем. Я выхватил револьвер.
— Я не вор! Если эта карта — твоя законная собственность, ты получишь ее назад. Прочь от ружей, иначе я стреляю! Я не один!
Сказав это, я подал знак. Тут же, будто из под земли, выросли Папперман, Инчу-Инта и несколько «Виннету».
— Уфф! — издал возглас кайова, увидев Паппермана. — Синее Лицо!
— И белая скво! — не без страха добавил команч, увидев за спинами мужчин Душеньку.
— Раз вы уже слышали о Синем Лице и белой скво, то кто же я?
— Олд Шеттерхэнд! — в голос выпалили оба. — Наш враг! Наш смертельный враг!
— Это ложь! Я не враг вам. Я, скорее, мог быть врагом белого, чем краснокожего. Спросите ваших вождей, и они расскажут, как я пощадил их. Спросите ваших старейшин, ненавидел ли я кого-нибудь? Я люблю всех людей, и вас тоже. Я хочу вам добра и потому остерегаю вас от ваших планов, которые принесут вам несчастье. Что-то нехорошее задумали вы и сегодня. Я не потерплю, чтобы все это осуществилось. Сядьте и отдайте ваши ножи. Вы пленники!
— Мы не пленники, а…
С этими словами команч прыгнул на меня, но я шагнул вправо, тут же схватил его сбоку и отшвырнул в сторону. Инчу-Инта, великан, поставил ему на грудь колено и без особого труда утихомирил его. Так же поступил с кайова бравый Папперман. В одну секунду оба пленника были так крепко связаны, что не могли и пошевелиться. Мы сели рядом. «Виннету» привели наших лошадей. Но я прежде всего взялся за карту. С первого взгляда я понял, как мне быть дальше, и обратился к команчу:
— Пусть Ават-това, шаман команчей, скажет мне: есть у него собрание книг или библиотека?
— Нет, — прозвучало в ответ. — Ни у кого из команчей нет книг.
— Может, Ават-това знает, у кого есть библиотека?
— Здесь, на горе Виннету, — у Тателла-Саты.
— Больше ни у кого?
— Другого не знаю.
— Тогда этой карты тебе не видать! Я обязан вернуть ее настоящему, законному владельцу. Она принадлежит Тателла-Сате и была у него украдена!
— Это ложь! — взревел шаман.
— Нет, это правда, — спокойно ответил я.
— Докажи!
— Пожалуйста! Только ты все равно не поймешь, что я скажу. Карта пронумерована на древнем диалекте покончи языка майя. Вот внизу, в этом углу, стоит «йо-тук», то есть «пять раз по сорок», — стало быть, две сотни. А здесь, в другом углу, — «вук-лай», то есть «семь и десять», — значит, семнадцать. На этой карте стоит двести семнадцатый номер упомянутой библиотеки или одного из ее отделов. Я покажу ее Тателла-Сате, и он подтвердит, что она принадлежит ему.
— Ты не должен ничего ему показывать, она не его! Эта карта украдена, но именно сейчас и тобой. Ты вор!
— Молчи, иначе я заткну тебе глотку, старый мошенник! — перебил его Папперман. — Где братья Энтерс?
Упомянуть братьев было не самой плохой находкой. Краснокожие поняли, что мы не так плохо осведомлены, как, вероятно, они полагали. Они не смогли скрыть своего удивления и все же быстро овладели собой, а команч равнодушно спросил:
— Энтерс? Кто это?
— Два брата, которые пообещали передать нас в ваши руки. Теперь вы знаете достаточно, чтобы убедиться, что мы не имеем никакого желания пускать вам пыль в глаза. Еще одно слово, которое нам не понравится, — и вас крепко вздуют!
Конечно, было бы лучше, если бы Папперман дал сказать мне, но сегодня, после стольких лет, он снова захватил пленников, и я не мог не позволить старому вестмену ощутить себя на боевом коне. Шаманы тотчас притихли.
Я тщательно изучил карту, а потом решил посовещаться с Инчу-Интой, уверявшим меня, что отлично знает пещеру. Оказалось, что между картой и его рассказами много расхождений. Согласно карте, в долине был один вход в пещеру, перед которым мы как раз и находились, а наверху существовало три выхода: два узких и один широкий. По широкому можно было ехать верхом, и выходил он наружу за Таинственным водопадом. Оба узких ответвлялись от основной дороги и расходились в разные стороны. Один выводил в «замок», куда точно — неясно, потому что рисунок был слишком мелок. Другой вел во внутреннюю долину, к статуе Виннету.
Инчу-Инта понятия не имел ни об одном из трех выходов, хотя слышал, что в древние времена выходы из пещеры были засыпаны. Зачем это сделали, он не знал. Он утверждал, что ход поначалу широк и хорошо проходим, а потом вдруг становится узким и пропадает где-то в зарослях сталагмитов.
Кто прав, Инчу-Инта или карта? Наверное, более точна последняя. Итак, я решил положиться на карту, по крайней мере в отношении верхней части пещеры и находящихся там выходов. Но до того я мог полностью доверять знаниям «слуги». Я решил не оставлять здесь лошадей — зачем? Ведь нам не придется сюда возвращаться, если существует такой широкий и удобный выход, как обозначен на карте. Хотя Инчу-Инта настаивал на нашем возвращении вместе с лошадьми, я придерживался того мнения, что ни одному разумному человеку не взбредет в голову полностью засыпать три выхода. Я предполагал, что они лишь замаскированы, и положился на интуицию.
Перекусив, мы приготовились к обследованию пещеры. Мы сделали факелы, а когда открыли сумки, обнаружили там непромокаемые индейские покрывала, которые могли накинуть как плащи. Мы привязали шаманов к их лошадям, зажгли несколько факелов и начали подземный переход, от которого я ожидал великолепных результатов.
Мне понадобилось бы много страниц, чтобы хотя бы частично описать то, что я увидел в этой удивительной пещере, но я воздержусь. Она очень часто упоминается в завещании Виннету и является местом действия событий, о которых я. пока еще должен молчать. Мы ехали по удивительному, сказочному подземному миру. Впереди Инчу-Инта с факельщиком «Виннету», за ними я с Душенькой, следом пленники, а потом Папперман с остальными «Виннету», из которых каждый второй держал факел.
Дорога непрерывно шла вверх. Свод пещеры был так высок, что нам не пришлось слезать с лошадей. Лабиринты подземного пространства, по которому мы продвигались, не походили один на другой. Неожиданность следовала за неожиданностью. Снизу, навстречу сталактитам, тянулись вверх забавные сталагмиты, временами соединяясь с ними в трубки, колонны и другие чудеса природы-строительницы. К сожалению, для обстоятельных наблюдений у нас не было времени — мы продвигались вперед, только вперед и вверх, к тому месту, где должно было решиться, сможем ли мы вообще что-либо сделать дальше. Мы преодолевали тоннели, коридоры, ехали над пропастями, в глуби которых шумела река, скользили меж тонких нитей воды, брызги которой обдавали нас, словно из невидимых фонтанов. Но мы не останавливались, пока широкая дорога не стала такой узкой и неудобной, что продвигаться вперед можно было только пешком.
— Вот видишь, я был прав, — не без гордости заметил Инчу-Инта. — Дорога для лошадей закончилась. Нет тут никакого выхода за Таинственным водопадом.
Похоже, он действительно был прав. Вскоре мы очутились в широком зале, перед баррикадой из сталактитов и сталагмитов. Узкая дорожка сворачивала отсюда направо. Но на карте этого поворота не было — там дорога продолжалась прямо. Вот оно что! Теперь предстояло выяснить, мог ли я все еще полагаться на свои глаза и осталась ли у меня способность к анализу. Я начал обследовать сталактиты и очень скоро увидел, что для раскрытия истины большого ума не требовалось. Свисающие сверху образования были настоящими, а растущие снизу — нет. Последние тоже были сталактитами, а не сталагмитами! Их доставили сюда и очень искусно расставили. Почему и зачем? Да все очень просто: чтобы перегородить широкую тропу, замаскировать ее и спрятать от чужаков.
Я попробовал расшатать крайний из них, и он тут же поддался. Остальные проделали то же самое с другими сталактитами. Вскоре благодаря этому мы расчистили проход. Я пригласил Паппермана и одного из «Виннету» последовать за мной. Я жаждал видеть, что ожидает нас дальше.
Взяв два горящих факела, мы втроем проникли в проход. Дорога шла вверх. Вскоре мы услышали журчание воды, потом клокотание, а затем и грохот такой силы, что не различали даже собственных слов. Вдруг за поворотом нам в глаза ударил дневной свет, и мы увидели бушующий и пенящийся Таинственный водопад. Мы словно оказались на горной дороге Швейцарии: с одной стороны — отвесные горы, с другой — зияющая бездна, в которой исчезал водопад. Ничто не отделяло нас от бушующей стихии. Но скалистый уступ был широк — в ряд по нему могли спокойно идти четыре лошади.
Так прошли мы водопад по всей его ширине и вновь оказались в галерее, где пришлось положиться на факелы. Продвинувшись по этой извилистой галерее довольно далеко, мы услышали шум водопада. Он все усиливался, а когда стал таким, что почти оглушил нас, впереди забрезжил дневной свет. Мы пошли прямо на него и снова оказались между Таинственным водопадом и высокой скалой. Мы стояли почти на краю пропасти, откуда была хорошо видна дорога внизу, по которой мы недавно ехали. А дальше можно выйти в долину, продравшись кусты.
Теперь я знал достаточно. Мы возвратились к тому месту, где оставили наших спутников. Они все еще занимались расчисткой сталактитовых заграждений. Я воспользовался этим, чтобы узнать, куда ведет узкая дорожка. Для этого мне не нужен был ни Папперман, ни Инчу-Инта, но они решили пойти сами. Душенька тоже предложила свои услуги, и я согласился, хотя ее присутствие вряд ли облегчало экспедицию.
Когда мы добрались до развилки, обозначенной на карте, я сразу понял, что и тут грудой сталактитов была замаскирована дорога. Однако Инчу-Инта снова ничего не заметил и не догадался о том, что разветвление было именно здесь. Он ушел с факельщиками вперед. Я молча следовал за ними. Тропа, которую он не заметил, наверняка была той, что вела к Утесу Дьявола. Подняться по ней я намеревался один. Другой, более широкий путь вел по карте к «замку», поэтому я и отправился вслед за Инчу-Интой.
— Здесь дорога кончается, — произнес Инчу-Инта, остановившись перед очередным завалом.
— Если убрать камни, сразу станет ясно, что дорога идет дальше. Прочь их!
Сталактиты оказались нетяжелыми. Без больших усилий мы отодвинули один в сторону. Убирать все камни не было необходимости. Достаточно было перелезть через них — ведь дальше не было никаких препятствий. Мы так и сделали. Здесь сталактитовая защита кончилась, и перед нами открылись искусственные ступени и коридоры среди скальных трещин. Воздух был сух и свеж. Я не смотрел на часы и не считал ни ступени, ни наши шаги, но мне казалось, что мы поднимались уже четверть часа. Как вдруг мы оказались в узком каменном мешке. Под нами ступени, справа стена, слева стена, над нами стена. Как тут выйти?
Прямо над верхней ступенью располагалась каменная квадратная плита. Она вряд ли была тяжелой, поскольку ее наверняка сюда принесли. Я попробовал ее поднять — не получилось. Заметив два углубления, я воткнул в одно из них нож и попытался сдвинуть плиту. Наконец она подалась влево. Мне показалось, будто она на роликах. Надо мной открылось четырехугольное отверстие, в которое я смог бы пролезть. Но из предосторожности я высунул голову до уровня глаз.
И что же открылось мне? Высокий восьмиугольный зал стены которого заросли вьющимися растениями до самого потолка. Растения зеленели и цвели, несмотря на позднюю осень, поскольку находились в благоприятных условиях высокогорья и закрытого пространства. «Облицовку» стен образовывали Passiflora quadrangularis, великолепные пунцовые цветки которых имели в диаметре десять сантиметров. На этом ярком фоне особо красивы были совершенно белые цветки Passiflora incarnata. Они образовывали правильный, метра четыре высотой крест — совершенно неожиданный в этом чужом, полном тайн месте символ христианства. Передо мной находились запертые на засов двери, к которым вели ступени. Отодвинув засов, я открыл дверь и оказался на свободе. Места были незнакомые. Тогда я спустился вниз и попросил Инчу-Инту подняться и сказать мне, знает ли он, где мы. Едва он вошел в зал, как удивленно воскликнул:
— Уфф! Это цветочная часовня, где обычно молится Тателла-Сата!
— Кому он молится? — спросил я.
— Великому и Доброму Маниту. Кому же еще?
— Но ведь там крест, символ христианства!
— Его вырастил Виннету. Он говорил, что это знак его брата Олд Шеттерхэнда. Он любил тебя, безгранично любил!
Можно представить, как глубоко тронули меня его слова. Но я вынужден был подавить эмоции и спросил:
— Куда ведет дверь, что перед нами?
— В покои Тателла-Саты.
— А они здесь, над ступенями?
— Да, но вход туда снаружи. Никто не догадывается, что здесь есть еще и люк, через который мы пришли.
Крышкой этому люку служила плита, которую я сдвинул. Теперь я должен был вернуть ее в прежнее положение, чтобы закрыть вход. Я так и сделал.
Тем временем наверх поднялась Душенька вместе с одним из факельщиков. При виде неисчислимого количества цветов она издала возглас удивления. Находясь внизу, она не слышала, что мне сказал Инчу-Инта, но сразу угадала:
— Это комната для молитвы!
С этими словами она прошла в центр зала, где стояла покрытая шкурой скамейка. Она опустилась на нее прямо напротив креста.
— Здесь сидит Тателла-Сата и разговаривает с Богом, своим единственным властителем, — принялась рассуждать она. — Тут он молится за спасение своей расы. Как я хотела бы сидеть здесь и молиться с ним, чтобы меня услышал Господь Бог!
— Так помолись! — произнес я. — Мы сейчас уйдем, но скоро вернемся.
— Когда?
— Быть может, уже через полчаса. Я вернусь в «преисподнюю» за пленниками и тайно проведу их в «замок». Я хочу, чтобы никто из их сообщников не узнал, где они находятся. Нет никакого смысла сопровождать нас на обратном пути по пещере, поскольку тебе снова пришлось бы подниматься наверх.
— Хорошо, я останусь. А если кто-нибудь застанет меня здесь?
— Тебе придется сыграть роль не злоумышленника, а друга, кто бы тут ни был! Впрочем, стоит тебе только выбраться наверх, и тебя никто не увидит. Никому и в голову не придет проверять, прикрыта дверь или нет.
— Да, верно. Значит, я жду вас здесь.
Она снова села на скамейку. А мы, все остальные, пустились в обратный путь. Свою работу по расчистке сталактитов наши спутники закончили. Присев отдохнуть, я вдруг почувствовал, как что-то сыплется на меня с потолка. Это было каменное крошево, в котором иногда попадались куски величиной с боб или орех. При свете факелов я обнаружил прямо над собой узкую щель, откуда и сыпалась порода. Я не придал значения такой мелочи, но, как оказалось позже, для нас это было крайне важно.
Когда путь стал свободен, я отдал приказ разделиться на две группы. Со мной наверх поднимутся оба шамана и один факельщик. Другие, взяв наших запасных лошадей, под руководством Паппермана отправятся ранее открытым путем к Таинственному водопаду. Оттуда они потом доберутся к «замку».
Мы подождали, пока они уехали, потом я завязал шаманам глаза и напомнил о бесполезности сопротивления. Проделав это, я взял за руку команча, а Инчу-Инта — кайова. Факельщик встал впереди.
Итак, мы поднимались уже изведанным путем к комнате с цветами. Поскольку глаза пленников были закрыты, двигались мы медленно и встали на последнюю ступеньку не через полчаса, как я обещал Душеньке, а через добрый час. Как только я чуть отодвинул плиту, тотчас же услышал голоса. Я открыл люк так бесшумно, как только мог, потом крайне осторожно заглянул наверх. На скамейке напротив креста сидел Тателла-Сата, а вокруг него — двенадцать вождей апачей, ни одного из которых я не знал. Душеньки не было видно.
Старшему из них было не больше пятидесяти. Старый Хранитель Большого Лекарства говорил очень взволнованно:
— Наш Добрый Маниту во много раз величественнее, чем думали раньше красные люди. Они полагали, что он лишь их Бог, а не Бог всех живущих людей. Если бы это было так, как бы он был мал, ничтожно мал! Бог малочисленных бедных индейцев, которые разбиты, сломлены и раздавлены бледнолицыми! Как силен должен был быть Бог бледнолицых! И как велико должно было быть желание, чтобы Бог белых занял место обессиленного Маниту индейцев! И это желание исполнилось прежде, чем мы почувствовали и приняли его. Смотрите сюда, на крест! Он цветет, чтобы спасти нас! Он забирает у нас Маниту, чтобы дать нам Маниту! Он говорит нам, что есть только один Единственный, Всесильный, Всемудрый, Всезнающий и что мы лишаемся его всесилия и вселюбия, желая Бога только для нас одних, самой несчастной из наций и худшей из рас!