Мееров Александр. "Защита 240"

   Эверсу было поручено заняться Крайнгольцем.
   Не без досады вспоминал потом Эверс встречи с ним - это было одно из его немногих поражений. Да, Эверс должен был признать, что ничего не мог поделать с радиофизиком.
   Беседуя с ним, Эверс чувствовал, что тот действительно ведет весьма важные изыскания, верил, что сделано большое открытие, но так и не сумел выведать, в чем же состояла его суть.
   - Речь идет, об открытии, - говорил Крайнгольц, - которое может изменить очень многое в судьбах целых народов, мистер Эверс, и я считаю, что не имею права что-либо сообщать о нем. Средства, которыми я располагаю, приходят к концу. Меня тревожит мысль о том, что я не смогу довести разработки до конца. Вот я и ищу людей, которые взялись бы помочь мне завершить начатое. Но открытие должно стать достоянием государства. Другого положения быть не может.
   Крайнгольц не изменил своего решения, фирму, разумеется, не устраивало такое "оригинальное" предложение. Крайнгольц больше не появлялся в "Радиофизик корпорейшн", а Эверс вскоре уехал в Европу.
   "Нет, нет, - продолжал свои размышления Эверс, - сомнений быть не может - это тот самый Крайнгольц, который занимался в свое время работами по секретному "плану ММ" в тайных немецких лабораториях".
   Можно было считать, что деликатное поручение своих хозяев из "Полевого агентства" он выполнил блестяще. Да, да, именно блестяще. Ведь даже то, что он сумел сломить упрямство старого немца, еще не делало погоды. Как удачно получилось, что в свое время он встречался с Крайнгольцем!
   Крайнгольц... А что если его предложение фирме "Радиофизик корпорейшн" было связано с разработками, проводившимися по "плану ММ"? Что, если он продолжает работы и сейчас в Штатах? Ведь на таком открытии можно подзаработать - и как!
   Эверса охватило чувство острого волнения - он стоит у истоков великих дел. Какое могущественное средство будет в руках тех, кому он передаст сведения, которые ему удастся добыть... А он?.. Он близок к Доллару, Неужели Доллар и на этот раз ускользнет? Жажда Эверса иметь доллары была органической. Она была как бы частью его тела, ну, скажем, как рука или нос. И всю свою жизнь Майкл изворачивался как пес, старающийся ухватить зубами белый кончик своего черного хвоста. Доллар все время маячил на его жизненном пути. Бывало, он подходил к Доллару совсем близко, уже протягивал к нему свои руки, по цепкости не уступавшие рукам его предков-переселенцев, оставалось только схватить Доллар, но он оказывался уже где-то далеко, и снова надо изворачиваться...
   И вот теперь... Неужели опять Доллар ускользнет? Ведь тот, кто овладеет открытием, сможет сделать крупнейший бизнес. Ведь если изыскания окончатся удачно, то какими смехотворными покажутся старые игрушки в виде танков и самолетов, газов и бактерий, ракетных снарядов и атомных бомб!
   Неужели Доллар исчезнет бесследно?..
   А что если ему самому, на свой страх и риск, использовать все то, что может принести это открытие?
   "Может быть, это и есть то, что я ищу под обломками старой Европы? подумал Эверс. - Почему бы мне не овладеть открытием? Кто знает о нем? В "Агентстве" знают о Кранге, но никто, кроме меня, не знает о Крайнгольце. Великолепно! Запрятать Кранге и доложить хозяевам, что ничего сделать не удалось - кстати, будет хороший предлог разделаться с "Полевым агентством технической информации" - и немедленно в Штаты. Там разыскать Крайнгольца и можно разворачивать работы. На первое время средств будет достаточно, а потом заняться поисками подходящих финансистов".
   В его разгоряченном мозгу начали возникать мысли, одна заманчивей другой.
   Наконец, неясно бродившие в голове соображения оформились в одну определенную, совершенно четко выкристаллизовавшуюся идею, и он решил начать действовать.
   Вынув из чемодана новую записную книжку в обложке из мягкой серой кожи, на первой странице он написал угловатым почерком:
   "Операция Смерч".
   На следующей странице, аккуратно проставив дату, начал деловые записи:
   1. Поручить Джонсону ликвидировать акции "Стоун энд компани" и арендовать контору на Брод-стрит.
   2. Каблограмму Дефорестам: разыскать и следить за каждым шагом Крайнгольца.
   3. "Оформить", профессора Отто Кранге.
   4. Встретиться во Франкфурте с Эрвином: он должен знать кое-кого из "торгашей свободой".
   5. Передать по цепочке указание Протасову: раздобыть рецептуру сплава для индикатора.
   Эверс долго вертел в руках паркеровскую авторучку. "Затея несомненно хорошая. В Штатах все можно будет провернуть, но как там... Там Зорин. Это ученый с мировым именем, и к его голосу будет прислушиваться весь мир... Затея может быть сорвана... Если Зорин начнет разоблачать, выступать с научными докладами и сообщениями, то... но посмотрим, поборемся..."
   Как только было покончено с записями, ознаменовавшими начало нового, на этот раз совершенно необычного приключения в жизни Эверса, он решил покинуть уютный домик сельского типа близ Неешульце и как можно скорее отправиться во Франкфурт-на-Майне.
   У Эверса-дельца была укоренившаяся потребность - поддерживать связи с громадным количеством самых различных людей. В то время, как открытый коричневый "кадиллак" мчал его по направлению к Франкфурту-на-Майне, он тщательно изучал свою адресную книжку, продумывая детали целиком захватившего его плана.
   "Уже теперь надо думать о финансировании. Наиболее подходящими могут быть люди, так или иначе связанные с "Нэйшнл сити бэнк". Семьдесят пять филиалов, разбросанных по всему свету! Это как нельзя лучше сочетается с необходимостью иметь в большом количестве стран филиалы будущего предприятия. Нужны пути к "Нэйшнл сити"... Тайсоны. Ближе всех к банку Тайсоны. Как проникнуть к ним? Элзи Туомбли. - Эверс задумался, вспоминая свои встречи с этой экстравагантной особой. - Нет, не подойдет. Эта старая интриганка может не столько помочь, сколько испортить. Непременно впутывает в каждое дело кучу совсем не нужных людей. Кто еще у Тайсонов? выискивал в книжке Эверс. - Чарли, Тони, Сеймор и еще пара десятков родственничков покрупнее и помельче - разве легко разобраться в этакой родословной и в том влиянии на дела, которое каждый из них оказывает на главу нетитулованной династии? Дальше Элла и Флора Тайсон. Превосходно! Если Юджин все еще добивается руки наследницы тайсоновских миллионов, то все может устроиться как нельзя лучше. Весь вопрос в том, где окажется Юджин в тот момент, когда он будет необходим, - в Майами-Бич или на Южном полюсе - от Юджина Диринга можно ожидать всего, чего угодно".
   Странички адресной книжки, хранившей координаты влиятельных знакомых Эверса, быстро мелькали в его полных пальцах, а в голове составлялись все новые и новые комбинации из имен, встреч и сделок.
   "С финансированием, пожалуй, можно будет все наладить. Самое важное как можно скорее узнать, где сейчас Крайнгольц. Для этого - каблограмму сыскной конторе Дефорестов, способной разыскать кого угодно, и, если понадобится, то даже их могилы. Да, обойтись без Крайнгольца невозможно, причем Крайнгольц нужен обязательно в живом виде. А что если он за это время и в самом деле успел отправиться к праотцам? - не без страха подумал Эверс. - Не должно быть - он был еще не стар, а впрочем, чего не случается с людьми!"
   За деловыми размышлениями и просматриванием своей адресной книжки путь до Франкфурта-на-Майне показался Эверсу коротким.
   При въезде в город шофер спросил, куда Эверс желает ехать, и тот, не задумываясь, ответил:
   - Почтамт на Шиллерштрассе.
   2. ЗАГАДКА БРАУНВАЛЬДА
   Иван Алексеевич Титов еще до войны познакомился с академиком Зориным. На всю жизнь для него остались памятными встречи с знаменитым ученым. Уже тогда он понял, что открытие Зорина - это ключ к познанию глубочайших тайн науки о жизни. Со школьной скамьи Титов увлекался биологией, и перед ним никогда не стояла дилемма - кем быть? Биологом. Только биологом! Это было ясно. Не потом... Уже на третьем курсе университета он понял, как необходимы биологу основательные познания в физике, а когда ему стало известно о работах Зорина, он увлекся ими настолько, что биофак был заброшен, и Титов перешел на физмат. Не раз он с сожалением вспоминал о полюбившейся с детства биологии, но тут же убеждал себя, что сделать какое-либо открытие в биологической науке можно, только изучив как следует физику. Нужны новые, совершенные методы познания процессов, протекающих в живых организмах! Работы Зорина служили ярким тому подтверждением. Казалось, став физиком, он сможет вернуться к биологии, но работы по созданию новой аппаратуры увлекали его все больше и больше. Не физика помогла Титову как биологу, а Титов как физик стал помогать биологам. Свою кандидатскую работу он писал под руководством Зорина, первые темы в исследовательском институте были связаны с отработкой самой совершенной, самой современной аппаратуры для биологов, и вскоре он целиком отдался этому делу.
   Много лет Иван Алексеевич затратил на создание прибора нового типа, и теперь работы подходили к концу. Последние проверки, еще несколько испытаний - и тему можно будет предъявить комиссии.
   Титов по обыкновению приходил в лабораторию раньше всех сотрудников и прежде всего шел к стенду, на котором был установлен подготовленный к сдаче прибор.
   "Проверить еще раз и, кажется, можно сказать Федору Федоровичу, что все готово для предъявления комиссии".
   Титов сел к пульту, надел наушники и стал внимательно вслушиваться в ровное тихое шипение, изредка прерываемое резким треском. На небольшом пульте вспыхивали нежно-зеленым цветом сигнальные лампочки, через равные промежутки времени отмечая излучение даже ничтожной мощности. Излучение являлось фоном, создаваемым космическими лучами. Сомнений не оставалось аппаратура работала четко. Группы фильтров превосходно отсеивали помехи, и это должно было гарантировать уверенную работу всей системы.
   "Пожалуй, можно пойти обрадовать Федора Федоровича, - решил Титов, выключая приборы. - Да, можно пойти!"
   В волнении чуть сжалось сердце. Так, как это бывало много лет тому назад, когда он шел сдавать очередной зачет Федору Федоровичу. Многое изменилось за эти годы.
   Титов уже сам стал ученым, уже седина тронула его виски, а к старому профессору Сибирцеву, руководившему теперь исследовательским институтом, он шел все с тем же легким трепетом и хорошим волнением. Тема готова к сдаче - это очередной экзамен в жизни.
   Титов тихонько приоткрыл массивную дверь и заглянул в кабинет Сибирцева. Профессор сидел за огромным письменным столом спиной к балконной двери и просматривал почту.
   - Разрешите Федор Федорович?
   - А-а-а, Иван Алексеевич! Пожалуйте. Присаживайтесь. Я сейчас дочитаю это имеет, кажется, отношение к вашей теме.
   Титов опустился в кресло, а Сибирцев продолжал читать лежавший перед ним документ. По мере того как он читал, все более глубокая вертикальная складка прорезала его лоб.
   Закончив чтение, он провел по лбу пальцами от виска к виску, как бы желая стереть резкую морщину, потом еще раз пробежал глазами бумагу и передал ее Ивану Алексеевичу.
   Титов быстро прочел переданный ему документ и вопросительно посмотрел на профессора.
   В коротком письме на имя Сибирцева сообщалось, что академик Зорин В.А. в комиссии по приемке темы участвовать не может, так как выехал за границу на Международный конгресс радиофизиологов.
   - Очень жаль, конечно, что Викентий Александрович не будет присутствовать на испытании, - Титов положил переданную ему Сибирцевым бумагу на край стола. - Жаль! Работы по теме имеют отношение к его изысканиям, к его открытию. Но знаете, Федор Федорович, - глаза Титова молодо заблестели, - тема вполне отработана, и я уверен, что мы ее отлично сдадим комиссии, если даже Зорина не будет!
   - Готова?
   Титов кивнул головой.
   - Я рад за вас, Иван Алексеевич. Вы так много потрудились над ней. Очень рад!
   Профессор вышел из-за стола, Титов поднялся с кресла. Несколько секунд они, улыбаясь, смотрели друг на друга, затем профессор молча пожал руку Титову. Они вышли на балкон. Отсюда, с высоты третьего этажа, были видны корпуса лабораторий. Сразу же за оградой института начинался лес.
   Среди высоких сосен, подступавших к самой территории института, виднелись жилые дома, а левее, там, где лес становился гуще и уходил к самому горизонту, лежала прямая просека, устремленная к видневшейся вдали железнодорожной станции.
   Сюда уже не доносился шум столицы, и загородная тишина прохладного майского утра только изредка нарушалась низкими трубными звуками проносящихся за лесом электропоездов.
   - Хорошее утро, Федор Федорович!
   - Утро чудесное, - вздохнул полной грудью профессор. - И утро великолепное, и вы меня обрадовали сегодня, Иван Алексеевич. Хорошо! А вот только... только вот письмо это меня огорчило. - С полного розового лица профессора сбежала улыбка, глаза потемнели, и он пристально посмотрел на Титова. - Да, огорчило.
   - Чем же, Федор Федорович?
   - Уже были факты откровенного интереса к работам Зорина со стороны не в меру любопытных людей.
   Титов задумался - да, судьба такого открытия должна быть в крепких руках!
   - Тревожно, конечно, Федор Федорович. Но знаете, после встречи с капитаном Бобровым у меня осталось впечатление, что он очень толковый работник. Охрана работ Зорина организована надежно.
   - Вы правы, Иван Алексеевич, но не только в этом дело.
   Сибирцев оперся руками о перила балкона и помолчал некоторое время. Легкий ветерок шевелил его мягкие, почти совсем седые волосы. Он пристально всматривался в показавшееся над лесом пятно:
   - Видите, самолет летит!
   Самолет приближался, слышно было характерное стрекотание его мотора, а вскоре можно было определить, что низко над лесом пролетал У-2. Титов недоуменно посмотрел на профессора, стараясь определить, чем мог заинтересовать его "кукурузник".
   - Вы никогда не задумывались, Иван Алексеевич, над тем, что могло бы произойти... - Сибирцев поднял голову, проводил взглядом прошумевший над крышей самолет и обернулся к Титову. - Что могло бы произойти, если бы вот такой тихоходный, вооруженный одним пулеметиком самолет вдруг появился во времена, ну, предположим, во времена наполеоновских войн? Не задумывались, а? - Веселые морщинки окружили темно-серые глаза профессора, и он хитровато посмотрел на Ивана Алексеевича.
   - Задумываться не задумывался, Федор Федорович, но очень легко могу себе представить, что если бы "кукурузник" появился при Наполеоне, то мог бы деморализовать все его полчища, а может быть и решить исход огромного сражения.
   - Вот-вот, вы представляете, какую бы панику мог наделать скромный У-2! Но все дело в том, что во времена Наполеона не мог появиться самолет, да еще в одной какой-нибудь стране. Такие открытия подготовляются общим уровнем знаний, общим развитием науки и техники. Изобретения одного и того же порядка возникают почти повсеместно.
   Титов начал понимать профессора, и по мере того, как он догадывался, что хотел сказать Сибирцев, лицо его становилось все более серьезным.
   - Не исключена возможность, Иван Алексеевич, что работы подобного направления проводятся не только в нашей стране. Они подготовлялись предварительными изысканиями десятков ученых, общим продвижением науки вперед. Да, подобное открытие могло быть сделано и в других странах. И не это страшно, - страшно то, что овладение методом воздействия электромагнитных колебаний на процессы, протекающие в живых клетках, может не только служить человеку, помогая ему в его извечной борьбе с природой, не только облегчать создание огромного количества материальных ценностей, но и может стать орудием угнетения, порабощения и эксплуатации.
   Через открытую дверь балкона послышался телефонный звонок, и Сибирцев поспешил в кабинет. Титов постоял некоторое время в нерешительности: остаться ли ему на балконе или последовать за профессором?
   Федор Федорович окончил разговор по телефону и пригласил заведующего лабораториями в кабинет.
   - Я уверен, Иван Алексеевич, - продолжал Сибирцев, когда они вновь уселись за столом, - что вы совершенно правильно поступаете, тщательно подбирая и просматривая всю иностранную литературу, в которой может проскользнуть что-нибудь по этом вопросу. Как, в последнее время вам ничего не попалось интересного?
   - Не попалось, Федор Федорович.
   - А вы не читали в "Америкэн дайджест сайнс" статью инженера Крайнгольца "Методы обнаружения биологических излучений"?
   - Не читал, Федор Федорович.
   - Жаль, - густые брови Сибирцева быстро приподнялись, - обязательно прочтите. "Америкэн дайджест сайнс" вы затребовали?
   - Нет, мне казалось, что "Американская наука" печатает уж слишком много ненаучных статей.
   - Не спорю. В этом журнале печатаются статьи, далекие от передовой науки, но мы должны, Иван Алексеевич, очень внимательно присматриваться к тому, над чем работают ученые там. Вот, например, статья Крайнгольца для нас может быть очень интересной. Так что видите, - рассмеялся профессор, даже "Америкэн дайджест сайнс" бывает полезно читать. Больше того, совет мой - не гнушайтесь и менее солидными органами буржуазной печати, иногда и псевдонаучными журнальчиками: в них проскальзывают такие вещи, которые за границей люди пишут в погоне за блефом, за сенсацией. И частенько выбалтывают в них больше, чем хотелось бы их хозяевам.
   - Непременно воспользуюсь вашим советом, Федор Федорович, - улыбнулся Титов, - непременно.
   - Ну вот и прекрасно, а теперь давайте займемся темой. Выкладывайте подробненько, как прошли последние испытания.
   Титов рассказал профессору о завершающих испытаниях, показал осциллограммы и характеристики прибора. Сибирцев внимательно просматривал материалы и по мере того, как он изучал их, лицо его все больше светлело. Титов почувствовал, что "зачет" он сдает успешно.
   Зазвонил телефон.
   После того как Сибирцев окончил разговор и осторожно положил трубку на рычаг, он еще несколько минут сидел молча, потом поднял глаза на Титова и, показав на телефон, тихо сказал:
   - Обнаружен еще один человек, который в свое время тоже, надо полагать, побывал в этом проклятом месте.
   - В Браунвальде?
   Сибирцев молча кивнул.
   - Где сейчас больной?
   - В клинике института радиофизиологии. Я свяжусь с ними и, как только представится возможность, надо будет туда проехать...
   Тяжело опираясь на подлокотники кресла, профессор поднялся и снова подошел к балконной двери. Его глаза долго всматривались в сизую дымку над лесом, с лица сошли веселые морщинки. Титов привык считать Федора Федоровича более молодым. А на самом деле...
   Как бы опровергая мысли Титова, старый профессор живо повернулся к нему, лицо его вновь осветилось улыбкой, и он весело сказал:
   - А я могу сообщить вам и нечто приятное. У вас будет, наконец, электрофизиолог. Егоров, Петр Аниканович. Молодой, правда, но рекомендуют как способного сотрудника. Рады?
   - Ну, еще бы! Некоторые темы просто невозможно проводить без электрофизиолога. А Браунвальдом давно пора заняться вплотную.
   - Да, не везет нам с Браунвальдом. Такая нелепая смерть предшественника Протасова. Протасов...
   - Я думаю, что новому сотруднику придется поддерживать контакт с Пылаевым. Изучение больных Браунвальда поможет ему в его работе.
   От разговора с Егоровым у Титова осталось впечатление, что молодой ученый еще колеблется в выборе места работы, а это меньше всего устраивало заведующего лабораториями. Титов привык, чтобы его сотрудники были не только хорошими исполнителями, но целиком, органически входили в творческие изыскания, работали с увлечением, а главное, - по призванию.
   Что не устраивает Егорова, как заинтересовать его тематикой лабораторий?
   - Признайтесь, Петр Аниканович, - с улыбкой говорил Титов, обращаясь к электрофизиологу, - вы, кажется, не очень-то жаждете попасть к нам?
   - Нет, нет! Почему же? Я думаю... - Егоров смущался все больше. Белизна его лица, свойственная рыжеватым людям, быстро сменилась румянцем. - Я думаю, что, работая у вас, под вашим руководством...
   - Петр Аниканович, - Титов решил помочь молодому ученому, очевидно, из деликатности не находившему в себе смелости прямо ответить на вопрос, больше всего мне хотелось бы, чтобы вас по-настоящему увлекла наша работа, всерьез. Примерно так, как в оставленной вами лаборатории.
   Егоров заулыбался, поправил очки, толстыми стеклами прикрывавшие близорукие глаза, и с подъемом сказал:
   - О, там проводились интересные изыскания. По правде говоря, я надеялся, что и после окончания аспирантуры смогу продолжить в другом месте начатую там работу.
   - Где же, если не секрет?
   - Буду откровенен с вами, Иван Алексеевич. Больше всего мне хотелось бы работать в институте радиофизиологии. Тем более, что именно там, как мне известно, широко используют аппаратуру Зорина. А моя мечта работать в той области науки, которая может применить это открытие!
   - Вы когда-нибудь видели аппаратуру Зорина?
   - Нет, Иван Алексеевич, не видел.
   Титов порывисто встал с кресла.
   - Тогда пойдемте, товарищ Егоров.
   Выйдя из кабинета, они быстро прошли по длинным коридорам института. Щупленький, низкорослый Егоров едва поспевал за складным, подтянутым заведующим лабораториями.
   Они поднялись на третий этаж и через широкую застекленную дверь вошли в электронно-вакуумную лабораторию.
   По лаборатории Титов шел медленно, иногда останавливаясь на минутку около стоящих за монтажными столами вакуумщиков, одетых в белые халаты.
   В конце зала возвышался каркас, обтянутый крупной металлической сеткой. Внутри каркаса находился растянутый на амортизаторах громадный стеклянный сосуд причудливой формы.
   Здесь происходило испытание законченной установки.
   Титов остановился, заложил за спину руки и кивком головы указал Егорову на метавшееся внутри огромного стеклянного сосуда голубоватое свечение. Казалось, в сосуде бушевала энергия, стараясь вырваться из крепких объятий стекла и металла.
   - Так, значит, это и есть...
   - Нет, нет, товарищ Егоров, - улыбнулся Титов, - не это. Это прибор АС-3, который проходит сейчас сдаточные испытания. Он, надеюсь, очень пригодится вам, если вы согласитесь взяться за разработку предложенной вам темы. Ну, а теперь пойдемте дальше.
   Титов подошел к небольшой, обитой металлическими листами двери в конце электронно-вакуумной лаборатории, вынул из кармана ключ, открыл дверь и пропустил Егорова вперед.
   Здесь царил полумрак. Окна были зашторены плотной черной материей, и только откуда-то сверху лился мягкий сиреневый свет.
   Посреди почти пустой просторной комнаты возвышался постамент из хорошо отполированного дерева, на котором стояла выполненная в специальных лабораториях последняя модель аппарата Зорина. Откинув хромированные застежки футляра и приподняв обтекаемой формы крышку прибора, Титов уверенными, четкими движениями пальцев извлек из него небольшую темную трубочку.
   - Вот основная часть прибора - его сердце! - Титов приподнял перед собой трубку и некоторое время задумчиво смотрел на нее. - А сейчас я вам покажу, с чего начал Зорин.
   Титов подвел Егорова к большому шкафу, достал оттуда эбонитовую доску, покрытую прозрачным колпаком, склеенным из толстых листов органического стекла, и указал на видневшийся под колпаком приборчик. На небольшом шасси, с лампами нескольких каскадов усиления, был укреплен каркасик из тонких алюминиевых уголков, поддерживающий темную трубочку величиной с сигару. От контактов, укрепленных на концах трубочки, отходили разноцветные проводники. Все было так примитивно и просто, так плохо вязалось с только что виденными совершенными приборами, что Егоров недоуменно взглянул на Титова.
   - Вот это, товарищ Егоров, - Титов положил свою сильную широкую руку на угол прозрачного колпака, - вот это точная копия первого прибора, собственноручно сделанного академиком Зориным, сделанного уже очень давно.
   Егоров поправил очки, несколько раз плотно сомкнул веки своих близоруких глаз и наклонился к колпаку, пристально рассматривая прибор. Незначительный с виду, грубовато выполненный, похожий скорее на лабораторно выполненную схему, чем на уже отработанный, компактный, продуманный во всех мелочах аппарат. Да, это была первая модель, еще несовершенная, сделанная руками самого изобретателя. Но при помощи этого прибора удалось то, на что многие годы тщетно тратили свои усилия десятки ученых всего мира. Зорин впервые в истории науки сумел своим прибором зарегистрировать излучение живых организмов, дать количественную, а самое главное - качественную характеристику этого излучения.
   С неизъяснимым восторгом молодой ученый рассматривал каждую деталь прибора, и его охватило особенное, трепетное чувство от сознания того, что он стоит сейчас у аппарата, изобретение которого открывает новые неограниченные возможности в развитии биологической науки. Он выпрямился и, щуря близорукие глаза, обратился к Титову: