Мистер Гассо мог взглядом парализовать человека. Мистер Гассо не любил стрелять людям в лицо, разве что другого выхода не было. Ему нравилось отрывать людям руки и ноги. Ему нравилось разбить человеку голову стулом или размозжить ее об стену. Мистер Гассо любил ломать ребра. Мистер Гассо любил, когда ему давали сдачи. Любил, когда от него отбивались кулаками, дубинками, пистолетами. Против пистолета он применял пистолет. Но иногда он предпочитал автомобиль. Автомобиль – прекрасное оружие против пистолета. Особенно, когда машина наезжает на парня с пистолетом, прислонившегося к стене, и хрустит, ломаясь, его грудная клетка. Потом мистер Гассо добивал жертву, если было нужно, и извлекал из собственного лица осколки лобового стекла.
   Однажды ему пришлось извлекать из лица пулю. Но мистер Гассо не перестал после этого пользоваться автомобилем. А как-то во время разборки с шоферами грузовиков один из водителей нанес ему сокрушительный удар в челюсть. Собирали этого водителя по кусочкам, соединяя переломанные кости металлическими стержнями, и благодаря огромной силе воли он стал выдающимся игроком в баскетбол в инвалидной коляске, вот только дриблинг левой рукой был недостаточно хорош, поскольку в ней не было нервов. Мистер Гассо узнал о том, что у него сломана челюсть, только через неделю, когда с силой впился зубами в какой-то пирог.
   С мистером Гассо старались не шутить и не отпускать насмешливых замечаний. Даже те, кто его не знал. В ночных клубах и ресторанах Гассо всегда ждал столик, хотя он никогда не давал чаевых.
   Вилли-Сантехник даже мысли не допускал, что он не любит мистера Гассо. Он души в нем не чаял! Но всякий раз, когда ему надо было передать мистеру Гассо послание, он сперва для смелости пропускал рюмку-другую. Однажды у него ушло три с половиной дня на то, чтобы отвезти Гассо письмо, потому что дон Доминик сказал, что это можно сделать, когда будет время. Но сегодня он сказал Вилли, что дело срочное и что Вилли нечего дергаться.
   Миссис Розенберг зашлепала вниз.
   – Он ждет вас, – сказала она с отвращением и пропустила Вилли.
   Вилли держался с миссис Розенберг весьма вежливо. Он сердечно поблагодарил ее. Он ведь точно не знал, как Гассо относится к своей хозяйке. Вилли-Сантехник не собирался экспериментировать.
   По ступеням, покрытым ковром, он поднялся на второй этаж и постучал в выкрашенную белым дверь.
   – Входи, – сказал Гассо.
   Вилли вошел, прикрыв за собой дверь. Комната была светлой, с большим окном в эркере, с мягкой плюшевой мебелью, тут же стоял цветной телевизор с большим экраном, а кругом лежали кружевные салфеточки. Даже покрывало было из белых ажурных салфеточек. Гассо вязал салфетки маленькими крючками из разных ниток. Излишне добавлять, что его странное увлечение не вызывало насмешек.
   Гассо иногда дарил салфетки знакомым. Когда вы получали от него такую салфетку, вы торопились положить ее на самое заметное место в холле на тот случай, если Гассо вдруг пожалует к вам и спросит, куда вы девали его салфетку. Или, что еще хуже, не спросит.
   Гассо сидел в нижнем белье на постели, покрытой салфетками. Его плечи напоминали цементные опоры моста. Плечи переходили в руки, похожие на стальные балки. Руки венчали кулачища величиною со стол. Гигантские ладони переходили в предплечья без намека на запястья. Густая черная шерсть покрывала все тело от макушки огромной головы до лодыжек. Лодыжки, ладони и пятки были единственными безволосыми частями тела, если не считать глаз и языка. У Гассо волосы росли и на губах.
   С лодыжек, казалось, кто-то удалил волосы специальным средством. Или, может быть, Гассо мог снимать и надевать свою шерсть, как нижнее белье, и она была ему коротковата?
   Гассо, судя по всему, отнюдь не стеснялся своей волосатости. Да и «коллеги», похоже, ее не замечали.
   – Рад вас видеть, мистер Гассо, – сказал Вилли-Сантехник.
   Гассо был поглощен вязанием.
   – Чего надо? – спросил он.
   – Дону Доминику нужна ваша помощь.
   – А почему он сам не пришел?
   – В том-то и загвоздка. Он заподозрил, что кто-то вышел на наш след.
   – Да он просто не хочет меня видеть.
   – Да нет же, мистер Гассо. Он с радостью зашел бы к вам. Правда. Он вас очень уважает, как и все мы, мистер Гассо. Но тут какой-то журналист появился, которого дон Доминик хочет проучить. Мы за ним последим и выведем вас на него. Ну, а потом сами знаете что.
   – Знаю, – сказал Гассо.
   Вилли-Сантехник улыбнулся – так радостно и искренне, как только смог изобразить.
   – Он что-нибудь говорил об этом парне?
   Тут снова стал напоминать о себе мочевой пузырь Вилли. Время от времени к мистеру Гассо посылались люди с разного рода посланиями. В послания эти вкладывался различный смысл: иногда они содержали указания, кого надо убить, а иногда – что убить надо самого гонца. Вилли надо быть начеку и следить за каждым словом, а то, чего доброго, ошибешься словечком, скажешь что-нибудь не то и… Хотя вполне может случиться, что передашь все правильно, а беды не миновать.
   Вилли медленно произнес:
   – Он сказал, этот парень – бабочка, и надо остерегаться крыльев. Вот что он сказал.
   Гассо уставился своими тусклыми карими глазами на Вилли. Вилли улыбался во весь рот.
   – Так и сказал?
   – Да, сэр, – подтвердил Вилли, словно эта новость никак не могла отразиться на его собственной шкуре.
   – Хорошо. Вот что ты сделаешь. Возьми с собой Джонни Утенка и Винни О'Бойла. Устройте слежку. Найди Попса Смита, цветного парня. Он мне нравится.
   – Вам разве не обойтись без негра? – спросил Вилли-Сантехник.
   – Многие негры куда лучше, чем ты. Многие негры – отменные ребята. Я доверяю Попсу Смиту. А тебе не доверяю, Вилли-Сантехник. Встретимся в баре «Монарх» через полчаса.
   – Мне нравится Попс Смит. Очень даже. Очень нравится. Я приведу Попса Смита.
   – Закрой дверь с той стороны, Вилли-Сантехник.
   – Ужасно был рад повидать вас, мистер Гассо.
   – Ага, – пробурчал Гассо, и Вилли будто ветром сдуло.
   Он беззвучно прикрыл дверь, в мгновение ока скатился с лестницы, раскланялся с миссис Розенберг, выпалив, что был счастлив повидать ее, какой у нее дивный дом, какие замечательные салфетки на софе – жаль, что у Вилли таких нет.
   – Я разложила их, чтобы Гаэтано чувствовал, что он нужен людям, – обрезала его миссис Розенберг. – Всего хорошего.
   – Всего хорошего, миссис Розенберг, – сказал Вилли-Сантехник.
   Он уселся в свой великолепный голубой «эльдорадо» и мигом очутился в «Монархе», заказал себе рюмку водки и отправился с ней к телефону.
   – Привет, О'Бойл, это Вилли-Сантехник. Давай быстро мотай в бар «Монарх». Занят? Не вешай мне лапшу на уши, хватай ноги в руки и быстрее приезжай, если не хочешь вообще остаться без конечностей.
   Вилли-Сантехник положил трубку на рычаг, подождал, пока линия разъединится, опустил монетку и набрал еще один номер.
   – Попс Смит… это ты!? А это Вилли-Сантехник. Подымай свой черный зад и мотай в бар «Монарх». Куда-куда мне идти? Хочешь, чтобы я сказал Гаэтано, куда ты его послал? Да, это он тебя вызывает. И поторапливайся.
   Вилли снова положил трубку на рычаг и, услышав отбой, добавил громко:
   – Ниггер!
   Снова набрал номер.
   – Джонни? Как делишки? Это Вилли-Сантехник. У меня для тебя отличные новости. Я в «Монархе». Да, мистер Гаэтано просил тебя придти. Отлично, только поторопись.
   Вилли положил трубку, прошел в зал и злобным взглядом окинул рабочих и служащих муниципалитета, сидевших здесь, не обращая никакого внимания на двоих полицейских в штатском у дальнего конца стойки бара.
   Скоро к нему все станут относиться с почтением. Разве не он договорился с водителями грузовиков компании «Океанский транспорт». Разве не он направил их на склад, прямо в руки мистера Гассо? Разве не он держал язык за зубами, после тоге как они исчезли навсегда, хотя один из них был его братом, а его невестка швырнула в него кастрюлю с горячими макаронами, поняв, что ее супруг никогда не вернется?
   Да, он не знал, где прячут эту большую партию. А все и не должны знать. Но он много чего знал. К примеру, что у Верильо есть босс, и не Верильо организовал эту партию.
   Вилли-Сантехник догадался об этом, так как в трудные моменты Верильо выходил из комнаты, звонил куда-то, а потом возвращался с готовым решением.
   Вилли-Сантехник много чего знал, но до поры до времени никому ничего не говорил. Подождите, с ним еще станут считаться.
   Он вытащил из кармана пачку денег – пусть бармен и посетители поглазеют, потом отсчитал две десятки.
   – Налей всем по рюмочке, – сказал Вилли-Сантехник, который собирался скоро совершить такое, что не по силам даже самому Гаэтано Гассо с подручными.


Глава восьмая


   Римо остановил такси у мэрии и тут же заметил, что у него на хвосте две машины. Дуган или Верильо послали, но скорее Верильо. Дуган послал бы своих полицейских. А вот и они! На противоположной стороне улицы в неприметной машине двое в штатском. Так. Значит, оба: Дуган и Верильо.
   Все хорошо, что хорошо начинается, подумал он. Поднялся по стертым ступеням, остановился, чтобы его получше разглядели в профиль, потом вошел в здание. Справа киоск со сладостями и прохладительными напитками. В самом дальнем углу справа – кабинет администратора. Кабинет налогового инспектора – слева. Кабинет мэра, судя по черной с золотом табличке, посреди двухмаршевой лестницы, на полэтажа выше.
   Он поднялся, заглянул в зал заседаний муниципалитета – место, где осуществляется демократия, а также другие виды обмана. Разница между демократией и диктатурой, подумал он, заключается в том, что при демократии одни воры чаще сменяют других. Но ворам в демократическом обществе необходима организованность.
   «Если ты так считаешь, какого черта не бросишь свою работу?» – спросил он себя.
   Он знал ответ. В такой же ситуации находятся девяносто процентов населения Земли. Он работает потому, что это его работа, и ничего более путного в качестве объяснения он так и не мог придумать.
   Он прочитал на табличке: «Кабинет мэра», постучал и вошел. В приемной за пишущей машинкой сидела миловидная седая женщина.
   – Чем могу быть полезной? – спросила она.
   – Я Римо Барри. Работаю в журнале. Мэр Хансен назначил мне встречу.
   – Да, конечно, мы ждем вас, – сказала секретарша, которой, подумал Римо, следует читать лекции о том, как бороться со старостью. Эффектная женщина – седые волосы, тонкие черты лица, лучащегося энергией, несмотря на морщины.
   Она нажала на кнопку, и дверь открылась. Но появился не мэр, если только мэр не обладал фигурой Венеры Милосской и точеным лицом ожившей мраморной статуи. У молодой женщины были светлые волосы с темными прядями, темно-карие глаза и улыбка, способная сразить наповал даже монаха.
   Она была в черной кожаной юбке и облегающем сером свитере, без лифчика, на груди бусы. И впервые с тех пор, как закончилось его обучение в области секса, эти занудные ежедневные занятия для мускулов и психики, которыми изводил его Чиун, Римо ощутил вспыхнувшее желание.
   Он прикрыл блокнотом ширинку.
   – Вы – Римо Барри? – спросила женщина. – А я Синтия Хансен, дочь мэра и его секретарь. Я рада, что вы пришли.
   – Да, – сказал Римо, удивляясь своим мыслям о том, что он мог бы овладеть этой женщиной прямо здесь, в приемной перед кабинетом мэра, а потом скрыться навсегда.
   Вредно об этом думать, хотя это самая приятная мысль из всех посетивших его за последние месяцы и прекрасный способ отправиться на тот свет! Он заставил себя переключиться, сделал глубокий вдох и принялся размышлять о вечных силах природы. Возбуждение, правда, от этого не стало слабее, и он вошел к ней в кабинет по-прежнему весь во власти своей греховной плоти, все так же прикрываясь блокнотом. Потом, разозлившись на самого себя, усмирил разбушевавшуюся кровь.
   Отлично. Теперь он уверенно держит себя в руках. Очевидно, он оказал на девушку такое же действие – это было заметно сквозь серый свитер.
   Он сыграет на этом. Использует против нее ее возбужденное состояние, направив разговор в нужное ему русло, а ей некуда будет податься, потому что парадом командует он.
   В кабинете было почти пусто, только письменный стол, три стула, кушетка и фотографии на политические темы. Занавеси были задернуты.
   Она села на кушетку, положив ногу на ногу.
   – Итак, – сказала она, перебирая бусы, – с чего начнем?
   Великолепное начало! Прощай самоконтроль и проблемы спасения Америки и ее конституция.
   – Вот с чего, – воскликнул Римо и оказался на ней, его руки – под ее свитером, его тело – между ее ног, рот прижат ко рту. Прощай все, чему его учили. Овладеть ею во что бы то ни стало! И не успев сообразить, что он делает, он был уже в ней, она вобрала его в себя. И почти сразу – ба-бах! – финал. «С.С.С.» – семь секунд секса. Классический пример того, как не надо делать.
   Он вдыхал запах ее духов, ощущал нежную кожу на щеке. Она даже не разделась. И Римо тоже.
   Он поцеловал ее в щеку.
   – Не надо, – сказала она. – Было потрясающе, но этого не надо.
   – Хорошо, – ответил Римо, отстраняясь. Он застегнул молнию, а Синтия Хансен расправила юбку.
   – Итак, – сказала она как ни в чем не бывало, – с чего начнем?
   – С самого начала, – ответил Римо, – расскажите мне о Гудзоне. – Он устроился в кресле и начал записывать. Синтия Хансен приступила к рассказу, словно между ними ничего не произошло.
   Она рассказала ему, как коррупция пробралась в Гудзон, как к тридцатым годам город стал погибать под каблуком тогдашнего хозяина. Его заменили другим, тот оказался еще хуже, потому что совершенно не соответствовал своей должности. Она рассказала о двух десятилетиях коррупции, о перестановках в городском руководстве, которые ничего не изменили.
   Восемнадцать месяцев назад городским властям были предъявлены бесчисленные обвинения. Последовали выборы. Наверное, для Гудзона это последний шанс.
   Во время избирательной компании ее отец, Крэг Хансен, столкнулся с преступной организацией, с мафиози-головорезами, но она просила не ссылаться на нее, когда Римо будет писать об этом.
   Итак, ее отец победил на выборах, хотя и с трудом, и теперь, после того, как его выбрали на четыре года, у города появилась возможность переломить ситуацию.
   – Видите ли, мистер Барри, за восемнадцать месяцев он, может, и не совершил чудес, но вселил в людей надежду. Он мечтатель, господин Барри, мечтает о процветании города. Он человек дела в городе, который до сегодняшнего дня управлялся бездельниками. Короче говоря, мистер Барри, Крэг Хансен – последняя надежда города. Я думаю, этим все сказано.
   – Каково же ему быть мэром героиновой столицы страны?
   – Что вы имеете в виду?
   – Здесь вовсю идет торговля героином. Что он с этого имеет?
   Синтия Хансен засмеялась.
   – Мистер Барри, вы очень обаятельный мужчина, но несете чушь. Да, у нас, как и в других городах, есть проблема наркотиков. Но мы находим новые, более эффективные, способы борьбы с этим явлением. Профилактические и лечебные центры. Отец нашел новые способы бороться с этой проблемой в районах проживания национальных меньшинств. Конечно, у него мало возможностей, а правительство не очень-то раскошеливается на серьезную помощь, поэтому прогресс движется черепашьим шагом, но мы считаем, что он эффективен и необратим.
   – Какое место занимает ваш отец в торговле наркотиками?
   Синтия Хансен покачала головой и насмешливо взглянула на Римо:
   – Простите?
   – Ну, вот это большое героиновое дело. Там пахнет миллиардами. Ваш отец имеет свою долю?
   – Послушайте, откуда вы свалились?
   – Вам следовало бы знать. Вы ведь справлялись, кто я такой.
   – Что вам нужно?
   – Написать очерк о героине.
   – Ваш редактор сказал мне, что вам поручили написать о Гудзоне.
   – Вот именно, о героиновой столице Соединенных Штатов.
   – Сожалею, но ничего, кроме того, что вы можете прочитать о героине в газетах, я добавить не могу. Вы хотите еще что-нибудь узнать об основных проблемах нашего города?
   – Да. Как вы собираетесь вывозить отсюда героин?
   – Всего доброго, мистер Барри, – сказала Синтия Хансен и встала с кушетки, на которой они только что занимались любовью.
   Она направилась к дверям быстрым решительным шагом; упругая юная грудь, лицо классических линий, словно она сошла с древнеримских фресок. Римо схватил ее за запястье и опрокинул на кушетку. На этот раз он собирался проявить себя лучше.
   На этот раз он раздел ее и сам разделся. Устроил ее поудобнее на кушетке. Вспомнив все уроки Чиуна, он был сама нежность, не забыв даже местечко под коленом, ухо и пушок на шее.
   Он медленно вел ее за собой. Она отдавалась ему без остатка, а когда достигла пика, он не остановился, пока она не испытала еще более острого наслаждения, и еще, и еще, и тут она потеряла контроль над собой и зашлась в пароксизме страсти, потрясшей ее тело.
   А Римо, приблизив свои губы к ее ушку, тихонько шепнул:
   – Так как насчет героина?
   – Героин, – простонала она, отдаваясь волне ликующего расслабления. Римо почувствовал, как по ее телу вновь пробежала дрожь. Он снова ошибся во времени. Сейчас еще можно спасти кое-что. Быть может, лаской. Он куснул ее за мочку правого уха и прошептал:
   – Ты ведь знаешь, малышка, кто им промышляет?
   – Мне нужно только твое тело, дорогой, – ответила Синтия Хансен, удовлетворенно посмеиваясь. – Эмансипация избавила нас от предрассудков.
   – Синтия, ты представляешь, как глупо выглядишь, когда испытываешь оргазм?
   – Нет. Мне слишком правится само состояние, чтобы думать о таких вещах.
   Римо снова поцеловал ее, на этот раз – искренне, потом отпустил ее и, быстро одевшись, стал смотреть, как одевается она. Ей понадобилось сорок секунд, чтобы надеть свитер, трусики и черную кожаную юбку, а затем она семь минут занималась косметикой.
   – Почему бы тебе не зайти завтра в это же время, Римо? Мне понравилось твое тело.
   – Я не занимаюсь любовью просто так.
   – В верхнем правом ящике стола есть деньги.
   Римо засмеялся.
   – Иногда мне кажется, что я могу забеременеть.
   Он открыл дверь и вышел из кабинета.
   – До завтра, – бросила она вслед.
   – Ты не забыла, что я хочу побеседовать с мэром?
   – У него все дни расписаны. Извини.
   – Я повидаюсь с ним. Не волнуйся.
   – Ты придешь завтра?
   – Нет, – ответил Римо.
   – Ладно, – уступила она. – Приходи завтра и повидаешься с ним минут пять. Приходи в десять утра, в полдень поговоришь с ним. Мы найдем, чем занять время. Теперь закрой дверь. Мне надо работать.
   Еще одно зерно брошено в землю. Римо улыбнулся при мысли о двусмысленности этой фразы в данной ситуации. А теперь – к редактору.
   Редактор Джеймс Хорган сидел, положив ноги на стол. Развязанный пестрый галстук болтался поверх ковбойки. Он чистил ногти тонкой металлической линейкой, которой в типографии пользуются для разметки набора.
   – Конечно, я знаю о массовом ввозе в город героина. Это я импортирую его. Хочу, чтобы мои детишки пораньше приучились к нему, а раздобыть его сейчас трудно. Вот я и решил купить побольше, чтобы на всю жизнь хватило. Еще что ты хочешь узнать?
   – Я серьезно спрашиваю, мистер Хорган.
   – Не похоже, – голос его был могильным, в нем звучали нотки человека, вечно ищущего повод для недовольства. Хорган занялся ногтями.
   – Гудзон стал столицей героина. Мне кажется, за этим, по-моему, стоите вы, – сказал Римо.
   Хорган поднял взгляд. Его глаза заблестели.
   – Не ходи вокруг да около, сынок, и не пытайся поймать рыбку в мутной воде. Что тебе на самом деле надо?
   – Факты.
   – Хорошо. Существует спрос на героин. Есть спрос – всегда найдутся продавцы. Пока торговля запрещена, этот товар будет оставаться дорогим, а те, кто продают его, будут считаться преступниками. Если бы героин можно было купить по рецепту врача, контрабанда и незаконный бизнес на наркотиках приказали бы долго жить.
   – Но ведь так можно расплодить наркоманов!
   – Ты так рассуждаешь, словно сейчас их нет. Просто если бы это дело узаконили, спекулянтам было бы невыгодно заниматься им и втягивать в это других, – сказал Хорган.
   – Америка в таком случае превратится в страну наркоманов.
   – А сейчас?
   – Поэтому вы ввозите так много героина?
   – Я и сам рыбак, сынок. У тебя получается, но не очень. Когда-нибудь занимался журналистикой?
   – Нет, – ответил Римо. – Есть вещи, о которые я не хотел бы пачкаться, даже за деньги.
   Хорган фыркнул.
   – С чего ты взял, что нам платят?
   Римо поднялся.
   – Спасибо за интервью, – сказал он. – Я запомню встречу с вами.
   – Желаю удачи, сынок. Не знаю, чего уж ты там ищешь, но на обратном пути попытайся разбудить отдел городской хроники. Если там есть кто-нибудь живой – пошли его ко мне. Если не совсем покрылся пылью, значит, жив. А если встретишь кого-нибудь, кто умеет писать, скажи ему, что он принят на работу. Сам-то не хочешь?
   – Нет, спасибо, у меня есть работа.
   Римо вышел в мрачную, выкрашенную в зеленый цвет комнату отдела городской хроники, пропитанную чернильным духом. За разнокалиберными столами, составленными вместе, сидели люди, которые, словно зомби, водили руками над листами бумаги.
   С точки зрения физиологии они были живы.
   На улице перед зданием газеты «Гудзон Трибьюн» Римо опять обнаружил хвост. Чтобы облегчить задачу своим соглядатаям, он сел в такси, а не на автобус или в метро, и отправился в Нью-Йорк-сити.
   Вместе они доехали до современного жилого дома в фешенебельной части Ист-сайда.
   Он знал, что его соглядатаи подкатят к привратнику с пяти-, десяти-, а то и с двадцатидолларовой купюрой. Конечно же, в таком районе ни один привратник не расколется за пять долларов. Может потребоваться и пятьдесят. Римо надеялся, что привратник в его доме запросит побольше.
   Он вышел из лифта на десятом этаже и прошел по коридору, застеленному ковром, к своей квартире.
   Войдя, он увидел, что Чиун сидит у телевизора. В свете экрана его желтое лицо казалось мертвенно-бледным.
   КЮРЕ приобрела Чиуну видеомагнитофон, который он брал с собой, когда сопровождал Римо. Благодаря этому он мог записывать в дневное время «мыльные оперы», чтобы из-за одной не пропускать еще две.
   – Безобразие! – жаловался он. – Все хорошие фильмы показывают в одно время, один накладывается на другой. Почему бы их не показывать по очереди, чтобы люди могли получать удовольствие?
   Видеомагнитофон был подключен к одному телевизору, а по другому Чиун мог смотреть сериалы с полудня до семи вечера. Он едва слышно цокал языком, когда миссис Клэр Вентворт обнаружила, что у ее дочери роман с доктором Брюсом Бартоном, хотя он не может уйти от своей жены Дженнифер, потому что та неизлечимо больна лейкемией, а эта дочь, Лоретта, на самом деде любит Вэнса Мастермана, который – о чем она не подозревает – приходится ей отцом, и считает, что он в сговоре с профессором Сингбаром Рэмквотом, врачом пакистанского посольства, а тот выкрал формулу лекарства против заболеваний лимфатических узлов, созданию которой Барт Хендерсон посвятил всю свою жизнь, еще не зная Лоретты, в которую потом влюбился.
   Римо припомнил, что за полтора года в истории миссис Вентворт и Вэнса Мастермана так ничего и не изменилось. Он поделился своими соображениями с Чиуном и направился к телефону в гостиной.
   – Потише, – сказал Чиун.
   Римо набрал номер, подождал, пока раздастся три гудка, положил трубку и полез в ящик комода за пластиковой коробочкой с отверстиями для динамика. На белой коробке с левой стороны было четыре циферблата, каждый с цифрами от единицы до девяти.
   Комбинацию цифр он знал не хуже, чем дату своего рождения, потому что она получалась из этой даты, если отбросить две первые цифры года рождения. Он набрал цифры и коробочка заработала. Когда зазвонил телефон, он поднял трубку и подключил к ней коробочку, после чего бессмысленное кваканье в трубке превратилось в человеческий голос.
   К сожалению, голос был всегда один и тот же – Харолда Смита. Кваканье было Римо больше по душе. Разговоры из телефонных будок теперь прослушивали секретные службы. А те телефоны-автоматы, что не прослушивались, не работали. Это заставляло мафию писать угрожающие письма телефонному начальству. Поэтому Римо теперь пользовался специальным шифровальным устройством – скрамблером.
   – Слушаю, – сказал он.
   – Груз по-прежнему не вывозили, покупатели на местах начинают, как нам сообщают, волноваться. Как ваши успехи?
   – Для первого дня неплохо. Я вызвал интерес к своей персоне.
   – Хорошо.
   – Вы прочесываете детекторами героина Гудзон? – спросил Римо.
   – Да. Но никаких результатов. Груз может находиться под землей, и в этом случае мы не сможем его засечь. Что случилось? Судя по голосу, вы чем-то расстроены.
   – Я встретил сегодня старого приятеля.
   – Ах, это! Да, нам сообщили. Что ж, мы предполагали, что может произойти нечто в этом роде.
   – Спасибо, утешил, сукин сын, – сказал Римо и повесил трубку. Потом снова набрал номер, но отключил скрамблер и стал слушать неразборчивое бормотание в трубке.
   В семь часов тридцать пять минут Чиун выключил телевизор – закончилась очередная передача сериала – и принялся за Римо. По некоторым изменениям его движений Чиун понял, что Римо сегодня дважды занимался любовью, и посоветовал воздерживаться от оргазма в период максимальной готовности.