И Харрисон Колдуэлл повел трясущегося гостя вниз, в огромные винные погреба. Там у него была одна совершенно особенная бутылочка — припасена специально для такого случая, для такого вот нежного друга.
— Ах, Беннет, вы себе представить не можете, как мы одиноки! Так мало людей, которым можно довериться. Но теперь мы знаем, что вам можем доверять всецело.
— Да, да, не сомневайтесь — закивал Уилсон.
— И мы понимаем, что вы не могли не поделиться с кем-нибудь своими неприятностями — ну, например, с женой.
Колдуэлл в неясном свете изучал бутылку. Он откупорил ее небольшим узким кинжалом с украшенной драгоценными камнями рукояткой. Он старался не слишком встряхивать темную бутыль. Хорошее вино всегда с небольшим осадком. Если бы ему подали его за столом, то сначала вину дали бы отстояться и только потом верхний слой был бы перелит в графин, чтобы оттуда уже разливать по бокалам. Но сейчас это были просто два друга в винном погребе, а что такое бутылка, распитая друзьями, даже если и немного мутноватая?
— Поверьте мне, Ваше Величество! Я очень скрытный человек. Я всю жизнь проработал в государственном учреждении и научился не доверять ни единой душе.
Колдуэлл протянул ему бутылку. Уилсон помотал головой.
— Я не хочу пить, сэр.
— Боитесь? — спросил Колдуэлл.
— Нет. Нет! Я вам верю. — И Беннет Уилсон опять чуть не расплакался. Колдуэлл нежно улыбнулся и обнял Уилсона за плечи, после чего отхлебнул вина из горлышка. Затем он с улыбкой протянул бутыль Уилсону.
Уилсон видел, как Колдуэлл отпил, и решил, что опасаться нечего.
— Не подумайте, что я вас в чем-то заподозрил... Ваше... Ваше Величество. Просто здесь так темно... А винные погреба будят во мне подозрительность.
Колдуэлл молча кивнул Уилсону, приглашая отпить.
Держа бутылку двумя руками, Уилсон сделал большой глоток и хотел было протянуть бутылку обратно, но не удержал и выронил. Пальцы не слушались. Бутыль с глухим звоном стукнулась об пол. С таким же глухим стуком ударилась об пол и голова Уилсона.
Он не понял, почему вдруг перед его взором оказался каменный потолок и почему при падении он не почувствовал боли. Руки были при нем, но он не мог и пальцем двинуть. То же самое происходило и с ногами. Потом Его Величество Харрисон Колдуэлл выплюнул то, что держал во рту, на тело Беннета Уилсона — вместе с остатками таблетки, нейтрализовавшей смертоносное действие яда. Смерть могла наступить при малейшем всасывании жидкости слизистой оболочкой рта.
Значит, вино все-таки было отравлено, подумал Уилсон. Эта мысль была какой-то странной, наподобие прозвучавшего издалека туманного недоуменного вопроса, ответ на который уже не имел ровным счетом никакого значения. Как не имела значения уже ни одна его мысль. Тело его одеревенело и умирало. И он знал, что вместе с телом умрет и душа. А потом он уже ничего не знал. И ни о чем не думал.
Колдуэлл отер язык о рукав, дабы убедиться, что ни одна капля отравленного вина случайно не осталась в организме. Он прополоскал рот и сообщил следователю, который находился в штате поместья, что в винном погребе человек умер от сердечного приступа. Он даже не поленился продиктовать тому текст заключения. Расследование не понадобится.
Он позаботился и о захоронении, и дородное тело бывшего директора Национального агентства по атомному надзору положили под сикаморой, где со временем, когда сгниет гроб, разложившиеся останки будут неплохим удобрением для старого дерева.
Итак, последнее звено в цепи, связывавшей Харрисона Колдуэлла с ураном, было уничтожено. А это значит, что те двое намного замедлятся в продвижении вперед, если вовсе не зайдут в тупик. Теперь, когда оборваны все ниточки, им до него не добраться. Золота у него более чем достаточно. В настоящий момент компании “Колдуэлл и сыновья” уран больше не нужен.
Но он устранил чувствительного Уилсона не для того, чтобы восседать на троне и проживать свое золото. Он разделается со всеми врагами. Имея золото, можно достичь любой цели, если только взяться за дело с умом.
Сейчас надо проанализировать два момента. Первое — это то, что Браун несколько раз пытался их убить, но безуспешно, и второе — что они убили его без труда. Следовательно, в них есть что-то особенное, что ставит их выше рядового наемного убийцы.
Если золото — это власть, то знание — это руль, который управляет этой властью. И Харрисон Колдуэлл своего добьется! Ему надо выяснить все о самой первой неудаче Брауна, жертвой которой в Мак-Киспорте стали Рыцари ислама. Харрисон Колдуэлл понимал, что для того, чтобы воссоздать историю его новейшей монархии, ему придется начать с самого начала.
Он выяснил, что мелкие жулики, которых нанял Браун, имели при себе мощное оружие, но оно оказалось бессильным против некоей машины. Эта машина с огромной силой крушила кости. Между тем вокруг дома, где были разбросаны тела нападавших, не было обнаружено никаких следов техники.
— Вот смотрите, эти парни, по всей видимости, двигались в сторону дома. Это явствует из отпечатков ног, — сказал частный сыщик, которого Колдуэлл нанял для расследования происшедших убийств. Теперь он сам крепко держал руку на пульсе. Когда дело касалось его жизни, он начинал проявлять исключительную заинтересованность. — Значит, эта машина должна была двигаться вместе с ними, ведь до дома они так и не дошли. Но любой мощный агрегат должен был оставить след на земле. Ничего похожего найдено не было. И поэтому местная полиция решила, что это один из тех самых случаев.
— Каких это — “тех самых”?
— Тех самых загадочных убийств, о которых полиция должна докладывать в Вашингтон.
— С тем чтобы в результате выследить убийцу? — спросил Колдуэлл.
На нем был строгий деловой костюм, он сидел не на троне, а в обычном кресле и внимательно слушал.
— Не знаю, — ответил детектив. — По-моему, это не были преступления какой-то исключительной важности.
Колдуэлл выслушал доклад до конца, поблагодарил и нанял еще одно человека. На этот раз это был руководитель сыскного агентства, работающего в масштабах всей страны. Колдуэлл сказал:
— В Америке совершаются убийства, о которых полиции предписано докладывать в Вашингтон. Такое впечатление, будто по стране разгуливает какая-то странная сила. Она не оставляет следов, но сокрушает с мощью машины. И всем полицейским управлениям предписано докладывать о подобного рода преступлениях куда-то в Вашингтон. Попрошу вас без лишнего шума выяснить, что происходит с этими рапортами. Куда они направляются. Кто с ними работает. Все.
— Мистер Колдуэлл, общенациональное расследование невозможно провести без огласки. Это совершенно нереально. Все наверняка всплывет.
— Тогда выясните только то, что касается случая в Мак-Киспорте. Там недавно произошло такое убийство. Полдюжины черных. Между прочим, срочная работа оплачивается по двойному тарифу.
Частные сыщики обернулись за один день. Дело с рапортами о неординарных преступлениях обстояло так. Загадочные убийства были зафиксированы в шести случаях, включая Мак-Киспорт. Это было похоже на общенациональную программу. Полиции было вменено докладывать обо всех подобных случаях в объединенный комитет, сформированный ФБР и другими секретными службами.
— А где он находится, этот комитет? — поинтересовался Колдуэлл.
— Я рад, что вы спросили. Это самая главная часть нашего расследования. Памятуя о вашей просьбе проявлять осмотрительность, дальше мы не пошли.
— Почему же?
— Потому что у этого комитета нет конкретного адреса. Это компьютерный терминал, к которому не имеет доступ полиция.
— Это не повод прекращать расследование.
— Один из убитых — вот здесь, в штате Юта — оказался братом полицейского. Фараон прямо бушевал оттого, что не было принято никаких мер, потому что все в управлении были уверены, что делом займутся федеральные власти. И он поднял шум. — Детектив еще раз взглянул в свои записи. — И вот послушайте, что случилось дальше. Проверили его налоги и установили задолженность — около двадцати тысяч. Компьютер отозвал его водительские права. Все, что он делал или пытался делать в отношении федеральных властей, было подвергнуто тщательной проверке, и в конце концов нашелся какой-то чиновник в Министерстве сельского хозяйства, который уличил его в укрытии посевных площадей на семейной ферме. Такое впечатление, что стоит только сунутся — и начинаются неприятности. Я не хотел влезать во все это от вашего имени.
— И поступили правильно, — похвалил Колдуэлл.
— Я мог бы быть вам более полезен, если бы вы нашли возможным, насколько считаете нужным, посвятить меня в цель расследования. Зачем это вам?
— Хороший вопрос. Я вам отвечу. Только не сегодня.
Когда тот откланялся, Харрисон Колдуэлл снял трубку.
— Только что ушел, — сказал он. — Можете по-быстрому вычистить его контору?
— Занимаемся этим весь день.
— Хорошо. Теперь это приобретает особое значение.
Потом, конечно, он позвонил человеку, который следил за тем, с кем он только что говорил по телефону. Ему показалось занятным, что сохранение богатства стало более трудоемким делом, чем его получение.
Еще ему пришло в голову, что он обладает природным даром недоверия и вероломства — может быть, самыми важными качествами для монарха. Менестрели слагают баллады о вашем благородстве и великодушии, но корону вы можете сохранить только силой оружия.
Ему, естественно, опять понадобится клинок, но на этот раз это должен быть кто-то почище бедняги Франциско. И ему будет нужен наследник. Смерть — это то, от чего Харрисон Колдуэлл не застрахован даже своими несметными богатствами. Но ему надо во что бы то ни стало отсрочить смерть, к которой его приговорили те двое или тот, кто их послал. Задача состояла в том, чтобы расследовать многочисленные загадочные убийства и тем самым выйти на след объединенного комитета, не обнаружив при этом себя.
Чтобы как следует обдумать эту непростую задачу, он отправился в выложенный золотом бассейн своего поместья в Нью-Джерси. Он отмокал в теплой воде, ощущая под ногами и вокруг гладкое золото. К полуночи решение было найдено. Он не станет таиться. Он выследит эту парочку белым днем. И весь мир поддержит его.
Харрисон Колдуэлл явит миру свою милость. А для этого нужен менестрель, каковым в современном мире является рекламное агентство.
Надев личину филантропа, Харрисон Колдуэлл явился в агентство “Дабл-имидж инкорпорейтед”.
Он сказал, что за свою жизнь заработал немалые деньги. О таком богатстве он и не мечтал. И теперь он хочет поделиться им с другими.
— Я хочу положить конец насилию в Америке.
Поскольку заказчиком был один из богатейших людей на земле, совет директоров агентства решил, что это вполне выполнимо. Учитывая, что этот человек был готов потратить на рекламную кампанию тридцать миллионов долларов, они сочли бы возможным использовать даже лед Арктики для коктейлей.
Художественные директора агентства, питавшиеся бобовыми ростками и общавшиеся с космическими силами, вдруг разом ощутили мощное желание вздернуть всякого, кто совершает насилие.
Вице-президенты компании, которых было множество, ибо в рекламных агентствах они почему-то плодятся как тараканы, были единодушны в том, что в Америке насилие приобретает характер опасной эпидемии. А болезнь надо лечить.
Единственным требованием Колдуэлла был немедленный старт кампании. Он не хотел ждать и месяца. И даже недели. И даже пары дней. Его не волновало, хорошая ли это будет кампания, достаточно ли высоким будет ее художественный уровень. Ему был нужен блиц, который начнется уже завтра — на радио, в газетах и по телевидению, кампания, которая заставит американцев осознать, что им все время лгут. С преступностью в Америке обстоит намного хуже, чем им говорят. Страна истерзана многими сотнями нераскрытых страшных убийств. Полиция должна дать отчет за каждого американца, павшего жертвой преступления, и прекратить свой заговор молчания.
Что вы хотите, ему, например, доподлинно известно о гибели шестерых молодых парней из Бостона, которых зверски убили в Мак-Киспорте, в штате Пенсильвания. Полиция же это убийство оставила незамеченным.
— Убежден, что мы не должны растрачивать наши будущие... — он задумался, подыскивая слово.
— Ресурсы, — подсказал сотрудник, отвечавший за составление рекламных текстов.
— Да, именно. Прекрасное слово. Под угрозой будущие ресурсы нации. Будем называть их ресурсами. Как это вы нашли такое слово?
— Когда о какой-то группе людей вы не можете сказать ничего хорошего, вы называете их ресурсами. Как еще их назвать — “людскими потерями”? Во многих городах есть специальные чиновники по управлению человеческими ресурсами. Они отвечают за всякие бедствия, за выплату пособий, за борьбу с криминальными элементами и так далее. Ресурсы. Или — сообщество. Можно еще назвать это сообществом.
— Это слово мне тоже нравится, — сказал Колдуэлл. Спасем сообщество. Спасем наши людские ресурсы.
Ради спасения ресурсов сообщества Колдуэлл приобрел большое здание и набил его работниками, которым надлежало фиксировать всю информацию, какую захотят предоставить по телефону граждане страны. Когда рекламная кампания набрала силу, целого здания не хватило, чтобы вместить всех, кто вел счет актам насилия в Америке.
— Записывать все жалобы? У вас уйдет на это все состояние, мистер Колдуэлл, — сказал один из советников.
— Мы обязаны спасти ресурсы сообщества, — был ответ.
Бостонские Рыцари ислама, доселе сами представлявшие головную боль для полиции, отныне стали мучениками. Если верить газетам, они погибли, потому что хотели сделать Америку лучше. Никто не удосужился побеседовать с представителями официальных исламистских группировок, которые и слыхом не слыхали о бостонской шестерке.
В суматохе рекламы и публичных выступлении Харрисон Колдуэлл умудрился заполучить то, чего и добивался. Извлекая крохи полезной информации из потоков всякой чепухи и домыслов, его сотрудники создали картину применения исключительного насилия необычными средствами. Места, наглухо закрытые для простых смертных, оказывались взломаны, их обитатели — зачастую убитыми или подвергнутыми таким угрозам, что они готовы были изменить свои показания и выступить свидетелями против самых могущественных королей преступного мира или мафиозных заговоров.
По всей стране ударами невероятной силы, на которые были способны только механизмы, но никак не люди, оказывались убиты самые отъявленные головорезы и прожженные вражеские агенты. Однако, как ни странно, ни в одном случае никаких следов техники обнаружить не удалось.
Почти обо всех случаях этих загадочных убийств были отбиты рапорты в тот самый специальный объединенный комитет ФБР и спецслужб. И ни один убийца не был задержан.
Было ясно, что Харрисон Колдуэлл вышел на след, который приведет его прямо в логово главного врага. Теперь он не сомневался, что как только он выяснит, кто стоит за этим бездействующим комитетом, то будет знать, на кого работают те двое, что охотятся за ним.
А для этого надо прочесать бескрайний лабиринт телекоммуникаций Америки, опросить сотни детективов, специалистов по вычислительной технике и инженеров-связистов. После программы “Спейс-шаттл” это будет самым широкомасштабным и четко скоординированным технологическим проектом.
Впрочем, осуществить его было не так-то сложно. Все решали деньги.
У Смита были большие сомнения, что следы могут привести к нему. Тем не менее он не переставал восхищаться возможностями электронной техники. Существовали, например, машины, способные по остаточному теплу определить, входил ли в помещение человек. Может, были и такие, которые могут установить, кто имел доступ к терминалу? И все же он считал, что принял все меры предосторожности и нагородил достаточно преград. Но на электронные замки есть электронные отмычки.
Сидя в своем кабинете и наблюдая, как на него надвигается вся эта махина, он вдруг почувствовал себя очень уязвимым и очень одиноким.
За махиной в роли Голиафа стоял Харрисон Колдуэлл, человек, ничем себя не проявивший на гражданском поприще, пока не развернул эту кампанию. Смит пока не мог сказать, какие цели преследует Колдуэлл — благие или злые. Но его надо было остановить. И вразумить. Римо справится с этим без труда.
В последние дни Римо что-то не объявлялся. Смит наудачу набрал номер в мотеле, по которому говорил с ним в последний раз. Ему повезло. Римо все еще был там.
Хуже оказалось то, что Римо умер.
— Что?!
— Он только что перестал дышать. Он отказался от врача. Вообще от какой бы то ни было помощи! До самого конца он наотрез отвергал всякую помощь. — Это говорила женщина, которая жила с ним в одном номере.
— Пульс?
— Я не умею щупать пульс.
— Зеркальце у вас есть? — спросил Смит.
— Зачем мне зеркальце?
— Так есть или нет?
— Маленькое дамское зеркальце?
— Да, да.
— Есть. В сумочке у меня зеркало есть.
— Возьмите и поднесите ему к губам.
— А, поняла, если запотеет — значит, дыхание еще есть.
— Вот-вот, — поддакнул Смит.
Он ждал, барабаня пальцами по столу и размышляя, во что же они все влипли. Может, в том, что некоторые приписывают звездам, действительно что-то есть? Уж слишком крупным было невезение, чтобы случиться помимо воли провидения.
Ну, ее только за смертью посылать...
Наконец она снова взяла трубку.
— Он мертв, — всхлипнула она.
Глава одинадцатая
— Ах, Беннет, вы себе представить не можете, как мы одиноки! Так мало людей, которым можно довериться. Но теперь мы знаем, что вам можем доверять всецело.
— Да, да, не сомневайтесь — закивал Уилсон.
— И мы понимаем, что вы не могли не поделиться с кем-нибудь своими неприятностями — ну, например, с женой.
Колдуэлл в неясном свете изучал бутылку. Он откупорил ее небольшим узким кинжалом с украшенной драгоценными камнями рукояткой. Он старался не слишком встряхивать темную бутыль. Хорошее вино всегда с небольшим осадком. Если бы ему подали его за столом, то сначала вину дали бы отстояться и только потом верхний слой был бы перелит в графин, чтобы оттуда уже разливать по бокалам. Но сейчас это были просто два друга в винном погребе, а что такое бутылка, распитая друзьями, даже если и немного мутноватая?
— Поверьте мне, Ваше Величество! Я очень скрытный человек. Я всю жизнь проработал в государственном учреждении и научился не доверять ни единой душе.
Колдуэлл протянул ему бутылку. Уилсон помотал головой.
— Я не хочу пить, сэр.
— Боитесь? — спросил Колдуэлл.
— Нет. Нет! Я вам верю. — И Беннет Уилсон опять чуть не расплакался. Колдуэлл нежно улыбнулся и обнял Уилсона за плечи, после чего отхлебнул вина из горлышка. Затем он с улыбкой протянул бутыль Уилсону.
Уилсон видел, как Колдуэлл отпил, и решил, что опасаться нечего.
— Не подумайте, что я вас в чем-то заподозрил... Ваше... Ваше Величество. Просто здесь так темно... А винные погреба будят во мне подозрительность.
Колдуэлл молча кивнул Уилсону, приглашая отпить.
Держа бутылку двумя руками, Уилсон сделал большой глоток и хотел было протянуть бутылку обратно, но не удержал и выронил. Пальцы не слушались. Бутыль с глухим звоном стукнулась об пол. С таким же глухим стуком ударилась об пол и голова Уилсона.
Он не понял, почему вдруг перед его взором оказался каменный потолок и почему при падении он не почувствовал боли. Руки были при нем, но он не мог и пальцем двинуть. То же самое происходило и с ногами. Потом Его Величество Харрисон Колдуэлл выплюнул то, что держал во рту, на тело Беннета Уилсона — вместе с остатками таблетки, нейтрализовавшей смертоносное действие яда. Смерть могла наступить при малейшем всасывании жидкости слизистой оболочкой рта.
Значит, вино все-таки было отравлено, подумал Уилсон. Эта мысль была какой-то странной, наподобие прозвучавшего издалека туманного недоуменного вопроса, ответ на который уже не имел ровным счетом никакого значения. Как не имела значения уже ни одна его мысль. Тело его одеревенело и умирало. И он знал, что вместе с телом умрет и душа. А потом он уже ничего не знал. И ни о чем не думал.
Колдуэлл отер язык о рукав, дабы убедиться, что ни одна капля отравленного вина случайно не осталась в организме. Он прополоскал рот и сообщил следователю, который находился в штате поместья, что в винном погребе человек умер от сердечного приступа. Он даже не поленился продиктовать тому текст заключения. Расследование не понадобится.
Он позаботился и о захоронении, и дородное тело бывшего директора Национального агентства по атомному надзору положили под сикаморой, где со временем, когда сгниет гроб, разложившиеся останки будут неплохим удобрением для старого дерева.
Итак, последнее звено в цепи, связывавшей Харрисона Колдуэлла с ураном, было уничтожено. А это значит, что те двое намного замедлятся в продвижении вперед, если вовсе не зайдут в тупик. Теперь, когда оборваны все ниточки, им до него не добраться. Золота у него более чем достаточно. В настоящий момент компании “Колдуэлл и сыновья” уран больше не нужен.
Но он устранил чувствительного Уилсона не для того, чтобы восседать на троне и проживать свое золото. Он разделается со всеми врагами. Имея золото, можно достичь любой цели, если только взяться за дело с умом.
Сейчас надо проанализировать два момента. Первое — это то, что Браун несколько раз пытался их убить, но безуспешно, и второе — что они убили его без труда. Следовательно, в них есть что-то особенное, что ставит их выше рядового наемного убийцы.
Если золото — это власть, то знание — это руль, который управляет этой властью. И Харрисон Колдуэлл своего добьется! Ему надо выяснить все о самой первой неудаче Брауна, жертвой которой в Мак-Киспорте стали Рыцари ислама. Харрисон Колдуэлл понимал, что для того, чтобы воссоздать историю его новейшей монархии, ему придется начать с самого начала.
Он выяснил, что мелкие жулики, которых нанял Браун, имели при себе мощное оружие, но оно оказалось бессильным против некоей машины. Эта машина с огромной силой крушила кости. Между тем вокруг дома, где были разбросаны тела нападавших, не было обнаружено никаких следов техники.
— Вот смотрите, эти парни, по всей видимости, двигались в сторону дома. Это явствует из отпечатков ног, — сказал частный сыщик, которого Колдуэлл нанял для расследования происшедших убийств. Теперь он сам крепко держал руку на пульсе. Когда дело касалось его жизни, он начинал проявлять исключительную заинтересованность. — Значит, эта машина должна была двигаться вместе с ними, ведь до дома они так и не дошли. Но любой мощный агрегат должен был оставить след на земле. Ничего похожего найдено не было. И поэтому местная полиция решила, что это один из тех самых случаев.
— Каких это — “тех самых”?
— Тех самых загадочных убийств, о которых полиция должна докладывать в Вашингтон.
— С тем чтобы в результате выследить убийцу? — спросил Колдуэлл.
На нем был строгий деловой костюм, он сидел не на троне, а в обычном кресле и внимательно слушал.
— Не знаю, — ответил детектив. — По-моему, это не были преступления какой-то исключительной важности.
Колдуэлл выслушал доклад до конца, поблагодарил и нанял еще одно человека. На этот раз это был руководитель сыскного агентства, работающего в масштабах всей страны. Колдуэлл сказал:
— В Америке совершаются убийства, о которых полиции предписано докладывать в Вашингтон. Такое впечатление, будто по стране разгуливает какая-то странная сила. Она не оставляет следов, но сокрушает с мощью машины. И всем полицейским управлениям предписано докладывать о подобного рода преступлениях куда-то в Вашингтон. Попрошу вас без лишнего шума выяснить, что происходит с этими рапортами. Куда они направляются. Кто с ними работает. Все.
— Мистер Колдуэлл, общенациональное расследование невозможно провести без огласки. Это совершенно нереально. Все наверняка всплывет.
— Тогда выясните только то, что касается случая в Мак-Киспорте. Там недавно произошло такое убийство. Полдюжины черных. Между прочим, срочная работа оплачивается по двойному тарифу.
Частные сыщики обернулись за один день. Дело с рапортами о неординарных преступлениях обстояло так. Загадочные убийства были зафиксированы в шести случаях, включая Мак-Киспорт. Это было похоже на общенациональную программу. Полиции было вменено докладывать обо всех подобных случаях в объединенный комитет, сформированный ФБР и другими секретными службами.
— А где он находится, этот комитет? — поинтересовался Колдуэлл.
— Я рад, что вы спросили. Это самая главная часть нашего расследования. Памятуя о вашей просьбе проявлять осмотрительность, дальше мы не пошли.
— Почему же?
— Потому что у этого комитета нет конкретного адреса. Это компьютерный терминал, к которому не имеет доступ полиция.
— Это не повод прекращать расследование.
— Один из убитых — вот здесь, в штате Юта — оказался братом полицейского. Фараон прямо бушевал оттого, что не было принято никаких мер, потому что все в управлении были уверены, что делом займутся федеральные власти. И он поднял шум. — Детектив еще раз взглянул в свои записи. — И вот послушайте, что случилось дальше. Проверили его налоги и установили задолженность — около двадцати тысяч. Компьютер отозвал его водительские права. Все, что он делал или пытался делать в отношении федеральных властей, было подвергнуто тщательной проверке, и в конце концов нашелся какой-то чиновник в Министерстве сельского хозяйства, который уличил его в укрытии посевных площадей на семейной ферме. Такое впечатление, что стоит только сунутся — и начинаются неприятности. Я не хотел влезать во все это от вашего имени.
— И поступили правильно, — похвалил Колдуэлл.
— Я мог бы быть вам более полезен, если бы вы нашли возможным, насколько считаете нужным, посвятить меня в цель расследования. Зачем это вам?
— Хороший вопрос. Я вам отвечу. Только не сегодня.
Когда тот откланялся, Харрисон Колдуэлл снял трубку.
— Только что ушел, — сказал он. — Можете по-быстрому вычистить его контору?
— Занимаемся этим весь день.
— Хорошо. Теперь это приобретает особое значение.
Потом, конечно, он позвонил человеку, который следил за тем, с кем он только что говорил по телефону. Ему показалось занятным, что сохранение богатства стало более трудоемким делом, чем его получение.
Еще ему пришло в голову, что он обладает природным даром недоверия и вероломства — может быть, самыми важными качествами для монарха. Менестрели слагают баллады о вашем благородстве и великодушии, но корону вы можете сохранить только силой оружия.
Ему, естественно, опять понадобится клинок, но на этот раз это должен быть кто-то почище бедняги Франциско. И ему будет нужен наследник. Смерть — это то, от чего Харрисон Колдуэлл не застрахован даже своими несметными богатствами. Но ему надо во что бы то ни стало отсрочить смерть, к которой его приговорили те двое или тот, кто их послал. Задача состояла в том, чтобы расследовать многочисленные загадочные убийства и тем самым выйти на след объединенного комитета, не обнаружив при этом себя.
Чтобы как следует обдумать эту непростую задачу, он отправился в выложенный золотом бассейн своего поместья в Нью-Джерси. Он отмокал в теплой воде, ощущая под ногами и вокруг гладкое золото. К полуночи решение было найдено. Он не станет таиться. Он выследит эту парочку белым днем. И весь мир поддержит его.
Харрисон Колдуэлл явит миру свою милость. А для этого нужен менестрель, каковым в современном мире является рекламное агентство.
Надев личину филантропа, Харрисон Колдуэлл явился в агентство “Дабл-имидж инкорпорейтед”.
Он сказал, что за свою жизнь заработал немалые деньги. О таком богатстве он и не мечтал. И теперь он хочет поделиться им с другими.
— Я хочу положить конец насилию в Америке.
Поскольку заказчиком был один из богатейших людей на земле, совет директоров агентства решил, что это вполне выполнимо. Учитывая, что этот человек был готов потратить на рекламную кампанию тридцать миллионов долларов, они сочли бы возможным использовать даже лед Арктики для коктейлей.
Художественные директора агентства, питавшиеся бобовыми ростками и общавшиеся с космическими силами, вдруг разом ощутили мощное желание вздернуть всякого, кто совершает насилие.
Вице-президенты компании, которых было множество, ибо в рекламных агентствах они почему-то плодятся как тараканы, были единодушны в том, что в Америке насилие приобретает характер опасной эпидемии. А болезнь надо лечить.
Единственным требованием Колдуэлла был немедленный старт кампании. Он не хотел ждать и месяца. И даже недели. И даже пары дней. Его не волновало, хорошая ли это будет кампания, достаточно ли высоким будет ее художественный уровень. Ему был нужен блиц, который начнется уже завтра — на радио, в газетах и по телевидению, кампания, которая заставит американцев осознать, что им все время лгут. С преступностью в Америке обстоит намного хуже, чем им говорят. Страна истерзана многими сотнями нераскрытых страшных убийств. Полиция должна дать отчет за каждого американца, павшего жертвой преступления, и прекратить свой заговор молчания.
Что вы хотите, ему, например, доподлинно известно о гибели шестерых молодых парней из Бостона, которых зверски убили в Мак-Киспорте, в штате Пенсильвания. Полиция же это убийство оставила незамеченным.
— Убежден, что мы не должны растрачивать наши будущие... — он задумался, подыскивая слово.
— Ресурсы, — подсказал сотрудник, отвечавший за составление рекламных текстов.
— Да, именно. Прекрасное слово. Под угрозой будущие ресурсы нации. Будем называть их ресурсами. Как это вы нашли такое слово?
— Когда о какой-то группе людей вы не можете сказать ничего хорошего, вы называете их ресурсами. Как еще их назвать — “людскими потерями”? Во многих городах есть специальные чиновники по управлению человеческими ресурсами. Они отвечают за всякие бедствия, за выплату пособий, за борьбу с криминальными элементами и так далее. Ресурсы. Или — сообщество. Можно еще назвать это сообществом.
— Это слово мне тоже нравится, — сказал Колдуэлл. Спасем сообщество. Спасем наши людские ресурсы.
Ради спасения ресурсов сообщества Колдуэлл приобрел большое здание и набил его работниками, которым надлежало фиксировать всю информацию, какую захотят предоставить по телефону граждане страны. Когда рекламная кампания набрала силу, целого здания не хватило, чтобы вместить всех, кто вел счет актам насилия в Америке.
— Записывать все жалобы? У вас уйдет на это все состояние, мистер Колдуэлл, — сказал один из советников.
— Мы обязаны спасти ресурсы сообщества, — был ответ.
Бостонские Рыцари ислама, доселе сами представлявшие головную боль для полиции, отныне стали мучениками. Если верить газетам, они погибли, потому что хотели сделать Америку лучше. Никто не удосужился побеседовать с представителями официальных исламистских группировок, которые и слыхом не слыхали о бостонской шестерке.
В суматохе рекламы и публичных выступлении Харрисон Колдуэлл умудрился заполучить то, чего и добивался. Извлекая крохи полезной информации из потоков всякой чепухи и домыслов, его сотрудники создали картину применения исключительного насилия необычными средствами. Места, наглухо закрытые для простых смертных, оказывались взломаны, их обитатели — зачастую убитыми или подвергнутыми таким угрозам, что они готовы были изменить свои показания и выступить свидетелями против самых могущественных королей преступного мира или мафиозных заговоров.
По всей стране ударами невероятной силы, на которые были способны только механизмы, но никак не люди, оказывались убиты самые отъявленные головорезы и прожженные вражеские агенты. Однако, как ни странно, ни в одном случае никаких следов техники обнаружить не удалось.
Почти обо всех случаях этих загадочных убийств были отбиты рапорты в тот самый специальный объединенный комитет ФБР и спецслужб. И ни один убийца не был задержан.
Было ясно, что Харрисон Колдуэлл вышел на след, который приведет его прямо в логово главного врага. Теперь он не сомневался, что как только он выяснит, кто стоит за этим бездействующим комитетом, то будет знать, на кого работают те двое, что охотятся за ним.
А для этого надо прочесать бескрайний лабиринт телекоммуникаций Америки, опросить сотни детективов, специалистов по вычислительной технике и инженеров-связистов. После программы “Спейс-шаттл” это будет самым широкомасштабным и четко скоординированным технологическим проектом.
Впрочем, осуществить его было не так-то сложно. Все решали деньги.
* * *
Харолд В.Смит видел, как развиваются события, как огромное число технических специалистов прибывает со всех краев для участия в проекте, имевшего целью установить адресат, к которому стекалась информация об убийствах, большая часть коих была делом рук Римо и Чиуна.У Смита были большие сомнения, что следы могут привести к нему. Тем не менее он не переставал восхищаться возможностями электронной техники. Существовали, например, машины, способные по остаточному теплу определить, входил ли в помещение человек. Может, были и такие, которые могут установить, кто имел доступ к терминалу? И все же он считал, что принял все меры предосторожности и нагородил достаточно преград. Но на электронные замки есть электронные отмычки.
Сидя в своем кабинете и наблюдая, как на него надвигается вся эта махина, он вдруг почувствовал себя очень уязвимым и очень одиноким.
За махиной в роли Голиафа стоял Харрисон Колдуэлл, человек, ничем себя не проявивший на гражданском поприще, пока не развернул эту кампанию. Смит пока не мог сказать, какие цели преследует Колдуэлл — благие или злые. Но его надо было остановить. И вразумить. Римо справится с этим без труда.
В последние дни Римо что-то не объявлялся. Смит наудачу набрал номер в мотеле, по которому говорил с ним в последний раз. Ему повезло. Римо все еще был там.
Хуже оказалось то, что Римо умер.
— Что?!
— Он только что перестал дышать. Он отказался от врача. Вообще от какой бы то ни было помощи! До самого конца он наотрез отвергал всякую помощь. — Это говорила женщина, которая жила с ним в одном номере.
— Пульс?
— Я не умею щупать пульс.
— Зеркальце у вас есть? — спросил Смит.
— Зачем мне зеркальце?
— Так есть или нет?
— Маленькое дамское зеркальце?
— Да, да.
— Есть. В сумочке у меня зеркало есть.
— Возьмите и поднесите ему к губам.
— А, поняла, если запотеет — значит, дыхание еще есть.
— Вот-вот, — поддакнул Смит.
Он ждал, барабаня пальцами по столу и размышляя, во что же они все влипли. Может, в том, что некоторые приписывают звездам, действительно что-то есть? Уж слишком крупным было невезение, чтобы случиться помимо воли провидения.
Ну, ее только за смертью посылать...
Наконец она снова взяла трубку.
— Он мертв, — всхлипнула она.
Глава одинадцатая
Нет, Смит определенно чокнутый. Чиун всегда это знал, но все же попытался его урезонить.
— Да, вы уже сказали мне, что он умер. Но что же я могу поделать, раз человек не желает должным образом чтить предков? Вот и приходится расплачиваться.
— Над всей организацией нависла опасность. Вы — наша последняя надежда!
— Всеобщая беда — неуважение к предкам. В любой цивилизации тот, кто почитает свое прошлое, чтит все самое хорошее и полезное.
— Значит, вы помочь не можете?
— Могущество, сила, достоинство и честь Дома Синанджу всегда к вашим услугам, всегда готовы послужить вашей славе и процветанию, — изрек Чиун и повесил трубку, решив, что пора повидаться с Римо.
Он собирался выйти из номера, когда снова раздались звонки. Он не подошел. Это, конечно, Смит.
Внизу к нему обратился служащий отеля и сказал, что кто-то настойчиво пытается с ним связаться.
Чиун взял трубку — вдруг это девица, с которой живет Римо. Но это оказался Смит.
— Я подумал, что нас, наверное, разъединили, поэтому позвонил к портье, чтобы узнать, в отеле ли вы. Мне сказали, что вы как раз спустились. Послушайте, Чиун, у нас проблема. Я не могу говорить с вами по этому телефону. Вы можете мне сами позвонить?
— Да восславится имя твое в веках! С неизменным моим почтением... — молвил Чиун и, повесив трубку, зашагал к выходу.
Мотель, в котором остановился Римо, находился неподалеку. Все произошло раньше, чем Чиун предполагал. И все же Римо так преуспел в Синанджу, что было трудно сказать, где кончается Синанджу и начинается Римо — пока дело не доходило до неучтивости. Тут, конечно, давало себя знать его белое естество.
Женщина в номере Римо была в полном смятении. У постели сидел врач. Отняв стетоскоп от груди больного, он покачал головой.
Римо неподвижно лежал на кровати с закрытыми глазами и обнаженным торсом. На нем были только спортивные трусы. Тело его застыло. Висевшая на цепочке золотая подвеска сбилась к уху.
— Боюсь, уже слишком поздно, — сказал врач.
— Уберите отсюда этого белого, — приказал Чиун, обращаясь к Консуэло.
— Но это врач!
— Никакой он не врач! Он корейца от японца не отличит. Где у него лечебные травы? Где седина, спутница мудрости? Ему от силы лет сорок.
— Римо умер, — сказала Консуэло.
— Уведите его отсюда, — твердил Чиун. — Неужели и это придется делать самому?
— Ваш друг мертв, — сказал врач.
— Что вы понимаете в смерти! Что вы понимаете в смерти?! Вам доводилось убивать?
— Ну хорошо, мне надо оформить акт.
Чиун только махнул рукой. Если этот молокосос хочет самолично доложить начальству, какой он глупец, — это не его, Чиуна, забота.
Когда врач ушел, Чиун объявил, что Римо вовсе не умер.
— Тогда что с ним? С виду он совершенно мертв. Ни пульса. Ни дыхания. Врач сказал, что он умер.
— Его губит упрямство, — сказал Чиун. Он показал на подвеску, съехавшую Римо к уху. — Уберите это!
— Какой толк сейчас убирать какое-то проклятое золото? — недоуменно спросила Консуэло. Уже слишком поздно. Как старик этого не понимает?
— Уберите, — не унимался Чиун.
— Хорошо. Теперь это не имеет значения. Он был хорошим парнем, — сказала Консуэло. Ей захотелось на прощание поцеловать Римо в лоб, укрыть его простыней, чтобы он успокоился навеки. Но вместо того она через голову стянула с него цепочку с подвеской и протянула ее старику азиату. Тот в ужасе шарахнулся. Это был не просто шаг назад — это было какое-то движение, отбросившее его в дальний конец комнаты раньше, чем прозвучал шорох его одежд.
— Не подносите ее ко мне! Уберите. Она проклята!
— Да ладно вам, — устало молвила Консуэло.
— Унесите ее отсюда. Вон. Вон отсюда!
— Я не поняла, что я должна сделать? Подойти к первому встречному и сказать: “Не угодно ли золотую подвеску?”
— Унесите ее отсюда!
— Но она стоит не меньше нескольких сот долларов!
— Вон отсюда!
— Ушам своим не верю, — сказала Консуэло. — Ваш друг умер, а вас больше всего занимает жалкий кусок золота!
— Вон!
— Ну хорошо. Я ухожу. Но вы все-таки ненормальный.
— Червяку лебедь всегда кажется некрасивым, — сказал Чиун.
— Вы меня оскорбляете! — возмутилась Консуэло.
— Ну, кажется, мы наконец поняли друг друга.
Вернувшись, Консуэло увидела, что Чиун сидит рядом с телом. Она не поверила своим глазам: этот старый и верный друг, которого Римо называл не иначе как “папочка”, сидел на кровати и грозил покойнику.
— Ну вот, теперь мы сами убедились. Я не буду тебе говорить, что я давно это знал. Вот до чего тебя довела твоя гордыня! И самоуверенность. А все почему? Надо было слушать, что старшие говорят! Слушать и проявлять почтение к Дому Синанджу, которому ты стольким обязан, который так тебя любил. А ты! — Чиун помолчал и подобрался, дабы полнее выразить переполнявшее его негодование. — Ведь я не возражал против того, что ты служил помешанному императору, хотя на земле есть и по-настоящему почетная работа. Нет, не возражал. Единственное, что мне было от тебя нужно, — это немного уважения, но тебе и этого было для меня жаль! Я и это терпел. И твое неуважение к Синанджу, которое ты демонстрировал изо дня в день, я молча терпел! — Чиун снова замолчал и после некоторых раздумий воскликнул: — Нет, я не должен был это сносить! Вот результат! Вот как ты наказан! Я предупреждал тебя, и ты эту кару заслужил.
— Как вы можете? У меня от вас мурашки бегут, — не выдержала Консуэло.
— А еще и эта девка. Добропорядочная корейская девушка тебе не нравилась...
— И вы для этого выгнали врача? Чтобы читать нотацию покойнику?
Чиун с презрением посмотрел на последнюю подружку Римо. Мальчик совсем распустился. Факт налицо.
— Прошу прощения, мадам, — сказал Чиун.
— Что вы делаете?
— Я говорю с ним по-английски, потому что у него может на время пропасть память на корейский.
— Я не могу в это поверить, — рыдала Консуэло. Она покачала головой и опустилась на пуфик в углу комнаты. — Что я слышу?!
— Ах ты, Фома неверующий. Открой глаза. Взгляни на кончики пальцев. Если ты не в состоянии почувствовать, как к нему возвращается жизнь, потрогай хотя бы, какие они теплые.
— Я не хочу к нему прикасаться.
Чиун не стал спорить. Одним проворным движением руки он притянул ее к кровати. Она перестала плакать.
— Дотронься, — приказал он.
— Я не хочу, — сказала она.
— Дотронься!
Какая-то непреодолимая сила подняла ее руку и опустила на волосатую грудь Римо. Тело еще не остыло. Она почувствовала, как ее рука сильней вдавливается в грудь покойника. Ладонью она ощутила едва слышный толчок. Потом еще. И еще. Сердце билось!
— О Господи, — от изумления она разинула рот. — Вы вернули его к жизни!
— Да нет же, дуреха. Это не подвластно человеку. Даже я не в силах был бы сделать это.
— Но он ожил!
— Он и не умирал. Он был при смерти, но, почувствовав, что слабеет, заглушил все функции организма, чтобы это не совершилось так быстро. Это была не смерть. Это был глубокий сон в целях самозащиты. Я удивлен, что он сумел все сделать правильно. Он сейчас слышит все, о чем мы говорим. Так что будь осторожней! Не вздумай расточать ему похвалы! Я и так уже его испортил.
— Ни разу не слышала, чтобы вы сказали ему доброе слово.
— Говорил, говорил. И много раз. Вот откуда взялась эта самонадеянность. Вот почему я выставлен на посмешище и поругание.
— Когда он поправится?
— Да, вы уже сказали мне, что он умер. Но что же я могу поделать, раз человек не желает должным образом чтить предков? Вот и приходится расплачиваться.
— Над всей организацией нависла опасность. Вы — наша последняя надежда!
— Всеобщая беда — неуважение к предкам. В любой цивилизации тот, кто почитает свое прошлое, чтит все самое хорошее и полезное.
— Значит, вы помочь не можете?
— Могущество, сила, достоинство и честь Дома Синанджу всегда к вашим услугам, всегда готовы послужить вашей славе и процветанию, — изрек Чиун и повесил трубку, решив, что пора повидаться с Римо.
Он собирался выйти из номера, когда снова раздались звонки. Он не подошел. Это, конечно, Смит.
Внизу к нему обратился служащий отеля и сказал, что кто-то настойчиво пытается с ним связаться.
Чиун взял трубку — вдруг это девица, с которой живет Римо. Но это оказался Смит.
— Я подумал, что нас, наверное, разъединили, поэтому позвонил к портье, чтобы узнать, в отеле ли вы. Мне сказали, что вы как раз спустились. Послушайте, Чиун, у нас проблема. Я не могу говорить с вами по этому телефону. Вы можете мне сами позвонить?
— Да восславится имя твое в веках! С неизменным моим почтением... — молвил Чиун и, повесив трубку, зашагал к выходу.
Мотель, в котором остановился Римо, находился неподалеку. Все произошло раньше, чем Чиун предполагал. И все же Римо так преуспел в Синанджу, что было трудно сказать, где кончается Синанджу и начинается Римо — пока дело не доходило до неучтивости. Тут, конечно, давало себя знать его белое естество.
Женщина в номере Римо была в полном смятении. У постели сидел врач. Отняв стетоскоп от груди больного, он покачал головой.
Римо неподвижно лежал на кровати с закрытыми глазами и обнаженным торсом. На нем были только спортивные трусы. Тело его застыло. Висевшая на цепочке золотая подвеска сбилась к уху.
— Боюсь, уже слишком поздно, — сказал врач.
— Уберите отсюда этого белого, — приказал Чиун, обращаясь к Консуэло.
— Но это врач!
— Никакой он не врач! Он корейца от японца не отличит. Где у него лечебные травы? Где седина, спутница мудрости? Ему от силы лет сорок.
— Римо умер, — сказала Консуэло.
— Уведите его отсюда, — твердил Чиун. — Неужели и это придется делать самому?
— Ваш друг мертв, — сказал врач.
— Что вы понимаете в смерти! Что вы понимаете в смерти?! Вам доводилось убивать?
— Ну хорошо, мне надо оформить акт.
Чиун только махнул рукой. Если этот молокосос хочет самолично доложить начальству, какой он глупец, — это не его, Чиуна, забота.
Когда врач ушел, Чиун объявил, что Римо вовсе не умер.
— Тогда что с ним? С виду он совершенно мертв. Ни пульса. Ни дыхания. Врач сказал, что он умер.
— Его губит упрямство, — сказал Чиун. Он показал на подвеску, съехавшую Римо к уху. — Уберите это!
— Какой толк сейчас убирать какое-то проклятое золото? — недоуменно спросила Консуэло. Уже слишком поздно. Как старик этого не понимает?
— Уберите, — не унимался Чиун.
— Хорошо. Теперь это не имеет значения. Он был хорошим парнем, — сказала Консуэло. Ей захотелось на прощание поцеловать Римо в лоб, укрыть его простыней, чтобы он успокоился навеки. Но вместо того она через голову стянула с него цепочку с подвеской и протянула ее старику азиату. Тот в ужасе шарахнулся. Это был не просто шаг назад — это было какое-то движение, отбросившее его в дальний конец комнаты раньше, чем прозвучал шорох его одежд.
— Не подносите ее ко мне! Уберите. Она проклята!
— Да ладно вам, — устало молвила Консуэло.
— Унесите ее отсюда. Вон. Вон отсюда!
— Я не поняла, что я должна сделать? Подойти к первому встречному и сказать: “Не угодно ли золотую подвеску?”
— Унесите ее отсюда!
— Но она стоит не меньше нескольких сот долларов!
— Вон отсюда!
— Ушам своим не верю, — сказала Консуэло. — Ваш друг умер, а вас больше всего занимает жалкий кусок золота!
— Вон!
— Ну хорошо. Я ухожу. Но вы все-таки ненормальный.
— Червяку лебедь всегда кажется некрасивым, — сказал Чиун.
— Вы меня оскорбляете! — возмутилась Консуэло.
— Ну, кажется, мы наконец поняли друг друга.
Вернувшись, Консуэло увидела, что Чиун сидит рядом с телом. Она не поверила своим глазам: этот старый и верный друг, которого Римо называл не иначе как “папочка”, сидел на кровати и грозил покойнику.
— Ну вот, теперь мы сами убедились. Я не буду тебе говорить, что я давно это знал. Вот до чего тебя довела твоя гордыня! И самоуверенность. А все почему? Надо было слушать, что старшие говорят! Слушать и проявлять почтение к Дому Синанджу, которому ты стольким обязан, который так тебя любил. А ты! — Чиун помолчал и подобрался, дабы полнее выразить переполнявшее его негодование. — Ведь я не возражал против того, что ты служил помешанному императору, хотя на земле есть и по-настоящему почетная работа. Нет, не возражал. Единственное, что мне было от тебя нужно, — это немного уважения, но тебе и этого было для меня жаль! Я и это терпел. И твое неуважение к Синанджу, которое ты демонстрировал изо дня в день, я молча терпел! — Чиун снова замолчал и после некоторых раздумий воскликнул: — Нет, я не должен был это сносить! Вот результат! Вот как ты наказан! Я предупреждал тебя, и ты эту кару заслужил.
— Как вы можете? У меня от вас мурашки бегут, — не выдержала Консуэло.
— А еще и эта девка. Добропорядочная корейская девушка тебе не нравилась...
— И вы для этого выгнали врача? Чтобы читать нотацию покойнику?
Чиун с презрением посмотрел на последнюю подружку Римо. Мальчик совсем распустился. Факт налицо.
— Прошу прощения, мадам, — сказал Чиун.
— Что вы делаете?
— Я говорю с ним по-английски, потому что у него может на время пропасть память на корейский.
— Я не могу в это поверить, — рыдала Консуэло. Она покачала головой и опустилась на пуфик в углу комнаты. — Что я слышу?!
— Ах ты, Фома неверующий. Открой глаза. Взгляни на кончики пальцев. Если ты не в состоянии почувствовать, как к нему возвращается жизнь, потрогай хотя бы, какие они теплые.
— Я не хочу к нему прикасаться.
Чиун не стал спорить. Одним проворным движением руки он притянул ее к кровати. Она перестала плакать.
— Дотронься, — приказал он.
— Я не хочу, — сказала она.
— Дотронься!
Какая-то непреодолимая сила подняла ее руку и опустила на волосатую грудь Римо. Тело еще не остыло. Она почувствовала, как ее рука сильней вдавливается в грудь покойника. Ладонью она ощутила едва слышный толчок. Потом еще. И еще. Сердце билось!
— О Господи, — от изумления она разинула рот. — Вы вернули его к жизни!
— Да нет же, дуреха. Это не подвластно человеку. Даже я не в силах был бы сделать это.
— Но он ожил!
— Он и не умирал. Он был при смерти, но, почувствовав, что слабеет, заглушил все функции организма, чтобы это не совершилось так быстро. Это была не смерть. Это был глубокий сон в целях самозащиты. Я удивлен, что он сумел все сделать правильно. Он сейчас слышит все, о чем мы говорим. Так что будь осторожней! Не вздумай расточать ему похвалы! Я и так уже его испортил.
— Ни разу не слышала, чтобы вы сказали ему доброе слово.
— Говорил, говорил. И много раз. Вот откуда взялась эта самонадеянность. Вот почему я выставлен на посмешище и поругание.
— Когда он поправится?