Меррит Абрахам Грэйс. Гори, ведьма, гори!

   И тут я увидел, как канделябр закачался и упал со своего старинного фундамента. Упал прямо на Брейла, и куклу, все еще бьющую иглой в его горло. Неожиданно зеленый свет исчез. По полу раздались мелкие быстрые шаги, как будто бежала большая крыса.
   Мой паралич прошел. Я повернул выключатель и вскочил на ноги. Маленькие фигурки лезли на окно – четыре проворных легких человечка спешили убежать.
   Я увидел в дверях Рикори. По бокам его стояли телохранители, с автоматическими пистолетами и стреляли в окно. Я нагнулся над Брейлом. Он был мертв. Упавший канделябр разбил ему череп. Но… Брейл умер до того, как упал канделябр. Его горло было проткнуто, артерия порвана. Кукла, убившая его, исчезла!

15. ВОЗНИЦА СМЕРТИ

   Я выпрямился и сказал с горечью:
   – Вы были правы, Рикори, ее слуги лучше наших.
   Он не ответил, глядя на Брейла полными жалости глазами.
   – Если все ваши люди исполняют свои обязанности так же, как Мак-Кенн, я считаю чудом, что вы до сих пор живы.
   – Что касается Мак-Кенна,– он печально глянул на меня,– он умен и предан. Я не стал бы обвинять его, не выслушав. И если бы вы, доктор, были откровеннее с нами вечером, Брейл был бы жив.
   Я съежился, в этом было слишком много правды. Я весь дрожал от сожаления, горя в бессильной ярости. Я не должен был этой проклятой гордости давать руководить мною. Если бы я сказал им все, что я испытал и видел в лавке, объяснил бы все детали, попросил бы Брейла снять с меня постгипнотическое внушение, если бы принял предложение Рикори охранять меня, ничего бы не случилось.
   В кабинет собрались люди, привлеченные шумом падения канделябра.
   Я спокойно сказал сиделке:
   – Когда доктор Брейл стоял у моей кровати, упал канделябр и убил его. Работникам госпиталя скажите, что Брейл тяжело ранен и будет отправлен в большой госпиталь. Затем вернитесь с санитаром и вытрите кровь. Канделябр не трогайте.
   – Что вы видели, когда стреляли? – обратился я к людям, когда все ушли.
   Один сказал:
   – Мне показалось, какие-то обезьяны.
   – Или карлики,– добавил второй.
   По лицу Рикори я понял, что он видел.
   По моей просьбе люди Рикори отнесли Брейла в соседнюю комнату и положили на койку. Его лицо и руки были порезаны стеклами, и случайно одна такая рана замаскировала то место, в которое была воткнута игла куклы. Рана была глубока, и, возможно, вызвала вторичный разрыв артерии.
   Я последовал за Рикори в маленькую комнату. Люди положили тело на койку и вернулись в спальню.
   – Что вы намерены делать, доктор? – обратился ко мне Рикори.
   Мне хотелось просто заплакать, но я ответил:
   – Этой случай для следователей. Я должен тотчас же заявить в полицию.
   – Что же вы скажете?
   – Вы видели кукол?
   – Да.
   – И я. Но куклам не поверят. Я скажу, что упал канделябр и стекло проткнуло ему горло. И этому охотно поверят…
   И тут самообладание покинуло меня, и впервые за много лет я заплакал.
   – Рикори, вы были правы, не Мак-Кенн виноват в этом, а я – старческое тщеславие… если бы я рассказал вам все полностью, Брейл был бы жив. Но я этого не сделал… Я убил его.
   Рикори утешал меня, спокойно, как женщина.
   – Это не ваша вина. Вы и не могли поступить иначе, будучи самим собой, имея взгляды, которых вы придерживались всю жизнь. Вашим вполне естественным неверием она и воспользовалась… Но теперь она ничем не воспользуется. Чаша переполнилась.
   Он положил руку мне на плечо.
   – Не говорите ничего полиции, пока мы не получим вестей от Мак-Кенна. Сейчас около четырех. Он должен позвонить.
   – Что вы хотите делать, Рикори?
   – Я убью ведьму,– спокойно сказал он. – Убью ее и девушку. До утра. Я слишком долго ждал. Она больше не будет убивать.
   Я почувствовал слабость и опустился на стул. Рикори дал мне стакан с водой, и я жадно выпил.
   Сквозь шум в ушах я услышал стук в дверь и голос одного из ребят Рикори.
   – Мак-Кенн здесь, босс.
   – Пусть войдет.
   Дверь отворилась, на пороге стоял Мак-Кенн.
   – Я захватил ее.
   Он замолчал, глядя на нас. Глаза его остановились на покрытом простыней теле. Лицо его помрачнело.
   – Что случилось?
   – Куклы убили Брейла,– глухо ответил Рикори. – Ты слишком поздно захватил ее. Почему?
   – Убили Брейла! Боже мой!
   Голос его звучал так, словно ему сжали горло.
   – Где девушка?
   – Внизу в машине, с кляпом во рту.
   – Сядь, Мак-Кенн, в случившемся виноват больше я, чем ты,– сказал я.
   – Разрешите мне судить об этом – ответил Рикори сдержанно. – Мак-Кенн, ты блокировал улицу, как велел доктор?
   – Да, босс.
   – Тогда начни свой рассказ с этого момента.
   Мак-Кенн начал:
   – Она вышла на улицу около 11. Я стоял на восточном конце. Поль – на западном. Я сказал Тони: “Ну, девочка попала в мешок”. Она несла два чемодана. Осмотрелась и пошла к тому месту, где стояла ее машина. Она выехала и направилась в сторону Поля. Я предупредил Поля, чтобы он не хватал ее близко от лавки.
   Поль последовал за ней. Я бросился за ним. Она повернула на Бродвей. Там была пробка, и Поль столкнулся с неудачно подвернувшимся “фордом”. Когда мы выбрались из каши, девка исчезла. Я позвонил Рэду и сказал, чтобы он хватал девку, как только она появится, даже если ее придется схватить на пороге кукольной лавки.
   Нам повезло. Она не сопротивлялась, но мы все-таки связали ее и сунули в рот кляп. В машине было два пустых чемодана. Девка здесь.
   – Давно это было? – спросил я.
   – 10-15 минут назад.
   Я посмотрел на Рикори.
   – Мак-Кенн наткнулся на девку, как раз тогда, когда умер Брейл.
   Рикори кивнул.
   – Что с ней делать? – спросил Мак-Кенн.
   Он смотрел на Рикори, не на меня.
   Рикори молча сжал левую руку, резко раскрыл ее, расставив пальцы.
   – Ладно, босс,– сказал Мак-Кенн и пошел к выходу.
   – Подождите,– сказал я и стал спиной к двери. – Слушайте, Рикори, Брейл был так же дорог мне, как вам Питерс. Но какова бы ни была вина мадам Менделип, эта девушка лишь слепое оружие. Ее воля абсолютно подчинена мастерице кукол. Я подозреваю, что большую часть времени она находится под гипнозом. Не могу забыть, что она пыталась спасти Уолтерс. Не хочу, чтобы ее убили.
   – Если вы правы, ее тем более надо как можно скорее уничтожить,– сказал Рикори,– тогда ведьма не сможет ее использовать.
   – Я не позволю этого, Рикори. И есть на то причина. Я должен задать ей ряд вопросов. Это позволит мне узнать, как мадам Менделип делает эти вещи… тайну кукол, мази… есть ли еще люди, обладающие ее знаниями. Если девушка знает это, я могу заставить ее рассказать.
   – Как? – недоверчиво спросил Мак-Кенн.
   Я ответил угрюмо: “Применяя ту же ловушку, в которую старуха поймала меня”.
   Минуту Рикори серьезно думал.
   – Доктор Лоуэлл,– сказал он,– последний раз я уступаю вам в этом деле. Я считаю, что вы неправы, и что каждая минута жизни этой девушки – угроза для нас всех. Тем не менее, я вам уступаю… в последний раз.
   – Мак-Кенн,– сказал я,– приведи девушку в мой кабинет.
   Я пошел вниз. Мак-Кенн и Рикори шли следом за мной. Там никого не было.
   Я поставил на стол зеркало Льюиса, употребляемое для гипноза в госпитале. Оно состояло из двух параллельных рядов маленьких рефлекторов, вращающихся в разных направлениях. Луч света освещает их таким образом, что их поверхности то вспыхивают, то темнеют. Этот аппарат должен был подействовать на девушку, чувствительную к гипнозу. Я поставил удобный стул под нужным углом и притушил свет так, чтобы он не мешал.
   Едва я кончил приготовления, как привели девушку. Ее посадили на стул и вынули кляп.
   Рикори сказал:
   – Тонни, пойди к машине. Мак-Кенн, останься здесь.

16. КОНЕЦ КОЛДУНЬИНОЙ ДЕВУШКИ

   Девушка уже не сопротивлялась. Она, казалось, ушла в себя и глядела на меня своим обычным туманным взглядом.
   Я взял ее за руки. Они были безжизненны, холодны. Я сказал ей ласково.
   – Дитя мое, никто здесь не причинит тебе вреда. Отдохни и успокойся. Засни, если хочешь, засни.
   Она продолжала бессмысленно смотреть на меня. Я отпустил ее руки, сел напротив нее и включил аппарат. Она взглянула на зеркала и больше не отрывалась от них, как завороженная. Напряжение ее тела ослабло, она облокотилась на спинку стула. Ресницы ее начал опускаться.
   – Спи,– сказал я мягко. – Здесь никто не тронет тебя. Спи… спи…
   Глаза ее закрылись, она вздохнула. Я сказал:
   – Ты спишь. Ты не проснешься, пока я не разбужу тебя.
   Она повторила последнюю фразу тихим, совсем детским голосом.
   Я остановил вращение зеркал и сказал:
   – Я задам тебе несколько вопросов. Ты ответишь правду. Ты не сможешь солгать. Ты это знаешь.
   Она повторила про себя:
   – Я не могу солгать. Я это знаю.
   Я не мог бросить победного взгляда на Рикори и Мак-Кенна. Рикори крестился, глядя на меня широко раскрытыми глазами, полными ужаса. Я знал, что он думает, что я тоже знаю какое-то колдовство. Мак-Кенн сидел, нервно перебирал пальцами и смотрел на девушку.
   Я начал спрашивать, стараясь выбирать вопросы, которые не взволновали бы ее.
   – Ты действительно племянница мадам Менделип?
   – Нет.
   – Кто ты?
   – Я не знаю.
   – Когда ты стала жить с ней и почему?
   – 30 лет назад она взяла меня из приюта в Вене. Я – сирота, подкидыш. Она научила меня называть ее тетей.
   – Где вы жили после этого?
   – В Берлине, Лондоне, Праге, Варшаве, Париже.
   – И везде она делала кукол?
   Девушка не ответила, она содрогнулась, ее ресницы начали дрожать.
   – Спи. Ты не можешь проснуться, пока я не разбужу тебя. Отвечай на вопрос.
   – Да.
   – И они убивали во всех этих городах?
   – Да.
   – Успокойся. Спи, никто тебя не обидит.
   Ее волнение снова усилилось, и я сменил тему.
   – Где родилась мадам Менделип?
   – Не знаю.
   – Сколько ей лет?
   – Не знаю. Когда я спрашивала, она смеялась и говорила, что время для нее ничего не значит. Мне было пять лет, когда она взяла меня. Она и тогда выглядела так же, как и сейчас.
   – Есть ли у нее сообщники… я подразумеваю – еще мастера кукол?
   – Один. Она научила его. Он был ее любовником в Праге.
   – Ее любовником? – воскликнул я недоверчиво.
   Перед моими глазами встало ее огромное жирное тело, большой бюст, тяжелое лошадиное лицо.
   Девушка сказала:
   – Я знаю, о чем вы думаете. Но она имеет другое тело. Она носит его, когда хочет, красивое тело. Ему-то и принадлежат ее глаза, руки, голос. Когда она одевает это тело, она ужасающе прекрасна. Я видела ее такой много раз.
   Другое тело! Иллюзия, конечно… Как комната, описанная Уолтерс, которую и я видел один момент, выбиваясь из паутины гипноза, которой она меня оплела. Картина, нарисованная ее мозгом, в мозгу этой девушки. Я откинул это и принялся за основное.
   – Она убивает мазью и куклами, не так ли?
   – Да.
   – Сколько она убила мазью в Нью-Йорке?
   Она ответила не прямо.
   – Она сделала 14 кукол с тех пор, как мы здесь.
   Значит, я знал не о всех случаях.
   – А сколько убили куклы?
   – Двадцать.
   Я услышал, как выругался Рикори, и бросил на него предостерегающий взгляд. Он наклонился вперед, бледный и напряженный. Мак-Кенн сидел тихо.
   – Как она делает кукол?
   – Не знаю.
   – А мазь?
   – Она ее делает тайно.
   – А что оживляет кукол?
   – Делает их живыми?
   – Да.
   – Что-то от мертвых.
   Рикори снова тихо выругался.
   – Если ты не знаешь, как делаются куклы, то что делает их живыми? Что это?
   Она молчала.
   – Ты должна отвечать мне. Ты должны слушать меня. Говори.
   Она сказала:
   – Ваши вопросы не ясны. Я сказала, что-то от мертвых делает их живыми. Что вы еще хотите знать?
   – Начни с того, как люди позируют для куклы, когда впервые приходят к мадам Менделип, и кончи последним шагом, когда кукла оживает.
   Она заговорила медленно.
   – Она говорит, к ней должны придти по собственному желанию. Человек должен без всякого принуждения согласиться, чтобы из него сделали куклу. То, что он не знает, на что идет, ничего не значит. Она должна немедленно начать первую модель. Она говорит, что мазь освободит жителя мозга, он придет к ней и войдет в куклу. Она говорит, что это не единственный житель мозга, но до других ей дела нет. И она выбирает не всех, кто к ней приходит. Я не знаю, по какому признаку она их выбирает. Она кончает куклу – вторую – и тот, кто позировал, умирает. А кукла оживает. Она слушается ее, они все слушаются ее… – Она замолчала, затем сказала, как бы раздумывая:
   – Все, кроме одной.
   – Кого же?
   – Вашей сиделки. Она не слушается. Моя тетя мучает ее, наказывает, но не может подчинить ее себе. Прошлую ночь я привезла маленькую сиделку с другими куклами – убить человека, которого прокляла моя… тетя. Она дралась с другой куклой и спасла человека. Это что-то, чего моя тетя не может понять. Это смущает ее… и это дает мне… надежду…
   Ее голос заглох. Затем она внезапно сказала громко и твердо:
   – Вы должны спешить. Мне нужно вернуться за куклами. Скоро она начнет искать меня. Я должна идти… или она придет за мной сюда… и убьет меня.
   – Ты привезла кукол, чтобы убить меня?
   – Конечно.
   – А где куклы сейчас?
   – Ваши люди сейчас схватили меня, т.е. раньше, чем они появились. Они идут ко мне. Они быстро ходят, если надо. Без меня им труднее, но они вернутся домой.
   – Зачем куклы убивают?
   – Чтобы доставить… удовольствие ей.
   – Я не знаю, что она говорит,– начала она, и вдруг с отчаянием, как испуганное дитя, она прошептала: – Она ищет меня! Ее глаза смотрят на меня, ее руки ищут… Она видит меня! О, спрячьте скорее!
   – Спи крепче,– сказал я. – Глубже, глубже засни. Теперь она не может найти тебя. Ты спрятана.
   – Я сплю крепко,– прошептала она. – Она потеряла меня. Но она ищет, все ищет меня.
   Рикори и Мак-Кенн вскочили.
   – Вы верите, что ведьма ищет ее?
   – Нет,– ответил я,– но это вполне возможно. Девушка была во власти этой женщины так долго и так полно, что ее реакция стала естественна. Это может быть результатом внушения или ее собственного подсознательного мышления. Она нарушила распоряжение и боится наказания, если…
   Девушка закричала в агонии страха:
   – Они тянутся ко мне! Она нашла меня!
   – Спи, спи крепче! Она не может повредить тебе! Она опять потеряла тебя!
   Она не ответила, но где-то в ее горле слышался слабый стон.
   – Иисус! – сказал хрипло Мак-Кенн, помогите же ей!
   Глаза Рикори неестественно ярки, они блестят на побледневшем лице.
   – Пусть умрет! Это избавит нас от лишних тревог.
   Я сказал девушке строго:
   – Слушай меня и подчиняйся. Я буду считать до пяти. Когда досчитаю до пяти, проснись! Проснись сразу же! Ты должны проснуться так быстро, чтобы она не успела схватить тебя!
   Я стал медленно считать. Я боялся, что быстрое пробуждение может вредно подействовать на ее больной мозг.
   Раз… два… три…
   Девушка вскрикнула, а затем…
   – Она поймала меня! Ее руки сжимают мне сердце! А-а-а!
   Ее тело поникло, по нему пробежали спазмы, затем оно обмякло и соскользнуло со стула. Глаза остекленели, челюсть отвисла…
   Я расстегнул платье, послушал сердце. Оно не работало.
   И затем вдруг из ее мертвого горла послышался голос, похожий на орган, прекрасный, полный угрозы и недовольства…
   – Вы глупцы…
   Голос мадам Менделип…

17. ВЕДЬМА, СГОРИ!

   Странно, но Рикори был наиболее спокоен из всех нас. Я дрожал. Мак-Кенн, хотя и не слышал никакого голоса мастерицы кукол, был поражен. Наконец Рикори сказал:
   – Вы уверены, что она умерла?
   – К сожалению, да.
   Рикори кивнул Мак-Кенну.
   – Отнеси ее обратно в машину.
   – Что вы хотите делать, Рикори?
   Он ответил:
   – Убить ведьму,– и добавил иронически. – В смерти они не должны быть разделены. И в аду они тоже будут гореть вместе!
   Он внимательно посмотрел на меня.
   – Вы не одобряете этого, доктор?
   – Рикори, я не знаю. Сегодня я мог бы убить ее собственноручно… но сейчас ярость прошла. То, что вы хотите сделать, против всех инстинктов, привычек, идеалов, понятия о справедливости, наказании. Это для меня просто убийство.
   – Вы слышали девушку. 20 человек только в этом городе убито куклами и 14 превращены в кукол. 14 человек умерли, как Питерс.
   – Но, Рикори, ни один суд не примет показаний под гипнозом, как действительные. Это может быть правда, может – нет. Девушка была ненормальной. Все, что она говорила, могло быть плодом ее больного воображения.
   Он ответил:
   – Нет, ни один земной суд не признает.
   И сжал мое плечо.
   – А вы верите?
   Я не мог ответить, так как в глубине души верил, что это правда.
   – То-то,– сказал Рикори. – Вы ответили мне, доктор. Вы знаете так же, как и я, что девушка не лгала. И знаете, что закон не может наказать ведьму. И убив ее, я не буду убийцей! Нет, я буду орудием мщения.
   Мне нечего было ответить.
   Мак-Кенн вышел со своей легкой ношей.
   Рикори сказал:
   – Доктор, вы должны поехать со мной и быть свидетелем расправы.
   Меня передернуло.
   – Рикори, я не могу. Я измучен телом и душой. Я слишком много перенес сегодня.
   – Вы должны поехать,– перебил он меня,– даже если нам придется связать вас. Если вы останетесь, ваши научные знания могут победить, и вы помешаете мне совершить то, что я поклялся сделать Иисусом Христом, его Святой матерью и всеми святыми. Вы можете поддаться слабости и передать все дело полиции. Я не могу рисковать. Я уважаю вас, доктор, больше того, я привязан к вам. Но, повторяю вам, что если бы моя собственная мать постаралась остановить меня сегодня, я оттолкнул бы ее в сторону так же грубо, как сейчас вас.
   – Я поеду с вами, Рикори.
   – Тогда прикажите сиделке подать мою одежду. Пока все не будет кончено, мы будем вместе.
   Я снял трубку телефона и отдал соответствующие указания.
   Вернулся Мак-Кенн. Рикори спросил:
   – Кто сейчас в машине?
   – Ларсен и Картелло.
   – Хорошо. Мы едем к ведьме. Возможно, она знает это, благодаря мертвым ушам девушки. Неважно. Будем считать, что она ничего не знает. Дверь лавки запирается на задвижку?
   – Я не был в лавке, босс,– сказал Мак-Кенн. – Я не знаю, но есть стеклянная панель в двери. Если есть задвижка, мы сможем открыть ее. Тони захватит инструменты, пока вы одеваетесь.
   – Доктор,– Рикори повернулся ко мне,– можете вы дать слово, что не перемените решения ехать с нами и не будете делать никаких попыток помешать мне?
   – Я даю слово, Рикори.
   – Мак-Кенн, можешь не возвращаться. Жди нас в машине.
   Рикори оделся. Когда мы вышли, часы пробили час ночи. Я вспомнил, что все это началось неделю назад в этот же час…
   Я ехал на заднем сиденьи вместе с Рикори. Между нами была мертвая девушка. Против нас сидели Ларсен и Картелло, первый – крупный швед, второй – маленький итальянец. Человек по имени Тони вел машину, рядом с ним сидел Мак-Кенн.
   Через 20 минут мы были в нижней части Бродвея. Небо было покрыто тяжелыми тучами, с моря дул холодный ветер. Я задрожал, но не от холода.
   Мы медленно подъехали к углу улицы, где была лавка. Улицы были мертвы, ни души не было кругом.
   Рикори приказал Тони:
   – Остановись против лавки. Мы войдем. Поезжай за угол и жди нас там.
   Мое сердце тяжело билось. Ночь была так темна, что, казалось, поглощала свет фонарей. В лавке не было света, вход был погружен в глубокую темень. Выл ветер. Я подумал, смогу ли я перейти через порог, или запрет мастерицы кукол до сих пор имеет надо мной власть.
   Мак-Кенн вышел из машины, неся в руках тело девушки. Он прислонил его к стене в тени у входа. Рикори, я, Ларсен и Картелло последовали за ним. Машина отъехала, и снова меня охватило чувство нереальности и кошмара, которое я ощущал с тех пор, как мои пути пересеклись со странной тропой мастерицы кукол…
   Картелло обклеил дверь каким-то резиноподобным веществом. В центре ее он прикрепил маленькую вакуумную резиновую чашечку. Потом он вынул из кармана инструмент и вырезал им круг в стекле сантиметров 30 в диаметре. Держа в руке вакуумную чашечку, он слегка постучал по стеклу резиновым молоточком. Стеклянный круг оказался в его руке.
   Все было сделано абсолютно бесшумно. Он опустил руку в отверстие и повозился несколько секунд. Дверь бесшумно открылась. Мак-Кенн внес мертвую девушку. Молча, как призраки, вошли мы в кукольную лавку. Картелло быстро вставил стеклянный круг на место. Я мог смутно видеть дверь, открывшуюся в коридор, ведущий в ужасную комнату.
   Картелло повозился с дверью несколько секунд и открыл ее. Рикори вошел первый, за ним Мак-Кенн, с девушкой в руках. Мы прошли как тени по коридору и остановились у последней двери. Она открылась раньше, чем мы успели дотронуться до нее. Мы услышали голос мастерицы кукол.
   – Войдите, джентльмены. С вашей стороны было очень любезно привезти ко мне мою дорогую племянницу. Я бы встретила вас у входа, но ведь я только старая испуганная женщина!
   Мак-Кенн прошептал:
   – Отойдите, босс! – Он держал тело девушки на левой руке, как щит, а правой направил револьвер на старуху.
   Рикори слегка отодвинул его. Держа наготове автомат, он переступил порог. Я последовал за Мак-Кенном, двое остальных вошли за мной.
   Я быстро оглядел комнату. Мастерица сидела за столом и шила. Она была спокойна, совершенно спокойна. Ее белые пальцы как бы танцевали в ритм стежкам. Она даже не взглянула на нас.
   От камина шел жар. В комнате было очень тепло, и она была полна каким-то сильным приятным ароматом, незнакомым мне. Я взглянул на шкапчик с куклами. Он был открыт. Куклы стоял ряд за рядом, глядя на нас зелеными, голубыми, серыми, черными глазами, и вид у них был такой живой, как будто это были карлики на какой-то шутовской выставке. Их было много, сотни.
   Одни были одеты так, как одеваемся мы в Америке, другие – как немцы, испанцы, французы, англичане, многие были в костюмах, неизвестных мне национальностей. Балерина, кузнец с поднятым молотком, французский солдат, немецкий студент со шпагой в руке и шрамом на лице, апаш с ножом в руке и сумасшедший, с желтым лицом кокаиниста, рядом с ним женщина, с порочным ртом уличной девки, жокей… достаточно для одной мастерицы!
   Куклы, казалось, были готовы броситься прямо на нас.
   Я старался успокоиться, привести в порядок свои мысли, чтобы выдержать их взгляды, убедить себя, что это только безжизненные куклы. Я заметил пустой шкапчик… еще один… и еще… шесть шкапчиков без кукол. Не было тех четырех марширующих ко мне кукол, которых я наблюдал, лежа в параличе, освещенный зеленым светом. И не было Уолтерс… Я отвел взгляд от наблюдавших за мной кукол.
   Старуха все еще спокойно шила, как будто она была одна, не видела нас и пистолеты, направленные в ее грудь. Она шила тихо и напевала. На столе перед ней лежала кукла Уолтерс. Ее ручки были связаны в запястьях веревочкой с узелками из пепельных волос. Они были обрезаны много раз и к ним была привязана игла-кинжал!
   Описывать это долго, но для того, чтобы увидеть все это, нам понадобилось несколько долей секунды. Занятие мастерицы кукол, ее полное безразличие к нам, тишина, создали как бы экран между нами и ею, этот барьер становился все плотнее. Острый приятный запах все усиливался.
   Мак-Кенн уронил тело девушки на пол. Он пытался что-то сказать, но это удалось ему только с третьей попытки. Он сказал Рикори хриплым, странным голосом:
   – Убейте ее… или я сам.
   Рикори не двигался. Он стоял, застывший, с автоматом, направленным в сердце старухи. Глаза его не отрывались от ее танцующих рук. Казалось, он не слушал Мак-Кенна или не обращал на него внимания… а она продолжала петь… ее пение напоминало пчел… было необычайно приятным… оно собирало сон… как пчелы собирают мед… сон…
   Рикори прыгнул вперед и ударил автоматом по руке старухи. Рука упала, пальцы начали извиваться, ужасно было видеть, как длинные белые пальцы дрожали и извивались как змеи с перебитыми спинами… Рикори поднял автомат для второго удара.
   Прежде, чем он смог это сделать, она вскочила на ноги, перевернув стол. По комнате пронесся какой-то шепот, и куклы, казалось, наклонились вперед. Глаза мастерицы кукол глядели на нас. Они были как горящие черные солнца, в которых плясали языки красного пламени.
   Ее воля охватывала нас и подчиняла. Она была ощутима, как волна. Я чувствовал, как она бьется об меня, словно что-то материальное. Какое-то бессилие охватило меня. Я знал, что она охватывает всех моих товарищей. Рука Рикори, сжимавшая автомат, разжалась и побелела… Еще раз мастерица кукол одолела нас.
   Я прошептал:
   – Не смотрите на нее, Рикори… Не смотрите ей в глаза!
   С огромным усилием я отвел глаза от ее огромных горящих черных глаз. Я взглянул на куклу Уолтерс. С огромным трудом я двинулся к ней, не знаю, почему, но я сделал попытку схватить ее. Но старуха опередила меня и, схватив здоровой рукой, прижала ее к груди.
   Она закричала, и вибрирующая мелодия ее голоса действовала на каждый нерв, увеличивая охватившую нас летаргию.
   – Не смотреть на меня?! Глупцы! Вы не можете делать ничего другого!
   И тут начался тот странный эпизод, который был началом конца.
   Аромат, которым наполнилась комната, казалось, пульсировал, становился все сильнее. Что-то похожее на блестящий туман клубилось в воздухе и покрывало мастерицу кукол, пряча от нас лошадиное лицо и уродливое тело. Только глаза блестели сквозь туман… Туман внезапно рассеялся. Перед нами стояла женщина захватывающей дух красоты – высокая, тонкая, изящная. Совершенно нагая. Черные шелковистые волосы покрывали ее, спускались до колен. Сквозь них сияло золотистое тело. Только глаза, руки да кукла, прижатая к одной из высоких округлых грудей, говорили о том, кто она…