Страница:
Еврейские шпионы сообщили Давиду о реакции филистимлян. Тогда Авиафар продолжил свой рассказ о ковчеге:
– Когда семьдесят лет тому назад они забрали его из храма иудеев близ Афек и перенесли в храм Дагона, в Азоте, ковчег был установлен около большой статуи филистимского бога. На следующий день статуя упала со своего пьедестала. Но азотяне снова поставили ее. На другой день Дагон упал опять: его голова отделилась от туловища, а две руки сломались. Это было не очень хорошим предзнаменованием, хотя некоторые вздорные люди утверждали, что это явление объяснялось естественным образом: ковчег был поставлен на платформу статуи. Платформа была неровной, и поэтому вес ковчега выводил ее из равновесия.
Это было еще допустимо. Однако, несмотря на то что ковчег вынесли из храма, вскоре после нашествия крыс в Азоте началась эпидемия. От бубонной чумы после жутких страданий погибло много филистимлян. Мало того, многие страдали от сильной диареи и ужасного геморроя. После всех этих событий правитель Азота решил ни одного дня более не оставлять ковчег в городе. После совещания царей было решено перевезти его в Геф. И в том городе тоже было нашествие крыс и разразилась бубонная чума.
Из Гефа ковчег отправили в Аскалон, но жители города потребовали отправить этот ковчег несчастий к иудеям.
В течение семи лет ковчег находился в руках филистимлян, и они не знали, как от него избавиться. Пять филистимских царей совещались со своими священниками и прорицателями.
– Верните ковчег Израилю, – сказали знатоки необычайных явлений, – и сделайте им подарок, чтобы изгнать из нас злых духов. Не будем повторять ошибки египтян, которые были поражены семью погаными ранами, потому что подвергли гонениям древних иудеев.
– Какой подарок?
– Изготовьте из золота бубоны, геморрой и крыс – один бубон, один геморрой и одна крыса на одного царевича.
Царевичи под впечатлением сказанного повиновались. Недовольные странными подарками священники и прорицатели потребовали, чтобы ковчег был отправлен к древним иудеям на роскошной повозке, специально изготовленной для этого случая и запряженной двумя коровами, никогда не ходившими в упряжке. На этой же повозке находился ценный деревянный сундук с предметами из золота, имитировавшими известные бедствия, которым подверглись филистимляне. Гонцы были уполномочены известить иудеев о возвращении к ним ковчега.
Таким образом, он был доставлен с эскортом в Вефсамис. Великолепный эскорт: пять филистимских царевичей в праздничной одежде, полном вооружении, касках и сапогах, с напомаженными кудрями и вычищенными копьями. Было время жатвы. Необычный золотой сундук сверкал под солнечными лучами.
Коровы остановились перед фермой некоего Иисуса – это было истолковано как божественный знак. Священники местного храма поспешили поднять сначала ковчег, а затем сундук с подарками. Первый был поставлен на большой камень, а затем перенесен в палатку; что касается бубонов, крыс и геморроя из золота, принесенных филистимлянами в жертву повинности Господу, то их было по одному за Азот, Газа, Аскалона, Гефа и Аккарона. Коров принесли в жертву, а то, что осталось, поделили между жителями Вефсамиса, что послужило поводом к большому празднику.
Вдоволь посмеявшись над геморроями, бубонами и крысами из золота, Давид спросил:
– А почему ковчег не находится более в Вефсамисе?
– Потому что вефсамитяне не верили в божественный союз, – ответил Авиафар. – Когда эти люди пришли посмотреть ковчег, они решили, что он принесет им несчастья, и отказались принять участие в празднествах. В результате семьдесят вефсамитян умерли.
– Это и правда опасный предмет, – прошептал Давид.
Авиафар сделал вид, что не услышал, и продолжил:
– Люди из Вефсамиса были так напуганы этим новым бедствием, что сказали: «Никто не вечен перед Богом, святой Боже». И отправили гонцов в Кириафиарим, чтобы спросить, не хотят ли они взять на себя охрану ковчега. Те согласились, и ковчег отправился в Кириафиарим. Его доверили святому человеку, Аминадаву, в доме которого он и находится. Но Аминадав умер, и отныне его сын Елеазар охраняет ковчег.
– С ним ничего не случилось?
– Нет, – ответил Авиафар.
Глава 8
Глава 9
Глава 10
– Когда семьдесят лет тому назад они забрали его из храма иудеев близ Афек и перенесли в храм Дагона, в Азоте, ковчег был установлен около большой статуи филистимского бога. На следующий день статуя упала со своего пьедестала. Но азотяне снова поставили ее. На другой день Дагон упал опять: его голова отделилась от туловища, а две руки сломались. Это было не очень хорошим предзнаменованием, хотя некоторые вздорные люди утверждали, что это явление объяснялось естественным образом: ковчег был поставлен на платформу статуи. Платформа была неровной, и поэтому вес ковчега выводил ее из равновесия.
Это было еще допустимо. Однако, несмотря на то что ковчег вынесли из храма, вскоре после нашествия крыс в Азоте началась эпидемия. От бубонной чумы после жутких страданий погибло много филистимлян. Мало того, многие страдали от сильной диареи и ужасного геморроя. После всех этих событий правитель Азота решил ни одного дня более не оставлять ковчег в городе. После совещания царей было решено перевезти его в Геф. И в том городе тоже было нашествие крыс и разразилась бубонная чума.
Из Гефа ковчег отправили в Аскалон, но жители города потребовали отправить этот ковчег несчастий к иудеям.
В течение семи лет ковчег находился в руках филистимлян, и они не знали, как от него избавиться. Пять филистимских царей совещались со своими священниками и прорицателями.
– Верните ковчег Израилю, – сказали знатоки необычайных явлений, – и сделайте им подарок, чтобы изгнать из нас злых духов. Не будем повторять ошибки египтян, которые были поражены семью погаными ранами, потому что подвергли гонениям древних иудеев.
– Какой подарок?
– Изготовьте из золота бубоны, геморрой и крыс – один бубон, один геморрой и одна крыса на одного царевича.
Царевичи под впечатлением сказанного повиновались. Недовольные странными подарками священники и прорицатели потребовали, чтобы ковчег был отправлен к древним иудеям на роскошной повозке, специально изготовленной для этого случая и запряженной двумя коровами, никогда не ходившими в упряжке. На этой же повозке находился ценный деревянный сундук с предметами из золота, имитировавшими известные бедствия, которым подверглись филистимляне. Гонцы были уполномочены известить иудеев о возвращении к ним ковчега.
Таким образом, он был доставлен с эскортом в Вефсамис. Великолепный эскорт: пять филистимских царевичей в праздничной одежде, полном вооружении, касках и сапогах, с напомаженными кудрями и вычищенными копьями. Было время жатвы. Необычный золотой сундук сверкал под солнечными лучами.
Коровы остановились перед фермой некоего Иисуса – это было истолковано как божественный знак. Священники местного храма поспешили поднять сначала ковчег, а затем сундук с подарками. Первый был поставлен на большой камень, а затем перенесен в палатку; что касается бубонов, крыс и геморроя из золота, принесенных филистимлянами в жертву повинности Господу, то их было по одному за Азот, Газа, Аскалона, Гефа и Аккарона. Коров принесли в жертву, а то, что осталось, поделили между жителями Вефсамиса, что послужило поводом к большому празднику.
Вдоволь посмеявшись над геморроями, бубонами и крысами из золота, Давид спросил:
– А почему ковчег не находится более в Вефсамисе?
– Потому что вефсамитяне не верили в божественный союз, – ответил Авиафар. – Когда эти люди пришли посмотреть ковчег, они решили, что он принесет им несчастья, и отказались принять участие в празднествах. В результате семьдесят вефсамитян умерли.
– Это и правда опасный предмет, – прошептал Давид.
Авиафар сделал вид, что не услышал, и продолжил:
– Люди из Вефсамиса были так напуганы этим новым бедствием, что сказали: «Никто не вечен перед Богом, святой Боже». И отправили гонцов в Кириафиарим, чтобы спросить, не хотят ли они взять на себя охрану ковчега. Те согласились, и ковчег отправился в Кириафиарим. Его доверили святому человеку, Аминадаву, в доме которого он и находится. Но Аминадав умер, и отныне его сын Елеазар охраняет ковчег.
– С ним ничего не случилось?
– Нет, – ответил Авиафар.
Глава 8
ДВА ТЯЖЕЛЫХ ЗОЛОТЫХ ХЕРУВИМА
Те филистимляне, которые намеревались напасть на иудеев во время перевоза ковчега, вопреки большим несчастьям, угрожавшим им, изменили свое решение по другой причине. Более тридцати тысяч иудеев ответили на призыв Давида пойти в Кириафиарим. Они заполнили всю долину у подножия Иерусалима, и хотя они принесли с собой кое-какие продукты, создались некоторые трудности с организацией кормления и обеспечения водой в течение недели, пока длились сборы.
Наконец Давид повелел отправляться в путь, загремели трубы, и кортеж тронулся.
Во главе стал сам Давид и двенадцать священников, за ними следовали пять тысяч вооруженных человек, колесницы, завоеванные у филистимлян, всадники, лучники, пехотинцы. Два быка тащили роскошную повозку, покрытую красной материей. Далее шли представители от Эммауса до Кириафиарима – настоящее массовое переселение. Все они двигались с удивительной медлительностью. Филистимские всадники, обосновавшиеся на высоте, с изумлением смотрели на это перемещение.
Давид первым прибыл в Кириафиарим, сопровождаемый священниками и своими офицерами, а также двенадцатью трубачами. Он поднялся на холм, на вершине которого возвышался дом Аминадава. Это был скромный дом, стоявший вдали от дороги. Старый человек в колпаке пошел открывать. Двое расторопных мальчишек выскочили из дома через окно, чтобы полюбоваться зрелищем, какого они никогда еще не видели. Елеазар удивленно смотрел на величественного человека, который стоял перед ним в пурпурном плаще, украшенном золотом, двенадцать священников за его спиной, на военных, затем взгляд остановился на толпе народа, растянувшейся до горизонта. Его глаза наполнились слезами.
– Ты – царь, – сказал он. – Ты – Давид.
Давид кивнул головой. Елеазар широко открыл дверь.
– Ты пришел за ковчегом. Настало время ему сменить пребывание. Я стар. Это бремя, – сказал он, отодвигаясь, чтобы пропустить царя и священников.
– Мы повезем его в Иерусалим, – сказал Давид. – Ты хочешь поехать в Иерусалим?
Елеазар не ответил. Может быть, он не расслышал вопрос. Он направился в смежную комнату и махнул рукой в сторону продолговатого сундука, стоявшего на деревянных досках, высотой с одну руку, а длиной – в две руки, покрытого шерстью, не позволяющей увидеть что-либо.
– Вот он, – сказал он. – У вас есть перекладины?
– Перекладины? – переспросил Авиафар.
– Чтобы просунуть их в кольца и нести его.
И старик пал ниц перед этим предметом, потом с необычной медлительностью, почти наводящей ужас, он снял покрытие. Появился золотой сундук с двумя золотыми херувимами на крышке. Давид и священники молчали. Потом они тоже пали ниц.
– Это трон? – спросил Давид.
– Это трон Господа, – спокойно сказал Елеазар. – Как вы его повезете?
– На повозке, – ответил Давид.
Священники вышли, разоружили двух копейщиков и просунули копья через кольца для переноски. Потом Давид и Авиафар взялись за копья и, семеня, понесли ковчег на улицу. Сыновья Елеазара, Оза и Ахио, неожиданно присоединились к кортежу. Загремели трубы, как будто сообщая небесам об этом событии. Огромная толпа окружила дом Аминадава. Люди были слегка взволнованы, и некоторые даже пели. Но Давид понял действительную причину такого настроения, когда ковчег подняли на повозку. Солнце поднялось, и этот предмет засверкал так, что блеск его резал глаза. Давид долго созерцал его, в то время как толпа хлынула к повозке. Это был центр мира, вселенной. Ковчег – это неподвижный центр, вокруг которого в гигантском круговороте вращается все, что есть в его поле зрения. Нескончаемое пение добавляло оживления.
Сопровождавшая музыка была, однако, более чем земной: тамбурины и кастаньеты, на которых музыканты, пришедшие с делегациями от племен, играли, звучали просто какафонически. Разве кто-то на них рассердился? В любом случае одна группа держалась отдаленно от другой, чтобы не страдать от несогласованных ритмов и мелодий. Оза и Ахио следовали за колесницей, Ахио впереди, Оза – позади, танцуя от радости. Они выросли с ковчегом, и было правильно, что они сопровождали его в Иерусалим.
Путь был беспокойным. Дорога трудной. Уже размытая начавшимися дождями, она то поднималась, то опускалась, извивалась, и ковчег на колеснице угрожающе качался. Доехали до гумна, где молотили зерно. Колеса колесницы заскользили по соломе, и ковчег стал сползать назад. Оза схватил его, чтобы помешать падению. Но ему это не удалось: ковчег был тяжелым и упал прямо ему на грудь. Бедняга тут же скончался.
Кортеж остановился. Священники запричитали:
– Он был слишком неосторожен с ковчегом!
– Он падал, – возразил его брат Ахио.
Труп Озы похоронили поблизости. Тщетно Авиафар пытался утешить Давида. Давид воскликнул:
– Я не могу везти этот ковчег в Иерусалим!
Это явилось новым поводом огорчения для священников. Созвали двенадцать племен, чтобы установить ковчег в Иерусалиме, и вернуться несолоно хлебавши? Начали было спорить, но Давид рубил с плеча. Сгущались сумерки, приходилось оставаться с этим опасным предметом среди ночи, они не знали, куда идти, и лишь один Бог знал, что еще случится. Священники уступили. Давид приказал повернуть кортеж в Геф.
А там, в свою очередь, жители Гефа были потрясены возвращением ковчега, от которого, как они думали, избавились навсегда. Царь Анхус, которому служил Давид и который несколько недель назад пережил военные поражения, постарался воспрепятствовать этому возвращению. Давид надменно успокоил его: ковчег будет находиться не на ответственности города, а одного только набожного иудея, которого назначили за неимением лучшего священника.
– Почему ты не возьмешь его к себе в Иерусалим? – спросил Анхус, как всегда, здраво рассуждая. Он еще не знал о смерти Озы.
– Мы слишком далеко от Иерусалима, – ответил Давид. – Скоро мы вернемся за ним.
Из-за внезапной радости вновь увидеть Давида Анхус позволил себя обмануть. Царь Гефа устроил праздник в честь царя Иерусалима и больше не говорил о ковчеге. Нового хранителя звали Аведдар. Это был набожный человек, но вовсе не глупый. Ему была известна репутация ковчега. Он тоже сделал попытку избавиться от угрожающей ответственности, которую ему навязывали, но священники использовали власть и его нерешительность: что решено – то решено.
Давид ночевал у своего старого покровителя Анхуса, а на следующий день каждый вернулся к себе. Это чрезвычайно напоминало беспорядочное бегство.
По дороге в Иерусалим Эзер, Амон и Иоав были задумчивы. Давид тоже. Всех занимала одна и та же мысль: либо ковчег был местонахождением божества Израиля и в этом случае оно не благосклонно к Давиду, наложило на него это оскорбление смертью молодого невинного юноши, либо все это просто случайность. Просто злосчастный предмет, о котором не стоило и говорить. Впрочем, не нужно было доверять этим историям о воспроизведении крыс и геморроя из золота. Таким образом народ оказывался без Бога. В любом случае потеряли лицо, а это не было хорошо для Иерусалима.
Жены нашли Давида в плохом расположении духа и не смогли поднять ему настроение. Он пил и ругался. Он хотел расспросить идолов, но у него не было желания слушать их ответ. В этом мире все было запутано, а это являлось для него, возможно, самой большой досадой. Давид хотел сражаться, рисковать своей жизнью, он ненавидел неопределенность.
Авиафар нашел его и добился встречи.
– Нужно принести ковчег в Иерусалим, – сказал священник.
– Об этом не может быть и речи, он приносит несчастье, – возразил Давид.
– Ты не веришь, что это символ нашего союза с Яхве? – воскликнул Авиафар оживленно. – Ты не веришь, что это место Яхве?
Если это место Яхве, то он недобрый Бог. У него не было никакой причины убивать этого мальчишку из-за того, что он помешал ковчегу упасть. Оза не сделал ничего плохого. Он пытался удержать ковчег, я повторяю это, потому что видел своими глазами. И был раздавлен этим сундуком.
– Это несчастный случай! – запротестовал Авиафар. – Ведь есть мальчишки, которые падают со смоковницы и разбиваются, но они ничего плохого не делали, просто собирали инжир.
Давид долго смотрел на него.
– Ковчег – не инжир со смоковницы, Авиафар. Если это место Яхве, то несчастный случай не мог произойти.
Он наполнил два рога вином и протянул один из них священнику.
– Скажи мне лучше, что в этом ковчеге ничего нет.
– Богохульник! – закричал Авиафар с такой яростью, что встряхнул рог с вином. – Внутри Скрижали Закона!
– Откуда ты об этом знаешь? – тихо спросил Давид.
– Если не веришь, значит, ничего в нем нет, – ледяным голосом промолвил Авиафар.
– Я не верю этому, я их никогда не видел. Я никогда не открывал этот ковчег. Вы все рассказываете сказки.
– Тогда ты не тот человек, которого должен был выбрать Самуил, – сказал Авиафар. – Ты становишься таким, как Саул. Ты – царь, как все другие. Ты – не царь, избранный Яхве. Ты – царь без судьбы.
Давид бросил на него грозный взгляд. Воцарилась тишина.
– Единственно реальные вещи, Давид, это те вещи, в которые ты веришь. Пока ты верил в то, что тебе рассказывал Самуил, удача улыбалась тебе. Удача, то есть Яхве. Перестанешь верить – и тебе конец.
– Куда же ты хочешь его привезти? – спросил Давид, поджав губы.
– Весь народ, так же как и ты, спрашивает себя, является ли ковчег местом Бога. Оставь его в Гефе, и они скажут себе нет, но если ты привезешь его в Иерусалим, они поверят в него. «Мы отличаемся от других людей», – скажут они. «Что нас отличает от них? Почему мы были народом, избранным Господом? Почему мы завоевали эту землю? Потому что с нами Бог. И доказательство этого – его трон».
Давид встал и через окно посмотрел на пейзаж, раскинувшийся у подножия города. Равнина была окутана ночью, небо было цвета индиго.
Он родился не очень далеко, в Вифлееме, но дорога была длинной. Царь опорожнил рог с вином. Несомненно, его жизнь была лишь мечтой и существовала только потому, что спящий не изменил мечте. Он прислонился к оконной раме. Авиафар взглянул на него.
– Выравнивай корабль, – сказал он. – Привози ковчег в Иерусалим.
– Как я объясню смерть Озы?
– Неосторожностью, – сказал Авиафар.
– Это ложь.
– Ложь, – подтвердил Авиафар. – Ложь тебя пугает, Давид?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Разве ты открыл Ионафану и Саулу, что ты был коронован Самуилом?
– У тебя нет права… – начал Давид. Но его глаза увлажнились. Он опустил голову.
– Эта ложь во благо. То, о чем я тебя спрашиваю… Авиафар не закончил фразу. Давид понял.
– Я привезу ковчег, – сказал он устало. Авиафар медленно выпил свое вино. Потом он встал и тоже стал смотреть на ночное небо.
Наконец Давид повелел отправляться в путь, загремели трубы, и кортеж тронулся.
Во главе стал сам Давид и двенадцать священников, за ними следовали пять тысяч вооруженных человек, колесницы, завоеванные у филистимлян, всадники, лучники, пехотинцы. Два быка тащили роскошную повозку, покрытую красной материей. Далее шли представители от Эммауса до Кириафиарима – настоящее массовое переселение. Все они двигались с удивительной медлительностью. Филистимские всадники, обосновавшиеся на высоте, с изумлением смотрели на это перемещение.
Давид первым прибыл в Кириафиарим, сопровождаемый священниками и своими офицерами, а также двенадцатью трубачами. Он поднялся на холм, на вершине которого возвышался дом Аминадава. Это был скромный дом, стоявший вдали от дороги. Старый человек в колпаке пошел открывать. Двое расторопных мальчишек выскочили из дома через окно, чтобы полюбоваться зрелищем, какого они никогда еще не видели. Елеазар удивленно смотрел на величественного человека, который стоял перед ним в пурпурном плаще, украшенном золотом, двенадцать священников за его спиной, на военных, затем взгляд остановился на толпе народа, растянувшейся до горизонта. Его глаза наполнились слезами.
– Ты – царь, – сказал он. – Ты – Давид.
Давид кивнул головой. Елеазар широко открыл дверь.
– Ты пришел за ковчегом. Настало время ему сменить пребывание. Я стар. Это бремя, – сказал он, отодвигаясь, чтобы пропустить царя и священников.
– Мы повезем его в Иерусалим, – сказал Давид. – Ты хочешь поехать в Иерусалим?
Елеазар не ответил. Может быть, он не расслышал вопрос. Он направился в смежную комнату и махнул рукой в сторону продолговатого сундука, стоявшего на деревянных досках, высотой с одну руку, а длиной – в две руки, покрытого шерстью, не позволяющей увидеть что-либо.
– Вот он, – сказал он. – У вас есть перекладины?
– Перекладины? – переспросил Авиафар.
– Чтобы просунуть их в кольца и нести его.
И старик пал ниц перед этим предметом, потом с необычной медлительностью, почти наводящей ужас, он снял покрытие. Появился золотой сундук с двумя золотыми херувимами на крышке. Давид и священники молчали. Потом они тоже пали ниц.
– Это трон? – спросил Давид.
– Это трон Господа, – спокойно сказал Елеазар. – Как вы его повезете?
– На повозке, – ответил Давид.
Священники вышли, разоружили двух копейщиков и просунули копья через кольца для переноски. Потом Давид и Авиафар взялись за копья и, семеня, понесли ковчег на улицу. Сыновья Елеазара, Оза и Ахио, неожиданно присоединились к кортежу. Загремели трубы, как будто сообщая небесам об этом событии. Огромная толпа окружила дом Аминадава. Люди были слегка взволнованы, и некоторые даже пели. Но Давид понял действительную причину такого настроения, когда ковчег подняли на повозку. Солнце поднялось, и этот предмет засверкал так, что блеск его резал глаза. Давид долго созерцал его, в то время как толпа хлынула к повозке. Это был центр мира, вселенной. Ковчег – это неподвижный центр, вокруг которого в гигантском круговороте вращается все, что есть в его поле зрения. Нескончаемое пение добавляло оживления.
Сопровождавшая музыка была, однако, более чем земной: тамбурины и кастаньеты, на которых музыканты, пришедшие с делегациями от племен, играли, звучали просто какафонически. Разве кто-то на них рассердился? В любом случае одна группа держалась отдаленно от другой, чтобы не страдать от несогласованных ритмов и мелодий. Оза и Ахио следовали за колесницей, Ахио впереди, Оза – позади, танцуя от радости. Они выросли с ковчегом, и было правильно, что они сопровождали его в Иерусалим.
Путь был беспокойным. Дорога трудной. Уже размытая начавшимися дождями, она то поднималась, то опускалась, извивалась, и ковчег на колеснице угрожающе качался. Доехали до гумна, где молотили зерно. Колеса колесницы заскользили по соломе, и ковчег стал сползать назад. Оза схватил его, чтобы помешать падению. Но ему это не удалось: ковчег был тяжелым и упал прямо ему на грудь. Бедняга тут же скончался.
Кортеж остановился. Священники запричитали:
– Он был слишком неосторожен с ковчегом!
– Он падал, – возразил его брат Ахио.
Труп Озы похоронили поблизости. Тщетно Авиафар пытался утешить Давида. Давид воскликнул:
– Я не могу везти этот ковчег в Иерусалим!
Это явилось новым поводом огорчения для священников. Созвали двенадцать племен, чтобы установить ковчег в Иерусалиме, и вернуться несолоно хлебавши? Начали было спорить, но Давид рубил с плеча. Сгущались сумерки, приходилось оставаться с этим опасным предметом среди ночи, они не знали, куда идти, и лишь один Бог знал, что еще случится. Священники уступили. Давид приказал повернуть кортеж в Геф.
А там, в свою очередь, жители Гефа были потрясены возвращением ковчега, от которого, как они думали, избавились навсегда. Царь Анхус, которому служил Давид и который несколько недель назад пережил военные поражения, постарался воспрепятствовать этому возвращению. Давид надменно успокоил его: ковчег будет находиться не на ответственности города, а одного только набожного иудея, которого назначили за неимением лучшего священника.
– Почему ты не возьмешь его к себе в Иерусалим? – спросил Анхус, как всегда, здраво рассуждая. Он еще не знал о смерти Озы.
– Мы слишком далеко от Иерусалима, – ответил Давид. – Скоро мы вернемся за ним.
Из-за внезапной радости вновь увидеть Давида Анхус позволил себя обмануть. Царь Гефа устроил праздник в честь царя Иерусалима и больше не говорил о ковчеге. Нового хранителя звали Аведдар. Это был набожный человек, но вовсе не глупый. Ему была известна репутация ковчега. Он тоже сделал попытку избавиться от угрожающей ответственности, которую ему навязывали, но священники использовали власть и его нерешительность: что решено – то решено.
Давид ночевал у своего старого покровителя Анхуса, а на следующий день каждый вернулся к себе. Это чрезвычайно напоминало беспорядочное бегство.
По дороге в Иерусалим Эзер, Амон и Иоав были задумчивы. Давид тоже. Всех занимала одна и та же мысль: либо ковчег был местонахождением божества Израиля и в этом случае оно не благосклонно к Давиду, наложило на него это оскорбление смертью молодого невинного юноши, либо все это просто случайность. Просто злосчастный предмет, о котором не стоило и говорить. Впрочем, не нужно было доверять этим историям о воспроизведении крыс и геморроя из золота. Таким образом народ оказывался без Бога. В любом случае потеряли лицо, а это не было хорошо для Иерусалима.
Жены нашли Давида в плохом расположении духа и не смогли поднять ему настроение. Он пил и ругался. Он хотел расспросить идолов, но у него не было желания слушать их ответ. В этом мире все было запутано, а это являлось для него, возможно, самой большой досадой. Давид хотел сражаться, рисковать своей жизнью, он ненавидел неопределенность.
Авиафар нашел его и добился встречи.
– Нужно принести ковчег в Иерусалим, – сказал священник.
– Об этом не может быть и речи, он приносит несчастье, – возразил Давид.
– Ты не веришь, что это символ нашего союза с Яхве? – воскликнул Авиафар оживленно. – Ты не веришь, что это место Яхве?
Если это место Яхве, то он недобрый Бог. У него не было никакой причины убивать этого мальчишку из-за того, что он помешал ковчегу упасть. Оза не сделал ничего плохого. Он пытался удержать ковчег, я повторяю это, потому что видел своими глазами. И был раздавлен этим сундуком.
– Это несчастный случай! – запротестовал Авиафар. – Ведь есть мальчишки, которые падают со смоковницы и разбиваются, но они ничего плохого не делали, просто собирали инжир.
Давид долго смотрел на него.
– Ковчег – не инжир со смоковницы, Авиафар. Если это место Яхве, то несчастный случай не мог произойти.
Он наполнил два рога вином и протянул один из них священнику.
– Скажи мне лучше, что в этом ковчеге ничего нет.
– Богохульник! – закричал Авиафар с такой яростью, что встряхнул рог с вином. – Внутри Скрижали Закона!
– Откуда ты об этом знаешь? – тихо спросил Давид.
– Если не веришь, значит, ничего в нем нет, – ледяным голосом промолвил Авиафар.
– Я не верю этому, я их никогда не видел. Я никогда не открывал этот ковчег. Вы все рассказываете сказки.
– Тогда ты не тот человек, которого должен был выбрать Самуил, – сказал Авиафар. – Ты становишься таким, как Саул. Ты – царь, как все другие. Ты – не царь, избранный Яхве. Ты – царь без судьбы.
Давид бросил на него грозный взгляд. Воцарилась тишина.
– Единственно реальные вещи, Давид, это те вещи, в которые ты веришь. Пока ты верил в то, что тебе рассказывал Самуил, удача улыбалась тебе. Удача, то есть Яхве. Перестанешь верить – и тебе конец.
– Куда же ты хочешь его привезти? – спросил Давид, поджав губы.
– Весь народ, так же как и ты, спрашивает себя, является ли ковчег местом Бога. Оставь его в Гефе, и они скажут себе нет, но если ты привезешь его в Иерусалим, они поверят в него. «Мы отличаемся от других людей», – скажут они. «Что нас отличает от них? Почему мы были народом, избранным Господом? Почему мы завоевали эту землю? Потому что с нами Бог. И доказательство этого – его трон».
Давид встал и через окно посмотрел на пейзаж, раскинувшийся у подножия города. Равнина была окутана ночью, небо было цвета индиго.
Он родился не очень далеко, в Вифлееме, но дорога была длинной. Царь опорожнил рог с вином. Несомненно, его жизнь была лишь мечтой и существовала только потому, что спящий не изменил мечте. Он прислонился к оконной раме. Авиафар взглянул на него.
– Выравнивай корабль, – сказал он. – Привози ковчег в Иерусалим.
– Как я объясню смерть Озы?
– Неосторожностью, – сказал Авиафар.
– Это ложь.
– Ложь, – подтвердил Авиафар. – Ложь тебя пугает, Давид?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Разве ты открыл Ионафану и Саулу, что ты был коронован Самуилом?
– У тебя нет права… – начал Давид. Но его глаза увлажнились. Он опустил голову.
– Эта ложь во благо. То, о чем я тебя спрашиваю… Авиафар не закончил фразу. Давид понял.
– Я привезу ковчег, – сказал он устало. Авиафар медленно выпил свое вино. Потом он встал и тоже стал смотреть на ночное небо.
Глава 9
ПРЕЗРЕНИЕ
Итак, он пошел в Геф забирать ковчег.
Авиафар, другие священники и прорицатель, которого звали Нафан, рассказали, что ковчег принес счастье и благополучие семье Обед-Эдома.
Давид заплатил за это: все должны были знать, что ковчег благосклонен к настоящим служителям Бога.
Снова были созваны старейшины племен, чтобы идти за ковчегом в Геф, с подарками Анхусу: золотой гибкий пояс, украшенный гранатами, эбеновое кресло, отделанное слоновой костью, веер из страусиных перьев.
Повозка, на которую надо будет погрузить ковчег, была более крепкой, а платформа была снабжена обитыми бортами, чтобы мешать ковчегу раскачиваться. Широкая палатка была раскинута на земле Арауна, которую Давид купил в Иерусалиме на высотах, называемых Сионской крепостью, близ царского города, где он велел возводить свои дворцы. Он выбрал эту землю для храма. Гонцы снова поехали во все концы царства собрать народ на окончательное устройство трона Господня в его городе.
Пекари сажали хлеб в печь, булочники тысячами готовили пирожные, мясники готовились накормить большое количество людей. Люди из двенадцати племен снова шли по дороге Иерусалима, надеясь, что на этот раз не будет разочарований. Разочарование старит. Никто не хочет стареть.
Ковчег прибыл благополучно в шуме труб, систр, тамбуринов, кастаньет, треугольников, флейт, лир и криков. Он прибыл в полдень, чтобы проехать по городу от ворот Вале до ворот Марешер. Как только он прошел первые ворота, группа молодых людей, сопровождавшая музыкантов, принялась плясать, становясь перед ковчегом.
К всеобщему удивлению, Давид с обнаженным торсом, одетый лишь в льняную набедренную повязку и обутый в золотые сандалии, вышел вперед и принялся танцевать под звуки тамбуринов.
Царь танцевал!
Он был красив, танцующий царь, его гладкое тело, смазанные маслом волосы, перед ковчегом, который сверкал, переваливаясь на повозке, как бы тоже следуя общему ритму. Царь танцевал хорошо. Он был гибок и счастлив. Народ танцевал вместе с ним. На улице, в окнах, на крышах зрители аплодировали в такт. Он танцевал всю дорогу, пока не пришли к Сионской крепости, там, где намечали строить будущий храм. Там он набросил на свои лоснящиеся плечи пурпурный плащ. Огромная алая палатка хлопала под ветром. Посредине возвышался фундамент в человеческий рост, единый каменный блок. Под беспокойными взглядами царя и священников внесли ковчег. Трубы и дудки звенели. Красные отблески танцевали на золотых стенках, создавая иллюзию, что небесный сундук горит неземным огнем. Херувимы казались ожившими.
Священники – сто один – пали ниц, потом поднялись, одна молитва родилась в их легких, и они начали приносить жертвы на соседнем алтаре. Давид зажег костер, на котором лежал белый телец. Он пел своим твердым и пылким голосом псалом, который сочинил по этому случаю и который подхватили за ним священники и окружение. Царь пел, и все пели с ним.
Потом раздали пищу. Усталый Давид вернулся во дворец, чтобы принять ванну и поужинать со своими священниками, лейтенантами, женами, детьми. Растрепанного, пьяного от усталости, у двери в покои его встретила Мелхола.
– Какой славный день для царя Израиля! – закричала она. – Он показался обнаженным и танцующим перед рабами и слугами, как какой-нибудь подвыпивший раб.
Они встали друг против друга на мгновение, в присутствии озадаченных слуг. Он рассматривал слишком острые глаза, впалые щеки, лживый тонкий рот, украшения лишь подчеркивали жесткость лица. Ей не хватало лишь бороды, чтобы походить на Саула, страдающего бессонницей в худшие дни. Бесплодная женщина, проклятое отродье.
– Я танцевал перед глазами Господа, который выбрал меня вместо твоего отца и его семьи, – ответил он медленно. – Я танцевал от радости перед глазами Господа, который сделал меня царем его народа. И я бесчестился еще больше в твоих глазах, Мелхола. Что касается рабов и слуг, мнение которых тебя беспокоит, то они меня чтят за это.
Он направился в свои покои, чтобы там помыться, слуги сняли с него плащ и набедренную повязку.
Он перешагнул небольшую стенку каменной ванны. Ему плеснули горячей воды на голову, тело, протянули мыло, растерли плечи, спину, ягодицы, руки, ноги, бедра, он помылся, ему высушили волосы, помазали их маслом, а потом, когда он вышел из ванны, он их расчесал и завязал на затылке.
– Праздник был пышный, это самый большой праздник нашего народа. А царь красив, как третий херувим, – сказал ему старший слуга, протягивая свежее платье изо льна, расшитого золотом и серебром с коралловыми цветами на шее, на манжетах и по краю.
Давид улыбнулся. Потом он повернулся к старшему слуге:
– Скажи моей жене Мелхоле взять себе мужчину. Я больше никогда не буду в ее постели.
Авиафар, другие священники и прорицатель, которого звали Нафан, рассказали, что ковчег принес счастье и благополучие семье Обед-Эдома.
Давид заплатил за это: все должны были знать, что ковчег благосклонен к настоящим служителям Бога.
Снова были созваны старейшины племен, чтобы идти за ковчегом в Геф, с подарками Анхусу: золотой гибкий пояс, украшенный гранатами, эбеновое кресло, отделанное слоновой костью, веер из страусиных перьев.
Повозка, на которую надо будет погрузить ковчег, была более крепкой, а платформа была снабжена обитыми бортами, чтобы мешать ковчегу раскачиваться. Широкая палатка была раскинута на земле Арауна, которую Давид купил в Иерусалиме на высотах, называемых Сионской крепостью, близ царского города, где он велел возводить свои дворцы. Он выбрал эту землю для храма. Гонцы снова поехали во все концы царства собрать народ на окончательное устройство трона Господня в его городе.
Пекари сажали хлеб в печь, булочники тысячами готовили пирожные, мясники готовились накормить большое количество людей. Люди из двенадцати племен снова шли по дороге Иерусалима, надеясь, что на этот раз не будет разочарований. Разочарование старит. Никто не хочет стареть.
Ковчег прибыл благополучно в шуме труб, систр, тамбуринов, кастаньет, треугольников, флейт, лир и криков. Он прибыл в полдень, чтобы проехать по городу от ворот Вале до ворот Марешер. Как только он прошел первые ворота, группа молодых людей, сопровождавшая музыкантов, принялась плясать, становясь перед ковчегом.
К всеобщему удивлению, Давид с обнаженным торсом, одетый лишь в льняную набедренную повязку и обутый в золотые сандалии, вышел вперед и принялся танцевать под звуки тамбуринов.
Царь танцевал!
Он был красив, танцующий царь, его гладкое тело, смазанные маслом волосы, перед ковчегом, который сверкал, переваливаясь на повозке, как бы тоже следуя общему ритму. Царь танцевал хорошо. Он был гибок и счастлив. Народ танцевал вместе с ним. На улице, в окнах, на крышах зрители аплодировали в такт. Он танцевал всю дорогу, пока не пришли к Сионской крепости, там, где намечали строить будущий храм. Там он набросил на свои лоснящиеся плечи пурпурный плащ. Огромная алая палатка хлопала под ветром. Посредине возвышался фундамент в человеческий рост, единый каменный блок. Под беспокойными взглядами царя и священников внесли ковчег. Трубы и дудки звенели. Красные отблески танцевали на золотых стенках, создавая иллюзию, что небесный сундук горит неземным огнем. Херувимы казались ожившими.
Священники – сто один – пали ниц, потом поднялись, одна молитва родилась в их легких, и они начали приносить жертвы на соседнем алтаре. Давид зажег костер, на котором лежал белый телец. Он пел своим твердым и пылким голосом псалом, который сочинил по этому случаю и который подхватили за ним священники и окружение. Царь пел, и все пели с ним.
Потом раздали пищу. Усталый Давид вернулся во дворец, чтобы принять ванну и поужинать со своими священниками, лейтенантами, женами, детьми. Растрепанного, пьяного от усталости, у двери в покои его встретила Мелхола.
– Какой славный день для царя Израиля! – закричала она. – Он показался обнаженным и танцующим перед рабами и слугами, как какой-нибудь подвыпивший раб.
Они встали друг против друга на мгновение, в присутствии озадаченных слуг. Он рассматривал слишком острые глаза, впалые щеки, лживый тонкий рот, украшения лишь подчеркивали жесткость лица. Ей не хватало лишь бороды, чтобы походить на Саула, страдающего бессонницей в худшие дни. Бесплодная женщина, проклятое отродье.
– Я танцевал перед глазами Господа, который выбрал меня вместо твоего отца и его семьи, – ответил он медленно. – Я танцевал от радости перед глазами Господа, который сделал меня царем его народа. И я бесчестился еще больше в твоих глазах, Мелхола. Что касается рабов и слуг, мнение которых тебя беспокоит, то они меня чтят за это.
Он направился в свои покои, чтобы там помыться, слуги сняли с него плащ и набедренную повязку.
Он перешагнул небольшую стенку каменной ванны. Ему плеснули горячей воды на голову, тело, протянули мыло, растерли плечи, спину, ягодицы, руки, ноги, бедра, он помылся, ему высушили волосы, помазали их маслом, а потом, когда он вышел из ванны, он их расчесал и завязал на затылке.
– Праздник был пышный, это самый большой праздник нашего народа. А царь красив, как третий херувим, – сказал ему старший слуга, протягивая свежее платье изо льна, расшитого золотом и серебром с коралловыми цветами на шее, на манжетах и по краю.
Давид улыбнулся. Потом он повернулся к старшему слуге:
– Скажи моей жене Мелхоле взять себе мужчину. Я больше никогда не буду в ее постели.
Глава 10
БОЛЬШЕ, ЧЕМ ЧЕЛОВЕК, МЕНЬШЕ, ЧЕМ АНГЕЛ
– Я хочу знать, что там, в ковчеге, – сказал Давид. – Что-то есть под крышкой. Он сделан людьми. Я хочу, чтобы ты и священники подняли крышку передо мной, чтобы я смог посмотреть содержимое.
– Справедливо ли проверять, что скрывает трон Господа? – спросил Авиафар.
– Справедливо ли верить, что Господь хочет держать нас в неведении? – парировал Давид.
– А если ничего нет?
– Мы узнали, что верховному трону не нужно что-либо содержать. Но он слишком тяжел, чтобы быть пустым.
– Я должен сообщить об этом другим священникам, – ответил уклончиво Авиафар.
Когда он ушел, царь пригласил прорицателя Нафана. Это был маленький человек пятидесяти лет с детским морщинистым лицом, с чистым голосом; он был совсем лысый, а его борода закрывала почти всю грудь. Нафан был известен легкостью, с которой вызывал к ответу невидимые силы. Давид поставил его в известность о своем желании и сдержанности Авиафара.
– Кто важнее, священник или царь? – ответил Нафан.
Давид рассмеялся, и Нафан принялся смеяться вместе с ним.
Вечером Авиафар сообщил царю, что другие священники признали, что если ковчег имеет крышку, то это значит, что его позволено открывать. На следующий день пришло десять священников, а также десять самых верных солдат, поклявшихся сохранить тайну ковчега[11].
В присутствии Давида и Иосафата священники начали длинную молитву, которая говорила об их вере в доброжелательность Бога и необходимости для его созданий открыть глаза, чтобы лучше чтить его. Строители соорудили помосты с той и другой стороны ковчега, который находился на каменном постаменте, и снять его было нельзя. Два священника поднялись с одной стороны, Авиафар и Давид с другой. Давид наклонился над ковчегом. Он не осмеливался попросить факел, чтобы лучше рассмотреть: можно было поджечь палатку. Авиафар дрожал от возбуждения и качал помосты.
– Отойдите немного, – попросил Давид двух священников, которые стояли напротив.
Давид склонился над сундуком. Внутри он был из дерева кедра. Ковчег оказался золотым только сверху: золотые листы были прибиты к дереву. Он заметил на дне два продолговатых каменных блока.
– Десять слов, – сказал Авиафар. – Скрижали закона.
– Но разве Моисей их не разбил? – спросил Давид.
– Он снял с них копии.
– А что стало со старыми кусками?
– Я не знаю.
Давид наклонился. Камни были гравированы.
– А палка, покрытая золотом?
– Скипетр Аарона.
– Но разве он не зацвел и не стал приносить плоды? – поинтересовался Давид.
– Его потом покрыли золотом, – ответил Авиафар, страдающий от невыносимого волнения, пот крупными каплями катился с него.
– Итак, это символический жезл, – заключил Давид. – Закройте ковчег, – приказал он двум священникам и помог им поправить крышку. Потом он осторожно спустился и протянул руку Авиафару, который больше не держался на своих ногах. – Я ничего не увидел в ковчеге, что должно было бы внушить ужас служителям Бога, – объявил он священникам. – Бог наказывает своих врагов, и когда они скрыты в пещерах или находятся за мили от ковчега. Мне не кажется справедливым, что поддерживают рассказы о зле, которое несет этот трон.
Они казались смущенными этими речами.
– Но… Оза? – спросил один священник. – Ты его видел сам?..
– Это несчастный случай, – ответил Давид, вспоминая толкование Авиафара.
– Намерение Озы было благое. Он хотел помешать трону Бога упасть, – добавил он.
Попав в западню своего собственного умозаключения, Авиафар качнул головой.
– Да, я думаю, что вот так и можно объяснить этот несчастный случай, – ответил он со вздохом.
– А бедствия, поразившие филистимлян? – спросил тот же священник, который вспомнил о смерти Озы.
Они должны укрепить нас в чувстве, что праведникам нечего бояться ковчега. Если вы поддержите этот страх, вы создадите еще больше проблем. Им внушали страх, возвращение ковчега повергло их в ужас. Теперь все священники закивали.
– Любовь нашего Бога должна вести нас, – подвел итог Давид, – как и то, что страх перед ним должен останавливать наших врагов.
Вечером он попросил прорицателя Нафана поужинать с ним.
– Вот я в каменном и кедровом доме, а ковчег в палатке. Разве это справедливо? – сказал он ему. – Я купил за высокую цену участок Арауна. Я приказал воздвигнуть алтарь, ты это знаешь. Не должен ли я начать строить большой дом Бога?
– Если Господь захочет храм из камня и кедра для своего ковчега, он даст тебе знать об этом, – ответил Нафан.
– Справедливо ли проверять, что скрывает трон Господа? – спросил Авиафар.
– Справедливо ли верить, что Господь хочет держать нас в неведении? – парировал Давид.
– А если ничего нет?
– Мы узнали, что верховному трону не нужно что-либо содержать. Но он слишком тяжел, чтобы быть пустым.
– Я должен сообщить об этом другим священникам, – ответил уклончиво Авиафар.
Когда он ушел, царь пригласил прорицателя Нафана. Это был маленький человек пятидесяти лет с детским морщинистым лицом, с чистым голосом; он был совсем лысый, а его борода закрывала почти всю грудь. Нафан был известен легкостью, с которой вызывал к ответу невидимые силы. Давид поставил его в известность о своем желании и сдержанности Авиафара.
– Кто важнее, священник или царь? – ответил Нафан.
Давид рассмеялся, и Нафан принялся смеяться вместе с ним.
Вечером Авиафар сообщил царю, что другие священники признали, что если ковчег имеет крышку, то это значит, что его позволено открывать. На следующий день пришло десять священников, а также десять самых верных солдат, поклявшихся сохранить тайну ковчега[11].
В присутствии Давида и Иосафата священники начали длинную молитву, которая говорила об их вере в доброжелательность Бога и необходимости для его созданий открыть глаза, чтобы лучше чтить его. Строители соорудили помосты с той и другой стороны ковчега, который находился на каменном постаменте, и снять его было нельзя. Два священника поднялись с одной стороны, Авиафар и Давид с другой. Давид наклонился над ковчегом. Он не осмеливался попросить факел, чтобы лучше рассмотреть: можно было поджечь палатку. Авиафар дрожал от возбуждения и качал помосты.
– Отойдите немного, – попросил Давид двух священников, которые стояли напротив.
Давид склонился над сундуком. Внутри он был из дерева кедра. Ковчег оказался золотым только сверху: золотые листы были прибиты к дереву. Он заметил на дне два продолговатых каменных блока.
– Десять слов, – сказал Авиафар. – Скрижали закона.
– Но разве Моисей их не разбил? – спросил Давид.
– Он снял с них копии.
– А что стало со старыми кусками?
– Я не знаю.
Давид наклонился. Камни были гравированы.
– А палка, покрытая золотом?
– Скипетр Аарона.
– Но разве он не зацвел и не стал приносить плоды? – поинтересовался Давид.
– Его потом покрыли золотом, – ответил Авиафар, страдающий от невыносимого волнения, пот крупными каплями катился с него.
– Итак, это символический жезл, – заключил Давид. – Закройте ковчег, – приказал он двум священникам и помог им поправить крышку. Потом он осторожно спустился и протянул руку Авиафару, который больше не держался на своих ногах. – Я ничего не увидел в ковчеге, что должно было бы внушить ужас служителям Бога, – объявил он священникам. – Бог наказывает своих врагов, и когда они скрыты в пещерах или находятся за мили от ковчега. Мне не кажется справедливым, что поддерживают рассказы о зле, которое несет этот трон.
Они казались смущенными этими речами.
– Но… Оза? – спросил один священник. – Ты его видел сам?..
– Это несчастный случай, – ответил Давид, вспоминая толкование Авиафара.
– Намерение Озы было благое. Он хотел помешать трону Бога упасть, – добавил он.
Попав в западню своего собственного умозаключения, Авиафар качнул головой.
– Да, я думаю, что вот так и можно объяснить этот несчастный случай, – ответил он со вздохом.
– А бедствия, поразившие филистимлян? – спросил тот же священник, который вспомнил о смерти Озы.
Они должны укрепить нас в чувстве, что праведникам нечего бояться ковчега. Если вы поддержите этот страх, вы создадите еще больше проблем. Им внушали страх, возвращение ковчега повергло их в ужас. Теперь все священники закивали.
– Любовь нашего Бога должна вести нас, – подвел итог Давид, – как и то, что страх перед ним должен останавливать наших врагов.
Вечером он попросил прорицателя Нафана поужинать с ним.
– Вот я в каменном и кедровом доме, а ковчег в палатке. Разве это справедливо? – сказал он ему. – Я купил за высокую цену участок Арауна. Я приказал воздвигнуть алтарь, ты это знаешь. Не должен ли я начать строить большой дом Бога?
– Если Господь захочет храм из камня и кедра для своего ковчега, он даст тебе знать об этом, – ответил Нафан.