Страница:
Михалев Борис
Замечания о нравственной философии Владимира Сергеевича Соловьева
Борис Михалев
ЗАМЕЧАНИЯ О НРАВСТВЕННОЙ ФИЛОСОФИИ ВЛАДИМИРА СЕРГЕЕВИЧА СОЛОВЬЕВА
1.
"Относительно низшей природы нравственный закон, обобщая непосредственное чувство стыдливости, повелевает нам всегда господствовать над всеми чувственными влечениями...; здесь нравственность уже не выражается... инстинктивным отталкиванием враждебной стихии,... а требует действительной борьбы с плотью В отношении к другим людям нравственный закон дает чувству жалости, или симпатии, форму справедливости... - Наконец, по отношению к Божеству нравственный закон утверждает себя как выражение Его законодательной воли и требует ее безусловного признания ради ее собственного безусловного достоинства... для человека, достигшего такого чистого признания Божией воли,... должно быть ясно, что полнота этой воли может открываться только силою ее собственного, внутреннего действия в душе человека."
Нравственный закон - инструмент очищения сознания. Его вид всегда один и тот же: внутренне совершенствуй себя. Борьба с плотью не исчерпывается каким-то одним отношением. Она всеобъемлюща, и любое нравственное действие из нее вытекает. Безбожие или непорядочность к людям обусловлены страстями, которые есть плотская привязанность.
Справедливость - это нечто более общее чем жалость, но менее общее, чем нравственный закон. Последний не может с ней совпадать, так как она предполагает желание получить к себе то же отношение, что проявил к другим, то есть сохраняет некоторую степень эгоизма.
Всякое правило предполагает абсолютность, провозглашаемых в нем вещей, иначе оно престанет быть правилом. Поэтому там, где допускается некоторая степень безнравственности, пусть малая, нет нравственного закона. Он должен раскрывать окончательный смысл нравственности, каково в данном случае полное избавление от чувственных привязанностей. Совершенствование посредством отношения с другими есть самоотвержение ради них - несправедливость к себе.
Касательно Божества, нравственный закон, действительно, состоит в безоговорочном признании Его воли и согласовании с ней собственной. Однако, в чем эта воля? Сам Он совершенен, что-то нужно ему от нас быть не может. Для положительного воздействия на людей и мир Он использует нас лишь как инструмент, потому что все, вовне происходящее, определяются исключительно законом судьбы. Тонкие корни любых изменений привязаны к тем существам или объектам, которых они касаются, и в области нашей воли не лежат.
Естественно, раз мы здесь - лишь средство, совершение этих дел не может быть целью Бога относительно нас. Иначе мы были бы по Его замыслу рабы, а не сыновья. Это отнимало бы у нас высшее божественное достоинство и освобождало от требования согласовать свою волю с Его.
Цель Бога относительно нас - наше внутреннее совершенство, проявление Его в душе каждого. А раз так, следует четко выяснить, что есть личность человека, его "я".
Она - не вовне, не комплекс мыслей, чувств и телесных проявлений. Она не растекается на множество состояний, но неподвижна и находится вне пространства и времени. Бог - не что-то другое и высшее по отношению к глубинному "я". Корень личности, раскрытие которого во всей полноте определяет совершенство, и есть Бог.
В нас нет ничего вечного, кроме Бога, что сохранилось бы в совершенном состоянии, в Царстве Божьем, нет другого источника личной энергии, основы личности, которая создавала бы из элементов движущегося мира человеческий организм. Кроме Него, в нас все само по себе безлично и сорганизоваться не способно. Бог - стержень, на который мысли, чувства и пр. нанизано, как жемчужины на нить.
2.
"Исполнение нравственного начала... не может ограничиваться личною жизнью отдельного человека по двум причинам - естественной и нравственной. Естественная причина та, что человек в отдельности вовсе не существует... нравственная причина - несоответствие между понятием отдельного, разобщенного со всеми человека и понятием совершенства... процесс совершенствования, составляющий нравственный смысл нашей жизни, может быть мыслим только как процесс собирательный, происходящий в собирательном человеке, то есть в семье, народе, человечестве. Эти три вида собирательного человека... каждый своим путем, идут к совершенству."
Чтобы высказывание "человек в отдельности не существует" имело отношение к исполнению нравственного начала, под этим следует подразумевать, что человек в отдельности не совершенствуется.
Тогда заметим, что, хотя совершенствование предполагает существование, но второе - не предварительное условие первого, а первое - особая форма второго. Поэтому то, что верно для существования самого по себе, может быть неверным для совершенствования.
Конечно же, обособленный человек несовершенен. Но ведь разговор идет не об окончательном состоянии достигнутого совершенства, а о процессе его достижения, каковым является исполнение нравственных принципов. Здесь совершенства еще нет в любом случае, поэтому противопоставление чего бы то ни было ему на данном этапе бессмысленно.
Если предположить, что совершенствование ограничивается личной жизнью одного человека, то такое понимание отнюдь не тождественно стремлению к повышению степени обособления. Это говорит лишь о том, что корень разобщения лежит исключительно внутри каждого, поэтому ликвидировать обособленность можно только, работая над собой.
Наконец, из факта, что совершенствование, действительно, осуществляется в семье, народе, человечестве, не вытекает, что семья, народ, человечество являются объектами совершенствования. Посредством всех троих каждый очищает свою душу. Собирательный же человек - инструмент этого главного действия.
Совершенствование по смыслу своему есть процесс обобщения. Оно направлено вглубь - от грубого к тонкому. Поэтому, объектом его может быть только нечто, обладающее бытием внешним и внутренним. Таков лишь человек. Общество - явление внешнее. Реально не существует души семьи, души народа, души человечества. Подобные понятия могут служить элементом поэзии, но не рассуждений с целью установления истины.
Хотя формы собирательных организаций, несомненно, улучшаются в силу повышения среднего духовного уровня их членов, но они не движутся к совершенству. Царство Божье не допускает никакой множественности, которую уже по смыслу, заложенному в своих определениях, предполагают народ, семья, человечество. Да и не может быть одна семья или один народ. Царство же Божье есть абсолютное единство без всякого разделения.
Сказанное просто проиллюстрировать фактом, что семья допускает, пусть в ограниченной форме, половую страсть. Последняя несовместима не только с абсолютным совершенством, но даже и с высшими монашескими ступенями процесса совершенствования.
Каждая личность проходит через семью, народ, человечество и присоединяется к Царству Божьему, когда вырастает из потребности в этих троих. Они же остаются позади нее - в вечном несовершенстве.
3.
"При постоянном взаимодействии личного нравственного подвига и организованной нравственной работы собирательного человека нравственный смысл жизни... получает свое окончательное оправдание".
Собирательный человек - не некий самостоятельный источник активности. Его нравственная работа - только результат усреднения соответствующих усилий всех его членов. Поэтому взаимодействие отдельного человека с собирательным по смыслу есть взаимодействие первого с самим собой, что, впрочем, не исключает использования им общественных структур в своем совершенствовании, а говорит лишь о том, что единственный источник силы для этого скрыт в глубинах личного сознания.
Роль собирательного человека пассивна и косвенна. Общество занято не собственно достижением совершенства, а созданием условий каждому своему члену для непосредственного в этом продвижения. Поэтому собирательного человека следует признать совершенствующим, но не совершенствующимся.
4.
"Совершенство Добра окончательно определяется как нераздельная организация триединой любви."
Всякая организация - лишь инструмент достижения совершенства, но не может быть его вместилищем.
Художнику для создания гармонии необходимы краски и кисти, которые сами, какие бы прекрасные произведения ими не делались, в себе не способны иметь и капли совершенства.
Само существо понятия "организация" не соответствует аналогичному существу понятия "совершенство". Факт наличия первой предполагает предшествующий ему акт организовывания, которому в свою очередь предшествует состояние отсутствия организации. Таким образом, если привязать совершенство к организации, требуется признать, что было время, когда совершенство отсутствовало, а затем посредством человеческих усилий было создано.
Бог для нас - это всегда нечто предельное, окончательное. Если Оно, не обладает абсолютным совершенством, то теряется вообще смысл существования такого понятия.
А раз совершенства пока еще нет и оно грядет, значит и Бог также лишь в перспективе, и не Он, получается, нас создал, а мы над Ним в данный момент стараемся.
5.
"Наша физическая, а потом нравственно-политическая жалость к людям становится духовною любовью к ним, или уравнением в любви."
Всякое уравнение предусматривает наличие двух уравниваемых элементов. В этом случае мы ограничиваемся только той степенью любви, которую хотели бы видеть по отношению к себе.
Духовная же любовь основана как раз на неравенстве, но в чужую пользу, на уничтожении себя в качестве одного из элементов уравнения. Она есть ликвидация собственной потребности в любви.
6.
"Когда... всеобщее оправдание добра, то есть распространение его на все жизненные отношения, станет на деле, исторически ясным всякому уму, тогда для каждого единичного лица останется только практический вопрос воли: принять для себя такой совершенный нравственный смысл жизни или отвергнуть его."
Даже, когда вовне исторически присутствует добро, распространенное на все жизненные отношения, пусть существенным множеством, но других людей, оправдание его никогда не станет ясным конкретному уму того, кто к этому множеству не принадлежит, если он предварительно не сделал для себя выбора относительно нравственного смысла жизни.
Вынуждает к этому голос абсолютного бессознательного формирующего фактора. Принятие внутреннего глубинного решения всегда предшествует оправданию добра в уме, а не следует за ним.
Духовные истины не становятся никому очевидны исторически. Процесс их прояснения сугубо индивидуален. И уже в свою очередь совокупность индивидуальных ясностей рождает исторические явления. Последние, хотя могут поддерживать и способствовать духовному росту каждого, но не являются его отправной точкой.
7.
"Если нравственный смысл жизни сводится в сущности к всесторонней борьбе и торжеству добра над злом, то возникает вечный вопрос: откуда же само это зло? Если оно из добра, то не есть ли борьба с ним недоразумение, если же оно имеет свое начало помимо добра, то каким образом добро может быть безусловным, имея вне себя условие для своего осуществления? Если же оно не безусловно, то в чем же его коренное преимущество и окончательное ручательство его торжества над злом?"
Если добро и зло борются, значит они соизмеримы, находятся как бы на одном уровне, и к ним можно применять одинаковые критерии оценки. Если мы задаемся вопросом: "откуда зло?", правомерно поставить и вопрос: "откуда добро?".
Из предположения, что оба они откуда-то произошли, следует, что ни добро, ни зло не имеют своей причины в самих себе, а являются следствием чего-то другого, высшего, которое и есть первопричина.
Концом бытия и целью может быть только его начало и причина. Иначе требовалось бы признать появление в его процессе нового смысла, то есть неполноту первоначального, несовершенство Творца. Обусловленность окончательного итога творения со стороны твари означает право последней произвольно повернуть смысловое направление бытия, фактически - его бессмысленность.
Зависимость движущегося от неподвижного предполагает не ликвидацию движущегося, а лишь наличие во всех его элементах, помимо уникальных частностей, единого общего содержания. В случае же зависимости обратной каждое новое состояние движущегося дополняло бы неподвижное и принуждало к изменению, таким образом лишая его своей основной характеристики. Чтоб ликвидировать неизменное, надо заставить его двигаться, чтоб ликвидировать духовное, надо подчинить его телесному, чувственному, мысленному.
Несовершенный Творец не способен наделить смыслом все явления бытия, поэтому для завершения его работы требуется другой Творец. Из наличия же нескольких творцов вытекает необходимость присутствия кого-то, стоящего над ними. Последний призван бы был заниматься разграничением их творческих обязанностей, определять, достаточно в совокупности их смыла для сотворения бытия целиком, или нужен еще творец. Ясно, что выполнение такой функции невозможно без обладания всем смыслом. Истинный Творец единственен, а значит и совершенен. Множество не до конца совершенных творцов - всегда множество подмастерий.
Итак, добро и зло не первичны, в силу чего не могут быть и окончательны. Следовательно как первое, так и второе, носит характер не смысловой, а инструментальный.
Сделаем разницу между смыслом жизни и процессом жизни. Первый неподвижен, является результатом завершения второго и потому находится за его пределами. Борьба и торжество добра над злом - атрибут процесса. Смыслу же как таковому они не свойственны, так как есть лишь проявления его в жизни, множество комбинаций движущегося, в которых смысл - основа, но не форма.
Однако, если из одного и того же смысла вытекают два противоположных явления, не означает ли это его внутреннюю противоречивость, равноценную отсутствию? Действительно, если корень зла там же, где корень добра, нет ли у него с ним и равного права на существование? Утвердительный ответ на второй вопрос, впрочем, не утверждает их одинакового достоинства.
Добро есть инструмент реализации божественного замысла относительно движущегося мира, зло этой реализации препятствует. Но если Бог - причина и зла, разве Он не хочет, чтоб Его замысел был реализован?
Причиной добра Бог является напрямую, причиной зла - косвенно. Он хочет не только устремления человека к добру, но и добровольности в этом. Воля Бога добром не исчерпывается, а лишь в нем проявляется как в одной и возможных своих форм. В зле она не проявляется, но это не противоречит факту присутствия в Нем его причины.
Добро и зло существуют только в соединении с человеческой свободой выбора, поэтому правомерно говорить о них не самих по себе, а лишь о возможности зла и возможности добра. Но получается, раз зло и добро одинаково возможны, зло может победить?!
Если в человеке добро проигрывает, что случается нередко, осуществление божественной воли касательно его личности происходит иначе - в дочеловеческих формах жизни. В этом случае закон судьбы (закон сохранения добра и зла) сначала пытается вразумить человека. Затем, если это не удается, возвращает его на низшие стадии существования, где отсутствует свобода выбора и следование божественному замыслу происходит принудительно.
Здесь уместно сделать акцент, что о победе или поражении добра правомерно говорить лишь относительно личности, а не народа, человечества и пр., так как именно здесь мы имеем дело с существом проблемы, аналогично тому, как существо химической реакции - это взаимодействие молекул, а не содержимого двух пробирок.
Итак, хотя Бог и есть причина всего, в том числе зла, окончательное решение, быть злу или не быть, принимает человек. Когда он заблуждается, исправлением занимается установленный Богом закон судьбы - в этом ручательство окончательной победы добра над злом. В соответствии с божественным замыслом, добро в человеке должно быть непременно, зла же может и не быть, если он сразу правильно сориентируется.
8.
"Разумная вера в абсолютное Добро опирается на внутреннем опыте и на том, что из него с логическою необходимостью вытекает. Но внутренний религиозный опыт есть дело личное и с внешней точки зрения условное. А поэтому, когда основанная на нем разумная вера переходит в общие теоретические утверждения, от нее требуется теоретическое оправдание."
Сделать внешние результаты личного внутреннего религиозного опыта самостоятельными, очевидными для всех и от духовного уровня соприкасающегося с ними независимыми невозможно и ненужно. Сказано, что слышит лишь имеющий уши. В противном случае никакой звук не очевиден. Восприятие кем-то теоретического оправдания чужой веры столь же увязано на свойства его сознания, как и присутствие собственно самой веры.
В духовных вопросах бесспорно теоретически ничего не доказывается. Вернее, можно доказать все, что угодно. Здесь надо или понимать истину с полуслова, или не понимать вообще.
Решения относительно духовных ценностей принимаются в слоях сознания более тонких, чем тот, к которому обращается, теоретическое рассуждение. Следовательно это происходит прежде, чем человек начал рассуждать.
Положительная теория рассчитана на наличие предварительно самостоятельно возникших глубинных духовных предпосылок. Поэтому роль ее в духовном развитии вспомогательна и второстепенна.
Относительно людей, к духовности изначально не восприимчивых, всякая теория бессильна, и только страдания, обретаемые в соответствии с законом судьбы, способны заставить такого человека задуматься и сдвинуть его с мертвой точки.
9.
"Цель есть претворение материальной природы - своей и внешней - в свободную форму человеческого духа, не ограничивающую его извне, а безусловно восполняющую его внутреннее и наружное существование."
Во-первых, у духа не может быть форм, их образует только природа. Дух неизменен. Будучи смысловой основой форм, он ни с одной из них не смешивается, как нить не смешивается с жемчугом, когда вместе они образуют ювелирное изделие.
Во-вторых, слово "свобода" в высшем духовном смысле может означать только свободу от неполноты. Любая форма же всегда неполна. Кроме нее существует другая, в которой есть некоторое содержание, в первой отсутствующее. Форма, не ограничивающая дух, есть отсутствие формы, так как последняя сама по себе - граница.
В природе все нуждается в постороннем восполнении. Гармонии не дано воплотиться в каком-то одном явлении или их группе, а только в полной их совокупности, основа которой - дух - естественно, должен иметь в себе все, что было, будет и есть в ней воплощено. Поэтому он не может желать восполнения посредством чего-то кроме него.
Дух - целое, а не часть, средоточие всякого смысла. Нет и быть не может иного смысла, помимо содержащегося в нем. Иначе он не имел бы принципиального отличия от природы, не был бы духом и его по существу следовало бы отнести к природе.
10.
"Нравственная организация человечества... не могла равномерно осуществляться во всех своих частях. Известная историческая последовательность вытекала здесь из самого существа дела. На первый план должна была выступать сначала религиозная задача... не только как дело главное и основное, но и как дело в известном смысле самое простое, наименее обусловленное с человеческой стороны. ...политическая задача исторического христианства, более сложная и обусловленная, чем задача церковная, выступает после нее, так что была эпоха в средние века, когда церковь уже приняла твердые органические формы, государство же христианское представляло такое же состояние видимого небытия, в каком ныне находится христианское хозяйство. Разве кулачное право средних веков более соответствует нравственной норме государства, нежели современные банки и биржи - нравственной норме экономических отношений? Практическое осуществление этой последней, естественно, выступает после всех, так как эта область есть крайний предел для нравственного начала, и ее должная организация, т.е. устроение нравственной связи между человеком и материальною природой, не просто, а сугубо обусловлено по существу: во-первых, нормальным религиозным положением человечества, устрояемым в церкви, а во-вторых, нормальными междучеловеческими... отношениями, организуемыми в государстве."
Как религиозная, так и политическая с экономической системы по смыслу - лишь инструменты совершенствования человека. Если с точки зрения их внешнего возникновения и развития, действительно, имеют место указанные последовательность и степень сложности, то касательно воздействия на внутренний мир - картина противоположная: чтобы человек мог осознать и осуществить истину церкви, он должен прежде вполне освоить то, к чему призваны его направить все прочие - разумеется, правильные - элементы общественной организации. Их задача устранять грубый грех - преступные склонности, неумеренную алчность, и пр., в ведении же церкви в основном грех тонкий - бытовой эгоизм, мирские потребности, признаваемые обычно нормальными - вплоть до полной ликвидации всяких желаний. Естественно, что лишь отсутствие грубого позволяет приступить к подавлению тонкого греха. Глупо было бы предложить заняться аскетическими упражнениями человеку, погрязшему в убийстве, жадности, похоти. И по уровню сложности работа церкви наивысшая. Легче подавить в себе животную похоть, ввести ее в рамки семьи, чем вообще отказаться от половой жизни.
Какой же следует вывод? Возникновение церкви при отсутствии духовно ориентированных государства и экономики означает или ее бесполезность на данном этапе как инструмента внутреннего очищения, или наличие у людей уже достаточного для восприятия религиозной истины духовного потенциала, который в этом случае, получается, способен являться вопреки существующему вовне положению дел. Правильно, разумеется, второе. Констатацией этого важность общества для совершенствования человека не отрицается, но указывается на его неглавный, второстепенный характер и на то, что источник духовного роста - внутри каждого.
Неправильно думать, что все люди сначала очищались с помощью церкви, затем - государства и т.д.. Пока не было правильных государства и экономики, требовалось самостоятельно пройти путь, который они впоследствии облегчили, чтобы совершенствоваться посредством церкви. Историческая последовательность возникновения общественных форм свидетельствует не о порядке духовного развития человека, а лишь об изменении количества людей, которым стали доступны большие духовные достижения. К пути индивидуального восхождения, которому единственному правомерно отдавать главную смысловую нагрузку, исторический порядок не относится, следовательно, в высшем духовном плане значения не имеет. Тот, кому в полной мере пригодилась церковь, во всем остальном уже не нуждается.
Если понимать правильные церковь, государство и экономику как собирательно-организованные благочестие, жалость и аскетизм, следует помнить, что духовный уровень человека не исчерпывается ничем конкретным, пусть, весьма положительным, а определяется соответствием всех проявлений сознания заданной степени чистоты. В силу этого каждое из рассматриваемых учреждений обязано быть шире любых чувств и главной их характеристикой является не побудитель к созданию, а принадлежность к законной или высшей ступени развития. В совокупности инструментов первой церковь присутствует, но главная ее часть - средство для завершения пути совершенствования - освобождения. Однако, существуют другие пути высшего духовного делания - искусство и познание. Экономика же и политика в этой сфере - посторонние, человек, вошедший в нее, вырос из них.
11.
"Цель... богатства... есть обладание полнотою физического существования. Эта полнота, без сомнения, зависит от отношения человека к материальной природе, и тут нам предстоят два пути: или своекорыстно эксплуатировать земную природу, или с любовью воспитывать ее."
Полнота существования личности в качестве элемента физического мира доступна лишь в результате восполнения телесных потребностей, которые очень скоро с удвоенной силой возобновляются и требуют от природы все больше и больше. Таким образом, варварство по отношению к ней приверженцев земной ценностной ориентации закономерно и единственно возможно. Любовное воспитание природы способно обуславливаться только бескорыстием. Последнее же по смыслу есть отказ от поиска гармонии на пути удовлетворения страстей. Однако, решивший воспитывать природу, неизбежно разочаровывается. Дисгармония - по существу явление внутреннее, поэтому для ее подавления нужен соответствующе направленный акт воли. Можно делать все, что угодно, чтобы расти духовно посредством этого, необходимо правильно ставить цель. Если она вовне, пусть самая благородная и возвышенная, гармония не приходит.
12.
"Обеспечить свое материальное благосостояние, т.е. прежде всего исцелить свою физическую жизнь и дать ей бессмертие, человек не может путем внешней эксплуатации земных сил."
Дать бессмертие физической жизни нельзя. Исцелиться возможно, лишь от нее избавившись. Однако, путь уничтожения ошибочен. Требуются длительные усилия по изживанию привязанности личности к жизни. Исцеление стремлением к земному благополучию не только не достигается, но ему противостоит. Внешняя эксплуатация земных сил, действительно, усугубляет болезнь, но разберемся, что вообще с духовной точки зрения правомерно называть "внешним". Внутреннее предполагает большую степень принадлежности к личности. Если же мы хотим говорить не об относительных понятиях (где внутреннее относительно одного может быть внешним относительно другого), а о внутреннем и внешнем в абсолютном смысле (чтоб внутреннее было таковым относительно всего, а все, что хотя бы относительно чего бы то ни было способно быть внешним, принадлежало к внешнему), то внутренним правомерно признать лишь собственно корень личности, дух, неизменный по времени и пространству, а все его проявления в движущемся мире - внешним. Поэтому в противоречие с полным исцелением вступает не только самое грубое телесное видимое, но и тонкое душевное невидимое.
ЗАМЕЧАНИЯ О НРАВСТВЕННОЙ ФИЛОСОФИИ ВЛАДИМИРА СЕРГЕЕВИЧА СОЛОВЬЕВА
1.
"Относительно низшей природы нравственный закон, обобщая непосредственное чувство стыдливости, повелевает нам всегда господствовать над всеми чувственными влечениями...; здесь нравственность уже не выражается... инстинктивным отталкиванием враждебной стихии,... а требует действительной борьбы с плотью В отношении к другим людям нравственный закон дает чувству жалости, или симпатии, форму справедливости... - Наконец, по отношению к Божеству нравственный закон утверждает себя как выражение Его законодательной воли и требует ее безусловного признания ради ее собственного безусловного достоинства... для человека, достигшего такого чистого признания Божией воли,... должно быть ясно, что полнота этой воли может открываться только силою ее собственного, внутреннего действия в душе человека."
Нравственный закон - инструмент очищения сознания. Его вид всегда один и тот же: внутренне совершенствуй себя. Борьба с плотью не исчерпывается каким-то одним отношением. Она всеобъемлюща, и любое нравственное действие из нее вытекает. Безбожие или непорядочность к людям обусловлены страстями, которые есть плотская привязанность.
Справедливость - это нечто более общее чем жалость, но менее общее, чем нравственный закон. Последний не может с ней совпадать, так как она предполагает желание получить к себе то же отношение, что проявил к другим, то есть сохраняет некоторую степень эгоизма.
Всякое правило предполагает абсолютность, провозглашаемых в нем вещей, иначе оно престанет быть правилом. Поэтому там, где допускается некоторая степень безнравственности, пусть малая, нет нравственного закона. Он должен раскрывать окончательный смысл нравственности, каково в данном случае полное избавление от чувственных привязанностей. Совершенствование посредством отношения с другими есть самоотвержение ради них - несправедливость к себе.
Касательно Божества, нравственный закон, действительно, состоит в безоговорочном признании Его воли и согласовании с ней собственной. Однако, в чем эта воля? Сам Он совершенен, что-то нужно ему от нас быть не может. Для положительного воздействия на людей и мир Он использует нас лишь как инструмент, потому что все, вовне происходящее, определяются исключительно законом судьбы. Тонкие корни любых изменений привязаны к тем существам или объектам, которых они касаются, и в области нашей воли не лежат.
Естественно, раз мы здесь - лишь средство, совершение этих дел не может быть целью Бога относительно нас. Иначе мы были бы по Его замыслу рабы, а не сыновья. Это отнимало бы у нас высшее божественное достоинство и освобождало от требования согласовать свою волю с Его.
Цель Бога относительно нас - наше внутреннее совершенство, проявление Его в душе каждого. А раз так, следует четко выяснить, что есть личность человека, его "я".
Она - не вовне, не комплекс мыслей, чувств и телесных проявлений. Она не растекается на множество состояний, но неподвижна и находится вне пространства и времени. Бог - не что-то другое и высшее по отношению к глубинному "я". Корень личности, раскрытие которого во всей полноте определяет совершенство, и есть Бог.
В нас нет ничего вечного, кроме Бога, что сохранилось бы в совершенном состоянии, в Царстве Божьем, нет другого источника личной энергии, основы личности, которая создавала бы из элементов движущегося мира человеческий организм. Кроме Него, в нас все само по себе безлично и сорганизоваться не способно. Бог - стержень, на который мысли, чувства и пр. нанизано, как жемчужины на нить.
2.
"Исполнение нравственного начала... не может ограничиваться личною жизнью отдельного человека по двум причинам - естественной и нравственной. Естественная причина та, что человек в отдельности вовсе не существует... нравственная причина - несоответствие между понятием отдельного, разобщенного со всеми человека и понятием совершенства... процесс совершенствования, составляющий нравственный смысл нашей жизни, может быть мыслим только как процесс собирательный, происходящий в собирательном человеке, то есть в семье, народе, человечестве. Эти три вида собирательного человека... каждый своим путем, идут к совершенству."
Чтобы высказывание "человек в отдельности не существует" имело отношение к исполнению нравственного начала, под этим следует подразумевать, что человек в отдельности не совершенствуется.
Тогда заметим, что, хотя совершенствование предполагает существование, но второе - не предварительное условие первого, а первое - особая форма второго. Поэтому то, что верно для существования самого по себе, может быть неверным для совершенствования.
Конечно же, обособленный человек несовершенен. Но ведь разговор идет не об окончательном состоянии достигнутого совершенства, а о процессе его достижения, каковым является исполнение нравственных принципов. Здесь совершенства еще нет в любом случае, поэтому противопоставление чего бы то ни было ему на данном этапе бессмысленно.
Если предположить, что совершенствование ограничивается личной жизнью одного человека, то такое понимание отнюдь не тождественно стремлению к повышению степени обособления. Это говорит лишь о том, что корень разобщения лежит исключительно внутри каждого, поэтому ликвидировать обособленность можно только, работая над собой.
Наконец, из факта, что совершенствование, действительно, осуществляется в семье, народе, человечестве, не вытекает, что семья, народ, человечество являются объектами совершенствования. Посредством всех троих каждый очищает свою душу. Собирательный же человек - инструмент этого главного действия.
Совершенствование по смыслу своему есть процесс обобщения. Оно направлено вглубь - от грубого к тонкому. Поэтому, объектом его может быть только нечто, обладающее бытием внешним и внутренним. Таков лишь человек. Общество - явление внешнее. Реально не существует души семьи, души народа, души человечества. Подобные понятия могут служить элементом поэзии, но не рассуждений с целью установления истины.
Хотя формы собирательных организаций, несомненно, улучшаются в силу повышения среднего духовного уровня их членов, но они не движутся к совершенству. Царство Божье не допускает никакой множественности, которую уже по смыслу, заложенному в своих определениях, предполагают народ, семья, человечество. Да и не может быть одна семья или один народ. Царство же Божье есть абсолютное единство без всякого разделения.
Сказанное просто проиллюстрировать фактом, что семья допускает, пусть в ограниченной форме, половую страсть. Последняя несовместима не только с абсолютным совершенством, но даже и с высшими монашескими ступенями процесса совершенствования.
Каждая личность проходит через семью, народ, человечество и присоединяется к Царству Божьему, когда вырастает из потребности в этих троих. Они же остаются позади нее - в вечном несовершенстве.
3.
"При постоянном взаимодействии личного нравственного подвига и организованной нравственной работы собирательного человека нравственный смысл жизни... получает свое окончательное оправдание".
Собирательный человек - не некий самостоятельный источник активности. Его нравственная работа - только результат усреднения соответствующих усилий всех его членов. Поэтому взаимодействие отдельного человека с собирательным по смыслу есть взаимодействие первого с самим собой, что, впрочем, не исключает использования им общественных структур в своем совершенствовании, а говорит лишь о том, что единственный источник силы для этого скрыт в глубинах личного сознания.
Роль собирательного человека пассивна и косвенна. Общество занято не собственно достижением совершенства, а созданием условий каждому своему члену для непосредственного в этом продвижения. Поэтому собирательного человека следует признать совершенствующим, но не совершенствующимся.
4.
"Совершенство Добра окончательно определяется как нераздельная организация триединой любви."
Всякая организация - лишь инструмент достижения совершенства, но не может быть его вместилищем.
Художнику для создания гармонии необходимы краски и кисти, которые сами, какие бы прекрасные произведения ими не делались, в себе не способны иметь и капли совершенства.
Само существо понятия "организация" не соответствует аналогичному существу понятия "совершенство". Факт наличия первой предполагает предшествующий ему акт организовывания, которому в свою очередь предшествует состояние отсутствия организации. Таким образом, если привязать совершенство к организации, требуется признать, что было время, когда совершенство отсутствовало, а затем посредством человеческих усилий было создано.
Бог для нас - это всегда нечто предельное, окончательное. Если Оно, не обладает абсолютным совершенством, то теряется вообще смысл существования такого понятия.
А раз совершенства пока еще нет и оно грядет, значит и Бог также лишь в перспективе, и не Он, получается, нас создал, а мы над Ним в данный момент стараемся.
5.
"Наша физическая, а потом нравственно-политическая жалость к людям становится духовною любовью к ним, или уравнением в любви."
Всякое уравнение предусматривает наличие двух уравниваемых элементов. В этом случае мы ограничиваемся только той степенью любви, которую хотели бы видеть по отношению к себе.
Духовная же любовь основана как раз на неравенстве, но в чужую пользу, на уничтожении себя в качестве одного из элементов уравнения. Она есть ликвидация собственной потребности в любви.
6.
"Когда... всеобщее оправдание добра, то есть распространение его на все жизненные отношения, станет на деле, исторически ясным всякому уму, тогда для каждого единичного лица останется только практический вопрос воли: принять для себя такой совершенный нравственный смысл жизни или отвергнуть его."
Даже, когда вовне исторически присутствует добро, распространенное на все жизненные отношения, пусть существенным множеством, но других людей, оправдание его никогда не станет ясным конкретному уму того, кто к этому множеству не принадлежит, если он предварительно не сделал для себя выбора относительно нравственного смысла жизни.
Вынуждает к этому голос абсолютного бессознательного формирующего фактора. Принятие внутреннего глубинного решения всегда предшествует оправданию добра в уме, а не следует за ним.
Духовные истины не становятся никому очевидны исторически. Процесс их прояснения сугубо индивидуален. И уже в свою очередь совокупность индивидуальных ясностей рождает исторические явления. Последние, хотя могут поддерживать и способствовать духовному росту каждого, но не являются его отправной точкой.
7.
"Если нравственный смысл жизни сводится в сущности к всесторонней борьбе и торжеству добра над злом, то возникает вечный вопрос: откуда же само это зло? Если оно из добра, то не есть ли борьба с ним недоразумение, если же оно имеет свое начало помимо добра, то каким образом добро может быть безусловным, имея вне себя условие для своего осуществления? Если же оно не безусловно, то в чем же его коренное преимущество и окончательное ручательство его торжества над злом?"
Если добро и зло борются, значит они соизмеримы, находятся как бы на одном уровне, и к ним можно применять одинаковые критерии оценки. Если мы задаемся вопросом: "откуда зло?", правомерно поставить и вопрос: "откуда добро?".
Из предположения, что оба они откуда-то произошли, следует, что ни добро, ни зло не имеют своей причины в самих себе, а являются следствием чего-то другого, высшего, которое и есть первопричина.
Концом бытия и целью может быть только его начало и причина. Иначе требовалось бы признать появление в его процессе нового смысла, то есть неполноту первоначального, несовершенство Творца. Обусловленность окончательного итога творения со стороны твари означает право последней произвольно повернуть смысловое направление бытия, фактически - его бессмысленность.
Зависимость движущегося от неподвижного предполагает не ликвидацию движущегося, а лишь наличие во всех его элементах, помимо уникальных частностей, единого общего содержания. В случае же зависимости обратной каждое новое состояние движущегося дополняло бы неподвижное и принуждало к изменению, таким образом лишая его своей основной характеристики. Чтоб ликвидировать неизменное, надо заставить его двигаться, чтоб ликвидировать духовное, надо подчинить его телесному, чувственному, мысленному.
Несовершенный Творец не способен наделить смыслом все явления бытия, поэтому для завершения его работы требуется другой Творец. Из наличия же нескольких творцов вытекает необходимость присутствия кого-то, стоящего над ними. Последний призван бы был заниматься разграничением их творческих обязанностей, определять, достаточно в совокупности их смыла для сотворения бытия целиком, или нужен еще творец. Ясно, что выполнение такой функции невозможно без обладания всем смыслом. Истинный Творец единственен, а значит и совершенен. Множество не до конца совершенных творцов - всегда множество подмастерий.
Итак, добро и зло не первичны, в силу чего не могут быть и окончательны. Следовательно как первое, так и второе, носит характер не смысловой, а инструментальный.
Сделаем разницу между смыслом жизни и процессом жизни. Первый неподвижен, является результатом завершения второго и потому находится за его пределами. Борьба и торжество добра над злом - атрибут процесса. Смыслу же как таковому они не свойственны, так как есть лишь проявления его в жизни, множество комбинаций движущегося, в которых смысл - основа, но не форма.
Однако, если из одного и того же смысла вытекают два противоположных явления, не означает ли это его внутреннюю противоречивость, равноценную отсутствию? Действительно, если корень зла там же, где корень добра, нет ли у него с ним и равного права на существование? Утвердительный ответ на второй вопрос, впрочем, не утверждает их одинакового достоинства.
Добро есть инструмент реализации божественного замысла относительно движущегося мира, зло этой реализации препятствует. Но если Бог - причина и зла, разве Он не хочет, чтоб Его замысел был реализован?
Причиной добра Бог является напрямую, причиной зла - косвенно. Он хочет не только устремления человека к добру, но и добровольности в этом. Воля Бога добром не исчерпывается, а лишь в нем проявляется как в одной и возможных своих форм. В зле она не проявляется, но это не противоречит факту присутствия в Нем его причины.
Добро и зло существуют только в соединении с человеческой свободой выбора, поэтому правомерно говорить о них не самих по себе, а лишь о возможности зла и возможности добра. Но получается, раз зло и добро одинаково возможны, зло может победить?!
Если в человеке добро проигрывает, что случается нередко, осуществление божественной воли касательно его личности происходит иначе - в дочеловеческих формах жизни. В этом случае закон судьбы (закон сохранения добра и зла) сначала пытается вразумить человека. Затем, если это не удается, возвращает его на низшие стадии существования, где отсутствует свобода выбора и следование божественному замыслу происходит принудительно.
Здесь уместно сделать акцент, что о победе или поражении добра правомерно говорить лишь относительно личности, а не народа, человечества и пр., так как именно здесь мы имеем дело с существом проблемы, аналогично тому, как существо химической реакции - это взаимодействие молекул, а не содержимого двух пробирок.
Итак, хотя Бог и есть причина всего, в том числе зла, окончательное решение, быть злу или не быть, принимает человек. Когда он заблуждается, исправлением занимается установленный Богом закон судьбы - в этом ручательство окончательной победы добра над злом. В соответствии с божественным замыслом, добро в человеке должно быть непременно, зла же может и не быть, если он сразу правильно сориентируется.
8.
"Разумная вера в абсолютное Добро опирается на внутреннем опыте и на том, что из него с логическою необходимостью вытекает. Но внутренний религиозный опыт есть дело личное и с внешней точки зрения условное. А поэтому, когда основанная на нем разумная вера переходит в общие теоретические утверждения, от нее требуется теоретическое оправдание."
Сделать внешние результаты личного внутреннего религиозного опыта самостоятельными, очевидными для всех и от духовного уровня соприкасающегося с ними независимыми невозможно и ненужно. Сказано, что слышит лишь имеющий уши. В противном случае никакой звук не очевиден. Восприятие кем-то теоретического оправдания чужой веры столь же увязано на свойства его сознания, как и присутствие собственно самой веры.
В духовных вопросах бесспорно теоретически ничего не доказывается. Вернее, можно доказать все, что угодно. Здесь надо или понимать истину с полуслова, или не понимать вообще.
Решения относительно духовных ценностей принимаются в слоях сознания более тонких, чем тот, к которому обращается, теоретическое рассуждение. Следовательно это происходит прежде, чем человек начал рассуждать.
Положительная теория рассчитана на наличие предварительно самостоятельно возникших глубинных духовных предпосылок. Поэтому роль ее в духовном развитии вспомогательна и второстепенна.
Относительно людей, к духовности изначально не восприимчивых, всякая теория бессильна, и только страдания, обретаемые в соответствии с законом судьбы, способны заставить такого человека задуматься и сдвинуть его с мертвой точки.
9.
"Цель есть претворение материальной природы - своей и внешней - в свободную форму человеческого духа, не ограничивающую его извне, а безусловно восполняющую его внутреннее и наружное существование."
Во-первых, у духа не может быть форм, их образует только природа. Дух неизменен. Будучи смысловой основой форм, он ни с одной из них не смешивается, как нить не смешивается с жемчугом, когда вместе они образуют ювелирное изделие.
Во-вторых, слово "свобода" в высшем духовном смысле может означать только свободу от неполноты. Любая форма же всегда неполна. Кроме нее существует другая, в которой есть некоторое содержание, в первой отсутствующее. Форма, не ограничивающая дух, есть отсутствие формы, так как последняя сама по себе - граница.
В природе все нуждается в постороннем восполнении. Гармонии не дано воплотиться в каком-то одном явлении или их группе, а только в полной их совокупности, основа которой - дух - естественно, должен иметь в себе все, что было, будет и есть в ней воплощено. Поэтому он не может желать восполнения посредством чего-то кроме него.
Дух - целое, а не часть, средоточие всякого смысла. Нет и быть не может иного смысла, помимо содержащегося в нем. Иначе он не имел бы принципиального отличия от природы, не был бы духом и его по существу следовало бы отнести к природе.
10.
"Нравственная организация человечества... не могла равномерно осуществляться во всех своих частях. Известная историческая последовательность вытекала здесь из самого существа дела. На первый план должна была выступать сначала религиозная задача... не только как дело главное и основное, но и как дело в известном смысле самое простое, наименее обусловленное с человеческой стороны. ...политическая задача исторического христианства, более сложная и обусловленная, чем задача церковная, выступает после нее, так что была эпоха в средние века, когда церковь уже приняла твердые органические формы, государство же христианское представляло такое же состояние видимого небытия, в каком ныне находится христианское хозяйство. Разве кулачное право средних веков более соответствует нравственной норме государства, нежели современные банки и биржи - нравственной норме экономических отношений? Практическое осуществление этой последней, естественно, выступает после всех, так как эта область есть крайний предел для нравственного начала, и ее должная организация, т.е. устроение нравственной связи между человеком и материальною природой, не просто, а сугубо обусловлено по существу: во-первых, нормальным религиозным положением человечества, устрояемым в церкви, а во-вторых, нормальными междучеловеческими... отношениями, организуемыми в государстве."
Как религиозная, так и политическая с экономической системы по смыслу - лишь инструменты совершенствования человека. Если с точки зрения их внешнего возникновения и развития, действительно, имеют место указанные последовательность и степень сложности, то касательно воздействия на внутренний мир - картина противоположная: чтобы человек мог осознать и осуществить истину церкви, он должен прежде вполне освоить то, к чему призваны его направить все прочие - разумеется, правильные - элементы общественной организации. Их задача устранять грубый грех - преступные склонности, неумеренную алчность, и пр., в ведении же церкви в основном грех тонкий - бытовой эгоизм, мирские потребности, признаваемые обычно нормальными - вплоть до полной ликвидации всяких желаний. Естественно, что лишь отсутствие грубого позволяет приступить к подавлению тонкого греха. Глупо было бы предложить заняться аскетическими упражнениями человеку, погрязшему в убийстве, жадности, похоти. И по уровню сложности работа церкви наивысшая. Легче подавить в себе животную похоть, ввести ее в рамки семьи, чем вообще отказаться от половой жизни.
Какой же следует вывод? Возникновение церкви при отсутствии духовно ориентированных государства и экономики означает или ее бесполезность на данном этапе как инструмента внутреннего очищения, или наличие у людей уже достаточного для восприятия религиозной истины духовного потенциала, который в этом случае, получается, способен являться вопреки существующему вовне положению дел. Правильно, разумеется, второе. Констатацией этого важность общества для совершенствования человека не отрицается, но указывается на его неглавный, второстепенный характер и на то, что источник духовного роста - внутри каждого.
Неправильно думать, что все люди сначала очищались с помощью церкви, затем - государства и т.д.. Пока не было правильных государства и экономики, требовалось самостоятельно пройти путь, который они впоследствии облегчили, чтобы совершенствоваться посредством церкви. Историческая последовательность возникновения общественных форм свидетельствует не о порядке духовного развития человека, а лишь об изменении количества людей, которым стали доступны большие духовные достижения. К пути индивидуального восхождения, которому единственному правомерно отдавать главную смысловую нагрузку, исторический порядок не относится, следовательно, в высшем духовном плане значения не имеет. Тот, кому в полной мере пригодилась церковь, во всем остальном уже не нуждается.
Если понимать правильные церковь, государство и экономику как собирательно-организованные благочестие, жалость и аскетизм, следует помнить, что духовный уровень человека не исчерпывается ничем конкретным, пусть, весьма положительным, а определяется соответствием всех проявлений сознания заданной степени чистоты. В силу этого каждое из рассматриваемых учреждений обязано быть шире любых чувств и главной их характеристикой является не побудитель к созданию, а принадлежность к законной или высшей ступени развития. В совокупности инструментов первой церковь присутствует, но главная ее часть - средство для завершения пути совершенствования - освобождения. Однако, существуют другие пути высшего духовного делания - искусство и познание. Экономика же и политика в этой сфере - посторонние, человек, вошедший в нее, вырос из них.
11.
"Цель... богатства... есть обладание полнотою физического существования. Эта полнота, без сомнения, зависит от отношения человека к материальной природе, и тут нам предстоят два пути: или своекорыстно эксплуатировать земную природу, или с любовью воспитывать ее."
Полнота существования личности в качестве элемента физического мира доступна лишь в результате восполнения телесных потребностей, которые очень скоро с удвоенной силой возобновляются и требуют от природы все больше и больше. Таким образом, варварство по отношению к ней приверженцев земной ценностной ориентации закономерно и единственно возможно. Любовное воспитание природы способно обуславливаться только бескорыстием. Последнее же по смыслу есть отказ от поиска гармонии на пути удовлетворения страстей. Однако, решивший воспитывать природу, неизбежно разочаровывается. Дисгармония - по существу явление внутреннее, поэтому для ее подавления нужен соответствующе направленный акт воли. Можно делать все, что угодно, чтобы расти духовно посредством этого, необходимо правильно ставить цель. Если она вовне, пусть самая благородная и возвышенная, гармония не приходит.
12.
"Обеспечить свое материальное благосостояние, т.е. прежде всего исцелить свою физическую жизнь и дать ей бессмертие, человек не может путем внешней эксплуатации земных сил."
Дать бессмертие физической жизни нельзя. Исцелиться возможно, лишь от нее избавившись. Однако, путь уничтожения ошибочен. Требуются длительные усилия по изживанию привязанности личности к жизни. Исцеление стремлением к земному благополучию не только не достигается, но ему противостоит. Внешняя эксплуатация земных сил, действительно, усугубляет болезнь, но разберемся, что вообще с духовной точки зрения правомерно называть "внешним". Внутреннее предполагает большую степень принадлежности к личности. Если же мы хотим говорить не об относительных понятиях (где внутреннее относительно одного может быть внешним относительно другого), а о внутреннем и внешнем в абсолютном смысле (чтоб внутреннее было таковым относительно всего, а все, что хотя бы относительно чего бы то ни было способно быть внешним, принадлежало к внешнему), то внутренним правомерно признать лишь собственно корень личности, дух, неизменный по времени и пространству, а все его проявления в движущемся мире - внешним. Поэтому в противоречие с полным исцелением вступает не только самое грубое телесное видимое, но и тонкое душевное невидимое.