И вдруг ей показалось, что сидящий перед ней человек, слабый телом и поразительно сильный духом, в чем-то очень беззащитен. Касси презрительно отмахнулась от этой мысли: «Я просто пытаюсь оправдать уже принятое решение».
   — Да, — сказала она, — в этом деле.
   — Принято. Вы будете поддерживать связь непосредственно со мной и больше ни с кем. Вряд ли нужно предупреждать, что вы не должны никому говорить ни о нашей встрече, ни о том, что вы работаете на меня, — ни единой живой душе, как в КВБ, так и за пределами службы.
   Директор дал молодой женщине код доступа.
   — А теперь можете идти. Как только вы выйдете из этой комнаты, вам завяжут глаза и отвезут туда, куда вы скажете. Там вам вернут оружие и отпустят. Вы ничего не имеете против?
   — Я не в восторге от того, что мне завяжут глаза, — сказала Касси. — Однако полагаю, если я откажусь, то вообще не выйду отсюда? Кроме как, быть может, через печную трубу?
   Индрахар улыбнулся.
   — Как я уже говорил, вы очень проницательны.
   — Договорились. Но у меня к вам одна просьба.
   Казалось, Сабхаш удивился. Возможно, это была лишь игра. А может быть, и нет.
   — Какая?
   — Дайте мне обезьяний наряд ЭУОД. Так или иначе, ваша организация скомпрометирована. Готовы вы это признать или нет. А мне чертовски надоело, что гибкие доспехи и глаза на затылке есть только у плохих ребят. Если я рискую встретиться с командос ЭУОД, не входящими в вашу личную гвардию, мне хотелось бы иметь возможность сражаться с ними на равных.
   — Я отдам соответствующее распоряжение. Саёнара. До свидания.
   Поклонившись, Касси направилась к двери.
   — Старший лейтенант! — окликнул ее Индрахар. Она остановилась.
   — Да?
   — Пожалуйста, ни слова о нашей встрече моему приемному сыну — если вы вдруг случайно с ним встретитесь.
   Касси ощутила леденящий холод в груди.
   — Неужели вы полагаете…
   — Нет. Просто я этого не хочу.
   Молодая женщина пожала плечами:
   — Хорошо, не скажу.
   Она открыла дверь.
   Индрахар остался сидеть в полумраке, глядя в никуда сквозь экран компьютера. Он медитировал. Заниматься этим в любой позе, в любой обстановке он научился задолго до того, как оказался прикованным к ненавистному креслу-каталке.
   Наконец директор вернулся в реальность. Его дух и его сознание, освободившись от уз оболочки, пришли к нескольким заключениям.
   Покинув помещение, Индрахар покатил свое кресло по коридорам штаб-квартиры КВБ, упрятанной глубоко под землю в подвалах дворца Единства, и вернулся в свой скромный кабинет.
   Там он выполнил несколько процедур безопасности, — не известных никому, в том числе его приемному сыну, — которые позволили ему убедиться, что за ним не следят. Полностью удовлетворившись, Индрахар включил компьютер и выполнил аналогичную процедуру.
   Несмотря на то что под его началом находилась самая мощная служба разведки и контрразведки во всей Внутренней Сфере, некоторые вещи «Сама Улыбка» не доверял никому.
   Приняв все меры предосторожности, подготовил послание своему агенту на Диероне, который подчинялся лично ему. Затем сообщение должно было быть разделено на множество отдельных пакетов, включенных в состав самых различных посланий, и передано во время ежечасных передач особого гиперимпульсного генератора, созданного Комстаром специально для КВБ. Пакеты будут переданы на планету, удаленную и от Диерона, и от Черной Жемчужины, собраны вместе и отправлены получателю под видом невинного личного письма от друга. Стойкость примененного шифра была так высока, что всем компьютерам Звездной Лиги потребовалось бы работать непрерывно в течение пяти триллионов лет, чтобы вскрыть его.
   Послание предписывало агенту отправить определенное сообщение на Люсьен по стандартным каналам КВБ. Это сообщение должно было появиться в центральной компьютерной системе Службы в ближайшие двадцать четыре часа.
   После этого Индрахар стал обдумывать свой следующий шаг. Эта странная девчонка права — внутри Корпуса Внутренней Безопасности произошел какой-то серьезный сбой. И хотя директор небрежно отмахнулся от высказанного Касси сомнения о случайном совпадении, в глубине души он сознавал, что, если в недрах КВБ зреет предательство, жизнь Координатора в смертельной опасности.
   У него и у его непредсказуемой молодой союзницы осталось всего три дня на то, чтобы узнать, в чем именно заключается эта опасность.


XIX


   Имперская столица Люсьен
   Военный округ Пешт
   Синдикат Дракона
   27 июня 3058 года

 
   — Что ты сказала? — обратился Такура Мигаки к лицу, появившемуся на крошечном экране шлемофона.
   Директор «Голоса Дракона» сидел за штурвалом переоборудованного ударного вертолета «Воин Х-7», облетавшего место сражения бутафорских боевых роботов в окрестностях Эйга-тоси. Обычно он получал ни с чем не сравнимое наслаждение от дирижирования сценой битвы с воздуха — чего не мог позволить себе ни один настоящий командир. Нечего было и думать о том, чтобы АВВП спустился над местом настоящего боя до высоты, откуда можно хоть что-нибудь разглядеть. Однако сейчас от удовольствия, переполнявшего Мигаки, не осталось и следа.
   — Я сказала, что больше не хочу тебя видеть, — повторила Лейни Шимадзу.
   Ее лицо было неестественно бледным, на нем особенно заметно проступали веснушки. Под глазами цвета тусклого янтаря, который еще не доводилось видеть Мигаки, нависли темные мешки.
   Вертолет дернулся вниз. Послышались испуганные восклицания головидеооператоров, расположившихся со своей аппаратурой в пассажирском отсеке. Хвостовой винт «Воина» вращался в плоскости, перпендикулярной осевой линии корпуса. Таким образом, в отличие от винта обычной конструкции, стремившегося развернуть вертолет в горизонтальной плоскости, винт «Воина» пытался закрутить его вокруг горизонтальной оси. Обыкновенно летчик без особого труда боролся с этим закручивающим движением с помощью вращающихся в противоположные стороны соосных несущих винтов. Но сейчас Мигаки, поглощенный разговором, не уделял должного внимания штурвалу, и вертолет, попавший в поток сильного встречного ветра, понесло в сторону Выругавшись про себя, директор «Голоса Дракона» развернул летательный аппарат хвостом к ветру.
   Мигаки был летчик опытный; он много времени прослужил в эскадрилье ударных вертолетов ОВСД. Но даже сейчас, в тридцать первом веке, винтокрылые машины оставались капризными штуковинами, платившими за малейшую беспечность смертью в огне.
   — Но почему? — воскликнул Мигаки. Рыжеволосая водительница боевых роботов пожала плечами:
   — Скажем просто… скажем так. у наших отношений нет будущего. Остановимся на этом, хорошо?
   Мигаки покачал головой. Краем глаза он заметил заблудившийся отряд сельскохозяйственных роботов с навешенным пластмассовым оружием, ведомых бутафорским «Ханкиу», появившийся на берегу ручья далеко от назначенного места. Еще немного, и этот отряд выйдет во фланг роботам «кабальерос», которые изображали боевые машины ОВСД, — в то время как на самом деле все должно быть совсем наоборот.
   Переключив канал связи, Мигаки быстро рявкнул пилотам сельскохозяйственных роботов, чтобы они поворачивали назад, и снова связался с Лейни.
   — Я так не могу, — начал он. — Ты…
   Мигаки осекся. Ему было поручено проповедовать традиционные ценности Синдиката, в том числе безропотную покорность женщин, полное их подчинение мужчинам. Однако втайне он мечтал о встрече с женщиной, не уступающей силой воли и характером мужчине, — и его мечта воплотилась в Лейни. Болтавший с женщинами ни о чем, Мигаки встретил женщину, с которой можно было говорить часами о вещах, близких его сердцу, а также с интересом слушать то, что скажет она. Но сейчас он не мог подобрать нужные слова, чтобы высказать ей то, что было у него на душе.
   — Ты очень много для меня значишь, — наконец вымолвил Мигаки, гадая, нашла ли Лейни эту фразу такой же неуклюжей, как он сам. — Я… если я в чем-то ошибся, скажи об этом. Я твердо знаю, что смогу все исправить.
   — Ты из тех, кто не любит совершать ошибки, — сказала Лейни. — И то, что у тебя возникли ко мне какие-то чувства, — одна из ошибок. Такки, даю тебе на прощанье дружеский совет: постарайся забыть обо мне.
   — Подожди!.. — воскликнул он. Но экран уже погас.
   — Прощу прощения, Тоно, — проговорил придворный, опускаясь на колени и склоняя голову к покрытому циновками полу. Теодор Курита, зажав в руке кисточку, пытался сочинить обращение к войскам в день своего рождения. — К вам посетитель.
   Теодор нахмурился. Его как раз озарило вдохновение, и он собирался наброситься на чистый лист рисовой бумаги с макото — искренностью, качеством, о котором мечтают поэты и каллиграфы. В настоящий момент Координатор являлся и тем и другим. От внезапного вмешательства вдохновение лопнуло, словно мыльный пузырь.
   Однако Теодор не мог себе позволить превратиться в деспота, карающего подданных за то, что те выполняют свои обязанности.
   — Кто?
   — Промышленник Инагава, Тоно. Он сказал, вы поймете, с какой целью он пришел.
   Теодор превратился в ледяную глыбу.
   — Проси, — бросил он. — Проследи за тем, чтобы его сопровождали вооруженные отомо.
   И тотчас же появился Инагава. «Промышленник», как иносказательно назвал его церемониймейстер, был в своеобычном скромном наряде гангстера — темно-синий костюм, коричневая рубашка и голубой шелковый галстук с узлом размером с голову котенка. Инагава снял ботинки и остался в носках синего цвета с зелеными ромбами, окаймленными золотом. Под мышкой ойабун нес шкатулку из самшита. Светлое дерево было покрыто бесцветным лаком. Следом за широко шагающим Инагавой только что не бежали два отомо в церемониальных доспехах.
   В дверях предводитель якудзы упал на колени и приложился лбом к полу.
   — Господин, вчера вечером я невольно стал творцом беспорядков. Увы, избежать этого не было никакой возможности, — сказал он. — Я пришел к вам принести извинения за то, что нарушил ваш покой, и искупить свою вину.
   — Вот как, — выдавил Теодор.
   Координатор надеялся, что по его внешнему виду нельзя догадаться о том, как он устал. Эту ночь он опять спал плохо. Сон долго не шел к нему, а когда он наконец заснул, ему снова явился его отец…
   — Именно так, господин, — продолжал Инагава. — Я хочу доказать вам, что по-прежнему остаюсь вашим покорным слугой. Окажите мне эту милость.
   — Продолжай.
   Пройдя через зал, Инагава опустился на колени перед Теодором, не двинувшимся с места после того, как доложили о приходе якудзы, и, похоже, не собиравшимся двигаться. Открыв шкатулку, Инагава достал белое полотенце и аккуратно расстелил его на полу. Затем, тщательно перетянув левую руку, он извлек из шкатулки танто в ножнах.
   Часовые напряглись. Посетителю, занимающему такое высокое общественное положение, как Инагава, позволялось оставить при себе нож в присутствии Координатора. Обнажать оружие во время официальных приемов было категорически запрещено, однако сейчас встреча явно носила частный характер. Увидев, что их господин никак не прореагировал, телохранители остались на местах, пристально следя за каждым движением ойабуна.
   Посмотрев на Теодора, Инагава улыбнулся. Прижав мизинец левой руки к полотенцу, он отсек его одним ударом танто.
   Теодор ощутил, как ему в лицо бросилась кровь. Юбицуме. Жест раскаяния и покорности, на который нельзя не обращать внимания. Но все же Инагава ведет себя с ним, Координатором Синдиката Дракона, как с простым главарем преступной банды. Согласно странному modus vivendi, существующему в общении Теодора с сеймейоси-ренго, отсечение пальцев считалось допустимым; однако Координатору за всю свою жизнь лишь считанное число раз — и впервые после смерти его отца — хотелось убить человека прямо на месте.
   Инагава снова прикоснулся лбом к татами. Когда он выпрямился, Теодор увидел, что лоб якудзы покрыт тонкой блестящей пленкой пота. Только это указывало на то, что ампутация произошла на самом деле, а не на голоэкране.
   Дородный ойабун перебинтовал рану, почти не кровоточившую.
   — Благодарю вас, Тоно, — сказал он и удалился. Телохранители-отомо вышли следом за ним. Теодор опустил глаза. После того как доложили о приходе Инагавы, он не пошевелил кистью. Капнувшая тушь оставила на еще совсем недавно девственно-чистой бумаге огромную черную кляксу.
   Поддавшись внезапному порыву ярости, Теодор отшвырнул кисть и позвал слугу.
   Скользнув на заднее сиденье лимузина рядом с Хираоке Тоямой, Инагава обнаружил, что и без того осунувшееся, изможденное лицо его друга стало мертвенно-скорбным.
   — Что заставило тебя совершить подобную глупость? — злобно процедил тот, указывая на промокшие от крови бинты.
   Инагава дал шоферу знак трогаться. Лимузин выехал со стоянки для самых важных посетителей дворца Единства; машины простых смертных сюда не допускались. Толстый ойабун протянул руку сидящему напротив помощнику, и тот заново перебинтовал рану
   — Я купил нам время для передышки, — сказал Инагава. — Возможно, Теодор убил своего отца, если верить Тени, — я лично верю. Однако внутри он мягкий и дряблый. Координатор упрямо хранит верность глупому соглашению, заключенному с сеймейоси-ренго. Мое небольшое представление гарантирует, что Теодор не поддастся порыву отомстить за Ямагучи.
   — Но ты же унизил себя перед узурпатором!
   Какое-то мгновение Инагава смотрел на своего тщедушного друга горящими глазами разъяренного кабана. Затем жирный рот растянулся в усмешке.
   — Мизинец, обещание, — небрежно бросил ойабун. — И то и другое досталось изменнику — невелика потеря.
   — Чертов ублюдок! — бушевал Хохиро Кигури. — Я его убью!..
   — Я был уверен, это часть вашего замысла, таи-шо-сама, — произнес мужчина, находившийся рядом с генералом в пустынном командном центре ЭУОД глубоко под дворцом Единства.
   У него были коротко остриженные черные волосы, раскосые восточные глаза, гладкая кожа цвета зрелых злаков, обтягивающая широкое скуластое лицо. Из одежды свободный серый свитер, просторные линялые черные брюки и спортивные ботинки. Хохиро Кигури, ярый приверженец выдвижения на руководящие посты способных людей снизу, тем не менее свято верил в иерархическую структуру общества, традиционную для Синдиката. Высокое положение давало его обладателю большие привилегии. Однако мужчина в сером свитере не был первым заместителем командира Элитных ударных отрядов Дракона; больше того, он не занимал сколько-нибудь высокий пост в ЭУОД. Но из всего своего окружения Кигури доверял больше всех именно ему — молодой офицер был правой рукой генерала и его ближайшим советником.
   Кигури никак не мог успокоиться.
   — Ослепленный глупой жадностью, жирная свинья Инагава ведет себя словно пьяница, тянущийся через весь уставленный посудой стол к последней недопитой бутылке саке! — воскликнул он, возбужденно расхаживая туда-сюда перед рядами мерцающих экранов. — Он разобьет все вдребезги!
   Его советник спокойно кинул в рот новую пригоршню сухих яблочных чипсов.
   — Инагаве ничего не известно о том, кто вы на самом деле. Даже если Сабхаш схватит его в свои когти, он не сможет указать на нас пальцем.
   — Капитан Дау, Инагава знает о нашем компоненте замещения, — возразил Кигури.
   Его собственные специалисты подтвердили заключение контрразведчиков Дэниела Рамаки о том, что командный центр защищен от прослушивания. Но несмотря на это, генерал прямо-таки со сверхъестественной силой боялся в открытую назвать то, что в настоящий момент находилось в спускаемом корабле в троянской точке орбиты Ориенталиса — то есть постоянно скрытом за спутником для наблюдателя с Люсьена. Как бы Кигури ни насмехался в кругу своих приближенных над болезнями и мягкотелостью Сабхаша Индрахара, утверждая, что тот больше не может управлять Корпусом Внутренней Безопасности, в глубине души он по-прежнему испытывал к «Самой Улыбке» благоговейный страх и поэтому не сомневался, что, невзирая на все хитрые уловки, старик калека выведет его на чистую воду.
   — Мудзо, шеф. — В данном случае это слово означало «не важно». — Не сочтите мои слова кощунством, но Курит у нас предостаточно. Замену малышу Энгусу мы сможем найти так же просто, как и Теодору. И не забывайте… — Дернув плечом, капитан Дау развел руками. — У нас в рукаве козырной туз. Глупец Инагава может отвести весь свой сброд Черных Драконов хоть к Линии перемирия — на нас это никак не скажется. Вы держите все железной хваткой, босс. Неудачи просто не может быть.
   Остановившись, Кигури сверкнул единственным глазом на своего подчиненного, шумно раздувая ноздри. Постепенно генерал успокоился. Плечи его поникли, и сам он, выпустив клокочущую внутри ярость, как-то сжался.
   — Ахилл, у тебя прямо-таки дар ходить по самому краю.
   Таи-и Дау усмехнулся:
   — У меня хороший учитель, Кигури-сама.
   — Ты прав, — согласился генерал. — По большому счету, нам не нужны ни Инагава, ни Кокурю-кай, и я с радостью предвкушаю, как мы передавим этих жирных жаб, когда в них отпадет надобность. Но все пройдет гораздо более гладко, если они будут и дальше выполнять отведенную им роль. — Он повернулся к красным цифрам на голохронометре, парящем в воздухе в углу. — Кстати, тебе не кажется, что вы со старшим сержантом Насимурой уже давно должны быть в другом месте?
   — Так точно, генерал! — вытянулся в струнку капитан. Отвесив быстрый поклон, он исчез.
   По мере приближения дня рождения Координатора имперская столица все больше заполнялась приезжими. По улицам проходили праздничные процессии, в парках устраивались представления: концерты, торжественные речи, спектакли и, разумеется, фейерверки. Большинство событий было заранее спланировано; другие «возникали спонтанно» под руководством специалистов «Голоса Дракона». Были и действительно стихийные излияния чувств Координатору, результат извечного человеческого стремления шумно повалять дурака. День рождения Координатора являлся одним из тех редких случаев, когда ослаблялись строгие нормы поведения, установленные в Синдикате Дракона. Возможно, спокойные и даже заторможенные по меркам Хачимана граждане имперской столицы тем не менее не собирались упустить такую возможность повеселиться.
   — Почему, куда бы мы ни пошли, везде натыкаешься на этих китайских драконов? — обратилась к своим подругам Мирабель Веласкес.
   Пухленькая и невысокая, она обладала способностью выглядеть одновременно жизнерадостной и по-деловому озабоченной — впрочем, как и многие, работавшие на Зума Гальегоса. Хотя она была всего лишь сержантом Ацтеков, а ее подруги — пилотами боевых роботов, никто не удивлялся этой дружбе. Две из них были ее родственницами — одна кровной, другая через брак; в любом случае кастовые границы среди «кабальерос» быстро размывались.
   Молодые женщины проталкивались сквозь ликующую толпу, запрудившую улицы к юго-западу от дворца. Мирабель указала поверх голов прохожих, по большей части еще более низкорослых, на огромное полотняное чудовище, больше напоминающее стилизованного льва, чем дракона Куриты, которое состояло из пасти и длинного, извивающегося тела на множестве обутых в черные тапочки ног.
   — Я хочу сказать, во владениях Ляо это было бы естественно, но здесь…
   — Ну, этнических китайцев повсюду хватает, — возразила «Опера» Гутьеррес, высокая, красивая и очень стеснительная nortena, подобно многим «кабальерос» взявшая себе прозвище у своего боевого робота. «Опер-водитель», древний «Оправдатель», получил свое имя задолго до того, как его нынешний пилот появился на свет. Своим долгожительством робот был обязан исключительно колдовству Зумы, а никак не волшебству механиков. — Наверное, именно поэтому мы повсюду встречаем танцы с драконами.
   — Интересно, занимаются ли этим на родине Кланов — где бы она ни находилась? «Опера» пожала плечами:
   — Понятия не имею.
   «Грусть» Сааведра смотрела в противоположную сторону, туда, откуда подруги пришли, где расширяющаяся улица была обсажена похожими на сикоморы деревьями, мандамуса-ми с черными листьями.
   — Я хочу еще раз посмотреть на ту штуковину, мимо которой мы только что прошли, — заявила она. — На огромную chorizo[10], которую несли монахи.
   — Да-да! — воскликнула. — Это было что-то, правда? Метров семь в длину, не меньше. — Она ткнула локтем в бок «Оперу». — Chiquita[11], не хочешь откусить кусочек?
   «Опера» задумчиво нахмурилась.
   — Я предпочитаю откусывать столько, сколько смогу проглотить, — наконец заявила она.
   «Грусть» хихикнула, и громко расхохоталась. Четвертый член небольшого отряда, младший лейтенант «Вспыльчивая» Салазар, стояла, прижавшись к гранитному фасаду здания, пропуская мимо пешеходов. Молодая женщина щелкала зажигалкой и тотчас же гасила ее, словно пытаясь прочесть в мерцающем огоньке пророческое предсказание.
   — Прекрати, — обратилась к ней «Грусть». — Ты выводишь меня из себя.
   «Вспыльчивая», пожав плечами, убрала зажигалку в карман. У этой миниатюрной женщины были огненно-рыжие волосы с металлическим блеском, которые уроженцы Юго-Запада именовали «тлаксалтека» — по названию индейского племени, жившего в древние времена в долине Мексике, чьи представители отличались волосами подобного необычного цвета. Ее гладкая желтоватая кожа приближалась оттенком к «спелому злаку», считавшемуся идеальным в Синдикате;
   овальное курносое лицо усыпали веснушки. Глаза «Вспыльчивой» отличались необыкновенным зеленым цветом. Маленькое аккуратное тело было широким в плечах, узким в талии и округлым в бедрах. Как и ее подруги, «Вспыльчивая» надела непримечательную штатскую одежду, то есть голубую блузку и выцветшие джинсы. В целом ее можно было назвать скорее красивой, чем просто привлекательной; но большинство мужчин находило ее просто неотразимой.
   Салазар управляла единственным имеющимся в Семнадцатом полку «Поджигателем», устаревшей легкоуязвимой моделью ФС9-Х, щедротами Дяди Чанди доведенной до стандарта 9-С разведывательного робота. Подобно всем водителям роботов, по собственному желанию выбравших узкоспециализированную машину, Рубин давно страдала неизлечимой пироманией. Салазар была взята в плен в лагере Марисоль в Эйглофианских горах на Тауне и долгое время находилась в руках предателя Говарда Блейлока. С тех пор она стала еще более замкнутой; именно тогда у нее появилась привычка, так раздражающая «Грусть».
   Пройдя несколько метров, подруги остановились перед входом с вывеской, на которой имелись латинские буквы, а также иероглифы и знаки катаканы. Никто из четверых не умел разбираться в забавных синдикатских закорючках, поэтому женщинам пришлось довольствоваться латиницей: «Бутик „Сексуальная леди“.
   — Я хочу зайти, — заявила «Грусть». — В витрине выставлено очень милое платье.
   «Опера» имела весьма недовольный и даже встревоженный вид. Остальные не обратили на нее внимания, поскольку бравая «кабальерша» практически всегда выглядела подобным образом. В отличие от подруг, она прихватила сумочку, которую, несмотря на прочный кожаный ремешок, постоянно сжимала в руке, словно утопающий — спасательный круг, опасаясь вездесущих воров Черной Жемчужины.
   — Там много народу?
   — Не больше, чем здесь, hija, — ответила «Грусть». В бутике царил прохладный полумрак и — о чудо! — там было совсем пусто. Четверка разбрелась по магазину, а безупречно одетые продавщицы остались стоять на месте, стараясь не таращиться на наглых и шумных неверных.
   «Грусть» остановилась перед красным платьем со сборками и короткими рукавами.
   — Вот это мне очень нравится, — заявила она. — Я его примерю.
   — Ты шутишь! — воскликнула Салазар. — В нем ты будешь похожа на пожарную машину.
   «Грусть» скорчила гримасу:
   — Ничего подобного. Тебе просто завидно, так как своей фигурой ты напоминаешь ведро.
   Троица осталась стоять в центре зала, и вдруг входная дверь распахнулась. В бутик ворвались четыре юнца в куртках с накладными плечами, с белыми и золотыми пучками волос — декигоро-дзоку. Крикнув что-то по-японски, они бросились на женщин.
   Для уроженцев Дракона юнцы были слишком высокорослыми и мускулистыми. В соответствии с соглашением между доном Карлосом и Такурой Мигаки женщины не имели при себе огнестрельного оружия. Но они были «кабальерос», все выросли в окружении братьев и кузенов и еще до поступления в армию Марика познакомились с основами драки. Разумеется, мужчины, как правило, сильнее женщин, и это теплое солнечное утро в бутике «Сексуальная леди» не стало исключением. Но nortenas дрались отчаянно.
   Два крутых юнца бросились на оказавшуюся ближе всех ко входу. Та, и не думая отступать, набросила платье, которое разглядывала — воздушный белый наряд с множеством кружев, — на голову одному из них и погрузила ему в живот кулак. Другой развернул ее, стараясь схватить за обе руки, а его дружок тем временем запутался в вешалках и упал.
   Третий юнец схватил хрупкую с виду «Оперу» Гутьеррес за левую руку и рванул к себе. Девушка, крутанувшись в ту же сторону, со всего маху налетела на подонка и врезала ему по лицу сумочкой. Несмотря на свой довольно высокий рост, «Опера» не отличалась особенной силой. Однако, уроженка Церильоса, нигде не желавшая расставаться с привычками своей родной планеты, она несла в сумочке пол-литровую банку резанных кусочками персиков в сиропе. Юнец, сдавленно вскрикнув, рухнул на пол с распухшей щекой и свернутым на сторону носом.