Людмила МИЛЕВСКАЯ
ПРОДАЕТСЯ ШКАФ С ЛЮБОВНИКОМ
Глава 1
"Все произошло необычно, удивительно и внезапно: я влюбилась!
Волшебное состояние.
Еще недавно он был чужим, а теперь самый родной, самый добрый, умный, красивый…
Разлука с ним — страшная боль, а встреча — экстаз. Я не знала, что любовь способна делать человека таким счастливым. От многообразия чувств, кажется, можно сойти с ума.
И я схожу!
Но что же он медлит?
Ах, сколько во мне нетерпения! Я хочу, чтобы он пришел раньше? Но пирогу находиться в духовке как минимум десять минут…
Кстати, о пироге! Пора его повернуть — не дай бог, неравномерно подрумянится корочка.
Ну вот, с пирогом вроде покончено, пирог удался… Ах, я забыла поставить фужеры! Что я за бестолочь, и салфеток нет на столе!
Ну вот, теперь наконец можно присесть.
Минуты последние длинные! Длинней, чем часы Какой он бессовестный. Почему не спешит? Почему он такой пунктуальный?
Что?! Я ругаю его?! Нет-нет, он самый хороший!
Ах, я так сильно его люблю!
Я уверена, он очень спешит. Интересно, какой он мне приготовил подарок? Да, подарок! Подарок! Что он мне принесет? Это будет нечто из ряда вон. Нечто супер. Нечто…
Что? Звонок! Это он!
Боже мой, я подпрыгнула, словно током меня ударило! И сердце колотится! И колени дрожат! Как я выгляжу? Зеркало! Где же зеркало? Ах, вот оно.
Ой, мамочка, растрепалась прическа! А губы! Слишком яркие, неверный я выбрала цвет…
Ну да поздно теперь исправлять. Как он звонит!
Как он торопится!
Открою дверь и повисну на шее.
— Милый, я так долго тебя ждала!
— Любимая, но я пришел вовремя.
— Я соскучилась!
— А я? Как ты думаешь?
— Думаю, ты тоже соскучился. А что ты принес мне? Что ты прячешь там за спиной?
— Любимая, это сюрприз. Закрой, пожалуйста, глазки.
— Нет, не закрою. Что ты прячешь? Немедленно доставай! Я слишком долго ждала!
— Ну любимая, так нечестно. Ты хочешь испортить сюрприз? Закрой глазки.
— А вот не закрою! Что там? Что там у тебя? Дай мне! Мучитель, немедленно дай!
— Хорошо, не тряси меня, достаю, ты очень упрямая.
— О боже! Пистолет?! Милый, что ты делаешь? Это очень плохая шутка!
— Это не шутка.
— Убери пистолет с моего лба! Милый, умоляю, не надо меня пугать!
— Прости, ты сама виновата…
Бог мой, какие жестокие у него глаза! Не может быть, я не верю. Словно это все не со мной. Он не шутит, он выстрелил?! Он действительно выстрелил! Все произошло неожиданно, быстро — я даже не успела его разлюбить…"
Лицо Верховского исказила гримаса боли — он замолчал. Громадный сильный мужчина стал похож на обиженного ребенка. Он сглотнул ком, на глаза его навернулись слезы, которых Верховский не стеснялся, — так велико было его потрясение. Он слез своих не замечал, он был все еще там, со своей младшей сестрой. Он переживал последние секунды ее жизни — жуткие, холодящие кровь секунды.
Опытный психоаналитик Далила Самсонова была тоже потрясена рассказом Андрея Верховского, хоть и слышала много ужасных историй в своем кабинете.
— Убийца наказан? — спросила она.
— Нет, его не нашли, — дрожащим голосом ответил Верховский.
— Не нашли?! — поразилась Далила. — Как такое возможно?!
— А вот так. Не нашли и перестали искать.
— Он что, так далеко сбежал?
— Если бы. Мы просто не знаем, кто убил нашу Машеньку. Понятия не имеем.
Самсонова отшатнулась:
— Невероятно! Вы не знали, кого любит ваша сестра?
Верховский с досадой поморщился:
— Какая любовь? У нее даже парня не было. Машеньке было не до любви.
— Могу я узнать ее возраст? — удивленно осведомилась Далила.
— Восемнадцать.
— Восемнадцать? Действительно, для любви возраст неподходящий, — с горькой иронией заметила она.
— Вы Машу не знали, — рассердился Верховский. — Она была уникальная девушка: училась, работала, имела множество увлечений…
— Каких?
Он растерялся:
— Ну, так сразу не скажешь. По лекциям бегала, по курсам каким-то, по клубам. Всего не упомнишь.
— Вижу, вас не очень-то интересовала жизнь вашей младшей сестры, — заключила Далила.
Верховский возмущенно затряс головой:
— Не правда! После катастрофы, после гибели наших родителей, я много работал. Но это не значит, что я забросил Машу с Наташей. Я и за девчонками присматривать успевал.
— Как вам удавалось?
— Друзья помогали.
— Какие друзья?
— Однокашники: Борька Мискин, Пашка Замотаев, Кроликов Гоша, Серега Хренов.
— Как-как? — изумилась Далила, с трудом скрывая улыбку.
— Серега, кореш мой, Хренов, — пояснил с серьезнейшим видом Верховский. — Мы, как те мушкетеры из книжки Дюма, четверкой дружили. Замотаев был вроде Атоса. Он вдумчивый и серьезный. Бабник Мискин больше похож на Арамиса, хотя Кроликов Гошка красивей. Но он здоровяк и балда, потому был у нас за Портоса. А я заводила компании, вроде как д'Артаньян.
Далила с иронией осведомилась:
— А Хренов был у вас за кого?
— За кого был Серега Хренов?
Растерянность Верховского говорила о том, что ранее подобным вопросом он не задавался.
— Даже не знаю, — задумчиво ответил он после продолжительной паузы. — Серега к нам пятым присоединился значительно позже, кажется, классе в восьмом. Но мы его как-то сразу приняли в нашу компанию.
— А разве это легко — дружить впятером? Разве вы не разбились на пары?
— Нет. У нас настоящая дружба, у нас монолит.
Когда погибли родители, мне было трудно, но друзья помогали. Особенно Замотаев.
Заметив уличающий жест Далилы, Верховский поспешил пояснить:
— Мы по-прежнему монолитом дружили, но с Замотаевым у меня был общий бизнес тогда. С ним я виделся чаще, он чаще и помогал. Кстати, Пашка допомогался: в результате он на моей Наташе женился, на сестре. Теперь и она Замотаева. Вы ее знаете. Она меня к вам и направила.
— Да-да, мы одноклубницы с вашей Наташей, — подтвердила Далила.
Верховский смущенно признался:
— Если честно, я упирался, к вам идти не хотел, но Наташа моя… Короче, заставила.
— Отчего же идти не хотели? — с легкой усмешкой поинтересовалась Далила, заранее зная ответ.
Русский мужчина консервативен, он плохо следует моде содержать в чистоте свою душу, он не верит в психологов. Соответствуя русской традиции, он сам стрессы и топит, а не лечит последствия стрессов.
Стрессы, правда, не тонут — тонет русский мужик.
Однако это ему безразлично, потому что он пьян и доволен. А до того, что утром ждут его новые стрессы, нет ему дела. Он и новые стрессы будет топить.
Далила много раз слышала от мужчин: «Зачем мне психолог? Я сам себе доктор. Рюмашку-другую накатишь, и все стрессы будто рукой сняло».
— Почему вы не хотели обращаться к психоаналитику? — повторила она вопрос, ожидая традиционного ответа.
— Да как-то неловко, — не обманул ее ожиданий Верховский. — Здоровый мужик, а словно девица должен вываливать проблемы на женщину.
Далила напомнила:
— Для вас я не женщина, я психолог.
— — Да хоть и психолог. Чем мне психолог поможет?
Машеньку никто не вернет. Значит, и от боли никто меня не излечит.
Далила спорить не стала, она дипломатично сменила тему.
— Странно, — сказала она. — Вашу сестру, Наташу Замотаеву, я год уже знаю, но она никогда не упоминала о Маше.
— А что тут странного? — удивился Верховский. — Гибель Машеньки всех потрясла. Несколько лет все жили в шоке. Наташа очухалась только тогда, когда Пашка на ней женился. Ей врачи строго-настрого запретили о Машеньке говорить. Даже думать о Маше запретили. Я, мужчина, и то не могу пережить это горе, а уж Наташа моя и подавно. Она сидит дома, без дела, одна. Я хоть на дела отвлекаюсь. В последние годы мой бизнес наладился, я за границу подался и вроде начал беду забывать, а в Питер вернулся и снова расклеился.
— На что вы жалуетесь? — осторожно спросила Далила, не слишком рассчитывая на ответ.
Верховский вздохнул, сделал длинную паузу и нехотя произнес:
— Как тут скажешь? Нервы ни к черту, бессонница. Но если чудом засну, сны тогда мучают. Сон, впрочем, снится один и тот же. Его я вам уже пересказал.
«Жуткий сон», — мысленно содрогнулась Далила и осторожно спросила:
— Вы лечились?
— У каких врачей только не был, — отмахнулся Верховский. — Никто не помог. Процедуры, таблетки меня не берут. Да и какие, к черту, таблетки, страдаю-то я от бессилия. Вылечусь, когда придушу гада своими руками. Эх, знать бы, кто он, Машин убийца, увидел бы в жизни смысл. А до тех пор, пока не узнаю, так и буду себя изводить.
— У Маши были неприятности?
— Неприятности?
Верховский призадумался, а потом решительно сказал:
— Нет.
И опять призадумался:
— Правда, незадолго до смерти с ней история вышла. Она в мелкой редакции подрабатывала, так, ради интереса, проба пера. Редактор ее попросил подыскать подешевле офис, старый они не тянули. Маша нашла, а офис оказался квартирой чужой. Мошенники Маше попались, обманули ее. Вот и все неприятности. Больше, кажется, не было. Не знаю, во всяком случае, я не замечал.
— Но с чего вы взяли, что Машу убил мужчина?
Кстати, как вы сами объясняете ваш навязчивый сон?
Надеюсь, не потусторонними силами. Уверяю, душа покойницы здесь ни при чем.
— Да знаю я, — мельком взглянув на часы, ответил Верховский. — Сон всего лишь плод реконструкции тех событий. Когда я в тот страшный день вошел в нашу квартиру, сразу понял: Маша ждала мужчину.
— Почему?
— Принарядилась, подкрасилась, стол накрыла, пирог испекла. Что тут можно подумать? Не подругу же сестренка ждала.
— Да-а, — задумчиво пропела Далила. — Похоже, и в самом деле мужчину.
— В том-то и дело, — рассеянно откликнулся Верховский, снова взглянув на часы.
— Одно дело пригласить в гости мужчину, а другое дело его любить. Ваш сон говорит о сильной любви.
Почему вы решили, что Маша была влюблена?
— Как — почему? — воскликнул Верховский и надолго замолчал.
Было видно, что он абсолютно в этом уверен, но не знает, как объяснить.
— Да слишком непохоже все это на Машу, — наконец сказал он. — Маша скромной и умной была, а тут какие-то смешные супермодные тряпки. Ну, знаете, из тех, про которые говорят «прикид». Потом выяснилось, что она их взяла у Морковкиной. Марина Морковкина слывет обольстительницей, это если культурно выразиться. Как мужчине, мне очевидно: кому-то Маша хотела понравиться. Уж очень она старалась.
Далила подалась вперед:
— А Морковкина не знает кому?
Верховский обреченно махнул рукой:
— Ничего эта шлындра не знает!
— Шлындра?
— Противная девка она, эта Морковкина. Маша с ней не очень дружила. Морковкина подруга Наташи.
Никчемная девка, пустая Знаете ли, из тех, что гоняются за богатенькими женихами. Затесалась в нашу компанию… Ну да дело не в ней…
Далила его перебила — А почему в вашем сне Маша подарка ждала? — поинтересовалась она — В свой день рождения Маша погибла. День был будний, но дата серьезная, совершеннолетие как-никак. Вечером в ресторане отмечать собирались, но Машка не дожила.
Верховский еще раз взглянул на часы и виновато воскликнул:
— Простите, но я спешу! В Питер приехал не только сестру, друзей повидать, но и по делу. Видите сами, никто мне не поможет. Я лучше пойду.
— Хорошо, — согласилась Далила, — я вас не держу, но зря вы в науку не верите. Именно в вашем случае можно и должно помочь душе излечиться.
В ответ Верховский вздохнул. Не обращая внимания на его громкий скептический вздох, Далила продолжила:
— Согласна, горе никогда не забудется, но восприниматься будет значительно здоровей. Жизнь нас делает мудрыми.
Верховский нетерпеливо помотал головой:
— Спасибо за доброе слово, но пока убийца Машеньки жив, меня бесполезно лечить. Спокойно спать все равно не смогу. Я уверен.
Она удивилась:
— Зачем же пришли?
— Из-за Наташи пришел. Разволновалась она. Вы Наташу мою успокойте, пожалуйста. Пусть она думает, что мне стало легче.
— Лгать не могу, — запротестовала Далила. — Наташе скажу как есть.
— Что ж, понимаю, простите.
Верховский виновато пожал плечами, поднялся и неуверенно потопал к двери. Молодой красивый мужчина под гнетом беды двигался как старик.
Далила вдруг осознала, что он сейчас выйдет из кабинета, а горе его — нет. Горе его с Далилой останется. Опытный компетентный психолог, она умела ставить барьеры. Она умела защищать свою душу от разрушения чужими переживаниями, но на этот раз не убереглась Слишком сильно было горе Верховского и слишком опасно.
Далила, глядя в его сутулую спину, подумала: «Не переживет. Еще хорохорится, но доведет себя до инфаркта. Обязательно доведет, уж этого я навидалась».
Все восстало в ее душе: «Надо дать ему шанс, дать надежду. Надежда фантастически иногда спасает».
— Погодите, — остановила его Далила. — Я хочу вам помочь.
Верховский оглянулся и изумленно спросил:
— Что вы сказали?
— Я попробую вам помочь.
Он повторил:
— Моя жизнь будет адом до тех пор, пока не узнаю, кто убил Машу.
— Конечно, я это понимаю, — кивнула она. — Потому вам помощь и предлагаю.
Верховский, делая к ней шаг, изумленно спросил:
— Вы найти убийцу Машеньки собираетесь? Я правильно понял?
— Правильно, — подтвердила Далила.
Волшебное состояние.
Еще недавно он был чужим, а теперь самый родной, самый добрый, умный, красивый…
Разлука с ним — страшная боль, а встреча — экстаз. Я не знала, что любовь способна делать человека таким счастливым. От многообразия чувств, кажется, можно сойти с ума.
И я схожу!
Но что же он медлит?
Ах, сколько во мне нетерпения! Я хочу, чтобы он пришел раньше? Но пирогу находиться в духовке как минимум десять минут…
Кстати, о пироге! Пора его повернуть — не дай бог, неравномерно подрумянится корочка.
Ну вот, с пирогом вроде покончено, пирог удался… Ах, я забыла поставить фужеры! Что я за бестолочь, и салфеток нет на столе!
Ну вот, теперь наконец можно присесть.
Минуты последние длинные! Длинней, чем часы Какой он бессовестный. Почему не спешит? Почему он такой пунктуальный?
Что?! Я ругаю его?! Нет-нет, он самый хороший!
Ах, я так сильно его люблю!
Я уверена, он очень спешит. Интересно, какой он мне приготовил подарок? Да, подарок! Подарок! Что он мне принесет? Это будет нечто из ряда вон. Нечто супер. Нечто…
Что? Звонок! Это он!
Боже мой, я подпрыгнула, словно током меня ударило! И сердце колотится! И колени дрожат! Как я выгляжу? Зеркало! Где же зеркало? Ах, вот оно.
Ой, мамочка, растрепалась прическа! А губы! Слишком яркие, неверный я выбрала цвет…
Ну да поздно теперь исправлять. Как он звонит!
Как он торопится!
Открою дверь и повисну на шее.
— Милый, я так долго тебя ждала!
— Любимая, но я пришел вовремя.
— Я соскучилась!
— А я? Как ты думаешь?
— Думаю, ты тоже соскучился. А что ты принес мне? Что ты прячешь там за спиной?
— Любимая, это сюрприз. Закрой, пожалуйста, глазки.
— Нет, не закрою. Что ты прячешь? Немедленно доставай! Я слишком долго ждала!
— Ну любимая, так нечестно. Ты хочешь испортить сюрприз? Закрой глазки.
— А вот не закрою! Что там? Что там у тебя? Дай мне! Мучитель, немедленно дай!
— Хорошо, не тряси меня, достаю, ты очень упрямая.
— О боже! Пистолет?! Милый, что ты делаешь? Это очень плохая шутка!
— Это не шутка.
— Убери пистолет с моего лба! Милый, умоляю, не надо меня пугать!
— Прости, ты сама виновата…
Бог мой, какие жестокие у него глаза! Не может быть, я не верю. Словно это все не со мной. Он не шутит, он выстрелил?! Он действительно выстрелил! Все произошло неожиданно, быстро — я даже не успела его разлюбить…"
Лицо Верховского исказила гримаса боли — он замолчал. Громадный сильный мужчина стал похож на обиженного ребенка. Он сглотнул ком, на глаза его навернулись слезы, которых Верховский не стеснялся, — так велико было его потрясение. Он слез своих не замечал, он был все еще там, со своей младшей сестрой. Он переживал последние секунды ее жизни — жуткие, холодящие кровь секунды.
Опытный психоаналитик Далила Самсонова была тоже потрясена рассказом Андрея Верховского, хоть и слышала много ужасных историй в своем кабинете.
— Убийца наказан? — спросила она.
— Нет, его не нашли, — дрожащим голосом ответил Верховский.
— Не нашли?! — поразилась Далила. — Как такое возможно?!
— А вот так. Не нашли и перестали искать.
— Он что, так далеко сбежал?
— Если бы. Мы просто не знаем, кто убил нашу Машеньку. Понятия не имеем.
Самсонова отшатнулась:
— Невероятно! Вы не знали, кого любит ваша сестра?
Верховский с досадой поморщился:
— Какая любовь? У нее даже парня не было. Машеньке было не до любви.
— Могу я узнать ее возраст? — удивленно осведомилась Далила.
— Восемнадцать.
— Восемнадцать? Действительно, для любви возраст неподходящий, — с горькой иронией заметила она.
— Вы Машу не знали, — рассердился Верховский. — Она была уникальная девушка: училась, работала, имела множество увлечений…
— Каких?
Он растерялся:
— Ну, так сразу не скажешь. По лекциям бегала, по курсам каким-то, по клубам. Всего не упомнишь.
— Вижу, вас не очень-то интересовала жизнь вашей младшей сестры, — заключила Далила.
Верховский возмущенно затряс головой:
— Не правда! После катастрофы, после гибели наших родителей, я много работал. Но это не значит, что я забросил Машу с Наташей. Я и за девчонками присматривать успевал.
— Как вам удавалось?
— Друзья помогали.
— Какие друзья?
— Однокашники: Борька Мискин, Пашка Замотаев, Кроликов Гоша, Серега Хренов.
— Как-как? — изумилась Далила, с трудом скрывая улыбку.
— Серега, кореш мой, Хренов, — пояснил с серьезнейшим видом Верховский. — Мы, как те мушкетеры из книжки Дюма, четверкой дружили. Замотаев был вроде Атоса. Он вдумчивый и серьезный. Бабник Мискин больше похож на Арамиса, хотя Кроликов Гошка красивей. Но он здоровяк и балда, потому был у нас за Портоса. А я заводила компании, вроде как д'Артаньян.
Далила с иронией осведомилась:
— А Хренов был у вас за кого?
— За кого был Серега Хренов?
Растерянность Верховского говорила о том, что ранее подобным вопросом он не задавался.
— Даже не знаю, — задумчиво ответил он после продолжительной паузы. — Серега к нам пятым присоединился значительно позже, кажется, классе в восьмом. Но мы его как-то сразу приняли в нашу компанию.
— А разве это легко — дружить впятером? Разве вы не разбились на пары?
— Нет. У нас настоящая дружба, у нас монолит.
Когда погибли родители, мне было трудно, но друзья помогали. Особенно Замотаев.
Заметив уличающий жест Далилы, Верховский поспешил пояснить:
— Мы по-прежнему монолитом дружили, но с Замотаевым у меня был общий бизнес тогда. С ним я виделся чаще, он чаще и помогал. Кстати, Пашка допомогался: в результате он на моей Наташе женился, на сестре. Теперь и она Замотаева. Вы ее знаете. Она меня к вам и направила.
— Да-да, мы одноклубницы с вашей Наташей, — подтвердила Далила.
Верховский смущенно признался:
— Если честно, я упирался, к вам идти не хотел, но Наташа моя… Короче, заставила.
— Отчего же идти не хотели? — с легкой усмешкой поинтересовалась Далила, заранее зная ответ.
Русский мужчина консервативен, он плохо следует моде содержать в чистоте свою душу, он не верит в психологов. Соответствуя русской традиции, он сам стрессы и топит, а не лечит последствия стрессов.
Стрессы, правда, не тонут — тонет русский мужик.
Однако это ему безразлично, потому что он пьян и доволен. А до того, что утром ждут его новые стрессы, нет ему дела. Он и новые стрессы будет топить.
Далила много раз слышала от мужчин: «Зачем мне психолог? Я сам себе доктор. Рюмашку-другую накатишь, и все стрессы будто рукой сняло».
— Почему вы не хотели обращаться к психоаналитику? — повторила она вопрос, ожидая традиционного ответа.
— Да как-то неловко, — не обманул ее ожиданий Верховский. — Здоровый мужик, а словно девица должен вываливать проблемы на женщину.
Далила напомнила:
— Для вас я не женщина, я психолог.
— — Да хоть и психолог. Чем мне психолог поможет?
Машеньку никто не вернет. Значит, и от боли никто меня не излечит.
Далила спорить не стала, она дипломатично сменила тему.
— Странно, — сказала она. — Вашу сестру, Наташу Замотаеву, я год уже знаю, но она никогда не упоминала о Маше.
— А что тут странного? — удивился Верховский. — Гибель Машеньки всех потрясла. Несколько лет все жили в шоке. Наташа очухалась только тогда, когда Пашка на ней женился. Ей врачи строго-настрого запретили о Машеньке говорить. Даже думать о Маше запретили. Я, мужчина, и то не могу пережить это горе, а уж Наташа моя и подавно. Она сидит дома, без дела, одна. Я хоть на дела отвлекаюсь. В последние годы мой бизнес наладился, я за границу подался и вроде начал беду забывать, а в Питер вернулся и снова расклеился.
— На что вы жалуетесь? — осторожно спросила Далила, не слишком рассчитывая на ответ.
Верховский вздохнул, сделал длинную паузу и нехотя произнес:
— Как тут скажешь? Нервы ни к черту, бессонница. Но если чудом засну, сны тогда мучают. Сон, впрочем, снится один и тот же. Его я вам уже пересказал.
«Жуткий сон», — мысленно содрогнулась Далила и осторожно спросила:
— Вы лечились?
— У каких врачей только не был, — отмахнулся Верховский. — Никто не помог. Процедуры, таблетки меня не берут. Да и какие, к черту, таблетки, страдаю-то я от бессилия. Вылечусь, когда придушу гада своими руками. Эх, знать бы, кто он, Машин убийца, увидел бы в жизни смысл. А до тех пор, пока не узнаю, так и буду себя изводить.
— У Маши были неприятности?
— Неприятности?
Верховский призадумался, а потом решительно сказал:
— Нет.
И опять призадумался:
— Правда, незадолго до смерти с ней история вышла. Она в мелкой редакции подрабатывала, так, ради интереса, проба пера. Редактор ее попросил подыскать подешевле офис, старый они не тянули. Маша нашла, а офис оказался квартирой чужой. Мошенники Маше попались, обманули ее. Вот и все неприятности. Больше, кажется, не было. Не знаю, во всяком случае, я не замечал.
— Но с чего вы взяли, что Машу убил мужчина?
Кстати, как вы сами объясняете ваш навязчивый сон?
Надеюсь, не потусторонними силами. Уверяю, душа покойницы здесь ни при чем.
— Да знаю я, — мельком взглянув на часы, ответил Верховский. — Сон всего лишь плод реконструкции тех событий. Когда я в тот страшный день вошел в нашу квартиру, сразу понял: Маша ждала мужчину.
— Почему?
— Принарядилась, подкрасилась, стол накрыла, пирог испекла. Что тут можно подумать? Не подругу же сестренка ждала.
— Да-а, — задумчиво пропела Далила. — Похоже, и в самом деле мужчину.
— В том-то и дело, — рассеянно откликнулся Верховский, снова взглянув на часы.
— Одно дело пригласить в гости мужчину, а другое дело его любить. Ваш сон говорит о сильной любви.
Почему вы решили, что Маша была влюблена?
— Как — почему? — воскликнул Верховский и надолго замолчал.
Было видно, что он абсолютно в этом уверен, но не знает, как объяснить.
— Да слишком непохоже все это на Машу, — наконец сказал он. — Маша скромной и умной была, а тут какие-то смешные супермодные тряпки. Ну, знаете, из тех, про которые говорят «прикид». Потом выяснилось, что она их взяла у Морковкиной. Марина Морковкина слывет обольстительницей, это если культурно выразиться. Как мужчине, мне очевидно: кому-то Маша хотела понравиться. Уж очень она старалась.
Далила подалась вперед:
— А Морковкина не знает кому?
Верховский обреченно махнул рукой:
— Ничего эта шлындра не знает!
— Шлындра?
— Противная девка она, эта Морковкина. Маша с ней не очень дружила. Морковкина подруга Наташи.
Никчемная девка, пустая Знаете ли, из тех, что гоняются за богатенькими женихами. Затесалась в нашу компанию… Ну да дело не в ней…
Далила его перебила — А почему в вашем сне Маша подарка ждала? — поинтересовалась она — В свой день рождения Маша погибла. День был будний, но дата серьезная, совершеннолетие как-никак. Вечером в ресторане отмечать собирались, но Машка не дожила.
Верховский еще раз взглянул на часы и виновато воскликнул:
— Простите, но я спешу! В Питер приехал не только сестру, друзей повидать, но и по делу. Видите сами, никто мне не поможет. Я лучше пойду.
— Хорошо, — согласилась Далила, — я вас не держу, но зря вы в науку не верите. Именно в вашем случае можно и должно помочь душе излечиться.
В ответ Верховский вздохнул. Не обращая внимания на его громкий скептический вздох, Далила продолжила:
— Согласна, горе никогда не забудется, но восприниматься будет значительно здоровей. Жизнь нас делает мудрыми.
Верховский нетерпеливо помотал головой:
— Спасибо за доброе слово, но пока убийца Машеньки жив, меня бесполезно лечить. Спокойно спать все равно не смогу. Я уверен.
Она удивилась:
— Зачем же пришли?
— Из-за Наташи пришел. Разволновалась она. Вы Наташу мою успокойте, пожалуйста. Пусть она думает, что мне стало легче.
— Лгать не могу, — запротестовала Далила. — Наташе скажу как есть.
— Что ж, понимаю, простите.
Верховский виновато пожал плечами, поднялся и неуверенно потопал к двери. Молодой красивый мужчина под гнетом беды двигался как старик.
Далила вдруг осознала, что он сейчас выйдет из кабинета, а горе его — нет. Горе его с Далилой останется. Опытный компетентный психолог, она умела ставить барьеры. Она умела защищать свою душу от разрушения чужими переживаниями, но на этот раз не убереглась Слишком сильно было горе Верховского и слишком опасно.
Далила, глядя в его сутулую спину, подумала: «Не переживет. Еще хорохорится, но доведет себя до инфаркта. Обязательно доведет, уж этого я навидалась».
Все восстало в ее душе: «Надо дать ему шанс, дать надежду. Надежда фантастически иногда спасает».
— Погодите, — остановила его Далила. — Я хочу вам помочь.
Верховский оглянулся и изумленно спросил:
— Что вы сказали?
— Я попробую вам помочь.
Он повторил:
— Моя жизнь будет адом до тех пор, пока не узнаю, кто убил Машу.
— Конечно, я это понимаю, — кивнула она. — Потому вам помощь и предлагаю.
Верховский, делая к ней шаг, изумленно спросил:
— Вы найти убийцу Машеньки собираетесь? Я правильно понял?
— Правильно, — подтвердила Далила.
Глава 2
Утопающий хватается за соломинку. Далила ожидала от Верховского скептицизма, но он поспешно вернулся к столу и с надеждой спросил:
— А как мы будем искать убийцу?
Его «мы» хоть и звучало наивно, но очень ее порадовало. Значит, Верховский не просто готов был поверить в силы Далилы, но и собирался ей помогать.
Сама она в своих силах не была так уверена, как пыталась ему демонстрировать, но это не огорчало ее.
Главное возродить его к жизни, не позволить отчаянию и пессимизму источить молодой организм, а остальное уж как получится: все в руках господа — так считала Далила.
И вместе с тем, она действительно намеревалась искать убийцу, а не просто отвлекать Верховского от его душевных страданий.
— У меня уже есть некоторый опыт в таких делах, — с гордостью пояснила Далила. — Дважды мне удалось раскрыть преступления, которые оказались не по зубам профессиональным сыщикам. Понимаю, для статистики маловато, но для надежды достаточно.
У нас есть причина думать, что и на этот раз повезет.
— Да-да! — впиваясь в нее оживившимся взглядом, воскликнул Верховский. — Надо попробовать, обязательно, если вам удается.
Его внезапная вера в нее Далилу смутила.
— Я не волшебница, — сказала она. — И не хочу критиковать нашу милицию…
Он поспешил сообщить:
— Не бойтесь, там есть что критиковать.
Она нетерпеливо потрясла головой:
— Дело не в том. К предыдущим двум задачам, которые я успешно решила, невозможно было подходить традиционным путем. Их мог решить только хороший психолог. Я уже дважды себе доказала, что я психолог хороший. Надеюсь и третий раз доказать.
Верховский нервно поерзал в кресле и сообщил:
— Буду вам очень признателен. Сами понимаете, я не в том положении, когда можно скупиться.
— Ах, дело не в деньгах, — отмахнулась Далила. — Я лишнего с вас не возьму. Мне самой интересно.
Здесь, очевидно, та ситуация, в которой без знаний психологии разобраться нельзя. Знаете, почему не нашли убийцу?
— Почему?
— Не с той стороны на проблему взглянули. Не сомневаюсь, работы проделали много, но все впустую.
И именно потому, что в путанице событий ухватились за ложный кончик. Короче, искали не там.
— А где надо было искать?
Далила посмотрела ему в глаза и уверенно произнесла:
— Я скоро узнаю.
Верховский уже ничего не говорил — он просто ждал.
— Какие действия вы предпринимали? — спросила она, мысленно дав себе клятву не обмануть его ожиданий.
Он безрадостно сообщил:
— Частного сыщика нанимал.
— И каков результат?
— Он опросил всех друзей и знакомых, выяснил, где Маша бывала, чем занималась. У меня два тома его отчетов, а результат нулевой. Сокурсники Маши, знакомые и друзья — все твердят в один голос, что она не встречалась ни с кем. Да и сам я каждый день Машку видел. И Наташка с сестрой дружила. Они откровенничали. Если Маша парня и завела, то встречались они недолго.
— Какое время? — спросила Далила.
Верховский задумался:
— Максимум месяц. Дольше она не смогла бы свою тайну хранить. Я бы заметил, что она влюблена.
— А психологический портрет Маши вы не пробовали составлять?
Он удивился:
— А что это даст? Я Машу до последней клеточки знал, видел ее насквозь, а толку с того…
Далила не согласилась:
— Вы не правы'. Без портрета нельзя начинать.
— Да я прямо сейчас нарисую вам Машин портрет, — горячась, заявил Верховский. — Умная Машка была, сообразительная, талантливая, добрая, упорная, даже упрямая, — начал он рисовать.
— Нет, так не пойдет, — остановила его Далила. — Этак можно долго рассказывать, и все без пользы.
Лучше я подготовлю вопросы, вам и вашей сестре.
Обработав ответы, составлю Машин портрет.
— Договорились, — согласился Верховский и опять взглянул на часы. — А когда будут готовы эти вопросы? — спросил он и виновато, с поспешностью пояснил:
— К сожалению, мне скоро придется уехать. У нас есть максимум восемь дней.
Далила его успокоила:
— Самое необходимое мы успеем сделать. Завтра я увижу в клубе Наташу и передам ей свои вопросы. Но учтите, их будет много.
— Не страшно, — ответил Верховский значительно оптимистичней.
Это позволило Далиле думать, что ее тактика уже дала результат. И результат этот положительный.
— А как мы будем искать убийцу?
Его «мы» хоть и звучало наивно, но очень ее порадовало. Значит, Верховский не просто готов был поверить в силы Далилы, но и собирался ей помогать.
Сама она в своих силах не была так уверена, как пыталась ему демонстрировать, но это не огорчало ее.
Главное возродить его к жизни, не позволить отчаянию и пессимизму источить молодой организм, а остальное уж как получится: все в руках господа — так считала Далила.
И вместе с тем, она действительно намеревалась искать убийцу, а не просто отвлекать Верховского от его душевных страданий.
— У меня уже есть некоторый опыт в таких делах, — с гордостью пояснила Далила. — Дважды мне удалось раскрыть преступления, которые оказались не по зубам профессиональным сыщикам. Понимаю, для статистики маловато, но для надежды достаточно.
У нас есть причина думать, что и на этот раз повезет.
— Да-да! — впиваясь в нее оживившимся взглядом, воскликнул Верховский. — Надо попробовать, обязательно, если вам удается.
Его внезапная вера в нее Далилу смутила.
— Я не волшебница, — сказала она. — И не хочу критиковать нашу милицию…
Он поспешил сообщить:
— Не бойтесь, там есть что критиковать.
Она нетерпеливо потрясла головой:
— Дело не в том. К предыдущим двум задачам, которые я успешно решила, невозможно было подходить традиционным путем. Их мог решить только хороший психолог. Я уже дважды себе доказала, что я психолог хороший. Надеюсь и третий раз доказать.
Верховский нервно поерзал в кресле и сообщил:
— Буду вам очень признателен. Сами понимаете, я не в том положении, когда можно скупиться.
— Ах, дело не в деньгах, — отмахнулась Далила. — Я лишнего с вас не возьму. Мне самой интересно.
Здесь, очевидно, та ситуация, в которой без знаний психологии разобраться нельзя. Знаете, почему не нашли убийцу?
— Почему?
— Не с той стороны на проблему взглянули. Не сомневаюсь, работы проделали много, но все впустую.
И именно потому, что в путанице событий ухватились за ложный кончик. Короче, искали не там.
— А где надо было искать?
Далила посмотрела ему в глаза и уверенно произнесла:
— Я скоро узнаю.
Верховский уже ничего не говорил — он просто ждал.
— Какие действия вы предпринимали? — спросила она, мысленно дав себе клятву не обмануть его ожиданий.
Он безрадостно сообщил:
— Частного сыщика нанимал.
— И каков результат?
— Он опросил всех друзей и знакомых, выяснил, где Маша бывала, чем занималась. У меня два тома его отчетов, а результат нулевой. Сокурсники Маши, знакомые и друзья — все твердят в один голос, что она не встречалась ни с кем. Да и сам я каждый день Машку видел. И Наташка с сестрой дружила. Они откровенничали. Если Маша парня и завела, то встречались они недолго.
— Какое время? — спросила Далила.
Верховский задумался:
— Максимум месяц. Дольше она не смогла бы свою тайну хранить. Я бы заметил, что она влюблена.
— А психологический портрет Маши вы не пробовали составлять?
Он удивился:
— А что это даст? Я Машу до последней клеточки знал, видел ее насквозь, а толку с того…
Далила не согласилась:
— Вы не правы'. Без портрета нельзя начинать.
— Да я прямо сейчас нарисую вам Машин портрет, — горячась, заявил Верховский. — Умная Машка была, сообразительная, талантливая, добрая, упорная, даже упрямая, — начал он рисовать.
— Нет, так не пойдет, — остановила его Далила. — Этак можно долго рассказывать, и все без пользы.
Лучше я подготовлю вопросы, вам и вашей сестре.
Обработав ответы, составлю Машин портрет.
— Договорились, — согласился Верховский и опять взглянул на часы. — А когда будут готовы эти вопросы? — спросил он и виновато, с поспешностью пояснил:
— К сожалению, мне скоро придется уехать. У нас есть максимум восемь дней.
Далила его успокоила:
— Самое необходимое мы успеем сделать. Завтра я увижу в клубе Наташу и передам ей свои вопросы. Но учтите, их будет много.
— Не страшно, — ответил Верховский значительно оптимистичней.
Это позволило Далиле думать, что ее тактика уже дала результат. И результат этот положительный.
Глава 3
У Пендраковского умерла прабабка — вот тогда-то и начались с ним настоящие чудеса.
Древняя прабабка досталась ему по наследству от давно умершей бабули, которая нянчила Пендраковского. Здравствующие родители его, опасаясь потерять квартиру в престижном районе, переселили сына к старушке. С правнуком она и доживала остаток дней.
Дней этих, надо заметить, осталось немало. Юный правнук успел повзрослеть, возмужать, он даже сам начал стариться и полнеть, уверовав в то, что бабуля бессмертна. Вот тут-то прабабка и умерла.
Наследство оставила: квартиру и шкаф. Но зато все по закону. Не поленилась старушка сходить к нотариусу, составила завещание, в котором указала наследника и наследство. А любимый свой шкаф детально, в подробностях описала: сколько и где царапин на нем, какое количество гвоздиков, ручек и завитков, даже овечек пересчитала на дверных горельефах [1] и пастухов, и пастушек — все чин-чином, не придерешься.
Наследство наследника отяготило. К старинной квартире Пендраковский давненько привык, а вот шкаф для него оказался сюрпризом. Комната, где обитала прабабка, просилась под кабинет: старые стены мореного дуба настраивали на рабочий лад, а вид из окна наводил на умные мысли.
Правда, бизнес, которым промышлял на жизнь Пендраковский, никаких умных мыслей не требовал.
Там одно только знай: вовремя всем (кто просит) взятки раздай и бегай себе по принципу «волка ноги кормят». На всем, что Пендраковский в бизнесе делал, была печать той «либеральной» глупости, которую наше суматошное время выжимает даже из очень умных голов. Девиз сей системы: себе кроху урви и не замечай, что бед при этом наделал гору — короче, то, чем вся страна теперь занимается.
Ясное дело, душа всегда недовольна: размах маловат. Душа-то просит высокого, вот Пендраковский и затеялся с кабинетом. Выбросил старую мебель на свалку и уперся в завещанный шкаф.
Как с ним быть?
Прабабка так пафосно шкаф завещала, что порадовать свалку подарком старушки нельзя — неприлично и даже кощунственно.
Оставалось его продать, но кто купит пыльную рухлядь?
Пендраковский вытащил шкаф из угла, отмыл от грязи и паутины, ахнул и поставил обратно в угол.
В тот же вечер он по совету приятеля вызвал оценщика с пышным именем Артур Велюрович. Тот быстро явился на зов, долго разглядывал шкаф, фотографировал даже и в результате спросил:
— Вы твердо решили это продать?
— Твердо решил, — подтвердил Пендраковский и мысль пояснил:
— Антиквариата не выношу и считаю, что рухляди место в музее.
— На музей ваша рухлядь вряд ли потянет. Думаю, вещь ваша стоит недорого, но загляну в каталог и обязательно вам позвоню, — пообещал оценщик и, оставив визитку, пропал.
Пендраковский выждал неделю и сам ему позвонил. Артур Велюрович, ссылаясь на занятость, просил еще подождать. Ждать Пендраковский не мог. Он нашел другого оценщика, и с этих пор начались чудеса.
В назначенное время явился респектабельного вида мужчина и, представившись антикваром, нетерпеливо проследовал к шкафу.
Пендраковский, проводив его в комнату бабушки, не отходил ни на шаг. Он с интересом ожидал приговора. Антиквар делиться своим впечатлением не спешил. Достав из кармана лупу, он долго и пристально изучал главное достоинство шкафа: горельефы пасторали, отлично сохранившиеся на дверцах. Наконец, удовлетворив свое любопытство, он учтиво спросил:
— Вы позволите внутрь заглянуть?
Пендраковский воскликнул:
— Предупреждаю, там пыльно! — и, не спуская с оценщика глаз, одну за другой распахнул все три дверцы.
Антиквар испуганно отшатнулся, охнул:
— Простите, — и в смущении убежал.
Пендраковский перевел изумленный взгляд в обнажившееся чрево шкафа и.., обнаружил там симпатичную даму. Дама была в роскошном костюме Евы — то есть в чем мать родила.
— Кто вы? — ошеломленно отступая на шаг, спросил Пендраковский.
Дама, выбираясь из шкафа, откровенно призналась:
— Я проститутка.
Видимо, Пендраковский не был готов к свиданию со жрицей любви, иначе чем объяснить его дикий крик:
— Что вы здесь делаете?!
Но дама не испугалась и ответила с гневным презрением:
— Что я здесь делаю? Совсем охренел? Я тебя жду, придурок!
— Ждете меня?! В этом шкафу?!
От фамильярности дамы и загадочности ситуации бедняга едва не плюхнулся на пол.
А дама сварливо заверила:
— И я про то говорила, что незачем мне лезть в эту пылюку, но ты меня в шкаф затолкал. А то лежала б себе в кровати…
— В кровати?! — взвыл Пендраковский.
— Ну да, — надув губки, пискнула дама, и тут ее осенило отвратительным подозрением:
— Ты что, передумал, гад, мне платить?
— Я вам должен платить? За что?
— Ха! Он еще спрашивает!
И началось самое неприятное. Холостяк Пендраковский узнал наконец, кто он есть и что такое настоящий скандал. Писклявый голосок хрупкой дамы легко заглушил его возмущенный бас.
«Вот они, женщины! Неужели это я совсем недавно мечтал о семейном гнездышке?» — поражался собственной глупости Пендраковский, неистово и бесполезно отбиваясь от дамы.
Она была напориста и несокрушима. Пендраковский столкнулся вот с каким парадоксом: глядя на изящную даму с высоты своего гренадерского роста, он казался себе худосочным пигмеем. В заключение дама надавала ему пощечин и с угрозами скрылась за дверью спальни.
Напуганный, но несломленный, Пендраковский храбро понесся за ней и с изумлением обнаружил свою постель в большом беспорядке. Беспорядок был красноречивей, чем дама, которая откровеннейще объясняла, чем, как и сколько раз они занимались, да Пендраковский ей не поверил.
Не поверил он и теперь, с ужасом глядя то на постель, то на даму, вползающую гремучей змеей в неприлично тесное платье. Не поверил, но к портмоне потянулся, смущенно спросив:
— Сколько я должен?
— Сотню, — обиженно отрезала дама, благополучно покончив с платьем и принимаясь за сетчатые чулки.
— Сто рублей? — уточнил Пендраковский.
— Еще «копеек» скажи! — гаркнула дама и, позволив себе непристойный жест, презрительно пояснила:
— Сто евро, козел!
— Так много? — Глаза Пендраковского совершили попытку переселиться на лоб.
— Не много, а вдвое дешевле, чем остальным. Постоянным клиентам фирма делает скидки, — успокоила его дама и приказала:
— Быстро бабки гони, у меня еще четыре таких же, как ты, импотента.
Вежливо расплатившись, Пендраковский остался один на один со своими сомнениями. С одной стороны, крамольного он ничего не помнил, но, с другой стороны, дама раздета была. Совсем.
И постель!
Кто ее разобрал, если дама сидела в шкафу? И как она в квартиру попала? Ведь кто-то ее впустил.
Кто, если не сам Пендраковский?
И (самое главное!) как эта дама узнала про импотенцию? С импотенцией обстояло все так секретно, что он сам себе боялся признаться в этом недуге, а дама откуда-то знает!
Тут уж задумаешься — есть от чего. Больше всего Пендраковского беспокоила фраза, которую дама обронила, прощаясь.
— До встречи, — небрежно сказала она, стремительно выходя из квартиры.
Пендраковский вопросительным эхом за ней повторил:
— До встречи?
— Ну да, позвонишь как обычно. Номер ты знаешь, — бросила дама и была такова.
Вот вам загадка. Несколько дней Пендраковский пребывал в смутных сомнениях, задаваясь вопросом:
«Здоров ли я? Не сошел ли с ума?»
Припоминая визит юной дамы, он прислушивался к своему организму: нет ли сбоев еще?
Древняя прабабка досталась ему по наследству от давно умершей бабули, которая нянчила Пендраковского. Здравствующие родители его, опасаясь потерять квартиру в престижном районе, переселили сына к старушке. С правнуком она и доживала остаток дней.
Дней этих, надо заметить, осталось немало. Юный правнук успел повзрослеть, возмужать, он даже сам начал стариться и полнеть, уверовав в то, что бабуля бессмертна. Вот тут-то прабабка и умерла.
Наследство оставила: квартиру и шкаф. Но зато все по закону. Не поленилась старушка сходить к нотариусу, составила завещание, в котором указала наследника и наследство. А любимый свой шкаф детально, в подробностях описала: сколько и где царапин на нем, какое количество гвоздиков, ручек и завитков, даже овечек пересчитала на дверных горельефах [1] и пастухов, и пастушек — все чин-чином, не придерешься.
Наследство наследника отяготило. К старинной квартире Пендраковский давненько привык, а вот шкаф для него оказался сюрпризом. Комната, где обитала прабабка, просилась под кабинет: старые стены мореного дуба настраивали на рабочий лад, а вид из окна наводил на умные мысли.
Правда, бизнес, которым промышлял на жизнь Пендраковский, никаких умных мыслей не требовал.
Там одно только знай: вовремя всем (кто просит) взятки раздай и бегай себе по принципу «волка ноги кормят». На всем, что Пендраковский в бизнесе делал, была печать той «либеральной» глупости, которую наше суматошное время выжимает даже из очень умных голов. Девиз сей системы: себе кроху урви и не замечай, что бед при этом наделал гору — короче, то, чем вся страна теперь занимается.
Ясное дело, душа всегда недовольна: размах маловат. Душа-то просит высокого, вот Пендраковский и затеялся с кабинетом. Выбросил старую мебель на свалку и уперся в завещанный шкаф.
Как с ним быть?
Прабабка так пафосно шкаф завещала, что порадовать свалку подарком старушки нельзя — неприлично и даже кощунственно.
Оставалось его продать, но кто купит пыльную рухлядь?
Пендраковский вытащил шкаф из угла, отмыл от грязи и паутины, ахнул и поставил обратно в угол.
В тот же вечер он по совету приятеля вызвал оценщика с пышным именем Артур Велюрович. Тот быстро явился на зов, долго разглядывал шкаф, фотографировал даже и в результате спросил:
— Вы твердо решили это продать?
— Твердо решил, — подтвердил Пендраковский и мысль пояснил:
— Антиквариата не выношу и считаю, что рухляди место в музее.
— На музей ваша рухлядь вряд ли потянет. Думаю, вещь ваша стоит недорого, но загляну в каталог и обязательно вам позвоню, — пообещал оценщик и, оставив визитку, пропал.
Пендраковский выждал неделю и сам ему позвонил. Артур Велюрович, ссылаясь на занятость, просил еще подождать. Ждать Пендраковский не мог. Он нашел другого оценщика, и с этих пор начались чудеса.
В назначенное время явился респектабельного вида мужчина и, представившись антикваром, нетерпеливо проследовал к шкафу.
Пендраковский, проводив его в комнату бабушки, не отходил ни на шаг. Он с интересом ожидал приговора. Антиквар делиться своим впечатлением не спешил. Достав из кармана лупу, он долго и пристально изучал главное достоинство шкафа: горельефы пасторали, отлично сохранившиеся на дверцах. Наконец, удовлетворив свое любопытство, он учтиво спросил:
— Вы позволите внутрь заглянуть?
Пендраковский воскликнул:
— Предупреждаю, там пыльно! — и, не спуская с оценщика глаз, одну за другой распахнул все три дверцы.
Антиквар испуганно отшатнулся, охнул:
— Простите, — и в смущении убежал.
Пендраковский перевел изумленный взгляд в обнажившееся чрево шкафа и.., обнаружил там симпатичную даму. Дама была в роскошном костюме Евы — то есть в чем мать родила.
— Кто вы? — ошеломленно отступая на шаг, спросил Пендраковский.
Дама, выбираясь из шкафа, откровенно призналась:
— Я проститутка.
Видимо, Пендраковский не был готов к свиданию со жрицей любви, иначе чем объяснить его дикий крик:
— Что вы здесь делаете?!
Но дама не испугалась и ответила с гневным презрением:
— Что я здесь делаю? Совсем охренел? Я тебя жду, придурок!
— Ждете меня?! В этом шкафу?!
От фамильярности дамы и загадочности ситуации бедняга едва не плюхнулся на пол.
А дама сварливо заверила:
— И я про то говорила, что незачем мне лезть в эту пылюку, но ты меня в шкаф затолкал. А то лежала б себе в кровати…
— В кровати?! — взвыл Пендраковский.
— Ну да, — надув губки, пискнула дама, и тут ее осенило отвратительным подозрением:
— Ты что, передумал, гад, мне платить?
— Я вам должен платить? За что?
— Ха! Он еще спрашивает!
И началось самое неприятное. Холостяк Пендраковский узнал наконец, кто он есть и что такое настоящий скандал. Писклявый голосок хрупкой дамы легко заглушил его возмущенный бас.
«Вот они, женщины! Неужели это я совсем недавно мечтал о семейном гнездышке?» — поражался собственной глупости Пендраковский, неистово и бесполезно отбиваясь от дамы.
Она была напориста и несокрушима. Пендраковский столкнулся вот с каким парадоксом: глядя на изящную даму с высоты своего гренадерского роста, он казался себе худосочным пигмеем. В заключение дама надавала ему пощечин и с угрозами скрылась за дверью спальни.
Напуганный, но несломленный, Пендраковский храбро понесся за ней и с изумлением обнаружил свою постель в большом беспорядке. Беспорядок был красноречивей, чем дама, которая откровеннейще объясняла, чем, как и сколько раз они занимались, да Пендраковский ей не поверил.
Не поверил он и теперь, с ужасом глядя то на постель, то на даму, вползающую гремучей змеей в неприлично тесное платье. Не поверил, но к портмоне потянулся, смущенно спросив:
— Сколько я должен?
— Сотню, — обиженно отрезала дама, благополучно покончив с платьем и принимаясь за сетчатые чулки.
— Сто рублей? — уточнил Пендраковский.
— Еще «копеек» скажи! — гаркнула дама и, позволив себе непристойный жест, презрительно пояснила:
— Сто евро, козел!
— Так много? — Глаза Пендраковского совершили попытку переселиться на лоб.
— Не много, а вдвое дешевле, чем остальным. Постоянным клиентам фирма делает скидки, — успокоила его дама и приказала:
— Быстро бабки гони, у меня еще четыре таких же, как ты, импотента.
Вежливо расплатившись, Пендраковский остался один на один со своими сомнениями. С одной стороны, крамольного он ничего не помнил, но, с другой стороны, дама раздета была. Совсем.
И постель!
Кто ее разобрал, если дама сидела в шкафу? И как она в квартиру попала? Ведь кто-то ее впустил.
Кто, если не сам Пендраковский?
И (самое главное!) как эта дама узнала про импотенцию? С импотенцией обстояло все так секретно, что он сам себе боялся признаться в этом недуге, а дама откуда-то знает!
Тут уж задумаешься — есть от чего. Больше всего Пендраковского беспокоила фраза, которую дама обронила, прощаясь.
— До встречи, — небрежно сказала она, стремительно выходя из квартиры.
Пендраковский вопросительным эхом за ней повторил:
— До встречи?
— Ну да, позвонишь как обычно. Номер ты знаешь, — бросила дама и была такова.
Вот вам загадка. Несколько дней Пендраковский пребывал в смутных сомнениях, задаваясь вопросом:
«Здоров ли я? Не сошел ли с ума?»
Припоминая визит юной дамы, он прислушивался к своему организму: нет ли сбоев еще?