Страница:
На мой взгляд, — то была отличная статья. Тщательно выверенные факты, искренний призыв к справедливости. Но — не в струю.
Я запихал листки со статьей в карман и выпил еще чашку кофе.
Мне вспомнился управляющий старого отеля “Дельфин”. Человек, с рожденья отмеченный печатью хронической невезухи. Даже переползи он в наши Новые Времена, — места для него здесь бы все равно не нашлось.
— Не в струю!— произнес я вслух.
Проходившая мимо официантка поглядела на меня как на сумасшедшего.
Я вышел на улицу, поймал такси и вернулся в отель.
Иногда приходится подбадривать себя таким странным образом.
Понаблюдав за ней минут десять, я вернулся на пятнадцатый этаж к себе в номер и стал читать книгу. Небо за окном и сегодня скрывали унылые тучи. Казалось, я нахожусь внутри какого-то ящика из папье-маше, куда проникают лишь отдельные лучики света. В любую минуту мог зазвонить телефон, и из номера выходить не хотелось; в номере же, кроме чтения, заняться было нечем. Я дочитал биографию Джека Лондона и взялся за “Историю испанских войн”.
День был похож на растянутый до невозможности вечер. Без вариаций. Пепельный свет за окном постепенно чернел и наконец превратился в ночь. Изменилась при этом лишь плотность теней вокруг. В мире существовало только два цвета: серый и черный. По заведенному Природой распорядку один сменялся другим, вот и все.
Я позвонил горничной, заказал бутербродов в номер. И принялся не спеша поедать их один за другим, запивая пивом из холодильника. Пиво я тоже пил не торопясь, очень маленькими глотками. Когда долго нечем заняться, очень многие мелочи начинаешь выполнять до ужаса медленно и скрупулезно.
В полвосьмого позвонил мой бывший напарник.
— Откопал я твоего журналиста, — сказал он.
— Сложно было?
— Да как сказать... — ответил он после небольшой паузы. Похоже, для него это действительно оказалось непросто.
— Рассказываю в двух словах, — продолжал он. — Во-первых, дело это закрыто — окончательно и бесповоротно. Сургучом запечатано, ленточками перевязано и в сейфах похоронено. Обратно на божий свет уже не вытащить никому. Этому нет продолжения. И скандала никакого нет. Ну, сдвинули за пару дней пару пешек в Правительстве да в мэрии Саппоро. “Для коррекции” — чтобы впредь механизм сбоев не давал. И больше — ничего. Тряхнуло слегка Полицейский департамент, но и там — ни за что конкретное не зацепиться. Все так перепутано, сам черт ногу сломит... Слишком горячаятема. Чтобы такую информацию вытянуть, самому пришлось попотеть будь здоров.
— Ну, у меня-то частный интерес, это никого не заденет.
— Я так ему и сказал...
Не отнимая трубки от уха, я прошел к холодильнику, достал банку, свободной рукой открыл ее и налил пива в стакан.
— Только все равно — уж извини за назойливость — человек неопытный, заполучив такое знание, может запросто себе лоб расшибить... — сказал он. — Слишком уж масштабы огромные. Не знаю, зачем тебе все это, но... постарайся не влезать туда глубоко. Я понимаю, у тебя, наверно, свои причины. И все-таки лучше не выделываться, а кроить себе жизнь по своим размерам. Ну, может, не так, как я — но все-таки...
— Понимаю, — сказал я.
Он откашлялся. Я отхлебнул пива.
— Старый отель “Дельфин” очень долго не уходил со своей земли, сопротивлялся до последнего. И совершенно жутких вещей натерпелся. Ушел бы сразу — и никаких проблем. Но он не уходил. Не хотел приспособиться к изменяющейся обстановке, понимаешь?
— Да, таким он и был всю жизнь, — сказал я. — Не в струю...
— Каких только гадостей ему не подстраивали. Например, заселялась в номера якудза и жила там, неделями не платя и вытворяя что вздумается. Так, чтобы только закона напрямую не нарушать. В фойе с утра до вечера мордовороты сидели — от одного вида мурашки по коже. Зайдет кто-нибудь, а они смотрят. Ну, сам понимаешь... Отель, однако же, все это терпел, ни разу скандала не поднял.
— Не удивляюсь, — сказал я. Управляющий отелем “Дельфин” в жизни много чего пережил. Слишком много, чтобы дергаться по мелочам.
— И вот наконец отель выдвинул одно, но очень странное условие. Дескать, выполните его — так и быть, освобожу территорию. Какое условие — догадайся сам.
— Не знаю, — сказал я.
— А ты подумай немного. Это как раз замыкается на другой твой вопрос...
— Чтобы новый отель тоже назывался “Дельфин”? — осенило меня.
— Вот именно, — сказал он. — Это было единственное условие. И покупатель земли согласился.
— Но почему?
— Потому что хорошее название. Разве нет? “Отель «Дельфин»” — неплохо звучит, ты не находишь?
— Ну, в общем, да... — промямлил я.
— Корпорация А. разрабатывала проект строительства целой сети сверхсовременных отелей по всей стране. То есть, не просто пятизвездочных, каких уже много, а отелей суперкласса. И как раз названия для этой сети тогда еще не придумали.
— Сеть отелей “Дельфин”... — попытался произнести я.
— Ну да. Альтернатива “Хилтону”, “Хайатту” и им подобным.
— Сеть отелей “Дельфин”, — повторил я тупо. Старый сон, сменивший хозяина и усиленный в тысячу раз... — Ну, а что стало с прежним владельцем?
— Этого не знает никто, — сказал мой бывший напарник.
Я отхлебнул еще пива и кончиком авторучки потрогал мочку уха.
— Когда с земли съезжал, получил, говорят, какие-то отступные; может, на деньги эти что-то новое затеял, неизвестно. Тут уж никак не проверишь. Больно фигура проходная — кому он нужен, человек из толпы...
— М-да... пожалуй, — пришлось согласиться мне.
— Вот примерно так, — подытожил он. — Это все, что мне удалось разузнать. Ничего, кроме этого, мне разузнать не удалось. Ну, как?
— Спасибо. Ты мне жутко помог, — сказал я с чувством.
— Угу, — сказал он и снова закашлялся.
— Какие-то деньги потратил? — спросил я.
— Да нет, — отмахнулся он. — Ужин на двоих, клуб на Гиндзе да такси домой — ерунда, не стоит и говорить11... Все равно на расходы спишется. У нас же что угодно можно на расходы фирмы списать. Даже бухгалтер наш с налогами возится — и ворчит постоянно: почему так мало расходов, давайте больше расходовать. Так что об этом не беспокойся. А в клуб на Гиндзе, если хочешь, могу и тебя сводить как-нибудь. Ты же там еще ни разу не был, верно?
— А что там есть, в этом клубе на Гиндзе?
— Выпить там есть. И девочки, — сказал он. — И если мы пойдем, наш бухгалтер обрадуется.
— Ну, и ходи туда с бухгалтером...
— Да с ним я уже ходил недавно.
Я попрощался и повесил трубку.
Повесив трубку, я задумался о своем бывшем напарнике. Мой ровесник с уже наметившимся брюшком. Хранит в столе какие-то таблетки, вечно одни и те же, и всерьез интересуется результатами выборов. Дергается из-за не успевающих в школе детей, регулярно ссорится с женой, но семью обожает до безумия. Не без слабостей, закладывает за воротник. Но по большому счету — нормальный мужик, что в жизни, что на работе. Во всех отношениях — обыкновенный приличный человек.
Я сошелся с ним сразу после вуза, и долгое время наш бизнес на двоих развивался весьма успешно. Начали мы с крохотной переводческой конторы и год за годом понемногу набирали силу. Особенно близкими друзьями мы никогда не были, но характерами сходились неплохо. Годами изо дня в день пялиться на одну и ту же физиономию и ни разу не поругаться — это тоже надо уметь. Он был человек миролюбивый и безупречно воспитанный. Я тоже ссориться не любил. Случалось, конечно, что мы расходились во мнениях — но относились друг к другу с уважением и работали дальше. И все-таки расстались очень вовремя. С делами в конторе он и после моего ухода справлялся неплохо; по правде говоря, даже лучше, чем в паре со мной. Прибыль поступала исправно. Фирма росла. Он нанимал новых работников и использовал их так, как нужно. Да и внутренне, оставшись один, сделался куда увереннее.
Так что, думаю, проблема заключалась во мне. Наверное, я все время его как-то сковывал. И лишь после моего ухода он ожил и расправил плечи. Научился балагурить, располагая к себе клиента, заигрывать с секретаршами, тратить деньги фирмы — на “представительские расходы”, которые сам же критиковал, — и развлекать кого ни попадя в ночных клубах на Гиндзе. Будь рядом я — он бы напрягался, и все это не получалось бы у него так естественно. Находясь постоянно в моем поле зрения, он бы, пожалуй, всякий раз гадал, что же я о нем думаю. Уж такой характер. Хотя мне, если честно, на его поведение рядом со мной было глубоко наплевать.
Хорошо, что этот парень остался один, подумал я. Во всех отношениях хорошо.
Иначе говоря — он просто стал соответствовать своему возрасту.
“Соответствовать своему возрасту”, — повторил я про себя. И на всякий случай произнес вслух. Вслух это могло относиться к кому угодно, но не ко мне.
— Сегодня в фойе ты меня разглядывал, признавайся? — сказала она. Не сердито, не весело — совершенно бесстрастным голосом.
— Было дело, — признался я.
Она помолчала.
— Если меня на работе так разглядывать — я напрягаюсь, и очень сильно, — продолжала она. — Я из-за тебя кучу ошибок наделала. Пока ты меня разглядывал.
— Больше не буду, — пообещал я. — Это я от твоего вида храбрости набирался. Я ведь не знал, что ты так напрягаешься. Теперь знаю, так что больше не стану. Ты где?
— Дома. Сейчас ванну приму — и спать, — сказала она. — Ты себе номер продлил, да?
— Ага. По делам придется еще задержаться.
— Тогда больше не разглядывай меня, ладно? А то у меня будут проблемы.
— Больше не буду разглядывать.
Она помолчала еще немного.
— Слушай... А что, со стороны сильно заметно, когда я напрягаюсь? Ну, общее впечатление?
— Да как сказать... Не знаю даже. Все люди по-разному держатся. Опять же, любой напрягаться будет, если знает, что за ним наблюдают. Так что не стоит себе этим голову забивать. Тем более, что у меня просто склонность такая — всякие вещи подолгу разглядывать. Уставлюсь на что-нибудь и разглядываю полчаса...
— И откуда у тебя эта склонность?
— Откуда берутся наши склонности, объяснить очень сложно. Но я все понял, и разглядывать тебя больше не буду. И проблем на работе желаю тебе меньше всего на свете.
Полминуты, не меньше, она обдумывала мои слова.
— Спокойной ночи, — сказала она наконец.
— Спокойной ночи, — ответил я.
И повесил трубку. Затем принял ванну, после чего улегся на диван и до одиннадцати читал книгу. В одиннадцать встал, оделся и вышел из номера. Коридор был длинный и извилистый, как лабиринт, и я решил пройти его из конца в конец. В самом дальнем конце коридора я обнаружил служебный лифт. Располагался он так, чтобы не попадаться на глаза постояльцам, но найти его оказалось несложно. Свернув по стрелке с надписью “Пожарный выход”, я оказался в тупичке с подсобными комнатами без номеров, а уже за ними, в углу, отыскал и служебный лифт. Дабы по ошибке в него не залезли-таки проживающие, на дверях висела табличка “грузовой”. Я простоял перед дверями довольно долго, но, как показывали цифры на дисплее, все это время лифт оставался в подвале. Пользоваться им в это время суток было практически некому. Из динамика в потолке лилась негромкая музыка — “Мами Блю” оркестра Поля Мориа.
Я нажал на кнопку. Словно очнувшийся от спячки зверь поднимает голову, лифт встрепенулся и начал карабкаться вверх. 1, 2, 3, 4, 5, 6... Кабина приближалась медленно, но неумолимо. Слушая “Мами Блю”, я буравил взглядом цифры. Если внутри кто-то окажется — скажу, что ошибся лифтом. Нормальные постояльцы всегда ошибаются лифтами. Одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать... Отступив на шаг назад и сжав кулаки в карманах, я ждал, когда откроются двери.
“15” — лифт остановился. Пауза. Мертвое беззвучие. Двери плавно раскрылись.
Внутри — никого.
Какой до ужаса тихий лифт, подумалось мне. Куда до него чахоточному лифту старого отеля “Дельфин”... Я ступил внутрь и нажал на кнопку “16”. Двери закрылись, кабина чуть сместилась в пространстве — и двери открылись снова. Шестнадцатый этаж. Обычный — никакой темноты и прочих ужасов из ее рассказа. Свет горит как положено, в динамиках — нескончаемая “Мами Блю”. Абсолютно ничем не пахнет. На всякий случай я обошел этаж из конца в конец. Шестнадцатый оказался точной копией пятнадцатого. Тот же изломанный поворотами коридор, те же бесконечные двери, та же ниша для автоматов с напитками, те же несколько лифтов. Под некоторыми дверями дожидались горничной пустые тарелки тех, кто ужинал в номере. На полу — темно-красный ковер. Мягкий, роскошный. Глушит любые шаги. Я притопнул ногой — и не услышал в ответ ни звука. Музыка с потолка сменилась на “Любовь в летний день” Перси Фейса. Я дошел до угла, свернул направо, на середине коридора сел в обычный лифт, вернулся на пятнадцатый этаж. И решил повторить все сначала. Сел в служебный лифт, поднялся на шестнадцатый, вышел в самый обычный коридор. Все тот же свет. Все та же “Любовь в летний день”.
Плюнув на дальнейшие попытки, я спустился обратно, вернулся в номер, сделал пару глотков бренди и заснул как убитый.
По-прежнему — нечем.
Под лениво падавшим снегом я отправился в “Данкин Донатс”, съел пончик, выпил две чашки кофе и просмотрел газету. В газете были сплошные выборы. В кино, как и вчера — ничего, что хотелось бы посмотреть. На глаза попалась только реклама картины, в которой играл мой одноклассник. Картина называлась “Безответная любовь” и, судя по рекламе, представляла собой стандартную школьную мелодраму. С культовой пятнадцатилетней звездой в главной роли и песнями не менее раскрученного поп-кумира.
Я живо представил, какую роль в подобном кино, должно быть, играет мой одноклассник. Этакий молодой, благородный, всепонимающий Учитель. Высокого роста, мастер сразу нескольких видов спорта. Все старшеклассницы втрескались в него по уши: каждую, кого он зовет по имени, охватывает мгновенный столбняк. Главная героиня, натурально, втюрилась тоже. И потому в воскресенье она печет какие-нибудь печенюшки и тащит эту радость к нему домой. А параллельно по ней сохнет один ученик. Совершенно обычный парнишка, только малость нерешительный... Вот такой примерно сюжет, я уверен. Не нужно мозги напрягать, чтобы представить.
После того, как мой одноклассник стал знаменитым киноактером, я какое-то время — отчасти просто из любопытства — смотрел все новые фильмы с его участием. Посмотрел, в общей сложности, пять или шесть картин. И потом потерял к ним всякий интерес. Картины были одна скучнее другой, да и сам он во всех фильмах играл одну и ту же шаблонную роль. Роль благородного атлета с чистой душой и длинными ногами. Сперва студент, потом — учитель, врач, клерк процветающей фирмы, еще много кто... Но персонаж получался всегда одинаковый. Тот самый, от которого балдеют до поросячьего визга девчонки. Его ослепительная белозубая улыбка поднимала настроение даже мне. И все-таки — платить деньги за такое кино я больше не хотел. То есть, я вовсе не принадлежу к суровым снобам-кинофилам, что смотрят исключительно Тарковского да Феллини, — но, ей-богу, кино с этим парнем было полным отстоем. Весь сюжет угадывался за первые пять минут, герои произносили сплошные банальности, бюджет картины явно трепыхался где-то возле нуля, а режиссер, похоже, наплевал на свои обязанности еще до того, как к ним приступил.
Впрочем, если вспомнить, таким он и был всегда — еще до того, как стал знаменитостью. Чрезвычайно привлекательный внешне — и совершенно мутный внутри. Я проучился с ним бок о бок пару лет в средних классах школы. Лабораторные опыты по физике-химии мы всегда выполняли на пару за одним столом. Так что и поболтать случалось время от времени. Как и потом, в кино, этот парень производил до ужасаприятное впечатление. Все девчонки сходили по нему с ума и в его присутствии вели себя, как сомнамбулы. Стоило ему сказать любой из них пару слов — и бедняжка полдня ходила с квадратными глазами. Во время лабораторных опытов вся женская половина класса оглядывалась на него. Если что непонятно было — спрашивали у него. А когда он зажигал газовую горелку, на наш стол таращились так, будто он совершал ритуал открытия очередных Олимпийских Игр. Никому и в голову не приходило, что тут же рядом существую и я.
Учился он так же отлично. Всегда — первый или второй в классе по успеваемости. Приветливый, искренний, и при этом — никакого тщеславия. В любой одежде смотрелся одинаково стильным и воспитанным человеком. Даже мочась в сортире, выглядел элегантно. На свете вообще очень редко встретишь парней, элегантно мочащихся в сортире. Стоит ли говорить, спортсменом был тоже отменным — один из лидеров сборной школы. Ходили слухи, что он дружит с самой популярной девчонкой в классе, но правда это или нет — я не знал. Учителя его обожали, а после того, как был устроен “показательный школьный день” для родителей, его заобожали и все мамаши нашего класса. Такой вот был человек. Хотя для меня всегда оставалось непонятным, что же он думает на самом деле.
Так же, как и на экране.
После всего этого— на черта мне за мои же деньги смотреть такое кино?
Я выкинул газету в урну и под лениво падавшим снегом вернулся в отель. Проходя по фойе, бросил взгляд на стойку регистрации — но моей знакомой там не оказалось. Видно, ушла куда-нибудь на перерыв. Я отправился в уголок компьютерных игр и несколько раз сыграл в “Пэкмэна и Галактику”. Отлично придуманная, хотя и слишком патологическая игра. И чересчур агрессивная. Но время сжирает неплохо12.
Затем я вернулся в номер и принялся читать книгу.
День обещал быть пустым и бессмысленным. Читать надоело, и какое-то время я просто разглядывал снег за окном. Тот, похоже, собирался идти до самого вечера. Все сыпал и сыпал — даже интересно: вот, оказывается, сколько снега может свалиться с неба за один день. В двенадцать я спустился в кафе отеля и пообедал. Затем снова вернулся в номер, еще немного почитал и поразглядывал снег за окном.
Но завершиться впустую этому странному дню все же не удалось. Ровно в четыре, когда я валялся в постели с книгой в руках, в дверь постучали. Отворив дверь на несколько сантиметров, я выглянул в щель. На пороге стояла она. В очках и светло-голубой униформе. Бесшумной тенью она скользнула в чуть приоткрытую дверь и мгновенно захлопнула ее за собой.
— Если меня застукают — уволят сразу! — сказала она. — Здесь с этим ужас как строго...
Быстро окинув взглядом номер, она пробежала к дивану, села, расправила ладонями юбку на коленях. И глубоко вздохнула.
— У меня сейчас перерыв, — сказала она.
— Выпьешь чего-нибудь? — спросил я. — Лично я пиво буду...
— Нет, времени совсем мало, — отказалась она. — Слушай, а чем ты в номере весь день занимаешься?
— Да ничем особенно... — ответил я, достал из холодильника пиво и налил в стакан. — Время убиваю. Книжку читаю, на снег смотрю.
— Какую книжку, о чем?
— Об испанских войнах. Каждая испанская война с начала и до конца очень подробно описана. В разных исторических версиях и трактовках...
Испанские войны и правда изобилуют самыми разными объяснениями того, что и как там происходило. Такие уж раньше были войны.
— Только не думай обо мне ничего странного! — сказала она.
— Странного? — переспросил я. — Ты о чем? О том, что в номер ко мне пришла?
— Ну да.
— А-а...
Я присел на кровать со стаканом в руке.
— Вовсе я не думаю о тебе ничего странного. То есть, я, конечно, удивился, что ты пришла — но я очень рад. Я тут как раз от скуки помираю, поговорить не с кем...
Поднявшись с дивана, она встала посреди комнаты, легким движением скинула голубой жакет и повесила его, чтобы не измялся, на спинку кресла у письменного стола. Затем подошла и присела, чинно сдвинув колени, на кровать со мной рядом. Без жакета она вдруг показалась мне очень слабой и ранимой. Я обнял ее за плечи. Она положила голову мне на плечо и застыла. Восхитительный запах. Идеально отглаженная белая блузка. Так прошло, наверное, минут пять. Под моей рукой, уткнувшись головой мне в плечо, с закрытыми глазами она дышала спокойно и ровно, точно спала. И лишь нескончаемый снег все сыпал и сыпал, заглушая городской шум вокруг. Абсолютная тишина.
Человек, уставший в пути, захотел где-нибудь отдохнуть, думал я. И я — дерево, к которому он прислонился. Я сочувствовал ей. Но при этом вовсе не считал, что вот, мол, как несправедливо и неправильно, когда настолько молодая и симпатичная девушка так устает. Если подумать, ничего несправедливого здесь нет. Усталость может обрушиться на любого из нас независимо от красоты или возраста. Точно так же, как буря, наводнение, землетрясение или горный обвал.
Я запихал листки со статьей в карман и выпил еще чашку кофе.
Мне вспомнился управляющий старого отеля “Дельфин”. Человек, с рожденья отмеченный печатью хронической невезухи. Даже переползи он в наши Новые Времена, — места для него здесь бы все равно не нашлось.
— Не в струю!— произнес я вслух.
Проходившая мимо официантка поглядела на меня как на сумасшедшего.
Я вышел на улицу, поймал такси и вернулся в отель.
8.
Из номера я позвонил своему бывшему напарнику — когда-то мы держали вместе небольшую контору. Незнакомый голос в трубке спросил, как меня зовут, его сменил другой незнакомый голос, который тоже спросил, как меня зовут, — и лишь затем к телефону подошел сам хозяин. Явно в делах по горло. Последний раз мы с ним разговаривали чуть ли не год назад. Не то чтобы я сознательно избегал его. Просто — не о чем было говорить. Сам-то он всегда вызывал у меня симпатию. И симпатия эта не угасла до сих пор. Но для меня он (как и я для него) словно остался за поворотом уже пройденного пути. Не я его там оставил. И сам он там оставаться не собирался. Но каждый из нас шагал своей дорогой, а дороги эти вдруг прекратили пересекаться. Вот и все.
Как ты, спросил мой бывший напарник.
В порядке, ответил я.
Я сказал ему, что я в Саппоро. Он поинтересовался, не холодно ли. Холодно, сказал я.
Как с работой, спросил я его.
Хватает, ответил он.
Не пей много, посоветовал я.
В последнее время почти не пью, сказал он.
Там у вас, небось, снег идет, поинтересовался он.
Сейчас нет, сказал я.
Пару минут мы с ним перебрасывались светскими штампами, точно гоняли шарик в пинг-понге.
— Хочу тебя кое о чем попросить, — наконец рубанул я. Давным-давно я оказал ему одну большую услугу. И все эти годы он прекрасно помнил: за ним — должок. Помнил о том и я. Иначе бы не звонил. Просить людей об одолжении, чтобы потом зависеть от них? Благодарю покорно.
— Давай, — просто ответил он.
— Когда-то мы с тобой потели над текстами для журнала “Гостиничный бизнес”, — продолжал я. — Лет пять назад это было, помнишь?
— Помню.
— У тебя еще живы те контакты?
Он задумался на пару секунд.
— Да вроде не хоронил пока... Если что, можно и восстановить.
— Там у них был один журналист... Изнанку Большого Бизнеса знал как свои пять пальцев. Уж не помню, как его звали. Худой, как щепка, вечно в какой-то шапчонке дурацкой... Ты смог бы на него выйти?
— Да, наверное... А что ты хочешь узнать?
Я пересказал ему вкратце содержание скандальной статьи об отеле “Дельфин”. Он записал название еженедельника и номер выпуска. Еще я рассказал, что до постройки гигантского отеля “Дельфин” на его месте стоял совсем захудалый отелишко с тем же названием. И в итоге мне хотелось бы кое-что разузнать. Прежде всего — почему и зачем новый отель унаследовал название “Дельфин”? Какая участь постигла владельца старого отеля? И, наконец, получил ли скандал, поднятый статьей, какое-то дальнейшее развитие?
Мой бывший напарник старательно все законспектировал — и для проверки зачитал записанное мне прямо в трубку.
— Все верно?
— Все верно, — подтвердил я.
— Сильно торопишься? — вздохнул он.
— Уж извини, — сказал я.
— Ладно... Попробую вычислить его в течение дня. Как с тобой-то связаться?
Я сообщил ему телефон отеля и номер комнаты.
— Позвоню, — сказал он и повесил трубку.
Как ты, спросил мой бывший напарник.
В порядке, ответил я.
Я сказал ему, что я в Саппоро. Он поинтересовался, не холодно ли. Холодно, сказал я.
Как с работой, спросил я его.
Хватает, ответил он.
Не пей много, посоветовал я.
В последнее время почти не пью, сказал он.
Там у вас, небось, снег идет, поинтересовался он.
Сейчас нет, сказал я.
Пару минут мы с ним перебрасывались светскими штампами, точно гоняли шарик в пинг-понге.
— Хочу тебя кое о чем попросить, — наконец рубанул я. Давным-давно я оказал ему одну большую услугу. И все эти годы он прекрасно помнил: за ним — должок. Помнил о том и я. Иначе бы не звонил. Просить людей об одолжении, чтобы потом зависеть от них? Благодарю покорно.
— Давай, — просто ответил он.
— Когда-то мы с тобой потели над текстами для журнала “Гостиничный бизнес”, — продолжал я. — Лет пять назад это было, помнишь?
— Помню.
— У тебя еще живы те контакты?
Он задумался на пару секунд.
— Да вроде не хоронил пока... Если что, можно и восстановить.
— Там у них был один журналист... Изнанку Большого Бизнеса знал как свои пять пальцев. Уж не помню, как его звали. Худой, как щепка, вечно в какой-то шапчонке дурацкой... Ты смог бы на него выйти?
— Да, наверное... А что ты хочешь узнать?
Я пересказал ему вкратце содержание скандальной статьи об отеле “Дельфин”. Он записал название еженедельника и номер выпуска. Еще я рассказал, что до постройки гигантского отеля “Дельфин” на его месте стоял совсем захудалый отелишко с тем же названием. И в итоге мне хотелось бы кое-что разузнать. Прежде всего — почему и зачем новый отель унаследовал название “Дельфин”? Какая участь постигла владельца старого отеля? И, наконец, получил ли скандал, поднятый статьей, какое-то дальнейшее развитие?
Мой бывший напарник старательно все законспектировал — и для проверки зачитал записанное мне прямо в трубку.
— Все верно?
— Все верно, — подтвердил я.
— Сильно торопишься? — вздохнул он.
— Уж извини, — сказал я.
— Ладно... Попробую вычислить его в течение дня. Как с тобой-то связаться?
Я сообщил ему телефон отеля и номер комнаты.
— Позвоню, — сказал он и повесил трубку.
* * *
На обед я съел что-то незатейливое в гостиничном кафетерии. Потом спустился в фойе — и сразу увидел ее лицо в очках над стойкой регистрации. Я прошел в угол зала, уселся на диван и стал за нею наблюдать. Она была вся в работе и, похоже, не замечала меня; а может, и замечала, но сознательно игнорировала. Что так, что эдак — мне было все равно. Просто хотелось немного посмотреть на нее. Следя глазами за ее фигуркой, я думал: вот женщина, с которой я мог переспать, если бы захотел...Иногда приходится подбадривать себя таким странным образом.
Понаблюдав за ней минут десять, я вернулся на пятнадцатый этаж к себе в номер и стал читать книгу. Небо за окном и сегодня скрывали унылые тучи. Казалось, я нахожусь внутри какого-то ящика из папье-маше, куда проникают лишь отдельные лучики света. В любую минуту мог зазвонить телефон, и из номера выходить не хотелось; в номере же, кроме чтения, заняться было нечем. Я дочитал биографию Джека Лондона и взялся за “Историю испанских войн”.
День был похож на растянутый до невозможности вечер. Без вариаций. Пепельный свет за окном постепенно чернел и наконец превратился в ночь. Изменилась при этом лишь плотность теней вокруг. В мире существовало только два цвета: серый и черный. По заведенному Природой распорядку один сменялся другим, вот и все.
Я позвонил горничной, заказал бутербродов в номер. И принялся не спеша поедать их один за другим, запивая пивом из холодильника. Пиво я тоже пил не торопясь, очень маленькими глотками. Когда долго нечем заняться, очень многие мелочи начинаешь выполнять до ужаса медленно и скрупулезно.
В полвосьмого позвонил мой бывший напарник.
— Откопал я твоего журналиста, — сказал он.
— Сложно было?
— Да как сказать... — ответил он после небольшой паузы. Похоже, для него это действительно оказалось непросто.
— Рассказываю в двух словах, — продолжал он. — Во-первых, дело это закрыто — окончательно и бесповоротно. Сургучом запечатано, ленточками перевязано и в сейфах похоронено. Обратно на божий свет уже не вытащить никому. Этому нет продолжения. И скандала никакого нет. Ну, сдвинули за пару дней пару пешек в Правительстве да в мэрии Саппоро. “Для коррекции” — чтобы впредь механизм сбоев не давал. И больше — ничего. Тряхнуло слегка Полицейский департамент, но и там — ни за что конкретное не зацепиться. Все так перепутано, сам черт ногу сломит... Слишком горячаятема. Чтобы такую информацию вытянуть, самому пришлось попотеть будь здоров.
— Ну, у меня-то частный интерес, это никого не заденет.
— Я так ему и сказал...
Не отнимая трубки от уха, я прошел к холодильнику, достал банку, свободной рукой открыл ее и налил пива в стакан.
— Только все равно — уж извини за назойливость — человек неопытный, заполучив такое знание, может запросто себе лоб расшибить... — сказал он. — Слишком уж масштабы огромные. Не знаю, зачем тебе все это, но... постарайся не влезать туда глубоко. Я понимаю, у тебя, наверно, свои причины. И все-таки лучше не выделываться, а кроить себе жизнь по своим размерам. Ну, может, не так, как я — но все-таки...
— Понимаю, — сказал я.
Он откашлялся. Я отхлебнул пива.
— Старый отель “Дельфин” очень долго не уходил со своей земли, сопротивлялся до последнего. И совершенно жутких вещей натерпелся. Ушел бы сразу — и никаких проблем. Но он не уходил. Не хотел приспособиться к изменяющейся обстановке, понимаешь?
— Да, таким он и был всю жизнь, — сказал я. — Не в струю...
— Каких только гадостей ему не подстраивали. Например, заселялась в номера якудза и жила там, неделями не платя и вытворяя что вздумается. Так, чтобы только закона напрямую не нарушать. В фойе с утра до вечера мордовороты сидели — от одного вида мурашки по коже. Зайдет кто-нибудь, а они смотрят. Ну, сам понимаешь... Отель, однако же, все это терпел, ни разу скандала не поднял.
— Не удивляюсь, — сказал я. Управляющий отелем “Дельфин” в жизни много чего пережил. Слишком много, чтобы дергаться по мелочам.
— И вот наконец отель выдвинул одно, но очень странное условие. Дескать, выполните его — так и быть, освобожу территорию. Какое условие — догадайся сам.
— Не знаю, — сказал я.
— А ты подумай немного. Это как раз замыкается на другой твой вопрос...
— Чтобы новый отель тоже назывался “Дельфин”? — осенило меня.
— Вот именно, — сказал он. — Это было единственное условие. И покупатель земли согласился.
— Но почему?
— Потому что хорошее название. Разве нет? “Отель «Дельфин»” — неплохо звучит, ты не находишь?
— Ну, в общем, да... — промямлил я.
— Корпорация А. разрабатывала проект строительства целой сети сверхсовременных отелей по всей стране. То есть, не просто пятизвездочных, каких уже много, а отелей суперкласса. И как раз названия для этой сети тогда еще не придумали.
— Сеть отелей “Дельфин”... — попытался произнести я.
— Ну да. Альтернатива “Хилтону”, “Хайатту” и им подобным.
— Сеть отелей “Дельфин”, — повторил я тупо. Старый сон, сменивший хозяина и усиленный в тысячу раз... — Ну, а что стало с прежним владельцем?
— Этого не знает никто, — сказал мой бывший напарник.
Я отхлебнул еще пива и кончиком авторучки потрогал мочку уха.
— Когда с земли съезжал, получил, говорят, какие-то отступные; может, на деньги эти что-то новое затеял, неизвестно. Тут уж никак не проверишь. Больно фигура проходная — кому он нужен, человек из толпы...
— М-да... пожалуй, — пришлось согласиться мне.
— Вот примерно так, — подытожил он. — Это все, что мне удалось разузнать. Ничего, кроме этого, мне разузнать не удалось. Ну, как?
— Спасибо. Ты мне жутко помог, — сказал я с чувством.
— Угу, — сказал он и снова закашлялся.
— Какие-то деньги потратил? — спросил я.
— Да нет, — отмахнулся он. — Ужин на двоих, клуб на Гиндзе да такси домой — ерунда, не стоит и говорить11... Все равно на расходы спишется. У нас же что угодно можно на расходы фирмы списать. Даже бухгалтер наш с налогами возится — и ворчит постоянно: почему так мало расходов, давайте больше расходовать. Так что об этом не беспокойся. А в клуб на Гиндзе, если хочешь, могу и тебя сводить как-нибудь. Ты же там еще ни разу не был, верно?
— А что там есть, в этом клубе на Гиндзе?
— Выпить там есть. И девочки, — сказал он. — И если мы пойдем, наш бухгалтер обрадуется.
— Ну, и ходи туда с бухгалтером...
— Да с ним я уже ходил недавно.
Я попрощался и повесил трубку.
Повесив трубку, я задумался о своем бывшем напарнике. Мой ровесник с уже наметившимся брюшком. Хранит в столе какие-то таблетки, вечно одни и те же, и всерьез интересуется результатами выборов. Дергается из-за не успевающих в школе детей, регулярно ссорится с женой, но семью обожает до безумия. Не без слабостей, закладывает за воротник. Но по большому счету — нормальный мужик, что в жизни, что на работе. Во всех отношениях — обыкновенный приличный человек.
Я сошелся с ним сразу после вуза, и долгое время наш бизнес на двоих развивался весьма успешно. Начали мы с крохотной переводческой конторы и год за годом понемногу набирали силу. Особенно близкими друзьями мы никогда не были, но характерами сходились неплохо. Годами изо дня в день пялиться на одну и ту же физиономию и ни разу не поругаться — это тоже надо уметь. Он был человек миролюбивый и безупречно воспитанный. Я тоже ссориться не любил. Случалось, конечно, что мы расходились во мнениях — но относились друг к другу с уважением и работали дальше. И все-таки расстались очень вовремя. С делами в конторе он и после моего ухода справлялся неплохо; по правде говоря, даже лучше, чем в паре со мной. Прибыль поступала исправно. Фирма росла. Он нанимал новых работников и использовал их так, как нужно. Да и внутренне, оставшись один, сделался куда увереннее.
Так что, думаю, проблема заключалась во мне. Наверное, я все время его как-то сковывал. И лишь после моего ухода он ожил и расправил плечи. Научился балагурить, располагая к себе клиента, заигрывать с секретаршами, тратить деньги фирмы — на “представительские расходы”, которые сам же критиковал, — и развлекать кого ни попадя в ночных клубах на Гиндзе. Будь рядом я — он бы напрягался, и все это не получалось бы у него так естественно. Находясь постоянно в моем поле зрения, он бы, пожалуй, всякий раз гадал, что же я о нем думаю. Уж такой характер. Хотя мне, если честно, на его поведение рядом со мной было глубоко наплевать.
Хорошо, что этот парень остался один, подумал я. Во всех отношениях хорошо.
Иначе говоря — он просто стал соответствовать своему возрасту.
“Соответствовать своему возрасту”, — повторил я про себя. И на всякий случай произнес вслух. Вслух это могло относиться к кому угодно, но не ко мне.
* * *
В девять вечера телефон затрезвонил снова. Звонка мне ждать было не от кого, и я даже не сразу сообразил, что этот звук означает. Тем не менее, телефон продолжал надрываться. После четвертого звонка я наконец снял трубку.— Сегодня в фойе ты меня разглядывал, признавайся? — сказала она. Не сердито, не весело — совершенно бесстрастным голосом.
— Было дело, — признался я.
Она помолчала.
— Если меня на работе так разглядывать — я напрягаюсь, и очень сильно, — продолжала она. — Я из-за тебя кучу ошибок наделала. Пока ты меня разглядывал.
— Больше не буду, — пообещал я. — Это я от твоего вида храбрости набирался. Я ведь не знал, что ты так напрягаешься. Теперь знаю, так что больше не стану. Ты где?
— Дома. Сейчас ванну приму — и спать, — сказала она. — Ты себе номер продлил, да?
— Ага. По делам придется еще задержаться.
— Тогда больше не разглядывай меня, ладно? А то у меня будут проблемы.
— Больше не буду разглядывать.
Она помолчала еще немного.
— Слушай... А что, со стороны сильно заметно, когда я напрягаюсь? Ну, общее впечатление?
— Да как сказать... Не знаю даже. Все люди по-разному держатся. Опять же, любой напрягаться будет, если знает, что за ним наблюдают. Так что не стоит себе этим голову забивать. Тем более, что у меня просто склонность такая — всякие вещи подолгу разглядывать. Уставлюсь на что-нибудь и разглядываю полчаса...
— И откуда у тебя эта склонность?
— Откуда берутся наши склонности, объяснить очень сложно. Но я все понял, и разглядывать тебя больше не буду. И проблем на работе желаю тебе меньше всего на свете.
Полминуты, не меньше, она обдумывала мои слова.
— Спокойной ночи, — сказала она наконец.
— Спокойной ночи, — ответил я.
И повесил трубку. Затем принял ванну, после чего улегся на диван и до одиннадцати читал книгу. В одиннадцать встал, оделся и вышел из номера. Коридор был длинный и извилистый, как лабиринт, и я решил пройти его из конца в конец. В самом дальнем конце коридора я обнаружил служебный лифт. Располагался он так, чтобы не попадаться на глаза постояльцам, но найти его оказалось несложно. Свернув по стрелке с надписью “Пожарный выход”, я оказался в тупичке с подсобными комнатами без номеров, а уже за ними, в углу, отыскал и служебный лифт. Дабы по ошибке в него не залезли-таки проживающие, на дверях висела табличка “грузовой”. Я простоял перед дверями довольно долго, но, как показывали цифры на дисплее, все это время лифт оставался в подвале. Пользоваться им в это время суток было практически некому. Из динамика в потолке лилась негромкая музыка — “Мами Блю” оркестра Поля Мориа.
Я нажал на кнопку. Словно очнувшийся от спячки зверь поднимает голову, лифт встрепенулся и начал карабкаться вверх. 1, 2, 3, 4, 5, 6... Кабина приближалась медленно, но неумолимо. Слушая “Мами Блю”, я буравил взглядом цифры. Если внутри кто-то окажется — скажу, что ошибся лифтом. Нормальные постояльцы всегда ошибаются лифтами. Одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать... Отступив на шаг назад и сжав кулаки в карманах, я ждал, когда откроются двери.
“15” — лифт остановился. Пауза. Мертвое беззвучие. Двери плавно раскрылись.
Внутри — никого.
Какой до ужаса тихий лифт, подумалось мне. Куда до него чахоточному лифту старого отеля “Дельфин”... Я ступил внутрь и нажал на кнопку “16”. Двери закрылись, кабина чуть сместилась в пространстве — и двери открылись снова. Шестнадцатый этаж. Обычный — никакой темноты и прочих ужасов из ее рассказа. Свет горит как положено, в динамиках — нескончаемая “Мами Блю”. Абсолютно ничем не пахнет. На всякий случай я обошел этаж из конца в конец. Шестнадцатый оказался точной копией пятнадцатого. Тот же изломанный поворотами коридор, те же бесконечные двери, та же ниша для автоматов с напитками, те же несколько лифтов. Под некоторыми дверями дожидались горничной пустые тарелки тех, кто ужинал в номере. На полу — темно-красный ковер. Мягкий, роскошный. Глушит любые шаги. Я притопнул ногой — и не услышал в ответ ни звука. Музыка с потолка сменилась на “Любовь в летний день” Перси Фейса. Я дошел до угла, свернул направо, на середине коридора сел в обычный лифт, вернулся на пятнадцатый этаж. И решил повторить все сначала. Сел в служебный лифт, поднялся на шестнадцатый, вышел в самый обычный коридор. Все тот же свет. Все та же “Любовь в летний день”.
Плюнув на дальнейшие попытки, я спустился обратно, вернулся в номер, сделал пару глотков бренди и заснул как убитый.
* * *
Рассвело: чернота за окном превратилась в пепел. Шел снег. Итак, подумал я. Чем бы заняться сегодня?По-прежнему — нечем.
Под лениво падавшим снегом я отправился в “Данкин Донатс”, съел пончик, выпил две чашки кофе и просмотрел газету. В газете были сплошные выборы. В кино, как и вчера — ничего, что хотелось бы посмотреть. На глаза попалась только реклама картины, в которой играл мой одноклассник. Картина называлась “Безответная любовь” и, судя по рекламе, представляла собой стандартную школьную мелодраму. С культовой пятнадцатилетней звездой в главной роли и песнями не менее раскрученного поп-кумира.
Я живо представил, какую роль в подобном кино, должно быть, играет мой одноклассник. Этакий молодой, благородный, всепонимающий Учитель. Высокого роста, мастер сразу нескольких видов спорта. Все старшеклассницы втрескались в него по уши: каждую, кого он зовет по имени, охватывает мгновенный столбняк. Главная героиня, натурально, втюрилась тоже. И потому в воскресенье она печет какие-нибудь печенюшки и тащит эту радость к нему домой. А параллельно по ней сохнет один ученик. Совершенно обычный парнишка, только малость нерешительный... Вот такой примерно сюжет, я уверен. Не нужно мозги напрягать, чтобы представить.
После того, как мой одноклассник стал знаменитым киноактером, я какое-то время — отчасти просто из любопытства — смотрел все новые фильмы с его участием. Посмотрел, в общей сложности, пять или шесть картин. И потом потерял к ним всякий интерес. Картины были одна скучнее другой, да и сам он во всех фильмах играл одну и ту же шаблонную роль. Роль благородного атлета с чистой душой и длинными ногами. Сперва студент, потом — учитель, врач, клерк процветающей фирмы, еще много кто... Но персонаж получался всегда одинаковый. Тот самый, от которого балдеют до поросячьего визга девчонки. Его ослепительная белозубая улыбка поднимала настроение даже мне. И все-таки — платить деньги за такое кино я больше не хотел. То есть, я вовсе не принадлежу к суровым снобам-кинофилам, что смотрят исключительно Тарковского да Феллини, — но, ей-богу, кино с этим парнем было полным отстоем. Весь сюжет угадывался за первые пять минут, герои произносили сплошные банальности, бюджет картины явно трепыхался где-то возле нуля, а режиссер, похоже, наплевал на свои обязанности еще до того, как к ним приступил.
Впрочем, если вспомнить, таким он и был всегда — еще до того, как стал знаменитостью. Чрезвычайно привлекательный внешне — и совершенно мутный внутри. Я проучился с ним бок о бок пару лет в средних классах школы. Лабораторные опыты по физике-химии мы всегда выполняли на пару за одним столом. Так что и поболтать случалось время от времени. Как и потом, в кино, этот парень производил до ужасаприятное впечатление. Все девчонки сходили по нему с ума и в его присутствии вели себя, как сомнамбулы. Стоило ему сказать любой из них пару слов — и бедняжка полдня ходила с квадратными глазами. Во время лабораторных опытов вся женская половина класса оглядывалась на него. Если что непонятно было — спрашивали у него. А когда он зажигал газовую горелку, на наш стол таращились так, будто он совершал ритуал открытия очередных Олимпийских Игр. Никому и в голову не приходило, что тут же рядом существую и я.
Учился он так же отлично. Всегда — первый или второй в классе по успеваемости. Приветливый, искренний, и при этом — никакого тщеславия. В любой одежде смотрелся одинаково стильным и воспитанным человеком. Даже мочась в сортире, выглядел элегантно. На свете вообще очень редко встретишь парней, элегантно мочащихся в сортире. Стоит ли говорить, спортсменом был тоже отменным — один из лидеров сборной школы. Ходили слухи, что он дружит с самой популярной девчонкой в классе, но правда это или нет — я не знал. Учителя его обожали, а после того, как был устроен “показательный школьный день” для родителей, его заобожали и все мамаши нашего класса. Такой вот был человек. Хотя для меня всегда оставалось непонятным, что же он думает на самом деле.
Так же, как и на экране.
После всего этого— на черта мне за мои же деньги смотреть такое кино?
Я выкинул газету в урну и под лениво падавшим снегом вернулся в отель. Проходя по фойе, бросил взгляд на стойку регистрации — но моей знакомой там не оказалось. Видно, ушла куда-нибудь на перерыв. Я отправился в уголок компьютерных игр и несколько раз сыграл в “Пэкмэна и Галактику”. Отлично придуманная, хотя и слишком патологическая игра. И чересчур агрессивная. Но время сжирает неплохо12.
Затем я вернулся в номер и принялся читать книгу.
День обещал быть пустым и бессмысленным. Читать надоело, и какое-то время я просто разглядывал снег за окном. Тот, похоже, собирался идти до самого вечера. Все сыпал и сыпал — даже интересно: вот, оказывается, сколько снега может свалиться с неба за один день. В двенадцать я спустился в кафе отеля и пообедал. Затем снова вернулся в номер, еще немного почитал и поразглядывал снег за окном.
Но завершиться впустую этому странному дню все же не удалось. Ровно в четыре, когда я валялся в постели с книгой в руках, в дверь постучали. Отворив дверь на несколько сантиметров, я выглянул в щель. На пороге стояла она. В очках и светло-голубой униформе. Бесшумной тенью она скользнула в чуть приоткрытую дверь и мгновенно захлопнула ее за собой.
— Если меня застукают — уволят сразу! — сказала она. — Здесь с этим ужас как строго...
Быстро окинув взглядом номер, она пробежала к дивану, села, расправила ладонями юбку на коленях. И глубоко вздохнула.
— У меня сейчас перерыв, — сказала она.
— Выпьешь чего-нибудь? — спросил я. — Лично я пиво буду...
— Нет, времени совсем мало, — отказалась она. — Слушай, а чем ты в номере весь день занимаешься?
— Да ничем особенно... — ответил я, достал из холодильника пиво и налил в стакан. — Время убиваю. Книжку читаю, на снег смотрю.
— Какую книжку, о чем?
— Об испанских войнах. Каждая испанская война с начала и до конца очень подробно описана. В разных исторических версиях и трактовках...
Испанские войны и правда изобилуют самыми разными объяснениями того, что и как там происходило. Такие уж раньше были войны.
— Только не думай обо мне ничего странного! — сказала она.
— Странного? — переспросил я. — Ты о чем? О том, что в номер ко мне пришла?
— Ну да.
— А-а...
Я присел на кровать со стаканом в руке.
— Вовсе я не думаю о тебе ничего странного. То есть, я, конечно, удивился, что ты пришла — но я очень рад. Я тут как раз от скуки помираю, поговорить не с кем...
Поднявшись с дивана, она встала посреди комнаты, легким движением скинула голубой жакет и повесила его, чтобы не измялся, на спинку кресла у письменного стола. Затем подошла и присела, чинно сдвинув колени, на кровать со мной рядом. Без жакета она вдруг показалась мне очень слабой и ранимой. Я обнял ее за плечи. Она положила голову мне на плечо и застыла. Восхитительный запах. Идеально отглаженная белая блузка. Так прошло, наверное, минут пять. Под моей рукой, уткнувшись головой мне в плечо, с закрытыми глазами она дышала спокойно и ровно, точно спала. И лишь нескончаемый снег все сыпал и сыпал, заглушая городской шум вокруг. Абсолютная тишина.
Человек, уставший в пути, захотел где-нибудь отдохнуть, думал я. И я — дерево, к которому он прислонился. Я сочувствовал ей. Но при этом вовсе не считал, что вот, мол, как несправедливо и неправильно, когда настолько молодая и симпатичная девушка так устает. Если подумать, ничего несправедливого здесь нет. Усталость может обрушиться на любого из нас независимо от красоты или возраста. Точно так же, как буря, наводнение, землетрясение или горный обвал.