— Что вы видели? — резко спросила Саша.
   — Все, — повторил авиатор. — Даже знаю, куда спрятан маленький пистолет, переданный вам молодым человеком.
   Они долго глядели друг другу в глаза.
   Испанец сказал:
   — Очень повезло, что мы с вами вовремя вернулись к аэроплану… Кто вы такая?
   Саша молчала.
   — Тогда придется сказать мне. Вы здесь с особыми целями. Ведете разведку… Да отвечайте же!
   — Допустим, — проговорила Саша. — Что дальше?
   — Хвала святому семейству, мы начинаем понимать друг друга… Я не собираюсь спрашивать о ваших планах — расскажете, если найдете нужным. Но знайте: вам не доверяют. Считают, что вы не та, за кого себя выдаете. Поэтому за обедом вам устроят проверку.
   — Какую проверку?
   — В ней буду участвовать и я…
   — У вас счеты с Советской властью? — вдруг сказала Саша. — Она обидела вас, вы мстите?
   Гарсия покачал головой, прошел к самолету, снял спинку сиденья, долго перебирал вывалившиеся из-за нее бумаги.
   Гаркуша поинтересовался, о чем разговор.
   Саша хотела было ответить, но вернулся пилот. Он принес вырезку из газеты «Беднота». Сохранился номер газеты и дата: среда, 9 апреля, 1919 года. Большими буквами был набран заголовок: «ОДЕССА ВЗЯТА».
   Далее шел текст заметки:
   — «Украинскими красными войсками атамана Григорьева с боем взята Одесса. Захвачено громадное количество военной добычи и много пленных. Население восторженно приветствует Советские войска».
   Саша пробежала заметку.
   — Грамотный? — спросила она Гаркушу.
   — Трошки могу…
   Тогда она прочитала заметку снова, на этот раз вслух.
   — Все точно, — сказал Гаркуша.
   Саша обернулась к испанцу.
   — Ну так что? — сказала она, показывая на вырезку. — Чем вы хвастаете? Этому вашему атаману доверили не слишком сложную операцию. Я знаю, как было дело. Красная Армия вконец расшатала оборону противника. Григорьеву надо было только подставить руки, и спелое яблоко само упало к нему в ладони. Старому грешнику великодушно дали возможность загладить вину перед Советской властью. А он что натворил? Стал грабить, насиловать, убивать. Вскоре Красной Армии пришлось разгромить его штаб. Да вы не хуже меня знаете, как мародерствовали войска этого негодяя…
   Гаркуша стоял и глядел Саше в рот, с интересом вслушиваясь в незнакомую быструю речь. Саша прервала себя, тронула бандита за плечо.
   — Иди, Степан, — негромко сказала она. — Иди покури. Мы скоро кончим и пойдем к атаману: он пригласил к себе на обед.
   Гаркуша отошел в сторонку, устроился на каком-то бугорке, достал кисет и бумагу.
   — Поглядите-ка сюда, — сказал Гарсия и поднял рукав комбинезона.
   Саша увидела большой синий рубец, косо пересекавший предплечье.
   — Ветераны демонстрируют боевые шрамы! — усмехнулась она. — Что будет дальше?
   — Эту рану я получил за два часа до того, как в Одессе прогремел последний выстрел.
   — Какой же вывод я должна сделать, сеньор?
   — Вывод, что ваш собеседник воевал за Советскую власть, но не против нее.
   — Он и сейчас уверен в этом, мой собеседник? Надеется, что защищает власть рабочих и крестьян?
   — Нет, уже не уверен. Всякого насмотрелся здесь, в отряде…
   — Понимаю. — Саша помолчала. После паузы заговорила другим тоном: — Как случилось, что вы оказались так далеко от границ своей родины?
   — Что поделаешь!.. В благодатной Испании не нашлось места для таких, как Энрико Гарсия. Я бежал из своей страны, сеньорита. Нет, я не совершил ничего плохого. Так сложились обстоятельства… Вам это интересно?
   — Очень.
   — Хорошо, расскажу. У себя на родине я работал у одного дельца — он владел несколькими аэропланами и обучал желающих ремеслу авиатора. В этой примитивной школе пилотов я был в роли инструктора. Все шло нормально, пока моя анархистская группа не приняла решение… Я забыл сказать, что являюсь анархистом. И если вы считаете себя революционеркой, то мы с вами — птицы из одного гнезда… Почему вы смеетесь?
   — Анархисты всегда путались в ногах у революции. Но сейчас не время для дискуссий. Вы не сказали, какое решение приняла группа анархистов…
   — Постановила расправиться с одним полицейским генералом. Этого изверга проклинала вся округа… Акцию поручили мне. В назначенный день из гаража одного отеля я угнал мощный мотоцикл, подъехал на нем к полицейскому управлению. Часа через два «мой» генерал появился на улице. Устремляюсь вперед, выпускаю в него весь магазин своего кольта, даю полный газ… За мной охотилась полиция всей Испании. Но товарищи помогли мне покинуть страну. Вот почему я здесь… Скажите что-нибудь!
   — Что, например?
   — Откуда мне знать?.. Хотя бы так: «Энрико, ты поступил как мужчина!» Вы зря улыбаетесь. Увидите, придет время — и вы скажете это!
   Саша глядела на испанца и думала о том, как иной раз странно складываются обстоятельства: только что встретилась с этим человеком, должна видеть в нем врага, а верит каждому его слову…
   — Молчите? — продолжал пилот. — Ну что же, ничего не поделаешь. Вижу, рассказывать придется мне. Хотели бы вы знать, почему мой шеф со своим войском уже три недели топчется в этом лесу? Так вот, он ждет поддержки. Со дня на день должен прибыть второй отряд, тоже большой. Тогда они захватят уездный город, весь уезд… У них какие-то связи с Петлюрой. Могу сказать: уже приехал человек, который будет направлять действия обоих отрядов.
   — Полковник Черный?
   — Вот видите, вы знаете его! Кстати, он тоже будет на обеде… Да спрашивайте же меня, пока есть время!
   — Когда ждут второй отряд?
   — Не позже чем через неделю.
   — Можно ли считать, что до его прихода Шерстев не тронется с места?
   — Да. Вчера мы с шефом составили план полетов на неделю.
   — Вы один поднимаетесь в воздух?
   — Часто со мной отправляется атаман.
   — Вы сказали, аппарат может взять троих?
   — Да… Что вы задумали?
   — А как далеко можно улететь?
   — Примерно на триста ваших верст. Разумеется, горючее должно быть налито в бак под самую пробку…
   — Хочу попросить: на обеде держитесь так, чтобы Шерстев и его гость не догадались о наших отношениях. И еще. Желательно, чтобы полковник Черный чувствовал себя как можно лучше. Пусть пьет больше. Помогайте ему в этом, но не навязчиво.
   — Понял. Что касается атамана, то известно ли вам, что он трезвенник?
   — А вы сами?
   — Испанцы любят вино, в этом они не уступают французам. Но если сеньорита пожелает…
   — Сегодня у вас должна быть свежая голова.
   — Когда надо, испанцы умеют не только пить… Сеньорита не верит?
   — Если б не верила, не было бы у нас этого разговора, Энрико.
   — Вы назвали меня по имени… Благодарю вас!
   — Хочу попросить: после обеда найдите предлог и уведите меня.
   — Увести вас? Куда?
   — Сюда, к вашей машине.
   — Мы должны уйти одни?
   — Да.
   — Понял. Буду стараться, сеньорита.
   Саша выяснила все, что хотела. В сущности, разведка была завершена. Теперь дело за эскадронами особого назначения. Только бы не промедлили конники, успели расправиться с бандой Шерстева до прихода второго отряда!..
   Она прикинула: до места, где ждет связник, пять часов пути. В город связник доберется за сутки, если ничего не случится в дороге. Что же может произойти? Мало ли что! Нарвется на бандитский разъезд. Ночью может сбиться с верного направления. Наконец, захромает лошадь.
   Какой же вывод? За первым связником надо послать других. И Грбху тоже. Пусть едут поодиночке, разными путями. Так надежнее.
   Вечером она передаст Грохе, что удалось выяснить в эти последние минуты, отошлет его в город.
   Но сама останется без помощника? Никого не будет рядом, если вдруг возникнут осложнения…
   Саша упрямо тряхнула головой. Главное, чтобы ушли связники. И до времени не потревожить банду…
   — Есть у вас бумага и карандаш?
   Энрико кивнул, достал требуемое.
   — Мой страж не должен видеть… Отвлеките его.
   Испанец подошел к Гаркуше, что-то сказал. Оба направились к аэроплану. Когда они скрылись за фюзеляжем, Саша стала писать записку.
   Четверть часа спустя испанец вернулся. Гаркуша остался у самолета. Действуя молотком, он поглубже вгонял в землю колья, к которым был привязан аэроплан.
   — Вот, — сказала Саша, передавая авиатору сложенную бумагу. — Это на случай чрезвычайных обстоятельств. Скажем, вдруг после обеда мне… не удастся прийти сюда. А здесь будет ждать человек. Тот, кого вы уже видели в лесу. Запомнили его?
   — Да, сеньорита.
   — Если со мной что-нибудь случится, с ним должны встретиться вы. Обещаете?
   — Я готов!
   — Он придет сюда на закате. Будет наблюдать из леса. Вы приблизитесь к опушке, поднимете эту записку, несколько раз громко скажете: «Олесю Грохе». Эти слова я написала, как адрес… Сможете вы произнести их?
   Гарсия повторил. Саша осталась довольна.
   — Должен ли я что-нибудь передать устно? Я уже изучил около сотни русских слов.
   — Не знаю. Смотрите сами… Попробуйте объяснить ему, что со мной случилось. Но главное, чтобы он не терял ни минуты, спешил с этой запиской… — Саша помолчала и вдруг спросила: — Ваш аэроплан и в самом деле неисправен?
   — Он в полном порядке, я солгал атаману.
   — Я так и думала, — прошептала Саша. — Энрико, ни ваш шеф, ни его помощники больше не должны подниматься в воздух!
   — Хорошо, сеньорита… — Пилот искоса посмотрел на Сашу. — Сюда нагрянут войска большевиков?
   — Очень надеюсь, что нагрянут, — Саша вздохнула. — Ну вот, теперь вы знаете все… Кстати, в записке есть несколько слов об испанском пилоте, который помог мне в выполнении задания. Не беспокойтесь, к вам отнесутся хорошо.
   Гарсия кивнул.
   — Вы помрачнели… В чем дело?
   — Сеньорита, — сказал пилот, — в Испании мне дважды сватали невест. Это были красивые девушки с неплохим приданым. Но оба раза я проявлял стойкость. И вот — остался свободным… Будто чувствовал, что когда-нибудь судьба сведет меня с вами… Конечно, сейчас вы ничего не ответите. Да я и не хотел бы этого: все слишком серьезно. К нашему разговору мы вернемся позже. А пока я запускаю мотор аэроплана, и мы с вами летим…
   — Куда?
   — Туда, куда надо доставить вашу записку.
   — Не могу.
   — Я обещаю: высадив вас, тотчас вернусь, разыщу этого парня. Вашего помощника нельзя бросить на произвол судьбы, я понимаю!..
   — Мне нельзя уезжать.
   — Почему, черт возьми?
   — Объяснять долго… О, сюда едут!
   Показался всадник. Он быстро приближался. Рядом бежали две оседланные лошади.
   — Не забудьте о записке, Энрико! — успела сказать Саша.
   Подъехал Леван, вскинул руку к папахе:
   — Хозяин ждет!


ШЕСТАЯ ГЛАВА


   Полковник Черный положил вилку, привалился к спинке стула, неторопливо раскурил папиросу. В расстегнутом кителе, раскрасневшийся, с бисером испарины на круглом, гладко выбритом лице, он улыбался, весьма довольный обществом, едой, вином, своей папиросой.
   Он сидел слева от Саши. Справа от нее был атаман. Напротив расположился Энрико Гарсия.
   В комнате было тепло, накурено. Запах табака смешивался с ароматом мяса, масла, лука, каких-то острых приправ.
   Саша не могла скрыть удивления: здесь, в лесной глуши, за сотни верст от самой захудалой харчевни, стол был сервирован с отменным вкусом — сервизные фарфоровые тарелки, блюда, соусницы, изящные ножи и вилки с затейливыми вензелями на ручках, хрустальные бокалы и рюмки… Имелась даже плетеная корзинка для хлеба, с чистой салфеткой. И все это покоилось на туго накрахмаленной скатерти!
   Могла ли она знать, что среди многочисленных чемоданов и ящиков, составлявших личное имущество «интеллигентного» атамана и возимых за бандой в особых тележках, были не только ящики с посудой и столовым бельем, складная ванна и разборный ломберный столик для игры в карты, но даже большой тюк желтой туалетной бумаги!..
   Уже была съедена какая-то рыба, затем наперченный суп из баранины с горохом, и прислуживавший у стола Леван стал менять тарелки для очередного блюда, а полковник Черный и Шерстев все еще непринужденно болтали с Сашей. Атаман рассказал забавную историю. Как-то довелось ему провести ночь в обществе спиритов. Те настойчиво вызывали дух одного общего знакомого, умершего год назад. Оказалось, хотели насплетничать покойнику, что его вдова ведет образ жизни отнюдь не монашеский…
   В разговор втянулся Энрико. Пользуясь услугами переводчиков — Шерстева и Саши, живо и с юмором пересказал смешной эпизод, случившийся в валенсийском монастыре инсургентов, — почти полгода настоятель монастыря прятал у себя двух любовниц.
   Затем полковник Черный поднял тост «за очаровательную, но, к сожалению, все же единственную даму нашего застолья». Мужчины встали, чокнулись с Сашей и выпили до дна.
   — Леван! — крикнул Шерстев. — Леван, твоя рыба и суп были весьма вкусны. Но они съедены так давно, что все мы умрем с голода, если ты не проявишь чудеса расторопности с шашлыком!
   — Хоп! — Горец выскользнул из комнаты.
   — Такие дела, Коля, — задумчиво проговорил Черный, — любишь ты, брат, поесть. Вот и притчу занятную поведал про спиритов. Очень все интересно.
   — Теперь твоя очередь.
   — Что ж, я готов. Более того, тоже весьма охотно вызвал бы дух некоего индивидуума. Сейчас он в мире ином, а весной был жив и крепко надул меня. Просто вокруг пальца обвел. До сих пор не могу успокоиться!..
   — В чем дело-то? — полюбопытствовал атаман.
   — Ладно, — проговорил Черный, — так и быть, расскажу. Весной упустил я в степи двух человечков — мужчину и женщину. В руках у меня были, а упустил. Как случилось, и сейчас не пойму.
   — Те, что были с портфелем?! — воскликнул Шерстев. — Знаю, мне Костя рассказывал.
   Саша сидела, боясь шевельнуться, выдать себя неосторожным движением, взглядом. Вот с кем столкнул ее случай!
   А Черный продолжал:
   — Месяца три прошло с того досадного происшествия. Оно отодвинулось в памяти, стало забываться — навалились новые дела и заботы. И вот я в Одессе. Оказался там после боев, когда власть в городе снова захватили «товарищи». Серьезное было дело, пришлось рискнуть. Впрочем, документы имел хорошие, экипировку тоже… Ну, прибыл в родную Одессу. Вечером захожу в кафе, встречаю нужного человека. Потолковали о делах. Потом собеседник показывает на соседний столик, где сидит мужчина и жрет похлебку с воблой: это, мол, чекист, вчера он был вызван на заседание ревкома и получил благодарность за спасение портфеля с золотом и драгоценностями.
   — Неужели тот самый случай? — сказал Шерстев.
   — Тот самый. Не успокоился я, пока не узнал подробности. Все подтвердилось, Коля. — Черный наполнил рюмку, посмотрел сквозь нее на свет, залпом выпил. — Вот как бывает на свете…
   — Дальше!
   — Дальше было так. Чекист встал — и я встал. Он вышел — и я за ним. Как все сложится, я не знал, только понимал: не могу его упустить!.. Но ведь это — Одесса. Одесса в летнюю пору. Вокруг тьма народу. Как быть? И здесь, как говорится, Бог помог. Мой знакомец направился к морю. Захотелось, видишь ли, ему искупаться. И выбрал он на берегу уединенное местечко, в скалах. Возле скал я его и настиг — когда он в воду входил…
   У Саши горело лицо. Она чувствовала, как набухают глаза: вот-вот хлынут слезы.
   Распахнулась дверь.
   Леван торжественно внес дюжину шампуров с шашлыком. Мясо было прямо с огня — шипело и дымилось.
   Атаман вскочил со стула, схватил один шампур, впился зубами в сочную баранину.
   Поднялся и полковник. Он держался степеннее — аккуратно снял со стержня кусок мяса, попробовал.
   — Недожарен, — сказал Черный. — Эй, Леван, где у тебя мангал?
   Кавказец и полковник вышли из комнаты.
   — А по-моему, в самый раз. — Шерстев проглотил второй кусок.
   Взяв новый шампур, снял с него мясо на тарелку, пододвинул ее Саше.
   Вернулся Черный, принялся за еду.
   — Что это? — вдруг сказал он, скосив глаза на Сашу. — Барышня плачет? А в чем дело?
   Саша сидела, склонив голову к тарелке. Сделав усилие, выпрямилась, взглянула на Черного. Она успела перемазать губы в жире.
   — Очень горячо, — по-русски сказал Энрико и помахал ладонью перед собственным ртом, показывая, как обжигает шашлык. — Надо ждать. Сеньорита не хочет, Очень любит… как это? — Он показал на шампуры.
   — Шашлык, — подсказал Шерстев.
   — Да-да, — обрадовался авиатор. И повторил по складам: — Ша-шлык!
   — Ну что же, люблю тех, кто любит поесть, — скаламбурил Черный. Он взглянул на Шерстева. — Нет, речь не о тебе. Я опять буду пить за нашу гостью. Барышня, поднимите же вашу рюмку!.. Помилуй Бог, я провозглашаю тост в вашу честь, а вы отказываетесь? Да разве можно так?
   — Я уже выпила две рюмки. Этого достаточно.
   — Ну, еще одну. Последнюю!
   — Нет.
   — Позволю себе заметить… — начал Шерстев.
   Саша резко обернулась к нему:
   — Не пытайтесь споить меня. Я рассказала все, что знала. Если этого недостаточно — спрашивайте еще. Быть может, всплывут кое-какие мелочи… Ну, я жду!
   — Меня интересует вот какая мелочь. — Полковник Черный встал за стулом Саши, положил ладони на его спинку. — Меня весьма интересует, в каком отделе ЧК вы работаете, кто придумал всю эту затею — ваш визит в отряд в качестве подруги сестры Константина Лелеки, ну и все прочее. И последнее: какая преследуется цель?
   — Вы приехали от Люси и не привезли никаких свидетельств того, что говорите правду, — сказал Шерстев. — Вот мы и не верим. Лучшее, что вы можете сделать, это признаться и все рассказать.
   — Тогда мы подружимся, — вставил Черный. — И чем черт не шутит, у нас вдруг окажется ценнейшая помощница в стане большевиков!..
   — Это реальная перспектива. — Шерстев взял новый шампур с шашлыком, осмотрел его и, видимо, остался доволен. — Положить вам еще мяса? — обратился он к Саше.
   — Положите, — сказала Саша. И спросила: — Вы откажетесь от своих подозрений, если будет предъявлена записка Люси?
   Шерстев с шампуром и вилкой в руках медленно встал, не сводя с Саши глаз.
   — Нет! — крикнула Саша, тоже поднявшись со стула. — Люся не писала вам и никогда не напишет. А полковник прав: я действительно агент ЧК. Поэтому уведомила вас об аресте Константина Лелеки. Далее сообщила, что большевики знают, где расположено ваше войско, сколько у вас людей, пулеметов, пушек, снарядов. В заключение предупредила, чтобы не вздумали в одиночку лезть на штурм города — там только и ждут этого, чтобы одним ударом покончить с отрядом батьки Шерстева. Ну вот, кажется, достаточно. Это ли не доказательство того, что я ваш смертельный враг? Остается только дивиться вашей проницательности!
   Несколько минут за столом молчали.
   — И все же у меня есть письмо Люси, — сказала Саша, обращаясь к Шерстеву.
   — Дайте!
   — Но оно адресовано не вам, а мне.
   — Все равно.
   Саша извлекла из кармана несколько бумаг, нашла нужную.
   — Вот. Написано месяц назад, когда Люся еще была в Москве.
   Шерстев прочитал письмо.
   — Ну как? Есть ли сомнения в почерке, подписи?
   Атаман не ответил.
   — Знаете, чего она не может вам простить? — продолжала Саша. — Эпизода с воробьем.
   — Что это? — спросил Черный.
   — Был случай, — кивнул Шерстев. — Раздавил птенца… ненароком. А она особа сентиментальная, расстроилась.
   Черный взял Сашу за руку:
   — Послушайте, не могли бы вы… вернуться?
   — Куда вернуться?
   — В город.
   — Нет!
   — Все же придется. Ненадолго. Вместе со мной.
   — Зачем?
   — Надо подумать о Константине Лелеке.
   Саша молчала. Мелькнула мысль: предложение Черного — провокация.
   — Не поеду, — сказала она после паузы. — Очень опасно. Возьмите у меня адрес, разыщите Люсю. Она свяжет с нужными людьми. А я останусь. Мне нельзя появляться в городе.
   — Если нащупаны связи для спасения Константина, надо вмешаться, — сказал Черный атаману. — Нечто подобное мы успешно проделали в Одессе. Там получилось, — значит, и во второй раз выйдет. — Он встал, поднял рюмку. — За успех!
   — Уж не в этом ли одеянии собираетесь в гости к большевикам? — сказала Саша. — Тогда заодно кресты нацепите, шпагу с перевязью не забудьте.
   — Одежду найдем подходящую. — Шерстев показал на Левана. — У него есть все, и в большом выборе. Можете составить себе полный гардероб.
   — Я не поеду, — упрямо сказала Саша. — Могу дать хороший совет полковнику. Не обязательно трястись в седле двое суток. В город надо лететь. Три-четыре часа — и вы у цели. Приземлитесь за несколько верст, в степи — там легко спрятать маленький аппарат. Если все сложится хорошо, аэроплан доставит в отряд Лелеку. Так будет решена задача перевозки человека, у которого повреждена нога.
   Подкинув бандитам мысль об использовании самолета, Саша надеялась в случае удачи уже сегодня вернуться в город с результатами разведки. Если же Черный решит лететь один, донесение доставит пилот Гарсия… Лишь бы полковник и атаман клюнули на эту приманку!
   Теперь она ждала, — делая вид, что увлечена едой, исподволь наблюдала за хозяевами. А они отошли в сторонку и совещались.
   — Энрико, — сказал Шерстев, — какое расстояние можно пролететь, если с вами будут два пассажира?
   Пилот быстро взглянул на Сашу. Она чуть заметно кивнула.
   — Четыреста верст, — сказал испанец.
   — Мало.
   — А сколько нужно, сеньор?
   — Почти шестьсот. Да, шестьсот в оба конца.
   — Ну что же, — испанец снова встретился взглядом с Сашей, — если взять запасную жестянку с горючим, привязать ее за сиденьем…
   — Долетите?
   — Думаю, да.
   Вперед выступил Черный, обратился к Саше:
   — Слушайте внимательно, барышня. Вы подали хорошую идею — спасибо! Мое решение: летим сегодня втроем. Для вас это экзамен. Выдержите — я слуга вам до гробовой доски. Если нет — пеняйте на себя. Уяснили?
   — Уяснила и поэтому останусь здесь.
   — Встать! — рявкнул Черный.
   Саша поднялась на ноги.
   Не сводя с нее глаз, полковник стал расстегивать кобуру. Медленно вытянул револьвер.
   Он насмешливо скривил губы, когда увидел страх, проступивший на лице девушки.
   — Ну? — сказал он.
   — Вы… привезете меня назад? Обещаете?
   — Слово офицера! — Черный прижал руку к груди.
   Энрико Гарсия получил необходимые указания. Вылет — как только соберутся в дорогу пассажиры.
   Испанец уже разобрался в игре, которую вела разведчица. Понимал, что не должен мешкать. Сунув в карман кисет с табаком, он поспешил к выходу. У двери обернулся.
   — Вот вы и совершите воздушную прогулку, — сказал он Саше.
   Энрико успокаивал ее. А сам был охвачен предчувствием надвигающейся беды…
   Он торопливо шел к стоянке самолета. Ощущение тревоги, опасности все усиливалось. Не выдержав, он побежал.
   До цели оставалось несколько сот шагов, когда из-за кромки леса выехали пятеро всадников. Они пересекали луг, направляясь к лагерю. Вот один из кавалеристов отделился от группы, погнал коня. Остальные продолжали двигаться шагом. Кони ступали тяжело. Они приблизились, и стало видно: перед каждым всадником лежит поперек седла человек — раненый или убитый.
   Гарсия продолжал путь. Он давно перестал удивляться подобным вещам. Не проходило дня, чтобы бандиты не убивали где-нибудь коммунистов, представителей власти, почтарей или инкассаторов. Но делалось это «с умом». Атаман не оставлял следов преступлений. Более того, забирая у крестьян продовольствие или фураж, щедро расплачивался быстро обесценивающимися деньгами. А месяц назад, когда Шерстеву удалось захватить несколько вагонов мануфактуры (ивановские текстильщики посылали ситец и бязь в подарок крестьянам), атаман половину награбленного торжественно раздал тем же сельчанам и по этому случаю устроил митинг. Такими приемами он камуфлировал свои цели, затруднял работу чекистов по розыску банды. И пока это приносило плоды…
   Вскоре авиатор был возле своей машины, принялся за работу. Он спешил: вот-вот должны были приехать пассажиры.
   Но они не появились.

 
   Вот что случилось в эти часы.
   Расставшись с Сашей, Гроха некоторое время двигался лесом, затем вышел на опушку — в том месте, где проходила единственная дорога к селу. Здесь ждали Георгий и связник, доставивший из города весть о побеге преступников.
   Этого второго связника Гроха тут же направил с донесением на хутор, приказав двигаться скрытно, минуя дорогу. Сам же он присоединился к Георгию — с той минуты, когда стало известно о побеге Лелеки и Тулина, Георгий вел наблюдение за дорогой.
   Они лежали в стороне от тракта, на небольшом возвышении, затаившись в кустах. В степи было тихо, тепло. Где-то монотонно трещала цикада. Гроха задремал. Проснулся, почувствовав руку товарища у себя на затылке.
   — Гляди! — Георгий подбородком показал на дорогу.
   Там появился человек. Он был в крестьянской одежде, с мешком или котомкой за плечами, с длинным посохом в руке. Двигался посреди дороги, не таился. Словом, ничем не мог насторожить чекистов. Но незнакомец шел в сторону, где был лагерь бандитов, поэтому подлежал проверке. Ее следовало произвести скрытно, чтобы человек, окажись он обычным странником, ни о чем не догадался.
   — Один идет, — сказал Гроха. — Гляди смелый какой!..
   — Похоже, мешочник.
   — Похоже… Но что ему надо, мешочнику, в этих краях?
   Путник приближался. Гроха не сводил с него глаз. А Георгий то и дело посматривал на Гроху. Он не знал в лицо тех, кто совершил побег, во всем должен был полагаться на товарища.