Оба были веселы, оживленно беседовали. Только что Зейсс-Инкварт разговаривал с Гитлером по телефону. Венский слуга и его берлинский господин были довольны положением дел. Зейсс-Инкварт получил новые инструкции: в ближайшие сутки прогнать Микласа с поста президента, занять его пост и в качестве главы государства издать федеральный конституционный закон об официальном присоединении Австрии к Германской империи. Далее, Гитлер разрешил нескольким подразделениям австрийской армии вступить на территорию Германии. Фюрер пояснил: акция направлена против тех, кто вопит, будто Германия слопала Австрию. Если все сделать как надо, ни у кого не останется сомнений в том, что это итог взаимного тяготения друг к другу обоих государств. И тогда крикунам придется заткнуть свои глотки.
   Зейсс-Инкварт был в восторге от такого решения Гитлера. Он прокричал в трубку, что фюрер, как всегда, мудр, глядит далеко вперед и блестяще оценивает перспективу. Слава фюреру!
   Разговор подходил к концу. И тогда Зейсс-Инкварта осенило. Он предложил, чтобы Гитлер, не откладывая, прибыл в свои новые владения и встретился с народом. Подобная акция тоже весьма полезна. Самое подходящее место — Верхняя Австрия, ее центр — город Линц, где фюрер провел лучшие годы своего детства.
   Возникла пауза. Гитлер, которому понравилось предложение собеседника, отложил трубку и стал изучать сводку продвижения германских войск по территории Австрии. Наконец нужная информация была найдена. Сообщалось, что час назад танковый батальон и две роты стрелков вступили в Линц. Инцидентов нет, на улицах спокойно. Убедившись, что безопасность будет обеспечена, Гитлер взял трубку и сказал, что сегодня же прибудет в Линц. Пусть партейгеноссе Зейсс встретит его в этом городе.
   В те минуты, когда Кузьмич увидел в автомобиле Зейсс-Инкварта и Гиммлера, они ехали на аэродром, чтобы лететь в Линц.
   Машина скрылась. Проводив ее взглядом, Кузьмич дошел до перекрестка, купил несколько газет. Было холодно, сыро, с низкого серого неба сыпались снежинки пополам с водяной пылью. Он огляделся, отыскивая какое-нибудь кафе. Взгляд упал на стену дома: мужчина в вытертом кожаном полупальто и надвинутой на лоб кепке только что наклеил рукописное объявление, пришлепнул по нему рукой и быстро пошел прочь.
   Кузьмич механически шагнул к бумажному листу на стене. Отчетливо видны были строчки, крупно выведенные влажным чернильным карандашом:
   Австрийцы

   Нацисты задушили народ Германии, они проливают море крови в Испании. Теперь пришел наш черед. Они добрались и до нас. Сопротивляйтесь, австрийцы! Будь проклят нацизм!

Коммунисты Вены.

   Кузьмич прочитал все это, медленно двигаясь вдоль стены. Он поднял голову и оглядел улицу, отыскивая того, кто прилепил к стене прокламацию. Но человек в кепке уже исчез.
   Вскоре Кузьмич сидел в баре и прихлебывал из чашки густой горячий шоколад. В зале было много народу. За соседним столиком расположились двое мужчин в клетчатых брюках гольф и спортивного покроя куртках. Они жестикулировали, громко смеялись и то и дело прикладывались к бокалам со спиртным. Кузьмич определил, что это итальянцы.
   Остальные посетители вели себя иначе — просматривали газеты, разговаривали вполголоса. На их лицах была озабоченность, тревога. Да, в Вене не всем нравился фашистский переворот, далеко не всем.
   Кузьмич задумался. В Австрию он прибыл для встречи с Сашей и Энрико. Надеялся в первый же день повидать обоих. Но теперь дело осложнилось. Страна наводнена немецкими войсками. Повсюду патрулируют австрийские нацисты. Полиция тоже приведена в боевую готовность. В этих обстоятельствах требовалась удвоенная осторожность, чтобы не усугубить и без того трудное положение советских разведчиков, которые, как это знал Кузьмич, еще не успели должным образом утвердиться в этой стране, обрасти помощниками, связями… Как же быть? Рискнуть и в этой неразберихе отправиться к ним? Или, быть может, попытаться вызвать Сашу сюда, в Вену?..
   Радио, которое все это время передавало вальсы, вдруг смолкло. После короткой паузы из динамика раздались звуки фанфар. Вслед за тем диктор объявил, что сейчас будет передано сообщение государственной важности.
   Приемник стоял на прилавке бармена. Хозяин заведения увеличил громкость.
   В зале притихли. Смолкли даже те двое в клетчатых гольфах. В наступившей тишине слышалось лишь потрескивание динамика.
   И вот вновь зазвучал голос диктора. Он торжественно объявил, что в эти минуты фюрер Германской империи направляется на аэродром Темпельгоф, чтобы лететь сюда, в новую национал-социалистскую Австрию. Цель визита фюрера — Линц, где он сегодня же выступит перед горожанами.
   Диктор смолк, и в бар ворвались громовые звуки военного марша.
   Итальянцы переглянулись, затем разом вскочили на ноги. Один кричал, подзывая кельнера, другой торопливо доставал из бумажника деньги.
   Подошел служитель. Посетители заговорили с ним. Кельнер медлил с ответом, переспрашивал.
   Кузьмич прислушался. Сквозь грохот музыки из радиоприемника с трудом уловил несколько слов. Посетители спрашивали дорогу на Линц.
   Еще несколько секунд он колебался. Потом решительно подошел к итальянцам.
   — Я бывал в Линце, — сказал он. — Бывал там не раз и готов помочь синьорам.
   Те обернулись. Один из них, средних лет человек с толстым лицом и приплюснутым носом, схватил Кузьмича за плечи, заговорил по-немецки, коверкая слова. Он благодарил неожиданного помощника и заверял, что хорошо заплатит, если тот согласится быстро вывести их автомобиль за пределы города и показать дорогу на Линц. Он, Карло Валетти, фашист, горячий поклонник Муссолини и Гитлера, обязательно хочет послушать первое выступление фюрера на земле Австрии. Того же желает его друг Стефано, с которым они вместе приехали сюда из Турина.
   Новый знакомый улыбнулся в знак того, что все понял, Он перешел на итальянский, которым владел так же хорошо, как и немецким, и заявил, что охотно поможет.
   Кузьмич прожил в Австрии почти два года, после того как совершил первый побег с царской каторги и вынужден был эмигрировать. Он знал страну, бывал ив Линце. Из Вены дорога туда, как он помнил, пролегала через Нейленгбах, Лосдорф, Иос. Далее был город, в котором находились Саша и Энрико, затем два-три мелких населенных пункта и, наконец, Линц.
   Все трое вышли из бара. У тротуара стоял новенький спортивный «фиат». Карло Валетти показал Кузьмичу на место рядом с шофером, сам сел за руль. Второй итальянец поместился сзади, и машина тронулась.
   Следуя указаниям Кузьмича, автомобиль выбрался на кольцо бульваров, миновал оперный театр, Западный вокзал и вскоре оказался на окраине города.
   — Ну вот, — сказал Кузьмич, — здесь начинается трасса на Линц. Это полтораста километров.
   Карло Валетти притормозил и подал машину к обочине. Остановив «фиат», он достал бумажник и зашуршал деньгами. Кузьмич молча следил за ним. Судя по всему, итальянцы были людьми состоятельными. Он же решил до конца играть роль человека, стесненного в средствах и вынужденного дорожить каждой монетой.
   — Этого хватит? — спросил Карло Валетти, передавая Кузьмичу пачку бумажек.
   — О да! — воскликнул провожатый. Он схватил деньги и запихал их в карман. — Синьор щедр, как король. Да хранит бог синьора!
   И он стал искать ручку, чтобы открыть дверцу автомобиля и выйти.
   Итальянец ждал, положив пальцы на рычаг переключения передач. А провожатый медлил. Вдруг он повернул голову к хозяину автомобиля.
   — Могу ли я попросить о любезности?..
   — Хотите ехать с нами? — догадался итальянец. — А куда вам надо?
   — Говоря по чести, час назад я и не думал о поездке. — Кузьмич изобразил смущение. — Надеялся, что мне переведут деньги, а их нет и нет…
   — Куда вам надо? — повторил итальянец.
   — Теперь, когда благодаря вашей щедрости я обеспечен дня на два, — Кузьмич выразительно похлопал себя по карману, — теперь я тоже съездил бы в Линц, чтобы послушать господина Гитлера. Надо быть идиотом, чтобы пропустить такую возможность. А потом я вернусь в Вену, получу перевод и снова буду на коне.
   Валетти молча перевел рычаг, дал газ, и спортивный «фиат» рванулся с места.
   Они не проехали и десяти километров, как вынуждены были остановиться: дорогу перегораживал грузовик, поставленный так, что была свободна лишь узкая полоса для объезда. Возле машины маячили трое в накидках с капюшонами. У того, кто первым подошел к путникам, был карабин за плечами, а в руке ременный хлыст, которым стражник пощелкивал по сапогам.
   Итальянский паспорт Карло Валеттн произвел на него впечатление. Стражник просунул голову в оконце автомобиля, дружески подмигнул водителю и попросил передать наилучшие пожелания «дуче Бенито». На других пассажиров он и не взглянул.
   — А зачем контроль? — спросил его Валеттн.
   — Кто знает… — Человек с карабином наморщил лоб. — Приказали организовать проверку документов, — значит, надо. Я так думаю, вот-вот начнем охоту на красных.
   «Фиат» ловко объехал грузовик и устремился вперед. Валетти мастерски вел машину; Кузьмич, сам неплохой шофер, оценил его искусство.
   — Охота на красных, — сказал Валетти. — Да, фюрер быстро наведет здесь порядок.
   — Прихлопнет всех до единого, — отозвался тот, что сидел сзади. — Опыта у него достаточно.
   — Ну-ка, дай мне огня, — обращаясь к Кузьмичу, процедил Валетти, перекатывая в зубах незажженную сигарету. — Спички в ящике для перчаток.
   После того как Кузьмич взял деньги да еще напросился в попутчики, итальянцы смотрели на него как на человека, с которым можно не церемониться.
   Кузьмич зажег спичку. Водитель прикурил, выпустил ему в лицо клуб дыма.
   — Машину водишь?
   — Могу.
   — А молчал! — Итальянец сбросил газ и подрулил к краю шоссе. — Вылезай, обойди кругом и сядь за руль. Мы со Стефано провели веселую ночку, глаз не сомкнули. — Он коротко хохотнул и зажмурился, отдаваясь приятным воспоминаниям. — Теперь самое время соснуть, пока не прибудем на место… Ну, поворачивайся живее!
   Кузьмич повиновался.
   «Фиат» шел легко. Сильный мотор чутко реагировал на малейшее увеличение подачи газа.
   — Больше не дави, — сказал Валетти, когда стрелка спидометра уперлась в цифру «100». — Кто тебя знает, какой ты специалист…
   Он прервал себя на полуслове и выругался. Впереди, за поворотом, возник новый городок и новое препятствие — на этот раз опущенный шлагбаум.
   Перед заграждением прогуливался человек в пальто, опоясанный широким ремнем, на котором висел тесак. Другой, с винтовкой наперевес, следил за тремя молодыми парнями — те сидели на краю кювета, заложив руки за голову.
   — Кто такие? — спросил Валетти, когда охранник просмотрел и вернул ему паспорт.
   — Здешние, — сказал человек с тесаком, — рабочие с лесопилки. Сложились и наняли грузовичок, чтобы ехать в Линц.
   — Послушать фюрера?
   — Точно… — Стражник недобро усмехнулся. — Торопились, канальи!
   Валетти недоуменно глядел на него. Стражник сходил к обочине, что-то поднял с земли и вернулся. В руках у него была брезентовая сумка. Откинув крышку, он поднес сумку к окну автомобиля. Ударила вонь. В сумке была гнилая картошка и десяток тухлых яиц,
   — Вот оно что! — пробормотал Валетти.

 
   Давно остался позади городишко с шлагбаумом перед въездом, а у Кузьмина перед глазами все стояли трое парней, которым не удалось по-своему встретить Гитлера на австрийской земле. Кто они? Быть может, члены коммунистической партии, загнанной в подполье незадачливыми правителями Австрии?..
   Травлю австрийских коммунистов вел Дольфус и продолжал Шушниг. Поступив так, тот и другой устранили последнее препятствие на пути нацизма и сами стали его жертвами. Дольфус заплатил жизнью за недальновидность. Смещенный Шушниг, по слухам, арестован. Теперь сгниет в каком-нибудь концлагере, если его довезут до лагеря…
   Кузьмич вернулся мыслями к Саше. Еще десяток километров — и он у цели. Уже намечен план, как расстаться с итальянцами. Дело нехитрое… Он скосил глаза на Валетти. Тот спал, запрокинув голову и по-рыбьи шевеля открытым ртом. Второй итальянец привалился к боковому окну и дремал.
   Вскоре показался шпиль кирхи и труба цементного завода. До города оставалось километра два. Пришло время будить хозяев автомобиля. Выбрав порядочную рытвину на обочине, Кузьмич въехал в нее передним колесом, резко сработал рулем. Скорость была порядочная, автомобиль тряхнуло и занесло. Валетти разразился бранью. В зеркальце Кузьмич видел, как он растирал висок ладонью, — вероятно, ударился головой о боковую стойку.
   — Извините, синьор, — сказал Кузьмич. — Угодил в западню. Яма была скрыта под слоем мусора.
   — Ложь!
   — Право же, синьор…
   — Молчать! — рявкнул Валетти, едва сдерживаясь, чтобы не проучить кулаком легкомысленного водителя. — Ты задремал за рулем, вот что. Задремал, каналья, и машина съехала в сторону. Тут-то она и угодила в яму — на обочине, а не посреди дороги, лгун паршивый!
   — Даю обещание, синьор! — Кузьмич обернулся к хозяину автомобиля, молитвенно сложил ладони.
   — Хватай руль! — завопил итальянец. — Тормози!
   Кузьмич повиновался и вскоре остановил машину. При этом он еще раз попал колесом в рытвину.
   Еще через минуту он стоял на шоссе и глядел вслед «фиату», который быстро удалялся.
   Когда машина скрылась, он неторопливо двинулся к видневшимся неподалеку домам. Впереди не было ни шлагбаума, ни прочих заграждений.
   Теперь он не сомневался, что уже вечером встретится с Сашей и Энрико.
   Но он увидел ее еще раньше.
   Предместье городка было застроено небольшими коттеджами, вытянувшимися вдоль мощенной брусчаткой улицы. Они стояли тесно, домик к домику, каждый с крохотным аккуратным садиком, обнесенным невысокой изгородью, с католическим крестом или фигуркой святого в нише над входной дверью, с замысловатым флюгером на ребре островерхой крыши.
   Кузьмич шел неторопливой походкой фланера. Улица называлась Меркурштрассе и, как он знал, рассекала город надвое. На этой улице, ближе к центру, располагалась кондитерская «Двенадцать месяцев».
   Позади остались два квартала. Улица была пустынна. Лишь изредка проезжала машина да появлялись две-три фигурки — горожане спешили по своим делам. Город выглядел буднично, мирно. Но вот из переулка выкатился дизельный «бюссинг», обдал Кузьмича дымом, пахнущим керосином, устремился по магистрали. Кузов грузовика был набит людьми с винтовками. Где-то впереди «бюссинг» въехал на тротуар и остановился. Люди попрыгали на землю, устремились в подъезд здания. Послышались крики, со звоном лопнуло стекло.
   Кузьмич продолжал путь. Он шел по противоположной стороне улицы. Когда поравнялся с грузовиком, налет уже подходил к концу: люди с повязками со свастикой втаскивали в кузов трех мужчин и женщину, по виду — мастеровых. Грузовик взревел мотором и задымил по Меркурштрассе. Двери дома, от которого он только что отъехал, были распахнуты, окно выбито. Как свидетельствовала вывеска, здесь помещалась типография и переплетная,
   Еще квартал позади. Отсюда начиналась автомобильная дорога на запад. Кузьмич уже собирался перейти шоссе, как вдруг из-за поворота показался легковой «опель-капитан». Он шел от центра и, видимо, выбирался за город. Автомобиль имел опознавательные знаки полиции.
   Машина приблизилась, сбавила скорость перед поворотом и выехала на загородную трассу. В последний момент Кузьмич успел разглядеть на заднем сиденье двоих — офицера полиции и женщину. Спутницей полицейского чина была Саша Сизова.
   Автомобиль исчез на загородном шоссе, а Кузьмич все стоял на перекрестке. Наконец медленно двинулся по улице. Он знал о запросе, сделанном австрийской полицией в Южной Америке, откуда Саша прибыла в этот город. Вероятность таких действий полиции учитывалась, еще когда Сашу и Энрико готовили к заграничной командировке. И за результат запроса Кузьмич не беспокоился: советская разведка располагала возможностью сделать так, чтобы в полицию пришел положительный ответ. И это было осуществлено. Почему же Саша оказалась в полицейской машине? Какие новые осложнения возникли на ее пути?
   На эти вопросы не было ответа.
   Он приблизился к центру. Вот и кондитерская. Ее можно было заметить издалека. Большая вывеска изображала розовощекого мальчугана. В одной руке он держал стакан молока, в другой — шоколадного зайца, у которого недоставало уха. Ниже шло название заведения и фамилия его владелицы: Эстер Диас.
   Кузьмич вошел в кондитерскую, спросил чашку кофе и стал выбирать пирожное. Множество различных сластей было красиво разложено под сверкающим стеклом длинного прилавка.
   — Возьмите вот это.
   Продавщица, круглолицая девушка в кокетливой кружевной наколке, показала на замысловатое изделие. Поверх корочки крем был уложен в форме свастики.
   — Очень вкусно, — продолжала девушка. — Наша новинка. Придумана только вчера. — Она провела по губам розовым влажным язычком. — Я уже съела три таких… Попробуйте, господин!
   — Это ваше изобретение?
   — Что вы, господин! Я не способна на такое. Съесть — другое дело, — девушка звонко рассмеялась.
   — Пожалуй, я попробую, — сказал Кузьмич. И осторожно спросил: — Кто же автор?
   — Сама хозяйка.
   Продавщица сказала это почтительно, даже с гордостью.
   — Хозяйка?.. — медленно повторил Кузьмич, не сводя глаз с веселой девушки. — Хозяйка, сказали вы? Но помнится, кондитерской владел мужчина.
   — Это когда было! Уже год, как кондитерская в других руках.
   Кузьмич пожал плечами, что должно было означать его полнейшее равнодушие к словам собеседницы.
   Кофе поспел. Девушка наполнила чашечку, положила пирожное со свастикой на фарфоровую плитку, передала посетителю.
   — Вкусно, — сказал Кузьмич, попробовав. — Могли бы вы съесть еще одно? Разумеется, плачу я…
   — Но это будет уже четвертое! А я должна следить за фигурой. Толстухам редко удается выйти замуж.
   Говоря так, продавщица взяла пирожное с противня.
   — Вам это не угрожает, — льстиво сказал Кузьмич.
   — Ну, если так!.. — Девушка с жадностью съела пирожное. — Спасибо, господин! Не правда ли, вкусно?
   — Очень… Передайте мою признательность хозяйке.
   — Увы, ее нет…
   Возникла пауза. Кузьмич ждал затаив дыхание. А девушка перекладывала пирожные на витрине, ловко действуя широкой металлической лопаточкой.
   — Передадите, когда она вернется, — наконец сказал Кузьмич.
   — Обязательно. — Продавщица отложила лопаточку. — А почему вы не в Линце?
   — Не понимаю…
   — Боже, да вы ничего не знаете! В Линц должен приехать фюрер Адольф Гитлер. Быть может, в эту минуту он уже там и держат речь перед горожанами.
   — Но об этом не сообщалось в газетах. — Кузьмич изобразил удивление, растерянность. — Откуда такие сведения?
   — Радио! Передавали два раза, — наставительно сказала продавщица. — И многие отправились в Линц. Это совсем недалеко. Поехала и хозяйка. — Она взглянула на часы: — Думаю, фрау Диас уже там. Ее взял с собой полицей-президент. А у него автомобиль — ветер!
   …Он расплатился и вышел на улицу. Все так же хлестал дождь с мокрым снегом. Ветер рябил лужи на мостовой. А Кузьмичу было жарко, он расстегнул пуговицы пальто, снял шарф и сунул его в карман.
   В городе было два отеля. Он выбрал тот, что был подальше от кондитерской, снял номер.
   Некоторое время он лежал на диване, приводя в порядок мысли и собираясь с силами. Потом осмотрелся — походил по этажу, заглянул в холл и пивной зал. Гостиница была маленькая. Судя по всему, большинство комнат пустовало.
   Спустя час он вновь появился в кондитерской,
   — Понравилось ваше пирожное, — сказал он продавщице. — Дайте еще одно и, конечно, кофе.
   — Я знала, что так и будет. Быть может, сразу возьмете две штуки?
   — Съел бы все до последней, — проговорил Кузьмич, разглядывая противень, на котором гнездилось множество кремовых свастик. — Но у меня не все ладно с желудком, следует соблюдать режим.
   На видном месте лежала переплетенная в белый сафьян книга отзывов. Он раскрыл книгу и сделал шифрованную запись о своем приезде. Он знал: что бы ни случилось, Саша каждый вечер обязательно просматривает эту книгу.
   Они встретились на следующий день.
   Дождь не переставал, только сделался мельче, крохотными каплями, почти водяной пылью оседал на земле, на шляпках и пальто немногочисленных прохожих, попадавшихся на пути приземистого «опель-кадета». В этот мглистый предвечерний час машина неторопливо катила по пустынным улицам, выбираясь на окраину. Здесь тянулась стена красного кирпича. За стеной было кладбище. Показался прохожий. Мужчина в шляпе и пальто с поднятым воротником шел вдоль стены, опираясь на трость. Машина поравнялась с ним. Остановилась. Oтворилась дверца, мужчина приподнял шляпу и сел в автомобиль, который тотчас тронулся. Со стороны могло бы показаться: вежливый водитель оказал услугу случайно встретившемуся пешеходу.
   — Ну, здравствуй, — сказал Кузьмич.
   Саша на секунду отняла руку от руля, сжала ладонь товарища. Дорога была скользкая, уже стемнело, и надо было внимательно глядеть вперед.
   Кузьмич вздохнул, откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза.
   — Письма от твоих не довез, уничтожил, — сказал он. — Были обстоятельства… Извини, Саша.
   Она кивнула.
   — Энрико?
   — В Вене. Поехал к поставщикам. Вот-вот должен вернуться.
   — Понял… Что у тебя стряслось?
   Саша рассказала об отравившихся женщинах и о полицейском расследовании.
   — Был запрос за океан, — заметил Кузьмич.
   Саша быстро повернула голову к собеседнику.
   — Ну, что ты! — сказал он. — Все нормально.
   Он внимательно выслушал сообщение о контактах с полицей — президентом.
   — Чего хочет этот Иост?
   — Предложил стать моим компаньоном.
   — У него есть деньги?
   — Я спросила. Он ушел от прямого ответа… Но у него имеется кое-что более ценное. Иост — дружок Зейсс-Инкварта.
   — Что ж, хорошо. Только все равно надо, чтобы он сделал вклад. Настаивай, покажи себя деловым человеком.
   — Деловой человек вцепился бы в возможность использовать его связи.
   — Жадный деловой человек постарается использовать и его связи, и деньги. Настаивай. Покажи себя жадной. Будет больше ценить.
   — Вчера в Линце выступал Гитлер.
   — Знаю.
   — Там был и Зейсс-Инкварт, Проводил Гитлера на аэродром. Потом они около двух часов беседовали.
   — Зейсс-Инкварт и Иост?
   — Да. Уединились в ратуше. А я ждала в машине.
   — О чем был разговор?
   — Не знаю… Кузьмич, президента Микласа уже нет. Теперь Зейсс-Инкварт канцлер и президент. Так сказал Иост.
   — Но это противоречит конституции.
   — Они плевать хотели на конституцию.
   — М-да. — Кузьмич помолчал. — Что говорил Иост, когда вы возвращались сюда?
   — Сделал мне свое предложение о компаньонстве. Сказал, что Зейсс-Инкварт сулит ему крупный пост в министерстве безопасности и внутренних дел.
   — Тогда зачем ты ему нужна?
   — Он делец. Еще неизвестно, как сложится его карьера в министерстве. А здесь верный доход. И немалый. Нарисовал картину того, как мы развернем сеть кондитерских по всей стране.
   — Под его высоким покровительством?
   — Он так и сказал: «Действуйте смело, дерзко. Я буду вашим ангелом-хранителем».
   — Что же, не лишено интереса… Но все равно деньги он должен дать. Требуй. Покажи себя настойчивой, жадной. Такие в его среде ценятся высоко.
   — Понимаю.
   — Сеть кондитерских по всей Австрии… Может, кое-где и в Германии?
   — Боюсь загадывать. Нужны солидные средства. Пока их нет… Конечно, со временем они бы вернулись…
   — Деньги можно найти.
   — Тогда стоило бы рискнуть.
   — Думаю, стоит. Но я еще посоветуюсь… А пока жди.
   — Я здесь уже год. Еще ничего не сделала. Это угнетает. Мне очень трудно, Кузьмич.
   — Ты многое успела: прижилась, завязала важные знакомства. А спешить не следует. У тебя особое задание, и оно может быть выполнено только с началом войны. Впрочем, ты все это понимаешь не хуже меня. Обрастай связями, нащупывай людей, которые могут пригодиться. — Кузьмин продолжал, как бы рассуждая вслух: — Контакт с Иостом… А где найти другую такую возможность ездить в любые районы Германии, когда только вздумается?.. — Он прикоснулся к Сашиной руке. — По некоторым признакам, нацисты готовят акцию против Чехословакии. Быть может, и против поляков. Надо быть ближе к кухне, где это заваривается.
   — Ты из-за этого приехал?
   — Да.
   — Я должна перебираться в Германию?
   — Так решено. И кое-что уже подготовлено. Но теперь это будет запасным вариантом: твой альянс с Иостом — предпочтительнее. По крайней мере, я так думаю. Но повторяю, еще посоветуюсь.
   Некоторое время они молчали. Автомобиль успел объехать почти весь город и теперь вновь приближался к кладбищу.
   — Как выглядит дочка? — вдруг спросила Саша. — Когда ты видел ее?
   — Не смог повидать, Саша. Говорил по телефону. И с мамой тоже.