Как и вчера, Кузьмич первым закончил еду. Он уже сложил на тарелке вилку и нож и приготовился встать, как вдруг музыка в радиоприемнике оборвалась. Диктор объявил, что будет передано правительственное сообщение.
   Шум за столом оборвался. Все сгрудились у радиоприемника. Хозяйка протиснулась вперед, подкрутила ручку настройки, увеличила громкость.
   Заговорил другой диктор. Голос его звучал торжественно и вместе с тем гневно. 8 ноября в Мюнхене, где собрались Гитлер и его сподвижники, чтобы вспомнить о волнующих событиях осени далекого 1923 года [37], произведено злодейское покушение на особу фюрера. Враги нации заложили бомбу в стенную панель пивного погребка, куда фюрер пригласил гостей. И бомба взорвалась!
   Семь человек убито, тринадцать тяжело ранено. Фюрер не пострадал. Видно, само провидение простерло крылья над главой нации и государства, спасло его для новых великих свершений. Чем иным объяснить тот факт, что за несколько минут до взрыва фюрер покинул зал!.. Несомненно, это злодейское преступление — дело рук антиобщественных элементов и их зарубежных покровителей. Полиция ведет тщательное расследование. Она отыщет виновных. Их ждет суровая кара…
   Сделав короткую передышку, диктор продолжал. Вот один из примеров того, как СД и гестапо расправляются с вражескими агентами. В Берлине на заводах АЭГ и на некоторых других предприятиях раскрыта подпольная антинацистская организация. Преступные элементы вели пораженческую пропаганду, для чего использовали пишущие машинки и даже печатный станок. Кульминацией деятельности преступников явилась попытка установить связь с некоторыми враждебными Германии государствами, чтобы передавать им информацию о германских военных новинках. Хвала Господу Богу, они недолго делали свое черное дело. Полиция безопасности ликвидировала осиное гнездо. Схвачены и посажены за решетку десятки вражеских элементов. Пусть немцы сами оценят самоотверженные действия полиции безопасности. При аресте заговорщиков их радист забаррикадировался у себя в доме, открыл огонь по полиции, затем вышвырнул из окна свой передатчик с привязанной к нему взрывчаткой. Рация взорвалась и убила двух офицеров полиции. Но другим удалось взломать дверь и разделаться с подпольщиками.
   Покушение на священную особу фюрера, деятельность преступной банды в Берлине — серьезное предупреждение всем жителям рейха. Немцы должны помнить: враги орудуют среди нас. Они подслушивают разговоры по телефону, шпионят на заводах и в канцеляриях. Отныне брошен лозунг: каждый имперский немец — добровольный помощник полиции!
   Голос смолк.
   Все задвигались, зашумели. Что-то кричала хозяйка, выкатив глаза и размахивая кулаками.
   Саша украдкой взглянула на Кузьмича. Он казался спокойным. Только чуть подрагивали пальцы руки, которой он опирался на стол. Вот он пододвинул к себе кружку с пивом, отпил глоток. Кивнул хозяйке, когда та подскочила и, стуча по столу, принялась поносить подпольщиков и участников покушения.

 
   Ночью, когда Саша вновь пробралась к Кузьмичу в дом, он встретил ее как обычно. Спросил, выспалась ли?
   — Не смогла сомкнуть глаз. Все думала: вот бы задержался Гитлер в той проклятой пивной, побыл со своими коллегами еще десяток минут!..
   — Убьют одного, появится другой, можешь не сомневаться. В Италии, когда созрели условия, возник Муссолини, здесь — Гитлер. А вообще, думается мне, покушение в Мюнхене — не более чем провокация. Спросишь, какой в этом смысл? Резон есть, и немалый. Гитлер готовит новые акции. Вот ему и потребовалось драматизировать обстановку, ударить обывателя по нервам. Немцы должны видеть: вокруг полно злодеев, но провидение спасло фюрера; оно будет с ним и дальше, что бы ни случилось, ибо фюрер удачлив, он избранник Божий. Посему верьте ему, непогрешимому, хватайте оружие и — вперед, куда он прикажет… Ну, довольно об этом. Давай работать. Вот новый валик пленки. Бери-ка лупу.
   Саша молча глядела на Кузьмича.
   — У тебя еще какой-то вопрос? — спросил он.
   — Беспокоюсь о тех берлинских подпольщиках. Не могло быть так, что среди арестованных есть люди, которых ты знаешь?
   — В передаче не назвали имен, — Кузьмин пожал плечами. — Впрочем, думаю, что нет. Саботаж, пропаганда — не их профиль. Они занимаются только разведкой. Все остальное запрещено.
   Он задумался. Вдруг представил, что схвачены Гвидо Эссен и Конрад Дробиш, а у этого последнего обнаружены ключи от сейфа его хозяина. Представил все это и невольно поежился.
   — Саша, — сказал он, — делается все возможное, чтобы исключить любую случайность. Могу заверить: ты шагу не ступишь, пока я не получу подтверждения, что у Эссена и его помощников все хорошо. И давай работать. Нам с тобой каждая минута дорога.


ПЯТНАДЦАТАЯ ГЛАВА


   Теодор Тилле вошел в кабинет Гейдриха в назначенное время и застал его за странным занятием. Шеф СД и полиции безопасности стоял у окна и рассматривал скрипку. Здесь же находился лысый старик в очках, — вероятно, мастер или владелец скрипки.
   — А вот и вы, — сказал Гейдрих. — Пришли очень кстати. Ну-ка, послушайте!
   Он приставил скрипку к плечу, взмахнул смычком. Прозвучала короткая музыкальная фраза.
   — Как вам показалось? — Гейдрих опустил смычок и строго посмотрел на сотрудника.
   Мгновенно уловив ситуацию, Тилле скривил губы и покачал головой.
   — Вот видите, — сказал Гейдрих старику и передал ему скрипку. — Штандартенфюрер тоже знает толк в музыке. Так что берите ваше сокровище и проваливайте!
   Старик поспешно вышел.
   — Ну и мошенник, — сказал Гейдрих. — Уверял, будто его скрипка сработана лучшим учеником Амати [38].
   — Пронюхал, что вы большой любитель музыки, вот и пытался всучить подделку, — вставил Тилле. — Но вы, разумеется, быстро во всем разобрались.
   — Не подделка, Тилле. Это действительно старинная итальянская скрипка. Но нижняя дека треснута и заклеена. Кроме того, заменена колковая коробка. Да вы сами убедились: нет чистоты и силы звучания. А мне так нужна хорошая скрипка!.. Жаль, что и на этот раз неудача. Но вернемся к делам. Слышали ли вы о таком подразделении: «учебная строительная рота номер восемьсот для особых поручений»?
   — Слышал, группенфюрер. Но «рота 800» — это абвер!
   — Верно. Рота создана при втором отделе абвера, специализация которого — саботаж и диверсии за пределами рейха.
   — Я в курсе дела.
   — А то, что менее чем за полгода рота переросла в батальон, вам тоже известно?
   — Нет, группенфюрер.
   — Да, это уже батальон. Роты укомплектованы людьми, хорошо знающими языки. Есть или будет русская рота, французская, английская, хорватская, греческая… Вчера вечером я гулял с адмиралом Канарисом. Он расхвастался: «Готовлю бойцов, каких еще не знал мир. Они будут идти впереди вермахта, расчищая ему дорогу». В заключение заметил, что очень скоро батальон превратится в полк.
   — Торопится, — сказал Тилле.
   — Не торопится, а предвидит новые походы вермахта.
   Тилле подумал, что, с тех пор как Германия находится в состоянии войны с Францией и Англией, враждующие армии стоят друг против друга на границах своих государств и не трогаются с места. Вот и вчерашняя военная сводка гласит: «На различных участках фронта продолжаются поиски патрулей. Погода очень скверная, снег и большой туман. Артиллерийский огонь полностью прекратился». Так продолжается уже седьмой месяц. О каких же «новых походах» говорит Гейдрих?
   — Что вы имеете в виду? — осторожно спросил Тилле. — Какие страны?
   — Те, которые объявили нам войну. Однако, вторгшись во Францию, фюрер не сможет оставить без защиты фланги вермахта. Таким образом, под удар подпадут Бельгия, Нидерланды, Дания, Норвегия, и не только они.
   — Это будет скоро?
   — Очень скоро. Месяц, от силы — два. Я уже отдал приказ сформировать ядро будущих особых команд и групп для работы в этих странах… Канарис говорит: «Батальон 800» пойдет впереди вермахта». Ну что же, пусть так. А мы двинемся следом за войсками. И горе тому, кто не подчинится новому порядку, диктату немцев!
   — Понял, шеф.
   — Но и это не все. Я бы сказал больше: это только начало. Наш главный противник не там.
   — Понимаю. Россия?
   — Она самая… Вот и подходит ваша очередь, штандартенфюрер. Кстати, я слышал, у вас есть новости?
   — Да, группенфюрер. Мы тоже не сидим без дела… Начну с того, что около двух месяцев тому назад моя кузина Эрика Хоссбах прислала очередное письмо своей тетке… Речь идет о женщине, которой вы заинтересовались при первой нашей встрече. Напрягите свою память, шеф.
   — Та, что живет в России?
   — Да, на Кавказе.
   — Я помню. Что же дальше?.. Погодите, ваша тетка — имперская немка?
   — Совершенно верно. Местожительство — Бабельсберг. Она никогда не выезжала из Германии… Когда кузина была совсем маленькой, тетка нянчила ее. С тех пор они дружат. Кузина пишет только ей. И вот ее последнее письмо. Она рассказывает о своей близкой подруге. Та находится в Австрии и в последнее время не отвечает на письма. Кузина тревожится: не случилась ли беда. Просит разыскать подругу… Впрочем, вот это письмо.
   Гейдрих просмотрел письмо. Подумав, прочитал его снова.
   — Ну так что? — Сложив письмо, он взглянул на конверт, повертел его в пальцах. — Отправлено обычной почтой… Так в чем дело?
   — Кузина пишет, что рассталась с подругой двенадцать лет назад. Значит, в 1928 году. А ведь именно тогда она отказалась вернуться на родину, решив остаться в России.
   — Выходит, ее подруга тоже находилась там?
   — В этом все дело, группенфюрер. Эстер Диас — это ее фамилия по второму мужу — шесть лет прожила бок о бок с моей кузиной. Ее тогдашний супруг был специалистом по нефти, как и отец кузины. Североамериканец, он вернулся на родину с супругой, когда закончил работу у русских. Эстер Диас вскоре рассталась с ним, чтобы выйти замуж вторично.
   — Но в письме нет ни слова об этом. Погодите!.. Так вы разыскали эту Диас?
   — Да, группенфюрер.
   — Ого, интересно!
   — Отыскал ее, установил наблюдение. Уже полтора месяца, как под контролем каждый шаг этой особы. Вот как она выглядит.
   Теодор Тилле веером рассыпал по столу дюжину фотографий. Здесь было несколько портретов Саши, ее снимки в домашней обстановке, на прогулке в автомобиле, в кондитерской, с Энрико.
   — Ей сорок один, — продолжал Тилле. — Как видите, на фото выглядит лет на десять моложе. Очень следит за собой: утренняя гимнастика, массаж, длительные прогулки пешком. Она весьма деловая особа: создала в Австрии сеть кондитерских, примерно год назад открыла филиал в Берлине. Кондитерская называлась «Двенадцать месяцев»… Повторяю: весьма деловая — менее чем за три года заработала почти полмиллиона марок. Но с началом войны, когда ввели нормирование продовольствия, доходы упали. Недавно Диас ликвидировала дело. Собралась возвращаться на Запад. Уже оформляла документы для выезда.
   — И передумала?
   — Нет, группенфюрер. По моей просьбе полиция тянет с выдачей документов. Подчеркиваю: близкая подруга кузины; несколько лет жила в том самом городе, на Кавказе; ко всему — умная, решительная особа… Как же я могу выпустить такую!
   — А каковы ее взгляды? Почему она не отвечала на письма вашей кузины?
   — Они регулярно переписывались до тех пор, пока Эстер Диас не оказалась в Австрии. Точнее, до момента, когда Австрия воссоединилась с Германией. С этой поры кузина перестала получать ответы на свои письма.
   — Откуда это известно? Вы что, допрашивали ее?
   Тилле положил на стол несколько листов фотобумаги с четким изображением рукописного текста, присоединил к ним конверт с письмом.
   — Служба безопасности Вены произвела тайный обыск в доме Эстер Диас. Были обнаружены два письма моей кузины. Это отпечатки с них. Третье письмо тому же адресату, по дате — самое последнее, изъято на венском почтамте. Оно лежало там две недели, и никто не приходил, чтобы взять его. В этих письмах ответ на все ваши вопросы.
   Гейдрих внимательно прочитал письма.
   — Убеждены, что их действительно писала ваша кузина?
   — Это несомненно. Я сличил письма с теми, которые приходили от кузины год назад, три года, пять лет назад. Стиль, почерк, даже бумага — все совпадает.
   — Тем не менее нужна экспертиза.
   — Уже сделано. — Тилле выложил на стол новый документ. — Вот, можете убедиться.
   Гейдрих мельком взглянул на бумагу.
   — Как, вы сказали, называлась кондитерская? — вдруг спросил он.
   — «Двенадцать месяцев»…
   — Где-то я уже слышал о ней…
   — О кондитерской было в прессе, по радио.
   Гейдрих задумчиво кивнул.
   — Эту женщину знает один из офицеров нашей службы, — сказал Тилле. — Знает почти с момента ее появления в Австрии и характеризует положительно.
   — Вон какие она устанавливает связи!.. Кто этот офицер?
   — Гауптштурмфюрер Йоганн Иост. Но выслушайте, группенфюрер. То, что я сейчас расскажу, произошло в Австрии, задолго до аншлюса. Отравились какие-то женщины. Было высказано предположение, что всему виной недоброкачественные кондитерские изделия. Вызвали в полицию владелицу кондитерской. Вскоре выяснилось, что Эстер Диас невиновна. Тогда-то и познакомился с ней полицейский комиссар Йоганн Иост. Вскоре Иост стал ее компаньоном. Кстати, она сопротивлялась. Но он настоял на своем… Так вот, могла ли знать Эстер Диас, что спустя год произойдет аншлюс Австрии, а еще через год Иост будет переведен в СД?
   — Все равно присмотритесь к этому человеку. Йоганн Иост, сказали вы? Что-то не припомню такого.
   — Гауптштурмфюрер Иост участвовал в войне против Польши, теперь работает в генерал-губернаторстве [39]. Две недели назад он приезжал в Берлин, и я подробно расспросил его… Иост, кстати, утверждает, что, когда случилось отравление, полиция Австрии занялась личностью Эстер Диас. Был сделан запрос в Южной Америке, откуда она прибыла. Криминала не установлено. Шеф, я сам проверил это. Все чисто. Более того, удалось выяснить местожительство ее первого мужа.
   — Нефтяного инженера, работавшего в России?
   — Точно так, шеф. Этот человек разыскан в Венесуэле: запад страны, город Сен-Лоренсо на берегу озера Маракаибо. Там богатые нефтяные поля. Дело тянулось более месяца. Вчера получен ответ: инженер все подтвердил. Агент, наводивший справки, раздобыл даже фотографию — инженер снят со своей женой, теперь уже бывшей. Кстати, он весьма нелестно отозвался о ее втором избраннике.
   — Так они знали друг друга, эти мужчины?
   — Оба из одних и тех же мест. Второй супруг Эстер Диас не имеет образования. Богатый человек, любитель автомобилей, умеет управлять самолетом. Инженер утверждает: это фат и волокита. Он крайне удивлен, что Эстер сделала подобный выбор…
   — Такая характеристика подтверждается?
   — Первое время ее нынешний супруг вел себя пристойно. Но несколько месяцев назад был зарегистрирован в полиции как участник попойки с дамами сомнительного поведения. Дрался, избил человека до полусмерти. Говорят, он силен, как Голиаф. Заплатил в полиции большой штраф… Кстати, вот фотография и донесение агента, проводившего проверку за океаном. Только получив все, я позволил себе доложить вам это дело.
   Гейдрих взял и эту карточку Саши, стал сравнивать с другими фотографиями.
   — Ну вот что, — сказал он. — Такую же проверку произведите у вашей кузины. Пусть и она подтвердит личность интересующей нас женщины. И чем скорее, тем лучше.
   — На это понадобится несколько недель, быть может — месяцев. А Эстер Диас нужна уже сейчас, немедленно! Шеф, я собрал столько доказательств!..
   — Да, вы поработали на совесть. По правде сказать, не ожидал подобной напористости. Очень хорошо, Тилле. Но доведите дело до конца.
   — Боже, да я забыл… Ко всему, она хорошо знает русский!
   — А как это установлено?
   — Среди ее вещей есть несколько книг. Одна из них — том произведений писателя Федора Достоевского в подлиннике.
   — Это не доказательство.
   — Но на полях книги много пометок, тоже по-русски. Вот я и назначил две экспертизы. Графологи подтвердили, что записи сделаны рукой Эстер Диас. Специалист по языку пришел к заключению, что автор записей свободно владеет русским.
   Проговорив это, Тилле вопросительно взглянул на Гейдриха. Тот молчал, уставясь в стол.
   — Шеф, — негромко сказал Тилле, — напоследок я бы хотел кое-что прояснить относительно личности гауптштурмфюрера Иоста. Ведь у вас и здесь какие-то сомнения, не так ли?
   — Он должен быть тщательно проверен, вот и все. Это элементарно. Не сомнения, Тилле, а обычная предосторожность.
   — Понимаю. Но известно ли вам, по чьей рекомендации переведен в СД этот офицер? Так вот, за него поручился Артур Зейсс-Инкварт… Кстати, Зейсс-Инкварт знает и бывшую компаньонку Поста, бывал в ее кондитерской.
   Гейдрих откинулся в кресле, положил руки на крышку стола и в упор посмотрел на собеседника.
   — Я чувствую себя как на ринге, штандартенфюрер. Вы наносите удар за ударом. Но это приятные удары.
   — Спасибо, шеф.
   — Хорошо. Работайте с ней, Тилле. Работайте. Но все равно пусть ваша кузина подтвердит личность своей подруги.
   — Будет сделано, шеф!.. — Тилле поднялся со стула, принялся укладывать бумаги в портфель.
   Вот он защелкнул замок портфеля, выпрямился.
   — Простите, шеф, мне кажется, вы все еще в чем-то сомневаетесь?..
   — Я подумал, как много сделали вы за эти два месяца. Поразительно много… Как, сказали вы, именовалась та кондитерская?
   — «Двенадцать месяцев».
   — Где я слышал это название? — пробормотал Гейдрих. — Ну хорошо. Можете идти, штандартенфюрер. Желаю удачи!
   Тилле повернулся на каблуках и покинул кабинет.


ШЕСТНАДЦАТАЯ ГЛАВА



1
   Кинозал заполнен до отказа. Люди стоят вдоль стен, даже сидят на полу в проходе между креслами. Демонстрируется военная хроника.
   Такие сеансы стали весьма популярны в Германии после того, как 9 апреля 1940 года немецкие войска атаковали Данию и Норвегию, на следующий день начали оккупацию Бельгии и Люксембурга, обошли с фланга пресловутую линию Мажино и вторглись во Францию.

 
   Фронтовые операторы кинохроники трудились на совесть, дела шли успешно, и в кинотеатрах обыватели вопили от восторга, глядя на то, как десятки и сотни «штука-бомберн» [40] переворачиваются через крыло и с воем устремляются в пике. Черные капельки бомб все увеличиваются в размере. Взрывы, взрывы! В пыли и грохоте вздымаются к небу языки пламени, взлетают обломки зданий, паровозов, вагонов, исковерканные тела людей.
   Действие переносится на землю. Выстрелы пушек, лязг танковых траков, снова пыль и дым пожарищ, убитые и умирающие люди, колонны неприятельских солдат, которые понуро бредут в плен под конвоем здоровенных немецких солдат с автоматами в обнаженных по локоть руках.
   Далее следовал показ столиц поверженных государств: Осло, Брюссель, Копенгаген — по широким проспектам этих городов гордо шагают победители, грохочут немецкие танки, сотни и сотни танков…
   Вперемежку монтировались кадры, не менее впечатляющие: на вокзалах германских городов стоят железнодорожные составы, из вагонов выгружают бесконечные вереницы ящиков и мешков. И вот все это — в магазинах. Боже, каким счастьем светятся лица немецких хозяек! Крупно засняты женские руки, запихивающие в сумки куски знаменитого голландского сыра и не менее известного масла из Дании, кровяные лионские колбасы и пакеты со страсбургским печеночным паштетом, тушки кур, индеек, гусей и бутылки, бутылки — бургундское, анжуйское, шампанское…
   Когда Франция прекратила сопротивление, в экстренных выпусках германской кинохроники появился сам фюрер, прибывший в столицу мира — Париж. В Компьене он наблюдает, как престарелый Петэн подписывает капитуляцию своего государства, и это происходит не где-нибудь — нет! — в специально доставленном сюда историческом вагоне знаменитого маршала Фоша.
   Акт подписан. Но фюреру мало этого. Дело следует довести до конца. И германские саперы здесь же, в Компьенском лесу, один за другим взрывают памятники былых побед ненавистной Франции!
   Так было в последние недели.
   Сегодня имперские немцы и жители Остмарка вновь устремились в кинотеатры. Желудки обывателей туго набиты трофейным маслом, мясом и хлебом. Посему у всех отличное настроение. Жители третьего рейха весьма довольны своей судьбой, они в восторге от фюрера, столь удачливого в военных делах. А сейчас им покажут нечто волнующее: торжественную встречу фюрера после его исторической поездки в «немецкий Париж».
   Места Саши и Энрико в самом конце узкого и длинного зала. Гаснет свет. На экране возникает панорама центральных улиц и площадей германской столицы. Всюду цветы, гирлянды цветов и зелени. И флаги, тысячи флагов, багровых длинных полотнищ с белым кругом и черной свастикой посредине, свешивающихся с окон домов, со столбов и деревьев. Тротуары кишат людьми: шеренги полицейских и солдат едва сдерживают напор огромных толп мужчин, женщин, детей.
   Новый кадр. К Ангальтскому вокзалу подкатывает выкрашенный в серое бронепоезд. Диктор, взволнованно комментирующий фильм, переходит на крик: глядите, мужчины и женщины рейха, этот красавец бронепоезд подарен фюреру его другом и сподвижником, великим дуче итальянского народа Бенито Муссолини, подарен в ознаменование блестящих побед фюрера на полях брани.
   Вот Гитлер появился в дверях вагона. Во весь экран — лицо «вождя нации и государства», набрякшие желтизной мешки под колючими темными глазами, его плотно сжатые бескровные губы. Камера отъезжает, и теперь виден весь Гитлер. Он в плаще — таком длинном, что из-под него выглядывают лишь носки армейских сапог.
   Еще кадр, Гитлер стоит в автомобиле, медленно движущемся по фешенебельной Вильгельмштрассе. Толпы на тротуарах неистовствуют. Под колеса машины летят цветы, флажки, ленты…
   Наконец сеанс окончен. Саша и Энрико пробираются к выходу. Он крепко держит ее за локоть: понимает, что сейчас на душе у Саши. Скорее бы добраться до дома, чтобы передохнуть, снять напряжение!..
   Улица. Теплый летний вечер. Высоко в небе стоит полная луна.
   Мимо них торопливо идут люди — те, что были в кино. Горящие возбуждением глаза, громкий говор и смех.
   Из репродуктора на перекрестке доносится музыка. Оркестр аккомпанирует певцу.

 
Wir fordern den britischen Lowen aus
Zum letzfen, entscheidenden Schlag.
Wir habten Gericht.
Es wird unser Stolzester Tag. [41]

 
   Энрико сжал Сашин локоть. Она кивает в знак того, что поняла. Да, с Францией разделались. Теперь очередь Англии. Но только ли ее очередь? Не вернее ли предположить, что легкие победы вскружили головы нацистам и они с удвоенной энергией будут готовить войну против Советского Союза?.. В том, что это произойдет, уже можно не сомневаться. Вопрос только в сроках.
   Саша мысленно перебирает то, что произошло после встречи с Кузьмичом на озере. Слава Богу, у Эссена и Дробиша все оказалось в порядке. И тогда из Баку в Германию пошло письмо. Отправитель — Эрика Хоссбах, адресат — Аннели Шеель.
   Знает она и о проверке, которую предприняли немцы в Америке, у ее «первого мужа», А вскоре после этого у себя на квартире обнаружила следы пребывания «гостей». Те действовали квалифицированно, но все же оставили свою «визитную карточку»: бумаги в секретере оказались чуточку сдвинутыми с места, а ниточка, вложенная в конверт между двумя исписанными листами, крохотная белая шерстинка, переместилась из центра в угол конверта…
   Ну что ж, значит, визитеры нашли то, что им полагалось обнаружить. Таким образом, решена первая часть задачи: нацистские органы безопасности наведены на след.
   Все последующее будет неизмеримо сложнее, ибо с этой минуты инициатива перешла к противнику. Дальше решать будет он. А Саше и Энрико определено ожидание.
   Сколько же это может продлиться? Где уверенность, что все пойдет как намечено? И что произойдет, если у противника вдруг окажется неучтенная советской разведкой возможность организовать проверку и в СССР?.. Вот мысли, которые неотступно преследуют Сашу и Энрико весь этот последний месяц, чем бы они ни занимались. Напряжение нарастает. Недавно Саша поймала себя на том, что, находясь в комнате одна, разговаривает вслух…
   Как и было намечено, три недели назад они затребовали документы на выезд из Германии. Это — чтобы подстегнуть противника к действиям. До сих пор нет ответа из полиции. Следовательно, там получены определенные указания. Ну, а что дальше? Почему молчит противник?
   Они неторопливо приближаются к дому.
   До подъезда — два десятка шагов.
   На тротуаре, под раскидистой липой, сидит за своим стеклянным коробом старуха — продавщица сигарет. Энрико задержался, чтобы купить пачку. Старуха хорошо знает его и Сашу, всегда приветлива к своим постоянным покупателям, не преминет перекинуться с ними фразой-другой. А теперь, отсчитывая сдачу, даже не подняла головы.
   Энрико сгреб мелочь, глянул на Сашу. Она тоже заметила странное поведение продавщицы.
   Подъезд. Лестница на этаж, где расположена их квартира.