Страница:
Он не сразу почувствовал, что плачет.
А когда спохватился, было поздно.
Мужчина в сером берете и полотняном пыльнике профессионально оглядел старика, на щеках которого блестели слезы. Пошел следом, когда тот тронулся в обратный путь.
Вскоре агент полиции безопасности — зипо установил адрес и личность старика. Он плюнул с досады. Надо же: заподозрил «образцового рабочего», функционера НСДАП!.. Мало ли по какой причине у человека вдруг выступили слезы? Скажем, соринка попала под веко. Могло быть и так, что у бедняги вообще неладно с глазами. Ведь старик, а у таких всегда находятся болячки и хвори…
Но вот на очередном инструктаже в полиции офицер подошел к карте Берлина, очертил на ней большой круг.
Агент узнал: где-то в этом районе действует нелегальный передатчик.
И тогда он вспомнил о старике. Поспешно достал спою книжку, отыскал нужную запись. Да, ошибки не было: старик жил. в районе, откуда вела передачи неизвестная радиостанция.
Теперь с Эссена не спускали глаз. Нет, у полиции не прибавилось фактов против этого человека. Более того, на заводе и в районном управлении НСДАП старика характеризовали только положительно. Тем не менее наблюдение продолжалось.
В конце недели полицейский инспектор Крафт, под чьим руководством велась проверка Эссена, просмотрел письменные донесения агентов. В них не было ничего нового. «Объект», как теперь именовался старый рабочий, кроме дома бывал только на заводе да по пути заходил в булочную или молочную. Дома почти никого не принимал. Исключение составлял Конрад Дробиш, дважды за эту неделю навестивший старика. Это тоже не было криминалом — полиция быстро установила, что, как и Эссен, Дробиш — ветеран минувшей войны и потерял там ступню, что они с Эссеном знают друг друга не один десяток лет.
Поначалу не привлекла внимание инспектора и страсть старика к выращиванию цветов (агент в сером берете дважды упоминал в рапортах, что, вернувшись домой, Эссен первым делом брал лейку и поливал цветы на подоконнике). Крафт хорошо знал, что у пожилых одиноких людей нередко встречаются самые различные слабости. Вот и сам он в свободное от службы время разводил экзотических рыбок: целая комната его коттеджа была заставлена аквариумами.
Он снова прочитал донесения, но не нашел ничего интересного. Разве что даты встреч Эссена с Дробишем… Любопытно, что Эссен возился с цветочными горшками на подоконнике тоже в эти дни — возвращался с завода и тотчас принимался за полив милых его сердцу гвоздик. А вскоре появлялся его приятель…
Инспектору было под шестьдесят, из них сорок лет приходилось на службу в полиции. Он работал еще при Носке, имел возможность близко наблюдать Каппа, когда тот, готовил свой пресловутый путч. Словом, прошел хорошую школу сыска, считал себя педантом и бюрократом — без этого нет истинного криминалиста… Сейчас в его сейфе лежали папки с первоначальными разработками на дюжину подозрительных личностей — при определенных усилиях следователя все это могло перерасти в весьма интересные дела. А он никак не оторвется от донесении тех, кто наблюдает за старым рабочим. Будто прилип к проклятому старику!
Крафт вздохнул, вновь взялся за работу. И тут с удивлением увидел, что на листе бумаги его рукой выведены цифры: «26» и «30». В эти дни июня состоялись встречи Эссена с Дробишем. Видимо, написал это механически, когда был погружен в раздумья.
Он поморщился, провел ладонью по лбу. После некоторых колебаний снял трубку телефона, набрал номер.
— Нужна справка — сказал он, назвав себя. — Работала ли на этой неделе неизвестная рация?
— Да, — последовал ответ.
— Передача велась из того же района города?
— Все было как обычно — район, время передачи. Служба перехвата за неделю зафиксировала два сеанса радиообмена.
— Можете назвать дни?
— Конечно: двадцать шестое и тридцатое июня.
— Благодарю, — пробормотал Крафт.
Положив трубку, он удивленно присвистнул. Все еще не верилось, что вышла такая удача.
На следующее утро Крафту позвонил агент.
— Он на заводе, — сказал агент. — Будет здесь до пяти часов. Можете действовать спокойно.
Машина была наготове. Крафт вызвал помощника, и они отправились на квартиру Эссена.
Негласный обыск дал результат: под подоконником, на котором стояли цветы, был обнаружен тайник и в нем — радиостанция.
— Хватит, — распорядился инспектор Крафт. — Остальное будем искать, когда возьмем голубчика. Передатчик оставим на месте, но замкнем аккумулятор. Это на случай, если будет решено, чтобы предатель еще некоторое время погулял на свободе.
Вскоре Крафт уже находился в кабинете начальника.
Выслушав его доклад, шеф отделения полиции удовлетворенно кивнул.
— Думаю, стоит повременить с арестом, чтобы проследить связи Эссена, — сказал Крафт. — Мало ли что может выясниться.
— Вы смотрите за ним уже неделю, а установили только одного — Дробиша, — возразил начальник. — Да и тот может оказаться обычным посетителем. Нельзя медлить.
— Случайный посетитель?! — воскликнул инспектор. — Только что получен ответ на наш запрос. Десять лет назад Эссен и Дробиш были антифашистами, работали в одной организации. Оба почти одновременно порвали с коллегами и записались в НСДАП. Теперь они опять вместе. Считаете это простым совпадением?
— Все равно нет гарантии, что неделя промедления принесет новый успех. Мы будем ждать, а Эссен по крайней мере еще дважды выйдет в эфир. Сейчас, в разгар войны, этого нельзя допустить.
— Мы испортили аккумулятор.
— Он найдет новые батареи. Нет, арестовать Эссена сегодня же. Схватите предателя, вытрясите из него душу, он и заговорит. Ни единого часа промедления, Крафт… Погодите, вас что-то смущает?
— Тогда надо взять и другого?
— Разумеется.
— Но Конрад Дробиш служит у штандартенфюрера Тилле — видного сотрудника СД.
— Это не меняет дела.
— Может, стоило бы предупредить штандартенфюрера?
— Ни в коем случае. Вы не знаете, у кого работает этот тип, поняли? Для нас с вами это выяснится, когда Конрад Дробиш уже будет за решеткой.
В шесть часов вечера Эссен вернулся с завода. К этому времени дом был взят под наблюдение. Кроме полицейских, контролировавших выход из здания и прилегающие участки улицы, здесь же находились инспектор Крафт, его помощник и агент в сером берете. Все трое сидели за столиком кафе, откуда хорошо просматривались входная дверь в здание и окна нужной квартиры.
Они видели, как высокий прямой старик вошел в дом, скрылся на лестнице.
Помощник заерзал на стуле, переложил пистолет за пазуху.
— Чего мы ждем? — пробормотал он.
Крафт не ответил. Он уже различил силуэт старика за окном квартиры. Вот окно распахнулось. На минуту старик исчез. Когда он снова возник у окна, в руках у него была лейка.
Крафт и агент в берете переглянулись.
Полив цветы, Эссен отошел в глубину комнаты. Лейка осталась на подоконнике.
— Он и тогда не убирал лейку, — прошептал агент в берете. — Сдается мне, это неспроста.
Инспектор кивнул. Он уже все понял.
— Пошли! — скомандовал Крафт.
Когда полицейские бесшумно проникли в квартиру, гостиная была пуста. Из кухни доносился запах кофе, слышно было позвякивание посуды.
— Угостите и нас, — сказал Крафт, появляясь в дверях кухни.
Движением ствола пистолета он показал, чтобы Эссен поднял руки.
Двое полицейских прошли на кухню, ощупали карманы хозяина дома — проверили, нет ли оружия, — вытолкнули его в гостиную, тщательно обыскали, усадили на стул у стены. Крафт просмотрел то, что извлекли из карманов подпольщика — паспорт, заводской пропуск, пачку сигарет и зажигалку, большие серебряные часы-луковицу на цепочке.
— Ну что же, — сказал он, бросив их на стол. — Здесь все в порядке. Поищем в другом месте.
И он извлек из тайника радиостанцию.
Эссен сидел, сложив руки на коленях, и смотрел в пол. Пока полицейский доставал передатчик, он успел многое передумать. Судя по уверенным действиям чинов полиции, они хорошо информированы. Но что именно им известно? Знают ли о Дробише? Должны знать, если выслежен он, Эссен. Однако только два часа назад Дробиш позвонил на завод и дал понять, что зайдет в обычное время. Значит, располагает сведениями, которые необходимо передать в Центр. Вот-вот он должен появиться.
— Рацию вы нам вручили, — сказал Крафт. — Теперь не откажите в любезности показать, где хранятся шифровальные тетради, а заодно и копии шпионских донесений.
Эссен не ответил. В голове билась одна-единственная мысль: как предупредить Дробиша?
Невольно он посмотрел на подоконник, где стояла лейка.
Крафт перехватил его взгляд.
— Цветочками занимался? — насмешливо проговорил он. — Так вот, зря нервничаешь: лейка будет стоять на месте!
Эссен сглотнул ком. Кроме него самого только Дробиш знал о тайнике с радиостанцией — и вот ее так легко обнаружила полиция! После отъезда русского разведчика был изменен сигнал безопасности — лейка на подоконнике устанавливалась не справа от цветов, а слева — и только Дробиш знал об этом!..
Он тряхнул головой, отгоняя нелепую мысль, что Конрад — предатель.
— Что с тобой? — поинтересовался Крафт. — Беспокоишься? Потерпи, скоро все образуется.
Конечно, Эссен понимал, что судьба Дробиша решена. Но он должен быть предупрежден хоть за минуту до ареста, должен успеть уничтожить то, что несет сюда для передачи в Москву!
Как же предупредить Дробиша?
Эссен посмотрел на стол, где лежало то, что отобрали полицейские: документы, сигареты с зажигалкой, часы. Тяжелый старинный «мозер» принадлежал еще деду, потом перешел к отцу Эссена, а последние сорок лет был неразлучен со своим нынешним владельцем.
Он перевел взгляд на инспектора.
— Хочешь что-то сказать? — спросил тот.
— Я понимаю: игра проиграна. В подобных случаях побежденный старается облегчить свое положение, не так ли?
— Да ты на глазах умнеешь, приятель! Говори, где у тебя шифровальные блокноты и прочее?
— Они не здесь, не в этом доме. — Эссен молитвенно прижал руки к груди. — Клянусь, я покажу место… Сделаю все, что прикажете. Но мне… будет облегчено наказание?
— Смотря что ты выложишь.
— Хочу предупредить об опасности. Вам угрожает серьезная опасность!
— Что ты мелешь, старик?
Эссен привстал и вместе со стулом передвинулся к столу.
— Ведь вы ждете Дробиша? — быстро сказал он, предупреждая реплику Крафта, который уже открыл рот, чтобы прикрикнуть на арестованного. — Да, он должен прийти. Позвонил мне на завод, сказал, чтобы я ждал…
— Ты зачем все это говоришь? — Крафт положил руку на пистолет. — А ну, сиди ровно, не шевелись!
Эссен покорно принял нужную позу.
— Понимаете, — вяло проговорил он, — я подумал, что мог бы кое-что посоветовать вам. Впрочем, вижу, мне лучше молчать…
— Можешь говорить, если у тебя действительно есть что сказать. Но не вздумай темнить. Мы быстро во всем разберемся. — Полицейский проследил взгляд Эссена, брошенный на стол. — Чего тебе там надо?
— Сигарету, — Эссен еще чуточку пододвинулся к столу.
— Сиди!
Крафт вытряхнул сигареты из пачки, тщательно осмотрел их. Не обнаружив ничего подозрительного, все же отодвинул сигареты в сторону.
— Эй, — крикнул он агенту в берете, — дай-ка ему сигарету из твоей пачки!
Эссен с благодарностью принял сигарету, закурил, мельком оглядел окна гостиной — то, где стояли цветы и лейка, и другое, закрытое.
— Ну? — сказал инспектор, не сводя с него глаз. — Выкладывай, что у тебя есть.
— Первый совет: обязательно возьмите Дробиша живым. Я радист, простой исполнитель. А у него все нити…
— Главарь группы?
Эссен кивнул и сделал несколько быстрых затяжек, подчеркивая, что волнуется, нервничает. Он и впрямь был на пределе, едва сдерживал дрожь в пальцах.
— Что скажешь еще?
— Второй совет: будьте настороже. Дробиш — очень сильный человек: гнет в руках толстые железные прутья, ломает подковы. Однажды на спор поднял лошадь… Понимаете, что он может натворить при аресте?
Крафт откинулся на спинку стула. В его глазах были удивление, тревога. Что-то замышляет сидящий перед, ним человек? Или в самом деле скис, пытается спасти шкуру? Вроде не врет — то, что он сказал о Дробише, согласуется с данными, которыми располагает полиция.
— Зачем ты разболтался? — медленно проговорил он. — Ведь знаешь, что тебя ждет. Жить хочется?.. Выходит, ты не только предатель, но и жалкий трус. Вон уж сколько лет портишь воздух на земле, а все тебе мало!
Агент в берете, слышавший этот разговор, приблизился к раскрытому окну, стал у стены и попытался заглянуть на улицу.
— Назад! — крикнул Крафт. — В это окно он будет смотреть, как только появится, заметит тебя. Стань у другого, загородись портьерой. Дашь мне знать, когда наколешь красавчика!
Эссен глубоко вздохнул, опустил голову на грудь, прикрыл глаза.
Теперь он должен был ждать.
Он слышал, как инспектор скомандовал помощникам пройти в переднюю, освободить запоры на входной двери и при первом же звонке распахнуть ее, ринуться на подпольщика.
Медленно тянулось время. Эссен и Крафт неподвижно сидели на стульях. Агент в берете застыл на своем посту возле окна. В комнате стояла такая тишина, что слышно было, как на улице стучат каблуки редких прохожих.
Наконец часы пробили половину седьмого. Время прихода Дробиша.
Инспектор сидел и смотрел на арестованного. У Эссена голова свешивалась на грудь, руки были безвольно опущены к полу.
— Ну-ка подними голову и взгляни на меня! — распорядился Крафт. И так как старик не пошевелился, прикрикнул: — Не разыгрывай комедию, будто тебе плохо!
Эссен продолжал сидеть в той же позе. Полицейский выругался и злобно пнул его ногой в колено.
Агент, стоявший за портьерой, напрягся, вытянул шею, всматриваясь за окно.
— Шеф, — негромко сказал он. — Вот он идет, шеф!
Эссен вскочил со стула.
Крафт рванулся к нему. Но старик успел схватить со стола свои тяжелые часы-луковицу и швырнуть их в закрытое окно.
Будто выстрел раздался — большое стекло лопнуло, осколки со звоном посыпались на тротуар.
Агент в берете и его коллеги кинулись на улицу. А она уже была полна шумов — слышались возбужденные голоса, кто-то кричал, один за другим раздались несколько пистолетных выстрелов.
Эссен не слышал этого. Первым же ударом Крафт свалил его на пол и продолжал избивать, даже когда старик потерял сознание.
За первые две недели сражений советским войскам пришлось отступить и отдать врагу значительную территорию, хотя все еще не сдавалась противнику героическая Брестская крепость, мужественно держала трудную оборону военно-морская база на полуострове Ханко… Но уже были оставлены Львов, Рига, некоторые другие города, танковые дивизии вермахта приближались к Ленинграду, торопились к Москве.
Начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Франц Гальдер записал в своем дневнике:
Сделав паузу, чтобы смочить горло глотком воды, Гитлер продолжал. Пришло время заглянуть вперед. Речь идет об открывающейся перспективе завладеть Донбассом и кавказским нефтяным районом. Для операции на Кавказе потребуются крупные силы, она растянется по времени. Но за нефть стоит заплатить любую цену. Тем более что захват Кавказа позволит оккупировать Иран, оседлать перевалы на ирано-иракской границе для дальнейшего продвижения на Багдад… Генеральному штабу следует, не откладывая, приступить к разработке плана такой операции [52].
Рейнгард Гейдрих тоже присутствовал на этом совещании. Он вернулся в свою резиденцию в самом хорошем настроении, наскоро просмотрел вечернюю почту — время близилось к одиннадцати ночи, он порядком устал и торопился домой.
Телефонный звонок нарушил эти планы. Начальник гестапо (IV управление РСХА) Генрих Мюллер просил разрешения явиться для важного сообщения.
Гейдрих мельком взглянул на часы.
— Что у вас стряслось? — недовольно сказал он.
— Полагаю, дело не терпит отлагательства.
Мюллер явился спустя десять минут. Он рассказал, как был выслежен и арестован Эссен, сообщил о найденной у него на квартире радиостанции и о том, как радист изловчился и предупредил второго подпольщика о засаде. Этот человек успел заскочить в кафе, находящееся близ дома Эссена, и забаррикадироваться на кухне. Отстреливаясь, сжег на газовой плите какие-то бумаги, которые, очевидно, хотел передать своему коллеге. В конце концов он был убит в перестрелке.
— Что обнаружено кроме передатчика?
— Пока ничего, — сказал Мюллер.
— Захвачен передатчик, регулярно выходивший в эфир с шифрованными сообщениями, и не найдены средства для шифрования?
— Я подумал: быть может, шифровальные блокноты хранились у второго преступника и он всякий раз приносил их с собой?
— Не верю. Средства связи и средства шифрования, как правило, хранятся у одного лица. Нет, он нес материал для передачи в эфир. Очень плохо, группенфюрер! Ваши люди действовали как глупцы. Что мешало им арестовать второго преступника у него на дому? В этом случае полиция была бы хозяином положения.
— Действовала полиция безопасности. Об операции мы узнали пост фактум…
Снова зазвонил телефон. Гейдрих снял трубку и узнал голос Теодора Тилле. Тот тоже просил о немедленном свидании с главой РСХА.
— Утром, — твердо сказал Гейдрих. — Я как раз хотел видеть вас, штандартенфюрер Тилле. Но сейчас занят, не могу оторваться. И вообще поздно. Жду в десять утра.
— Вот какое совпадение, — сказал Мюллер, когда Гейдрих положил трубку. — Имя второго подпольщика — Конрад Дробиш. Он управлял поместьем штандартенфюрера Тилле.
— Тилле знает об этом?
Мюллер пожал плечами.
— Знает, — сказал Гейдрих, покосившись на телефон. — Поэтому и звонил.
— Шеф, — негромко проговорил Мюллер, — какими материалами, годными для передачи врагам рейха, мог располагать домашний служащий видного офицера СД?
— Я и сам думаю об этом.
— Что если служба у Теодора Тилле была для Дробиша не только прикрытием…
— У вас имеются материалы против Тилле?
— Пока нет…
— Ну вот что, расследование по делу подпольщиков я поручаю вашей службе. Квартиру Эссена обыскать снова со всей тщательностью. Я буду присутствовать на первом допросе арестованного преступника. Далее, сомневаюсь хоть в какой-нибудь причастности Теодора Тилле ко всей этой истории. Завтра утром, как вы слышали, он будет у меня. Разговор с ним запишут, вы получите ролик. А потом он разрешит вашим людям осмотреть замок. Пусть там хорошенько поищут.
— Я как раз хотел просить об этом.
— Не медлите, предпримите все, что требуется. Дело достаточно серьезное. — Гейдрих встал, взял шляпу. — Хорошо, что вы настояли на своем и пришли сегодня.
Постепенно Тилле стал успокаиваться. Быть может, это и к лучшему, что беседа с Гейдрихом отложена до утра. За ночь он соберется с мыслями, тщательно выверит все то, что должен будет сказать шефу.
Как же подвел его Конрад Дробиш! А прикидывался тихоней, этаким преданным псом, который глядит в лицо хозяину, ловя каждое его слово…
Тилле вздохнул, завозился на кожаном диване автомобиля.
— Ну-ка, езжайте потише, — раздраженно приказал он шоферу.
Машина, мчавшаяся по пустынным улицам ночного Берлина, резко сбавила скорость.
— А теперь плететесь, как беременная черепаха, — проворчал Тилле. — Держите шестьдесят километров, слышите вы меня?
— Так точно, штандартенфюрер! — откликнулся шофер. И прибавил: — У меня на спидометре ровно шестьдесят.
Тилле раскрыл было рот, чтобы отчитать водителя за лишние разговоры, но сдержался. Не следовало распускать нервы. Предстояла трудная ночь, а за ней не менее трудное утро. Надо было беречь силы.
Машина выехала за город. Скоро должен был показаться Вальдхоф. Но мысль о доме не принесла успокоения. Дома был Андреас, отношения с которым день ото дня становились все хуже. Сын подрос, стал своеволен, дерзок. Вдобавок обзавелся девицей — та прибрала его к рукам, тянет с парня что только можно. В начале года с помощью знакомых медиков удалось «обнаружить» у Андреаса некую хворь, которая дала право на освобождение от военной службы. Поначалу юноша все принял за чистую монету, угомонился. Но вскоре дела пошли по-старому. Что ни день — пьянки, игра в железку и бридж. Уже дважды приходилось оплачивать его долги. А он и в ус не дует, продолжает требовать денег…
…Машина въехала на территорию поместья, притормозила у дома. До последнего дня хозяина всегда встречал здесь Дробиш. Теперь же двери распахнула горничная. Тилле со злостью швырнул ей шляпу и плащ, поднялся к себе. Быстро раздевшись, он влез в ванну.
Вот и сейчас он вспомнил Дробиша. Управитель сам провожал хозяина в ванную комнату, уносил его одежду, согревал на батареях халат…
Тилле будто почувствовал толчок. Сильно заколотилось сердце. Он вдруг представил Дробиша выходящим из ванной комнаты с костюмом владельца Вальдхофа: из кармана хозяйского пиджака шпион достает связку ключей, спешит в его кабинет и отпирает сейф, — разумеется, он давно проник в секрет отодвигающейся секции книжного стеллажа!..
Выскочив из воды, Тилле стал надевать халат. В ванной стояла удушливая жара, а у него тело покрылось гусиной кожей. Как же он сразу не догадался, какие бумаги пытался передать радисту Конрад Дробиш!.. Все это было выкрадено из сейфа Вальдхофа или скопировано с хранящихся там документов!..
Новая мысль испугала еще больше. Верно ли, что Дробиш успел уничтожить бумаги, перед тем как был убит? Вдруг сообщение Крафта — дезинформация: Тилле успокоится, не предпримет контрмер, а тем временем следствие окончательно установит принадлежность изъятых у Дробиша документов… Не потому ли Гейдрих отложил беседу до утра?
Он схватил ключи, поспешил к себе в кабинет. Теперь он был почти убежден, что люди из особой службы СД уже побывали в Вальдхофе, шарили в сейфе.
В кабинете он тщательно осмотрел стеллаж. Не найдя ничего подозрительного, откатил в сторону секцию с книгами.
Сейф тоже выглядел как обычно. Дрожащей рукой он вставил ключ в замочную прорезь, потянул тяжелую дверь. В хранилище все лежало на своих местах.
Он медленно опустился в кресло, зажег сигарету. Долго сидел у раскрытого сейфа, восстанавливая силы. Придя в себя, тщательно перебрал содержимое сейфа, пересчитал деньги (здесь были и купюры, принадлежавшие Дробишу), все сложил в общую пачку, затем просмотрел чековую книжку, дарственные документы на замок и земли, ценности из золота и платины, хранившиеся в специальной коробке, наконец, дневник и письма Эрики Хоссбах. Все оказалось в полной сохранности.
Стало легче.
В самом деле, кто возьмется доказать, что в сейфе шарили посторонние? Это мог бы сделать только Дробиш, если ему действительно удалось проникнуть в хранилище. Но Дробиш мертв.
И еще один вопрос задал самому себе штандартенфюрер. Он уже давно напрашивался, этот вопрос, но Тилле все отодвигал его, загонял в глубь сознания, будто надеялся, что он затеряется там, исчезнет… Теперь уже нельзя было откладывать. Так вот, что могло бы интересовать Конрада Дробиша в сейфе владельца Вальдхофа? Ответ был один: дневник. Да, дневник видного работника СД и, возможно, его переписка.
А когда спохватился, было поздно.
Мужчина в сером берете и полотняном пыльнике профессионально оглядел старика, на щеках которого блестели слезы. Пошел следом, когда тот тронулся в обратный путь.
Вскоре агент полиции безопасности — зипо установил адрес и личность старика. Он плюнул с досады. Надо же: заподозрил «образцового рабочего», функционера НСДАП!.. Мало ли по какой причине у человека вдруг выступили слезы? Скажем, соринка попала под веко. Могло быть и так, что у бедняги вообще неладно с глазами. Ведь старик, а у таких всегда находятся болячки и хвори…
Но вот на очередном инструктаже в полиции офицер подошел к карте Берлина, очертил на ней большой круг.
Агент узнал: где-то в этом районе действует нелегальный передатчик.
И тогда он вспомнил о старике. Поспешно достал спою книжку, отыскал нужную запись. Да, ошибки не было: старик жил. в районе, откуда вела передачи неизвестная радиостанция.
Теперь с Эссена не спускали глаз. Нет, у полиции не прибавилось фактов против этого человека. Более того, на заводе и в районном управлении НСДАП старика характеризовали только положительно. Тем не менее наблюдение продолжалось.
В конце недели полицейский инспектор Крафт, под чьим руководством велась проверка Эссена, просмотрел письменные донесения агентов. В них не было ничего нового. «Объект», как теперь именовался старый рабочий, кроме дома бывал только на заводе да по пути заходил в булочную или молочную. Дома почти никого не принимал. Исключение составлял Конрад Дробиш, дважды за эту неделю навестивший старика. Это тоже не было криминалом — полиция быстро установила, что, как и Эссен, Дробиш — ветеран минувшей войны и потерял там ступню, что они с Эссеном знают друг друга не один десяток лет.
Поначалу не привлекла внимание инспектора и страсть старика к выращиванию цветов (агент в сером берете дважды упоминал в рапортах, что, вернувшись домой, Эссен первым делом брал лейку и поливал цветы на подоконнике). Крафт хорошо знал, что у пожилых одиноких людей нередко встречаются самые различные слабости. Вот и сам он в свободное от службы время разводил экзотических рыбок: целая комната его коттеджа была заставлена аквариумами.
Он снова прочитал донесения, но не нашел ничего интересного. Разве что даты встреч Эссена с Дробишем… Любопытно, что Эссен возился с цветочными горшками на подоконнике тоже в эти дни — возвращался с завода и тотчас принимался за полив милых его сердцу гвоздик. А вскоре появлялся его приятель…
Инспектору было под шестьдесят, из них сорок лет приходилось на службу в полиции. Он работал еще при Носке, имел возможность близко наблюдать Каппа, когда тот, готовил свой пресловутый путч. Словом, прошел хорошую школу сыска, считал себя педантом и бюрократом — без этого нет истинного криминалиста… Сейчас в его сейфе лежали папки с первоначальными разработками на дюжину подозрительных личностей — при определенных усилиях следователя все это могло перерасти в весьма интересные дела. А он никак не оторвется от донесении тех, кто наблюдает за старым рабочим. Будто прилип к проклятому старику!
Крафт вздохнул, вновь взялся за работу. И тут с удивлением увидел, что на листе бумаги его рукой выведены цифры: «26» и «30». В эти дни июня состоялись встречи Эссена с Дробишем. Видимо, написал это механически, когда был погружен в раздумья.
Он поморщился, провел ладонью по лбу. После некоторых колебаний снял трубку телефона, набрал номер.
— Нужна справка — сказал он, назвав себя. — Работала ли на этой неделе неизвестная рация?
— Да, — последовал ответ.
— Передача велась из того же района города?
— Все было как обычно — район, время передачи. Служба перехвата за неделю зафиксировала два сеанса радиообмена.
— Можете назвать дни?
— Конечно: двадцать шестое и тридцатое июня.
— Благодарю, — пробормотал Крафт.
Положив трубку, он удивленно присвистнул. Все еще не верилось, что вышла такая удача.
На следующее утро Крафту позвонил агент.
— Он на заводе, — сказал агент. — Будет здесь до пяти часов. Можете действовать спокойно.
Машина была наготове. Крафт вызвал помощника, и они отправились на квартиру Эссена.
Негласный обыск дал результат: под подоконником, на котором стояли цветы, был обнаружен тайник и в нем — радиостанция.
— Хватит, — распорядился инспектор Крафт. — Остальное будем искать, когда возьмем голубчика. Передатчик оставим на месте, но замкнем аккумулятор. Это на случай, если будет решено, чтобы предатель еще некоторое время погулял на свободе.
Вскоре Крафт уже находился в кабинете начальника.
Выслушав его доклад, шеф отделения полиции удовлетворенно кивнул.
— Думаю, стоит повременить с арестом, чтобы проследить связи Эссена, — сказал Крафт. — Мало ли что может выясниться.
— Вы смотрите за ним уже неделю, а установили только одного — Дробиша, — возразил начальник. — Да и тот может оказаться обычным посетителем. Нельзя медлить.
— Случайный посетитель?! — воскликнул инспектор. — Только что получен ответ на наш запрос. Десять лет назад Эссен и Дробиш были антифашистами, работали в одной организации. Оба почти одновременно порвали с коллегами и записались в НСДАП. Теперь они опять вместе. Считаете это простым совпадением?
— Все равно нет гарантии, что неделя промедления принесет новый успех. Мы будем ждать, а Эссен по крайней мере еще дважды выйдет в эфир. Сейчас, в разгар войны, этого нельзя допустить.
— Мы испортили аккумулятор.
— Он найдет новые батареи. Нет, арестовать Эссена сегодня же. Схватите предателя, вытрясите из него душу, он и заговорит. Ни единого часа промедления, Крафт… Погодите, вас что-то смущает?
— Тогда надо взять и другого?
— Разумеется.
— Но Конрад Дробиш служит у штандартенфюрера Тилле — видного сотрудника СД.
— Это не меняет дела.
— Может, стоило бы предупредить штандартенфюрера?
— Ни в коем случае. Вы не знаете, у кого работает этот тип, поняли? Для нас с вами это выяснится, когда Конрад Дробиш уже будет за решеткой.
В шесть часов вечера Эссен вернулся с завода. К этому времени дом был взят под наблюдение. Кроме полицейских, контролировавших выход из здания и прилегающие участки улицы, здесь же находились инспектор Крафт, его помощник и агент в сером берете. Все трое сидели за столиком кафе, откуда хорошо просматривались входная дверь в здание и окна нужной квартиры.
Они видели, как высокий прямой старик вошел в дом, скрылся на лестнице.
Помощник заерзал на стуле, переложил пистолет за пазуху.
— Чего мы ждем? — пробормотал он.
Крафт не ответил. Он уже различил силуэт старика за окном квартиры. Вот окно распахнулось. На минуту старик исчез. Когда он снова возник у окна, в руках у него была лейка.
Крафт и агент в берете переглянулись.
Полив цветы, Эссен отошел в глубину комнаты. Лейка осталась на подоконнике.
— Он и тогда не убирал лейку, — прошептал агент в берете. — Сдается мне, это неспроста.
Инспектор кивнул. Он уже все понял.
— Пошли! — скомандовал Крафт.
Когда полицейские бесшумно проникли в квартиру, гостиная была пуста. Из кухни доносился запах кофе, слышно было позвякивание посуды.
— Угостите и нас, — сказал Крафт, появляясь в дверях кухни.
Движением ствола пистолета он показал, чтобы Эссен поднял руки.
Двое полицейских прошли на кухню, ощупали карманы хозяина дома — проверили, нет ли оружия, — вытолкнули его в гостиную, тщательно обыскали, усадили на стул у стены. Крафт просмотрел то, что извлекли из карманов подпольщика — паспорт, заводской пропуск, пачку сигарет и зажигалку, большие серебряные часы-луковицу на цепочке.
— Ну что же, — сказал он, бросив их на стол. — Здесь все в порядке. Поищем в другом месте.
И он извлек из тайника радиостанцию.
Эссен сидел, сложив руки на коленях, и смотрел в пол. Пока полицейский доставал передатчик, он успел многое передумать. Судя по уверенным действиям чинов полиции, они хорошо информированы. Но что именно им известно? Знают ли о Дробише? Должны знать, если выслежен он, Эссен. Однако только два часа назад Дробиш позвонил на завод и дал понять, что зайдет в обычное время. Значит, располагает сведениями, которые необходимо передать в Центр. Вот-вот он должен появиться.
— Рацию вы нам вручили, — сказал Крафт. — Теперь не откажите в любезности показать, где хранятся шифровальные тетради, а заодно и копии шпионских донесений.
Эссен не ответил. В голове билась одна-единственная мысль: как предупредить Дробиша?
Невольно он посмотрел на подоконник, где стояла лейка.
Крафт перехватил его взгляд.
— Цветочками занимался? — насмешливо проговорил он. — Так вот, зря нервничаешь: лейка будет стоять на месте!
Эссен сглотнул ком. Кроме него самого только Дробиш знал о тайнике с радиостанцией — и вот ее так легко обнаружила полиция! После отъезда русского разведчика был изменен сигнал безопасности — лейка на подоконнике устанавливалась не справа от цветов, а слева — и только Дробиш знал об этом!..
Он тряхнул головой, отгоняя нелепую мысль, что Конрад — предатель.
— Что с тобой? — поинтересовался Крафт. — Беспокоишься? Потерпи, скоро все образуется.
Конечно, Эссен понимал, что судьба Дробиша решена. Но он должен быть предупрежден хоть за минуту до ареста, должен успеть уничтожить то, что несет сюда для передачи в Москву!
Как же предупредить Дробиша?
Эссен посмотрел на стол, где лежало то, что отобрали полицейские: документы, сигареты с зажигалкой, часы. Тяжелый старинный «мозер» принадлежал еще деду, потом перешел к отцу Эссена, а последние сорок лет был неразлучен со своим нынешним владельцем.
Он перевел взгляд на инспектора.
— Хочешь что-то сказать? — спросил тот.
— Я понимаю: игра проиграна. В подобных случаях побежденный старается облегчить свое положение, не так ли?
— Да ты на глазах умнеешь, приятель! Говори, где у тебя шифровальные блокноты и прочее?
— Они не здесь, не в этом доме. — Эссен молитвенно прижал руки к груди. — Клянусь, я покажу место… Сделаю все, что прикажете. Но мне… будет облегчено наказание?
— Смотря что ты выложишь.
— Хочу предупредить об опасности. Вам угрожает серьезная опасность!
— Что ты мелешь, старик?
Эссен привстал и вместе со стулом передвинулся к столу.
— Ведь вы ждете Дробиша? — быстро сказал он, предупреждая реплику Крафта, который уже открыл рот, чтобы прикрикнуть на арестованного. — Да, он должен прийти. Позвонил мне на завод, сказал, чтобы я ждал…
— Ты зачем все это говоришь? — Крафт положил руку на пистолет. — А ну, сиди ровно, не шевелись!
Эссен покорно принял нужную позу.
— Понимаете, — вяло проговорил он, — я подумал, что мог бы кое-что посоветовать вам. Впрочем, вижу, мне лучше молчать…
— Можешь говорить, если у тебя действительно есть что сказать. Но не вздумай темнить. Мы быстро во всем разберемся. — Полицейский проследил взгляд Эссена, брошенный на стол. — Чего тебе там надо?
— Сигарету, — Эссен еще чуточку пододвинулся к столу.
— Сиди!
Крафт вытряхнул сигареты из пачки, тщательно осмотрел их. Не обнаружив ничего подозрительного, все же отодвинул сигареты в сторону.
— Эй, — крикнул он агенту в берете, — дай-ка ему сигарету из твоей пачки!
Эссен с благодарностью принял сигарету, закурил, мельком оглядел окна гостиной — то, где стояли цветы и лейка, и другое, закрытое.
— Ну? — сказал инспектор, не сводя с него глаз. — Выкладывай, что у тебя есть.
— Первый совет: обязательно возьмите Дробиша живым. Я радист, простой исполнитель. А у него все нити…
— Главарь группы?
Эссен кивнул и сделал несколько быстрых затяжек, подчеркивая, что волнуется, нервничает. Он и впрямь был на пределе, едва сдерживал дрожь в пальцах.
— Что скажешь еще?
— Второй совет: будьте настороже. Дробиш — очень сильный человек: гнет в руках толстые железные прутья, ломает подковы. Однажды на спор поднял лошадь… Понимаете, что он может натворить при аресте?
Крафт откинулся на спинку стула. В его глазах были удивление, тревога. Что-то замышляет сидящий перед, ним человек? Или в самом деле скис, пытается спасти шкуру? Вроде не врет — то, что он сказал о Дробише, согласуется с данными, которыми располагает полиция.
— Зачем ты разболтался? — медленно проговорил он. — Ведь знаешь, что тебя ждет. Жить хочется?.. Выходит, ты не только предатель, но и жалкий трус. Вон уж сколько лет портишь воздух на земле, а все тебе мало!
Агент в берете, слышавший этот разговор, приблизился к раскрытому окну, стал у стены и попытался заглянуть на улицу.
— Назад! — крикнул Крафт. — В это окно он будет смотреть, как только появится, заметит тебя. Стань у другого, загородись портьерой. Дашь мне знать, когда наколешь красавчика!
Эссен глубоко вздохнул, опустил голову на грудь, прикрыл глаза.
Теперь он должен был ждать.
Он слышал, как инспектор скомандовал помощникам пройти в переднюю, освободить запоры на входной двери и при первом же звонке распахнуть ее, ринуться на подпольщика.
Медленно тянулось время. Эссен и Крафт неподвижно сидели на стульях. Агент в берете застыл на своем посту возле окна. В комнате стояла такая тишина, что слышно было, как на улице стучат каблуки редких прохожих.
Наконец часы пробили половину седьмого. Время прихода Дробиша.
Инспектор сидел и смотрел на арестованного. У Эссена голова свешивалась на грудь, руки были безвольно опущены к полу.
— Ну-ка подними голову и взгляни на меня! — распорядился Крафт. И так как старик не пошевелился, прикрикнул: — Не разыгрывай комедию, будто тебе плохо!
Эссен продолжал сидеть в той же позе. Полицейский выругался и злобно пнул его ногой в колено.
Агент, стоявший за портьерой, напрягся, вытянул шею, всматриваясь за окно.
— Шеф, — негромко сказал он. — Вот он идет, шеф!
Эссен вскочил со стула.
Крафт рванулся к нему. Но старик успел схватить со стола свои тяжелые часы-луковицу и швырнуть их в закрытое окно.
Будто выстрел раздался — большое стекло лопнуло, осколки со звоном посыпались на тротуар.
Агент в берете и его коллеги кинулись на улицу. А она уже была полна шумов — слышались возбужденные голоса, кто-то кричал, один за другим раздались несколько пистолетных выстрелов.
Эссен не слышал этого. Первым же ударом Крафт свалил его на пол и продолжал избивать, даже когда старик потерял сознание.
ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ ГЛАВА
1
К 1 июля 1941 года в войну против СССР на стороне Германии вступили Италия, Финляндия, Венгрия, Румыния.За первые две недели сражений советским войскам пришлось отступить и отдать врагу значительную территорию, хотя все еще не сдавалась противнику героическая Брестская крепость, мужественно держала трудную оборону военно-морская база на полуострове Ханко… Но уже были оставлены Львов, Рига, некоторые другие города, танковые дивизии вермахта приближались к Ленинграду, торопились к Москве.
Начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Франц Гальдер записал в своем дневнике:
«З июля 1941 года, 12-й день войны.Эту запись генерал Гальдер сделал по возвращении с совещания у фюрера. Мнения участников совещания свелись к тому, что «война продолжается, но уже выиграна». В заключение выступил Гитлер, сказав, что не видит ничего неожиданного в столь быстром развале военной мощи России. В свое время он предсказал это, сравнив главного противника Германии с колоссом на глиняных ногах. Да, война близка к завершению. После того как будут захвачены и сровнены с землей Москва и Ленинград, предстоит овладеть всей северной Россией, Московским промышленным районом, Донбассом. Цель — отнять у противника индустриальный и военный арсенал и, таким образом, лишить его возможности создать новые вооруженные силы. Что касается Урала, то заводы этого района будут парализованы бомбардировками с воздуха, как только Урал окажется в зоне досягаемости германской авиации.
…Отход противника перед фронтом группы армий «Юг» происходит наверняка не по инициативе русского командования, а в результате того, что в ходе продолжительных упорных боев силы противника оказались перемолотыми и большая часть его соединений разбита… Поэтому не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение 14 дней. Конечно, она еще не закончена. Огромная протяженность территории и упорное сопротивление противника, использующего все средства, будут сковывать наши силы еще в течение многих недель».
Сделав паузу, чтобы смочить горло глотком воды, Гитлер продолжал. Пришло время заглянуть вперед. Речь идет об открывающейся перспективе завладеть Донбассом и кавказским нефтяным районом. Для операции на Кавказе потребуются крупные силы, она растянется по времени. Но за нефть стоит заплатить любую цену. Тем более что захват Кавказа позволит оккупировать Иран, оседлать перевалы на ирано-иракской границе для дальнейшего продвижения на Багдад… Генеральному штабу следует, не откладывая, приступить к разработке плана такой операции [52].
Рейнгард Гейдрих тоже присутствовал на этом совещании. Он вернулся в свою резиденцию в самом хорошем настроении, наскоро просмотрел вечернюю почту — время близилось к одиннадцати ночи, он порядком устал и торопился домой.
Телефонный звонок нарушил эти планы. Начальник гестапо (IV управление РСХА) Генрих Мюллер просил разрешения явиться для важного сообщения.
Гейдрих мельком взглянул на часы.
— Что у вас стряслось? — недовольно сказал он.
— Полагаю, дело не терпит отлагательства.
Мюллер явился спустя десять минут. Он рассказал, как был выслежен и арестован Эссен, сообщил о найденной у него на квартире радиостанции и о том, как радист изловчился и предупредил второго подпольщика о засаде. Этот человек успел заскочить в кафе, находящееся близ дома Эссена, и забаррикадироваться на кухне. Отстреливаясь, сжег на газовой плите какие-то бумаги, которые, очевидно, хотел передать своему коллеге. В конце концов он был убит в перестрелке.
— Что обнаружено кроме передатчика?
— Пока ничего, — сказал Мюллер.
— Захвачен передатчик, регулярно выходивший в эфир с шифрованными сообщениями, и не найдены средства для шифрования?
— Я подумал: быть может, шифровальные блокноты хранились у второго преступника и он всякий раз приносил их с собой?
— Не верю. Средства связи и средства шифрования, как правило, хранятся у одного лица. Нет, он нес материал для передачи в эфир. Очень плохо, группенфюрер! Ваши люди действовали как глупцы. Что мешало им арестовать второго преступника у него на дому? В этом случае полиция была бы хозяином положения.
— Действовала полиция безопасности. Об операции мы узнали пост фактум…
Снова зазвонил телефон. Гейдрих снял трубку и узнал голос Теодора Тилле. Тот тоже просил о немедленном свидании с главой РСХА.
— Утром, — твердо сказал Гейдрих. — Я как раз хотел видеть вас, штандартенфюрер Тилле. Но сейчас занят, не могу оторваться. И вообще поздно. Жду в десять утра.
— Вот какое совпадение, — сказал Мюллер, когда Гейдрих положил трубку. — Имя второго подпольщика — Конрад Дробиш. Он управлял поместьем штандартенфюрера Тилле.
— Тилле знает об этом?
Мюллер пожал плечами.
— Знает, — сказал Гейдрих, покосившись на телефон. — Поэтому и звонил.
— Шеф, — негромко проговорил Мюллер, — какими материалами, годными для передачи врагам рейха, мог располагать домашний служащий видного офицера СД?
— Я и сам думаю об этом.
— Что если служба у Теодора Тилле была для Дробиша не только прикрытием…
— У вас имеются материалы против Тилле?
— Пока нет…
— Ну вот что, расследование по делу подпольщиков я поручаю вашей службе. Квартиру Эссена обыскать снова со всей тщательностью. Я буду присутствовать на первом допросе арестованного преступника. Далее, сомневаюсь хоть в какой-нибудь причастности Теодора Тилле ко всей этой истории. Завтра утром, как вы слышали, он будет у меня. Разговор с ним запишут, вы получите ролик. А потом он разрешит вашим людям осмотреть замок. Пусть там хорошенько поищут.
— Я как раз хотел просить об этом.
— Не медлите, предпримите все, что требуется. Дело достаточно серьезное. — Гейдрих встал, взял шляпу. — Хорошо, что вы настояли на своем и пришли сегодня.
2
После короткого разговора с Гейдрихом по телефону штандартенфюрер Тилле вызвал машину и поехал домой. Он был мрачен. Уже несколько дней чувствовал недомогание, глотал по ночам аспирин, парил ноги в ванне, чтобы выгнать простуду. А теперь еще и это известие о Дробише… Те, кто готовил и проводил операцию, держали все в строгом секрете. Но он быстро узнал о случившемся, был информирован даже о том, что Дробиш успел уничтожить какие-то бумаги… Сведения поступили от инспектора зипо Крафта, который, конечно, надеялся снискать этим расположение видного функционера СД и затем сделать карьеру в его ведомстве.Постепенно Тилле стал успокаиваться. Быть может, это и к лучшему, что беседа с Гейдрихом отложена до утра. За ночь он соберется с мыслями, тщательно выверит все то, что должен будет сказать шефу.
Как же подвел его Конрад Дробиш! А прикидывался тихоней, этаким преданным псом, который глядит в лицо хозяину, ловя каждое его слово…
Тилле вздохнул, завозился на кожаном диване автомобиля.
— Ну-ка, езжайте потише, — раздраженно приказал он шоферу.
Машина, мчавшаяся по пустынным улицам ночного Берлина, резко сбавила скорость.
— А теперь плететесь, как беременная черепаха, — проворчал Тилле. — Держите шестьдесят километров, слышите вы меня?
— Так точно, штандартенфюрер! — откликнулся шофер. И прибавил: — У меня на спидометре ровно шестьдесят.
Тилле раскрыл было рот, чтобы отчитать водителя за лишние разговоры, но сдержался. Не следовало распускать нервы. Предстояла трудная ночь, а за ней не менее трудное утро. Надо было беречь силы.
Машина выехала за город. Скоро должен был показаться Вальдхоф. Но мысль о доме не принесла успокоения. Дома был Андреас, отношения с которым день ото дня становились все хуже. Сын подрос, стал своеволен, дерзок. Вдобавок обзавелся девицей — та прибрала его к рукам, тянет с парня что только можно. В начале года с помощью знакомых медиков удалось «обнаружить» у Андреаса некую хворь, которая дала право на освобождение от военной службы. Поначалу юноша все принял за чистую монету, угомонился. Но вскоре дела пошли по-старому. Что ни день — пьянки, игра в железку и бридж. Уже дважды приходилось оплачивать его долги. А он и в ус не дует, продолжает требовать денег…
…Машина въехала на территорию поместья, притормозила у дома. До последнего дня хозяина всегда встречал здесь Дробиш. Теперь же двери распахнула горничная. Тилле со злостью швырнул ей шляпу и плащ, поднялся к себе. Быстро раздевшись, он влез в ванну.
Вот и сейчас он вспомнил Дробиша. Управитель сам провожал хозяина в ванную комнату, уносил его одежду, согревал на батареях халат…
Тилле будто почувствовал толчок. Сильно заколотилось сердце. Он вдруг представил Дробиша выходящим из ванной комнаты с костюмом владельца Вальдхофа: из кармана хозяйского пиджака шпион достает связку ключей, спешит в его кабинет и отпирает сейф, — разумеется, он давно проник в секрет отодвигающейся секции книжного стеллажа!..
Выскочив из воды, Тилле стал надевать халат. В ванной стояла удушливая жара, а у него тело покрылось гусиной кожей. Как же он сразу не догадался, какие бумаги пытался передать радисту Конрад Дробиш!.. Все это было выкрадено из сейфа Вальдхофа или скопировано с хранящихся там документов!..
Новая мысль испугала еще больше. Верно ли, что Дробиш успел уничтожить бумаги, перед тем как был убит? Вдруг сообщение Крафта — дезинформация: Тилле успокоится, не предпримет контрмер, а тем временем следствие окончательно установит принадлежность изъятых у Дробиша документов… Не потому ли Гейдрих отложил беседу до утра?
Он схватил ключи, поспешил к себе в кабинет. Теперь он был почти убежден, что люди из особой службы СД уже побывали в Вальдхофе, шарили в сейфе.
В кабинете он тщательно осмотрел стеллаж. Не найдя ничего подозрительного, откатил в сторону секцию с книгами.
Сейф тоже выглядел как обычно. Дрожащей рукой он вставил ключ в замочную прорезь, потянул тяжелую дверь. В хранилище все лежало на своих местах.
Он медленно опустился в кресло, зажег сигарету. Долго сидел у раскрытого сейфа, восстанавливая силы. Придя в себя, тщательно перебрал содержимое сейфа, пересчитал деньги (здесь были и купюры, принадлежавшие Дробишу), все сложил в общую пачку, затем просмотрел чековую книжку, дарственные документы на замок и земли, ценности из золота и платины, хранившиеся в специальной коробке, наконец, дневник и письма Эрики Хоссбах. Все оказалось в полной сохранности.
Стало легче.
В самом деле, кто возьмется доказать, что в сейфе шарили посторонние? Это мог бы сделать только Дробиш, если ему действительно удалось проникнуть в хранилище. Но Дробиш мертв.
И еще один вопрос задал самому себе штандартенфюрер. Он уже давно напрашивался, этот вопрос, но Тилле все отодвигал его, загонял в глубь сознания, будто надеялся, что он затеряется там, исчезнет… Теперь уже нельзя было откладывать. Так вот, что могло бы интересовать Конрада Дробиша в сейфе владельца Вальдхофа? Ответ был один: дневник. Да, дневник видного работника СД и, возможно, его переписка.