Фридрих Евсеевич Незнанский
Кто будет президентом, или Достойный преемник

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПОРАЗИТЬ НАСМЕРТЬ

1
   Хозяин шел по коридору офиса. Походка его была неторопливой, но твердой, как у капитана дальнего плавания, сошедшего на берег в давным-давно знакомом порту и не ожидающего от местности никаких сюрпризов.
   Глаза Хозяина глядели слегка исподлобья, однако он не забывал едва заметно кивать на каждое приветствие и жать изредка протягиваемые ему влажные от волнения руки.
   — Добрый день, Виктор Олегович!
   — Как съездили, Виктор Олегович?
   — Как Москва?
   — Нашли поддержку?
   На все вопросы он отвечал короткими дежурными фразами — «да», «нет», «нормально», да иных от него и не ждали. Он шел по коридору, а офисные работники на мгновение задерживались у своих дверей, чтобы взглянуть ему вслед — на его широкую спину, обтянутую темно-серой шерстяной тканью костюма, на спину, широта и основательность которой говорила о том, что Хозяин крепко стоит на ногах и не собирается сдаваться, даже если против него ополчится весь мир.
   Он подошел к приемной и широким жестом распахнул дверь.
   Секретарша Татьяна, сидевшая за широким столом, уставленным оргтехникой, повернула голову и приветливо улыбнулась.
   — Здравствуйте, Виктор Олегович!
   — Привет, Танюша, — доброжелательно ответил он.
   Некоторые его знакомые — такие же кабинетные начальники, как он, — приходили в ярость, если секретарши при их появлении не вскакивали с места и не бежали им навстречу с предупредительной улыбкой, готовые угодить в чем угодно — в любой мелочи, если на то будет желание босса.
   Виктор Олегович Мохов был не такой. Виктор Олегович считал себя демократом и давным-давно убедил себя в том, что ему неприятны любые лизоблюдские поползновения подчиненных. Так ли это было на самом деле? Кто знает.
   Мохов плотно прикрыл за собой дверь, подошел к секретарше и наклонился, растягивая большие, твердо очерченные губы в улыбку.
   Густые, вьющиеся каштановые волосы женщины были зачесаны назад. На аккуратненьком носике поблескивали очки в тонкой золотой оправе.
   — Знаешь, лапа… — начал было Мохов, но тут в дверь приемной стукнули.
   — Можно? — раздался вслед за тем глуховатый и негромкий голос.
   Виктор Олегович резко выпрямился и оглянулся на дверь. Там стоял высокий, моложавый мужчина лет тридцати пяти с желтым восточным лицом и слегка раскосыми, как у татарина, глазами.
   — А, явился не запылился, — беззлобно и даже добродушно отреагировал на его появление Мохов. — Входи, раз пришел, не торчи в дверях.
   Молодой человек вошел в приемную, улыбнулся и мимолетно подмигнул Татьяне. Ответной улыбки с ее стороны не последовало, и вошедший вновь напустил на себя деловито-серьезный вид.
   — Топай в кабинет, — приказал ему Хозяин, — а я за тобой.
   Молодой человек, ни слова не говоря, прошествовал к кабинету.
   — И дверь за собой прикрой! — крикнул ему вслед Мохов.
   Молодой человек выполнил распоряжение Хозяина, и Мохов с Татьяной снова остались одни. Виктор Олегович снова нагнулся к секретарше и попытался поцеловать ее в губы, но она игриво уклонилась.
   — Дверь открыта, — со смехом сказала Татьяна. — Нас могут увидеть.
   — Плевать, — ответил Мохов. — Это мой кабинет, и я здесь хозяин.
   — Ошибаетесь, Виктор Олегович, — таким же игривым тоном, как и прежде, сказала Татьяна. — Это моя приемная, и я здесь хозяйка.
   — Пусть так, — согласился Мохов. — Один поцелуй, и я покину твою территорию, покорный, как комнатный щенок.
   — Ну, хорошо. Только один.
   Виктор Олегович протянул губы и на этот раз не получил отпора.
   — Ты моя радость, — прошептал он, ласково глядя на секретаршу. — Я соскучился.
   — Я тоже, — ответила она, останавливая его легким жестом и взглядом. — Кстати, если вы забыли, вас дожидается Долгов в кабинете. Может, побеседуете с ним? Он сегодня уже пять раз заходил — все вас ожидал увидеть. Вы что, запретили ему вам звонить?
   — Вовсе нет. Он сам не любит меня тревожить попусту.
   — Ценный кадр, — усмехнулась Татьяна.
   — Не то слово.
   Мохов выпрямился, слегка поморщившись от хрустнувшего в спине позвонка, подмигнул Татьяне (почти с тем же выражением, что и давеча желтолицый помощник Долгов) и зашагал к кабинету. На ходу лицо его стало изменяться, словно его обрабатывали в «Фотошопе»: под глазами Хозяина снова появились мешки, щеки слегка обвисли, взгляд стал усталым — пока Хозяин дошел до кабинета, он постарел лет на пять.
* * *
   Стоило Мохову войти в кабинет, как Долгов тут же вскочил с кресла. Виктор Олегович сделал небрежный жест рукой:
   — Садись, садись. Чего скачешь, как макака.
   Долгов вернулся в кресло, но сидел на нем теперь так, словно готов был в любой момент вскочить и броситься выполнять указание Хозяина.
   Мохов неторопливо подошел к столу. Прежде чем сесть, он постоял немного у окна, глядя на зеленые кроны деревьев сквера, важно покачивающиеся на ветру. Все это время Долгов сидел в выжидательной позе и не сводил глаза с массивного затылка Хозяина. Наконец Мохов отвернулся от окна и, скрипнув кожаной обивкой, втиснул крепкий, широкий зад в кресло у стола.
   — Ну, как? — заговорил Долгов, пожирая Хозяина черными, алчными глазами. — Поездка удалась?
   — Можно сказать, что да, — задумчиво ответил Мохов. Одна его рука лежала на подлокотнике кресла, другая — на столе. Толстые пальцы небрежно постукивали по полированной столешнице из красного дерева. — Хотя… сам знаешь, Андрей, тут ничего нельзя сказать наверняка, — добавил Мохов, с едва заметной усмешкой глядя на помощника.
   «Из кожи вон вылезет, чтобы доказать мне свою преданность, — не без удовольствия подумал он. — Ушлый парень. Люблю таких».
   Андрей Долгов растянул тонкие губы в улыбку, парадоксальным образом совместив в этой гримасе вежливость, чувство собственного достоинства и подобострастное внимание.
   — Я видел вас по телевизору, — негромко сказал он. — Держались вы молодцом.
   — Ну, — улыбнулся Мохов, — что-что, а хорошо держаться я умею. Хорошая мина при плохой игре — это про меня. Хотя, должен признать, тут игра была довольно успешной. — Мохов сдвинул густые брови. — Схватка предстоит жестокая, Андрей, — серьезно сказал он. — Мы не должны думать, что победа у нас в кармане. Нельзя расслабляться.
   — Да, да, Виктор Олегович, вы правы. — Андрей почесал ногтем большого пальца кончик носа, прикрывая мелькнувшую на губах лукавую усмешку. — Но, полагаю, теперь-то мы можем пустит плакат в тираж?
   — Плакат? Какой плакат? — спросил Мохов, хотя прекрасно понимал, о каком плакате идет речь.
   «И отчего это все политики так любят пококетничать?» — пронеслось в голове у Долгова. Впрочем, он относился к слабостям Хозяина вполне лояльно. В некотором смысле они его даже умиляли.
   Речь шла о плакате, на котором Виктор Олегович был изображен рядом с Президентом России. Президент смотрел Мохову в глаза и крепко пожимал ему руку.
   «Я на тебя надеюсь», — гласила подпись внизу.
   — Я говорю про имиджевый плакат, — напомнил Андрей.
   Мохов вскинул брови:
   — Имиджевый?
   «Ну, это уже слишком», — подумал Андрей.
   — А-а-а, — наконец-то «созрел» Мохов. — Ты о том плакате, на котором я с Президентом?
   — О нем-с, — шутливо кивнул Долгов (в общении с боссом он любил изредка привешивать к словам это иронично-архаичное «с»). — Мы можем отдавать его в тираж?
   — Гм… — Мохов задумчиво почесал пальцем подбородок. — Даже не знаю… Не рано ли?
   — Самое время, — сказал Андрей.
   — Что ж… — Мохов еще немного поломался и наконец кивнул: — Распорядись, пожалуй.
   Долгов тут же подскочил с кресла.
   — Постой, — остановил его Виктор Олегович, задумчиво шевеля бровями.
   Долгов замер с папкой под мышкой, всей своей сухопарой, но жилистой фигурой изображая готовность.
   — Я, брат, тут подумал… помнишь, ты мне говорил про «черные» листовки?
   — Как не помнить, — с благодушной улыбкой отреагировал Долгов.
   — Так вот, нам бы этого не надо… Вокруг и так полно грязи. — Мохов сверлил помощника глазами. — Как считаешь, я прав?
   — Конечно, правы, Виктор Олегович. На данном этапе не стоит прибегать к «запрещенным приемам». Но можно оставить их на потом… так сказать, в качестве резерва.
   — Что значит «оставить»? — сдвинул брови и подбавил холодка в голос Мохов.
   — Ну, не уничтожать дизайнерские наработки, — объяснил Долгов. — Все-таки люди старались — придумывали, писали, рисовали, нанимали людей… За этим стоит труд целого коллектива.
   — Коллектив получает за это большие деньги, — отрезал Виктор Олегович.
   — Вы правы, — мгновенно согласился Долгов. — Мы просто отложим все эти наработки… Э-э-э… Так сказать, сдадим их в архив.
   Мохов посмотрел на помощника и брезгливо поморщился. Отчего-то в эту минуту внешность Долгова показалась ему особенно нерусской и неприятной.
   — Никаких архивов, — сердито сказал он. — Мы ведем честную борьбу. И мы победим. Потому что на нашей стороне — правда. Все понял?
   — Так точно-с, — старомодно шаркнул ножкой Долгов. — Признаться, мне и самому не по душе вся эта грязь. Такой человек, как вы, должен воевать с открытым забралом.
   Слова про «открытое забрало» явно пришлись Хозяину по душе. Он снисходительно усмехнулся:
   — Молодец, понял. Я всегда знал, что ты смышленый малый, Андрюша.
   — Под вашим чутким руководством и набитый дурак станет смышленым малым, — шутливо польстил Хозяину Долгов. — Я могу идти?
   — Ступай, — кивнул Виктор Олегович.
   Долгов сжал папку под мышкой, кивнул и вышел из кабинета своей резвой, слегка подпрыгивающей походкой.
   В приемной он остановился у стола, за которым сидела секретарша, криво усмехнулся, отчего в его желтом лице появилось что-то хитро-звериное, и тихо сказал, вперив в лицо девушки небольшие черные глаза:
   — Ты не передумала?
   — Нет, — ответила Татьяна холодно, но так же негромко, как и он. — И не передумаю.
   — Может, да, а может, нет, — заметил на это Долгов, щуря блестящие глаза. — Может, встретимся сегодня после работы в баре и поговорим об этом?
   — Не думаю, что это хорошая идея, — сказала Татьяна.
   — А мне она кажется вовсе даже неплохой, — весело возразил Долгов.
   Девушка на это никак не отреагировала.
   — Мне всегда нравилась твоя твердость, — заявил вдруг Долгов. — Именно поэтому я выбрал тебя. Беспринципных сучек вокруг много, а настоящих женщин… — Он слегка прищурил глаза и удрученно покачал головой, давая понять, что относит Татьяну к особому роду женщин, которых он, несмотря на весь свой западный цинизм и всю свою восточную презрительность к слабому полу, готов уважать.
   — Я это ценю, — слегка насмешливо сказала Татьяна.
   — Значит, сегодня в баре, в семь часов вечера, — твердо, но мягко сказал Долгов. — Буду тебя ждать и не уйду, пока ты не придешь.
   Татьяна окинула его насмешливым взглядом:
   — Ты так уверен, что я приду?
   — А как же? — улыбнулся Долгов.
   Во взгляде девушки появилась неуверенность.
   — Но семь часов — это слишком рано, — сказала она, покусывая нижнюю губу. — Хозяин…
   — Сегодня он поедет домой раньше обычного, — не дал ей договорить Долгов. — Он очень устал. Поездки в Москву сильно его выматывают.
   — Но ведь эта поездка оправдала все его надежды, — с легким недоумением возразила Татьяна.
   Долгов пожал острыми плечами:
   — Все равно. Он смертельно устал, хоть и скрывает это. Тем более в верхнем ящике его стола лежит новая бутылка «бифитера». — Долгов дернул губой. — А ты лучше меня знаешь, что, пропустив под вечер стаканчик джина, он, как верная собака, приползает домой.
   Зрачки девушки сузились.
   — Что-то ты сегодня разговорчив. Что, если он тебя услышит?
   — И что с того? Я его самый верный человек. Единственный, на кого он может положиться, как на самого себя.
   — Похоже, ты гордишься этим, Долгов? — с насмешливым вызовом произнесла Татьяна.
   Он небрежно дернул плечом:
   — Приятно знать, что для кого-то ты незаменим. — Долгов глянул на часы. — Ладно, мне нужно бежать. Не забудь: в баре, в семь часов вечера. Опоздаешь больше чем на двадцать минут, я буду сильно недоволен. Адьес!
   Долгов помахал рукой на итальянский манер, так, словно в ней была шляпа, и вышел из приемной.
   После его ухода Татьяна с минуту сидела в глубокой задумчивости. На ее тонком лице отразилась сложная гамма чувств — от печали до скрытого испуга. Потом тряхнула волосами, словно приходя в себя, и протянула руку к телефону.
2
   Хозяин снял пиджак и бросил его на спинку стула. Затем сел в кресло, сбросил туфли и блаженно откинулся на спинку кресла, вытянув гудящие ноги. Протянув руку, он достал из деревянного хьюмидора толстую сигару, откусил кончик, швырнул его в пепельницу, затем сунул сигару в рот и раскурил ее от длинной спички.
   Кабинет наполнился едким запахом сигарного дыма.
   Виктор Олегович немного покурил, щуря глаза и разглядывая замысловатые клубы сизого дыма, затем, словно вспомнив о чем-то, нажал на кнопку коммутатора.
   — Таня?
   — Да, Виктор Олегович, — раздался из динамика звонкий голос секретарши.
   Мохов представил себе рот девушки, ее полные губы, ямочку над верхней губой и улыбнулся:
   — Зайди ко мне, пожалуйста.
   — Хорошо, Виктор Олегович. Кофе занести?
   — Кофе? — Мохов на секунду задумался, затем качнул головой: — Нет, не надо. Свеженькой минералки бы.
   — Хорошо, Виктор Олегович, я принесу.
   «Единственная девушка в моей жизни, которая всегда говорит „да“, — подумал Мохов и улыбнулся в предвкушении приятного отдыха.
   Когда через минуту Татьяна вошла в кабинет, Хозяин был уже обут. В его толстых пальцах по-прежнему дымилась сигара.
   — Опять вы курите, — с упреком сказала девушка, поставив на стол хрустальный графин с холодной минеральной водой.
   — Сигары не приносят вреда, — сказал Мохов, разглядывая крепкое бедро секретарши. — Не веришь — спроси у моего врача.
   — Ваш врач говорит вам только то, что вы хотите услышать.
   — И правильно делает. Иначе на кой черт он мне сдался, — пошутил Виктор Олегович. — Впрочем, мне приятно, что ты за меня волнуешься.
   Мохов протянул девушке руку, а другой похлопал себя по коленке. Татьяна проследила за его рукой и насмешливо приподняла тонкую бровь:
   — Вы уверены?
   — Еще как, — пробасил Мохов.
   — Что ж…
   Татьяна усмехнулась и села Хозяину на колени.
   — Лапа моя… — нежно проговорил он. — Всегда такая аппетитная…
   Он провел широкой ладонью по гладкому бедру девушки. Затем наклонился и поцеловал белую нежную коленку.
   — Самые красивые ноги на планете, — с нежностью в голосе проговорил Мохов.
   — Да ну?
   Татьяна обвила шею босса руками и потерлась нежной щечкой о плохо выбритую щеку Мохова.
   — Ох, Виктор Олегович, вы такой колючий.
   — Прости, золотце. Не успел побриться.
   Виктор Олегович попытался поймать губами ее губы, но Татьяна со смехом отстранилась. Она легонько стукнула босса пальцем по кончику носа и весело сказала:
   — Теперь я знаю, что вам подарить на день рождения.
   — Что?
   — Электробритву!
   Мохов поморщился:
   — Не люблю электробритв. Лучше устрой мне День Большой Любви.
   — Для этого не обязательно дожидаться дня рождения.
   — Да, ты права.
   Мохов оттянул пальцем край кофточки девушки и поцеловал ее в ключицу, затем запустил руку ей под юбку. Девушка вздрогнула и перехватила его запястье.
   — У вас совещание через десять минут.
   — За десять минут я успею тебя…
   На столе запиликал мобильный телефон.
   — Черт, — выругался Мохов. — Забыл отключить. Не обращай внимания.
   Но телефон продолжал пиликать.
   — А если что-то важное? — сказала Татьяна.
   — Плевать!
   Девушка вытянула шею и посмотрела, какой из трех мобильных телефонов, уложенных рядочком на столе, звонит.
   — Между прочим, красный, — сказала она. — Мне кажется, это ваша жена.
   — А, чтоб тебя… — Мохов поморщился. — Вечно она не вовремя. Будь добра, подай мне трубку.
   Татьяна наклонилась к столу, зависнув роскошной грудью над лицом Мохова. Он прорычал и шутливо ухватил ее зубами за кофточку. Девушка легонько шлепнула Хозяина ладошкой по темени и протянула ему телефон.
   — Как я и говорила — ваша жена.
   Виктор Олегович поморщился.
   — Алло?… — сказал он в трубку. — Да, милая… Да… Нет, ну что ты… Просто у меня сел аккумулятор… Хорошо, постараюсь…
   Мохов посмотрел на Татьяну и скорчил ей гримасу. Она усмехнулась в ответ.
   — Да… — продолжил говорить он в трубку. — Конечно, скучал. Как ты можешь сомневаться?
   Виктор Олегович запустил свободную руку секретарше под кофточку.
   — Конечно… Да… Золотце мое, ты мне снилась две ночи подряд… О, да!.. Обещаешь?
   Татьяна наклонилась к Мохову и, шаля, провела губами по мочке его уха. Виктор Олегович с наслаждением поежился.
   — Да, золотце, постараюсь прийти пораньше…
   Татьяна пощекотала волосатое ухо Хозяина кончиком языка.
   — О-о-о… — не выдержал Виктор Олегович. — Что?… Да нет, тебе послышалось… Да, золотце, до вечера. Целую!
   Мохов отключил связь и швырнул трубку на стол.
   — Ах ты, шалунья! — сипло и возбужденно проговорил он, стискивая секретаршу в объятиях. — Сейчас я тебя съем!
   Татьяна вновь уклонилась от его мокрых губ и засмеялась.
   — Не сейчас. Слишком мало времени. Лучше расскажите, как съездили?
   — Как съездил? Да как съездил… — Мохов пожал могучими плечами и самодовольно усмехнулся: — В целом неплохо. Думаю, высочайшая поддержка мне обеспечена.
   — Я же вам говорила — Президент вас поддержит. Особенно после последней акции. Не зря я вам подкинула эту идею.
   — Да, малышка. Я ценю то, что ты для меня сделала.
   В самом деле, несколько месяцев назад Татьяна… дело было в постели, после бурного секса — в такие моменты подобревший и размякший Мохов был… — так вот, пару месяцев назад Татьяна посоветовала боссу организовать молодежный фонд «Поколение-XXI». Мохову идея понравилась, и он сделал… вложив в это дело силы, душу и, что особенно важно, немалые финансовые средства. Вскоре фонд заработал на полную силу, организуя спортивные секции, кружки по интересам, компьютерные клубы, балетные школы, футбольные первенства, математические олимпиады и т. д. и т. п.
   Ход оказался очень удачным. До того удачным, что однажды Виктору Олеговичу позвонили из Кремля. О деталях того достопамятного разговора Мохов не распространялся, однако, судя по тому, каким приятственным блеском начинали светиться его глаза при упоминании о «том звонке», разговор был чрезвычайно приятный.
   Однако пришло время описать внешность Виктора Олеговича Мохова. Это был невысокий, широкоплечий мужчина сорока восьми лет, с открытым, широким лицом, крупным носом и небольшими серыми глазами, которым Виктор Олегович умел придавать любое выражение — от холодной мрачности до мягкого дружелюбия. Круглую голову Мохова украшали густые еще, коротко стриженные волосы красивого серебристого цвета. Рот у Виктора Олеговича был небольшим, но полногубым и чрезвычайно подвижным, что придавало его лицу выражение детской непосредственности, которое так нравилось женщинам.
   Когда-то Виктор Олегович серьезно занимался греко-римской борьбой и до сих пор, несмотря на (мягко говоря) не слишком праведный и спортивный образ жизни, обладал недюжинной физической силой, что и любил демонстрировать при каждом удобном случае.
* * *
   Андрей Долгов сидел за небольшим столиком у окна и пил пиво, держа высокий бокал в длинных и гибких, как у музыканта, пальцах. Отхлебывая пиво маленькими глотками, он поглядывал в окно.
   Долгов обожал смотреть на прохожих. Первый раз попав в Париж (было это лет этак пять назад), он сильно удивился манере французов использовать в качестве террас даже самые узкие тротуары. Выставят столы и стулья в рядок, усядутся на них с бокалом вина или «кир-рояля» в руке и глазеют на прохожих. Как в театре. Ну не дураки ли?
   Недоумению Долгова пришел конец, когда он сам попробовал почувствовать себя в роли зрителя. Сел за круглый столик возле Пале-Рояля, заказал бокал «кира», развалился на стуле и стал смотреть на спешащих мимо людей.
   Поначалу глазел исключительно на девушек, скептически оценивая их сексуальность (ставим плюс) или полное отсутствие оной (ставим жирный минус). Затем вдруг поймал себя на том, что таращится не только на голые щиколотки и туго обтянутые джинсами и юбками попки женщин, но и на вот этого старика с лукавой и гордой физиономией египетского фараона, и на того парня с прической «ирокез», и даже на (стыдно сказать) парочку толстых американок (тщетно пытаясь угадать: которая из них мать, а которая — дочь).
   Одним словом, он понял и оценил кайф бульварного «подглядывания» за прохожими. Смотреть на людей гораздо интереснее, чем смотреть на огонь или на льющуюся воду, решил Долгов.
   Вот и сейчас, сидя в одном из ресторанчиков Москвы, он занимался тем же, чем на террасе знаменитой «Ротонды», — глазел на прохожих и размышлял. А размышлял он вот о чем.
   «Что, если бы я выиграл в лотерею миллионов этак двести? На что бы я их потратил? Ну, скажем, в бизнес я бы вложил процентов шестьдесят от этой суммы. А на остальные… э, закутил бы так, чтобы земной шар дрогнул. Оттянулся бы по полной, а потом хоть в гроб. Гм… Но если так, тогда зачем мне вкладывать деньги в какой-то бизнес? Прокутить все двести миллионов! Так, чтобы в Африке отозвалось! Устроить самый большой сабантуй в истории человечества! Тогда человечество точно запомнит Андрюшу Долгова».
   Когда Долгов отдыхал, его мысли часто кружились вокруг подобных пустяков. Он был чрезвычайно тщеславен, но как-то так получалось в жизни, что судьба отказывала ему в шансе проявить себя. Лет восемь назад Долгов попробовал свои силы в бизнесе. Были кое-какие успехи, но вскоре Андрей понял: все, что ему светит, это стать одним из миллиона бизнесменов средней руки, которые гробят свою жизнь в бесконечных схватках с поставщиками, юристами и налоговой инспекцией.
   Завязав с бизнесом, Андрей решил попробовать себя на литературном поприще. Он, что называется «на одном запале», написал три детективных романа и развез их по издательствам.
   Ответов пришлось ждать целый месяц.
   «Возможно, мы опубликуем эти книги, если вы согласитесь кое-что в них исправить», — гласил один ответ.
   «Сюжет вял, герои не прописаны, мотивации не определены», — гласил второй вердикт.
   «Романы нам понравились, но опубликовать мы их не можем, так как соответствующие серии закрыты по причине неокупаемости проектов», — было написано в письме из третьего издательств.
   Так Долгов понял, что в нашей стране лавры Стивена Кинга, который стал состоятельным человеком, получив гонорар от первой же проданной книги, ему снискать не удастся. Стать знаменитым писателем в нашей стране — это целый процесс, кропотливый, трудоемкий, длительный и — увы — практически не берущий в расчет талант автора.
   Разочаровавшись в писательстве, Долгов решил стать политиком. Он перетряхнул свои старые знакомства и нашел человека, который помог ему устроиться помощником депутата. Вскоре выяснилось, что никакой политикой Долгову заниматься не нужно. А что нужно? Мотаться по городу с кипой бумаг, получать подзатыльники от недругов шефа, подыскивать шефу девочек на его вкус и подтирать за ним блевотину перед входной дверью, когда он возвращается домой после изматывающего отдыха в сауне.
   Итак, с карьерой политика также было покончено.
   Чем же еще заняться? В чем себя проявить? На государственной службе? Пятнадцать лет нудной работы в надежде на то, что тебя заметят и поставят на «важный» пост — каким-нибудь третьим заместителем второго помощника? Благодарю покорно, идиотов нет.
   Идти к вершине долгим путем Долгова не устраивало. Он верил в то, что есть какие-то другие пути к славе и почету — более короткие и, как следствие, более эффектные.
   Пять лет назад на пути Долгова встретился Виктор Олегович Мохов. Вернее — Андрюша Долгов встретился на пути Мохова.
   Хозяин (а про себя Долгов называл босса только так) произвел на бывшего помощника депутата сильное впечатление. «Вот человек, который сделал себя сам, — подумал тогда Долгов. — Он, как ледокол, прет вперед, не обращая внимания на льды и морозы. По пути к цели ломает грудью всё, что стоит у него на пути, перемалывает чужие жизни».
   В то время Хозяин еще не был Хозяином. Он был всего-навсего бизнесменом — владельцем двух гостиниц, нескольких авторемонтных мастерских да еще кой-какой мелочи.
   Познакомились они при весьма интересных обстоятельствах. Мохов, будучи сильно навеселе (ох, любил Хозяин это дело), выходил из ресторана. Выходил-то Виктор Олегович нормально (насколько вообще может быть нормальным человек, приговоривший литровый графин водки), но едва переступил порог ресторана, как в голове у него помутилось, а в глазах замелькало.
   «Развозит, — успел тогда сообразить Мохов. — Надо что-то предпри…»
   Однако предпринять он ничего не успел. Лишь увидел, как асфальт покачнулся и стал стремительно приближаться к лицу, пока не стукнул Мохова по лбу.
   «Развезло», — понял Виктор Олегович и, будучи по природе фаталистом, отдался во власть враждебных стихий, позволив этим стихиям делать с собой все, что им заблагорассудится. Сквозь вату в ушах он услышал чьи-то торопливые шаги, а потом почувствовал, как чьи-то ловкие пальцы шарят у него по карманам.