Процессия смотрелась внушительно. Впереди гордо вышагивал гость, сбоку провожатый, а в трех шагах позади – воины с чугунными лицами и копьями наперевес.
   Несмотря на поздний вечер, во многих местах видны были факелы, озарявшие куски стен и запахнутые пологи на дверях. Однако заметно было, что огонь факелов, колеблемый студеным ветром, уже угасает. Ни машин, ни фонарей, ни самой завалящей рекламы – ничего! И нигде за пределами города, насколько мог видеть Алекс, не было ни одного огонька, будто там простирались сплошные дикие утесы и луга. Зато звезды были видны очень отчетливо, причем одна из них, самая яркая, быстро двигалась. «Спутник! – догадался Алекс. – Уж его-то не спрячешь!»
   Откуда-то доносились блеяние скота и лай собак, женское пение под музыку расстроенной флейты. И никаких современных мотивов из китайских «мыльниц». Возле утеса журчала невидимая сейчас вода. «Искупаться бы», – подумал Алекс и вздрогнул, представив, как влезает нагишом в купальню, увиденную им из окна. Нет уж, лучше потом затребовать кувшин-другой с теплой водой и облиться ею во дворике, при свете Солнца. Он двинулся налево, в сторону большего количества огней – судя по всему, к центру города. Именно там находился дворец, освещенный лучше всего, сразу десятком факелов. Алекс предположил, что это мэрия, и прямо спросил об этом сопровождающего. Тот что-то ответил, как обычно не по-русски, и глянул на Алекса так мрачно, что тот удивился.
   – Эй, парень, ты на меня злишься? – спросил он. – Выдернули из теплой кровати с девчонкой? Или что там у вас, подстилка вместо дивана? Ну так я тебя не звал, старика своего ругай. Как хоть зовут-то тебя, брат?
   На внятный ответ он не надеялся, а потому и не стал слушать, что пробормотал юноша. Спустившись по нескольким коротким, но крутым лестницам, Алекс остановился возле высоких ворот во дворец. Прямо посреди них в свете факела сиял огромный золотой круг с выгравированной на нем кошачьей мордой. По обеим сторонам от ворот возвышались два могучих парня в полном вооружении – с булавами, копьями и даже «заряженными» пращами.
   – Ну и ну! – восхитился Алекс. – Не иначе тут мэр живет, или кто у вас за главного. Значит, мне сюда.
   Сумрачный парень потерял свой нейтральный вид и что-то горячо залопотал, загородив ход. Охрана осталась без движения, словно никакой угрозы Алекс не представлял, а вот собаки из-за ворот загавкали. Гид показывал на звездное небо и вообще взывал к разуму гостя как только мог.
   Алекс чертыхнулся и не стал ломиться к начальнику города – если все они так упирают на ночное время суток, значит, днем сюда всё-таки можно попасть. Вооруженные солдаты на страже, не горевшие гостеприимством, стали дополнительным поводом, чтобы перенести визит.
   Он решил продолжить прогулку по ночному Эльдорадо и отправился дальше, выбирая наиболее освещенные улочки.
   Архитектура города не отличалась особыми изысками: все дома были сложены из одинаковых кирпичей, раз в десять больших, чем нормальные, и с округлыми краями. Пригнаны, впрочем, друг к другу они были неплохо. Чем дальше от дворца, тем более скромными выглядели жилища, и через сотню-другую метров они превратились в небольшие одноэтажные кубы.
   Людей вообще видно не было, будто они уже спали или просто боялись показываться из своих мазанок.
   «Глухая деревня какая-то, – с досадой подумал Алекс. – Ни тебе бара, ни магазина, даже машин не видно».
   Кажется, эта ночная вылазка грозила окончиться провалом в смысле добывания информации. А дневная может привести к тому, что вокруг Алекса соберется несусветная толпа и не даст ему прохода – вон как глазели на его выступление из окна. Алекс представил, как вышагивает впереди огромной процессии, и фыркнул. Дикари, ей-богу! Нормальных людей не видели, что ли? Сами все краснокожие, низкорослые, коренастые, ни одного человека выше ста шестидесяти Алекс за два дня так и не встретил.
   Он обернулся к юноше и наткнулся на его горящий ненавистью взгляд. Но уже через мгновение парень глядел вполне обыкновенно, даже почтительно, и Алекс пожал плечами – показалось, что ли? Странный какой-то абориген. Все радуются и глядят в рот, ждут откровения, а этот волком смотрит, будто прирезать готов.
   – Ладно, двигаем обратно, – сказал он. – Веди, брат, а то я уже заблудился.
   Уже после такого беглого осмотра Эльдорадо Алексу стало очевидно, что выбраться отсюда без помощи властей вряд ли получится. Не хватало еще пробираться в одиночку по горам и долам, рискуя очутиться в полной глуши. А тут хотя бы кормят и развлекают. И вообще, здесь ему нравилось намного больше, чем в слякотной России...
   Вот только что подумают родители и Лелька? При мысли об оставленной за пределами подвала девушке Алексу стало стыдно и тревожно.
   Что же, черт возьми, с ним происходит?
 
   Кетук не чувствовал себя так худо даже во время последнего испытания, когда их, только что прошедших военную подготовку парней, заставили в полном обмундировании бегать по тренировочным лестницам и на ходу наносить удары копьем по каменным врагам. Неказистые фигуры «болванов» были сплошь выщерблены тысячами ударов.
   Опытные десятники, не раз принимавшие участие в сражениях с непокорными племенами, обучали своих воспитанников не только владению оружием, но и умению пересекать реки и другие препятствия, захватывать вражеские укрепления, подавать звуком и дымом сигналы товарищам и всему остальному, что полагается знать воину аймара.
   Армия только-только перевалила через самую высокую точку пути. Горная болезнь терзала всех поголовно, даже самых закаленных. Тучи разошлись еще утром, обнажив пронзительно синее небо. Солнце беспощадно обжигало открытые части тела, а пронизывающий ветер с ледника ничуть не остужал их. Ветер набрасывался на людей, словно демон, свирепо бил воинов и животных в бока, отчего легкие и широкие ламы скользили на льду и гальке.
   Изгибаясь змеей, узкая дорога бежала вниз. Она занимала твердую полоску между крутым склоном, под которым отвратительно серели промерзшие грязевые лужи, и неприступными скалами.
   – Сейчас еще ничего, – веско сказал пращник. – Вот если бы небо затянуло...
   Как назло, облака тут же надуло с запада – ледник враз потемнел, и вокруг бесконечной вереницы воинов сгустилась липкая мгла. За десять шагов стало ничего не видно.
   – Осторожно! – крикнул десятник из тумана. Он шагал впереди, скрытый от Кетука несколькими спинами с поклажей. – Глядеть под ноги! Кто свалится, того вытаскивать не будем.
   Кетук прижался к скале, отодвинувшись от края пропасти насколько возможно. Но тропа здесь была сплошь усеяна острыми обломками. Они тотчас стали впиваться в подошвы легких сандалий воина, и так уже порядком растрепавшихся. Поэтому Кетук вернулся обратно, на более гладкую середину дороги. Отчаянно ныло в животе – в нем висела тошнотворная тяжесть, словно юноша только что слопал на пару с соратником целую ламу. Кетук вздохнул и на ходу достал из котомки предпоследний листок коки, влажный и мятый.
   Внезапно туман стал рассеиваться, и далеко внизу проступили очертания ущелья и перекинутого через него веревочного моста.
   – Что это? – удивился Кетук и чуть не споткнулся,
   – Река, – ответил Синчи. – Тут живет штук пять семей, они и следят за мостом. Боишься?
   – Еще чего...
   Но глаза никак не могли оторваться от зрелища нескольких веревок, перекинутых через неведомой глубины провал. На дне его, как вскоре различил Кетук, шумела вода. Сам мост – сотня-другая узких деревянных плашек и еще один канат, чтобы держаться за него, – качался туда-сюда, когда первая десятка вступила на него. Роскошно одетые военачальники и жрецы сгрудились рядом с каменной башней, к которой крепился мост.
   – Проверяют, – кивнул на них пращник. – Если не порвется, тогда они пойдут.
   Колонна опять встала. Кетуку еще повезло, он оказался рядом с неплохим валуном, на который и уселся. Задница моментально замерзла, однако стоять на гудящих ногах страшно не хотелось. Остальные солдаты из его десятки тоже расселись прямо на тропе, благо начальство не возмущалось.
   Потекли вялые разговоры о грядущих лишениях, ужасах густого леса и злобе дикарей. Кетук поначалу слушал, а потом понял, что солдаты просто пересказывают друг другу небывальщину, и стал вспоминать Арику. И усталость будто растворилась, настолько глубоко Кетук погрузился в грезы. Он даже пропустил момент, когда десятник скомандовал подъем. Только толчок Синчи заставил молодого солдата вскочить и влиться в общее движение.
   – В лесу не спи на ходу, съедят, – добродушно посоветовал друг.
   Между голых скал стали попадаться пучки травы и густой клочковатый мох, потом появились кривые деревца. Кое-где, куда не дотянулись цепкие солдатские руки, стали видны кактусы. Они кривыми и толстыми, буро-зелеными или желтоватыми палками торчали из каждой приличной щели в камнях, напоминая огромных земляных червей.
   Моста, то и дело останавливаясь, достигли не скоро, через половину шестицы. Идти по нему оказалось не так страшно, как сначала казалось Кетуку. Он видел перед собой спины товарищей, держался за боковую веревку, а позади него двигалось еще несколько воинов – и оставалось только не приглядываться к блеску текучей воды в сотне локтей ниже. Ступить надо было аккуратно, как бы ощупью, чтобы ненароком не раскачать мост. Хорошо, что в их десятке не было вьючных лам, вот с ними-то парни наверняка намучились. Глаза им тряпкой завяжи, да ноги им переставляй, чтобы в щели между досками не угодили.
   Кетук и не заметил, как оказался на противоположной стороне ущелья, где ему вручили такую же тухлую чирке, как и в прошлый раз. Он даже не обиделся, ко всему был готов. Вместе с мясом досталась Кетуку и парочка сушенных на морозе картофелин, которые он бережно спрятал в карман.
   Дорога стала заметно шире, скалы отступили, и в промежутках между ними показалась настоящая, возделанная руками человека земля. Рядом с маленьким поселком из нескольких хижин местные жители соорудили узкие террасы, где под рядком капустных пальм зрел небогатый урожай киноа. Кукуруза здесь не выживала, слишком уж ночи холодные.
   Крестьяне даже провели от реки глиняный желоб, по которому с помощью рукоятки и вереницы кувшинов поднимали воду для полива и других нужд.
   – Привал! – объявил десятник, подчинившись команде старшего военачальника.
   Кетук где стоял, там и лег, даже не сняв со спины щит. Над ним закачался потревоженный стебель папоротника, а в ухо ткнулся мелкий голубой цветок. Кетуку повезло – десятник не стал трогать его, пожалел, поручив разведение огня и приготовление пищи троим более выносливым воинам. Чарке у него забрали, чтобы вновь сварить в общем котле. Вскоре над тропой потянулся едкий смрад от тухлого мяса.
   Кетук перевернулся на бок и стал наблюдать за деревней, приткнувшейся немного ниже, в распадке. Ее немногочисленные жители сейчас высыпали из домов и занимались тем, что соскабливали пот и грязь с «военных» лам. Кумари, старшие военачальники и жрецы удалились в дом старейшины, откуда зазвучала приглушенная расстоянием музыка флейты и барабана.
   – Эй, Кетук! – услышал он голос десятника. – Тебя что, отдельно приглашать надо?
   – Иду! – встрепенулся молодой воин.
   Он и не заметил, как варево было приготовлено. Умелые солдаты набросали в котел каких-то пахучих корешков, так что запаха почти не чувствовалось. Вкус-то, конечно, остался противным, но солдатам выбирать не приходится. Либо питайся вместе со всеми, либо свалишься на крутой тропе в пропасть...
   Выступили очень быстро, почти не отдохнув. Солнце скрылось за горами, и вся дорога теперь лежала в тени. Кетук опасался, что будет холодно, но этого не случилось – наоборот, в воздухе словно разлилось влажное тепло, как от растянутого над очагом мокрого плаща. Тропа стала настолько широкой, что по ней в ряд могли шагать по четыре-пять солдат.
   Отовсюду зазвучали хищные возгласы, колонна то и дело ненадолго замирала, будто натыкаясь на препятствие.
   – Что такое? – недоуменно спросил Кетук.
   – Еда, – рассмеялся Синчи.
   Кетук собирался спросить у кого-нибудь более сведущего, как вдруг их десятка встала по команде начальника – тот поднял руку и кивнул пращнику на что-то невидимое, в трех десятках шагов от тропы. Там как раз росли кусты, заняв трещину между скалами.
   Пращник мгновенно снарядил свое оружие, крутанул им и выпустил снаряд по зарослям, только листья вздрогнули.
   – Готов, – одобрительно сказал десятник. – Эй, соня, сбегай за мясом.
   Кетук не обратил внимания на обидный смех товарищей и бросился за добычей. Что он найдет в зарослях, ему было непонятно, но место попадания камня он заметил, а значит, что-то там всё равно отыщется. Только бы командир с пращником не ошиблись.
   Чуть не поскользнувшись на гладком камне, Кетук врезался в куст и раздвинул ветви руками. Между ними повис мертвый зверек с длинными ушами и хвостом, с прижатыми к брюху короткими лапками. Его глаза-бусинки были открыты, а морда разбита в кровь метким попаданием боевого камня.
   Кетук схватил добычу за хвост и помчался догонять своих, ведь они вовсе не собирались ждать его.
   – Ого, свежее мясо! – обрадовались воины других десяток. Они с хохотом принялись тянуть к тушке животного руки, чтобы завладеть ею, но гонец ловко уворачивался и вскоре догнал товарищей. Конечно, всерьез никто не пытался его задержать, но если бы добыча выпала или еще как-то оказалась в чужих руках, Кетуку бы ее не вернули.
   – Молодец, солдат, – похвалил его десятник. – Не зря у меня учился.
   И пращник одобрительно хлопнул его по плечу, так что Кетук чуть не скатился в расселину. После чего услышал имя меткого ветерана – его звали Унако – и представился сам.
   – Ну-ка, покажи.
   Пращник, не замедляя шага, коснулся пальцами амулета на груди Кетука.
   Тот снял с шеи грубую веревку из кукурузного волокна и выложил амулет на ладонь, не отпуская его. Это была фигурка орла, которую он вырезал из мягкого камня в десятилетнем возрасте – тогда настал срок прийти в мастерскую отца, чтобы помогать ему в работе и заодно осваивать ремесло резчика по камню. Отец отнес поделку Кетука знакомому жрецу, чтобы тот смочил ее кровью жертвенной ламы. С тех пор тонкий слой крови, конечно, давно осыпался, но это и не важно, ведь фигурка уже приобрела защитную силу.
   – Знатная штука, – похвалил Унако. – Клюв, правда, сточился. А у меня тайя, это змея такая. Самая свирепая в лесу, даже человека не боится, когда яйца отложит. Так и я – пока не обидишь, добрый. А ты, значит, духом паришь в облаках?
   – Кетук сам амулет вырезал, – сообщил Синчи. Пращник выслушал короткую историю Кетука и удивился, что тот решил бросить ремесло каменных дел мастера и податься в солдаты. Сам он был потомственным солдатом и с раннего детства учился воевать под присмотром отца, три года назад оставившего службу после серьезного ранения.
   Так, в разговорах, они постепенно выбирались из гор, и бесконечное лесное море становилось всё ближе и ближе. Через шестицу пути уже можно было различить отдельные деревья. Кетуку хотелось поскорее очутиться среди них и услышать наконец крики обезьян и птиц.
   Но военачальники распорядились иначе. На землю уже опускались сумерки, хотя привычного холода вместе с ними так и не пришло. Колонна остановилась в распадке между холмами, на обширном лугу, поскольку ночевать в лесу, как объяснил пращник, было бы опрометчиво. Возможно, там и придется провести следующую ночь, но лучше этого не делать. И Кетук очень скоро понял почему. Как только вечерний ветер с гор поутих, со стороны леса к лагерю ринулись целые полчища кусачих насекомых. Унако и Синчи, да и другие опытные воины только посмеивались, когда их молодые соратники принялись ожесточенно чесаться и размахивать руками, отгоняя кровососов.
   – А представь, там бы на тебя такие же вампиры напали, только в тысячу раз больше размером, – утешил друга Синчи. – Шкурка у них ого какая дорогая, только богам и сапанам ее хватает.
   – Это еще что, – поддакнул пращник. – Вот когда к реке выйдем, такое начнется! Крокодилы покажутся милее родной мамы.
   Десятник сжалился над солдатами и выдал им по чуть-чуть терпко пахнущей мази, чтобы смазать открытые лицо и руки. Снадобье помогло, и гнус слегка поумерил аппетит. Настолько, что солдаты могли спокойно удовлетворить свой, рассевшись у костров. По счастью, ночью насекомые жалили не так сильно – часть из них испугалась холода и улетела в лес.
 
   Утро началось для Аталая еще более необычно, чем закончился вечер. Вообще-то в последние годы вставал он не так рано, как в молодости, хотя и ругал себя при этом за лень. Но всегда находилась отговорка – мол, довольно в своей жизни он просидел ночей за бдением в наблюдательной комнате Храма, достаточно провел ритуалов и шествий, чтобы позволить себе отдохнуть хотя бы полшестицы.
   В этот раз ему не дали даже толком проснуться. В стену рядом с пологом несколько раз деликатно, но настойчиво ударили кулаком. Аталай мгновенно открыл глаза и глянул на одну из молодых наложниц, выбранную им для сегодняшней прохладной ночи, отчего-то не желая, чтобы она проснулась. Девушка смешно пошевелила носом и что-то невнятно пробормотала.
   – Вставай, господин! – громким шепотом сказали из-за полога. – Великие боги сошли на землю! Сын Солнца Таури ожидает твоего присутствия на церемонии встречи...
   – Ты бредишь? – не сдержался Аталай и откинул стеганое одеяло.
   Воздух обжег тело, густо покрыв его пупырышками, и верховный жрец поспешно надел штаны и рубаху, аккуратно разложенные рядом. В доме раздалось несколько слабых голосов, похожих на женские вскрики, и где-то по лестнице застучали сандалии. Верховный жрец расслышал подобные же звуки и за окошком, хотя выходило оно на сплошную стену соседнего здания. Где-то кричали люди.
   Аталай аккуратно накрыл девчонку одеялом и шагнул за порог своей комнаты. Перед ним стоял посыльный от Таури, одетый с обычным тщанием и богатством, но с совершенно безумным лицом.
   – Какие еще боги? – прошипел Аталай. В груди внезапно возникла острая боль, и он закусил губу, сохранив при этом бесстрастность.
   – Пойдем со мной, господин.
   Они миновали возникших из своих комнат служанок и детей, возглавив при этом небольшое шествие. Все в недоумении молчали, ожидая от главы семейства каких-то объяснений, но он молчал, стараясь приглушить саднящее сердце. «Началось», – билась в его голове простая мысль, но что именно началось, представить он пока не мог.
   Мир готов был рушиться буквально на его глазах.
   – Подайте мне церемониальный плащ, – бросил он, не оборачиваясь к домашним.
   Кто-то поспешно помог верховному жрецу облачиться, повязать седые волосы черно-красной лентой и надеть пояс с ритуальным кинжалом.
   За порогом дома уже было вполне светло, однако ночной ветер с ледников еще не утих. Солнце косо освещало площадь с фонтаном, необычно пустую. Аталай коротким взмахом руки остановил шедших за ним домочадцев и быстрым шагом направился в сторону дворца Таури.
   – Что ты сказал о богах? Где они, как выглядят?
   – Боги, – прошептал воин. – Ты увидишь их из окна сапаны.
   Город наполняло что-то странное, чего Аталай не видел и не чувствовал никогда. Хотя праздник еще не наступил, улицы его были полны людей, собиравшихся кучками и что-то горячо обсуждавших. Многие обосновались на крышах самых высоких зданий. Время от времени такие группы слаженно выкрикивали славословия богам, в том числе сапане Таури.
   Никто не спешил на работу в мастерские и храмы. Можно было предположить, что такая же нездоровая обстановка царит и в остальной, «крестьянской» части Тайпикала.
   Ощущения чуда и тревоги были смешаны во встреченных Аталаем людях почти поровну. Но чудо всё же немного преобладало. Что ж, если никого не гонят работать, это всегда означает праздник в честь богов... А их полагается восхвалять, иначе племя людей вымрет во мраке.
   Завидев Аталая, жрецы и чиновники кланялись ему и приветствовали, и в голосах звучало нешуточное возбуждение. Но верховный жрец держался далеко не так восторженно, сохраняя строгое выражение лица, хотя внутри у него боль боролась со слабостью. К счастью, короткий путь до дворца быстро окончился, и в сопровождении уже троих солдат Аталай поднялся в покои сапаны, на самый верхний этаж здания.
   – Ты долго шел, – мрачно проговорил Таури. Он был один в своей спальне, выходившей окном на город, – ни слуг, ни родственников не позвали.
   Аталаю показалось, что сапана выглядит на двадцать лет старше, чем обычно. Спина его согнулась, будто он взвалил на нее непомерную тяжесть, и мешки под глазами набрякли чернотой. Но в одежде Таури, разумеется, был, как всегда, безупречен, даже облачился в редко надеваемый им плащ из меха летучего вампира и украсил голову пышным убором из перьев кондора.
   – Я спешил как мог.
   – Взгляни сюда.
   Верховный жрец, повинуясь взмаху руки бога Солнца на земле, приблизился к огромному окну, забранному прозрачной слюдяной пластиной. Он не знал, что именно должен увидеть, но это мгновенно бросилось ему в глаза.
   На холме напротив города, по другую сторону ущелья, стоял на нескольких растопыренных лапах невиданный, блестящий в свете утреннего Солнца монстр. Он походил на гигантского паука из кошмара – нет, ни в каком кошмаре не могло привидеться подобное существо. Мертвенно-серое, идеально круглое, холодно поправшее только что сжатое, но пока не очищенное от корней маисовое поле. Одна из его огромных лап продавила почву и вызвала небольшой оползень.
   – Что это? – прошептал Аталай и бессильно прислонился к стене, чтобы не упасть. Ноги у него внезапно ослабели, а в груди возникла вязкая пустота. Он поспешно потер то место, где за ребрами вяло трепыхалось сердце.
   – Посмотри рядом...
   Таури протянул ему трубу с выпуклым прозрачным глазом, и верховный жрец поднес ее к глазу. Увиденное, как ни странно, принесло ему облегчение. Рядом с ногами монстра видны были подвижные фигурки, похожие на человеческие, но в странных безликих костюмах серебристого цвета. Они устанавливали вокруг огромного паука какие-то не различимые отсюда предметы. Между этими как бы людьми суетились загадочные твари на тонких ногах, напоминающие уменьшенную копию монстра, что оседлал холм.
   – Они опустились с неба, – сказал Таури, выждав некоторое время. – Это боги, Аталай?
   В голосе его слышалась непомерная усталость.
   – Да, Таури, – проговорил верховный жрец. – Я думаю, что это или сами боги, или их посланцы.
   – Что-то зачастили они к нам, не находишь?
   – Я ожидал чего-то подобного, когда в усыпальнице...
   – Что мы должны делать? – перебил его сапана. – Что сказано в старых табличках? Как я должен поступить, Аталай? Сейчас я спрашиваю тебя, и больше никого, потому что доверять по-настоящему могу только тебе. Мы росли практически вместе, твой отец воспитывал меня наравне с тобой и учил тому же. Но я не помню, чтобы он говорил мне о таком случае, и спрашиваю тебя.
   – Ты бог Солнца на земле, Таури, – поклонился Аталай. – Тебе нет смысла опасаться своих братьев по небу.
   – Оставь, – раздраженно бросил сапана. – Ты не хуже меня знаешь, что я рожден от женщины, так же как и все аймара. И мой отец, и отец его отца также вышел из женского чрева, нимало не похожего на Солнце или Луну. И я не могу сказать, что мне повезло больше, чем тебе – по крайней мере, твой труп не будут возить по столице в праздники и выставлять на обозрение толпы.
   Аталай невольно обернулся к пологу, закрывавшему вход в покои сапаны, но ткань с вышитой на ней мордой пумы и расходящимися от нее лучами, как у Солнца, не шевельнулась. Если такие речи услышит кто-нибудь из многочисленных родственников Таури, неговоря уж о челяди, возможны разные неприятности...
   – Ты слышишь меня? – убавил голос сапана. – Безъязыкого посланца, голого и безоружного, легко было спрятать подальше от толпы. Не сомневаюсь, он стерпел бы любую чушь, которую мы приписали бы ему. Но что мы можем противопоставить такому? – Он кивнул в сторону огромного «насекомого» на холме. – Ты думаешь, боги еще помнят о том, что именно я представляю их на земле? И знают ли они вообще обо мне, сыне Солнца?
   – Богам ведомо всё, – пробормотал верховный жрец.
   Но он и сам прекрасно понимал, что настоящим ответом его слова не были. Боги одарены мудростью и совершенным зрением, позволяющим видеть и вдали, и вблизи – и за реками, и за горами. Они ведают о невидимых обычному взгляду вещах. Боги познали все четыре стороны света, небесный свод и лик земли как собственную ладонь. Живя в бесконечной черноте космоса, среди звезд, Творец и его дети могут быть так же далеки от людей, как люди от муравьев...
   Нет, если допустить такое, ничего не останется – ни выверенного поколениями истинного знания, ни опоры на высшие силы, что веками подталкивали народ аймара к процветанию.
   – Я пойду к ним и всё узнаю, Таури, – сказал наконец Аталай. – Даже для богов разумно выбрать среди смертных того, с кем они передадут им свою волю. И тогда этот человек станет в глазах людей равным богам – как истинный сын Солнца и бог на земле. Они должны узнать о том, что среди людей есть равный им по происхождению и, может быть, могуществу.