Николай Николаевич Непомнящий
100 великих тайн Второй мировой

«Землетрясение» в третьем рейхе[1]

   В 1933 году, вскоре после прихода к власти, Гитлер устремился в берлинский пригородный район Куммерсдорф, где размещался танковый полигон. Новоиспеченный рейхсканцлер потребовал продемонстрировать ему оснащение механизированных войск. И хотя техника была слабой – всего лишь мотоциклы с колясками, устаревшие бронемашины и легкие танки Т-1, – лязг металла привел фюрера в восторг. Закончив осмотр, в книге для почетных посетителей полигона он размашисто написал: «Германия будет иметь лучшие в мире танки!»
   Жаждавшие выслужиться армейские льстецы пустили в оборот словечко «панцерфатер», что означало «отец танков». Так в коридорах рейхсканцелярии именовали конструктора Фердинанда Порше, который вместе со своим сыном Ферри заправлял делами проектной фирмы. Создав очень удачный легковой автомобиль «Фольксваген», оба Порше теперь стремились увековечить свои имена, лепя из крупповской стали бронированные чудовища для вермахта. О сохранении тайн фирмы заботилась служба безопасности, секретные чертежи покоились в сейфах с хитроумными замками и автоматической сигнализацией, в дверях лабораторий стояли вооруженные эсэсовцы…Тактико-технические данные немецких танков периода Второй мировой войны ныне можно найти в справочниках. А вот закулисные дела фирмы «Порше и К°» и сегодня для многих остаются тайной. Между тем зигзаги конструкторской мысли немецких инженеров в переплетении с буйными фантазиями фюрера весьма поучительны.
   Военные историки не раз писали о дилетантских потугах в пожарном порядке выдать «Третьему рейху» уже в ходе войны различные виды устрашающего сверхоружия. Как правило, подобные монстры оказывались мертворожденными, и совершенно справедливо попытки их создателей квалифицировались как проявления технического авантюризма. Специалистов концерна Круппа дилетантами не назовешь. Однако на примере танковых дел особенно ясно видно, как политический авантюризм нацистских заправил повлек за собой авантюризм в конструкторских решениях и очень скоро привел Порше и его коллег к паническому пересмотру всех ранее принятых принципов проектирования, а затем к образцам вооружения, так и не попавшим на фронт.
 
   Гитлер возлагал на танковые войска особые надежды
 
   Главная установка фашистских планов агрессии хорошо известна – блицкриг, молниеносная война. В соответствии с такой доктриной готовилась и военная техника. Конструкторские разработки нацеливались на решения задач текущего дня или недалекого будущего. Для немецких концернов и монополий это было очень выгодно, потому что рынок сбыта разнообразных смертоносных орудий был обеспечен, а при налаженном крупносерийном производстве считалось вполне достаточным проводить лишь незначительные усовершенствования, не связанные с большими затратами. Промышленники охотно приняли теоретическую формулу, выданную стратегами агрессии: «Война должна быть выиграна тем оружием, с которым она была начата».
   Со времени первого посещения Гитлером Куммерсдорфского полигона строители бронированных машин преподнесли фюреру три модели танков: легкий Т-11, 20-тонные средние Т-III и T-IV. Их броня не превышала 30 миллиметров, а основным вооружением была скорострельная пушка калибром 37 миллиметров. В расчете на молниеносную войну выбрали ведущее качество этих машин – повышенную скорость движения. По хорошей дороге Т-III мог выдать 55 километров в час. На грязь и труднопроходимую местность немецкие конструкторы не рассчитывали.
   Оккупация Франции и других европейских государств, казалось, подтверждала эти расчеты. Военные кампании были кратковременными, а танки действительно лучше, чем у противников. Летом 1940 года был отдан приказ прекратить в области вооружения все исследовательские и конструкторские работы, которые нельзя закончить в течение одного года. Начавшееся проектирование танковых пушек повышенной мощности и модели тяжелого танка приостановилось. Все силы были брошены на то, чтобы заменить в войсках устаревшие танки новыми Т-III и T-IV. Перед нападением на Советский Союз фашисты сосредоточили на нашей границе 3712 машин.
   О принятых на вооружение в декабре 1939 года Красной Армией танках Т-34 и KB с противоснарядным бронированием, дизель-моторами и 76-миллиметровой пушкой фашисты не имели сколько-нибудь ясного представления. Появление на фронте этих машин явилось для фашистов полной неожиданностью.
   – В районе Вереи, – вспоминал немецкий генерал Г. Блюментрит, – танки Т-34 как ни в чем не бывало прошли через порядки 7-й пехотной дивизии, достигли артиллерийских позиций и буквально раздавили находившиеся там орудия. Понятно, какое влияние оказал этот факт на моральное состояние пехотинцев. Началась так называемая «танкобоязнь».
   Т-III и T-IV, которыми Генштаб был вполне удовлетворен, могли поражать наши тридцатьчетверки с расстояния не более 500 метров, да и то лишь в бортовую или кормовую часть. Тяжелый KB вообще стоял на грани непоражаемого танка. Борьбу с новейшими советскими машинами пришлось возложить на зенитную артиллерию и авиацию, ибо основная немецкая противотанковая пушка калибра 37 миллиметров оказалась для этой цели непригодной.
   Первым очнулся Гудериан, своими глазами видевший, как на полях сражений таяли его механизированные дивизии. Он поставил вопрос об изменении конструкции немецких танков. С принципов «война должна быть выиграна тем оружием, с которым она была начата», пришлось расстаться. Когда стало ясно, что планы блицкрига сорвались, факт технического превосходства советских танковых частей дошел и до сознания Фердинанда Порше. Для изучения Т-34 на фронт в ноябре 1941 года выехала группа специалистов. От армейских офицеров они услышали предложение: строить на заводах Круппа копию тридцатьчетверки, используя захваченные образцы этих машин. Такой совет оказался глубоко оскорбительным для «крупповского духа», но главная причина крылась, конечно, не в уязвленном конструкторском самолюбии. Производство многих деталей Т-34, в особенности его дизель-мотора, было невозможно наладить в достаточно короткий срок. От идеи полного копирования пришлось отказаться. Кроме того, хотя армия желала получить маневренный танк, равноценный Т-34, Гитлер потребовал сделать упор на другом: увеличить пробивную силу снаряда, применив длинноствольную пушку, и одновременно наращивать броню: более легкий и быстрый танк должен уступить место тяжелому, с длинноствольной пушкой калибра 88 миллиметров.
   Проектирование тяжелой машины, начатое еще в 1939 году и затем приостановленное, теперь продолжалось с лихорадочной поспешностью. После требований фюрера она прибавила в весе, превратилась в 55-тонную глыбу стали и получила устрашающее название «тигр». Такой вес исключал его выпуск в больших количествах. Управление вооружений было вынуждено заказать еще один танк, более маневренный и по весу приближающийся к Т-34. Но вышедшая из фирмы Порше «пантера» из-за утяжеленной брони своими 45 тоннами догнала первоначальный расчетный вес «тигра». Чтобы возместить полное бессилие немецких 37-миллиметровых и 50-миллиметровых пушек против мощных советских танков, решили также заказать самоходное орудие «ягдпанцер».
   Внезапно одолевшая конструкторов страсть к гигантизму сказалась и тут. Они породили неповоротливое чудовище с полным бронированием и 88-миллиметровой пушкой, имевшей малый угол обстрела. Солдаты на фронте прозвали его «слоном».
   Решения, принятые зимой 1941 года после поражения фашистов под Москвой, означали скоропалительный пересмотр прежнего подхода к танковому вооружению. В соответствии с новой доктриной производство легких Т-II в 1942 году резко уменьшилось. В ожидании, пока замыслы проектировщиков воплотятся в металл, стали налаживать выпуск Т-III и T-IV с более толстой броней. Но Т-III, которым еще совсем недавно восхищались за его высокую, почти как у автомобиля, скорость, не спасла и модернизация. Из-за предпринятого дважды утяжеления он потерял проходимость, и через год его выпуск пришлось прекратить.
   В армейской и политической верхушке Германии ждали обещанного Порше непобедимого танка. Наконец в августе 1942 года лучшие мастера собрали первые шесть «тигров», и фюрер лично распорядился испытать их в бою под Ленинградом. О том, что произошло дальше, рассказал в своих мемуарах бывший министр вооружений «Третьего рейха» Альберт Шпеер: «Все было напряжено в ожидании результата… Но до генерального испытания дело не дошло. Русские с полным спокойствием пропустили танки мимо батареи и затем точными попаданиями ударили в менее защищенные борта первого и последнего «тигров». Остальные четыре танка не могли двинуться ни вперед, ни назад, ни в сторону, и вскоре были также подбиты. То был полнейший провал…» Только что спроектированную машину принялись доводить и улучшать. Выпуск серийных образцов затягивался. Стали подумывать об утолщении брони до 200 миллиметров.
   Чтобы успокоить Гитлера, Фердинанд Порше принял к разработке проект нелепейшего сверхтанка весом около 180 тонн. В целях секретности новое чудовище получило игривое название «маус» («мышонок»). Выдвижение нелепых проектов – это уже не просто поспешный и крутой пересмотр прежних принципов. За чертежными досками началась настоящая паника, разразилось конструкторское землетрясение…
   23 ноября 1942 года, в тот самый день, когда накрепко замкнулось кольцо окружения под Сталинградом, в ставке фюрера царило необычное возбуждение. Гитлер вызвал Шпеера и потребовал срочно представить расширенную программу выпуска танков. Первая задача: срочно, к 12 мая 1943 года, дать 500 «тигров» и «пантер», 90 «слонов». Выполнить «расширенную программу» к назначенному сроку не удалось. Именно по этой причине летнее наступление под Курском пришлось отложить до 5 июля 1943 года. Накануне Курской битвы Гитлер в своей обычной напыщенной манере обращался к войскам: «До сих пор достигнуть того или иного успеха русским помогли танки. Мои солдаты! Наконец вы имеете теперь лучшие танки, чем они».
   Но наши танкисты уже знали слабое место «тигров». Башня этих мешковатых машин с хищно вытянутыми хоботами пушек поворачивалась медленно. Только успеет бронированный «зверь» дать пристрелочный выстрел, как наша тридцатьчетверка сразу же делает резкий маневр и, пока немецкий наводчик разворачивает башню, бьет по «тигру».
   Схватки с первым батальоном серийных «тигров» (44 машины) произошли еще в конце 1942 года под Сталинградом, когда войска фельдмаршала Манштейна пытались разжать кольцо окружения вокруг группировки Паулюса. Успеха «непобедимые» танки не имели… А через полмесяца, когда наши войска прорвали блокаду Ленинграда, у Синявинских высот выстрел советской 122-миллиметровой пушки разнес в железную щепу башню еще одного «тигра». Осколки с такой силой ударили во вторую машину, что ее экипаж тотчас открыл люки и в панике бежал. Целехонький, совсем новый «тигр» своим ходом проследовал в Ленинград, а затем его переправили в Москву.
   Уральские конструкторы, разумеется, не сидели без дела. Еще летом 1942 года они улучшили боевые качества тяжелого KB, a 23 октября того же года Государственный Комитет Обороны принял постановление о налаживании в короткие сроки массового производства самоходных артиллерийских установок. К началу Курской битвы Советская Армия уже располагала достаточным количеством таких машин. Это был знаменитый «зверобой» СУ-152, созданный на базе тяжелого танка КВ. Финал Курского сражения хорошо известен.
   В январе 1944 года немцы потеряли Никополь, где находились богатые запасы марганца. Лишь после войны выяснилось, что немецкое командование установило окопавшимся на плацдарме солдатам двойной оклад, обещало щедрые награды и отпуска в Германию для наиболее отличившихся. По словам Манштейна, Гитлер еще в марте 1943 года трагически заявил: «Потеря Никополя означала бы конец войны».
   Если раньше производство танков сдерживали многообразные конструктивные изменения и переходы от одной модели к другой, то теперь сказалась нехватка стратегического сырья. Пока нацистские вожди в подземных бункерах ломали головы в поисках каких-то невероятных шансов, Урал вместе со всей страной опять приготовил фашистам сюрпризы. На фронт пошли вооруженные теперь уже 85-миллиметровой пушкой тридцатьчетверки и самые мощные танки Второй мировой войны – ИС-2. Немецкие штабы отреагировали еще одной инструкцией: танкистам вермахта рекомендовали избегать встречных боев с ИС-2 и вступать с ними в борьбу только из засад и укрытий.
   Фердинанд Порше все еще ходил на доклады к фюреру, а затем передавал своим конструкторам очередные его указания. Что еще можно было сделать? Выход по-прежнему видели в создании новых машин. Трудились над «мышонком», хотя этот 180-тонный колосс не мог пройти ни по одному мосту, чтобы не обрушить его. И все же бесполезное чудовище стали готовить к серийному производству. Тяга к гигантизму затмила все. Решили вытянуть и без того длинный хобот «тигра». Калибр остался тем же, но длина пушечного ствола выросла до 6,2 метра и почти сравнялась с длиной танка. Весил он теперь 68 тонн и назывался «королевским тигром».
   В августе 1944 года на западном берегу Вислы один из конструкторов фирмы Порше лично повел в атаку только что сформированный батальон новейших сверхсекретных машин. И снова провал. Первое же столкновение со спрятавшимся в засаде Т-34, которым командовал младший лейтенант А. Оськин, стоило конструктору жизни. Как оказалось, броня «королевских тигров», несмотря на непомерную толщину, была низкого качества и под ударами бронебойных снарядов раскалывалась.
   К концу войны в разработке находился уже «сухопутный броненосец» весом более 500 тонн. На нем предполагали установить крупповское орудие-монстр «Дора» и две 150-миллиметровые пушки, а в качестве двигателей применить дизели с подводных лодок. Для постройки «сухопутного броненосца» в металле не хватило ни времени, ни средств: замысел так и остался на бумаге.
   С тех пор как зимой 1941 года в строго охраняемых апартаментах фирмы Фердинанда Порше разразилось конструкторское землетрясение, там при всем изобилии разработок повторяли, в сущности, один и тот же мотив: пушку подлиннее, танк потяжелее. «Панцерфатер» и его помощники с такой завидной последовательностью проводили в жизнь этот принцип, что, по словам западногерманского историка, «немецкая промышленность в ходе войны никогда не могла даже частично удовлетворить спрос войск на танки всех типов».
   Просчеты немецких конструкторов танков – факт, отмеченный многими военными историками разных стран. Вот, например, что пишет американский публицист У. Манчестер в книге «Оружие Круппа»: «Отставание в технике было немцам в новинку, и они так и не пожелали признать этот факт. Если им не удавалось разрешить какую-либо техническую проблему, большинство из них утешало себя мыслью, что она вообще неразрешима. В первую военную весну в России, поглядев, как крупповские танки вязнут в липкой украинской глине, они просто махнули рукой и дали этому времени название «грязевого периода». Но советские широкогусеничные Т-34 прекрасно передвигались в тех уже условиях…» Овладев сырьевыми ресурсами многих европейских стран, Германия произвела в 1941–1944 годах 53 800 танков, а наша промышленность – почти вдвое больше.
   В ходе войны, помимо модернизации Т-III и T-IV, осваивались совершенно новые машины T-V («пантера»), Т-VI («тигр»), T-VIB («королевский тигр»). Самоходная установка «фердинанд» с электроприводом также была отдельной конструкторской разработкой. Отличительными особенностями, вернее, дефектами этих машин были наряду с недостаточной надежностью бензиновые двигатели, неоправданно большой вес, трудность транспортировки и слабая проходимость. В то же время основной советский танк Т-34, принятый на вооружение в декабре 1938 года, выпускался до конца войны, причем в его конструкцию не вносились неоправданные изменения, усложняющие его массовый выпуск. Что касается модернизации, то она для всех типов танков была направлена не только на улучшение тактико-технических характеристик, но и на достижение максимальной технологической простоты, замену дефицитных цветных металлов черными, уменьшение трудоемкости в изготовлении агрегатов и машин в целом. Это дало возможность организовать конвейерное производство танков. Победу в «танковом соревновании» с большим преимуществом одержал Советский Союз.

Охота на фюрера[2]

Георг Эльзер опоздал на 12 минут
   Вечером 8 ноября 1939 года три тысячи нацистов собрались в зале мюнхенской пивной «Бюргербройкеллер», чтобы по традиции отметить годовщину путча, начатого здесь в 1923 году Адольфом Гитлером. С тех пор в этот день фюрер собирал своих старых бойцов. Незадолго до 20 часов появился Гитлер – вид у него был озабоченный. Поднявшись на трибуну после бурной овации, он заклеймил Англию и закончил свою речь такими словами:
   – Мы покажем этим господам, что может сила сорока восьми миллионов, спаянных единой волей! Мы победим! За товарищей нашего национал-социалистического движения, за наш немецкий народ и особенно за наш победоносный вермахт! Зиг хайль!
   Присутствующие тотчас встали и исступленно подхватили этот клич. Духовой оркестр грянул «Хорста Весселя». Речь фюрера продолжалась около 50 минут. Завсегдатаи этого торжества утверждали потом, что обычно Гитлер говорил вдвое дольше. Странным было и другое. Как правило, фюрер задерживался, чтобы поговорить со старыми друзьями и родственниками павших нацистов. Но на сей раз, торопливо пожав несколько рук, он покинул пивную в 21.09. В сопровождении свиты Гитлер отправился на вокзал и в 21.31 отбыл в Берлин.
   Зал «Бюргербройкеллер» опустел за несколько минут. В нем остались только немногие члены партии, десять полицейских и эсэсовцев, а также обслуживающий персонал пивной. Внезапно в 21.20 здание потряс чудовищный взрыв, обрушивший балки потолка и колонны. Из-под обломков извлекли 7 погибших и 63 раненых. Бомба взорвалась в нескольких метрах от того места, где во время речи стоял Гитлер.
 
   Гитлер регулярно встречался в Мюнхене с участниками путча
 
   Фюрер узнал о взрыве только во время остановки поезда в Нюрнберге. Дрожащим от волнения голосом он воскликнул: «Если я покинул «Бюргербройкеллер» раньше обычного, значит Провидению угодно, чтобы я исполнил свое предназначение». Чуть позже, объясняя причину своего внезапного отъезда из пивной, Гитлер заявил: «Я почувствовал властную необходимость сократить речь, чтобы вернуться в Берлин тем же вечером. Я послушался внутреннего голоса, который меня спас».
   Примерно около 22 часов в квартире шефа криминальной полиции Артура Небе раздался телефонный звонок Рейнхарда Гейдриха. Заместитель главы СС Гиммлера приказал Небе возглавить комиссию по расследованию покушения на фюрера и немедленно вылететь в Мюнхен. Сам же Гиммлер позвонил начальнику контрразведки Вальтеру Шелленбергу и сообщил ему приказ Гитлера – завтра же арестовать двух английских шпионов Беста и Стивенса, встретившись с ними в голландском городе Венло под видом борца с нацизмом. Фюрер считал, что за спиной террористов стояли британские спецслужбы…
   Во время полета в Мюнхен Небе терялся в догадках – кто же нанес удар? Партийное меньшинство? Противники из армии? Те из генералов, которые не верили в победоносную войну и хотели бы избавиться от Гитлера? Едва прибыв в Мюнхен, Небе связался с гестапо и создал две следственные группы. Первая, которую возглавил сам Небе, занялась расследованием обстоятельств покушения. Вторая группа под началом Генриха Мюллера взялась за поиски террориста.
   Следователям Небе потребовался всего час, чтобы обнаружить в развалинах пивной части адской машины. По заключению экспертов, бомба оказалась самоделкой, хотя механизм был часовым, а взрывчатое вещество было тем же самым, что использовалось при изготовлении мин.
   Вскоре следствие вышло на часовщика, который продал часы для бомбы. Он дал точное описание примет покупателя: молодой человек лет тридцати, продолговатое лицо, темные волосы, густые брови, сильный швабский акцент. Поскольку бомба находилась в колонне и была замаскирована пробковым деревом, разыскали и торговца, который его продал. Торговец дополнил показания часовщика. Наконец, нашли и слесаря, который предоставил мастерскую молодому швабу, работавшему над каким-то изобретением. Более того – похожего человека уже несколько недель видели в «Бюргербройкеллер». Владелец пивной припомнил, что как-то в октябре застал молодого шваба после закрытия заведения в туалетной комнате. Незнакомец объяснил, что зашел в туалет перевязать фурункул и был по ошибке заперт.
   Полученную информацию Небе передал людям Мюллера и запросил шефа гестапо о человеке с подобными приметами. Ответ пришел незамедлительно. Гестаповцы получили телеграмму с сообщением, что вечером 8 ноября на пограничном посту Лорраха при попытке тайно перейти в Швейцарию был задержан некий Георг Эльзер, столяр-краснодеревщик тридцати шести лет, уроженец Вюртемберга. При обыске у него обнаружили деталь детонатора и почтовую открытку с изображением зала «Бюргербройкеллера», где одна из колонн была помечена красным карандашным крестиком.
   Небе одновременно обрадовался и растерялся. Эльзер был явно причастен к покушению, но вдруг он лишь пешка в руках людей, задевать которых опасно?
   10 ноября Эльзера под конвоем привезли в Мюнхен. Допрос вел сам Небе. При виде спокойного и умного человека он понял, что Эльзер не из простаков. Задержанный располагал алиби – в день покушения он находился в Констанце. На вопрос, зачем же он пытался бежать в Швейцарию, Эльзер откровенно ответил: «Я не хотел воевать». Ему велели раздеться. Так и есть – колени шваба были красными и распухли. Ведь он много часов провел стоя на коленях возле колонны.
   Помолчав, Эльзер признался в том, что совершил покушение. Кто же его направлял? Эльзе отрицательно покачал головой: «Никто». Так, значит, он действовал один? «Да, один», – подтвердил Эльзер. Фюрера он решил убить потому, что ненавидит диктаторов. После прихода Гитлера к власти рабочие стали жить хуже, а когда Германия аннексировала Австрию, Эльзер понял, что фюрер на этом не остановится и втянет страну в войну. И тогда осенью 1938 года он решил действовать.
   Поражает упорство, которое проявил Эльзер. Ровно за год до покушения он побывал в «Бюргербройкеллер» сразу же после тогдашней речи фюрера и как следует осмотрел место, на котором стояла его трибуна. Эльзер удостоверился, что каждый год трибуна ставится именно туда. Выходя из пивной, Эльзер знал твердо – действовать он будет здесь. В его распоряжении оставался год. Год на подготовку убийства Гитлера.
   И в течение этого времени Эльзер готовился днем и ночью: воровал взрывчатку из оружейной мастерской, где работал, а затем проверял ее в саду своего дяди. В августе 1939 года он поселился в Мюнхене. Соблюдая осторожность, Эльзер за три месяца четыре раза менял квартиру. Взрывчатку он перевозил в большом чемодане, а часовой механизм изготовлял из часовой фурнитуры в мастерских слесаря, механика и столяра.
   На допросах Эльзер ничего не скрывал и откровенно рассказывал следователям обо всем. Следователи были поражены: столяр смог самостоятельно изготовить взрывчатое устройство с двумя детонаторами – замедленного действия и электрическим. Нишу в колонне Эльзер начал готовить с начала октября. Вечером он приходил с чемоданом в пивную, перед закрытием шел в туалетную комнату, а затем работал всю ночь. Мусор Эльзер выносил в чемодане и бросал в реку.
   На изготовление ниши для бомбы у Эльзера ушло тридцать пять ночей. В ночь с 5 на 6 ноября он установил взрывной механизм с тем расчетом, чтобы взрыв произошел восьмого числа между 21.15 и 21.30. В ночь с 7 на 8 ноября Эльзер последний раз проверил механизм и утром дня покушения сел в поезд на Кельн – город, который он заранее наметил для перехода границы.
   Оказавшись в 20.30 около таможенного поста, Эльзер слушает по радио трансляцию речи фюрера. Вот-вот прозвучит взрыв! Все узнают, что Гитлер мертв, и мир вздохнет спокойно. Благоразумие подсказывало швабу, что надо быстрее переходить в Швейцарию. Но Эльзер стоял как завороженный – он хотел дослушать речь до конца. Вдруг его схватил сзади какой-то таможенник, которому поведение Эльзера показалось подозрительным. Но зачем же Эльзер взял с собой часть детонатора и почтовую открытку? – задали вопрос следователи. «С целью просить политического убежища», – ответил допрашиваемый. Он рассчитывал, что детонатор и открытка с видом зала «Бюргербройкеллер» помогут ему.
   Тем временем Небе продолжали одолевать сомнения. Следствие обнаружило, что Эльзер не был ни коммунистом, ни социалистом, ни анархистом. Он продолжал твердить, что хотел спасти мир от войны. Но как любитель мог изготовить столь точное взрывное устройство? Как мог один человек осуществить всю эту операцию? И все-таки кто такой Эльзер – одиночка или орудие группы заговорщиков?
   В конце концов по приказу фюрера Небе передал дело Эльзера шефу гестапо Мюллеру. Гитлер по-прежнему был уверен, что покушением руководила Интеллидженс сервис и что Эльзер связан с арестованными в Голландии британскими агентами Бестом и Стивенсом. Газеты сообщали о причастности к террористическому акту Отто Штрассера, основателя «Черного фронта» (организации, оппозиционной Гитлеру). Скрывавшийся в Швейцарии Штрассер отверг обвинение относительно своей связи с Эльзером.